«Морской чёрт» выходит на берег

Глава 10 ПРИМАНКА СРАБОТАЛА

1965 год, июнь. Калининград

— Нашего Гюрзу зовут Исмаилов Альберт Джавадович. Он 1918 года рождения, наполовину азербайджанец, наполовину чеченец, уроженец города Баку, — начал свой доклад Дружинин и, достав из папки фотографии, положил их на стол. — Вот, какой он сейчас. Наш фоторобот ошибся ненамного.

Начальник Управления полковник Костров осматривал фото и слушал, отложив в сторону свежие газеты. Дружинин подробно доложил о результатах поездки в столицу Азербайджана, особо остановился на истории семьи Исмаиловых.

— Значит, Исмаилов… он же Баркая… он же Витцлебен… — негромко подытожил Костров.

— Не сомневаюсь, что у него должно быть еще одно имя, еще один паспорт.

— Так считаешь?

— В разговоре с таксистом Федотовым Исмаилов представился как корреспондент бакинской газеты "Заря Востока". Значит, на случай проверки у него должен быть паспорт с бакинской пропиской.

— Логично…

— Кстати, я привез с собой номер этой "Зари Востока". Взгляните, на первой странице там любопытный материал.

Костров надел очки, взял в руки газету. Несколько минут читал, потом произнес:

— Так это что? Получается, у Альберта Исмаилова родной брат — уважаемый в республике человек?

— Получается так. И, что самое интересное, Исмаилов-старший не знает о том, что его младший брат остался жив.

— Почему?

— Когда он после отсидки в конце 1940-го вернулся в Баку и попытался отыскать брата, ему жильцы дома сообщили, что брат его Рустам в детдоме заболел и умер. Больше Альберта Исмаилова в Баку не видели, он уехал в Чечню к родственникам матери. Появился только в сентябре прошлого года под именем западногерманского туриста Витцлебена. Что касается Рустама Исмаилова, то о нем есть информация не только из газеты, но и из этой небольшой книги.

Следом за газетой Сергей достал из своей папки книгу Софьи Фишман.

— "Дом на Гончарной", — Костров полистал несколько страниц. — Это их дом? Дом Исмаиловых?

— Так точно, дом, где они проживали до войны. Автор книги подробно описывает всех жильцов, кого она знала, следит по возможности за их дальнейшей судьбой.

Костров закурил, выпустил струю дыма и шутливо произнес:

— Слушай, Дружинин, у тебя не папка, а архив. Может быть, там что-нибудь еще имеется?

— Так точно, товарищ полковник, имеется, — Сергей вынул справку о реабилитации Джавада Исмаилова, отца Альберта.

— "…за отсутствием состава преступления", — прочитал вслух Костров и одобрительно покачал головой. — Что же, ты, я вижу, прилично "накопал". Остается самая малость…

Костров притушил папиросу, прошелся по кабинету: — Хочешь анекдот? Рассказали польские товарищи.

— Хочу.

— Тогда слушай. Едут на охоту несколько вельможных панов, проезжают по деревне. Видят: крестьянин, а у него дочь красавица. Один из них, предводитель, неожиданно предлагает: "Наш друг пан Запотоцкий холост. А что если мы эту красавицу выдадим за него?" Паны посмеиваются, но одобрительно кивают. А предводитель подъезжает к крестьянину: "Слушай, давай выдадим твою дочь за пана Запотоцкого, он холост".

Крестьянин падает в ноги: "Что вы, что вы! Я такой бедный". Предводитель: "Ничего, породнишься с паном, будешь богат". "Нет, нет, я не достоин", — умоляет крестьянин. "Зато дочь у тебя красавица". Уговаривали час, другой, на третий крестьянин махнул рукой: ладно, согласен… Предводитель устало вздыхает: "Ну все, дело сделано. Остается самая малость — уговорить пана Запотоцкого".

Дружинин улыбнулся, а Костров продолжил:

— Вот так и в нашем деле. Все знаем, все есть. Остается самая малость: поймать Гюрзу.

Начальник Управления окинул взглядом поднявшегося и стоявшего почти по стойке "смирно" Дружинина. За годы службы он научился определять душевное состояние человека по внешнему виду. Сейчас, глядя на своего сотрудника, работавшего в Управлении КГБ всего второй год, он видел, что капитан Дружинин волнуется, хочет что-то сказать, может, даже важное, но не решается. И он не ошибся.

— Товарищ полковник, у меня есть одна идея, — заговорил Сергей. — Она может показаться вам в какой-то мере безумной, но, как говорил Нильс Бор…

— …лучшие идеи — безумные идеи, — закончил мысль Костров. — Так?

— Так точно.

— Тогда выкладывай. Да ты садись, безумные идеи нужно обсуждать сидя.

Дружинин присел, собрался с мыслями;

— Я, товарищ полковник, поставил себя на место Гюрзы. Город, местность для него незнакомые. С чего бы я начал новый день? Как и вы, с просмотра свежих газет.

По мере того как Дружинин излагал суть своей идеи, Костров все внимательнее слушал, не перебивал. Лишь когда Сергей закончил, начальник Управления подал голос:

— Слушай, а ведь в этом что-то есть. Что мы на сегодня имеем в деле Исмаилова? Его помощник Лещук убит. Дронов рассказал нам все, что знал, но он не знает главного — где прячется Гюрза. Есть еще таксист Федотов, но вероятность того, что Федотов опознает в городской толпе нашего Исмаилова, крайне низкая. Да и сам Исмаилов, думаю, не намерен разгуливать по городу.

— Если еще не удрал обратно.

— Маловероятно. Через вокзалы, аэропорт уйти он не сможет, его там бдительно стерегут. У него одна возможность уйти — так же, как он пришел. — на лодке-танке. Но охрана побережья, как заверил меня Агафонов, заметно усилена. К тому же тем, кто послал сюда Гюрзу, он нужен здесь на месте. Он же прибыл не для того, чтобы в корпусе "Спидолы" прятать янтарные бусы. Он что-то или кого-то разыскивает.

Костров достал из портсигара папиросу, щелкнул зажигалкой:

— В общем, одобряю, действуй. Подключи к делу Бородецкого, а уж он обставит все, как надо. Звони прямо сейчас, от меня. Кто знает, может, приманка и сработает.

— О, какие люди! — театрально вскинул руки репортер "Балтийской правды" Бородецкий, увидев вошедшего Сергея, и, повернувшись в своем вращающемся кресле, скомандовал: — Танечка, золотце, два кофе.

Молодая девушка, отложив просмотр верстки статьи, собралась выйти и исполнить просьбу руководителя, но Сергей вежливо задержал ее, тронув за руку:

— Таня, спасибо, кофе не надо. Но у меня большая просьба, оставьте нас вдвоем минут на двадцать.

Когда она вышла, Игорь Бородецкий резко поднялся с кресла:

— Держу пари: ты, Сергей, поймал шпиона, коварного вражеского лазутчика, — и насмешливо произнес: — Садись, слушаю тебя внимательно.

Сергей неторопливо опустился в кресло напротив говорливого репортера:

— Ну допустим, поймать еще не поймал, но поймаю, если ты мне в этом поможешь.

Сергей вынул из папки, с которой редко расставался, несколько фотографий:

— Узнаешь этого человека?

Бородецкий рассеяно посмотрел на фотографии Исмаилова. Было видно, он узнал, но не торопится в этом признаться:

— Да, вроде бы, узнаю. Я видел недавно его и его компаньона на даче Бисмарка. Я уже рассказывал об этом вашему человеку…

— …лейтенанту Малышкину?

— Точно, Малышкину!

— И что они там делали? — спросил Сергей, хотя мог бы и не спрашивать.

— Да тоже, что и мы. Искали…

— Что искали?

— Ты приехал меня допрашивать? — нервно произнес Бородецкий. — Тогда давай под протокол.

— Ладно тебе… чего завелся? Я по долгу службы спрашиваю. Теперь главное: вот этого человека по кличке Гюрза мы и будем с тобой ловить. Взгляни еще на это, — Сергей протянул Бородецкому номер газеты "Заря Востока". Ведущий репортер "Балтийской правды" взял, глянул и с пафосом в голосе произнес:

— Заря Востока! Какое чудное название. Как тут не вспомнить:

— Кончай представление, — прервал его Сергей. — Я, между прочим, тоже в школе Пушкина изучал.

— Все, кончил, — взмахнул руками Бородецкий. — Слушаю тебя внимательно.

Подробно, с пояснениями Сергей Дружинин изложил все так, как пару часов назад представил Кострову, при этом тайком наблюдал за выражением лица Бородецкого. А оно по ходу рассказа менялось: сначала было безразличным, потом появился интерес, а в конце услышанного глаза ведущего репортера "Балтийской правды" горели, как у охотника, сидящего в засаде на зверя.

— Потрясающе! Это будет не просто репортаж, это будет бомба! — воскликнул он и тут же спросил: — А тот, кого мы будем ловить, меня не убьет?

— Ты можешь отказаться, — сказал Сергей.

— Отказаться? Ну уж нет. Чтобы я, Игорь Бородецкий, спасовал перед опасностью? Никогда!

— Ладно, верю… пока в "Балтийской правде" есть такие репортеры…

— Не так, — поправил Бородецкий. — "Пока такие люди в стране Советской есть!"

Сергей почувствовал, что едва сдерживает улыбку. Особенность речи Игоря Бородецкого состояла в том, что трудно было понять: всерьез он или дурачится?

— Тоже верно, — сказал он. — А с меня, если все пройдет, как задумано, бутылка "Гек-Геля".

Бородецкий замер:

— Ты имеешь в виду коньяк?

— Ну не лимонад же.

— Так, так… это что же, в наших магазинах появился марочный азербайджанский коньяк? Я такой видел только в Москве и Питере.

— Мой из Баку.

— Ты был в Баку?

— Только что оттуда. Ну так что, не подведешь?

— Можешь коньяк уже разливать.

Едва Дружинин ушел, вошла Таня.

— Золотце, приказ, гласящий "два кофе", не отменяется, — громогласно произнес Бородецкий, держа в руке майский номер "Зари Востока". — Нам предстоят великие дела!

Ему показалось, что спал он долго, даже очень долго. Еще бы: перелеты, пересадки — сон только в самолетах, да и то кратковременный. Оказалось, он ошибся — проспал всего-то чуть больше полутора часов. Когда Сергей проснулся, солнце даже не клонилось к закату — июньский день был еще в разгаре.

Сергей вышел в коридор квартиры, направился в ванную умыться. И сразу наткнулся на Михаила Григорьевича.

— Откуда прибыли, если не секрет? — спросил Вольский.

— Из Баку.

— Из Баку? Но вы отсутствовали всего трое суток.

— Правильно: сутки вперед, сутки назад с пересадкой и еще сутки в солнечном Азербайджане, — улыбнулся Сергей.

В коридоре появилась Мария Васильевна:

— Миша. Дай человеку умыться, — одернула она мужа и тут же добавила: — И никаких шахмат, пока Сережа не отведает моих пирожков.

Едва Сергей освежился после сна, как в прихожей зазвонил телефон. Мария Васильевна сняла трубку:

— Сережа, это вас.

Звонил Костров. Интересовался, как дела, не отказался ли Бородецкий? Успокоил: если что — он готов позвонить главному редактору.

— Он не только не отказывается, но и с энтузиазмом взялся за дело, — ответил Дружинин. — Готов даже написать статью, если все получится.

— Пусть пишет, дадим разрешение, — донеслось с другого конца провода. — Но под твою ответственность. Корректировать статью будешь ты.

— Есть, корректировать статью… если она появится, — ответил Дружинин и повесил трубку.

Пирожки с капустойбыли одним из фирменных блюд хозяйки. Сергей с удовольствием лакомился, макая пирожки в блюдце со сметаной. Хозяин квартиры, держа в руке стакан чая, молча расположился рядом.

— Так, значит, из Баку? — наконец, заговорил он. — Как там? Пахнет нефтью?

— Чуть-чуть и то при сильном ветре с моря. Но в целом город красив.

Вольский отставил в сторону стакан в серебряном подстаканнике, задумался:

— Я в Баку не бывал, но с этим городом у меня многое связано.

И на Михаила Григорьевича нагрянули воспоминания:

— В далеком и тяжелом 1942?м Гитлер рвался к бакинской нефти. Когда опасность стала явной, был издан строгий приказ: заминировать нефтепромыслы и хранилища и, в случае появления немцев, взорвать. Неисполнение — расстрел. Но если немцы не придут, а мы останемся без нефти — тоже расстрел. Понимай, как хочешь… Ответственным за все был Николай Константинович Байбаков, ныне министр. Знаете, как именовалась его должность? Уполномоченный государственного комитета обороны по уничтожению нефтяных скважин и нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе. Одним из его помощников был мой старший брат Леня — Леонид Григорьевич Вольский. Тяжелое было время… Грудь в крестах или голова в кустах. Баку немцы не взяли: вышки и хранилища остались целы. А вот Леня заработал и медаль, и первый инфаркт. Спустя некоторое время — второй инфаркт, а через два года после войны его не стало. А ведь ему тогда не было и пятидесяти…

— Простите, не знал. Соболезную…

— Ничего, ничего… зря я разбередил память.

Помолчали. Потом Сергей поднялся, поблагодарил вернувшуюся на кухню Марию Васильевну и вопросительно посмотрел на Вольского:

— Есть предложение сегодня фигуры не расставлять. На вас нагрянули грустные воспоминания, а у меня завтра тяжелый день.

В знак согласия Вольский молча кивнул. Потом обхватил голову руками и снова погрузился в воспоминания.

В своей комнате Сергей расположился на диване. Достал с полки томик Лермонтова, раскрыл. Но не читалось. "Гюрза… он же Исмаилов Альберт Джавадович, — мелькали мысли. — Интересно. Какой он в действительности? Такой, как на фотографии? А вдруг к нему не попадет газета? А может, ему наплевать на брата? Нет, это вряд ли. Ильяс говорил, что в Азербайджане старший брат это второй отец".

Неожиданно мысли переключились на Марину. Что с ней случилось в тот прекрасный вечер, когда он увидел ее на яхте, когда они после гуляли и мило беседовали? "Мне нужно побыть одной", — он хорошо помнил ее последние, резко сказанные слова.

Сергей отложил в сторону томик Лермонтова, поднялся, вышел в коридор. Подойдя к стоявшему на тумбочке телефону, снял трубку, набрал номер. После длинных гудков услышал уже ставший знакомым голос дежурной по этажу гостиницы:

— Инженера Каретину? Попробую найти.

Через пару минут тот же голос заставил Сергея грустно вздохнуть:

— Каретина еще не пришла.

Он повесил трубку. Потом накинул легкую куртку и вышел из квартиры. Прогулка — вот что сейчас ему было нужно.

Альберт Исмаилов не находил себе места. Два дня назад он отправил по нужному адресу сообщение, состоящее всего из трех слов; "Она на месте". И два последующих дня он каждый вечер ловил на своей "Спидоле" радиостанцию "Немецкая волна" и каждый раз записывал на магнитофон передаваемые новости. Именно в новостях ему должны были шифровкой сообщить, куда и когда подойдет этот самый "Зеетойфель". По нескольку раз прокручивал он магнитофонную запись новостей, готовый с помощью кода прочитать сообщение. Но… тщетно. Забыл, что ли, Ройтман о нем? А может, Ройтман сам решится на плавание на "Зеетойфеле", тем более, что он теперь знает, что тайник не тронут? Что в тайнике? Наверняка списки, а точнее, картотека агентуры, которую немцы не успели забрать, уходя. А вдруг еще и ценности? Много по весу они не займут. А раз так, то на "Зеетойфеле" двое приедут, двое и уедут, забрав то, что за металлической дверью. Смогут ли они на берегу отыскать дачу Бисмарка? Смогут, ведь у немцев во время войны здесь был испытательный полигон и отвечал за его безопасность и секретность сам Ройтман. Нужен ли для этого он, Исмаилов? Нет, не нужен. Он не раз уже делал такой прискорбный для себя вывод. Значит, и сообщать ему ничего не будут. Логично… И что дальше? Что с ним будет? Это решит Ройтман, а точнее, те, кто стоят за Ройтманом.

Это утро Исмаилов, как всегда, начал с прогулки до газетного киоска. Осторожно спустившись с пятого этажа и не встретив никого в подъезде, вышел на улицу. Завернувшись от дождя в плащ, надел летнюю кепку и не спеша пошел по мокрому асфальту. Через пару кварталов обозначился киоск "Союзпечать".

Дождь усилился и, чтобы купленные газеты не подмокли, Исмаилов опустил их в небольшую капроновую сумочку, предусмотрительно захваченную с собой. Вернувшись, он начал просмотр прессы с центральных газет. "Правда", "Известия", "Труд" — все пишут об одном и том же, в первую очередь, об открытии Самоотлорского нефтяного месторождения, крупнейшего в СССР. Исмаилов отложил их в сторону и развернул "Балтийскую правду". И здесь пишут о нефти, о своей, недавно открытой калининградской нефти в районе города Гусева. В связи с этим большая статья: "Бакинские нефтяники помогут". Бакинские… чем-то родным повеяло. А вот и глава делегации высказывает свое мнение о перспективах нефтедобычи, отвечает на вопросы — почетный нефтяник, Герой Социалистического Труда… Альберт Исмаилов замер, потому что после перечисления званий и наград следовало имя — Рустам Исмаилов. Больно кольнуло сердце, ведь его младшего брата при жизни тоже звали Рустам Исмаилов. Альберт закрыл глаза, вспомнил весну 1938 года, когда он после ареста отца в последний раз видел брата.

Исмаилов-старший стал читать дальше — дальше следовало интервью с Героем Соцтруда. Но что это? Рустам Исмаилов вспоминает тот же 1938-й, когда арестовали отца, вспоминает, как его отправили в детдом. И… о том, что ничего не знает о своем старшем брате, говорит, во время войны пропал без вести.

Альберт Исмаилов замер: выходит… выходит, брат Рустам жив! Да еще такой уважаемый человек! Альберт Исмаилов готов был закричать, и этот крик был бы и радостью, и проклятием самому себе, за то, что он, как старший брат, ничего не знал за эти годы о судьбе младшего.

В горле перехватило, Альберт Исмаилов, как окаменелый, сидел неподвижно несколько минут. Потом, словно опомнившись, схватил "Балтийскую правду" и впился глазами в ее последнюю страницу, на которой был указан адрес редакции.

Игорь Бородецкий почувствовал, что сегодня он не сможет работать. А дел было много: незаконченные статьи, интервью, телефонные звонки, которые он собирался сделать в различные города и поселки области. Но ожидание — тяжелое ожидание взяло верх. "Придет? А может, не придет. Зря мы…" — шептал он самому себе, посматривая на сегодняшнюю "Балтийскую правду". Там передовицей красовалась его статья, подготовленная на основе материала из "Зари Востока". Вчера он весь день трудился над ней, а под вечер принес главному редактору, сказав, что она для ближайшего выпуска газеты и планируемую передовицу надо заменить. Ожидал вопросы, даже проклятия вспыльчивого главреда, но тот был на удивление спокоен. Видимо, ему звонили из Управления на этот счет.

Бородецкий то нервно расхаживал по кабинету, то пил очередную чашку кофе. Кофе готовил сам, поскольку Таню, своего секретаря-машинистку, отпустил домой, в целях безопасности. В таком ходячем положении застал его вошедший Дружинин.

— Волнуешься?

— Сам не знаю, что со мной, — отозвался Бородецкий. — Всегда считал, что у меня железные нервы, а тут…

— Успокойся, мы рядом. К тому же если он придет, то придет без оружия.

— Ты так считаешь?

— Не сомневаюсь. Это во время войны разведчики уходили за линию фронта с оружием и стреляли при необходимости. Тот, кого мы ищем, разведчик другого уровня. Для таких есть правило: если разведчик выстрелил, то это уже не разведчик.

Ведущий репортер "Балтийской правды" молчал.

— Давай лучше в шахматы сыграем, — предложил Сергей.

— Да какие тут шахматы! — взмахнул руками Бородецкий. — Я в таком состоянии, что у меня и конь пойдет по диагонали.

Прошел час, другой, ожидание было томительным. Вдруг раздался телефонный звонок! На столе у Бородецкого стояло два телефона: один красного цвета, новый, был внешним. Другой, черный — внутренний. Услышав звонок, Игорь схватил красный, которым пользовался гораздо чаще. Но, услышав в трубке длинные гудки, понял, что ошибся. Чертыхнулся и снял трубку черного. Звонил вахтер:

— К вам, Игорь Петрович, человек…

— Кто такой?

— Говорит, ваш коллега, корреспондент бакинской "Зари Востока". Удостоверение показал.

— Пропусти, пусть заходит, — с волнением в голосе ответил Бородецкий.

Как только он положил трубку, стоявший рядом и слышавший разговор Дружинин произнёс:

— Это он! Будь спокоен и внимателен. Мы рядом.

Сам Сергей присел за столик с пишущей машинкой, за которым вчера сидела Таня.

…Когда дверь кабинета открылась и на пороге появился Исмаилов, Бородецкий неожиданно почувствовал облегчение. Оказалось правдой: страх перед опасностью сильнее самой опасности. Вошедший выглядел вполне обычно для летнего времени: светлые пиджак, брюки и кепка; в одной руке он держал свернутый плащ-болонья, в другой газету — очевидно, свежую "Балтийскую правду". Лишь черные глаза выражали решимость и настороженность.

— Простите, я могу видеть репортера Бородецкого? — спросил вошедший.

Игорь Петрович поднялся:

— Бородецкий это я. Чем могу служить?

Вошедший протянул руку, в которой была зажата газета:

— Я прочитал вашу статью…

Но договорить он не успел. Сидевший за пишущей машинкой человек резко поднялся. В это время в кабинет вошли еще двое: лейтенант Малышкин и оперативник.

— Гражданин Исмаилов Альберт Джавадович, вы арестованы по обвинению в незаконном пересечении границы Союза Советских Социалистических Республик, — четким официальным голосом объявил капитан Дружинин — так, как когда-то, служа на границе, объявлял при задержании нарушителя.

Полковник Костров внимательно рассматривал сидевшего напротив Исмаилова. В камере предварительного заключения, кроме них, находились еще Дружинин и Малышкин. Последний сидел за небольшим столиком, готовый включить магнитофон для записи и вести протокол.

За время службы Костров немало повидал таких вот допрашиваемых. И если допрос вел сам, начинал с молчания, ждал, когда первым заговорит сидящий перед ним человек. А среди тех, кто подлежал допросу, были всякие: одни начинали с того, что чуть ли не падали в ноги, прося снисхождения; другие наоборот — посылали проклятия Советской власти; третьи молчали, дрожа от страха. Сидящий на прикрепленном к полу табурете Исмаилов также молчал, но страха в его глазах Костров не заметил.

Молчание длилось минуту, две, три… Наконец, Исмаилов подал голос:

— Это правда?

Костров понял. Он достал со стола свежий номер "Балтийской правды":

— Вы её имеете в виду?

— Да, её.

Едва заметная улыбка появилась на лице начальника Управления:

— Почти правда, — Костров отложил в сторону газету и взял другую, которая именовалась как "Заря Востока". — А вот здесь точно, правда. Читайте, вы же, вроде как, корреспондент этой газеты.

Костров, Дружинин и Малышкин внимательно наблюдали за тем, как Исмаилов читал материал о своем брате, как задумался, как вторично, словно не доверял написанному, прочитал и, отложив газету, склонился, закрыв лицо руками. Снова наступило молчание. И снова Костров ждал, когда сидящий перед ним заговорит. И Гюрза-Исмаилов заговорил:

— Я согласен на любые условия, отвечу на все ваши вопросы, только прошу одно: перед тем как расстрелять, дайте мне увидеться с братом, — глухим голосом произнес он, не отрывая рук от лица.

— Может, не будем начинать разговор с мрачных мыслей, — сказал Костров.

— А что, есть другие варианты? Вы обо мне, наверное, все знаете, Мастер все вам выложил.

— Вы имеете в виду Дронова?

— А кого же еще? Правда, у него фамилий много.

— Как и у вас, Исмаилов.

И опять молчание. На этот раз его нарушил начальник Управления:

— Мы приветствуем ваше желание сотрудничать с нами. И, думаю, суд это учтет. Поступим так. Ваше довоенное и военное прошлое нам в основном известно, его вы подробно изложите на бумаге. Нас в большей степени интересует настоящее. Готовы отвечать?

— Спрашивайте.

Протокол допроса гр. Исмаилова

Исмаилов Альберт Джавадович (он же Авилов, он же Баркая), 1918 года рождения, беспартийный, не женатый, судим в 1938 году за грабеж (срок 2,5 года); последнее место проживания г. Калининград.

Вопрос: Как вы очутились на территории СССР?

Ответ: Меня доставили на мини-подводной лодке "Зеетойфель".

Вопрос: Что это означает?

Ответ: Морской черт.

Вопрос: Где проходила посадка в лодку?

Ответ: На борту судна "Мария Магдалена".

Вопрос: Как далеко это от нашего берега?

Ответ: Не могу сказать. Знаю только, что добирались почти 2 часа.

Вопрос: Кто вас готовил? Кто ваш наставник?

Ответ: Его зовут Пауль Ройтман.

Вопрос: К Борисовской разведшколе он имел отношение?

Ответ: Имел. Там он тоже был моим наставником.

Вопрос: И для Мастера, то есть для Дронова тоже?

Ответ: И для него.

Вопрос: Где вы проходили подготовку, перед тем как отправиться к нам?

Ответ: Сначала в Гамбурге в специальном центре, потом на острове Феморн, на военно-морской базе. Там проходили испытания "Морского чёрта".

Вопрос: Подготовкой руководил Ройтман?

Ответ: Да, он.

Вопрос: Только он?

Ответ: Был еще Лемке, врач, он же инструктор по физической подготовке, точнее — по выживанию. Еще назову рулевого лодки Вальтера. Он учил, как вести себя в лодке.

Вопрос: А что, есть особенности?

Ответ: Есть и немало. Например, шаг в сторону, и лодка может дать крен. И вообще, если честно, находиться в лодке страшно.

Вопрос: Лодка рассчитана на экипаж из двух человек?

Ответ: Думаю, что больше.

Вопрос: Почему?

Ответ: Я хорошо владею немецким и однажды случайно услышал разговор Ройтмана с одним человеком. Они вспоминали военное время, когда "Зеетойфель" мог нести на борту две мини-торпеды, помимо двух человек экипажа. Сейчас торпеды не нужны, и вместо них один человек небольшого веса мог бы уместиться. Но это только мои домыслы.

Вопрос: А с кем тогда говорил Ройтман?

Ответ: Не знаю. Этот человек часто посещал нас. Ройтман по отношению к нему выглядел подчиненным, хотя и называл его Эвальд.

Вопрос: Цель заброски вас на нашу территорию?

Ответ: Установить, цел ли тайник в районе дачи Бисмарка.

Вопрос: Что в тайнике?

Ответ: Не знаю. Мне Ройтман не докладывал.

Вопрос: А если предположить?

Ответ: Возможно, картотека агентуры или какие-нибудь ценности. Меня это не касается.

Вопрос: Итак, вы очутились на берегу, на территории Советского Союза. Место высадки было вам знакомо?

Ответ: Нет, но мне было указано, что в 3 километрах на юг от места высадки находится охотничья сторожка. Там меня должны были встретить.

Вопрос: Встретили?

Ответ: Встретил один человек. Я его не знаю.

Вопрос: Лицо запомнили?

Ответ: Нет, он был в длинном рыбацком плаще с капюшоном. Лица он не открывал.

Вопрос: А голос? По голосу узнали бы?

Ответ: Может, и узнал бы. Голос запоминающийся, приятный. Впечатление такое, что я раньше его где-то слышал.

Вопрос: Его действия?

Ответ: Он принес мне одежду, в том числе такой же рыбацкий плащ с капюшоном. Дал переодеться и доставил до города.

Вопрос: Адрес?

Ответ: Улица Саперов, 10, квартира 28, где я и проживал. Еще он снабдил меня деньгами и картами города и области.

Вопрос: А документы?

Ответ: Документы на имя Авилова и Баркая мне вручал Ройтман перед отправкой.

Вопрос: Имя Лещук Семен Аркадьевич вам знакомо?

Ответ: Знакомо. Мне рекомендовал его Ройтман а качестве помощника, если такой потребуется. Но, похоже, Ройтман ему не особо доверял. Поэтому, когда я случайно увидел в толпе Мастера… в смысле Дронова, я решил, что Дронов подойдет лучше.

Вопрос: Почему?

Ответ: Я заявился к нему домой. И когда узнал, что он не был осужден, то понял, что прошлое позволит мне держать его "на крючке". Но решил проверить. Поэтому и организовал эту клоунаду со "Спидолой" и янтарем. Но Дронов пришел к вам.

Вопрос: Откуда вы узнали?

Ответ: Операцию со "Спидолой" я поручил. Лещуку. Он же мне и сообщил, что связь провалена.

Вопрос: Как он это установил?

Ответ: Затрудняюсь сказать. Спросите лучше самого Лещука.

Вопрос: Лещук мертв, отравлен. Ваша работа?

Ответ: Мертв? (Удивление на лице). Нет, не моя… Зачем мне его убивать. Мне он нужен как помощник. Не ахти какой, но помощник.

Вопрос: Давайте вспомним тот день. Вас с Лещуком видели на доче Бисмарка. Что вы там искали?

Ответ: На даче ничего. Мы искали тайник и нашли его метрах в 200 от территории дачи на берегу моря.

Вопрос: Это тот самый тайник с металлической дверью, который вы искали?

Ответ: Тот самый.

Вопрос: Вы говорите, что дверь на месте, а это значит, что тайник цел. Но где гарантия, что его до вас не вскрывали? Может, открыли, вынесли содержимое и закрыли, как было?

Ответ: Исключено. У двери есть кодирующее устройство. Если дверь открывать, не набрав нужный код, произойдет взрыв. Об этом меня еще Ройтман предупреждал. Возможно, он один и знает номер кода.

Вопрос: Вам этот номер должны сообщить?

Ответ: Нет, об этом разговор не шел. Мне сообщить должны только время прибытия "Зеетойфеля".

Вопрос: Как сообщить?

Ответ: Через "Немецкую волну".

Вопрос: А место прибытия?

Ответ: Место одно: берег, где стоит полуразвалившийся ангар с тайником. В этом случае время погрузки будет минимальным.

Вопрос: Вы установили, что металлическая дверь цела, а значит, цел и тайник. Как вы об этом должны сообщить Ройтману?

Ответ: Я должен был позвонить вот по этому номеру (берет карандаш и записывает на листке бумаги) и очень кратко выразить текст передаваемого сообщения.

Вопрос: Какой именно?

Ответ: Я передал: "Она на месте", имел в виду дверь. Но передача состоялась только после третьего звонка. После первого и второго я должен был положить трубку. Такой порядок связи установил человек в плаще с капюшоном.

Вопрос: Получается, ваше сообщение до Ройтмана не дошло?

Ответ: Не могу сказать. Возможно, дошло, но Ройтман не спешит с ответом.

Вопрос: На основании чего вы это установили?

Ответ: Я каждый вечер слушаю "Немецкую волну". Если бы для меня было сообщение, я бы его принял и расшифровал.

…Допрос длился более двух часов. Когда он закончился, Костров поднялся:

— Хватит на сегодня, — сказал он и дал знак Дружинину и Малышкину.

Дружинин сложил протокольные листы в свою папку и достал из нее небольшую книгу:

— Возьмите, почитайте, — протянул он Исмаилову.

Тот с интересом стал рассматривать:

— Гончарная, 26… Да это же мой дом! — громко воскликнул он.

Сергей снова полез в папку:

— Это еще не все, — он достал лист бумаги; это была справка о реабилитации Джавада Исмаилова.

Альберт Исмаилов осторожно взял справку вгляделся и замер, не сказав ни слова. А когда его черные глаза стали влажными, Костров, Дружинин и Малышкин поняли, что Исмаилов потрясен.

Они вышли. Дежурный закрыл дверь камеры, и полковник Костров тихо спросил Дружинина:

— Твое мнение?

— Мое мнение: он готов, — также тихо ответил Дружинин.