Ларс

Глава 15

Смоленск, лето 826 г.

Весь следующий день дядя усиленно готовился к отъезду. Эса наняла еще дружинников. В Смоленске она встретилась со старым знакомцем, главой наемного отряда варягов. Таким образом, наш отряд наемников стал боевой единицей размером с тридцать человек. Узнав об увеличении численности, дядя переговорил с Эстрид и дал ей от себя сотню серебряных для возмещения затрат. Радомысл не хотел брать здешних дружинников к нам – на всякий случай.

Перед самым отъездом дядя пригласил всех членов нашей дипломатической миссии на ужин, даже новоприбывших варягов. Мы сидели за длинным столом, усеянным разнообразными кушаньями. Запах жареной птицы и свежей зелени стоял такой, что слюноотделение вырабатывалось рефлекторно. Густой аромат сыра и свежеиспеченных булок будоражил рецепторы.

Сокол с Забавой сидели грустные. Учитель остается в качестве наместника-воеводы Смоленска. Забаву же я попросил пойти с нами. Нужно иметь под рукой хорошего лекаря. Она существенно поднаторела во врачебном искусстве. Милена и Эстрид о чем-то шептались. Ага уминал яства в обе щеки, еле успевая вытирать усы. Аршак и Радомысл беседовали о каких-то торговых делах. Варяги, поначалу скромно насыщаясь вкусной едой, под конец расслабились и рассказывали друг другу занимательные истории из своей походной жизни.

Я взирал на всех присутствующих и радовался тому, что мне удалось вжиться в местное общество. Моя решимость переписать историю по своему разумению укреплялась с каждым днем. Мой характер за это время изменился существенно. Не знаю что этому послужило виной. Возможно, я перестал бояться. Я перестал бояться нарушить ход истории. Я не боюсь выйти на поединок с заведомо сильным противником, схватка с Кулябой тому подтверждение. Кстати, он утром со мной выпил бражку и похвалил за мастерство воина, после чего стукнул панибратски мне по плечу. Куляба ушел с войском в Полоцк, расставшись с дядей друзьями.

Вспоминая тот бой, я понял, что тогда стал воином в полном смысле этого слова. Не тогда, когда с Ходотом защищал Кордно, а именно в бою с Кулябой. Решимость, холодный расчет и полная концентрация – это то, что сделало меня бойцом.

Ужин был великолепным. Я умудрился даже захмелеть от легкого белого вина, не рассчитал его крепость. На ужине я впервые решил распределить обязанности внутри своей команды. Аршак, отныне, был моим казначеем и был ответственным за все финансы. К нему перетекли все мои кошели. Даже Ага положил свой выигранный у великана золотой. Первым моим поручением казначею было провести учет моих денег и возместить Эссе наем варягов. Джуниор был удивлен, но сдержанно поблагодарил за доверие. Эстрид хотела возмутится, но передумала, сверкая хитрющими глазками.

Забаву я назначил лекарем и походным поваром, обещая ей передать в Хольмграде пару мальчишек в помощники. Ее удивление было в разы более бурное, чем у нашего Алладина. Вчерашняя дочь старосты сильно изменилась. Она получила огромные знания и умения, а «одноглазость» только придавала ей особый шарм.

Ага стал моим личным телохранителем. Не все поняли это назначение, так как в этом времени еще не принято было такое наименование. Многочисленные покушения на мою жизнь необходимо пресекать. Когда я объяснил суть его обязанностей по защите моей тушки, он важно кивнул и показал сестре несколько жестов. Эса, кивая брату, обещала научить его обращаться с ростовым щитом. Очень интересно, этот парень слету уловил основную роль своей должности и додумался защищаться от дальнобойных атак большим щитом. На досуге нужно будет озаботиться приобретением хорошего щита.

Эсу я назначил своей правой рукой и по совместительству – сотником. Я пообещал увеличить ее отряд до сотни. В дальнейшем я хотел бы, чтобы на основе ее отряда можно было бы провести небольшую военную реформу, доказывающую полезность разделения на десятки, сотни и тысячи с соответствующими званиями. Результат этих изменений можно будет показать отцу и дяде, что позволит убедить их в действенности подобных преобразований.

Милена, когда поняла, что я закончил с распределением должностей в своем отряде, просила и ей поручить какое-нибудь ответственное дело. Я не смог придумать ей ничего интересного, но пообещал ей дать важное поручение, но только потом. Сокол хмыкнул, видимо, извратил эти слова в пошлом ключе. К счастью, удар локтем от Забавы прилетел в его ребра довольно вовремя, не позволяя озвучить ему свои пахабные мыслишки. Жаль, что учитель стал смоленским воеводой, я бы хотел иметь разведку в его лице.

Радомысл, с интересом наблюдая за моими действиями, безмолвно кивал на каждое мое «назначение». Видимо, я прошел некий его экзамен. Правда, назначение Эсы сотником ему, наверное, не сильно по душе. Он в этот момент чуть прищурился, словно пытаясь разглядеть мотивы моих действий. Я что мне сказать? Эстрид, дочь Улофа – единственный человек в этом мире, которому я доверю жизнь и не буду оглядываться в ожидании удара в спину. Может это наивно, но где-то на задворках сознания у меня есть стойкое убеждение в правильности такого отношения к ней.

Тем более у этой девушки есть опыт руководства. Таким могут похвастать только сам Радомысл и Сокол. А сотник мне нужен. В дальнейшем, она могла бы стать главой моей тайной службы, если до того времени я смогу укрепиться в кресле князя Хольмграда. Надеюсь, получится уломать отца стать Великим князем, а лучше – царем.

На следующий день наш отряд вышел из стен Смоленска. У ворот города нас провожал сам воевода – Сокол. Забава, попрощавшись с учителем, была поникшая. Она и Сокол сильно привязались друг к другу. Надеюсь, я погуляю на их свадьбе. Угу, у самого-то свадьбы не было, умыкнул невесту и все.

Наше путешествие в Хольмград не запомнилось ничем особенным. На дневных привалах дядя продолжал учить меня особенностям дипломатии и высокой политики. По вечерам я тренировался с Эсой. Причем, именно тренировался, а не проводил учебные поединки. Это стало неким невысказанным уговором между мной и воительницей.

Три-четыре дня мы шли по относительно оживленной дороге. А еще через пару дней после того, как пересекли брод у небольшой речушки, мы вышли к Ловати. Это такая река, которая впадает в ильменское озеро, на котором расположен Хольмград.

Здесь нас ожидала торговая ладья. Еще в Смоленске дядя договорился с одним из торговцев о перевозке нашего отряда, благо нынешние связи в качестве князя увеличились в разы.

Мы плыли по течению, поэтому обратный путь из Смоленска в Хольмград был быстрее того, которым мы шли ранее по суше.

Первые признаки того, что произошло нечто неладное, мы обнаружили за сутки до прибытия в город. Против течения, навстречу нам шла небольшая лодка, доверху нагруженная всякой утварью. На веслах сидел сухонький старичок. Он греб спиной к нам, поэтому не видел нас.

– Здрав будь, батюшка, – обратился к нему один из варягов.

Старик довольно сильно испугался, когда его окрикнули с нашей ладьи.

– И тебе многие лета, вой, – вздрогнув, ответил дед, изобразив поклон в сидячем положении.

В лодке, из-под мешковины, накрытой на вещи, выглянул мальчишка лет пяти. Его любознательные глазенки восхищенно рассматривали одежду варяга. Ребенок держал во рту указательный палец, видимо так лучше запоминается увиденное.

– Какой внимательный мальчуган у тебя в помощниках, – заметил еще один варяг.

Я смутно вспоминал этих воинов. Кажется, это те самые Левоногий и Правоногий, которые умудрились получить по стреле, один – в правую ногу, второй – в левую. Их так Эса окрестила из-за того, что они уже второй раз такие симметричные ранения получали.

– Цыц, мелюзга, – крикнул старик мальчику.

Тот обиженно посмотрел на дедулю и укрылся под тканью.

– Как дела в Хольмграде? – это уже Радомысл вмешался в разговор.

– Дык, плохо усе там, – опасливо промычал старик.

– Почему это? – изумился дядя.

– Да пожгли город-то – донеслось от деда.

– Кто? – Радомысл вцепился в борт ладьи.

– Мне то не ведомо. Варяги видать там были. Так внук бает, – кивнул он на мальчонку.

Порасспросив старика, мы узнали, что на Хольмград напали и разграбили. Часть города сожгли. Дети старика погибли, остался только этот мальчишка.

Такие новости заставили нас расправить парус и сесть за весла. Мчали мы так, будто за нами гналась стая гончих. Гостомысл должен быть жив, ведь по легенде он через тридцать лет должен будет позвать Рюрика на княжение. Именно так я себя уговаривал, отметая мысли о том, что, возможно, я изменил естественный ход истории.

Хватит рефлексировать. Я уже не тот попаданец, который с трепетом и боязнью пытался не навредить истории России. Я уже решил идти до конца. Поэтому, если с отцом что-нибудь случилось, я отомщу. У меня есть сплоченная команда единомышленников, которые сможет стать силой в это части еще не родившейся Руси.

Я чувствовал, как во мне зарождается белая ярость. На задворках сознания была мысль о том, что нужно попытаться успокоится, встретить проблему с трезвой головой, не отягощенной мрачными предчувствиями. Наша ладья плыла по мелким барашкам воль реки Ловать. В ильменское озеро мы ворвались, словно огромный кит, выпрыгнувший из океанской волны. Ветер стал более сильным. Мы отложили весла и под широким парусом неслись к Хольмграду. Никто из нас не хотел ничего обсуждать. У нас у всех были тяжелые думы.

На горизонте виднелись клубы дыма. Запах гари устилался над озером. Когда мы подплыли к берегу, стал виден остов крепостной стены, покрытый сажей. Немногочисленные люди ходили воль стен и собирали тела своих и врагов.

Мы стремглав направились в город. Я бежал в сторону детинца, моля всех известных мне местных Богов о том, чтобы Гостомысл был жив. Я пробегал мимо распластанных тел убитых горожан и воинов. Кое-где еще пылал пожар, который пытались потушить.

Я дрожащими от волнения руками открыл двери новгородского кремля. Посреди комнаты лежало два тела. Это были Гостомысл и Руяна. Тело Руяны с головой было накрыто прозрачной тканью. Гостомысл же, судя по тому, как его губы шевелились в попытке что-то сказать, был жив. Я был лишен дара речи. Как же так?

Мимо меня протиснулся запыхавшийся Радомысл.

– Брат, – дядя кинулся к Гостомыслу.

Я отстраненно смотрел на мертвое тело Руяны. Эта женщина, которая так сильно меня опекала, словно наседка, теперь мертва. То ли во мне чувства Ларса-настоящего проснулись, то ли я сам так близко к сердцу принял смерть Руяны, не ясно. В груди что-то сжалось. Некая невысказанная боль. Руяна, эта волевая женщина с разными по цвету глазами, больше не будет защищать меня от словесных выпадов дяди. Я был словно в прострации.

Я стоял в дверях и боялся зайти. Еще недавно я твердил, что я уже не тот попаданец, каким был еще совсем не давно, а сейчас – расклеился.

Соберись, Ларс! Да, Ларс. С этого момента я – Ларс. Больше никаких отговорок, которые мой мозг пытается придумать. Я твердо решил создать государство, которое будет лучше того, которое было в моем времени. Для этого нужно думать трезво и расчетливо. Никаких соплей и гуманизма! Нужно жить понятиями этого века.

Око за око, зуб за зуб. Ужасающие разрушения города и потери среди воинов и населения говорят о том, что нападавших было бесчисленное множество. Это была целая армия. Я, конечно, постараюсь построить идеальное, с моей точки зрения, государство, но сначала за все то зло, которое причинили мне и моей семье нужно заплатить.

– Кто? – с хрипотцой спросил я дядю, когда он отодвинулся от отца.

– Гунульф.

Я подошел к Гостомыслу. Сквозь ткань, которой ему перевязали плечо, выступала кровь. Рана отца была тяжелой, но Радомысл обнадежил меня тем, что отец выкарабкается. Мерное дыхание отца вселяло надежду. Он уснул, как только перекинулся парой слов с дядей.

Я перевел взгляд на мать. Мертвенно-белое лицо даже после смерти выглядело красивым. В груди сжался комок злости.

В помещение зашли дружинники. Они спросили дядю о том, что им делать. Радомысл, баюкая руку, посмотрел на меня.

– У меня хлопот будет уйма. Нужно будет переговорить с вождями племен и отправить гонцов к князьям союза, – дядя внимательно посмотрел на меня, – Ларс, возьмешь на себя руководство городом? Ты – наследник Гостомысла.

Во мне все еще клокотало желание сокрушить врага, отыскать, догнать и стереть с лица земли. Но я понимал, что сейчас это не выполнимо. Если огромный Хольмград смогли захватить и предать огню, то врагов слишком много. Сейчас нужно зализать раны и набраться сил.

– Да, дядя, – я кивнул.

Я вышел на улицу и позвал с собой дружинников. Моя команда была здесь в полном составе. Они помогали раненым. Забава командовала Аршаком и Агой, которые доставали выживших из под разрушенных зданий. Эса и Милена, по указанию нашего лекаря, очищали раны и вытирали их чистой водой. Я направил на помощь Забаве всех свободных людей.

В городе было несколько уцелевших зданий, в которых я организовал лазарет. Забаву слушались беспрекословно. За небольшое количество времени, от ее рук уже спаслось достаточно воинов. Воевода города погиб в бою, поэтому, это место было вакантным.

Битва с Гунульфом вышла ожесточенная. Три дня назад к стенам Хольмграда подошла пятитысячная армия брата Эсы. Он сходу осадил город и потребовал голову Гостомысла в качестве дани, иначе он грозился сжечь город. Отца, к счастью, здесь не оказалось, он был на озере с рыбаками. Когда Гунульф узнал об этом, он с сотней своих варягов умчался на поиски Гостомысла. Здесь нужно отметить, что любовь и преданность словенов к отцу безмерна, поэтому, когда сотня врагов нашла рыбаков, один из словенов выдал себя за отца. Гостомысла же держали и пресекали его попытки выдать себя. К чести Гунульфа можно сказать, что он не стал глумиться над якобы Гостомыслом, а просто срубил ему голову. Своим псам он приказал убить свидетелей расправы. Отец получил удар топором в ключицу и рухнул как подкошенный. Возможно, именно болевой шок и спас ему, в итоге, жизнь.

Гунульф, вернувшись с расправы над предполагаемым Гостомыслом, приказал захватить и разграбить Хольмград на следующее утро. Но битвы, как таковой не случилось, ночью кто-то открыл ворота города, а армия Гунульфа беспрепятственно захватила город. Жителей особо не трогали, если они не сопротивлялись грабежу. Воинов-хольмградцев рубили на месте. Снасильничав приглянувшихся девушек, варяги встретили утро в Хольмграде и ушли на север, растянувшись тяжелым и длинным обозом с награбленным добром. На прощание Гунульф отдал приказ сжечь город.

К счастью, выжившие жители смогли потушить основные здания, когда враги покинули город.

Я позвал всех выживших дружинников. Их оказалось всего двести тридцать человек из когда-то полуторатысячной армии. Большинство из них было ранено.

Разбив людей на десятки и назначив им одного руководителя, как правило, самого опытного дружинника, я раздал указания по восстановлению города. Десятками дружинников руководили десятники. Это звание было новым для словенского войска. Но, как выяснилось позже, такое разделение прижилось и, главное, понравилось дружинникам.

В первую очередь, я решил достать всех пострадавших из завалов, которые образовались в связи с обрушившимися балками сгоревших домов. Ага пригодился в качестве крана. Его силища была полезна и внушала уважение. Словены высоко оценили умения нашего немногословного Обеликса.

Всех убитых мы вывезли за город. Там было сложено огромное количество погребальных костров. Тело Руяны лежало в середине этой процессии. Я еще долго буду вспоминать этот ужасный запах сгоревшей плоти. Изначально я хотел предложить закопать трупы, но Эса меня отговорила. Якобы это может не понравится тем, кто считает, что душа не сможет покинуть тело и попасть в Ирий.

Каждое утро я собирал свою команду и распределял текущие дела. Эса была назначена временным воеводой. Это некоторым не понравилось, но когда она вызвала всех недовольных на поединок, разбивая в пух и прах каждого дружинника, ворчание поутихло.

Аршак провел инвентаризацию имеющегося имущества и ценностей. Мой казначей запустил свою лапу в пустую казну города. Кстати, мой с дядей схрон с сокровищами не был обнаружен. Посовещавшись с дядей, решили не трогать ценности, но достать всю имеющуюся наличность, которая перетекла в руки Аршака.

Моя жена была помощником Забавы, поэтому не у дел никто не остался. Раньше я думал, что руководить людьми легко и просто, но когда взял на себя ответственность по управлению целым городом, то начинаешь осознавать тяжелое бремя управленческих решений. Сложностей никогда не становится меньше, наоборот, они увеличиваются в геометрической прогрессии.

– У нас проблемы с едой, – сообщила Эса на одном из утренних совещаний, если через неделю ничего не изменится, то будем жить только на рыбе с озера.

– Что говорит дядя? – я задумался.

– Он вчера уехал на запад, к племени водь и пока не вернулся, поэтому еще не знает об этом, – ответила воительница.

– Хорошо, что посевы Гунульф не сжег, – заметил Аршак, на что Эса кивнула.

При упоминании этого имени я непроизвольно поморщился.

– Дождемся дядю, попросим соседей поделиться едой, – решил я, – А что у нас с восстановлением стен?

– Наняли две сотни рабочих с ближайших деревень, – ответил Аршак, – поврежденные здания восстановим в течение десяти дней.

– Отлично, – я довольно потер руки, – Забава, сколько у тебя дружинников на поправку идет?

– Тридцать восемь варягов, – ответила одноглазая девушка, – еще около сорока в тяжелом состоянии.

– Эса, у тебя скоро будет в подчинении три сотни варягов, – воительница кивнула, – Выбери трех самых толковых на должности командиров сотен.

– Сотен? – Эстрид приподняла бровь.

– Да, – ответил я, – пора реформировать армию. Ты станешь воеводой-тысячником, а в твоем подчинении будет три сотника, у сотника – десяток десятников, а у десятника – десяток бойцов, – я улыбнулся красотке.

– Твой отец вчера вечером вызвал меня к себе, – заявила Эса, – вернее, вызвал-то он воеводу, а явилась к нему я.

Аршак пытался скрыть улыбку. Милена и Забава переглянулись. С отцом интересно получилось. Как только он стал идти на поправку, он попытался взять бразды правления на себя. Хорошо, что Радомысл был рядом в этот момент и строго настрого запретил вмешиваться в процесс управления. Кажется, они договорились не мешать мне управлять городом, чтобы я набрался опыта.

– И чего же он хотел, – скрывая ухмылку ладонью, спросил я Эсу.

– Не знаю, – Эстрид пожала плечами, – когда он узнал, что я и есть воевода, то он сначала попросил воды, наверное, жажда замучила, а потом сказал, что хотел пожелать мне удачи на военном поприще.

Я, уже не сдерживаясь, прыснул в кулак. Остальные словно ждали, кого первого прорвет. Хохот в зале старейшин прокатился вдоль стен. Эса, закатывая глаза, посмотрела на нас словно на сумасшедших.

На этой ноте я отпустил всех по своим делам. Только Эстрид попросил остаться. Милена поцеловала меня в щеку и попросила Эсу проследить за тем, чтобы я не перетруждался, якобы еще не совсем выздоровел. Воительница с серьезным выражением лица кивала ей, стараясь не показать глупость ситуации.

– Эса, – начал я, когда мы остались наедине, – у меня есть два задания к тебе.

– Слушаю, – девушка подобралась словно хищник, учуявший добычу.

– При нападении Гунульфа кто-то открыл ворота врагу, – я нервно постучал пальцем по столу, – нужно выяснить, кто это был. Если кто-то из выживших, то первостепенная задача – найти негодяя. А если умер в бою, то так ему и надо, собаке.

– Я поняла, сделаю, – Эса задумалась.

– Второе – направь пару своих лазутчиков на север, на Ладогу, пусть поищут некоего Метика, он лекарством занимается в тех краях. Нужно будет его привести сюда. Вежливо привести, – добавил я на всякий случай.

– Да не вопрос, – хмыкнула девушка.

Какой кошмар. Нужно выбирать выражения, а то мое окружение начинает набираться «моих» словечек и оборотов.

Получив указания, мой вассал скрылась.

Выходя из зала старейшин, в котором обычно проводились наши «планерки», я столкнулся в дверях с Гостомыслом.

– Ты-то мне и нужен, – прохрипел он.

– Отец, тебе рано еще вставать, – я бережно подхватил его под локоть и завел в помещение.

Гостомысл понемногу шел на поправку. Ходить ему на самом деле было еще рано, но безделье его сильно бесило. Мы сели возле длинного княжеского стола.

– Прискакал гонец от твоего дяди, – сообщил Гостомысл, переводя дыхание от напряжения, – вечером Радомысл будет здесь. Прикажи созвать вече, как только он прибудет.

– Хорошо, – я задумался, – какие вести от дяди?

– Через гонца он передал, что все в порядке, – Гостомысл тяжело вздохнул, – я рад, что у тебя получается управлять словенами, – добавил он с некой гордостью в интонациях.

Я пожал плечами. Не думаю, что кто-то, более или менее здравомыслящий, справился бы хуже. Город все еще нуждался в восстановлении. Силами выживших жителей получилось провести некий текущий ремонт зданий и крепостной стены. Надеюсь, те двести рабочих, о которых говорил Аршак, выровняют ситуацию по укреплению обороноспособности Хольмграда.

– Через несколько дней, – отец вывел меня из задумчивости, – прибудут наши союзники с армией. В течение месяца здесь соберется все войско союза.

– Месяц? – я ужаснулся, отец с дядей еще не знают о продовольственном кризисе.

– Да, может быть больше, – Гостомысл не обратил внимания на мою нахмурившуюся рожицу, – для тебя это станет проверкой на умение командовать таким большим войском, – угу, конечно, так я и поверил, что дядя и Гостомысл за мной не будут приглядывать, – поэтому, нужно будет организовать места для разбития лагеря армии, расположить вождей и князей так, чтобы никого не обидеть, обеспечить едой, но не волнуйся, я и Радомысл всегда тебе поможем.

Да я и не сомневаюсь, что семнадцатилетний паренек, коим я и являюсь, не справится с контролем многотысячного войска. Но то, что мой истинный возраст намного больше, дает мне огромные преимущества. Под шумок нужно будет провести небольшую реформу армии с распределением родов войск и иерархическим делением. Об этом я уже говорил с дядей. Думаю, что Гостомысла можно будет убедить в необходимости модернизации управления войском.

Экспериментальные три сотни дружинников Хольмграда, я уверен, покажут себя с наилучшей стороны. Войска Ходота и Смоленска точно пойдут под реформу. А там и остальным будет хороший пример для подражания. Жаль времени мало.

Поговорив с отцом о сроках прибытия тех или иных вождей союза, я проводил его к себе. Нёруна, его первая жена, встретила меня на пороге и приняла Гостомысла с рук на руки. Кстати, с ней у меня установились нейтральные отношения. Она выказывала уважение на людях и игнорировала меня, если оставались наедине. К счастью, последнее было единичным случаем.

До самого вечера я бегал по городу, помогая и решая проблемы, коих скопилось немало. Я периодически мелькал среди обычных горожан, помогая им улучшить быт. Из уроков дяди я помню, что такое поведение заставляет людей относиться ко мне с благодарностью и дает дополнительные очки к репутации при выборе князя на вече. Я очень надеюсь, что Гостомысл станет Великим князем или царем, а я заберу себе Хольмград и превращу его в один из самых современных, для этого времени, городов.

Вечером прибыл Радомысл. Он обнял меня при встрече, похвалил за относительный порядок в городе. Дядя сообщил о том, что в течение 8-10 дней прибудут вожди племени водь и ижора, а еще через несколько дней князь племени весь из Белоозеро и князь племени меря из Ростова. В общей сложности будет примерно две тысячи человек. Еще полторы тысячи будет от Смоленска и Кордно. Ходот, кстати, нанял несколько сотен наемников-варягов на деньги Радомысла. В Хольмграде всего три сотни дружинников и около пяти сотен ополченцев. Еще триста варягов прибудет из Пскова – вассального к Хольмграду города.

Итого, с учетом уже имеющихся в столице словенов войск, через месяц здесь будет примерно четыре с половиной тысяч варягов. Это огромная армия по здешним меркам. Даже в морской битве с Гунульфом сражалось две тысячи человек с нашей стороны. Насколько я помню, в Невской битве русский князь имел полторы тысячи человек против пяти тысяч противника. Думаю, что это некорректное сравнение, но у меня с Гунульфом примерно равное войско по количеству. Кстати, наши разведчики доложили о стоянке гунульфова войска на Ладожском озере. Есть информация, что он готовит армию на поход против наших союзников, которые будут вынуждены огибать его ставку при движении в Хольмград.

Когда Радомысл закончил нам с отцом рассказывать о диспозиции наших союзников, я сообщил о наших проблемах с питанием. Дядя сообщил о том, что этот вопрос решен, так как князь Игорь из Белоозеро прибудет с огромным обозом еды. После окончания нашего импровизированного совета, отец сказал трубить вечевой колокол.

Здесь нужно отметить, что вече – это не толпа, кричащая что попало, а совещание, проходящее по строгим правилам. Различалось два вида вече. Первое – малое вече, то которое проводилось по текущим вопросам в зале старейшин. Второе – большое вече, которое проводилось на площади города.

Следует заметить, что на большом вече присутствовал весь город, главы всех семейств, в том числе и знатные люди, так называемые «лучшие люди». Но «лучшие люди» не принимали окончательного решения, точнее, их голос не был главным. Выбирали и принимали окончательное решение именно простые горожане. Древнерусская знать, хотя и была сильной, но она не обладала необходимыми средствами для манипуляции мнением веча. Как и не выполнять его решения она тоже была не в силах.

Отец собирал большое вече, чтобы заручиться поддержкой народа на поход против Гунульфа. Гостомысл хотел получить одобрение своих действий. Дядя говорит, что на этом вече нужно объявить меня в качестве преемника Гостомысла. С момента гибели старшего брата, Сигурда, большое вече не собиралось, поэтому и необходимо было мое присутствие в качестве предводителя войска и наследника словенов.

Звон вечевого колокола собрал весь хольмградский люд. В центре площади возвышался помост для ораторов. Возле него стояли дядя с отцом и всеми членами малого вече. Я с Миленой и Эсой стоял в стороне от этого действа. Могучая фигура Аги за моей спиной указывала отцу мое местоположение. Аршак притулился сбоку от телохранителя. Меня же позовут ближе к концу собрания. На площади было человек семьсот-восемьсот. Дома остались только женщины и дети.

Первым слово взял отец. Он поведал людям уже известные вести о присоединении к союзу вятичей и получении моим дядей смоленского княжества. Так же он огласил решение малого вече о набеге на Гунальфа, дабы отомстить супостату за разорение Хольмграда. Но последний вопрос не возможен без одобрения большого вече. Таким образом, он подошел к основному вопросу сегодняшнего собрания.

Здесь слово взял Радомысл. Он поведал о попытке подкупа усопшего князя Олега Гунульфом. Не забыл он упомянуть и про князя Ходота, которого также пытались купить гунульфовы приспешники.

Отец попросил высказаться народу по предложенному на голосование вопросу. Выходили несколько старцев, которые выказывали свое мнение о необходимости похода против Гунульфа. В целом, люди поддержали поход.

Я наблюдал за живой историей. Вечевым собранием. Этот факт постучался в мой мозг. И никакого особого пиетета я больше не чувствовал к происходящему событию. Я, что называется, перегорел. Мне больше не важна та бабочка Рея Бредберри, которую раздаваили путешественники во времени и зачеркнули этим весь ход истории. Отныне, вся история в моих руках. Я и есть история.

Задумавшись, я не обратил внимания как окружающие меня люди стали на меня поглядывать. По тому, что говорили на постаменте, я понял, что обсуждали того, кто будет вести в поход людей. Моя кандидатура, высказанная отцом, вызвала взгляды и шепотки.

За время восстановления Хольмграда я успел примелькаться людям, помогая ремонтировать здания и чинить стены. Поэтому особого отторжения моя физиономия не вызывала. Были возгласы о моем юном возрасте, но отец их пресек, заверив, что Радомысл и он сам будут помогать в этом нелегком деле управления войском. Со стороны это казалось каким-то диктатом Гостомысла, но вспоминая, что на совете старейшин не было разногласий, то следует заметить единство народа.

Странно. Как же так получилось, что сейчас они едины, а через тридцать лет разругаются так, что пришлось приглашать Рюрика на княжение? Может ход истории уже сместился так, что нет больше возврата к той реальности, в которой жил я? Все может быть.

Когда вече проголосовало за назначение меня тысяцким, народ разошелся. Кстати, тысяцкий – это должность командира войска. Раньше я думал, что тысяцкий руководит тысячей солдат, так как оно созвучно со словом «тысячник». Эса меня посвятила в тайну этого «звания» раньше, чем я своим вопросом не обозначил себя, как невежду.

После вече отец позвал меня и мою «свиту», как ее назвал Радомысл, на ужин к себе. Свита из Эсы, Аги, Забавы и Аршака проследовала за мной. За столом Радомысл в подробностях расскзал Гостомыслу про мои приключения в Кордно. Особо он остановился на умыкании дочери князя вятичей. Я сидел с Миленой и Эсой. И если для меня и Эстрид рассказ дяди вызвал улыбку, то Милена сидела пунцовой от смущения.

После ужина я с женой направился в свою хижину. Надо будет Милене рассказать про подпол в нашей избе. А то мало ли чего может случится с тысяцким словенского войска – Ларсом.

Засыпая после бурного исполнения своих обязанностей по продолжению потомков, я задумался о том, что с сегодняшнего дня я получил официальную должность, позволяющую мне руководить огромной армией. Предположительно четыре с половиной-пять тысяч человек будут под моим руководством. Нужно будет реформировать эту пока еще кучу воинов в боеспособный механизм. И об этом нужно будет хорошенько подумать завтра.