Лагерь царства Гардарики. Болгарское ханство, Плиски, лето 827 г.
— Объясни, — я уставился на Андрея.
— Что объяснить?
— Объясни в чем ошибка при изменении истории Руси.
— Вот представь, что у тебя есть в руках книга Лукьяненко «Ночной дозор». Читал? — я кивнул, — представь, что ты вырвал концовку романа. В том моменте, где появляется Гесер, глава Ночного дозора, который восстановил равновесие. Вместо этого ты вставляешь пару листов формата А-4 и пишешь собственную версию книги.
— И?
— Что — и? У тебя в руках уже не роман российского фантаста, а испорченная тобой книга.
— По твоей логике все должно быть предопределено и нельзя менять ни строчки романа, так?
— Именно, — Андрей аж вскочил, осознав, что сумел верно донести свои мысли.
— Ты немного ошибаешься. Во-первых, ты сам собираешься переписывать историю…
— Мое вмешательство сродни с записями карандашом на полях…
— Во-вторых, — я перебил его, — в романе о Руси, я не вырываю страницы, так как сама эта история еще не написана, поэтому вырывать нечего. Я пишу историю с чистого листа. А ты же вносишь приписки в существующий «роман». История Византии далеко не сейчас начинается.
— У каждого своя судьба, — Андрей отвернулся с тяжким вздохом.
— Я не верю в предопределение, в судьбу и прочее. Я верю в факты. Я знаю к чему привела та история Руси. Это факт. Поэтому сделаю все, чтобы будущее было иным.
— Убьешь меня? — Андрей-Инвентор посмотрел на меня прямым взглядом.
Убить его? Надо бы. Наверное. Но пусть попробует «исполнить свою судьбу».
— Нет, — Эдик удивленно уставился в мою сторону, — более того, перед боем я передам Михаилу тебя в качестве доброй воли царя Гардарики.
— А взамен?
— А взамен он выплатит мне контрибуцию.
— Михаил не согласится.
— Это уже другой вопрос. Тебя-то я уже передам. Поэтому можешь не волноваться за свою жизнь.
Я позвал Эсу и попросил проводить Инвентора под стражу. В шатре остались только я и Метик. Ага охранял вход.
— Думаешь, стоит оставлять его в живых? — спросил друг-попаданец.
— Он смог создать рабочий прототип парового двигателя. Ты понимаешь? И это с учетом, что он явно не только этим занимался. А сколько еще интересного знает его головушка? Ты бы смог за год создать паровой двигатель? Я знаю только основные принципы, но никогда не видел механизм, да и не интересовался. Лично у меня ушел бы не один год. Пусть сидит в своем Константинополе и клепает изобретения. Мы же наладим должным образом промышленный шпионаж. Эса с этим справится.
— Разумно, — Эдик кивнул, — жаль, что он отказался сотрудничать.
— Жаль, — согласился я.
На этом наш разговор завершился и я вышел с лекарни. Уже сидя за столом в своем шатре, я снова и снова возвращался к нашему диалогу с Андреем. И все время приходил к выводу о том, что поступил я правильно. Через пару часов собрался военный совет, подвели итоги нашей подготовки к сражению. Омуртаг прибыл на совет в качестве командира болгарских войск. Мы скоординировали наши действия. Он рассказал, что после возвращения власти, закрыл столицу и никого не выпускал. Бывший советник Исбул, как выяснилось, договорился с Византией о том, что переметнется на стороны империи в нужный Михаилу момент. Поэтому «закрытие» столицы помогло остановить вести о смене власти в Болгарском ханстве. Сам факт того, что Омуртаг поделился этим, говорил о большом доверии и приверженности к дружеским отношениям между мной и Омуртагом.
После окончания военного совета прибыла конница Кулябы, терроризировавшая наскоками византийцев. Эти безбашенные головы сумели собрать изрядное количество трофеев. Иногда доходило до того, что целая сотня моей конницы была одета в одежды византийцев, снятых с трофейных телег, а зачастую, с врагов. Моя конница по нескольку часов двигалась вместе с основным войском имперцев, притворяясь византийцами и ударяя в наиболее незащищенные места обоза. Развлекались парни как могли.
Уже к вечеру доложили о прибытии Михаила. Мои войска уже заняли нужную позицию. Византийцы меня неприятно удивили. Их построения были слаженными и четкими. Вспомнилась римская когорта легионеров, виденная мною в голливудских блокбастерах. Поглядывая на Ходота, я заметил такое же выражение лица, как и у меня. Но мы еще сумеем превзойти в качестве войск. Всему свое время.
Если с хазарами наше сражение началось только после того, как они разместились должным образом, то с византийцами все было в разы сложнее. Они выстроились в боевые порядки и сразу направили парламентеров. Десяток всадников направился в нашу сторону. Я, Радомысл, Эса и Ага, в окружении легионеров, поскакали им на встречу. Не забыли прихватить и Андрея-Инвентора в качестве пленника.
Когда парламентеры встретились меж двух войск, вышел Радомысл и потребовал сложить оружие и выплатить дань моему царству. Он и еще какой-то старец со стороны неприятеля вели баталии, словно на базаре, иногда с употреблением особо острых словечек.
Эса указала сразу на Михаила. Императора было сложно не узнать. Он был знатно украшен драгоценностями. Внешность его была ничем не примечательна. Обычный грек с длинным носом и большими глазами. Волосы спадали до плеч. Небольшая бородка выглядела ухоженной. Если бы не блеск золота и камней никогда бы не сказал, что этот тип император.
— Дядя, — я дернул поводья, выдвигаясь вперед, — скажи Михаилу, что я возвращаю ему советника Инвентора в качестве своей доброй воли.
Радомысл посмотрел на своего оппонента, владеющего русским. Тот протарахтел Михаилу на латыни. А Аршак молодец, его уроки не прошли для меня даром. Я все понял, что ответил император. Сложно не понять несколько стандартных слов благодарности.
— Император Михаил, — я обратился на ломаной латыни к византицу.
— Царь Ларс, — ответил он, приближаясь.
Мы стали друг напротив друга, на небольшом отдалении. По моей команде Андрея отпустили и он направился в сторону византийских парламентеров. Проходя мимо нас, он благодарно кивнул мне.
— С твоей стороны было очень щедро отдать такого человека, как Инвентор, — заметил Михаил.
— Я надеюсь, что ты достойно оценил мое великодушие и отплатишь мне звонкой монетой.
— И во сколько же ты оценил жизнь моего советника?
— Советника? — я сделал вид, что задумался, — в любую золотую монету, которая у тебя есть сейчас.
— Одну? — удивился император.
На мой утвердительный кивок, он достал требуемое.
— Фоллис, — заявил он, протягивая золотой кругляк.
Это, видимо, так именуется византийская монета.
— Вот и замечательно, — заявил я, засовывая деньгу за пояс, — теперь осталось уладить совсем малое — размер твоей дани мне.
Моя наглость рассмешила Михаила. Не привык он общаться с такими нахалами, как я.
— И во сколько оцениваешь ты эту дань? — явно из любопытства спросил он.
— Для начала ты отдашь мне все свои владения на крымском полуострове, — это заявление вызвало новый приступ хохота, — а потом, — я подождал пока человек отсмеется, — а потом ты подпишешь со мной договор, в котором мы зафиксируем право беспошлинной торговли царских купцов в твоих владениях. Ну и напоследок, ты обязуешься не брать в рабство моих подданных, а кои такие обнаружатся в Византии, им будет незамедлительно дарована свобода и охрана, которая проводит их к границам моего царства. Собственно — все.
— А теперь послушай меня, — Михаил поиграл желваками, — ты будешь выплачивать мне десятую часть всех доходов золотом, серебром, зерном, пушниной и невольниками. Это в следующем году. А завтра на рассвете ты отдашь две трети всего что имеешь, начиная от рабов, заканчивая обозом, драгоценностями и оружием.
— Не согласен, значит, — вздохнул я, — никто не упрекнет меня в том, что я предлагал миром разойтись. В следующий раз условия будут не столь привлекательными, Михаил.
— Следующего раза не будет, — он развернул коня, — а жаль, ты смелый малый, славянин.
Император направился к своему окружению и они ускакали назад. Мы тоже решили не задерживаться.
Наша армия простояла друг напротив друга до позднего вечера. Потом мы, не сговариваясь, разошлись по своим лагерям. Византийцы довольно быстро соорудили шатры и выставили охранение, видимо, наученные горьким опытом ночных атак. В эту ночь я решил дать им выспаться. Только Эсу попросил пройтись по котелкам врагов. Пусть проср… вернее, помучаются диареей. Если получится, конечно. Воительница собрала своих послушниц и глубокой ночью выполнила задание. По ее расчетом пару тысяч солдат они смогли приобщить к многочасовому ожиданию в санузле, если таковой у них имеется.
Утром я собрал военный совет. В десятый раз обсудив все наши планы, мы растеклись по войску, которое выстроилось в боевом порядке. Парламентерами я отправил дядю и Омуртага, которого немного зацепило то, что без него прошли предыдущие переговоры.
Переговорщики, встретившись, потоптали траву минут пятнадцать и вернулись ни с чем.
Практически сразу войско императора пришло в движение. Красивые квадраты византийских колонн раздвинулись и оттуда выскочили редкие колесницы. Их было немного, они шли не очень плотно, одной линией. Следом за ними шли колонны лучников. На середине пути, колесницы развернулись и в нашу сторону уставились сооружения подозрительно похожих на дула пушек. Неужели Андрей смог создать пушки? Эдик, оказавшийся рядом, матерясь, посмотрел на меня с немым вопросом, ответ на который терзает и меня.
Самое обидное то, что наши волчьи ямы-ловушки были обнаружены неприятелем и засыпаны мешками с землей. Такого не бывает. Мы грамотно замаскировали эти нехитрые сооружения.
Лучники приготовились к стрельбе. Мои воины укрылись за щитами, хотя были сомнения в возможности попадания стрел с такого расстояния. Пуск тысяч стрел был настолько плотным, что, казалось, на небо выползла тучка. Как и ожидалось, до наших рядов долетели единичные экземпляры византийских стрел. После первого залпа колесницы подъехали еще на несколько десятков метров и снова развернулись задом, угрожающе зияя черными дулами. Пуск придвинувшихся лучников был более успешен. Спасла только стена щитов.
В принципе мы могли расстрелять эту жиденькую толпу залпом наших требушетов и баллист. Но меня терзала смутное беспокойство. Ходот дал команду коннице. Наша кавалерия была числом больше неприятеля раза в три. И это еще без учета болгарской подмоги.
Если сейчас будет залп пушек, то я не знаю, как мы сможем выиграть сражение. Надеюсь Андрей не смог придумать порох, способный выталкивать ядра. В глубине души теплилась надежда, что это простые хлопушки, которые не смогут перевернуть исход сражения. А если все-таки я недооценил врага, то придется отступать и ждать пока Михаил окружит столицу и беспокоить осаждающих внезапными наскоками. Мы уже просчитывали такой вариант, в случае неудачного результата этого боя.
Волна моей конницы, подбадриваемая гулом легионеров, все приближалась, а дула противников молчали. Да что же происходит? Конница уже давно прошла расстояние, на котором можно не только пушками стрелять, но и стрелами покрыть, чем, собственно, византийские лучники и занимались. Когда до колесниц оставалось метров десять, послышался небольшой хлопок и из дул выскочили длинные языки пламени.
— Огнеметы, — прошептал Эдик.
Моя атака захлебнулась. Кони испокон веков боялись огня. А непривычные к такому оружию всадники и вовсе растерялись. Конницу расстреливали, как в тире. К счастью, Куляба приказал отступить раньше моего окрика. Половину элитной конницы я потерял, при этом, не забрав ни одной жизни византийца. Куляба вернулся, гневно ругаясь.
Противник сделал еще несколько залпов луками и не спеша, словно издеваясь, направился в свою ставку, под одобрительные крики своих солдат.
Разгром. В пух и прах. Морально моя армия раздавлена.
Под такое унизительное поражение, армия Михаила решила атаковать всей массой. Мне кажется, даже император не ожидал получить тотальное преимущество от первой атаки. Многотысячная армада двинулась на нас.
Выскочив вперед своего войска, я проскакал вдоль моей армии, с которой я добрался с Балтийского до Черного морей. В голове созрел план. Прости меня, Мартин Лютер Кинг. Надеюсь, в этом мире тебя не будет, но твои слова я увековечу, если смогу победить.
— Воины! — проорал я что есть мочи, — Вы были со мной все это время. Верили мне. И, несмотря на то, что мы сталкиваемся с трудностями сегодня, — я указал на трупы коней и людей, — и будем сталкиваться с ними завтра, у меня все же есть мечта. Я мечтаю, что однажды люди из царства Гардарики расправят плечи и будут ходить по всей известной Земле с гордо поднятой головой. Я мечтаю, что однажды в Хольмгарде или любом другом городе нашего царства, сыновья наших бывших врагов и сыновья наших детей смогут сидеть вместе за братским столом. Я мечтаю, что придет день, когда мои дети будут жить в стране, где о них будут судить не по размеру кошеля, а в соответствии с их умениями. Я мечтаю сегодня! — армия заворожено смотрела на меня, — Я мечтаю сегодня о том, что мы сделаем шаг, который позволит создать правильное государство, — прости меня, не родившийся Чингисхан, надеюсь и тебя не будет в этом мире, — а правильное государство — это когда девушка с подносом золота в руках может пройти из края в край нашей страны, не опасаясь ни за свою честь, ни за свое достояние. Так давайте же исполним мою мечту! Давайте исполним ваши мечты! — я повернулся к врагам, обнажая близнецов, — За Мечту! За Гардарики! — проорал я.
Ну вот, голос сорвал. За спиной протрубил воинственный рык моей армии впечатливший даже меня.
— За Ларса! За Мечту! За Гардарики! — грохотали воины.
Что интересно, такие возгласы доносились не только от царских войск, но и от ободритов-наемников, и от недавно примкнувших ко мне болгар. Ритмичный стук топоров о щиты завел мою армаду. Вот и замечательно. Моральный дух поднял.
Минуты три понадобилось византийцам на то, чтобы дойти до рубежа огневой позиции требушетов. Еще через минуту Ходот отдал приказ Луке и в сторону византийцев полетели глыбы камней превращающих целые квадраты в фарш. Благодаря кучности построений неприятеля, снаряды собирали знатную жатву. Надо отдать должное, что паника как таковая не наблюдалась. Еще через пару минут византийцы дошли до отметки, обозначающей гарантированное попадание баллистами. Дружный залп баллист дал не меньший результат, но неприятель уже дрогнул. Одновременно с залпом баллист начали работать наши лучники, а чуть позже и арбалетчики. Половина императорской армии осталась на поле, даже не вступив в прямое сражение. Каждый успешный залп сопровождался яростным криком моих солдат.
Я крутанул рукояти близнецов и соскочил с коня, замечая прикрывающих мою спину ближников — Агу и Эсу.
— Вперед! — отдал я приказ.
И началась рубка.
Топорик, даже маленький, легкий, рубит куда лучше меча. Это и есть главная характерная особенность топора. А у меня их два. Удар топором куда весомее, тяжелее и обладает большей пробивной способностью, несмотря на то, что сам по себе топор может весить меньше меча. Двумя короткими топорами, в отличие от двух мечей, драться довольно-таки эффективно. Точка нанесения удара, приложения силы у топора — это его стальная часть. Она находится на самом конце. У меня противниками в основном выступали мечники. У византийцев меч — это самое распространенное оружие.
Если противник держит по топору в каждой руке, а у вас только один меч, то вам необходимо вести бой так, чтобы при ударе блокировать каждое лезвие. А их два. Боец с двумя топорами может одной рукой защищаться, другой наносить удар, и это необходимо учесть заранее. Ни одного удара пропустить нельзя — они тяжелые.
Именно поэтому я с одного удара легко отбиваю почки, ломаю ребра или руки, не спасает даже броня. Кстати, тем у кого броня еще тяжелее, ведь металл гнется под ударами, сминая плоть под броней.
Отдавшись бою, я не обращал внимания ни на что. Иногда видел у очередного врага рукоять метательного ножа — это Эса постаралась, а иногда слышал, как из следующего противника вышибали дух топором-двуручником — это Ага спину прикрывает.
Прогремел горнист — это сигнал войскам Плиски на удар во фланг византийцев. Моя армия еще больше воодушевилась после этого. Ворота болгарской столицы раскрылись и оттуда, широкой полосой, выкатилась конница омуртагской армии. Они заняли ключевые позиции для слаженного выхода пехотных частей. Свежие силы ханства ударили во фланг пытавшихся перегруппироваться византийцев, но противник уже «поплыл».
Вокруг меня образовалось свободное пространство. Я восстанавливал дыхание, опустив топоры, с которых капала кровь врагов. Эса и Ага стояли по бокам. Моя армия выигрывала сражение. Византийцы даже сейчас повели себя очень грамотно, отступая очень правильно, не впадая в панику. Да, они бежали. Но побег с поля боя был организован мастерски, в несколько этапов, давая убегающим шансы на сохранение жизней.
Ходот решил не добивать противника, так как нужно было сохранить силы для массированного штурма. Он подошел ко мне и мы решили дать передохнуть нашим солдатам, подсчитать потери и оказать необходимую помощь раненным.
По итогам сражения из пятидесяти семи тысяч византийцев на поле боя убитыми осталось не менее двадцати пяти тысяч. Около пятнадцати тысяч смогли выжить и пытаются организоваться для возвращения в Византию. Остальные были раненные, половина которых, при нынешнем развитии медицины, могла присоединиться к погибшим.
У меня было около пятидесяти пяти тысяч войск, из которых семнадцать тысяч были болгарскими. Кстати, из Плиски во фланг врага ударило восемь тысяч болгарских воинов, которых Омуртаг впоследствии наградил и даровал им титул гвардейцев.
Мы потеряли убитыми около семи тысяч, из которых половина была кавалерией, погибшей вначале боя под градом стрел и огнеметов. Вынужден признать, что мне повезло восстановить дух армии, иначе вряд ли артиллеристы могли столь же слаженно и с таким задором перемалывать армию византийцев. Мы в лучшем случае могли рассчитывать на ничью. И это была бы Пиррова победа.
Моя армия праздновала победу. Повсюду слышались радостные крики воинов и боевые кличи легионеров, скандирующие мое имя.
Я разглядывал уставшие, но довольные лица своих ближников и командиров, окруживших меня. Все были живы и опьянены победой.
Я вглядывался в довольные физиономии друзей. И все же мне удалось победить. Эйфория переполняла меня. Вон Аршак идет ко мне. Он единственный не присоединился к победным крикам. Но его можно понять, все же мы победили его соотечественников. Мой казначей-советник подошел ко мне и обнял.
— Не грусти, Аршак, — сказал я другу, — византийцы не уничтожены, да и нет у меня в мыслях такого.
— Это не важно, — заявил Аршак.
Он чуть отстранился и воткнул в мою подмышку что-то острое. Боли особой не было. На волне адреналина и при наличии мелких порезов, не ощущалось дискомфорта.
Он сделал шаг назад. Вокруг продолжали кричать опьяненные победой воины. Опустив взгляд вниз, я увидел рукоять кинжала, торчащую слева. Молодец, Аршак, попал аккурат в самое незащищенное место, туда, где нет защиты кольчуги.
— Почему? — прошептал я, прикрывая рану.
— У меня не было другого выхода, — ответил друг с мертвенно-белым выражением лица.
Я посмотрел на свою окровавленную ладонь. Первым рану заметил Ага. Он боднул Аршака так, что тот отлетел, как тряпичная кукла. Вокруг меня началась суета. Я находился в шоковом состоянии. И по большей части от предательства друга.
— Ходот! — позвал я своего полководца.
Меня уложили на землю. Рядом стоял Эдик, который хладнокровно командовал моими командирами, приказав раздеть меня, не потревожив рану.
— Я здесь, царь, — испуганно откликнулся тесть.
— Метик, подожди, — одернул я своего лекаря, который продолжал свои врачебные манипуляции и мешал отдать важные для меня приказы, — Ходот, организуй преследование византийцев. Оставь мне тысячу легионеров в охранение. Не перебивай, — рыкнул я на него, когда он пытался отмахнуться от моих слов, — Не надо добивать их пока не окажетесь у стен византийской столицы. Ты должен на плечах отступающих войти в Царьград. Возле столицы отправь остатки нашей конницы, переодетой во вражеские одежды, следом за отступающими частями имперцев. Они займут ворота до подхода основного войска. Должно получится. Выполняй! — Ходот кивнул и силы начали меня покидать, — Эса! Не убивай, — сумел я выдавить последнее указание, успев услышать ее разочарованно-гневный рык.
Очнулся я в свое шатре. Вокруг было светло. Наверное, было раннее утро. Я попытался встать, но это далось с трудом. На мои кряхтения заглянул Ага. Улыбнулся щербатой улыбкой и вышел. Он притащил тщедушного, на его фоне, легионера и ткнул на меня пальцем. Легионер, увидев меня, так же расцвел в улыбке.
— Позвать лекаря Метика? — спросил он.
— Ага, — обрадовался мой телохранитель и выпихнул легионера.
Мне стало смешно от этой сцены, но попытка посмеяться отдалась болью в ребрах. Я сразу вспомнил предшествующие события — победу в сражении и предательство Аршака. Настроение сразу опустилось.
— Ты собираешься дожить до старости? — спросил ухмыляющийся Эдик, заходя ко мне.
— Я не виноват, как-то само все получается.
Пару минут мой врач осматривал меня и вынес положительное заключение касательно моего состояния, запретив физические нагрузки и прописав покой.
— Где Аршак? — спросил я после осмотра.
— Эса заперла его в клетке, — ответил Эд, присаживаясь возле моей постели.
— И как он?
— Никак. Поначалу его чуть не растерзали, но Ага явно дал понять, что его судьбу решает царь, а не солдаты. Так что, — он пожал плечами, — сидит себе и сидит.
— Давно?
— Третий день.
— Третий? Значит, армия уже дошла до столицы.
— Да, ночью прискакал гонец с вестью о том, что Константинополь осажден. Первый пояс обороны, внешний город, взят. Идет осада и уличные схватки.
— Переговоры идут?
— Нет, пока не с кем. Михаил серьезно ранен, а его сын Феофил пока считает, что город выдержит осаду. Наверное.
— А Андрей? Что с ним?
— Убит. Еще здесь. Шальная стрела в глазнице не дает возможности иного.
— Жаль. Очень жаль, — задумчиво протянул я.
— Я уговорил Ходота забрать Эсу. Она не хотела оставлять тебя.
— Правильно сделал.
— Здесь около тысячи легионеров и чуть более трех тысяч раненых. Забаву я отправил с основным войском.
Я кивнул.
— Выведи меня из шатра. Я сяду в кресло.
Метик, хотел было возмутиться, но передумал. С помощью Аги они усадили меня на кресло возле моего огромного шатра. Утро встретило прохладным ветром. В воздухе витал аромат полевых цветов и запах спирта. Последнее — последствия обеззараживания ран моих солдат.
— Позови свободных командиров-сотников, — сказал я Метику, — скажи, что зову их на царский суд. И пусть приведут Аршака.
Эдик раздал указания и встал по правую руку от меня. Слева стоял Ага.
Связанного Аршака привели довольно быстро. Видок у него был потрепанный. Два легионера охраняли его от неразумных действий. Но судя по поникшим плечам, он и не помышлял о подобном. Аршак, стоя на коленях, с завязанными спереди руками, уставился на точку между нами.
Я молчал и ждал пока соберутся мои сотники. На душе горела обида, разочарование, злость и какая-то жалость. Никогда не понимал мотивов таких низменных поступков, как предательство. И ведь он не гнилой по натуре и складу характера. Что за муха его укусила?
Постепенно вокруг меня образовалось кольцо зрителей. Слышались приветственные выкрики, желающие здоровья царю, на что я вежливо кивал.
— Аршак! — начал я судебный процесс, воцаряя тишину, — Советник царя Ларса, член царского совета, казначей царства и…бывший друг!
Последнее заставило Аршака дернуть голову, словно от удара хлыстом.
— Ты обвиняешься, — продолжил я, — в предательстве царя. Что можешь сказать в свое оправдание?
Аршак молчал.
— Может помочь ему быть вежливее? — буркнул Метик.
— Аршак! — прорычал я.
— Да, царь! — ответил он, подняв голову бледный Аладдин и уставился в меня пустым взглядом.
— Чтобы решить твою судьбу мне нужно знать, почему ты поступил именно так.
— Разве это имеет значение?
— Будь ты простым воином-наемником, пытавшимся убить царя, я даже не особо задумывался о судьбе такого человека. Просто голову с плеч и все наказание. Ты же был другом и занимал не последнее место в царстве. Почему ты хотел меня убить? Ты успел сказать, что у тебя не было другого выхода. Что побудило тебя совершить предательство.
— Там много всего. Просто казни меня и все.
— Я не спешу. Благодаря тебе, мне нужно долго находится в покое. Ты в это время можешь заливаться соловьем и рассказывать о своих мотивах, — заявил я под вежливые смешки зрителей.
— Соловьем? — поднял голос Аршак, — Я не буду играть под твою дудку, Ларс. Ты все равно не поймешь ничего из того, что я мог бы сказать.
— Чего я не пойму? Предательства? Тогда — да, не пойму.
— А ты увидел только предательство? Больше ничего?
— Ты не хотел воевать со своими соплеменниками, — задумавшись, заявил я, — но я и не заставлял тебя служить царству. А царство решило идти в поход на Царьград.
— Не царство, а ты! — крикнул Аршак.
— Возможно, — я пожал плечами, — но ты решил убить меня. Чего ты добился бы? Поход не остановился бы в этом случае. Наоборот, мои воины, озверев от убийства царя, смели бы любые преграды на выполнение мечты.
— Вот именно. Мечты! Это культ! Ты боготворишь себя! Подменяешь свои желания под желания остальных.
— Что? — я искренне удивился.
Он действительно так считает? Когда я воодушевлял своих воинов, я намеренно смог высказать то, чего хотят многие простые обыватели царства. Но, если создалось впечатление, будто я подменил свои желания, выдав их за желания воинов, то даже в этом случае, я считаю, что поступил правильно. На глазах всей моей армии погибло несколько тысяч воинов в считанные минуты. Естественно, нужно было воодушевить войско.
— Ты считаешь, что всегда прав, — обвинительно крикнул Аршак.
— Ты знаешь, как с латыни переводится «Инвентор»? — спросил Метик.
А ведь действительно. Андрей сказал, что его прозвали «Изобретателем». Аршак намеренно не сообщил мне об этом, когда я спрашивал о том, знает ли он что-то об Инвенторе. И судя по его бегающим глазам, Эд попал в точку.
— Что еще ты не сказал мне? — устало спросил я.
— Я не мог пойти против воли отца, — тихо произнес Джуниор.
Мы с Эдиком переглянулись. И тут Аршака понесло. Оказывается, Аршак-старший методично пытался переманить нашего Аладдина на службу Византии. Более того, выяснилось, что его отец служит некоему Триумвирату, который выше любых государств. Сам Аршак не совсем понимал кто такой Триумвират, но под воздействием семейных уз сообщал отцу о сведения, которые были интересны им. Так, он передал информацию о мете и времени переговоров с Омуртагом, после чего меня и хана похитили. Аршак сообщил о наличии волчьих ям на поле сражения, даже перерисовал карту их расположения, из-за чего наш труд пошел насмарку. Я был потрясен до глубины души. Лицо Эдда тоже было удивленным.
— Значит, ты хотел убить меня из-за того, что твой отец потребовал этого?
— Нет, — вскричал Аршак, — я хотел убить тебя, чтобы ты перестал быть идолом поклонения, которого боготворит Эса. Клятва вассала связывает ее по рукам и ногам. С твоей смертью она перестала бы считать обязанной тебе.
Если до этого я был просто потрясен, то сейчас находился в ужасе. Так в итоге все дело в ревности? Если еще и Эса в этом замешана, то я вовсе с ума сойду.
— Эса в курсе? — затаив дыхание, спросил я.
— В курсе чего?
— Ты говорил ей о своих чувствах?
— Нет, — прохрипел Аршак.
Ой, дурак! Ну надо же быт таким остолопом и похерить всю свою жизнь из-за того, что у тебя спермотоксикоз в одном месте заиграл. И ведь решился на убийство друга ради мнимой свободы «любимой»?
Я встал. Метик поддерживая меня за руку, помог дойти до Аршака. Ага караулил мою тушку от возможного падения.
— Ты любишь ее? — шепотом спросил я Джуниора.
Он поднял голову и молча кивнул. Я развернулся и прошел назад. Усевшись в кресло, я задумался. Нельзя прощать предательство. Но в данном случае я не испытываю к Аршаку злобы.
— Аршак! — начал я громко оглашать свой вердикт, — Ты совершил тяжкое преступление. За предательство царя только одно наказание — смерть.
По зрителям прокатился одобрительный шепот. Аладдин опустил голову и сжал пальцы, пытаясь скрыть дрожь.
— Но с учетом былых заслуг перед царством, я милую тебя и лишаю всех званий и почестей. Отныне тебе запрещено находится на территории царства Гардарики. Ты будешь отправлен в Византию сегодня же. Подданным царства запрещено мстить Аршаку под угрозой смерти.
Я кивнул охранявшим Аршака легионерам и потрясенного Джуниора увели.
— Метик, — обратился я к Эдду, — ты хвастался, что имеешь спирт. Нужно его попробовать. Чисто в научных целях.
— Ох уж эти экспериментаторы, — проворчал с улыбкой лекарь, — Добрыня все время повторяет эти эксперименты и ничего кроме разорения медицинского хранилища это не приводит.
— Не бурчи, — хмыкнул я, — отдай приказ смастерить нормальную телегу для царя. Завтра направимся в Царьград. Негоже армии без царя пировать в захваченном городе.
Эдик, хотевший наехать по поводу постельного режима, махнул рукой и помог Аге довести меня до шатра.
Телегу смастерили быстро. А вечером я впервые расслабился в этом мире. Пили втроем. На сутки даровал Аге и Метику титул царских собутыльников. Спирт был ужасно крепким. Если меня уложили спать после третьего глотка, то Ага сумел-таки поборот нашего врача в искусстве пития.