«Образ двадцатого… В прошлом и настоящем»

Помножение образов у Пикассо

Для тех, кто привык говорить и думать об искусстве XX столетия как о серии новых мифологических систем, пример творчества Пабло Пикассо наиболее благоприятен. Его способность переинтерпретировать старые образы, придавая им обаяние новизны, как будто бы они только что народились, дает к тому основание. Ведь до мифов не существовало ничего... Тут и кроется, если так можно выразиться, секрет гения, его умение призывать зрителя к созерцанию акта сотворения, будь то мистически трактованный мир «голубого» и «розового», где астрально мелькают фантомы не обретающих покоя существ, затем «чужой» мир, возникая из инобытия, обретает плоть, из которой формируются архетипальные образы, которые словно формируются вновь, сейчас, примитивные, грубые, в раннем, таком экспрессионистичном, кубизме. Вскоре они окультурены, колоризированы, связаны с игровой культурой, картами, вином, табаком и музыкой. Им уже тесно в рамках картины, которая благодаря своей рельефности и активному введению инородных для живописи элементов превращается в пространственный объект, затем в подобия скульптуры, а затем и в опыты работы с театральной сценой, что не лишено дадаистического привкуса и игры с традициями. Дальше — больше. Пикассо погружает зрителя в таинственный мир судьбы Минотавра, а также создает столь мощную по аллегорической патетике композицию «Герника» (1937), полную антивоенного пафоса. Позже художник играет в мифологическое как в серийную импровизацию, касаясь всего, что ему поставляет традиция и современность. Но главное — в другом. Весь образ Пикассо воспринимался современниками как мифологический, умирающий и воскресающий в каждом новом своем творении.

Пабло Пикассо — имя, с которым по своей известности способны конкурировать только А. Эйнштейн и Ч. Чаплин. Когда-то «по Пикассо» измерялось все современное искусство, его авангардность. Эту мысль афористично высказал сюрреалист Андре Бретон: «Там, где прошел Пикассо, делать нечего».

Прожив более 90 лет, художник стал легендой, неким мифологизированным героем авангарда, способным и себя в шутку называть «чертом». Это беспокойный и сложный талант, мимо которого нельзя пройти равнодушно. В его творчестве живут тревога Сезанна и муки Ван Гога; Пикассо переживает периоды полноты и периоды опустошенности. Он все время меняется, но не становится хамелеоном; он не «окрашивается» под среду: среда приобретает его краски и формы. Он так же многолик, как наш век, у которого не может быть одного измерения. Порой многоликость ставилась художнику в вину, поговаривали, что он не может стать «именно Пикассо». Но как раз именно Пикассо он и стал.

Разговоры о каком-то скрытом его шарлатанстве и шутках над зрителями давно забыты. Художник просто не любил, как говорил он сам, «повторять самого себя». И поэтому, по его словам, «различные методы», которые он «применял в своем искусстве, нельзя рассматривать, как ступени развития на пути к некоему неведомому идеалу». Ему казалось важным «не развитие» стилей, но «изменение» образа мыслей, чувств, живописных манер. Более того, мастер, обращаясь к живописи, графике, скульптуре, керамике, стихам и оформлению сцены, всегда хотел показать, что нашел, а не что ищет. Его личный эксперимент переходил во внеличный, эпохальный, человеческо-родовой. Главное для художника — свобода. Этот одинокий «Дон Кихот авангарда» мечтал быть свободным от самого себя, нередко выступая против себя. Пользуясь свободой, хотел показать «драму жизни». Картина для него — «отражение чувств». Главное же — передать зрителю собственное беспокойство и тревогу. Живущий интенсивно, работающий лихорадочно, он «никогда не рисовал ничего, кроме своего времени». Говоря эти слова, Пикассо добавлял: «Я всегда работал для своего времени». Художник многое знал об «условности искусства» и никогда о ней не забывал. Он помнил, что перед глазами «нужно иметь реальную жизнь». Поэтому при всей свободе творчества Пикассо знал пределы своим «фантазиям». Именно поэтому он не признавал самого факта существования абстрактного искусства. Его «натура» как материал для творчества — это, конечно, сама действительность, художественные традиции, к которым мастер был крайне чуток. Благодаря последнему обстоятельству и появляется тяга к повторениям и импровизациям.

Обращаясь к наследию мастера, нужно видеть и бесконечные «мутации» его творчества, все его «голубые» и «розовые» периоды, кубизм, энгризм, неоклассицизм, сюрреализм и т. п., но желательно сохранять представление о творчестве в целом. При всем различии манер в разные периоды заметно, что творчеством художника движет закон: «...некое брожение — складывание стиля — разрушение — вновь брожение — стиль» и т. д. В сущности, по крупному счету, у Пикассо видны три периода: до создания «Авиньонских девиц»; от «Девиц» до «Герники» (1937); после «Герники». Известно, что «Девицы» и «Герника» — ключевые произведения в развитии художника. Не исключено, что в центре периодов, заключенных между ними, да даже и более мелких, появлялись свои наиважнейшие произведения, аккумулирующие стилистику и поэтику.

Портрет П. Пикассо

«Гений открытий», Пикассо говорил: «Я не ищу, я нахожу». Работая «в присутствии натуры», изображая предметы «такими, какими они представляются», художник «проживал свои работы». Он подчеркивал: «Я не мог бы жить, не отдавая искусству все свое время. Я люблю его как единственную цель своей жизни. Все, что я делаю в связи с искусством, доставляет мне величайшую радость». Мастер «смотрения в упор», он начинал картину, словно «бросаясь в пустоту». Художник полагал, что «картины живут своей жизнью», и в процессе работы часто менял и корректировал свои замыслы. Такие многочисленные исправления видны во многих произведениях. Рентгенограммы свидетельствуют, что некоторые части картин переписывались по два-три раза. Так он стремился добраться «до истины». По этому поводу Пикассо выразился однозначно: «Искания в живописи не имеют значения. Важны только находки... Мы все знаем, что искусство есть ложь, но эта ложь учит нас постигать истину, по крайней мере, ту истину, какую мы, люди, в состоянии постичь». Итак, художник-алхимик, находящий «истины» и попутно создающий авангард.

«Пикассо до Пикассо» формировался в Барселоне. В столицу Каталонии он прибыл в 1899 году, уже имея немалый опыт профессионала. Не стоит забывать, что художник начал рисовать с восьми лет, потом учился в ряде местных школ и в Мадридской академии Сан-Фернандо. Он хорошо знал старую живопись, но в его творчестве начинали пробиваться оригинальные черты. Обучение в Барселонской академии подавляло всякую индивидуальность, и поэтому он о ней вспоминал с отвращением. С друзьями он просиживал в декадентском кафе «Четыре кота», почитавшемся как «второй дом» и являвшемся «окном в Европу». Здесь складывался каталонский авангард, воспитанный на примерах живописи Гогена и символической французской группы «Наби». Большим авторитетом пользовались идеи анархизма. Сочинения П. Прудона, М. Бакунина и П. Кропоткина широко обсуждались; в кругах художников известен был писатель-анархист Д. Бросс. Под влиянием новых идей, да и натурализма местной литературы, продолжающей традиции Э. Золя, начинающий мастер обратился к теме обездоленных, нищих, проституток, безработных, иначе, пользуясь модным анархическим языком, люмпен-пролетариата. То, что сюжеты эти были распространены, свидетельствуют картины другого испанского мастера тех лет — И. Нонеля. Бесполые, худые, оборванные и неприкаянные персонажи-образы картин юного Пикассо полны символического смысла. Так же как и нигилистический независимый дух художника, это будет иметь значение и в дальнейшем. Авангардные журналы Барселоны, близкие мюнхенскому «Югенду», знакомили с репродукциями произведений Ван Гога, Тулуз-Лотрека, Мунка, Форэна и Стенлейна. Следы их воздействия есть и у Пикассо. Однако становилось ясно, что пора наведаться в столицу Франции.

В 1900 году, во время Всемирной выставки, Пикассо впервые прибывает в Париж. Испанская колония была тогда сильна в столице Франции, в ней насчитывалось до 20 тысяч человек — «цвет юности Испании». Художник начал вживаться в новую для себя среду, правда еще долго не решаясь окончательно порвать артистические связи с Барселоной, провинциальность которой все больше бросалась в глаза. Культ зодчего А. Гауди — фантазера в архитектуре и стиль «модернисимо» удовлетворяли все меньше и меньше, хотя временами художник и пробовал писать салонно-декоративные портреты в стиле модерниста И. Сулоаги. В 1901 году открылась первая выставка его работ. Затем он выставляется у знаменитых «тетушки» Б. Вейль и А. Воллара. Его окружили поэты А. Сальмон, М. Жакоб, А. Жарри, Ж. Мореас, которых привлек «маленький Гойя в Париже». Внимание поэтов ему будет обеспечено и в дальнейшем. В кругу его друзей будут Аполлинер, Реверди, Превер, Элюар. Все это, конечно, не случайно. Пикассо говорил, что любит поэтов, да и сам осознавал себя поэтом. И дело не только в том, что Пикассо писал стихи, для него живопись и поэзия были одним целым, только он больше предпочитал заниматься «рифмами форм».

Итак, Пикассо только что исполнилось двадцать.

Ранний стиль — «стиль Воллара» — отличается пастозными мазками; яркие краски и темные контуры, возникшие не без влияния творчества Лотрека, скончавшегося в 1901 году, имели характер «витражности». Затем ранний «протофовизм» постепенно уходит.

Первый значительный период — «голубой», или «испанский». «Голубым» он назван по господствующим краскам, а «испанским» — потому что художник жил преимущественно в Барселоне (о нем писал авторитетный журнал символистов «Ревю бланш»), «Голубой» период — плоть от плоти стиль модерн, с его символической монохромией цвета, как бы «оплавленными» контурами фигур, темами печали и одиночества людей-призраков, словно вслушивающихся в себя. Художник то исследует быт и нравы большого города, то создает картины-аллегории.

П. Пикассо. Старик нищий с мальчиком. 1903

Выбор доминирующего голубого навеян примерами фона средневековых фресок Испании, живописью Эль Греко, Моралеса, Сезанна и Ван Гога. Кроме того, со времени романтизма мир голубого стал рассматриваться как мир, удаляющийся от всего живого, как цвет уходящего, погибающего, трансцендентного и фаустовского. Конечно, он идеально подходил для изображения нищих стариков евреев с поводырями, алкоголиков, бродяг, постаревших актеров, бродячих комедиантов, слепцов, проституток и поэтов. Названия картин говорят сами за себя: «Нищета», «Трагедия», «Отверженные». В различных сценах «поцелуев» люди не могут оторваться друг от друга, и не Эрос соединяет их, просто им страшно в этом голубом и холодном мире. Пикассо, как и некоторые его барселонские друзья, считал в духе эстетики декаданса, что «искусство порождается болью и печалью, ибо они составляют трагический фон жизни». Художник смог найти адекватный язык подобной «эманации страданий», ибо кто «грустен, тот искренен». Пикассо, чтобы создать соответствующую среду, мастерски обыгрывает ритм, повороты фигур. Лица застывают как маски. Нередко пропорции людей слегка нарушены и удлинены — то знак повышенной духовности. Последнее необходимо, ведь представленные существа — персонажи израненные и ранимые, так много пережившие и находящие силу духа, чтобы жить дальше. Но смерть близка; ее дыхание заставляет их замирать; трагедия следует за трагедией.

Голубой цвет мог возникнуть из ноктюрновых пленэров вроде живописи картины «Синие крыши Барселоны» (1902). Мог быть и осознанно выбранный цвет печали. В те годы в парижском кафе застрелился Касаджемас, ближайший друг Пикассо, и искусство Пикассо — «дитя боли». Голубой господствует, он уничтожает и одухотворяет плоть. Такая живопись — живопись для любителей поэзии Бодлера и Верлена. Характерны работы «Старый еврей с мальчиком», «Встреча» и «Жизнь». О «Старом еврее...» можно сказать словами Сальмона: «Убогие бродяги, избравшие церковную паперть своей родиной... Здесь все скорбь и печаль». Картина «Встреча» написана в 1902 году в Барселоне; полотно рассказывает о встрече у ворот парижской тюремной больницы Сен-Лазар проститутки и ее матери. Но значение показанной сцены сложнее, не случайно ее композиция восходит к иконографии скульптуры шартрского собора «Встреча Марии и Елизаветы», а другое название картины — «Две сестры». Обобщенный, символический образ создан в картине «Жизнь» — итог размышлений о круговороте человеческих судеб, о рождении, любви и смерти. К рубежу 1904—1905 годов сумерки голубого начинают размываться. Розовые лучи надежды согревают остывшие существа. Композиции нередко многофигурные, как, например, «Семья странствующего комедианта» и «Девочка на шаре». Цвет становится нюансированным, более богатым. Люди показаны на фоне пустынных ландшафтов. Стерильность пространства подчеркивает их одиночество. Краски, временами блеклые, напоминают матовость старинных фресок. Такой «фресковый» стиль очевиден. В этих картинах есть иносказание, обобщение, символика. Сам художник говорил, что «в его холстах много души». Со временем Пикассо все больше начинают интересовать мотивы дружбы и семьи. Представлены преимущественно Пьеро и Арлекин, цирковые артисты, акробаты и музыканты.

В картинах «розового» периода существует много скрытых поэтических ассоциаций с творениями Бодлера, Рильке, Сабартеса и др. Временами, как в сценах «туалета» и в картине «Гарем» (1906), Пикассо добивается тончайших моделировок обнаженных женских тел, рафинированной тонкости красок. Как всегда, гуманистическое восприятие действительности отличает поэтику мастера. Он не скорбит уже, а лирически переживает открывшуюся красоту мира, тонкость и хрупкость человеческих настроений и отношений. Нет сомнения, что и не будь его знаменитого кубизма, художник непременно вошел бы в историю нового искусства XX столетия. В 1905—1906 годах художник охотно обращается к скульптуре; пластика, немыслимая в голубых тенях, отрицающих плоть, теперь выражает чувство полноты жизни. Сам художник говорил, что его скульптура — «комментарий к живописи».

В 1906 году стилистические искания продолжаются. Это свидетельствует о ломке прежнего стиля, о брожении и создании нового. Под влиянием строгого стиля Пюви де Шаванна еще раньше появляются элементы неоклассицизма. Ряд произведений, например «Портрет Гертруды Стайн», «Автопортрет», написаны в реалистической манере. В серии «обнаженных» формы трактуются порой крайне объемно и общо. Однако в некоторых картинах появляется большая угловатость отдельных фигур, деформации; розовый тон переходит или в серый, или в охристый. Характерно, что Пикассо часто «не видит» отдельные краски; редким гостем на его палитре бывает красный.

Все большее внимание художника привлекают скульптура и графика, развивающиеся более органично, чем живопись, дающие основу его нового стиля: в одном случае большие массы пластических форм, сгустки материи, в другом — свобода импровизации, умение опускать детали, дематериализовать изображаемое. Его живопись явно тяготела временами то к скульптурности, то к графичности. Аполлинер подготавливает художника к решительному повороту. Свою «революцию» в искусстве произвел Матисс, «вечный» соперник и друг художника. Поэт указывает на его пример и зовет Пикассо к большей смелости. Задатки для этого у Пикассо существуют: его «ловкие» линии как бы растут и проникают друг в друга, творя небывалую форму. Аполлинер полагает, что для художника мало значения имеет внешний образ, что он обладает способностью «маскировать объект». И позже в книге «Художники-кубисты» говорит, что «необходимо было совершить убийство самого себя с сознательностью и методичностью великого хирурга». Так появились «Авиньонские девицы», так родился Пикассо-кубист.

Кубизм — драма телесности, в нем раскрашенные объемы и плоскости как бы реальны и нереальны одновременно. Отказываясь от имитационности, создавая новые, «чистые» реальности, Пикассо намерен творить «подобно природе». «Кубистическая готика» подразумевает каркасность и бестелесность форм, осязаемость пространства. От «негритянского» периода 1908 года художник шел к все большей эстетизации. Так появились таинственная «Королева Изабо», натюрморты с музыкальными инструментами. Художник дает все больше плоскостей, все больше слоев красок. Временами он применяет эмалевые краски, для создания фактуры пользуется гребенкой, оставляющей следы на свежей краске. Наконец, появляются и «настоящие» материалы: бумага, дерево, стекло.

Во времена кубизма у художника появляется несколько приемов, которые он будет эксплуатировать и в дальнейшем. Формы взаимопроникают, намекая друг на друга. Художник такой прием обозначал как «зримую метафору». Иначе говоря, он «trompe-l'oeile» заменил на «trompe-l'esprit», «не обманывая зрение, но обманывая дух». Внутри кубизма, кстати, много внутренней полемичности как со «старым» искусством, так и с современным. Некоторые «мандолинистки» Пикассо восходят к «Девушкам с мандолиной» К. Коро; его «Танец с покрывалом» (1907) — вариация на картину «Голубое ню» А. Матисса. Кубизм сложен, и художник все время усложнял его, в то время как другие, воспринявшие его как формулу, сознательно упрощали, чем вызывали недовольство мастера. Интересно заметить, что, идя ко все большей отвлеченности красочно-плоскостных структур, художник нуждался в прямых контактах с натурой. Нередко он «выстраивал» свои натюрморты в объеме, привешивая к будущему холсту, с намеченными контурами композиции, реальную гитару и вырезку из газеты. Еще более характерно, что в 1911—1912 годах художник часто берет в руки фотоаппарат, делая такие снимки, как «Портрет Канвайлера» или «Ева Гуэль в кимоно». Как некогда Э. Дега, он просит позировать своих знакомых и профессиональную модель.

П. Пикассо. Натюрморт. 1913

В начале 1910-х годов Пикассо прославился среди «сыновей муз» на Монмартре, который парижане просто называли «холм». Столь звучное «Пи — ка — ссо» стало популярным у всех, вплоть до шансонеток. О его подругах, о его шутках, о его мастерской с негритянской и иберийской скульптурой, музыкальными инструментами ходили легенды. Великолепное собрание произведений Пикассо приобрел меценат С. Щукин; картины «Странствующие гимнасты», «Девочка на шаре» и «Портрет Воллара» купил И. Морозов. В России творчество художника оценили поэт Г. Чулков и философ Н. Бердяев. Они рассматривали картины мастера как «иконы бездны». Чулков читал картины как «иероглифы сатаны» и «ожоги адского пламени», Бердяев говорил о «распылении мира».

Кубизм, кубистические элементы трактовки форм никогда не уходили полностью из творчества Пикассо. В 1920-х годах он пишет декоративно-геометризированных «Трех музыкантов» и почти кубистическо-барочное полотно «Ателье модистки». Тем не менее временами его сильно уводит в сторону от подобных решений. Ненадолго появляется сюрреализм. Он делает рисунки в 1925 году для журнала «Сюрреалистическая революция», подготавливает обложку для журнала «Минотавр». Сближаясь с сюрреализмом, художник пишет своих биологизированных монстров — серию «Женщины на пляже». Но до конца идей сюрреалистов он не разделяет и вскоре, взяв нечто для себя необходимое, от них удаляется. В досюрреалистический период художник ищет образы непреходящей красоты, становится неоклассиком. Ему близок Энгр; он рисует тщательно, продумывая все детали. Особенно ему удаются портреты Ольги Хохловой, его жены, и сына Поля. Энгровский неоклассицизм развивается преимущественно на рубеже 10—20-х годов.

Элементы неоклассицизма обнаруживаются у Пикассо еще в 1914 году, порой и раньше. Об этом свидетельствуют незавершенное полотно «Художник и его модель», несколько рисунков. Тщательно выверенные и пластически точные рисунки в еще большем количестве появляются в следующие годы, особенно в 1917—1918 годах. Развитию неоклассицистических тенденций способствует и работа для Дягилева. В 1917 году художник был приглашен для оформления постановки балета «Парад», созданного по тексту Ж. Кокто и музыке Э. Сати режиссером Л. Мясиным. Если костюмы были еще выдержаны в кубистической стилистике, то занавес был исполнен в «помпейском стиле», с элементами ренессансного декора. Женитьба на балерине дягилевской труппы О. Хохловой способствовала усилению традиционного элемента в искусстве, потому что жена как модель «хотела узнавать свое лицо». Потом рядом с «традиционализмом» развиваются и сюрреализм, и декоративный кубизм. Как и в «Натюрморте с античной головой», кубизм приобретает подчас преднамеренно изысканный характер. Свой неоклассицизм художник называет «колоссальным» стилем. Интересно отметить, что в 1919—1920-х годах Пикассо создает контурные рисунки по фотографиям. Поездка в Италию, которая состоялась в 1917 году, укрепляет веру Пикассо в значение художественных традиций.

С 1920-х годов у художника приобретает особое значение рисунок. Он работает быстро, умело «активизируя» форму. В 1930 году художник делает 30 офортов к «Метаморфозам» Овидия, сохраняя, в отличие от живописи, интерес к жестковатому, но классически ясному стилю. «Только контурный рисунок не является подражанием... Оттого-то я и люблю свои "Метаморфозы"». В 1930—1937 годах Пикассо создает «Сюиту Воллара». В число 100 офортов входят сцены с Рембрандтом, со скульптором и его моделью. В контурных линиях с большими участками светотеневой моделировки форм художник в стиле Рембрандта и Гойи создает образ Минотавра. Его человек-бык не столько мифологический обитатель лабиринта, пленитель Ариадны, принявший смерть от Тесея, сколько персонаж «мифа Пикассо». Впрочем, всякий миф «сериен» и может пополняться за счет знакомых сюжетов, если они более или менее совпадают с ритмами всей структуры основного мифа. Минотавр Пикассо природно-стихиен, он может быть ребячлив, любопытен и жесток. Он пирует у скульптора, спит, и сон его охраняет пленница; временами появляются «свидетели» — неизвестные персонажи, созерцающие его. Офорт «Минотавромахия» (1935) показывает разъяренного Минотавра-насильника. Он убил лошадь и женщину-матадора, но на пути его стоит девочка со свечой, и свет этой свечи ослепляет зло.

В 1937 году художник — на стороне испанских республиканцев. До этого республиканское правительство назначает Пикассо почетным директором Прадо. Он делает два листа офорта «Мечты и ложь генерала Франко», на которых изображает чудовищный полип, полуживотное-полумашину, сеющую смерть. Эти офорты, отпечатанные на открытках, разбрасывались с самолетов над позициями фалангистов. Таким образом, Пикассо был подготовлен, чтобы создать свою «Гернику», произведение, значащее для XX века то же, что для XIX столетия «Расстрел повстанцев в 1808 году» Гойи, «Резня на Хиосе» Делакруа и «Гибель плота "Медуза"» Жерико.

26 апреля 1937 года фашистская, немецкая и итальянская, авиация бомбила небольшой городок басков, рассматривая его как своеобразный полигон. Бомбовый удар имел еще и политическое значение: сломить басков, чьим культурным и историческим центром и была Герника. В пожарах погибли многие реликвии, а в ратуше сгорел архив. Через шесть дней после бомбежки художник берется за большое панно, предназначенное для испанского павильона на Всемирной выставке в Париже.

П. Пикассо. Фигура на берегу моря. 1931

Пикассо снимает бывший хлебный склад на улице Гранд-Огюстен, на той самой улице, на которой, согласно фантазии О. де Бальзака, проживал художник Френхофер — автор «Неведомого шедевра». Художник работал в стремительном темпе. Композиция была начата 1 мая и завершена 3—4 июля. Словно отсветы пламени делят все формы произведения на светлые и темные монохромные краски, где господствуют серый и черный, создают эмоциональное напряжение. Отдельные формы покрыты строчками мелких значков — художественная имитация газетных текстов. В центре композиции, которая строится как фриз из кубистическо-сюрреалистических элементов, показаны бегущая женщина, раненая лошадь и погибший воин. В руке поверженного — сломанный меч, знак поражения, рядом цветы, которые сами собой вырастают на могилах мучеников, в небо взлетают птицы — крылатые души. Одиноко, с лучами-ресницами, освещает всю сцену площади провинциального городка фонарь, выступающий здесь как естественный свидетель. Как хор в античной трагедии, основной теме сопутствуют дополнительные: плачущая женщина с мертвым ребенком, бык за ее спиной, помещенные в левой части, и женская фигура в пламени и с воздетыми вверх руками в правой части. Венчает композицию женщина, вносящая в своей длинной руке светильник. Конечно, у каждого образа нет точного значения, но общая тональность произведения ясна и понятна. Одним словом — «Апокалипсис».

Пикассо всегда понимал живопись как искусство действенное. «Нет, — говорил он после Второй мировой войны, — живопись не декорация интерьера. Это инструмент войны, для атаки и защиты против врагов». Когда в парижской мастерской немецкий генерал, указывая на «Генрику», спросил у художника, кто это сделал, тот лаконично ответил: «Вы!» В 1944 году Пикассо стал членом Французской коммунистической партии. Шаг этот был сделан под влиянием успехов коммунистов в борьбе с гитлеровской коалицией, общего «полевения» интеллигенции. Учтем, что левацко-анархические взгляды могли способствовать вере в победу нового общества. В Осеннем салоне «Освобождение» произведениям Пикассо была выделена особая галерея. В его работах проявилась гражданская, мужественная позиция художника, отказавшегося эмигрировать в Мексику или США. Рядом с «Герникой» создаются «Плачущая женщина» (1937), «Кошки и птицы» (1939). Привлекают натюрморты тех лет: простые вещи обыденного обихода, находящиеся изолированно друг от друга. Ковш, подсвечник, кастрюля, кувшин индивидуальны, они словно исстрадались, их краски темны и силуэты лапидарны.

Позиция художника видна по произведениям «Бойня» (1948), «Война в Корее» (1951), панно для стен крипты храма в Валорисе (1952), сценам «Война» и «Мир» (1952). «Война» и «Мир» написаны скорописью с небрежными подтеками красок. Контуры фигур имеют рваный, гротесковый характер. Торец туннеля, где помещены росписи, украшен изображением солнца-цветка. Этот «Храм» словно отвечает на мысль Щукина, говорившего, что Пикассо рожден для того, чтобы украшать соборы. Во все периоды творчества у Пикассо видны определенные философские и моральные принципы, диалектическое столкновение жизни и смерти, добра и зла. При этом художник желает победы жизни и добра. Этим объясняется и его активное участие в общественной борьбе за мир.

Работая в Валорисе — традиционном центре керамики, Пикассо в 1947 году стремится к возрождению этого важного художественного ремесла. Он много работает, делая до тысячи керамических изделий в год. В его керамике видны два направления: керамика-скульптура, где большей частью представлены мифологические существа, и росписи традиционных форм блюд и кувшинов, манера которых напоминает его рисунки. В Валорисе, на площади перед храмом, в крипте которого помещены панно «Война» и «Мир», установлена статуя Пикассо «Человек с ягненком» (1942—1944), вариация на тему «Доброго пастыря».

Послевоенный Пикассо начинался не только в Валорисе. В 1946 году художник исполняет ряд панно и картин для музея в палаццо Гримальди в Антибе, названного впоследствии «музеем Пикассо». Это большой ансамбль произведений, куда помимо живописи включены скульптура и графика. Главные работы середины 1950-х — начала 1960-х гг. — вариации на тему старых мастеров. Сочетая стиль «Герники» с элементами «штриховой манеры» прокубизма «Авиньонских девиц», художник создает серии-импровизации. Он интерпретирует картины Пуссена, Давида, Курбе, Делакруа, Мане, Веласкеса. Старинная живопись переведена художником на язык современных живописных символов. Подобные действия со стороны Пикассо понятны. Своих «варварских» обнаженных в ранний кубистический, т. е. крайне критический для использования музейных впечатлений, период художник писал, оглядываясь на «Спящую Венеру» Джорджоне и «Одалиску» Энгра. «Музейные впечатления» легко вливались в работы самого экспериментального толка: достаточно вспомнить только историю создания «Авиньонских девиц». Пикассо мастерски играл на клавиатуре самых разнообразных стилей. В своем творчестве он мог использовать приемы рисунка греческой вазописи, примеры скульптуры Африки и древней Мексики, образцы живописи Эль Греко, Веласкеса, Рембрандта, Пуссена, Энгра, Делакруа, Курбе, Мане, Сезанна. И это вовсе не потому, как скажет в сердцах Жан Кокто, когда поссорится с художником, что его творчество — «большая мусорная яма, где можно найти все что угодно». У каждого мастера он брал какую-то одну черту, органично «вплавляя» ее в свои произведения. В поздних работах Пикассо есть элементы игры, какая-то барочная неистовость, все возрастающая «детскость» и поиск изобразительного стандарта в духе поп-арта. Пикассо не желает стареть, он по-прежнему чувствует себя 14-летним.

П. Пикассо. Герника. 1937

Что представляют собой его вариации на тему картины одного мастера, лучше всего можно понять, взглянув на 44 версии «Менин» Веласкеса. Рожденный в стране Веласкеса и искренне любивший его произведения, Пикассо создает некие фантазии-воспоминания на тему известного полотна. Это свободный диалог с картиной, которую ему во время работы напоминала простая черно-белая репродукция. Это некий ироничный демонтаж картины. Пикассо позволяет себе подобное, особенно с теми произведениями, которые больше всего любит. Он ломает обычные структуры, что-то добавляет или убирает. Это бесконечная игра в ассоциации, лаборатория пластических метафор. Он варьирует и целое, и отдельный фрагмент. Вариации «Менин» — шквал форм. Импровизируя кистью, художник больше полагается на интуицию, а не на правила. Со смертью Сабартеса, поэта и его секретаря, вся серия была передана в Музей Пикассо в Барселоне. Похожий стиль можно найти в его линогравюрах, которые близки его живописи, с большими пятнами цвета и фактурой, рожденной податливым материалом. Особенно интересны воображаемые портреты в затейливых рамах. Иронией, отчасти относящейся и к самому себе, отмечены рисунки из серии «Художник и его модели», где старость противопоставлена молодости.

Трудно было во времена Пикассо быть «новее» его. Он действительно, как говорил Щукин, «более велик, чем великие». Пикассо, конечно, не только, по определению Сальмона, «вдохновитель», хотя порой и кажется, что каждое новое его произведение рождает по одному европейскому или американскому художнику. Он вовсе не «художник для художников», а мастер для людей, не боящийся противоречий и заблуждений, смело идущий вперед и прославляющий свободу и независимость человека в мире.