НА 55-ОЙ УЛИЦЕ Вуд остановился у входа агентства по найму рабочей силы. Безо всякой надежды он читал сделанные мелом надписи на доске. Эта контора набирала людей для промышленности, а он и на заводе-то никогда в жизни не был. Единственное, на что он мог рассчитывать, – место ученика обойщика за десять долларов в неделю; но ему уже тридцать два, а за устройство на работу нужно заплатить пять долларов.
Он огорченно отвернулся, ощупывая в кармане три последних десятицентовика. Десятицентовик – самая маленькая, самая невзрачная американская монета…
– Что, приятель, не нашел ничего подходящего?
– Для меня ничего, – устало ответил Вуд, даже не посмотрев на задавшего вопрос человека.
Он еще раз пробежал глазами газету, прежде чем бросить ее на тротуар. Больше он газет покупать не будет: выглядит он так, что по объявлениям лучше не ходить. Но мысли его никак не могли оторваться от статьи Гилроя. Гилрой описал ужасы кататонии. Что ж, кататоников хоть кормили по меньшей мере и давали им приют. Интересно, можно ли симулировать эту болезнь?
Но человек, задавший вопрос, все продолжал разглядывать Вуда.
– В колледже, небось, учился?
– Что, все еще заметно? – зло спросил Вуд.
– А то нет. Образованного за милю видать.
Рот Вуда скривился в усмешке.
– Рад это слышать. Образование, должно быть, просвечивает сквозь мои лохмотья.
– Чего ты прешься сюда со своим образованием? Оно здесь ни к чему. Им нужны такие, как я, – побольше мускулов и поменьше мозгов.
Вуд внимательно осмотрел собеседника. Тот был слишком хорошо одет, и слишком себе на уме, чтобы долго обивать пороги в поисках работы. Весьма возможно, что его только что уволили и он ищет себе компанию. Но таких Вуд уже встречал. Глаза жесткие, как у волка. У волка, привыкшего обирать безработных.
– Вот что, – холодно сказал Вуд. – С меня взятки гладки. В кармане всего лишь тридцать центов.
– Я не слепой, – спокойно ответил незнакомец. – Я тебя насквозь вижу.
– Так что тебе нужно, в таком случае? – раздраженно выпалил Вуд. – Или ты хочешь сказать, что оборванный, но грязный выпускник колледжа сгодится тебе в компаньоны?
Его незваный друг нетерпеливо махнул рукой.
– Брось огрызаться. Меня сегодня не взяли на работу, потому что там нужен человек с дипломом. 75 долларов в месяц, стол и жилье. Один доктор ищет себе лаборанта. У меня потому и сорвалось, что диплома нет.
– Сочувствую тебе, – сказал Вуд, отворачиваясь.
– Но у тебя же есть диплом. Хочешь попробовать? Тебе это обойдется в первую недельную зарплату. Моя доля, понял?
– О медицине я не имею ни малейшего представления. Я был экспертом по шифрам в конторе биржевого маклера, пока у людей еще были деньги, чтобы делать вклады. Тебе что-нибудь расшифровать? Это всегда пожалуйста.
– Медицину тебе знать необязательно. Все, что там требуется, – диплом, голова и немного мускулов.
Вуд замер на месте.
– Не заливаешь?
– Верняк. Но, слушай, я не хочу туда идти впустую и получить от ворот поворот. Я тебя спрошу то же самое, что у меня там спрашивали.
При одной мысли о возможной работе Вуд забыл о всякой осторожности. Он еще раз пощупал три монеты в кармане. Очень уж они были тонкими и беспомощными. Их хватит на пару бутербродов с чашкой кофе или на кровать в грязной ночлежке. Да два раза скудно поесть и спать на сыром мартовском ветру, или найти ночлег на одну ночь, но спать голодным…
– Валяй, спрашивай, – сказал он решительно.
– Родня есть?
– Седьмая вода на киселе в штате Мэн.
– Друзья?
– Таких, чтобы сейчас меня узнали, нет.
Он впился глазами в лицо незнакомца.
– Что означают эти вопросы? При чем мои друзья и родственники…
– Ни при чем, – торопливо ответил незнакомец. – Дело в том, что эта работа связана с поездками. Хозяину не нужен человек, за которым будет тащиться жена и который будет писать длинные письма в рабочее время. Понял?
ВУД НИЧЕГО не понял. Объяснение звучало на редкость неубедительно, но он думал лишь о семидесяти пяти долларах в месяц, о жилье и о еде.
– А кто он, этот доктор?
– Я тебе не лопух, – хмуро ответил его собеседник. – Ты пойдешь туда со мной и скажешь доктору, чтобы тот уплатил мне мою долю.
Сидя в вагоне метро, Вуд тщательно избегал встреч с безразличными взглядами других пассажиров. Он спрятал ноги под сидение, чтобы не было видно полуоторванную подметку на правом ботинке. Ну и вид у него! Разве такого на работу возьмут? Но этот тип рискнул, все же, потратиться ради него на метро.
Они поднялись по ступенькам к двери старого дома. Вуд подавил желание убежать, он заранее испытывал чувство обреченности от очередного отказа.
Если бы только можно было подстричься, погладить костюм, починить ботинки! Но что проку думать об этом, денег-то нет! А с бахромой на рукавах и брюках все равно ничего не сделаешь.
– Не отставай, – буркнул незнакомец.
Вуд весь напрягся и остановился, разглядывая дом, в то время как его спутник резко нажал на звонок. Три этажа, без таблички над звонком, без стеклянной вывески с фамилией доктора в темных занавешенных окнах. Снаружи это напоминало заброшенный пансионат. На пороге стоял человек одного с ним возраста, среднего роста и очень толстый. На нем был белый лабораторный фартук.
– Опять ты?
– Нашел вам человека с дипломом, – ответил настойчивый знакомец Вуда.
Вуд даже отступил назад из-за унижения, которое он испытал, когда острый взгляд толстяка окинул измятую грязную одежду и брезгливо остановился на длинных волосах, всклокоченных над изможденным небритым лицом. Вот сейчас он скажет: «Такой не подойдет».
Но толстяк отпихнул ногой красивого рослого пса колли и распахнул дверь. Ошеломленный, Вуд проследовал за своим проводником в тесный холл. Чтобы произвести впечатление человека дружелюбного, он наклонился потрепал уши собаки. Толстяк ввел их в гостиную.
– Как зовут? – спросил он безучастно.
Ответ застрял у Вуда в горле. Он откашлялся, чтобы выдавить его.
– Вуд, – сказал он наконец.
– Родственники есть?
Вуд отрицательно качнул головой.
– Друзья?
– Больше нет.
– Что за диплом?
– Колумбийский университет, 1925 год. Точные науки.
Выражение лица толстяка не изменилось. Он сунул руку в левый карман и вынул бумажник.
– Как вы договорились с этим человеком?
– Ему причитается моя первая получка.
Вуд молча наблюдал, как несколько зеленых бумажек перешли из рук в руки. Он смотрел на них жадно, со страстью.
– Можно мне умыться и побриться, доктор? – спросил он.
– Я не доктор, – ответил толстяк. – Меня зовут Кларенс. Просто Кларенс, без «мистер».
Он резко обернулся к незнакомцу, пристально следящему за их разговором.
– Ты что здесь ошиваешься?
Спутник Вуда попятился к двери.
– Пока, стало быть, – сказал он. – Обоим нам обломилось, а, Вуд?
Вуд улыбнулся и радостно кивнул. Ироничные нотки в жестком голосе незнакомца прошли мимо его внимания.
– Я покажу вам вашу комнату наверху, – сказал Кларенс, когда деловой партнер Вуда ушел. – Там, кажется, и бритва есть.
ОНИ ВЫШЛИ в мрачный холл, колли следовала за ними по пятам. Лампочка без абажура свисала на проводе над столом. На стене за ним Вуд увидел себя, в овальном зеркале, нечесаного и неопрятного. Драный ковер закрывал пол вплоть до двери, ведущей в заднюю часть дома, узкие ступеньки поднимались винтовой лестницей на следующий этаж. Помещение было запущенным и унылым, но у Вуда как-то сместилось понятие о роскоши.
– Подождите здесь, пока я позвоню, – сказал Кларенс.
Он закрыл за собой дверь в комнату напротив лестницы. Вуд погладил дружелюбно ворчащую собаку. Через стенку до него доносился голос Кларенса.
– Хэлло, Мосс?.. Пинеро привел человека. Ответы дает подходящие… Колумбийский, 1925 год… Судя по виду, ни цента… Позвонить Тальботу? Но когда?.. Хорошо… Приедете, как только закончится заседание правления?.. Хорошо. А… какая разница… Вы ведь и так от них получили все, что хотели.
Вуд услышал, как Кларенс положил трубку на рычаг и снял ее снова. Мосс? Это же великий хирург, директор больницы «Мемориал». Но в той статье о кататониках был какой-то намек на его уход из больницы.
– Хэлло, Тальбот? – послышался голос Кларенса. Приезжайте завтра в полдень. Мосс обещает к этому времени все подготовить… Не волнуйтесь. Этот раз уж точно последний. Нет, нет, все будет в порядке.
Имя Тальбота показалось Вуду знакомым. Должно быть, это тот самый Тальбот, о котором писала «Морнинг Пост», семидесятилетний филантроп. Хочет, наверное, чтобы Мосс его оперировал. Что ж, его-то это не касается.
Когда Кларенс вернулся к нему, Вуд думал только о семидесяти пяти в месяц, о комнате и еде. Но, более того, он ведь нашел работу! Несколько недель приличной еды, новая одежда – и вскоре он окончательно забудет горечь поражения.
Он забыл даже о том, чему удивился с самой первой минуты: в доме не было никаких признаков, типичных для приемной врача. Он ни о чем вообще не мог думать, кроме отведенной ему опрятной комнаты на третьем этаже, выходящей окнами на двор. И бритья…