Хольмград, лето 826 г.
Медик Метик-Эдик рассказал, что «попал» сюда с 2026 года, с Третьей Мировой Войны. Сказать, что мне поплохело, это – ничего не сказать. Из рассказа Эдика, я узнал, что после моего «попадунства» с начала 2020 года, была какая-то мировая эпидемия, о которой я краем уха что-то в новостях слышал еще до попадания. Был мировой коллапс, который подорвал мировую экономику и чуть не уничтожил туризм. И только все начало налаживаться, как в 2022 году началась некая спецоперация России в Украине, которая привела к тому, что против нашей страны, словно сговорившись, разом отгородились все европейцы, американцы и даже японцы. Началась новая холодная война, которая привела к обесцениванию рисков применения ядерного оружия. В Украине сменилось правительство. Луганск и Донецк стали самостоятельными государствами и получили независимость от Киева. Нашу страну отрезали от основных финансовых потоков, наложили эмбарго на любую продукцию и российское сырье. По сути, нейтралитет держали только Китай, средняя Азия, часть арабских стран и Латинская Америка.
Эдик уже не помнил, кто первый бросил «ядерку», так, как каждая страна обвиняла другую в нападении. Мир сошел с ума. Началась война всех со всеми. Атомные взрывы уничтожили крупные города и жилые районы, огромное количество ядерной пыли разлетелось по всему миру, после чего на Земле повысился радиационный фон. Третья Мировая привела к катастрофическим изменениям климата и экологических условий планеты. В 2026 году наступила глобальная «ядерная зима». Но война всех со всеми продолжалась и превратилась войну на тотальное уничтожение. А мой «коллега по несчастью» погиб, как он предполагает, от прилетевшей в его макушку «ядерки». В момент смерти он был на поверхности, вне убежища. Характерный свист прилетевшего «подарка» подсказывает причину гибели медика. Да и слухи о «накрытии» убежища, в котором находились немногие выжившие, ходили в последнее время табуном. Метик считает, что его «попаданство» может быть объяснимо, если он был в эпицентре взрыва, так как цепная ядерная реакция почти мгновенно увеличивает во множество раз температуру и плотность окружающего вещества. Но что поризошло на самом деле мы не узнаем никогда.
После таких новостей, я присел прямо там, где стоял.
Это что же получается? Я тут старался «не навредить истории», а там все посходили с ума и просто уничтожили себя? Да нет, бред какой-то. Не может быть, чтобы нечто подобное могло произойти. Неужели инстинкт самосохранения у человечества пропал? Я попробовал по нескольку раз задавать уточняющие вопросы, но чем больше их задавал, тем больше убеждался, что Эдик не врет и это не плод его больной фантазии. Но как же так!? Все мои родные, друзья – все умерли? И ради чего я тут пытаюсь Рюрику не помешать основать династию?
Эса и Ага подошли и со встревоженными выражениями лиц, пытались узнать, что произошло. Я попросил их дать мне время прийти в себя и не мешать. Видимое мое потрясенное выражение лица их напугало. Я вскочил и задумчиво пошел в противоположную сторону от друзей. Эдик решил не сопровождать меня и остался с Эсой и Агой, понимая мое тяжёлое состояние.
Что ж, значит, будем действовать решительно. Я теперь знаю, что пресловутую «бабочку» нужно будет намеренно раздавить, так как я, даже если очень сильно постараюсь, не могу сделать хуже того, что произойдет в будущем. А Рюрик? Хм. Его мы «уконтропупим», как только он объявится в моем поле зрения. На всякий случай. Решено.
Чуть отойдя от шока, я возобновил диалог с Эдиком и рассказал ему о своем попадании. А когда сообщил о том кто я и кто такой Гостомысл, он схватил меня за плечи и потребовал сделать хотя бы что-то, чтобы избежать ядерной войны, раз у меня есть возможность повлиять на современную историю. Мы сжали руки в братском рукопожатии и обещали друг другу помогать. И если окружающие никогда не поймут, какой дамоклов меч висит над Миром, то мы с Эдиком, прекрасно понимая последствия бездействия, решили исправить вероятность ядерной войны. Я предложил Эдику основать в Хольмграде больницу, а в будущем взять на себя это направление в новом государстве, которое, я надеюсь, будет создано Гостомыслом. Он взял на себя все вопросы касающиеся здравоохранения. Эдик обещал решить проблемы детской смертности, гигиены и лечения основных болезней. Его основная специализация была хирургия, но на войне он был полевым врачом, которому пришлось лечить всякое, поэтому вопросов к его квалификации у меня не возникнет.
Что же, судьба подарила мне огромный шанс в виде Эдика-Метика. За десяток-другой лет его работа покажет свои первые плоды. Население должно будет быть больше, чем было в моей истории. А там и остальные отрасли разовьем. Главный ресурс любого государства – его народ.
Нужно будет направить Забаву в подмогу Эдику.
Решив для себя место и роль Метика, я направился к друзьям и представил заново нашего лекаря, влив его нашу компанию. Эса покосилась, конечно, на «новичка», но промолчала. Аге же было все равно кто состоит в нашей гоп-компании, главное, что я доверяю новому члену команды. Сухощавый, светловолосый лекарь был задумчив, но полон решимости помочь мне в нелегком деле создания новой Руси.
Мы забрали вещи Метика и направились к городу. По дороге Эса сообщила о том, что Гостомысл, по предложению Радомысла, решил взять клятву верности с Ньёруны. Ту, которую я брал с Эстрид. Мне кажется, что это Эса «шепнула» дяде выход из такой сложной ситуации. Я поинтересовался тем, как все-таки Ньёруна выдала себя, когда Эса с Миленой вломились к ней. Оказалось, что воительница зашла в покои жены Гостомысла и застукала ее молящейся в жесте мольбы, который принят только в храме Упсалы. Какой это жест – Эса не сказала. Ну и ладно, не так уж и интересно. Не знаю, спасет ли от предательства клятва вассала. Надеюсь, что в этом времени к клятвам относятся лучше, чем 21 веке. По крайней мере, Эстрид – явный пример ее соблюдения. Надеюсь она – не исключение из правил. После новостей Метика, хочется встряхнуть этот мир. Да так, чтобы никому не повадно было сомневаться в моих действиях. Что же, шаг первый – разгром Гунульфа.
Я попросил Эстрид найти плотника в Хольмграде и привести ко мне. Вопрос с требушетом надо закрыть. А Метику я рассказал о диспозиции сил словенов и Гунульфа, объяснил особенности положения племени и войны с северным соседом.
Когда мы подходили к зданию зала старейшин, я заметил Забаву и подозвал ее, попутно познакомив с Эдиком. Девушка обещала помочь с жильем лекаря и согласилась быть его ученицей, раз я настаиваю. Я настоял. А информация о том, что Метик является лучшим лекарем в мире, прибавила ему пару плюсов в глазах Забавы.
В зале старейшин заседали отец и дядя. Ага встал у входа, как истинный хранитель моей тушки. Эса убежала за плотником. Аршак завершает дела в поселке Добрыни. Забава увела Метика для определения ему жилья. С последним проблем нет – Гунульф постарался сократить население Хольмграда так, чтобы пустовало много домов. Многих он увел в полон. Но ничего – вернем.
Гостомысл и Радомысл поприветствовали меня и продолжили прерванный разговор. Они обсуждали вероятность атаки Гунульфа до того момента, как соберутся войска союза. Я сообщил, что Гунульф ждет, когда вся наша армия соберется, чтобы разом покончить с нами. Пришлось промолчать об источнике – Ньёруне. Но, кажется, они и так догадались об этом. Дядя задумался, баюкая культю, а отец нахмурился. Пока они зависли, я под шумок выпросил себе в личное подчинение десяток мужиков. Гостомысл, понимая, что я не отстану, махнул рукой, дозволяя оторвать людей от повседневных дел.
Радуясь столь быстрому решению вопроса – думал придется долго упрашивать – я пошел на выход. Эса уже шла ко мне, оживленно общаясь с упитанным мужичком. Это, видимо, плотник. С ним мы быстро нашли общий язык. Забегая вперед, отмечу, что плотник попался рукастый. Уже вечером он смастерил маленькую копию требушета с противовесом примерно в десять килограмм.
Требушет не сильно тяжелое в постройке орудие, если знаешь его устройство. Моя инженерная душонка еще в детстве начиталась и насмотрелась всевозможных конструкций, могущих передвигать вещи в пространстве. Помнится, я как-то в начальной школе из деревянных ящиков, найденных мной в гараже отца, соорудил катапульту, которую углядел в старом журнале там же, в гараже. Устройство работало. Но только пару выстрелов. После чего «приказало долго жить». От отца я тогда «получил» дважды. Первый раз – когда снаряд катапульты по касательной процарапал дверь старенького батюшкиного «жигуленка». Нет, ну я же не специально. Просто не рассчитал траекторию. Второй раз – когда увидел из чего была собрана катапульта. Ящики, видимо, были ему нужны. Пятая точка тогда пострадала знатно. С тех пор в гараже я не проводил опытные «стрельбы». Вот за гаражом – да. Однажды, даже чуть не снес сам гараж – переборщил с бомбочкой-вонючкой, сделанной на основе извести. Благо, никто не пострадал.
Днем приехал Ходот. Князь выглядел довольным. Он привел тысячу воинов. Мое удивленное лицо рассмешило богатыря. Князь сообщил, что от бека Манассии приходил посол, который предложил «вечный» мир. Понятно, что о «вечности» говорить не имеет смысла, но настоящая причина «сговорчивости» бека выяснилась чуть позже, когда купцы разнесли весть о борьбе за власть в каганате. Бек Манассия решил половить рыбку в мутной водице, поэтому решил подстраховать свои стойбища от набегов мстительных вятичей. Князь, естественно, согласился, поэтому взял бóльшее войско, чем планировал изначально. Я сразу попросил его лазутчиков побродить по окрестностям и установить точное местоположение Гунульфа. Информацию, переданную мне Михрюткой я передал Ходоту.
Милена обрадовалась отцу. Она расстроилась, что Рогнеда не смогла прибыть, но оно и понятно – не место ей на войне.
На следующий день стали приходить гонцы от остальных князей союза. Войско против Гунульфа собиралось все больше и больше. Когда прибыли Куляба с Соколом, уже насчитывалось больше трех тысяч человек. Князь Белоозеро сообщил, что ему пришлось обходить войско Гунульфа по дуге, так как противник находился аккурат посередине между Белоозеро и Хольмградом. Князь Мурома и князь Ростова пришли вместе, они оказались закадычными друзьями.
Таким образом, к концу недели собралась вся армия союза в количестве четырех с половиной тысяч человек. По сообщению белоозерского князя, у Гунульфа пять с половиной тысяч. Это подтвердили и ходотовы разведчики.
В зале старейшин собрались все князья. Отец решил собрать малое вече союза для ознакомления с военачальником. Мой титул тысяцкого никем не оспаривался, хотя опытных и закаленных воинов тут хватало. Мне кажется, это из-за слухов, которые распространил дядя, о моей роли и месте в отражении хазарского набега.
– Можно подождать пару месяцев, – говорил муромский князь Ингварь, – и пригласить в наше войско западных наемных варягов. Они в это время часто собираются в Пскове.
– И тогда наше войско будет равным по количеству, – поддержал товарища ростовский князь Василько.
– А что скажет наш тысяцкий? – слегка прищуриваясь, задал вопрос хитроватый Буян, князь Белоозеро.
За моей спиной стояли Ага и Эса. Я буквально затылком видел легкое пыхтение Эстрид. Она в последнее время очень чувствительно относилась к любой попытке «прощупать меня», даже если это союзники.
– Прежде всего, – я начал рассказывать свою идею, – хотел бы познакомить вас с одной интересной придумкой, – я повернулся к Эсе и кивнул.
Воительница направилась к входной двери и впустила нашего плотника с учениками. Они водрузили макет требушета с краю стола, за которым сидели князья и воеводы. Я встал и показал принцип действия.
Требушет состоит из длинной балки, прикрепленной к оси, подвешенной на прочной раме и основании, так что балка может вращаться вертикально по широкой дуге. Стропа прикреплена к одному концу балки для удержания снаряда. Снаряд бросается, когда луч быстро вращается путем приложения силы к противоположному концу луча. Механическое преимущество достигается, прежде всего, за счет того, что снаряд балки намного длиннее, чем противоположная часть, к которой прилагается сила – обычно в четыре-шесть раз длиннее.
Требушет, «придуманный» мной использует силу тяжести. Его сложность заключается в том, что для подъема более массивных противовесов обычно требуются либо лебедки, либо гусеницы, а также блокировка и захват. Для перезарядки требуется довольно много времени.
Небольшой булыжник, который использовался в качестве снаряда, пролетел над головами князей и шмякнулся в деревянную стену, оставив небольшой скол, обнаживший щепы.
Стандартный стокилограммовый снаряд при противовесе в 4 тонны пролетит 150 м. И это достаточно много. Примерно на такое расстояние стреляют местные лучники. Кстати, луки здесь не в чести. Не понятно из-за чего. Может быть, из-за прихотливости к погоде.
За десять дней мы сможем изготовить четыре таких требушета. Корзина будет начиняться кучей остроугольных камней размером с бычью голову. Ускорение, которое получат камни, увеличат силу удара кратно и проредят ряды нападающих насквозь. За один такой выстрел можно скосить от тридцати до пятидесяти человек.
– Это орудие называется требушет. Высотой он в пять человеческих роста. За один выстрел из четырех орудий мы можем сократить армию противника от 120 до 200 человек, – заявил я притихшим князьям, – скорее всего мы сможем совершить не менее трех выстрелов. А это, между прочим, от 360 до 600 человек погибших. Я надеюсь, что раненных будет в два раза больше. И необходимо учитывать то, какая сумятица начнется в армии врага.
Гостомысл и Радомысл, ранее ознакомленные мной с этим орудием, сияли, разглядывая потрясенные лица князей.
– Тысяцкий Ларс, – обратился ко мне батюшка, – расскажи нам, как ты видишь это сражение?
Этот вопрос был отрепетирован нами. Здешние люди не знают что такое презентация перед советом директоров, в которых я «собаку съел». Я подал знак Аге и он достал из под лавки огромную коровью шкуру, на которой была расчерчена местность, в которой притаилась ставка Гунульфа. Разъяснив обозначения и суть карты как таковой, я поведал свое видение боя. Благодаря ходотовым разведчикам у нас есть достоверные данные местоположения противника и близлежащей местности.
Не забыл я и про деление войска на десятки, сотни и тысячи. Это было самым тонким моментом в моем плане. Благо, вмешался дядя, рассказав про внедрение этой системы управления в дружину Хольмграда после разграбления. Масла подлил Гостомысл, намекнув на то, что появляется огромное количество должностей, а следовательно, можно одарить нужных и полезных людей.
Это, конечно, отец зря сказал, так как нужно пресекать подобные назначения «по протекции», но с этим разберемся позже. Для начала пусть будет так.
К счастью, мой план был принят и я получил карт-бланш на осуществление плана сражения, постройку требушетов и реформу вверенной мне армии.
Остаток вечера князья и воеводы провели за игрой в макет требушета. Снаряд даже успел разбиться, так они начали «пулять» своими кошелями, так как ничего больше под рукой не оказалось. Как дети малые, честное слово!
На следующий день я собрал князей и попросил их выделить четырех тысячников, которым они доверили бы свои войска. Сначала они не поняли что я от них прошу, судя по помятым физиономиям, они допоздна игрались с требушетом, да еще и «отметили» это дело, но потом в мое непосредственное подчинение попали воевода Сокол, воевода Куляба, ростовский князь Василько и вятичский князь Ходот. Для меня было странным, что князья согласились подчиняться мне. Если Ходота я понимаю, он все же помнит битву за Кордно, то позиция князя Василько мне не понятна. Мое неведение удовлетворил Радомысл. Оказывается, Гостомысл неоднократно спасал жизнь ростовскому князю, поэтому последний считает себя должным нашему роду по самые уши. Это своеобразный жест возврата долга. Кстати, ростовский князь выглядел как запорожский казак – лысый, с чубом, да усатый, будто пузатый Тарас Бульба.
Радомысл, кстати, должен был быть моим советником в походе, но он сказал, что будет только мешать, поэтому доверяет мне судьбу словенов и всего союза. Он, конечно, лукавит, так как все равно будет с нами в походе, но как представитель отца. Гостомысл, из-за ранения не в состоянии двигаться вместе с войском.
На протяжении последующих десяти дней происходила реформация войска, устанавливались связи подчинения между десятниками, сотниками и тысячниками. На нижнем уровне управления иногда приходилось проводить кулачный турнир, чтобы выявить лучшего из одиннадцати варягов. Не каждый соглашался подчиняться вчерашнему товарищу, который имел одинаковые права со всеми. Со скрипом, но моя задумка исполнялась, что в итоге дало замечательные результаты по контролю войска.
Раньше ведь был только воевода, у которого были в подчинении главари дружинников. При этом группы насчитывали разное количество варягов. Унификация помогла превратить ватагу в боеспособное войско. Единообразные тренировки, организованные Соколом, научили варягов азам сплоченности. Не сказать, что теперь армия превратилась в монолитную скалу, но по крайней мере наметился прогресс. Зачатки настоящего войска появились и это давало широкие перспективы на удачное завершение реформы.
Метик с Забавой организовали полевой госпиталь. Пока лечили от всевозможных мелких болячек от поноса до простуды. К счастью, вопросы гигиены, кипячения питьевой воды и банальной санитарии наши лекари решали отлично. Эдик, с моего разрешения, набрал к себе два десятка девушек и обучил их основам ухода за больными.
Эса взяла на себя контроль по постройке требушетов. Я попросил ее следить за тем, чтобы никто не обижал нашего плотника и его учеников, всячески способствуя нормализации его деятельности. Мне кажется, Эса превращается в моего начальника секретной службы. Тайна принципов работы требушета должна быть сохранена до последнего. И она справлялась с этим прекрасно не столько благодаря своим хорошим организаторским способностям, сколько грозной репутации.
Основная масса войска состояла из варягов-пехотинцев, вооруженных мечами, а в большинстве своем – топорами. Около пятисот человек было лучников-варягов, которых возглавил князь Василько. Еще тысячу всадников находились под руководством Кулябы. Оставшиеся три тысячи возглавляли Сокол, Ходот и я. Моя тысяча состояла из охранения ставки тысяцкого из ста человек, подкрепления в виде засадного, резервного «полка» в размере восьми сотен дружинников. А еще сто человек были обслугой четырех требушетов, по двадцать пять человек на каждое орудие. Последние были в таком количестве в связи с тем, что один только противовес весил порядка четырех тонн и доставлялся на место боя повозкой, запряженной четверкой лошадей. Отдельная повозка на каждый требушет была для транспортировки снарядов.
В середине лета армия союза была готова к походу. Хотелось бы конечно еще месяца два отдать на тренировку и повышение слаженности войска, но мне никто не дал бы такого счастья.
И вот наступил день икс. С раннего утра наше войско бурлило и снималось с места. Я в окружении своего «ближнего круга», как окрестил их отец, прощался с Гостомыслом и Миленой. Мои ближники, Эса, Ага, Метик и Забава, уже были в седлах. Аршака я оставил в поселке Добрыни, туда же, с дядюшкиного разрешиения, переместились и основные богатства моего подпола.
– Сын, душа твоя и добра, и чиста, – отец запнулся, – я жду тебя с победой!
Его слова вызвали во мне смутные ассоциации, но я не обратил на них внимания. В мои объятия влетела Милена.
– Не смей участвовать в бою, – прорычала она мне в ухо, судя по голосу едва сдерживая слезы, – для боя у тебя огромное войско есть.
Девушка обнимала меня изо всех сил. Это было так мило. Я решил промолчать, чтобы не разрушить нахлынувшие теплые чувства.
Чуть отстранившись от жены, я поцеловал ее крепким поцелуем, под улюлюкания Сокола и Кулябы, заметивших мои действия. Ничуть не стесняясь, я наслаждался процессом. Через пару мгновений я отпустил раскрасневшуюся Милену и низко поклонился Гостомыслу.
– Отец, я не подведу тебя, – с гордостью сказал я этому легендарному человеку и вскочил на коня.
«Ближники» вместе с Соколом и Кулябой присоединились к моему галопу в сторону основного войска.
Армия еще вчера подготовилась к походу. Я думал, что войско будет неповоротливым, но удалось организовать неплохую слаженность. Возможно, помогла грамотная иерархия. Появилось централизованное управление, как основным войском, так и обозниками.
В строжайшей секретности везли разобранные требушеты. Полевые испытания, проведенные на рассвете несколько дней назад доказали полезность орудия. Опытным путем было выверено общее количество и вес камней для корзины снарядов. Максимальное расстояние, на которое удалось отправить снаряды – 230 метров или, как здесь принято говорить – примерно 110 саженей. Обоз с требушетами был самым медленным, так как одних только противовесов было 12 тонн на четырех больших нестандартных повозках.
Наша армия двигалась достаточно комфортно. Погода благоприятствовала. Да и настроение у людей было приподнятое. Я скакал в окружении «ближников» позади Радомысла и князей-союзников. Мне удалось с помощью плотника, помогавшего «создавать» требушет, создать для Радомысла протез. Плотник сделал произведение искусства. Получив мерки и оглядев целую руку дядюшки, мастер выстругал за день шедевр. На протезе он изобразил даже морщины и заусеницы. Как же жаль, что нет лака, чтобы сохранить это произведение. Думаю, что в будущем я сделаю ему металлический протез. Будет Радомысл первым киборгом словенов.
Ухмыляясь незамысловатой шутке, я посмотрел на спину дяди. После получения подарка, он даже стал спину держать ровнее. А его благодарность в глазах сказала мне больше любых слов. Дядя так растрогался, что обнял меня, когда получил с рук плотника подарок.
Вдохнув полной грудью аромат леса, в который мы вошли, я в который раз удивился чистоте вкусного запаха деревьев. Да, наша армия оставила свой запашок, но это другое. В этом веке природа необыкновенно прекрасна.
Мы двигались на север в сторону Ладожского озера. Немногочисленные путники, попадающиеся нам на пути, были вынуждены свернуть с дороги, пропуская длинный караван нашей армии. На привалах Сокол и Куляба тренировались сами и поощряли остальных к этому действию.
В течение пяти дней мы подошли к предполагаемой ставке Гунульфа. Наш авангард встретился с разъездом гунульфова войска. Стычки не произошло. Стороны поспешили сообщить руководству о местоположении противника. К вечеру пятого дня мы подошли к берегу озера.
У нас был рисунок сражения, была предполагаемая карта расположения сил противника. Когда я воочию убедился в верности разведданных, моей улыбкой можно было ослепить слепого. Все идет по плану. Я даже начал напевать себе под нос незамысловатую песенку.
Были опасения в том, что Гунульф приготовит сюрприз и переставит свою ставку. Но его самоуверенности можно только позавидовать. Он даже не приказал своей армии выстроиться в боевой порядок. Они как сидели у своих костров, так и продолжали бездельничать. Были какие-то мелкие телодвижения, но это совсем не было похоже на то, что враг готовится к бою. У меня был соблазн прямо сейчас трубить атаку, сметая шатры и внося разрушения в ничем не огороженное местонахождение противника. Жаль, что у них численное преимущество, а у нас всего тысяча конницы. Было бы наших всадников хотя бы три тысячи, то я рискнул бы. Думаю, Гунульф прекрасно знает о нашем численном составе. Да и никто не будет воевать на ночь глядя. В таких сражениях не принято так рисковать. Сражение может затянуться не на один час, поэтому в ночи уже никто не разберет где свой, а где чужой. Поэтому понятна такая беспечность врага. Но ничего, у меня появилась идейка по разворошению этого муравейника.
Берег озера был ровным словно блюдце, без единого холма или иной возвышенности. Никаких рельефных преимуществ ни одна из сторон не получит. За нашей спиной был небольшой подлесок, за спиной Гунульфа – озеро, берег которого усыпан привалившимися драккарами. И если теоретически нам есть куда отступать, то нашему врагу идти некуда, если только к судам, но это еще нужно умудриться сделать без потерь. В целом, мы в чуть более выгодном положении. Враг настолько самоуверен, что не думает об отступлении.
Наша армия расположилась в полукилометре от неприятеля. В большом шатре нашей армии Радомысл инициировал военный совет, на котором мы подтвердили приверженность к уже имеющемуся плану. Корректировок не было. Единственное, что я предложил ночью потревожить покой врага беспорядочной стрельбой. Чтобы не расслаблялись. Поначалу я не нашел единомышленников, но когда я объяснил последствия, то мои доводы признали разумными. Куляба отдал пятьсот коней князю Василько, чтобы лучники последнего беспрепятственно вернулись с ночного рейда.
Эса проследила за сохранностью требушетов. Их уже начали монтировать в лежачем положении, подготавливая к работе, но, не показывая противнику.
Наш лагерь готовился ко сну. Легкий мандраж не давал мне спокойно уснуть. Спал я урывками. Ночью пять сотен лучников Василько успешно сходили в гости к Гунульфу. Сделав по три залпа каждый, они вернулись довольными. У врага началось брожение, послышались крики раненых. Не думаю, что много человек пострадало при этом обстреле, но войско Гунульфа попыталось выстроится в боевой порядок. В какой-то момент я хотел трубить тревогу и поднимать войско для обороны. Но враг, понимая, что их просто ужалили – не смертельно, но неприятно, успокоился.
Когда лагерь неприятеля утих, я попросил Василько повторить набег, но в этот раз ограничится одним залпом. В этот раз Гунульф не дал нам шанса выстрелить. Повторная атака лучников провалилась из-за горна в стане врага. Василько прошел всего половину пути, как его обнаружили. К счастью, мы с ним обсуждали подобное развитие событий, поэтому князь развернул лучников и они благополучно вернулись. Я поблагодарил воинов и отправил их досыпать, обещая не тревожить до самого построения армии Гунульфа. Свою роль на сегодняшнюю ночь они выполнили. А нечего врагу спать. Я же не могу уснуть – пусть и они бодрствуют.
Рассвет встретил меня хмуро. Нормально поспать мне так и не удалось. Думаю, что Гунульф был также не доволен поведенной ночью, так как с первыми лучами солнца, его армия начала выстраиваться напротив нас. Мы спешно подняли армию и выстроились правильными квадратами по сто человек в каждом. По флангам стояла разделенная пополам конница по пятьсот человек. Восемьсот моих резервных дружинников стояли чуть позади. Для них приготовлена особая роль. Четыре требушета поднимали веревками. Они гордо встали вдоль растянувшейся линии наших сил на равном удалении друг от друга. Три тысячи пеших варягов стояли со щитами и топорами в ожидании крови. Пятьсот лучников, не сильно выспавшиеся из-за ночного рейда, стояли между моим резервным полком и основным войском.
От Гунульфа отделилось три всадника.
Началось. Сокол и Ходот посмотрели на меня, ожидая реакции. Мы думали, что парламентеров будет в большем количестве. Эса и Ага не должны были показываться Гунульфу, дабы не спровоцировать последнего на нарушение неприкосновенности переговорщиков. Я кивнул Ходоту. Вместе с дядей и тестем я направился на переговоры.
Чем ближе я подходил к врагу, тем больше я успокаивался. Странно как-то. Я долго шел к этому мгновению, а в голове ясность и холодный расчет. Такое бывает, когда уверен в своих силах и веришь в правильность своих действий. И это меня радует.
Мы встали напротив трех переговорщиков. Они обычные северные варяги. Ничем особо не выделяющиеся. Тот, который посередине, скорее всего, Гунульф. Уж слишком самоуверенный взгляд у него. Маленькая черная бородка заплетена в косички, как у Ходота. Короткие волосы отсвечивали синевой. Кустистые брови складывались в морщину на переносице. Он был одет в кожаную броню с металлическими вставками. На поясе висел топор, похожий на моих близнецов.
– Радомысл, – проревел Гунульф, – как же так?
Голос у него был с хрипотцой, но мощный. Его ухмылка, адресованная дяде, была похожа на оскал хищника. Не знаю о чем спрашивал Гунульф. Дядя спрятал искалеченную руку в наручи и уложил ее на луку седла, поэтому его «как же так?» не могло быть адресовано к потере руки.
– Чему ты удивляешься? – видимо и дядя не понял его вопроса.
– Как же так получилось, что твой брат струсил и прячется от меня? – со смешком заявил Гунульф.
– С чего ты взял, что он прячется, – хорош дядя, сдержал гнев, – Гостомысл направил свою армию во главе с сыном, дабы Ларс отомстил за своих братьев.
– Этот юнец – Ларс? – небрежно хмыкнул Гунульф, кивая в мою сторону, – А Гостомысл еще коварнее, чем я о нем думал. Мало того, что струсил и дал умереть своим людям, которые выдали себя за него, так он еще и последнего сына отправил ко мне на убой. Неужели он совсем сошел с ума от страха передо мной?
– Гунульф, – я решил вмешаться в «переговоры», – я предлагаю тебе сдаться.
Его хохот был поддержан двумя товарищами-переговорщиками. Надо заканчивать этот треп, пора воевать.
– Я не закончил, – продолжил я, – твое поражение будет принято при условии, если ты сейчас же встанешь передо мной на колени и попросишь прощения за убийство моих братьев.
Лица врагов окаменели. Смех стих. Гунульф потянулся к топору, но остановился на полпути к цели.
– А ты такой же пустобрех, как и твой отец, – процедил он, сквозь плотно сжатые зубы.
– Я так понимаю, что это отказ от моего щедрого предложения. Верно?
– Я заставлю тебя умолять о снисхождении, – злобно прорычал мой враг.
– Что же, раз ты такой недальновидный, то тогда нам не о чем разговаривать. Пусть победит сильнейший.
Я развернул коня и пришпорил животинку. Дядя с Ходотом догнали меня. Мы скакали к нашему войску в полном молчании.
Добравшись до нашей ставки, я развернулся в сторону врага и с замиранием сердца следил за действиями Гунульфа. Наша армия была готова, требушеты установлены. В зависимости от того, что предпримет противник, мы должны были применить тот или иной сценарий.
Я верно рассчитал, что наличие непонятных сооружений, а требушеты именно такими и выглядели, заставит Гунульфа осторожничать и он не пропрется сломя голову бежать в атаку. Поэтому я предполагал, что он будет ждать наших действий. Так и случилось. Войско врага улюлюкало, но в атаку не шло.
И это замечательно. Действуем строго по плану. Я махнул рукой горнисту. Два протяжных гудка. Пять сотен лучников выдвигаются вперед сквозь ровные квадраты пехотинцев-варягов. Следом за ними идет мой засадный полк из восьми сотен варягов, которые держат в руках длинные пики, наструганные для конницы врага. Тысяча триста воинов неспешным шагом двинулась в сторону противника. И это был разрыв шаблона для местных. Здесь привыкли к битвам иного порядка – кучка на кучку. Позади вышедших воинов шел десяток «замерщиков», которые отмеряли 200 метров от позиции требушета. На плечах они несли мешок с белым крошеным мелом. Отмерив необходимое расстояние, они бросили мешки. Это было сигналом для остальных. Лучники остановились и расположились за резервным полком. Копейщики вышли вперед и выставили копья, уткнув тупые концы в землю, ощерившись густым ежиком копий.
Это был самый тонкий момент моего плана. Если противник начал бы движение сразу, как выдвинулась часть моей армии, нужно было бы двигать всю оставшуюся армию на уровень выдвинутых копьеносцев. Но Гунульф стоял и ничего не делал. Он ждал чего-то. Единственное, что я заметил, так это поднятые врагом щиты. Они так хотят обороняться от стрел. Тоже не плохой вариант.
Василько зычным голосом проорал:
– Готовсь! – на тетиву легли стрелы, – Пли!
Это я его научил. Раньше команда была «стреляй». Мой вариант ему понравился. А что? Реформировать – так до конца.
Туча стрел по навесной траектории полетела в сторону врага.
– Готовсь! – стрелы еще не достигли противника, а команда снова поступила, – Пли!
Новая волна направилась по следам предыдущей. И так продолжалось пока не опустел весь колчан лучников. Враг не отправил свою армию в атаку. Думаю, Гунульф догадался, что лучники бегом вернулись бы обратно при малейшей реальной угрозе атаки со стороны врага. Единственным выходом была бы конница, которая смогла бы догнать пеших лучников и покрошить ее в капусту. Но длинные пики охранения не дали бы причинить вред. Бездействие врага меня напрягало. Он оказался умнее, чем я думал. На его месте я бы тоже в такой ситуации отсиделся за щитами.
Лучники также не спешно направились назад. Копейщики, не оставляя орудий, направились следом. На вскидку пострадало не менее тысячи человек. Думаю, что можно рассчитывать на потери врага в размере 500–600 человек.
Когда армия противника увидела отход лучников, они снова заулюлюкали. Безбашенные ребята. На поле белели мешки, обозначающие расстояние полета камней требюшета.
Я рассчитывал, что хотя бы конницу Гунульфа вытяну и перемелю, но враг оказался умнее. Что же и на этот случай у нас есть план действий. Я дал команду на общее наступление.
Горн прогудел один короткий и один длинный сигналы.
Вперед! Мы рванули с места, как умалишенные. Ну вот, теперь это привычная для врага битва. В течении секунд десяти-пятнадцати мы бежали и грозно орали, а враг все еще стоял на месте. Гунульф, видимо, чувствует пятой точкой, что есть подвох. Чуйка у этого человека развита хорошо. Но инстинкты взяли свое. Его армия устремилась навстречу, размахивая топорами.
Мы добежали до отметки с белыми мешками и остановились. Изобразив испуг, мы рванули обратно. Ага, бежавший рядом со мной, дурачился и кривил рожу, будто испугался вусмерть. Талант. Какой актерище пропадает.
Мы вернулись на изначальные позиции и развернулись лицом к врагу. Я соскочил с коня и достал близнецов. Гунульфова армия бежала, словно оголтелая толпа. Когда до отметки с белыми мешками врагу оставалось метров десять, я приказал трубить атаку требушетами.
Залп. Один протяжный звук и четыре орудия синхронно направили в сторону Гунульфа несколько десятков камней общим весом от пятисот до шестисот килограмм. Последствия этой атаки были ужасны. Булыжники сносили людей и при отскоке погребали за собой врагов, образуя в общей массе целые проплешины. Время перезарядки требушетов – две минуты. За это время корзину наполняли новой порцией камней и натягивали длинный конец рычага колесообразным устройством, похожую на лебедку.
Первый выстрел еще не успел собрать общую картину боя, как тут же прозвучал горн, давая команду на второй выстрел.
Залп. Не смотря на то, что один из требушетов не сработал, оставшиеся три орудия собрали свою кровавую жатву. Плотность воинов была больше, чем при первом выстреле.
Залп. Третий выстрел заставил дрогнуть армию Гунульфа. И здесь я повел армию в бой.
Подняв коня на дыбы, я дал команду на общее наступление. Соскочив с животного, я под ор моей армии помчался навстречу врагу. Сзади меня догоняли Эса и Ага.
Бег моих трех тысяч варягов заставлял землю слегка дрожать. По плану, мой резервный полк должен идти к месту стычки пешком. Медленным шагом должна идти и кавалерия на флангах. Резервный полк подойдет как раз к моменту, когда нужно будет усилить давление центра. Фланговая конница вступит в бой одновременно с резервом, сужая пространство для врага. Очень надеюсь, что наши предыдущие действия вывели из боя тысячи две воинов противника, создавая нам комфортные условия для битвы. А с учетом деморализации вражеской армии, из-за летящих с неба булыжников, осталось только преломить хребет Гунульфовым варягам.
Адреналин стучал в висках. Топоры-близнецы приятно лежали в руках, придавая сил и уверенности. До врага осталось несколько метров. Все же знатно мы их проредили.
Вот и первый враг. Замах левым топором снизу вверх. Разворот туловищем и правый близнец врезается обухом в челюсть врага. Мерзкое зрелище.
Сбоку Ага сносит сразу двух варягов своим двуручным топором.
Из ниоткуда передо мной появляется враг с замахнувшимся оружием. В его глазницу прилетает небольшой ножичек. Эса меня прикрывает. Умничка, девка.
Снова враг. Двойной замах близнецами. Работа «мельницей» – прием, который дался мне особо тяжело. Несколько противников, получив «лопастями», списаны из числа боевых единиц.
Постепенно я абстрагировался от сражения. Бой протекал на автомате. Если на противника уходило больше десяти секунд, то он получал кинжал из арсенала Эсы. Она умудрялась еще и подбирать свои ножички по мере продвижения вперед. Если Эса не успевала на подмогу, то прикрывал Ага. Несколько раз приходилось нам с Эсой защищать фланги Аги, так как он довольно быстро стал объектом первостепенной атаки.
Спустя минут двадцать, стало ясно, что мы выигрываем. К этому моменту резервный полк вступил в сражение и натиск усилился. Несколько раз я видел Ходота в состоянии, которое можно описать как «берсеркер». Сущая машина для убийства.
Еще через полчаса врагов пришлось догонять. Они побежали. Не все, но это окончательно переломило исход сражения. Мы победили!
Всадники Кулябы зажали врага с флангов. Ловушка захлопнулась.
Я перевел дыхание и обнаружил, что бой переместился на место стоянки Гунульфа. Интересно где же сам вожак этой погибающей армии. Я залез на повозку, стоявшую на пути. Оглядев поле боя, заметил особо ожесточенный бой возле красивого шатра. Что же – на ловца и зверь бежит. Я крикнул Эсе и Аге бежать за мной и помчался к шатру.
Как я и ожидал, Гунульф был тут. Он был ранен и еле отбивался вместе с небольшой горсткой своих варягов.
С громким фирменным криком Ага влетел в гущу и растолкал врагов. Сразу несколько метательных кинжалов пролетели в сторону Гунульфа. От одного он сумел увернуться, но два последующих впились ему в грудь. Перед Гунульфом появился Ага. Широкий замах ладонью Обеликса оплеухой отправила Гунульфа в забытье.
Ага стоял над поверженным братом и тяжело дышал.
– Ага, – хрипло промычал он, – ага…
Эса подошла к лежачему Гунульфу и присела. Она схватила его за бороду и чуть приподняла. Эстрид посмотрела на Агу, потом на меня. В ее глазах застыл немой вопрос. По щекам катились слезинки, размывающие кровь врагов, которыми было покрыто ее лицо.
Она хочет его убить? Нет уж, лучше я сам. Я не успел сделать и шага, как игла с кончика ее волос вошла в глотку Гунульфа. Его предсмертный всхлип и чуть приоткрывшиеся глаза поставили точку в нашем долгом противостоянии.
Эса встала, ее плечи тряслись в молчаливом плаче. Ага влажными глазами окинул ее взглядом и приобнял сестру.
Я отвернулся от них. Противоречивые чувства. Долгожданная победа пьянила. В то же время мне тяжело понять чувства сестры собственноручно убившей брата и оплакивающей его смерть вместе с другим братом. Все как-то тяжко в эмоциональном плане.
Встряхнув головой, я сбросил наваждение. Мы победили. Немногочисленные беглецы сумели доплыть до драккаров и уплыли. Около 7–8 судов отходили от берега. Наши лучники поливали ближайших роем стрел. На всякий случай.
Я поднялся на большую бочку, которая стояла неподалеку, чтобы оглядеть поле боя. Сражение закончилось. Враг побежден. Меня увидели мои воины.
– Лааарс! – разнесся клич по полю.
– Ларс! Ларс! Ларс! – скандировали мои воины.
Я поднял своих близнецов. Пьянящая радость победы сводила с ума. Мое имя становилось символом победы. Ходот, Куляба и Радомысл, которых я разглядел неподалеку, присоединились к громогласному возгласу воинов.
– Ларс! Ларс! Ларс! – скандировала армия.
Вот и замечательно. Еще один шаг к созданию государства сделан.
Голос армии – мой!