Граница Смоленского княжества, весна 826 г.
Утром я проснулся выспавшийся. Впервые за долгое время. Восход солнца с широко открытыми глазами я встретил здесь впервые. Раньше вполглаза только видел его. Встал раньше всех, оделся, умылся и сел возле крыльца на лавку, вдыхать утренний воздух. Под ногами травинки блестели из-за росинок. Деревенька проснулась. Петухи кукарекали свою противную трель. Жители поселения занимались утренними делами, а я сидел и наслаждался ничегонеделанием. Из амбара стрелой выскочили две симпатичные девчушки и, пригибаясь вдоль частокола, трусцой сиганули по домам. Ранние пташки припозднились с ночных гуляний. На крыльцо вышел Ага. Он присел рядом.
– Выспался? – поинтересовался я у него, взглянув на эту огромную бочку.
– Ага, – довольно проурчал здоровяк.
– Ты действительно не можешь изъясняться по-другому?
– Ага!
– Тяжело это, наверное, быть немым, – произнес я, отвернувшись от него.
Жалко мне таких людей, будто вина за эту несправедливость лежит на мне. Такие, как Ага, имея слух, каждый день слышат то, что не могут сами воспроизвести, а окружающие, словно в насмешку что-то тараторят.
– Ага! – прошептал Ага.
Я посмотрел на бугая. Это я вслух сказал последнее или он подтвердил тяжесть его немого положения? Ага, почувствовав мой взгляд, подмигнул мне и улыбнулся. Жизнерадостная детина.
Я впервые смог рассмотреть этого необычного человека вблизи, при свете солнца. До этого как-то не удавалось. То ночные похождения по крепости воеводы мешали, то он спину свою только показывал, когда греб в лодке, а потом и не до разглядываний было – от князя еле «отбились», а позже и от ливня в кромешной тьме чащи скрывались.
Ага был очень фактурным персонажем. Его сходство с галлом-Обеликсом внушало симпатию. Думаю, что только я так на него глядел, ввиду отсутствия в этом времени персонажа Депардье. Его усы, оказывается, были заплетены в косичку. Рыжий ежик волос на голове обнажал форму мощного черепа. Такую голову можно использовать в качестве тарана при штурме крепости. На ней и царапины не останется. Нос – картошкой. Губы – уткой. Шея с двумя подбородками. Про лопаты-руки лучше не напоминать. Его оплеуха должна будет снести «бестолковку» тому, кто попробует его обидеть. При всем при этом, он даже сидел ссутулившись, будто стараясь казаться незаметным. При его габаритах это было смешно и наивно. Но из-за этого он еще больше привлекал к себе доброжелательное отношение. По крайней мере, с моей стороны.
Потихоньку просыпался наш отряд. Дружинники выходили с амбара, обливались колодезной водой и разминали тело. У многих проскальзывала довольная физиономия. Кажется, они на славу постарались решить демографические проблемы деревни. Если они были, конечно.
Эса вышла, мазнула взглядом по нашим скромным персонам и пошла проверять лошадей. А Сокола было не узнать. Он был настолько жизнерадостным, что у меня аж скулы начало сводить. Тренировка с Забавой зарядила его достаточно сильно. Аршак и дядя были помятыми. С этими ясно. Первый не научился пить, а второй никогда не научится это делать – возраст не тот.
Сборы не заняли много времени. Мы выехали из деревни через час с небольшим. Отряд принял построение, указанное Радомыслом.
Местность вокруг все чаще становилась лесистой. Это говорило о том, что мы подъезжаем к владениям вятичского князя Ходота. Деревья иногда встречались поистине исполинские. Зачастую Эса отбегала на пару минут с дороги и возвращалась с охапкой ягод – малины, либо земляники, либо с набитыми в плащ фруктами – дикими яблоками и грушами. Нужно отметить, что делилась она со всеми, но брат был первый в очереди. Агу это забавляло. Ведь для утоления голода его тушки даже корзина фруктов не помогла бы, но он не хотел обижать сестру. Да и голодным он не был. Иногда мне кажется, что он просто мусороприемник. Ага даже не смотрит на то, что ему дает сестра. Его флегматичное выражение лица вызывало улыбку.
В полдень мы разбили лагерь на привале. Перекусив взятой из деревни едой, мы собирались тронуться в путь, как дозорный поднял тревогу. Дяде доложили, что в нашу сторону несется всадник. В этой части леса дорога была пустынной и любой путник мог быть угрозой. Мы были в стороне от торговых путей, так как не хотели афишировать свое присутствие у вятичей. Торговцы, в основном, вели торговлю через реки, поэтому они тоже не были здесь частыми гостями. Да и не путешествуют торговцы в одиночку.
Мое любопытство заставило выйти из лагеря, расположенного в стороне от дороги. Ко мне присоединились Эса, Сокол и пара дружинников. Агу я попросил охранять дядю и Аршака. Вспыхнувшее недовольство Джуниора погасила Эстрид, заметив, что торговец не должен быть в гуще возможной битвы. Кажется, его это задело.
Мы встали возле изгиба дороги, так, чтобы путник нас увидел загодя, дабы понять помыслы всадника. Каково же было мое удивление, когда приметив нас, человек пришпорил лошадь с радостным визгом. Голос показался женским. Эса грязно выругалась и ушла назад в лагерь. Дружинники прятали ухмылки и сдали чуть назад. Сокол же был словно истукан с широко отрытыми глазами и потрясенным выражением лица.
– Баляба, сгинь, пожалуйста, – прохрипел учитель.
Не понял. Чего это вдруг? Я возмущенно повернулся к нашему разведчику.
– Это Забава, – прошептал стоящий рядом дружинник, со всей силы скрывая ладонью рот.
– Ладно, оставим Сокола пока, – принял я единственно верное решение и позвал обратно в лагерь дружинников. Тем временем всадник приблизился, девушка спорхнула с коня и влетела в объятия учителя.
Проходя мимо Радомысла, услышал его бурчание по поводу того, что я плохо влияю на учителя. Якобы моя «кобелиная» сущность влияет на Сокола, поэтому дяде тоже надо держаться от меня подальше, иначе и дядя пойдет по девкам, что в его возрасте приведет к скоропостижной смерти.
Я решил сделать вид, что не услышал старика. Пока мы собирались в путь, подошел Сокол с Забавой. Девушка, одетая в простой крестьянский наряд, производила приятное впечатление. Плащ с капюшоном был ей явно великоват. Сама «метр в кепке», она контрастировала на фоне высокого учителя. Толстая длинная коса телепалась ниже пояса, а симпатичное лицо в веснушках располагало своей непосредственностью. Забава стояла рядом с учителем, опустив голову, разглядывая что-то под ногами. Вряд ли она что-либо увидела там, так как ее размер груди, навскидку – крепкая «четверочка», не слишком-то давал простор для осмотра всего, что находится ниже ватерлинии.
Эта парочка стояла пред дядиными очами, будто провинившиеся дети перед родителем. Радомысл, заметив мое внимание, глазами подозвал меня.
– Возьмем беглянку к себе? – обратился дядя ко мне, – Говорит, что сбежала из дома и никуда не уйдет.
– Под мою ответственность, – скромно добавил учитель.
– Я буду кашеварить, – пропищало это милое рыжее создание.
– Это аргумент, – хмыкнул я, – у меня возражений нет, берем.
Забава с визгом бросилась обнимать учителя. Тот сконфуженно стоял истуканом. Мы с дядей переглянулись. Мне кажется, Радомысл намеренно не противится увеличению отряда ради эксперимента надо мной. То ли он хочет посмотреть, как я справлюсь с командованием большим отрядом, то ли он хочет оценить объем моей ответственности за принятых людей.
По отряду прошел слух о пополнении и назначении новобранца на должность повара. Новость обрадовала всех, кроме Эсы. Отряд не оценил ее поварское искусство. Так сама же виновата, намерено же плохо готовила. Не поймешь этих женщин.
Мы тронулись в путь. Забава заняла место в центре колонны. Первые пару часов Сокол часто возвращался с дозора, проверяя все ли в порядке с его нареченной. Убедившись в том, что все нормально, он успокоился.
Пока мы шли, дядя рассказал интересную историю про учителя. Оказывается, Сокол «болтушка-ловелас», при этом очень скромен и стеснителен в те моменты, когда момент доходит до самого дела. То есть, на словах учитель любит поговорить в мужской компании о женщинах и их прелестях, а как только появляется шанс с ними, девушками, пообщаться, он теряется и стесняется. Поэтому, эта история с Забавой имела положительный исход. В любой другой ситуации, дядя отправил бы Сокола вернуть девушку отцу и догонять отряд. Радомысл, кстати, обязал учителя известить отца девушки, что с ней все в порядке.
Погода вокруг была спокойной. После дождя дышалось особенно легко. Лиственный лес сменился на сосново-еловый. Шишки и иголки расстилались ковром под копытами наших лошадей. Запах мокрых исполинских деревьев приятно щекотал ноздри. Высота некоторых сосен поражала. Казалось, они карябают своими кончиками брюха облаков.
Несколько дней мы шли без происшествий. Деревень не попадалось. Возможно, это к счастью. А то мало ли каких Забав мы еще понабирали бы в отряд. Девушка, между прочим, действительно готовила отлично. Она нашла общий язык со всем отрядом, благодаря безмерной общительности и жизнерадостности. Даже Эса, вечно нелюдимая воительница, сдружилась с ней. Вечерами они вдвоем щебетали словно птички. Эстрид мне открылась с новой стороны. Странно было поначалу видеть ее в качестве обычной девушки, а не суровым воином-убийцей. Мозгами я понимал, что она, на самом-то деле, обычная девушка. Но когда все время видишь ее в боевом мужском обмундировании, создается типаж мужеподобной воительницы, а не простой красивой девушки.
На дневных привалах дядя продолжал учить меня премудростям дипломатического искусства и быта славянских племен. Сокол же учил по вечерам двуручному бою на топорах. Либо я действительно делал успехи на этом поприще, либо на него так влияло присутствие Забавы, но учитель стал часто хвалить меня за успехи. Эса, наблюдая за тренировками, комментировала бои, как заправский футбольный комментатор. Удачные падения, подкаты и ложные замахи сопровождались улюлюканьем и аплодисментами. Ее всегда в эти моменты сопровождала Забава, наблюдавшая за действиями Сокола. Наши зрители заставляли нас выкладываться по полной. Соколу хотелось заставить меня максимально выложится, наверное, чтобы убедить зрителей в том, что я его лучший ученик.
С топорами я начал обращаться более уверенно. Если раньше мне было не очень интересно заниматься топоромашеством, то сейчас это переходит в разряд увлечения. Мне начинает нравится это. Думаю, это объяснимо тем, что я делаю значительные успехи. Когда у тебя, после упорных трудов, получается то, чем ты долго и нудно занимаешься, появляется чувство удовлетворения. Это своеобразный маркер, переводящий твою работу из любительского дивизиона в полупрофессиональный. И это касается всего, чем занимается человек. Нельзя быть профессионалом в каком-то деле и не любить свое занятие.
Так и в бою с топорами. Я сам начал понимать, зачем нужно то или иное движение, стал чувствовать оружие, его вес и баланс. Это сравнимо с вождением машины. Водитель-новичок, не чувствующий машину, при маневре не может как следует сориентироваться в пространстве. Опытный же водитель на инстинктах водит. До опытного топорщика мне далеко, но оружие я стал чувствовать, как продолжение своих рук, отсюда и позитивные результаты.
Вечером на пятый день путешествия, Сокол предложил взять боевое оружие на тренировки. Услышав это предложение, дядя был удивлен моими успехами. Он ожидал, что до тренировки с боевым оружием я дойду только через месяц. Тем приятнее было слышать слова Сокола, что мне скоро скучно будет на учебном оружии, нужно, чтобы я привыкал к тяжести боевого оружия. После этого, Радомысл сказал подождать его и не начинать тренировку, пока он не вернется.
Мы с учителем непонимающе уставились друг на друга. Наши зрители, сидя в стороне на поваленном бревне, что-то тихо обсуждали. Хитрющие глазки Эсы говорили о том, что она догадывается куда и зачем пошел дядя. Ох уж эта бестия.
Дядя довольно быстро вернулся. На вытянутых руках он держал продолговатый сверток, завернутый в материю. Взглянув на довольную Эстрид, я понял, что ее догадки подтверждаются.
– Не думал, что так рано тебе они пригодятся, – начал дядя, протягивая мне сверток, – твой отец и я мечтали, чтобы Сигурд овладел этим, но не сложилось.
Морщинистые веки Радомысла подозрительно блестели. Я раскрыл содержимое свертка. На серой ткани лежали два боевых топора. Короткие рукояти были обмотаны черной кожей и были снабжены дополнительной защитой в виде железных полос, которые назывались лангетами. На обухе каждого топора был граненый клевец, это ударная часть в форме клюва, предназначенная для точечного удара. Острая блестящая кромка была с чернением. Вдоль острия были размечены руны. На конце древка стояло клеймо в виде перечеркнутого глаза.
– Близнецы, – прошептал Сокол, он уважительно посмотрел на дядю.
– Подарок от мастера, – кивнул дядя.
– Тренировка сегодня будет немного другой, – вернулся на рабочий лад учитель, – к такому оружию нужно своеобразное умение. Будем его нарабатывать.
Я поблагодарил Радомысла. На радостях обнял его, чуть не задушив. На что он посетовал что-то в духе «сила есть, ума не надо». Эса, пытаясь рассмотреть оружие, аж на цыпочки вставала со своего места. Забава тоже не отставала в любопытстве от подруги. Еще бы на бревно свое залезли и оттуда посмотрели.
Я, красуясь, покрутил древком топора, как учил Сокол. Баланс идеальный, чуть смещенный в сторону, что позволяет придавать ускорение оружию при замахе. Близнецы-топорики вихрем покрутились в моих руках. Смотрелось эффектно.
Дальнейшая тренировка принесла мне непередаваемое удовольствие. С таким оружием любой враг ни по чем. По окончании тренировки, Эстрид кинулась разглядывать близнецов. В руки их, правда, не брала. Считается, что касаться такого оружия без позволения нельзя, можно обидеть богов. Эстрид посоветовала дать топорам имена.
С фантазией на этот счет у меня беда, поэтому отложил это «на потом».
Спать я ложился, чуть ли не обнимая близнецов. Сон долго не шел. То ли Ага своим храпом не давал уснуть, то ли у меня был избыток адреналина от полученного подарка. Рядом вертелся Аршак.
– Не спится тебе, византиец? – обратился я к нему.
– Надоело спать на земле, – повернувшись, проворчал он.
– Так торговцы же этим и живут. Бродят по дорогам, покупая тут, продавая там.
– Я – неправильный торговец, – хмыкнул Джуниор.
– Ну, ничего, разбогатеешь и купишь себе корабль, там обустроишься с комфортом.
– Вряд ли, – с сомнением протянул он, но увидев мою приподнятую бровь, пояснил, – у меня «морская болезнь». Это такая…
Увидев, что я захрюкал, захлебываясь от смеха, он насупился и замолчал.
– Ты и правда неправильный торговец, – отсмеявшись произнес я.
– Я хочу создать торговый дом, в который люди сами будут приходить и покупать все что нужно. Это как рынок, но все товары мои. Мне не нужно будет лично скитаться по миру, мои люди сами будут это делать и привозить товары в дом.
Да ты ж посмотри-ка на него. На дворе девятый век, а этот ушлый тип только что изобрел торговый центр. Что же, мне будет, чем его зацепить. Стоит намекнуть, что можно построить многоэтажное здание, в котором будет и банк, и ресторан, и торговые ряды. А если подкинуть идею, что не обязательно брать свои товары, а можно сдавать места в аренду, так он будет мой не только по зову долга и обязанностей, но и по зову сердца. А сколько таких идей из моего мира я могу еще ему преподнести – уйма.
– Я могу тебе в этом помочь. Я многое могу тебе рассказать на эту тему.
Аршак заинтересовано глянул в мою сторону.
– По поводу письма от отца, – начал он ни с того, ни с сего, – он клянется, что у него не было другого выхода.
Парень хочет раскрыть мне душу, чтобы между нами не было недосказанностей, наверное. Доверительные отношения с ним нужны и мне. Пора учить латынь. В Византии это государственный язык.
– Не бери в голову. Мне все равно, что он написал. Встретимся с ним и поговорим втроем, не скрывая ничего. Если не было выхода, значит, будет прощен. Разговор как-то сам стих.
– Спасибо, Ларс, – Аршак прикрыл глаза, засыпая.
Я же долго ворочался. Сон не идет совсем. Давно такого не чувствовал. Пришлось встать. Попробую размяться, помахать топорами. Может быть, если ушатаю тело до состояния изнеможения, мозг даст команду на отбой.
Я отошел немного в сторону от лагеря, кивнув дернувшемуся дозорному и пояснив, что все в порядке. Близнецы ласкали ладони. Свет звезд был достаточным, чтобы не потерять из виду наше расположение. Я залюбовался небом. Звезды в этом веке ярче что ли? Млечный путь четко вырисовывается над головой.
Не знаю, сколько времени я так простоял, но отвлек от созерцания шорох листьев. Характерный шорох. Не тот, который ветром скрежещет по земле, а шорох раздавливаемых сапогом, листьев.
Я аккуратно перетек из позы «охренеть какое небо» в позу «порву в клочья топорами-близнецами». За счет чернения топоры не отсвечивали. Послышались тихие голоса. Кто-то, буквально в метре от меня, полз в сторону нашего лагеря. Два воина, с луком в одной руке и колчаном стрел в другой, по-пластунски направлялись к дозорному.
Нужно что-то предпринять. Необходимо сначала приголубить этих гостей и успеть крикнуть караульному, чтобы трубил тревогу. Два ночных гостя ползли мимо меня. Я рассчитывал, что они проползут еще полметра, тогда мне удобнее будет замахнуться. Но судьба решила иначе. Один из этих субчиков, видимо почувствовал что-то, оглянулся назад. Ничего не заметив, он повернул голову обратно. Но на середине этого движения, его взгляд зацепился за меня. Не повезло. Действуя на впрыске адреналина и отточенных тренировками замахе, я по-простому, словно по полену рубанул, взмахнул топориком в тыковку ближайшего, ничего не подозревающего, врага. От таких ран не выживают. Минус один.
– Рота подъем, – крикнул я дозорному.
Второй ползунец не растерялся. Перекатился на бок, бросая колчан и натягивая стрелу. Я, не ожидая такой прыти, глупо кинул в него второй топорик без замаха. Наверное, это было разумно, так как не ожидавший такой подлости, стрелок, инстинктивно пытался увернуться от брошенного оружия. Его стрела улетела в никуда. Второй попытки я ему не дал. Кинувшись в его сторону, я хотел зарядить кулаком, вот только окружающее пространство посчитало, что это будет не честно и подсунуло мне под ноги какую-то вязкую субстанцию. То ли это была глина, то ли звериные фекалии, не важно. Важно то, что поскользнувшись, я полетел головой вперед на бедолагу-стрелка. Оказалось, моя голова-таран прилетела в челюсть врагу. Минус два. Ну ладно, полтора, не убил же я второго.
В это время дозорный поднял тревогу. Со всех сторон послышались крики и топот врагов.
Нас окружили грамотно. Отрезали пути к лошадям. Почти убрали часового, я помешал. Наши проснулись. Послышался окрик Сокола. Безумный рев Аги вспугнул даже меня. Причем так, что кровь застыла в жилах. Надеюсь, его не ранили. Эса показалась возле кричавшего дозорного. Я побежал в лагерь. Наш отряд сбился в кучку. Эстрид метала ножи преимущественно в стрелков, поэтому нападавшие быстро потеряли преимущество дальнего боя.
Ага, схватив бревно, орудовал им словно косарь в поле, собирая врагов штабелями. По сути, бой выиграли Эса и Ага. Нападавшие, почуяв наше превосходство в живой силе, сразу ретировались. Несколько дружинников, в горячке боя решивших преследовать беглецов, получили оплеухи от Эсы.
Мы еще пару минут ожидали второй волны нападения, но, по-видимому, на сегодня развлечения закончились.
Сокол стоял бледной тенью возле дяди. В его плече торчала стрела. Забава, не успевшая даже толком испугаться, со слезами на глазах полезла за чистой тканью и перевязочным материалом. Восстанавливаться он будет долго. Дядя сказал, что рана не смертельная, но плохая, стрела уперлась в кость ключицы. У учителя была довольно неприятная для заживления рана.
Еще двое дружинников тоже были ранены. Причем оба в ногу, один в левую, другой – в правую. Эса их даже прозвала так – Левоногий и Правоногий. Потерь у нас, к счастью, не было.
Возле Сокола развела бурную деятельность Забава. Эса с дружинниками рыскала вдоль периметра лагеря, собирая раненных нападавших. Пытать, видимо, будет. Ага, опираясь на бревно-дубину осоловело смотрел по сторонам. Я подощел к нему и спросил чего он так рычал-то. В ответ он бросил бревно, сложил ладони под ухо в жесте «спать», после стукнул в ладоши и указательным пальцем показал жест «нельзя», после чего рыкнул свое: «Ага». Если я правильно понял, он сказал, что не любит когда его будят среди ночи, так как он пугается и всем из-за этого будет большое «ага».
Забава напрягла Аршака, чтобы он держал сопротивляющегося Сокола. Дядя подозвал меня к себе.
– Ларс, нужно вынуть стрелу, тогда все будет хорошо. Оставлять так, конечно нельзя, – произнес Радомысл.
Не думаю, что смогу его удержать. Вон Аршак повис на его ноге, так тому хоть бы хны.
– Я позову дружинников, человека три-четыре, – Сокол пытался успокоить Забаву, оттряхивая Аршака с ноги, – а лучше еще и Агу, – добавил я.
– А может ну его, оставим так, – с сомнением заявила подошедшая Эса.
Дядя как-то странно задумался, глядя на жилистого и крепкого разведчика словенского племени. Но все-таки не согласился оставлять стрелу, мотивировав неудобством торчащего оперения при совокуплении Сокола с Забавой. Якобы оперение будет отвлекать от процесса. Старый шутник-маразматик.
– Там один нападавший целый совсем, только челюсть сломана, – повернулась Эса ко мне, – говорит, что его белобрысый викинг боднул.
Я слегка покраснел. Нет, ну чего он сразу так-то? Ябеда.
– Дядя, я приведу людей и Агу, – ретировался я от ухмыляющейся Эстрид.
Когда вокруг Сокола образовалась приличная толпа, схватившая его за все выступающие части тела мы зафиксировали ему руки и ноги. Забава сунула ему в рот деревяшку. Эса раскалила один из своих кинжалов для того, чтобы прижечь рану. Дядя-медведь резко выдернул стрелу, а Эстрид приложила раскрасневшееся лезвие к ране, закупоривая ее. Учитель замычал, его глаза, казалось, вылезут из орбит. По моей команде его отпустили. Сокол вскочил на ноги. За пару мгновений он раздал оплеухи не сумевшим увернуться дружинникам. Так им и надо, расторопнее надо быть. Я предусмотрительно отбежал подальше. Сокол выплюнул обслюнявленную деревяшку. Забава что-то успокаивающе ему шептала и смело к нему подошла. Она обняла разведчика. Ее макушка едва доставала Соколу до груди. Он обнял ее и мы облегченно выдохнули. Лагерь начали приводить в порядок.
Эса позвала меня и дядю на допрос выживших врагов. Трое тяжелораненых и один с опухшей челюстью не сильно сопротивлялись, особенно когда мой вассал поводила своим раскаленным кинжалом возле глаз допрашиваемых. Хитрая бестия. И Сокола кинжалом подлечила и на допросе инструмент пригодился.
Что удивительно, это были наемники Рогволда, бывшего смоленского воеводы. Задача у них была выкрасть викинга со светлыми волосами, завязанного в хвост, который именовался Ларсом. Цену Рогволд за меня назвал втрое меньшую, чем давал Гунульф. За живого давали чуть больше.
Может воевода хотел поквитаться со мной за свое поражение в неудавшемся смоленском бунте, а заодно и сдать Гунульфу? Сейчас уже не имеет значения. Одним врагом меньше, другим больше.
Радомысл удвоил дозорных. Засыпали мы спокойно. Уж я точно уснул, как только лег. Хотя бы какой-то плюс от нападения есть, бессонницу мне согнали.
Утром следующего дня мы с дядей решили не двигаться в путь. Во-первых, Соколу лучше денек воздержаться от тряски, чтобы рана не раскрылась, а во-вторых, шанс повторного нападения был минимальным, следовательно, риски в задержке посольства были не существенны.
Я с Эсой сформировал тройки дозорных, чтобы прочесали местность вокруг лагеря. Место стоянки наших врагов было обнаружено быстро. Вероятно, они еще ночью снялись с лагеря, опасаясь преследования и мести. Не хватает Сокола, который точно определил бы передвижения противника. Следопыт он отличный.
Дядя не дал мне расслабиться и насладится вынужденным выходным, запрягая меня уроками дипломатии. После него я обратился к Аршаку за изучением латыни. Более или менее сносно зная латинский алфавит и несколько выражений, спасибо вузу, дело сдвинулось с мертвой точки. А вечером меня подозвал к себе Сокол. Он в ультимативной форме потребовал продолжать тренировки, а в качестве спарринг-партнера попросил Эсу помочь. Та, что удивительно, отказалась, при этом легкий румянец украсил ее милое личико. Пришлось напрячь на тренировку одного из дядиных дружинников. В итоге, тренировка прошла вяло. То ли я действительно не плох в двуручном бою, то ли я привык к более сильному сопернику, как Сокол.
Кстати, рядом с разведчиком стало невозможно находится. Забава своей заботой поглотила все пространство вокруг него. Ее постоянные «уси-пуси» и ласковые «соколик», «соколенок», «соколушка» и прочие уменьшительно-ласкательные производные резали слух. Даже Эса не понимала свою обретенную подругу. Каждый раз, когда воительница слышала подобные «няшества», она показательно кривилась в рвотном позыве. Выглядело это столь комично, что все кто замечал ее кривляния еле сдерживались в приступе смеха.
Когда Радомысл предложил учителю еще один день отлежаться, Сокол так сильно воспротивился, что тут уже никто не удержался от хохота. Посмеиваясь, Радомысл разрешил Соколу выписаться из лазарета и встать в строй.
Наше путешествие возобновилось на следующий день. Город Кордно, столица вятичей находилась в пяти днях пути от нашего нынешнего места. Все это время я тренировался с дружинниками, Сокол настаивал на ежедневной смене партнера, дабы я не привыкал к слабостям противника. Дядя тоже не отставал, увеличивая мои познания не только в азах дипломатии, но и натаскивая меня в военном ремесле. Мы начали разбирать боевые построения, их преимущества в той или иной местности.
Аршак меня удивил своим разносторонним образованием. Он за несколько дней смог поставить мне правильное произношение латыни. Его удивление моему знанию латинских букв и некоторых слов было непередаваемым. Я поймал себя на мысли, что мне хотелось его почаще удивлять, чтобы видеть это мультяшно-алладинское выражение вселенского изумления.
Когда до Кордно оставался один день, вечером, после тренировки, ко мне подсела Эса. Я лежал у корней огромной сосны. Сегодня Сокол дал мне сразу двух противников. Пришлось выложится по максимуму. Подсевшая под бок Эстрид, что-то меня спрашивала и я отвечал невпопад ровно до тех пор, пока в бок не прилетел ее локоть. Усталость слегка отступила и заставила все же напрячь серое вещество.
– Так что ты решил? – проворчала воительница.
– А что случилось? – я пытался вспомнить что она спрашивала и уловить суть.
– Ларс, соберись, – Эса закатила глаза, – твое посольство должно заключить союз с вятичами. Если ты помнишь, я предупреждала тебя о том, ты должен жениться на дочери Ходота.
– Точно, я и забыл.
Эстрид показательно стукнула себя ладонью по лбу, наверное, удивляясь как она умудрилась связаться со мной.
– Так что ты решил? – не унималась она.
– Пока не знаю, – я задумчиво поскреб появившуюся щетину, – решу на месте. Женитьба не входит в мои планы. Если помнишь, я хочу в Константинополь. Титул князя мне не нужен. Пусть отец с дядей сами разбираются со словенскими проблемами.
– Это как-то легкомысленно, не находишь? – Эстрид склонила голову на бок.
– Я правда не знаю. Буду отбиваться от этого брака. Не будут же они под угрозой смерти вести меня под венец?
Молчание Эсы мне не понравилось. Неужели могут заставить жениться? Я посмотрел на вассала. Она улыбалась.
– Чего это ты смеешься?
– Иногда ты такие умные вещи говоришь, будто тебе не семнадцать, а все пятьдесят лет, а иногда твоей наивности можно только поражаться.
– Да в чем дело?
– Если ты прилюдно откажешься от брака, то это будет сродни объявлению войны. – Эса встала и начала ходить взад-вперед, – Представь ситуацию, что Радомысл и Ходот договорились о союзе и браке. Они собирают народ и прилюдно объявляют о свадьбе на следующий день. Куда ты денешься? – она хмуро посмотрела в мое уставшее лицо.
А ведь действительно, такой вариант вполне может быть реален. Да и в духе моего дядюшки. С него станется за моей спиной все решить. А потом заявить, что он решил проверить мое чувство ответственности и долга перед всеми словенами. Что же делать?
– О, посмотрите-ка на всемогущего и хитроделанного Ларса, – заметив мою хмурую рожу, заявила Эса, – Ну что? Понял теперь в какой ситуации мы оказались?
– Мы?
– Да, мы! Куда мы с Агой от тебя денемся? Мы теперь единый кулак против всего мира.
Это было очень приятно слышать. Наверное, на моем лице это отобразилось, так как Эса устало покачала головой.
– Я поговорю с дядей, – хмыкнул я ей.
– Я просто не хочу, чтобы ты оказался в какой-либо безвыходной ситуации. Я все-таки клялась защищать тебя от любой опасности.
– Ладно, мой верный вассал, я ценю это, – я встал, ища глазами дядю.
Эса что-то проворчала в ответ, а я направился к нашедшемуся Радомыслу.
Дядя сидел у костра и попивал нечто явно горячительное. Румяные щеки и осоловелый взгляд выдавали его с потрохами. В руках он держал деревянную кружку.
– А, Ларс… Ну как тренировка? – заметив меня, поинтересовался Радомысл.
– Тяжело против двоих, но это дело привычки.
– Я помню, как мы с твоим отцом сразу против десятка ворогов бились. И это вдвоем, – он поднял палец, подчеркивая важность сказанного.
– Судя по тому, что вы оба живы, победа была за вами, – сказал я, не зная как подойти к основной теме.
– Нет, не за нами, – он отпил с кружки, – но ведь бились же!
– Что, проиграли бой? – заинтересовал он меня.
– Не совсем, согласились на мировую, – Радомысл хмыкнул, – мы одолели самого сильного противника, – он кивнул на Агу, – такого как он. Но силы были на исходе. Поэтому, когда нападавшие чуть отошли, мы с удовольствием приняли ничью.
– Это как же вас угораздило выйти вдвоем на десятерых?
– Да не понравилось Гостомыслу, как на него главный их отряда посмотрел. Вот пришлось в драку полезть. А в харчевне не шибко развернешься.
– Так это пьяная кабацкая драка что ли? Я думал, вы с оружием были.
– Вот наше оружие, – дядя поднес к моему носу свои кулаки, позабыв про кружку и разлив немного питья.
Он выругался и бережно поднес напиток к губам. Наклюкался он изрядно.
– Да спрашивай уже, – проворчал медведеобразный старик, – вижу же, что гложет тебя что-то.
А не сильно то и напился. Этот хитрец даже в таком состоянии в силах подмечать любые мелочи. Опыт не пропьешь, как бы ни старался дядя.
– Да есть одна мысль, которая не дает мне покоя, – начал я, – Завтра мы будем в Кордно и ты встретишься с Ходотом. Когда ты мне расскажешь что обменяешь мою свободу на брак с его дочерью? До или после переговоров?
Радомысл нахмурился. Казалось, что хмель в его глазах разом выветрился.