Ларс

Глава 11

Осажденный Кордно, лето 826 г.

Мы с князем проигнорировали присутствие воеводы. Ходот вежливо кивнул богато одетому хазару в пестрой одежде. Хазарец был в нарядном синем кафтане с черными кожаными вставками и ярко красными узорами.

– Бек Манассия, рад видеть тебя в добром здравии, – обратился Ходот к хазару.

– Князь Ходот, – с легким акцентом поприветствовал хазарин, – и тебе долгих лет.

– Извини, в город не зову, слишком большое количество гостей ты привел.

– Я не в обиде. Мы – кочевники, чистое поле – наш дом, – бек хмыкнул.

– Каган хазарский решил в союзники предателей брать? – покосился Ходот на вмиг окрысившегося воеводу.

– Почему в союзники? – бек посмотрел на Рогволда, – В данники. Смоленское княжество теперь под руку каганата отошло.

Я растерянно посмотрел на Рогволда. Это как же так? Олег казался рассудительным князем. Ему же в разы выгоднее в словенском северном союзе быть, чем под далеким каганатом.

– И как давно Смоленск стал частью хазаров? – Ходот спросил у бека.

– Дней десять уже прошло, как воевода пришел со своей тысячей ко мне и заплатил дань. Теперь осталось забрать Кордно.

Мы с Ходотом переглянулись. Когда Рогволд привел армию к беку Манассии, дядя вышел в поход на Смоленск. Если воевода привел половину своего войска, то Радомысл уже должен был осадить и завоевать Смоленск. Из этого следует, что мы рано «похоронили» дядю с войском. Он наверняка узнает причину слабой обороны Смоленска и примчит сюда с еще большим войском.

– Бек Манассия, – заговорил Ходот, – у меня в городе две тысячи воинов и тысяча ополчения. Еще три тысячи воинов прибудет сюда со дня на день. Говорю без утайки, так как с ходу, без осады, взять Кордно не получится. А как только тысяча Рогволда узнает, что Смоленск принадлежит словенскому племени, так ты и потеряешь этих воинов.

– Смоленск – мой! – Рогволд, брызжа слюной, взвизгнул.

– Смоленск был захвачен после того, как наследника Хольмграда пытались убить люди смоленского князя, – тесть с каждым словом забивал гвоздь в гроб воеводы, – а если каганат решит захватить Кордно, то Гостомысл соберет весь союз и пройдется по кочевьям хазаров, сжигая их дома и посевы.

– Почему Хольмград будет заступаться за вятичей? – уловил мысль бек.

– Он, – Ходот ткнул в мою сторону, – Ларс, сын Гостомысла и наследник Хольмграда, а еще – мой зять.

Бек глубоко задумался то и дело, поглядывая в мою сторону. На Рогволда было жалко смотреть. После известия о судьбе Смоленска, бек взмахом руки заткнул поникшего воеводу.

– Каган потребует с меня дань от вятичей, – заявил бек после размышлений, – а я обещал ее доставить.

– Манассия, я не могу платить дань тебе, я теперь в словенском союзе.

– Тогда дань заплатит его отец, – бек кивнул на меня, – когда я возьму твою столицу и потребую с Хольмграда выкуп за этого юношу.

Мне надоело стоять вместо мебели. Я достал из-за пояса до блеска начищенный топорик и полюбовался солнечными зайчиками, россыпью разбежавшихся с лезвия оружия.

– От имени словенского союза и лично от Гостомысла, – не громко, но четко произнес я, – сообщаю вам, досточтимый бек Манассия, что война с князем Ходотом влечет за собой объявление войны всему словенскому союзу. Думаю, хазарский каган не буде в восторге, что один из его беков от имени каганата занимается вопросами войны и мира. Или бек Манассия наделен правом воевать с соседями каганата, – закончил я, играя зайчиками по траве.

По сузившимся глазам бека, я понял, что каган будет не в восторге от войны со словенским союзом. С маленьким племенем вятичей бек и без кагана разобрался бы, но война со всем севером не принесет радости кагану.

Да, я блефовал и не мог говорить от имени союза. Но об этом не знал бек. Ходот тоже изрядно приукрасил количество войск в Кордно и количество возможной подмоги. Но наша игра стоит свеч. А еще меня безумно радовала новость о дяде. Присутствие Рогволда здесь говорит об успехе Радомысла там, в Смоленске. Тяжело представить в какой ужасной ситуации окажемся мы с Ходотом, если наш блеф будет раскрыт.

Пока я размышлял, в войске бека послышался непонятный гул. Сподручные Манассии обратили внимание на клубы пыли из-под копыт всадника, скачущего в нашу сторону между городом и войском каганата.

Фигура наездника приближалась, а моя физиономия растягивалась в глупой улыбке. Я по силуэту угадал всадника. Вернее всадницу. Она за считанные мгновения приблизилась и устроила хоровод вокруг нас, остужая кровь жеребцу.

– Ларс, рада видеть тебя, – с такой же, как у меня улыбкой, пропела Эса.

– Это взаимно, Эстрид, – ответил я.

Девушка нарезала круги вокруг нас, не скрывая радости от встречи.

– Эстрид, дочь Улофа, конунга Сигтуны, – прошептал бек Манассия.

Мы с Ходотом повернулись к хазарину.

– Рогволд, как ты себя чувствуешь, – обратилась Эса к вздрогнувшему воеводе, – помниться, мы не завершили наш последний разговор.

Рогволд представлял собой жалкое зрелище. А бека словно подменили, он радостно поглядывал на Эсу, будто кот увидевший пузырек валерьянки.

– Князь Ходот, – обратился хазарин к тестю, – отдай Эстрид и будем считать, что между нами не осталось нерешенных вопросов.

– Что значит «отдай»? – наехал я на бека, дернув поводьями.

Эса заинтересованно разглядывала бека. Так смотрят на муху, когда в руках мухобойка.

– Эстрид – невеста кагана, – безапелляционно заявил бек.

– Какого ху… художника она стала невестой твоего хана? – фыркнул я на хазарина.

– Так это хазарский бек? – спросила Эса, тыкая пальчиком на Манассию.

– Ходот, – не слушая нас, обратился хазарин к князю, – она сбежала почти из-под венца. Гунульф и каган договорились о свадьбе, а эта дева, – он масляными глазами прошелся по фигуре Эсы, – сбежала из дома и ранила хазарских послов.

– Эстрид в свите Ларса, ты не к тому обратился с таким деликатным вопросом, – будто открещиваясь от Эсы заявил тесть.

– Ларс, – хазарин обратился ко мне, – если я приведу эту деву к кагану, то мы можем заключить вечный мир и, может быть, даже военный союз. Каган будет на столько благодарен за то, что его авторитету вернули нанесенный урон, что одарит тебя несметными дарами.

– Я друзей на дары не меняю, – цедя слова, произнес я.

Эса, затаившая дыхание, выдохнула. Ее руки спрятали блеснувшие кончики метательных ножей. Она думала, что я ее предам? Кажется, мы поменялись местами. Раньше я подозревал ее в возможном предательстве, а теперь у нее зародились подобные мыслишки. Но, кажется, все в порядке.

– Что же, я хотел решить дело миром, – бек развернул коня и его свита понеслась за ним.

Рогволд часто оглядывался. Эса подошла ко мне и одними губами беззвучно прошептала: «Спасибо».

Мы направились в город. Ходот был задумчивым. По дороге Эса рассказала о смоленском походе. Оказывается она попала в Смоленск, когда до прибытия войска Радомысла оставалось два дня. За это время она собрала информацию об отсутствии у Смоленска необходимой армии. Князь Олег оставался в городе. Она разузнала о походе Рогволда к хазарскому послу, собравшемуся идти за данью на Кордно. Со слов Олега, Рогволд давно «навел мосты» с каганатом. В обмен на военную защиту, Смоленск должен был платить дань хазарам. С учетом того, что этот город был важной торговой точкой региона, дань была не столь существенна. А последствия союза со словенами, Олегом воспринимались как менее привлекательные и прибыльные. Это очень странно, ведь князь в целом оставил положительное впечатление. Он заботился о благе своего племени. Возможно, местная элита смогла убедить его выбрать из двух зол меньшее, обставив выбор в пользу каганата, как неизбежность. Прямая торговля с хазарами тоже имеет немаловажное значение.

Эса, узнав план смоленского воеводы, хотела сразу бежать к Радомыслу и разворачивать его войско назад. Вот только не успела. К стенам Смоленска подошел дядя и осадил его. Воительница в срочном порядке собрала своих дружинников и захватила в плен всех видных торговцев города, в том числе Аршака-старшего. Князя, связанного и обернутого в ткань, она заперла в погребе возле города, в той избе, рядом с которой Эса пытала воеводу. Встретившись с дядей, она пересказала события, которые она вызнала в ходе разведки. Сокол грозился свернуть шею воеводе. Но дядя смог придумать интересную комбинацию. Ночью, эсовы дружинники отворили ворота города, а на рассвете Смоленск был в руках Радомысла. Он прилюдно вызвал на суд Богов Олега. В этом месте я заволновался. Все же дядюшка был в почтенном возрасте. Поединок до смерти был коротким. Бывший князь решил закончить схватку в одно мгновение, но дядюшка укоротил безумца, взмахом меча лишив того головы. Как жаль, что я пропустил эту эпичную схватку. Все-таки есть порох в пороховницах у дядюшки. А дальше освобожденный Радомыслом плененный торговый люд единогласно выбрали дядю князем Смоленска и дали согласие на вход в словенский союз. Таким образом, легко и просто, благодаря глупости воеводы и упоротости почившего князя Олега, Смоленск вошел под руку Гостомысла.

После установления власти в городе, князь Радомысл, а к нему теперь именно так и надо обращаться, расставил своих людей на ключевые посты, в том числе и на должность воеводы, доставшуюся Соколу. Тот, конечно хотел отмахнуться, но хватка дяди была крепка, как никогда. Не смог учитель избежать этой ноши. Воевода Сокол – звучит.

Сейчас все дружинники Эсы находятся в Смоленске, за исключением тех двух, которых она прозвала, как Левоногий и Правоногий. Они уже в Кордно. Войско дяди, на треть увеличенное в Смоленске спешным шагом движется в сторону вятичей и должно появиться со дня на день. Наш с Ходотом блеф оказался не таким уж и блефом. Осталось только дождаться дяди. Ведь на самом деле сейчас на стенах Кордно всего тысяча триста защитников. Дядя ведет с собой две тысячи человек, почти полностью обескровив Смоленск. Если там захотят сменить власть, то получится это вмиг. Благо, эсовы дружинники присмотрят за порядком, в случае особой напряженности.

Хмурившийся Ходот меня немного волнует. Он должен был обрадоваться, что его войско целым и без потерь возвращается.

Мы въехали в город. Эса вдруг сменила тему и попросила прощения, что не рассказала про хазарского несостоявшегося жениха, не ожидала, что эта тема вскроется. Оказывается, Гунульф вызвал ее с храма именно с целью выдать замуж, после чего, отбиваясь от настойчивых попыток хазарских послов уговорить ее, она познакомила особо ретивых со своим метательным набором. Эсе пришлось сбежать из Сигтуны.

За рассказом Эсы, мы дошли до детинца. Милена, увидев Эстрид, кинулась ее обнимать. Рогнеда обеспокоено поглядывала на хмурого Ходота, который глазами показал мне пройти с ним. Отойдя от девушек, князь тяжело вздохнул. Было заметно, что он хочет сказать что-то неприятное и не решается говорить об этом.

– Князь, говори как есть, – подтолкнул я его к сути.

– Дело в Эстрид, – он посмотрел мне в глаза, – я же с твоим отцом тоже за спиной дочери договорился о браке. Ты и Милена были против брака, а оно вон как вышло в итоге.

– Это другое…

– Тебе откуда знать, другое это или нет? Боги сами решают судьбу своих детей.

– Князь, я от своих слов никогда не откажусь. Эстрид – мой друг. Более того, знай, что она принесла мне личную клятву верности. И кроме меня никто не может владеть ее судьбой.

– Не гневи Богов такими словами…

– Эса, – я чуть поднял голос, – не будет отдана хазарам в обмен на их расположение.

Ходот недовольно смотрел на меня. Его можно понять. Здесь и сейчас можно решить исход противостояния с хазарским войском. Если бы Эсу отдали, то войско просто ушло бы. Сейчас же – придется воевать. А как воевать, если тут армии нет? Горстка дружинников и ополченцы – обычные мужики-охотники. Когда придет дядя – не ясно, а воевать хазары будут сейчас.

– Князь, я что-нибудь придумаю, – я старался говорить максимально убедительно, – а сейчас давай закроем этот вопрос.

Ходот кивнул и мы направились к девушкам, а после – зашли в здание детинца. Пока Эса вкратце пересказывала Милене и Рогнеде результаты похода на Смоленск, я послал служку за Аршаком. Тот появился быстро и вежливо поздравил Эсу с успешным походом. Джуниор вошел как раз в момент описания воительницей церемонии вступления на княжество Радомыслом. Эса специально для Аршака повторила момент о благополучном избрании дяди князем всеми торговцами. Тот понял, что с отцом все в порядке и расслабился. Пообщавшись еще немного, я позвал Эсу и Аршака во внутренний двор детинца. Напрашивающаяся с нами Милена, была вежливо направлена обратно.

Мы втроем уселись в углу конюшни. Я обрисовал сложившуюся ситуацию с количеством обороняющихся и количеством атакующих сил. Эса предположила, что если бек не повел войско в атаку сейчас, то он это сделает на рассвете. Я был того же мнения. Аршака посвятили в особенностях взаимоотношении кагана и Эстрид. Он не особо удивился, видимо, стереотип Эсы, как бунтарки у него устойчив. Джуниор, как единственный из нас, кто разбирается в традициях каганата, сказал, что хазары не упустят возможности истребовать дань. По его мнению, титул бека разрешает воевать с мелкими соседями. Он подтвердил, что, если Манассия сможет привести к кагану Эсу, как виновницу его посрамленной чести, а также дань с двух племен – вятичей и кривичей, то каган его не только простит за риск, но и наградит сверх меры.

Мы сидели и думали о тупиковой ситуации и не могли придумать ничего, что позволило бы отбиться от врага до прихода дяди. Аршак сожалел, что наши триста дружинников не могут быть потомками царя Леонида и повторить подвиг трехсот спартанцев. Я же пытался вспомнить случаи, когда еще маленькие армии вытягивали сражение за счет тактики. Не силен я в военной истории. Джуниор зачем-то вспомнил сражение Ганнибалла при Каннах. Он рассказывал о ходе сражения, когда меня озарила безумная идея. Если ее воплотить в жизнь, то мы сможем продержаться до прихода Радомысла. Озвучив ее друзьям, они признали право на существование больших шансов выжить, если ее, идею, воплотить.

Мы направились к Ходоту. Он общался со своими приближенными, они рассуждали о том, как организовать оборону и где можно спрятать женщин и детей. Наше появление было встречено с легким недовольством.

– Князь, есть предложение по обороне города, – сообщил я тестю.

– Ты решил отдать Эстрид? – хмыкнул Ходот, поглядывая на Эсу.

– Хорошо, что чувство юмора ты сохранил в такое тяжелое время для нас, – вернул я шпильку.

– Ладно, – хекнул Ходот, – что придумал?

И я начал излагать. По мере того, как я рассказывал, глаза князя грозились вылезти из орбит. Его помощники не сильно от него отставали. Да, моя идея отдавала безумством и огромным риском, но в сложившихся обстоятельствах, это было единственно правильным решением. Если конечно не брать в расчет сдачу Эсы в гарем кагана или что там у него. После того, как я закончил излагать, повисла гнетущая тишина, которая была разорвана громоподобным хохотом князя вятичей. Он смеялся так, что ему пришлось даже смахнуть выступившие слезы. Хорошо, конечно, что человек поржал, но вот только не понятно, как реагировать на этот смех.

– Не хотел бы я быть твоим врагом, Ларс, – отсмеявшись, обронил Ходот, – удивил ты меня. Даже не ожидал от тебя такой кровожадности.

– Я не вижу другого выхода.

– А как же жить потом? Как и, главное, где? – заинтересовался сотник князя.

Я улыбнулся. Если такие вопросы возникли, значит идея принята, осталось обсудить детали. И мы погрузились в обмозговывание мелочей намечающейся операции по спасению нас от орды кочевников.

На небе блестели мириады звезд. К счастью ночь была безлунной. Я провожал взглядом последнюю лодку, уплывающую на другой берег, в лес. Мы стояли под стенами города, у обрыва.

Кордно опустел. Жители вятичской столицы покинули ее. Всю ночь мы перевозили пропитание на тот берег. Только пару домов с зерном были облиты водой в надежде, что огонь не тронет эти здания. Два эсовых варяга, Левоногий и Правоногий, сопровождали Милену, которую пришлось насильно усадить в лодку. В городе остались только я, Эса, Ходот и триста дружинников, возглавляемые их предводителем. Еще сотня лучников-ополченцев составили костяк ударной силы исподтишка. Все колодцы города были завалены камнями. Вдоль всех стен и самых крупных домов были стога сена и бочонки легковоспламеняющегося масла.

Да, я предложил сжечь город. Безумие, но больше никак не победить четырехтысячное войско теми силами, что есть у Ходота. К счастью, столица с одной стороны прикрывалась крутым берегом, позволяющим беспрепятственно выпустить население на другой берег. Бек не подумал, что нужно было и с этой стороны ставить осаду. Да кому в этом веке придет в голову, что жители столицы сбегут из осады и спалят свою столицу? Мне! Я не отягощен предрассудками и не ношусь над материальным благом. Поэтому было не сложно придумать такой безумный план. Спасибо Кутузову. Если бы не его пример, то не смог бы сообразить.

Последняя лодка с Миленой и Рогнедой плыла под плеск речных волн. Мы с Ходотом провожали их взглядом.

– Если бы знал, что придется отдавать столицу врагу и бежать с поля боя, то никогда не отдал бы свою дочь замуж за тебя, – хмыкнув, заявил князь.

– Когда в город ворвется все войско, то оно должно погибнуть больше от паники и дыма, чем от огня, – проигнорировал я князя.

– Надеюсь, что так и будет.

Мы направились к крепостной стене. Забравшись внутрь по бесчисленным веревкам, мы направились к воротам города. Там будут основные действия. Накинув теплый плащ, я поправил свое снаряжение. Ходот подарил прекрасные кожаные латы, не чета моим старым. Два боевых топора – близнецы, подаренные дядей, висели на поясе в ожидании битвы.

В этом мире я заметил за собой одну странность – я с трудом засыпаю. Раньше я приходил домой с работы и после пары часов серфа в интернете вырубался как подкошенный. Я и все здесь присутствующие провели огромную работу, на пределе сил. Я не представляю, какое мужество и упорство надо иметь, чтобы завтра идти в бой. Но у нас не было иного выбора.

От нечего делать, я вспомнил события этой ночи. Сотня человек рыла траншею выше человеческого роста от ворот к площади. Всю землю свозили к валу вокруг самой площади. Проходы между домами были забаррикадированы. Таким образом, от ворот до площади была глубокая яма, покрытая бревнами. Вокруг площади высокий вал. Сотня лучников-ополченцев была на внешних стенах с основной армией обороняющихся. Варяги и дружинники-лучники должны были по сигналу перебежать с внешней стены на валы внутренней площади. Вокруг площади, на образованных укреплениях и крышах домов, оборудованы «гнезда» – укрытые щитами ниши.

Аршак говорил, что хазары – это кочевники, не меняющие традиции ведения боя. Как правило, против городов они применяют следующую тактику: конные лучники кружат «карусель» поливая стрелами осажденных, а под их прикрытием пешие тащат бревно-таран к воротам. По моей задумке, все наши лучники должны были отбить любой наскок на стены и игнорировать таран. Пробив ворота, армия должна была ломануться в брешь. Там всадники потоком доскачут по бревнам, скрывающим глубокую яму, до площади, теряя людей под беспорядочным огнем вдоль импровизированного полутоннеля. Когда большая часть армии будет на площади, нужно будет обвалить этот проход и замкнуть в капкане атакующих. Площадь, кстати, тоже усеяна сюрпризами, небольшими волчьими ямами, достаточными для того, чтобы лошади с наскока переломали ноги. После очередного сигнала, бревна вала и дощатая часть площади, пропитавшаяся маслом, должны будут вспыхнуть, как спичка. Остатки армии должны будут в панике бежать, иначе быть не может.

Я лежал возле ворот и проворачивал в голове наступление самых негативных событий. Своеобразный мозговой штурм. Так и не сумев уснуть, я проворочался весь остаток утра. Я встал и недовольно пошел принимать водные процедуры. После утреннего моциона я поднялся на стену. Ходот, видимо, тоже не спал. Красные глаза и мешки под глазами выдавали его переживания. Наверное, я так же неважно выгляжу.

– Знамена Смоленска снимаются и уходят, – вместо приветствия обрадовал Ходот.

– Жаль, хотелось бы и воеводу Рогволда закопать в дороге на твою площадь, – ответил я.

– А ты кровожадный, Ларс, – подняв бровь, заметил князь.

– Не люблю предателей, – пожал я плечами.

Войско противников просыпалось, слышался гомон толпы.

Наше же войско спешно доделывало работу по установке волчьих ям на площади. Дружинники поправляли бревна, вставляли их на места. Ночью не сильно увидишь правильность сделанной работы. Поэтому утром наши умельцы-плотники дорихтовывали выявляющиеся оплошности. Надеюсь, что солнце достаточно хорошо припечет свежую землю, которой мы засыпали бревна на дороге к площади.

Варяг подошел к нам и протянул деревянные миски с похлебкой. Мы поблагодарили воина и принялись завтракать, поглядывая на хазарское войско.

У противника было четыре тысячи воинов. Из них одна тысяча – это войско Рогволда, который отделился от основной массы и уходит. Либо это какой-то хитрый план, либо бек отправил его отвоевывать Смоленск. А может быть, Манассия не хочет делить славу победителя с воеводой. В любом случае, хорошо, что войска противника разделились. Дядя встретит Рогволда со своими двумя тысячами и легко разобьет врага.

Оставшиеся три тысячи были для нас в любом случае весомой силой. Против нас было войско в девять раз больше нашего.

Эса поднялась к нам на стену. Она только вернулась с вылазки в стан врага.

– Ларс, Ходот, – кивнула Эстрид, – не получилось отравить еду врага. Дозорные стояли слишком грамотно.

– Жаль, но мы хотя бы пытались, – ответил князь.

– Зато мне удалось выяснить, что бек направил воеводу на Смоленск, чтобы его осадить и захватить после прихода бека. Манассия считает, что легко с нами справится и чтобы не терять времени на осаду Смоленска, отправил воеводу подготовить лагерь и готовиться к штурму.

– Как думаешь, – задумчиво протянул я, – когда дядя встретится с ним?

– Радомысл должен был сегодня вечером прибыть в Кордно.

– Я отправил по всем дорогам своих охотников, чтобы сообщить Радомыслу об осаде Кордно, – заявил князь.

Главное, чтобы дядя смог скоординировать свои действия с нами. Если он сейчас выскочит на бека, то мы точно проиграем. А если дядя подойдет в момент, когда хотя бы половина войска Манассии будет за стенами, то мы наверняка победим.

Время тянулось очень медленно. Только к полудню войско бека зашевелились. Преимущественно конная армия выстроилась в ряд. В центре – сам бек Манассия в окружении своих приближенных. Возле него несколько десятков пеших возле огромного тарана. Необходимо отметить, что сам таран выглядел мощным сооружением похожим на повозку с большим бревном посередине и двускатной крышей, защищавшей нападающих от стрел. Бек поднял свой кистень и что-то громко прокричал. Войско сдвинулось с места. Поначалу армия красиво шагала, а спустя пару минут, к нам галопом неслась лавина кочевников.

Мы приготовились к обороне. Наша задача состояла в том, чтобы создать видимость защиты от атакующих, изредка постреливая из луков, чем и занимались наши воины. Большая часть даже на стенах не стояла, а прикрывалась стенами близлежащих домов от тучи стрел. Наши лучники стреляли наугад, просто в сторону хазаров. Ходот стоял под самой стеной со щитом и копьем в руке. Я и Эса были на небольшом отдалении от ворот, на валу, на середине прохода к площади. Этот аппендицит-ловушка должен сыграть ключевую роль в битве и разделить войско бека пополам, буквально захоронив его армию.

Протрубил рог. Это был первый сигнал, означающий, что надо занять позицию вдоль аппендикса. Ворота были пробиты. Таран свою задачу выполнил. Радостный вопль хазарских воинов оглушил меня. Большая часть наших дружинников побежала к площади, на свои позиции. Вдоль аппендикса-дороги выстроились ополченцы лучники и варяги-стрелки. Эса разложила возле себя огромное количество ножей. Она собрала все, что смогла найти в городе. Свои метательные ножи ей было жалко тратить на этих дикарей. Она так и заявила мне под смешки, услышавших ее слова, воинов.

В ворота Кордно ворвалась вражеская армия. Створки были сняты атакующими. Войско будто боясь не успеть на разграбление, влетело в коридор бревен. Бековские солдаты ожидали ближний бой, поэтому сменили луки на мечи и сабли. Конная армия, не ожидавшая увидеть врага, которого не достать не могла остановиться, так как сзади напирали свои же. Из наших лучников стрелять разрешили только особо метким, с указом убивать в основном тех, кто наиболее богато одет. Это была моя идея. Надеялся обезглавить войско. Конница простучала копытами по бревнам аппендикса-дороги. Мне даже показалось, что веревки скреплявшие бревна дороги, не выдержат и сами, без нашей помощи разорвутся.

Дважды протрубил рог. Это был сигнал, означающий, что до площади добрались первые всадники. Там их встретили шквальным огнем. Мы ждали, когда вся эта толпа встанет из-за того, что впереди на площади битком набились воины, словно кильки в банке. Шум и ор стоял ужасный. В нашу сторону уже летели стрелы. Кочевники поняли, что попали в западню и сменили оружие.

Снова протрубил рог. Мы начали перерубать веревки, скрепляющие бревна, являющимися основанием для аппендикса-дороги. Не сразу, но послышались предсмертные всхлипы. Там, где бревна держались и не освобождали пространство для падения в огромную яму-ловушку, усеянную кольями, образовывались щели, в которые попадали ноги лошадей, ломая их и увлекая за собой наездников. Буквально в считанные минуты образовалось кровавое месиво. Лучники поливали стрелами выживших. Эса успела опустошить свой железный арсенал ножей. Мне стало дурно. Мой организм выворачивало наизнанку. Это зрелище кровавой каши не только на меня повлияло. Даже Эса, чуть переведя дыхание, отошла в сторону, упершись лбом в стену.

Ходот ритмично кидал копья в выживших хазарцев. На обвалившейся дороге погибло не менее тысячи людей. Еще примерно столько же остались зажатыми в капкане на площади.

Протрубил рог. Финальный этап боя. Все наше войско отправилось к площади, чтобы расстрелять кочевников. На стенах не осталось никого. Остатки бековского войска вертелись у ворот и пускали в нашу строну стрелы. Неожиданно. Мы надеялись, что все сбегут после такой бойни. Но делать нечего – пусть захватывают город. Мы и так сделали максимум из возможного.

Добравшись до площади, я увидел горы трупов. Смешались и кони, и люди. На площади столпилась группа из трехсот харазцев. Из четырехсот человек с нашей стороны осталось чуть менее ста человек. Причем лучников осталась всего горстка людей. На одном участке обрушенного вала шел бой. Врагу удалось каким-то образом расшатать бревна и кочевники, спешившись, пытались вырваться из западни. Наши варяги плотным строем держали удар. К счастью хазары не додумались отступить и расстрелять свои колчаны в возникшую брешь.

Мы с Эсой поспешили на помощь варягам. Из-за того, что проход был узким, всего метра четыре-пять, да еще и заваленный бревнами, передвигаться было не удобно. Я достал свои боевые топоры, подаренные дядей. Пора теперь опробовать себя в настоящем бою. Сделав шаг вперед, принял удар выскочившего врага на обух левого топора, а правым вонзился в бок, не ожидавшего такого подвоха, противника. «Борода» топора с мерзким чавканьем располосовала ребра. Рывком дернув на себя топорище, я смог освободить оружие. Вот и первая моя осознанная жертва. Никаких мыслей по этому поводу нет, в голове пусто. Работаю словно на тренировке, оттачивая скупые смертоносные движения. Вокруг меня образовалось свободное пространство, а это плохо. Нужно сближаться с противником. Оттолкнувшись от подвернувшегося рядом бревна, я влетел в самую гущу боя. Наверное, это безрассудно, но адреналин в крови меня переполнял. Я рубил, кромсал и пугал врагов. Моя физиономия покрылась вражеской кровью, а в порыве ярости я исторгал нечеловеческие звуки. Эса, прикрывавшая мою спину, часто убивала моих врагов, если возникали сложности по их умерщвлению. Ее меткость выручала меня. Не знаю даже как она определяла смогу я победить врага или нет, но факт остается фактом: за весь бой я не был серьезно ранен, мелкие царапины и ушибы не в счет.

– Расступись! – сзади прокричал Ходот.

Я на одних инстинктах сдвинулся вбок, затягивая Эстрид за собой. Мимо пролетела бочка. Она врезалась во врагов и легко разбилась, растекаясь маслом. Характерный запах этой жидкости забивал ноздри. Брошенный факел заставил вспыхнуть горючее вещество. Жаркий воздух сожрал весь кислород, заставляя кашлять и прятать глаза.

Ходот приказал отступать. Проход был завален огнем. Для успокоения души, князь приказал бросить в пламя несколько промаслянных бревен.

Кучка хазарцев отскочила от огня в центр площади. В сторону выживших полетели факелы. Из-за обилия крови дерево плохо горело. Тогда я предложил поджечь периметр площади. Эса организовала поджог в наиболее сложных местах, где кочевники с легкостью простреливали открытые участки.

Пламя запылало знатно. В какой-то момент князь передумал отступать, заворожено рассматривая адское пламя. Мы с Эсой еле смогли убедить его двигаться в сторону реки. Уставшие, грязные, провонявшие гарью, мы были похожи на оборванцев с большой дороги.

Реку мы переплывали вплавь. Четыре десятка лодок рыбаков могли привлечь внимание врага, поэтому было решено, что после битвы, мы переплывем реку сами. Тяжелее всего было раненным. Всего у нас осталось около шестидесяти варягов и двух десятков лучников-ополченцев.

Погибло около трехсот тридцати человек с нашей стороны. Враг потерял не менее полутора тысяч человек. Если остатки хазарцев на площади умрут в полном составе, то кочевников останется не более тысячи двухсот человек. Размен был колоссальным. Один наш погибший против пяти человек хазаров.

Обессилено рухнув на другом берегу, мы словно под гипнозом смотрели за ярким маревом. В центре столицы был развернут филиал ада. Огромный костер плясал, облизываясь на близлежащие дома. Крики заживо сгорающих меня еще долго будут преследовать. Мне снова стало дурно.

Князь лежал на крутом берегу. Его ноги были в воде, как и у меня. Сил не было подняться и идти. Горожане Кордно на этом берегу, они скоро будут здесь, помогут. Хотелось спать. Каждая клетка моего тела пищала о пощаде. Я довел свой организм до истощения. Обведя взглядом окружающих, я успел убедиться в том, что нахожусь в относительной безопасности и вырубился.