Ларс II

Глава 11

Болгарское ханство, конец весны 827 г.

Наша армия двигалась ускоренным маршем. Я очень надеялся, что с дядей все в порядке и я просто допускаю излишнюю осторожность и недоверие к хану. Но что-то мне не нравится эта затея с походом в гости.

В той жизни я никогда не был за границей. И так уж получилось, что в этом мире мне удалось побывать в Киеве, хотя это такая себе, знаете ли, заграница. Сейчас же я в будущей Болгарии. Хотя, мы еще посмотрим, будет ли на месте это государство в будущем.

Природа здесь такая же, что и в устье Днепра. Влажно, солнечно. Деревья такие же зеленые. Трава такая же сочная. Было некое разочарование от увиденного. Такое бывает, когда в голове выстраивается некий яркий мир, который ты строишь исходя из обрывков разговоров, слухов, фотографий, а потом ты лично своими глазами смотришь наяву оригинал того, нарисованного в голове образа, и испытываешь некое разочарование. Томящееся чувство неприятия и осознание обыденности.

Со мной так было в том мире, когда я на Чемпионате мира 2018 года сходил на матч Хорватия-Исландия. У хорватов тогда играл Лука Модрич. Любители футбола знают кто это. А остальным могу сообщить о том, что этот футболист получил «золотой мяч» — приз лучшему футболисту мира.

Сходив на стадион, я ожидал увидеть некую легенду, нечто, что в глубокой древности назвали бы «полубогом». В итоге же я смотрел на обычного человека, такого же как я, даже ниже меня ростом. Последнее почему-то обидело. И после матча я испытывал такое же чувство разочарования. Нет, сам матч был великолепным, игра замечательная. Но это чувство разочарованности от сравнения, нарисованного в голове Модрича и реального человека было угнетающим. Как сказал один российский футболист: «Ваши ожидания — это ваши проблемы». И что интересно, сам Модрич-то не при чем. Это я нарисовал себе образ, не сопоставившийся с реальностью. И это мои проблемы, что образы не сошлись.

Такая же история у меня происходит сейчас с этой «заграницей». Может Царьград подарит иные ощущения, но я сомневаюсь.

Наша армия двигалась на юг по побережью Скифского моря по территории болгар. Переход до точки возле Плиски занял четыре дня. У меня на краешке сознания крутилась мысль о взятии столицы Болгарского ханства. Будь я более кровожаден и безрассуден, то просто захватил бы этот город. Радомысл говорил, что единственное его отличие от городов, которые есть в Гардариках, это каменные стены. Никаких баллист или тем более требушетов, у них на вооружении нет. Интересно, а сам хан Омуртаг не боится размещать такое огромное войско у своей столицы, ведь ему не известно о моих планах. Ссорится со всем миром как минимум не разумно. Ну, будь на моем месте кто иной, то не задумывался бы о последствиях. Взял бы Плиску на штык просто потому, что может это сделать.

На сколько я помню со слов Радомысла Болгария и Византия неоднократно враждовали друг с другом. В начале этого века войска враждующих сторон неоднократно сталкивались в кровавых битвах. Почти тридцать лет назад, в ходе разразившейся войны византийские войска, вторгшиеся в Болгарию, потерпели сокрушительное поражение. В одном из сражений этой войны был убит император Никифор, а войска болгарского хана Крума, отец нынешнего хана, достигли Константинополя и осадили город. Тогда при загадочных обстоятельства умер болгарский хан.

Еще при хане Круме, болгары безрезультатно пытались заключить с византийцами мир. Сразу же после получения власти Омуртаг, нынешний хан, также предложил заключить с византийцами перемирие, но оно было отвергнуто. Однако в 815 году правители Болгарии и Византии начали новые переговоры: понимая, что их государства истощены многолетней войной, они оба проявили большую заинтересованность в заключении долгосрочного мирного договора. Омуртаг отправил в Константинополь посольство, уполномоченное от его имени заключить с императором Львом Армянином мир. Торжественная церемония подписания рассчитанного на тридцать лет договора проходила в присутствии большого количества людей. По достигнутому сторонами соглашению, византийский император должен был подтвердить договор традиционными для болгар языческим клятвами, а послы Омуртага — клятвами по христианским обычаям на Библии, что и было осуществлено.

За все это время договор не нарушался. Мы с Радомыслом опасались, что хан откажется пропускать нас через свои владения, поэтому готовились к худшему развитию событий, вплоть до открытого конфликта с болгарами. С другой стороны, мы не знаем, были ли в подписанном мирном договоре пункты, позволяющие осуществлять пропуск враждебным византийцам сил. Но надеялись, что такой вариант стороны не предусмотрели, поэтому у нас мог быть шанс на добровольный пропуск нашей армии. Тем интереснее предложение хана погостить в его столице.

Спустя четверо суток после перехода через Днестр, наша армия подошла к обустроенному для нашего войска лагерю. Место, которое нам выделили, было довольно удобным для обороны. Видимо, это для того, чтобы у нас отпали сомнения в подготовленной против нас ловушке. Лагерь был на небольшом холме и огорожен частоколом. Внутри частокола в шахматном порядке расставлены широкие шатры. В центре лагеря виднелся шатер, который можно было выставить рядом с царь-пушкой и царь-колоколом из моего времени. Это был просто царь-шатер.

Мое войско влилось в лагерь бездонным ручьем. Хан все же опростоволосился. Десять тысяч воинов — это то число, которое не смогло вписаться в предоставленную «жилплощадь». Пришлось вокруг лагеря строить небольшой «пригород», окруженный телегами и повозками на подобие вагенбурга, который, кстати, тоже стал откровением для нынешней военной мысли. Вагенбург — это укрепление из повозок в форме четырёхугольника, круга или полукруга, иногда усиливалось рвом и другими препятствиями. Почему-то эта простая оборонительная «приспособа», применяемая еще со времен гуннских вторжений, не получила распространение в славянских племенах. Ходот же стал ставить вагенбурги при любой возможности, особенно после покушения на меня.

Я стоял перед «царь-шатром» верхом на коне и, закинув голову, пытался прикинуть, сколько метров в высоту это сооружение. Метров семь-восемь тут было точно. Пытаясь разглядеть верхушку сооружения, я непроизвольно раскрыл рот.

— Царский шатер, — заметил Ходот, копирующий мою позу.

— Тьфу ты, я думал Ага заговорил, — сказал я, удивляясь подкравшемуся тестю.

Ага, стоящий сзади меня, услышал мою реплику и заржал так, что наши кони покосились на моего телохранителя с явным осуждением. Либо мой Обеликс проржал что-то нецензурное для ушей лошадей, либо эти животные в этом двуногом увидели конкурента. Никак иначе я не могу интерпретировать эти лошадиные взгляды.

Мы зашли внутрь шатра. Не знаю как хан, а я бы не отказался забрать себе этот тканевый дом. Внутри было очень комфортно. Площадь была поделена на секции: прихожая, зал, спальные комнаты. Если бы тут еще и санузел был, то я совсем потерял бы голову от счастья. «Стенки» секций были из плотной ковровой ткани с восточными орнаментами. Такая же ткань была уложена на полу. В зале шатра имелся массивный стол и стулья. Глаз радовался от обилия ярких и контрастных цветов. Уважил хан меня. Не ожидал.

Около сотни человек, которых предоставил хан, помогали нашим людям обустраиваться. Мы довольно быстро разместились в лагере. Метик и Забава забрали себе под госпиталь целый шатер рядом со мной. Ходот, перестраховываясь, разместил вокруг меня одних только легионеров. Поэтому везде мелькала черная униформа моих элитных бойцов. Лука, мой артиллерист, стал ему как сын. И это радовало. Парень схватывал все на лету, впитывал все в себя словно губка.

Через час после того, как мои люди разместили в шатре мою утварь и предметы быта, появился Радомысл. Он вошел ко мне разодетый так, будто некий дизайнер пытался скрестить типичный восточный наряд с традиционной славянской одеждой.

На голове у дяди была шапочка с меховой каймой. За плечами, на фибуле, развевался плащ. Красный кафтан, заляпанный восточными узорами, был опоясан широким, синим кушаком. Черные штаны были заправлены в высокие сапоги темно-вишневого цвета, с чуть загнутыми носками.

— Дядя, — улыбнулся я Радомыслу, вошедшему в зал и заключая его в объятия, — я рад, что с тобой все хорошо.

— Да что со мной может случиться, — буркнул он, радостно хлопая меня по спине.

Мы вдвоем сели за стол. Ага стоял возле входа в зал. Вокруг шатра было охранение легионеров.

— После случая с Соколом, я переживаю за все посольства, — заметил я.

Дядя грустно вздохнул.

— Хан толковый правитель, — сказал Радомысл, — когда я пришел к нему, он меня встретил более чем радушно. Мы сним общаемся почти каждый день с момента моего приезда в Плиску. Договор, который он заключил с Византией, не содержит запретов на проход вражеских для сторон войск.

— Это значит, что мы можем беспрепятственно пройти через его земли, — хмыкнул я.

— Да мы и не спрашивали его разрешения, — дядя усмехнулся, — и хан это понимает.

— А что на счет присоединения к нашему походу?

— Хан не может дать войска, так как он сейчас собирается в поход на славянских князей среднего Дуная, которые три года назад взбунтовались и надеются на помощь из империи франков. Омуртаг держит свое войско неподалеку. Плиска стоит между его армией и нашей.

— А сколько у него войск? — поинтересовался я, почесывая бородку.

— Около двадцати тысяч воинов.

— Не плохо. Значит, войск он нам не даст. При этом обладает не плохой силой в регионе.

— Более чем не плохой, — Радомысл взял кувшин на столе и наполнил свою кружку холодной колодезной водой.

Конец весны ознаменовался жаркой погодой, а чем дальше на юг мы забирались, тем теплее становилось.

— Очень жаль, что хан не присоединяется к нам, — я нахмурился, обдумывая сложившуюся ситуацию.

Имея такую армию, хан может ударить нам в тыл при осаде Царьграда. Мы рассчитывали на то, что у Омуртага вдвое меньше войск. Судя по всему, дядя уже думал об этой проблеме, так как его хитрющая физиономия самодовольно рассматривала мои потуги на поприще стратегического мышления и, видимо, у Радомысла есть решение.

— Болгарский хан хочет подписать с нами договор о военном союзе, — заявил мой дипломат.

А вот это может нас обезопасить. Судя по тому, как соблюдается договор с византийцами, болгары соблюдают букву соглашений. В то же время, они пропускают возможных врагов той же Византии. Договор о военном союзе с ханом нужно будет тщательно обдумать, чтобы исключить всякие невыгодные нам лазейки.

— И насколько нам это выгодно? — задумчиво протянул я.

— Бунтовщиков он подавит, их там не более пятнадцати тысяч, из которых больше десяти тысяч — ополчение, необученные воины. Поэтому иметь в союзниках хана, который может привести двадцать тысяч — это более чем выгодно, — ответил дядя, поглаживая свою деревянную руку.

— Ты советуешь его подписать, так?

— Да. Одновременно с этим я взял на себя смелость предложить подписать еще один договор — торговый. Хану нужно многое из того, что у нас в избытке, начиная от железа, заканчивая зерном.

— Железа я ему не продам. Мы уже обсуждали это, дядя. Царство не будет торговать сырьем, только готовыми изделиями. Исключение только для зерна, которое выгоднее продавать в виде зерен, а не муки или хлеба.

— Я помню. Но он предлагает огромные деньги.

— А представляешь, какие деньги он даст за товар из железа?

— Зачем нам жилы рвать и выплавлять что-то, если только за сырье он даст столько, что нам хватит не только оплатить работу кузен, но еще и останется столько, словно мы ничего не брали, — развел руками Радомысл.

— Да что же ты так узко мыслишь, дядя. Ты же один из немногих умных людей царства, кто понимает многое из того, что не дано уразуметь в этом веке. В краткосрочной перспективе твои доводы верны, но если думать наперед, то наши потомки нам же скажут спасибо за то, что мы создали бренд славянского товара, оружия, бытовых вещей. Бренд царства Гардарики.

— Бренд? — переспросил дядя.

Ох уж эти мои словечки с 21 века. Хорошо, что он не обратил внимания на акцент про текущий век.

— Как бы тебе объяснить. Бренд — это что-то, что возникает в голове у человека при упоминании товара и ассоциируется с чем-то положительным, за что он готов платить больше денег, чем у конкурентов. Я хочу, чтобы, когда говорили о славянском товаре, у людей возникал в голове образ чего-то качественного, долговечного, хотя и дорогого. Такой образ тяжело делать из сырья, но идеально ложится на товар.

— Трудное это дело, Ларс, — вздохнул Радомысл.

— Знаю, дядя, поэтому я и не хочу обходиться полумерами. Если я сейчас не введу такое отношение к тем богатствам, что у нас есть, то в дальнейшем потомкам станет все сложнее что-то менять в сложившихся устоях.

Мы с дядей уже обсуждали подобные вопросы. Когда я с Добрыней делился секретами дамасской стали, булата и стали, дядя, к моему удивлению, был категоричен. Он считал, что качественные вещи, а уж тем более оружие, нужно делать для внутреннего пользования, а за рубежом пусть пользуются нашим сырьем, а не товаром. Он считал, что нужно сохранить в секрете способы производства стали и прочего. Я же придерживался иной точки зрения. В секрете, конечно, нужно сохранять все это, но на внешний рынок все равно надо будет выходить с готовым товаром, чтобы совершенствуя технологические процессы здесь, делать в разы невыгодным копирование товара, в случае получения наших секретов.

Рано или поздно у соседей возникнет желание иметь то, что есть у нас. И дядя отчасти прав в том, что не нужно продавать сталь за рубежом, но мы и не собираемся этого делать. По крайней мере, пока не вооружим нашу армию. Тем более что там есть трудности технологического характера, но мы это решим. Получение высококачественного железа убедило моих людей в реальности моих «придумок». Но в то же время я хочу всеми силами открещиваться от любого намека на сырьевой характер моей экономики. В будущем моему царству итак придется торговать сырьем — нефтью и газом. Надеюсь, к тому моменту бренд Гардарики будет весомее в процентном соотношении с сырьем в общей экономике государства.

— Ладно, тебе виднее, — кивнул Радомысл, — Омуртаг зовет завтра к себе во дворец, чтобы мы окончательно договорились о подписании договоров. Я привез свитки этих договоров. Они на латыни. Нужно будет тебе и Аршаку ознакомится. Я в торговых соглашениях не столь грамотен, как наш казначей.

— А что представляет собой договор о военном союзе?

— Взаимная помощь при нападении любого врага. Если хан нападет на кого-то, то мы не обязаны воевать вместе с ним. Если на хана кто-то нападет, то мы обязаны помочь. То же самое относится к нашему царству.

— Помощь подразумевается войсками или достаточно прислать снабжение и деньги? — задумался я.

— В договоре написано про помощь. Там не уточняется. Я как-то не задумывался о том, что можно и денег дать союзнику, — удивился Радомысл.

— Я просто спросил, — хмыкнул я, — бывают разные случаи.

— Какие?

— Представь, что мы воюем с Византией, а те же франки, с которыми у хана какие-то разногласия, решили повоевать с болгарами. Нам что, нужно снимать осаду и мчатся ему на помощь? А как же наши интересы? Проще денег отправить, а он уже сможет на них нанять варягов на севере, которые смогут неплохо нас заменить.

— А что мешает нам нанять этих варягов и отправить их к союзнику? — задал резонный вопрос дядя.

— И смысл нам контролировать их на территории чужого государства. А так — хан нанял, хан и отвечает за них.

— Тоже верно, — согласился Рядомысл.

— Есть что-то, что может изменить его лояльное отношение к нам?

— Нет, но я на всякий случай предложил хану побрататься, — аккуратно заявил дядя.

— Что ты имеешь в виду? Ты и хан будете побратимами?

— Не совсем. Ты, — Радомысл сделал упор на этом слове, — и хан будете побратимами.

— А зачем? Думаешь, что это как-то остановит от возможного предательства?

— Лучше, как ты говоришь, перебздеть, чем… — дядя развел руками

— Ясно, — я махнул рукой, — если ты считаешь, что так надо, значит, будем брататься.

Мы обсудили с дядей еще несколько моментов касательно его контактов с местными купцами и вельможами. Нужно отметить, что в окружении Омуртага было много ястребов, которые хотели отомстить византийцам за прошлые злодеяния. Ведь столица ханства двадцать с лишним лет назад была разрушена до основания именно византийцами. И с тех пор камень за пазухой болгарской знати ждет своего часа.

На следующий день я с дядей, Агой, Эсой и десятком легионеров направился во дворец Омуртага. За старшего в войске остался Ходот. Сомнительно, что меня попробуют устранить в столице болгар, но инструкции по поведению в случае моего исчезновения или смерти, тесть получил. Ходот после этого предложил войти всей армией в город, чтобы не прибегать к полученным указаниям. Лестно, конечно, но это будет сейчас лишним. Да и инструкции, в целом, заключались в блокировании городских ворот и марше на войско хана.

Плиска была окружена высокими каменными стенами. Ров, опоясывающий столицу, меня не впечатлил. Постройки в городе в основном были каменные, одноэтажные. Все сооружения были типичными для того же Киева. Нужно отметить, что главным отличием было то, что в этом болгарском антураже бросалась в глаза восточная, азиатская составляющая декора зданий и сооружений. При въезде в столицу мы сразу попали на рынок. Разноцветные яркие палатки рябили в глазах. Громогласные зазывалы приглашали к себе отведать те или иные сладости. Снующие нищие пытались жалобно вымолить монетку на пропитание. Эса пару раз царапнула клинком особо рьяных попрошаек, пытающихся срезать кошель у меня. Воришек тут было многовато на квадратный метр.

Столица Болгарского ханства была очень похожа на растревоженный улей. Что интересно, были голоса со знакомыми словами на нашем языке. Много людей было с тюрбанами и халатами, с характерной арабской внешностью. Гул восточного базара ни с чем не спутаешь. Хотя мне тяжело об этом судить, ведь я такое видел только в исторических фильмах.

Радомысл говорил, что Омуртаг всячески поощрял ремесленников, что наглядно демонстрирует разнообразие товаров на прилавках столичного рынка. Здесь были товары разного сорта, качества и размеров. Оружия и брони было мало, но вот предметов обихода было огромное множество. Всевозможная домашняя утварь от кружек и чаш до шкафов и столов наполняла базар своим разнообразием. Восточный колорит этих вещей просматривался в каждом узоре и орнаменте.

После рынка мы проехались по центральной площади, на которой разместились несколько дворцов и даже каменная базилика. Нужно отметить, что столица ханства была довольно большой, одних только площадей было четыре, а ханских дворцов — не счесть. Каменная базилика, мимо которой мы проходили, была религиозно-дворцовым комплексом, который все еще находится в процессе постройки, но уже сейчас внушающая уважение своей монументальностью. Нужно будет на Ладоге сделать не хуже. Дядя говорит, что на этом месте до строительства базилики находился мартириум с крестообразным храмом и колодцем со святой водой. Мартириум — это культовое сооружение, вроде храма или часовни, построенное над местом гибели или захоронения мученика, а также на месте, связанном с библейской историей. Радомысл был не особо силен в вопросах христианства, поэтому не вдавался в подробности, когда ему проводили экскурсию местные торговцы, жаждущие привлечь денег на это строительство. Дядю даже пытались прощупать по вопросу принятия христианства, в то время, как сам хан был язычником. Христиан-торговцев было достаточно много. Омуртагу было все равно на вопросы веры, лишь бы в казну платились монетки, а сам он был при этом язычником.

Мы подошли ко дворцу хана. Здание начиналось с широких ступенек, видимо это отголоски архитектурных решений строителей-византийцев заимствующих идеи древних греков. Далее устремлялись ввысь широкие колонны. Такое ощущение, будто я вхожу в советский дворец культуры. Это сравнение меня позабавило и вызвало ухмылку. Мои же спутники, за исключением Радомысла, осматривали дворец широко раскрытыми глазами. Только дядя, уже неоднократно повидавший здешние достопримечательности, сохранил невозмутимое выражение лица.

Мы вошли в широкое помещение дворца. Высокий потолок терялся над нашими головами. Резные украшения греческих узоров сплетались с восточными орнаментами. И это, наверное, самое удивительное. Смешение культур востока и запада гармонично сосуществовало в барельефах, узорах и иных украшениях дворца.

Нас встретил низкий бородач в тюрбане и широком халате. Он поприветствовал нас, поклонился и проводил в «зал приемов». Именно так он обозвал следующую комнату. Но, я думаю, он ошибся. Это был не зал, а залище. Гигантизм, которым выделяется этот дворец, будто заставляет прислушиваться к психологическим теориям старика Фрейда, который утверждал о возникновении стремления к большому, при наличии малюсенького, всем известного, органа. По крайней мере, его теории я именно так воспринимал. У меня снова выползла улыбка. Мое настроение заставляет дядю коситься в мою сторону. Что поделать? Больная фантазия у царя Гардарики.