Ларс

Глава 6

Окрестности Смоленска, весна 826 г.

Мое пробуждение было болезненным. Ощущение, будто в меня врезался поезд с цепочкой вагонов штук эдак в сто. Причем каждый вагон проехался по каждой косточке скелета. Я с трудом сфокусировал зрение и отчаянно матернулся.

Мое бренное тело было привязано цепями к мокрой стене, руки широко разведены, металлические оковы натирали запястья. Было темно. В маленькое окошко под потолком, сквозь решетки, заглядывала молодая луна. Я был бос и почти гол, в одних штанах. Эх, как хотелось бы, чтобы все это было розыгрышем или хотя бы проказой красивой нимфоманки, имеющей хобби красть молодых парней и совершать традиционные акты сексуального характера.

Отворившаяся дубовая дверь, которую я вначале не заметил, впустила двух плечистых мужчин. Кажется, мечты о нимфоманке разрушились в прах. Не похожи они на предмет моих фантазий. Совсем.

– Ларс, друг ты мой сердешный, – заявил первый, – что же ты такой «везучий»?

Говоривший был плотного телосложения, с глубоко посаженными глазами и ехидным выражением лица. Лопатообразная борода, которую он то и дело поглаживал, светилась рыжцой в свете луны. На поясе у него висел топорик.

– Может выбить ему зуб? – прохрипел второй, – ну, на удачу, раз везучий.

Второй был массивнее в плечах, с большим носом картошкой и простецкой физиономией. В руках он держал кнут и молоток. Видать, местный палач.

Первый раздраженно буркнул на тупого, как он сам выразился, помощника, который ни бельмеса не понимает иронию и сарказм.

– Я вам не мешаю, ребята? – меня всегда пробивает на хамство, когда я нервничаю, – Я тут.

Пришлось позвенеть цепью, привлекая внимание посетителей моего нового жилища. Надеюсь, временного и последнего в таком роде.

– Надо бы для начала поучить тебя не перебивать старших. А то совсем распоясался, малец, – первый подошел ко мне и начал внимательно разглядывать мою физиономию.

– Чай не девица, чтобы моим личиком любоваться, незнакомец, – ох, чувствую, договорюсь я, но что поделать – нервы…

У бородача дернулся глаз. Надо с ним осторожнее с шутками. Психи очень не предсказуемы.

– Я – воевода Рогволд, – объявил мне этот невротик.

Наверное, он ждал какой-то реакции на свое признание. Не буду разочаровывать мужика.

– Я рад за тебя, ступай, можешь быть свободен. Ах да, повоеводь там кого-нибудь, с целью отпустить меня на волю.

Не то, чтобы я нарываюсь, но этот тип меня жутко раздражает. Со страха мой язык болтает все, что угодно, но не то, что советует разум.

Бородатый сначала моргнул, показалось, что его кондрашка хватит, а портом он начал истерически смеяться. Меня слегка отпустило. Мозг усердно пытался найти выход из сложившейся ситуации.

Итак, передо мной воевода смоленский, который дружен с Аршаком-старшим. Последний, в свою очередь, где-то в городе держит в заложниках брата Гунульфа, моего кровного врага. Воевода пригласил меня на пир, как сообщил тавернщик, который в свою очередь, является агентом воеводы, как я понимаю. Что из всего этого следует? А ничего, это цепочка независимых пок друг от друга событий, которые не дают ответы на вопрос о необходимости моего заключения в этой камере. Может наш план с побегом Аги раскрыли, поэтому меня поймали? Но тогда при чем тут воевода? Аршак-старший попросил помочь? Вопросы-вопросы…

– Ладно, посмеялись и хватит, – меня снова начинает заносить, – зачем я здесь нахожусь?

Воевода вмиг стал серьезным. Он даже, как-то по-щенячьи, склонил голову, наверное, думал, что я в курсе происходящего. Удивил бедолагу.

– Ты разве не знаешь? – бородач либо хороший актер, либо действительно думал, что для меня не является секретом причина сложившейся ситуации.

– Я сидел в харчевне. Ко мне подошел хозяин заведения, Васюта, кажется. Он сказал, что ты, воевода, пригласил меня на ужин. Я пошутил, что он подрабатывает гонцом и может быть твоим шпионом. И потом меня вырубила здоровенная детина-охранник.

– Это ты – да, зря. Никто же не знал, что харчевня моя и люди там мои лазутчики. Вот Васюта и перепугался, что ты все знаешь. Сглупил, чуть не удушегубил тебя.

– Так зачем я тебе? Про Васюту мне плевать. Просто пошутил и попал в точку. А про харчевню и всех его обитателей – считай, что я слеп, глух, нем и все этом роде.

– Да задалась тебе эта харчевня? Вот же глупый! Я приглашал тебя к себе на пир. Там мы с тобой поговорили бы о том, да о сем. А потом ты пошел бы домой. И пропал бы. Вот незадача, да!?

– Слушай, воевода. Я, может и глупый, но и ты не далеко ушел от меня, раз не можешь мне ответить, зачем я тебе нужен.

Рогволд, ухмыляясь, сложил руки на груди. Его сподручный все это время не отсвечивал и пытался понять нить разговора. Судя по отсутствию какого-либо намека на прозрение в его глазах, понять он смог только одно – мы с воеводой разговариваем.

– За тебя дадут награду, цена которой больше стоимости небольшой деревеньки. А мне деньги очень нужны.

И всего-то? Нужны, банально, деньги? А я нафантазировал всякого разного. Переоценил я оппонента.

И тут мне стало дурно. Эса сказала, что устроит мое приглашение на пир смоленского воеводы, где будут купцы, которые держат Агу. Эса наверняка в курсе финансовых проблем Рогволда. Неужели она сказала Рогволду о том, что за меня можно получить кучу денег, а взамен воевода должен будет помочь вернуть ее брата? Значит, она меня предала? А как же клятва? Вот же я Емеля! Повелся, как последний идиот.

Я дернулся к воеводе, гремя цепями. Моя злая реакция его позабавила. В ответ, приспешник воеводы облил меня ледяной водой из откуда-то взявшегося в помещении ведра. Интересно, что еще я не увидел в этой тюремной камере. Рогволд растянулся в мерзкой улыбке.

– Ах, молодость-молодость, – распевая прогундосил воевода, – сколько сил и энергии тратиться впустую.

Я обессилено опустил руки. Мое тело обмякло. Обида на этот приютивший мир раздирала душу.

– Ответь на один вопрос, – опустив голову, я спешно пытался собраться с мыслями, – кто сказал тебе, что за меня сулят награду.

Рогволд с подозрительным прищуром разглядывал меня. Его лицо отображалось в образовавшейся луже. Полная луна достаточно ярко освещала его фигуру и противную физиономию.

– Моя земля является центром торговли на многие верста вокруг. Только последняя плешивая собака не знает о гибели сыновей Гостомысла. А цена за твою тыковку известна всем купцам.

Его земля? Это он князя Смоленска за владельца не считает? Интересно, надо запомнить. Значит, купцы ему сообщили обо мне. Неужели я снова зря на Эсу подумал гадости?

За дверью послышался топот. Кто-то кричал о тревоге.

Рогволд зыркнул на своего палача, требуя выяснить, что там происходит. Приспешник направился к двери. Он потянулся к ручке. Как выяснилось, с его стороны это было опрометчивое решение. Дверь распахнулась со скоростью явно приближенной к световой, так как столкновение лба воеводиного помощника с этим дубовым предметом могла бы породить очередную сверхновую. Я с воеводой, раскрыв рты, наблюдали полет этого здоровяка. Его приземление на пятую точку могло бы выглядеть комично, если бы не ужас в глазах местного палача. Он, не мигая, пялился в дверной проем.

Проследив за его взглядом, мне тоже стало немного не по себе. Там стояло нечто, по форме похожее на бочку с руками и ногами. Это был «Обеликс на минималках». Такие же рыжие усы и глаза пучком, необъятный живот и ноги-колонны. Ему бы еще бело-голубое полосатое трико и можно было бы состязаться в кастинге с самим Депардье.

– Ага, – провыло это нечто, растягивая последнюю букву.

Оно ворвалось в камеру, буквально поглощая все свободное пространство. Взбрыкнувший было воевода, наверное, по скудоумию схватившийся за топорик, был небрежно опрокинут лапой этого чудища. Он схватил двух моих оппонентов за ноги и поволок наружу, собирая их затылками все неровности пола.

Из-за его могучей спины проскользнули Аршак с Эсой. Джуниор светился, как начищенная золотая монета. Эстрид же, недовольно фыркая, причитала про недалеких и бестолковых княжичей, которые и шагу не могут сделать без пригляда Эсы. При этом, она не забывала освобождать меня от кандалов, орудуя найденными молоточком и зубилом.

Моя радость от встречи с ними, видимо, была написана на лице, так как, увидев мою счастливую физиономию, Эса закатила глаза и перестала ворчать, сосредоточившись на моем высвобождении.

Пока Эса меня освобождала, Аршак ввел меня в курс событий. Оказывается, когда меня похитили с харчевни, Эса с Аршаком успели поругаться и решили обратиться ко мне, как к третейскому судье. Суть спора они не разглашают, но, когда мои спутники дошли до харчевни, то увидели неприглядное зрелище по волочению моего тельца в телегу. Все это было обыграно, как «выдворение» пьяницы из заведения. Они проследили за моими похитителями до места моего заключения. Эса осталась наблюдать, а Аршак был послан к Радомыслу и Соколу за подмогой. Меня держали в смоленской казарме воеводы, в местном карцере для проштрафившихся солдатиков. Прискакавшие Радомысл и Сокол не рискнули соваться в казарму из-за недружеских отношений самого Радомысла с властьдержащими Смоленска. Дядюшке пришлось обращаться к самому князю города. Мои же товарищи, решили взять дело в свои руки и, с помощью сподручных Эстрид, решили тайком меня вызволить из темницы.

К величайшему удивлению моих компаньонов, в соседней камере, в которую они сунулись по незнанию, был обнаружен Ага, брат Эсы. Именно поэтому Аршак довольным павлином поглядывает на воительницу. Аршак-старший, по мнению Джуниора, оказался не при чем. Агу же нашли у воеводы.

Кстати, Ага – почти немой. «Ага» – это единственное, что он может произносить.

Пока меня вводили в курс дела, Эса освободила меня от оков, бросила под ноги мою одежду, которую она нашла в углу камеры и выбежала к братцу. Тот, судя по звукам ударов, излишне агрессивно вел беседу с двумя моими бывшими собеседниками.

Общение с Агой не прошло бесследно с моими надсмотрщиками. У Рогволда заплыл глаз, а борода превратилась в лохмотья. Палач же светился своим синим носом-шнобелем. Эса уговаривала брата прекратить воспитательную беседу и бежать отсюда.

– Ага, спасибо! Ты меня спас, – заявил я, стараясь как можно громче и по слогам донести информацию, постукивая по плечу Агу.

Здоровяк покосился на мою руку, панибратски его касающуюся, заявил свое «Ага» и пошел на выход, схватив в охапку бедолагу воеводу с помощником.

Мы проводили взглядом эту процессию и переглянулись с Эсой. Она нахмурила бровки и брякнув: «Ага – не дурак, он просто немой», проплыла мимо меня гордой походкой. Мы с Аршаком засеменили следом.

Ночь встретила нас прохладой и сыростью. Во внутреннем дворе казармы кипели одиночные бои. Резкий и продолжительный свист Эстрид был сигналом для ее сподручных, чтобы максимально отвлечь внимание солдат и скрыться при первой же возможности. Мы трусцой пробежали вдоль высокого частокола и остановились рядом с сооружением, примыкающем к стене. Ага со своей ношей умудрился взобраться на крышу постройки, опираясь на прислоненные рядом бочки. Он небрежно перекинул через частокол два плененных габаритных тела, предварительно связанных и отправленных в забытье еще до выхода во двор казармы. Не смотря на то, что рана в боку начала меня беспокоить, я умудрился перепрыгнуть через частокол, даже не поморщившись. Хладнокровным я был ровно до того момента, как я приземлился. Нужно будет в дальнейшем отточить этот момент. Наверное, посадка на землю не является моей сильной стороной. Пытаясь собрать в кучу рассыпавшийся позвоночник и дрожащие ноги, я не уследил за тем, что замыкающим был Аршак. Его тушка приземлилась на мое чудом собранное тело. В итоге, меня поддерживали с двух сторон. Аршак и Эса переругивались. Эса ворчала на Джуниора за неуклюжесть, а Аршак извинялся, что не разглядел меня в темноте.

Мы дошли до Аги. Он стоял возле лодки на берегу реки. За спиной у нас, словно растревоженный улей гудела мини-крепость воеводы. Там были слышны крики солдат и звон оружия. Повторный свист Эсы обрубил звуки. Ее дружина скрылась. Только солдатские окрики доносились вслед.

Ага бросил в лодку свою ношу, а сам сел на весла. Мы поторопились залезть на его суденышко. Эса руководила братом, указывая путь по реке.

Когда мы тронулись от берега, я услышал ржание лошадей и стук копыт. Гневные крики новых участников сегодняшнего вечера призывали немедля открыть ворота, иначе княжеская дружина разнесет все на бревнышки. Видимо, это подоспела помощь от князя во главе с Радомыслом и Соколом. Вовремя они. Звуки с казармы воеводы хорошо доносились по воде.

– Мы сейчас плывем в мой лагерь. Там переночуем в безопасности, а утром вернемся в харчевню, – Эса вопросительно на меня посмотрела.

– Хорошо, – я задумался, – дядя с учителем переживут мое отсутствие, но по-хорошему нужно бы сообщить, что со мной все в порядке.

– Я направлю гонца, сообщим. Если харчевня еще цела. Аршак говорил, что дядя твой хотел колесовать Васюту-харчевнщика.

Аршак кивнул в ответ на мою вопросительно поднятую бровь.

– Твой брат спас мне жизнь. Я хотел бы его отблагодарить, – я внимательно смотрел на воительницу.

– Лучшей благодарностью будет – не обижать его, – дернула плечами Эса.

– Я хотел бы взять его к себе в дружину.

Эстрид удивленно посмотрела на меня, хмуря бровки.

– Ты решил собрать в отряд потомков твоих врагов? Я и Ага дети твоего кровного врага, а Аршак, возможно, сын вероятного врага, помогающего моему отцу.

Джуниор напрягся, но промолчал, увидев мою хмурую рожицу.

– Эстрид, Ага будет в моей дружине?

Воительница по обыкновению закатила глаза, но села напротив братца. После недолгих ужимок и жестов Эсы, Ага трубно прорычал свое любимое слово, довольно кивая ей. Эса с грустью в глазах посмотрела на меня и передала его согласие. Ага оглянулся на меня, улыбаясь во все свои зубы, подтверждая договоренность. Кстати, одного переднего зуба у него не хватает, поэтому выражение его лица кажется довольно смешным, если забыть про его огромную силищу.

По указанию Эсы мы завернули в заводь. Свет звезд и полной луны рассеивал мглу зарослей камыша. Мы приплыли к заброшенной рыбацкой пристани. Гул жаб и сверчков рассеивал тишину. Наш отряд неспешно выполз из лодки и направился к покосившейся избенке на берегу. Эса подавала какие-то знаки и звуки, наверное это пароли для ее дружинников расположившихся, как мне кажется в кустах и деревьях. Может это паранойя, а может они и правда прячутся на столько грамотно, что я не смог даже намека найти на местоположение караульных.

В избушке Эса распорядилась разжечь печь и бросить в подпол наших пленников. Ага выполнил поручение касательно пленников вплоть до буквы. Бросил он их туда славно. Брякнувшиеся об пол погребка тельца знатно гремели костями. Надеюсь, не пришиб. Даже жалко их.

Аршак умело разжег огонь в печи. Ага умостился в углу, заразительно позевывая. Эса притащила тюфяки и плащи из-за печи и раздала всем для ночлега. Не сговариваясь, каждый улегся ближе к древнему обогревателю и укрылся плащом. Печь еще не нагрела комнатку, поэтому по полу гулял холод.

Мне не спалось. Я рассеяно блуждал взглядом по избушке. Ага и Аршак вырубились мгновенно. Аршак даже начал похрапывать. Эса же пялилась в потолок и не могла уснуть, как и я. Она спиной опиралась о стенку печки, укрывая ноги плащом. Ее голова была приподнята и глазки стрелой целились в трещину потолка. Воительница была в полутора метрах справа от меня. Ее макушка освещалась язычками пламени, скрывая лицо.

В какой-то момент она повернулась ко мне, видимо, чувствуя мой взгляд. Огонь осветил ее. Она беззвучно плакала. Ее слезинки безмолвно катились тонкими ручейками. Мне стало неловко. Будто я подглядываю и занимаюсь чем-то постыдным. В то же время, мне хочется утешить ее. Ведь все же хорошо, мы со всем справились.

– Я думала ты спишь, – прошептала Эса.

– Не могу уснуть, – чуть ли не оправдываясь, произнес я, – твои душераздирающие всхлипы не дают нормально поспать, – добавил я шутя.

– Не правда, я тихо… – возмущение в голосе подсказывает, что я на верном пути.

– Конечно тихо. Так тихо, что я из-за твоего плача перестал слышать храп Аршака, – Джуниор будто услышал и всхрапнул особенно громко.

Мелькнувшая в темноте улыбка и тихий смех девушки были бальзамом на мою многострадальную душу.

– Я последний раз так ревела в детстве, когда меня отдали в храм, – успокоившись, пропела она, – и с тех пор я привыкла быть стойкой, храброй…

– Мужиком.

– Что?

– Ты привыкла быть мужиком, – возмущение в резком повороте головы и учащенное дыхание, больше похожее на пыхтение паровоза, сказали больше любых слов, – Не надо так реагировать. Ты – девушка. Причем девушка достаточно красивая, но жизнь, а точнее твой храм, сделали из тебя мужеподобного воина. Твое женское начало сейчас прорвалось через слезы. Это нормально. Так и должно быть. Не стыдись своих слез. Будь собой. Не той воительницей, которую слепили из тебя, а той девушкой, которая ты есть на самом деле.

Эса в смятении вращала глазенками. Мне кажется, она реально считала мгновения, через которые пригвоздит меня к теплой печи своими метательными ножами. Она отвернулась и какое-то время молчала.

Я не хотел ее обидеть, но и слушать исповедь о ее душевных терзаниях, по крайней мере, сейчас, я не мог. Да просто потому, что я не знаю, как реагировать на такое. В моих глазах она – стойкий оловянный солдатик. И нужно направить ее мысли в другое русло, чтобы она не терзала свою душу, а нашла в себе силы преодолеть те трудности, которые она понапридумывает. Я не являюсь психологом, но подобное поведение мне знакомо, поэтому нашел самый легкий и действенный способ успокоения плачущей девушки – смех и резкая смена настроения. Это как контрастный душ. Помогает и работает безупречно.

– Наверное, ты прав, – ее голос был спокойным и каким-то довольным что ли.

– В том, что разглядел в тебе мужика? – иронично поддел я ее.

– Нет, – Эса хмыкнула, – в том, что я не то, что я есть на самом деле, а то, что из меня хотели сделать.

– Глубокомысленно.

– Ну, я хотела сказать, что меня сделали воином, убийцей, разведчиком, а я просто безвольно согласилась быть всем этим.

– Сколько тебе было лет, когда ты попала в храм?

– Лет шесть-семь. Не помню точно.

– Так у тебя не было другого выхода. В таком возрасте, как правило, мозгов-то нет, в голове есть только пластилин, которому придают форму учителя.

– Пластилин? Это что?

Опять я своими словечками попал не туда. Мой лексикон нужно срочно контролировать, а лучше менять.

– Пластилин это что-то похожее на податливую глину, которую еще не обожгли и легко меняют форму, – выкрутился я.

Вроде прокатило.

– Да, так и есть, я тогда была «пластилин», который превратился в воина благодаря учителям.

– У тебя сейчас есть великолепный шанс самой решать какую форму придать своей жизни. Брата ты нашла, он спасен. Сама ты с малой дружиной и твердо стоишь на своих ногах. В деньгах, как я понимаю, ты не очень нуждаешься. Поэтому лепи свою судьбу так, как ты того хочешь.

– Моя клятва верности выше любых моих желаний.

– В твоей клятве сказано, что я должен оберегать тебя. Если лучшим решением для сбережения тебя, как личности, является передача тебе полной свободы в своих действиях, то клятва не нарушается.

– Глубокомысленно, – вернула она мне мою же фразу.

Мы улыбнулись. Диалог как-то свернулся. Эса прикрыла глаза.

Этот разговор должен был состояться. Я должен был дать Эсе свободу от всех обязательств. Она слишком хорошая девушка, которую я за короткий промежуток времени, не раз подозревал во всех смертных грехах. И за это мне стыдно. Поэтому, чтобы откупиться от этого чувства, я, видимо, намеренно подвел весь разговор к обретению ею свободы, в том понимании, которое есть у меня. В двадцать первом веке самое главное достижение человечества связано со словом «свобода». Может, поэтому я мыслю именно подобными понятиями моего времени. Может, поэтому мне хочется избавиться от подчиненного положения Эстрид. То, что она ревела – это ведь тоже связано с понятием «свобода». Она освободила из заточения брата. Может быть, она хотела бы, чтобы в ее детстве и ее освободили из своеобразного заточения в храме. Психику женщины не понять, но что действительно важно, так это то, что после этого разговора, мы стали ближе. Я больше не буду ей не доверять. И если завтра она скажет, что хочет свободы, то я ее отпущу. Вместе с братом. Так будет честно. Так будет справедливо.

Пробуждение вряд ли можно назвать приятным. Печь потухла, а холод пробирал до самых костей. Тело затекло и мышцы задубели. Джуниор пытался встать, кряхтя словно старый дед. Эсы не было видно. Вспоминая ночной разговор, не удивлюсь, если она собрала вещи и ждет меня у двери, чтобы попрощаться. Аршак умудрился подняться и помог мне в этом нелегком деле. Постанывая и ругая «удобства» мы направились на выход.

Открыв дверь, перед нами предстала удивительная картина допроса наших пленников. Воевода был подвешен за одну ногу к ветке дерева, а во рту у него кляпом торчала грязная тряпка. Связанный палач с округлившимися глазами наблюдал за процессом дознания. Эса неторопливо раскручивала воеводу и отпускала его. Рогволд юлой крутился вокруг своей оси. Казалось бы, что это не так страшно, но судя по мокрым следам под воеводой, тот уже долго так крутится и рвотные позывы стали обыденностью его теперешней жизни. Из-за кляпа содержимое его желудка выплескивалось через ноздри. Это было так мерзко, что я сам чуть не сбледнул.

– Ларс, доброго утречка, – жизнерадостно воскликнула воительница, – а мы тут готовились к долгому рассказу о жизни смоленских воевод. Так ведь, Рогволд? – она остановила вращение бородача.

Бедолага воевода, не успев закончить знакомство с Агой, познакомился с его сестрой. Жуткая семейка. Он утвердительно тряс головой, не имея возможности высказать согласие словами. Видно было, что эти движения даются ему с трудом. Его всклокоченная лопатообразная борода была жалким зрелищем. От былого самоуверенного воеводы не осталось и следа.

– И вам доброго утра, – я присел возле поваленного бревна, стараясь быть подальше от этих двух психов и неприятного амбре из-под воеводы.

Аршак присел рядом со мной и шепотом, одними губами интересовался у меня на сколько обыденным являются у Эсы утренние пытки. Пришлось проигнорировать вопрос. Пусть сам додумывает.

Мельком я заметил Агу, который сидел на пристани и свежевал рыбу, выкидывая в реку потроха. Дружинников Эсы я так и не увидел. Речной туман бодрил. Я, поежившись, уставился на Эстрид.

Воительница верно поняла мой взгляд и, крутанувшись, эффектно подрезала веревку, на которой висел воевода. Она явно играла на публику. Шмяк Рогволда в его же лужу вызывал только омерзение. Вряд ли я когда-либо привыкну к таким вещам этого сурового века.

Эса схватила пленника за бороду и начала допрос. Если не вдаваться в подробности и опустить язвительные замечания Эстрид, то можно считать, что полученная информация от пленника была более чем полезной.

Рогволд был должен крупную сумму смоленскому князю Олегу. При этом войн Смоленск не вел, поэтому никаких доходов, кроме жалования и взяток, Рогволд не имел. Нужно отметить, что смоленское вече значительно отличалось от новгородского и князь здесь имел недюжинную власть. Сам воевода тоже был отнюдь не последним человеком в смоленской элите. А долгий опыт руководства городской стражей позволил обрасти достаточными связями. Судя по всему, воевода хотел подвинуть Олега с княжеской лавки. Смоленские купцы, которым задолжал Рогволд, его поддерживали, так как не хотели потерять свои деньги из-за обанкротившегося воеводы. Более того, они начали переживать за свою мошну из-за усиливающейся власти князя Олега. Все это выливается в то, что в моем веке называется государственным переворотом. Воевода даже назвал пару имен заговорщиков, которые нужно будет запомнить на будущее. Завершающим штрихом для свержения князя должен был быть найм варяжской дружины, которая была бы предана лично ему, а не городу или смоленской элите.

И тут начинается самое интересное. Аршак-старший предложил воеводе решить все финансовые вопросы простым похищением гостомысловского отпрыска, то есть, Ларса, и передачи меня-любимого – Гунульфу. На этом моменте Джуниор вскочил и схватился за свой клинок. Он растерянно смотрел, то на измученного воеводу, то на Эсу, то на меня. В итоге, он, не проронив ни слова, понуро сел обратно и, опустив голову, молча слушал дальнейшие откровения Рогволда.

Итак, воевода принял сведения Аршака-старшего и, каково же было его, Рогволда, удивление, когда ему доложили, что Ларс в городе. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Еще больше он удивился, когда к его помощникам обратились с просьбой пригласить на пир молодого словенского наследника. Причем пригласить за немаленькую мзду. Это уже Эсовы сподручные старались. А дальше все завертелось и привело к нынешнему утру.

Гнетущая тишина воцарилась возле избушки. Я, с поникшим Аршаком, сидел на бревне. Эса, широко расставив ноги, играла с метательным ножом, перекатывая его рукоять между изящными пальчиками. Обессилевший воевода сидел в неприятно фонящей луже. Палач, про которого все забыли, воспринял рассказ своего шефа, как откровение и, судя по лицу, в голове пытался заново собрать картину мира. Один Ага продолжал безмятежно чистить рыбу.

– На рассвете мне сообщили, что Радомысл был рад услышать благие вести о тебе, но был сильно взбешен похищением воеводы, – Эса с любопытством посмотрела в мою сторону, – Твой дядя считает, что князь не позволит вершить суд над его человеком, якобы это право князя, а не твое.

И что мне может сделать князь? Я не сильно ниже него в здешней иерархии. Да даже если я прибью его, то мне максимум могут вменить денежную виру. Я помню это из истории. Или это было позднее, когда появилась Русская правда Ярослава Мудрого? Не помню.

– Что мне грозит от князя, если я сам учиню суд? – решил я прояснить возникший вопрос.

– Зависит от князя. Если он посчитает это посягательством на княжескую власть, то может казнить бунтовщика, а если будет в хорошем настроении, то вызовет на суд богов тебя и родственников почившего, – она кивнула на воеводу, – и тогда все решит поединок.

Воеводу словно окатили водой. Он резко метнул взгляд в сторону Эсы. Его мокрая бороденка дрожала от напряжения. Воительница, словно не замечая реакции Рогволда, продолжала рассуждать о возможных действиях князя Олега.

Я не успел предупредить об опасности своего вассала. Воевода, перекатившись вбок, подальше от Эсы, вскочил и, что есть прыти, побежал вдоль берега, все дальше удаляясь от нас. Эстрид, наверное, ожидала нападения, так как она застыла в боевом положении, готовясь обороняться.

Немая сцена нашей компании достойна картин художника Решетникова[8]. Мы как-то спокойно наблюдали за бегством воеводы, даже Ага посмотрел на сверкающие пятки Рогволда.

– Мы так и дадим ему сбежать или кликнуть дружинников дабы словить паршивца? – спросила пустоту Эса.

– Да пусть бежит. Так даже лучше. Вот и свидетель есть, что мы его отпустили с миром, – я кивнул в сторону второго пленника, – верно, дружок?

В ответ эта здоровая детина болванчиком закивала головой.

Бегство воеводы, либо сыграет мне на руку и мне никто не сможет вменить в вину самосуд, либо вскроет смоленскую язву бунтовщиков, так как Рогволду придется форсировать планы по захвату власти. Со свидетелем отлично получилось. Так действительно лучше.

Он подтвердит то, что мы его не судили, не убивали и отпустили. Эса, конечно, погорячилась с шуткой про «почившего», в иной раз и сердце у наших пленников может не выдержать такие угрозы.

Решив отпустить с миром смоленского воеводу, каждый занялся своим делом. Я с Аршаком пошли принимать гигиенические процедуры, а Эса развела костер для ухи. Ага уже закончил разделку тушек.

Завтрак из наваристой ухи можно считать варварством и издевательством над не проснувшимся еще желудком, но, что удивительно, мне понравилось. Благодарность Аге в виде опустевших мисок и сытый взгляд потешили его и подняли настроение силачу.

После завтрака мы направились к лодке и поплыли на городскую пристань прихватив пленника, обещавшего вести себя смирно. Эса сказала, что Радомысл будет ждать утром именно там. Встретившиеся нам по пути рыбаки провожали нас неласковыми взглядами. Аршак говорит, что они посчитали нас за конкурентов, которые уже возвращаются с промысла, оставив их без рыбы. Это было странным, так как полноводная и чистая река буквально кишмя кишела всевозможной живностью. То тут, то там блестели плавники всевозможных видов рыбешек. На берегу, в камышах, крякали утки, а из леса довольно часто на водопой выходили непуганые звери. Это время чистой природы и незамызганной человеком атмосферы. Пройдет всего три-четыре века, когда человек превратит реку в темное ничто, а воздух будет все противнее и противнее вдыхать.

Путь до пристани был довольно долгим. Я даже успел слегка вздремнуть. Когда на излучине реки появился город, а за ним и пристань, я обрадовался. Как оказалось зря. Суровые лица Радомысла и Сокола я заметил практически сразу, как только мы пришвартовались, лавируя между многочисленными ладьями и рыбацкими суденышками.

По ходу, мне предстояло выдержать знатную порку. Хотя, с какой это стати? Меня похитили и пленили. Мне удалось сбежать и дать по мордасам обидчикам.

Более того, я даже раскрыл заговор против князя. Даже целый свидетель имеется. Дядя с учителем не в курсе про заговор и делают выводы из неверных предпосылок. С их стороны, кажется, что меня пытались похитить, а я в ответ сбежал и прихватил дурачков, осмелившихся меня тронуть. Теперь я устраиваю, по их мнению казнь над похитителем, оказавшийся городской знатью Смоленска, а им, бедным послам гостомысловым, нужно теперь искать дипломатические выходы на урегулирование ситуации. Эка я накрутил, однако. Ничего, дядюшка, твои уроки дипломатии и политологии не пропали для меня даром. Сейчас устроим им шоу. Уж этого «гэ» я в той жизни навидался.