В лагере у землянки было тихо. За долгий августовский день люди притомились. Уже дотлевала пепельная заря с редкими искрами жара, и во всю ширь неба над равниной Задонечья, над крутыми увалами вдоль реки протянулась клубами белой пыли полоса Млечного Пути.
Косте и Кудряшке не спалось. Как много удивительного услышали они сегодня! Вон какие расчудесные есть на свете камушки - алмазы! Если такой камушек отшлифовать, выправить ему грани, выровнять бока - он засияет кристаллом сгущенной радуги и даже свое исконное имя переменит - станет называться бриллиантом. А за какой-нибудь крупный бриллиант жулики, разбойники, богачи на любое преступление решатся…
Тут у Анки и Костика появилось множество новых вопросов, и они, уютно устроившись на охапках сена неподалеку от костра, шепотом спрашивали друг друга:
- А разве богач, разбойник и жулик - одно и то же? Слышал, Ко-Ко, дяденька Михей так про них и сказал: одного поля ягоды.
Костя Котиков рассуждал вслух:
- Я видел на кладбище плиту из мрамора. Ух, красотища! Гладкая, будто рубанком обструганная, рыжая, будто пламя, а прикоснись рукой - холодная и вся, понимаешь, словно бы жидким стеклом облита. Вот, если хочешь знать, штука! А то какой-то там камушек, вроде бы стеклянный…
В тот долгий вечер у тихо сиявшего костра Василий Иванович то впадал в молчаливую задумчивость, то вскакивал на ноги и широко шагал по отлогому склону овражка. Дважды доходил он до Старой криницы, но воду не пил, только наблюдал, как струился из омута прозрачный ручеек, перебирая голыши и звезды. Навещал он и Гнедого, который мирно пощипывал траву на самом дне овражка, на лужайке.
Профессор Мороз и Антоша устроились на ночлег в кузове полуторки, а Михей Степанович попросил оставить его на свежем воздухе, у костра. Он, конечно, заметил, что ребята не спали, и спросил тихонько:
- Что так взбудоражены, следопыты? Все о своем Старшом тревожитесь?
Костик, ответил неопределенно:
- Сказать, чтобы да - так нет… Хотя беспокойство, конечно, имеется. Однако наш Емелька - парень-кремень, он крепкий, надежный. Мы так с Кудряшкой рассудили, что он к дедушке Митрофану подался. Иначе где ж ему запропасть?
Степаныч согласно кивнул:
- Утро вечера мудренее. Найдется ваш наездник. Я так полагаю, что Гнедой сбросил «джигита» и удрал. Есть кони, которые не терпят щекотки, быть может, Емелька этого и не учел.
Василий Иванович вернулся от криницы, пошарил в куче хвороста, выбрал пару головешек и осторожно, чтобы не взлетели искры, положил в костер. Потом он вспомнил о лоскуте брезента, поднял его, постелил у костра и опустился на землю, скрестив по-восточному ноги.
- Ну и задали вы мне бессонницу, Степаныч!..- обратился к Верзину.- Дело, понятно, прошлое, но про геолога
Васильева я хотел бы узнать некоторые подробности. Что он конкретно в этих местах искал? Как оказался в плену у фашистов? Где, когда и при каких обстоятельствах погиб? И что это за дрянь такая - Бешеный Ганс? Слышал я, что обретался в этих краях в пору фашистской оккупации изувер и грабитель в чине гауп… гауптштурмфюрера. Вот еще чин! Язык можно сломать, пока выговоришь. Люди рассказывали - страшные дела творил… Извините, Степаныч, вы сегодня устали, а тут я со своим любопытством… Перенесем беседу на другой раз.
- Ночь, знаете ли, Иваныч, какая-то необыкновенная,- приглушенно и задумчиво произнес Верзин, протягивая руку за флягой с теплым чаем.- Смотрю вот на небо - и уже семнадцать метеоров насчитал. Что значит падение каждого метеора? Ведь это же катастрофа - гибель какого-то безвестного мирка. Быть может, тот каменный, ледяной или железный мирок миллиарды лет скитался по Вселенной, был свидетелем происхождения нашей Земли, а теперь промелькнул перед нами - и унес свои тайны навсегда. Кстати, замечу вам, и в метеоритах ученые находили крупицы алмаза.
Василий Иванович вздохнул:
- Мудрые дела в природе…
- Верно,- согласился Верзин,- мудрые. Ну, поскольку нам выдалась такая бессонная ночь, расскажу вам про инженера Васильева и про Бешеного Ганса.
Головешки в пригасшем костре вспыхнули и загорелись быстрым синим пламенем, и Михей Степанович приметил две живые блестящие точки по ту сторону костра - широко открытые глаза Кудряшки. Он ничего не сказал ей, лишь легонько кивнул и еле приметно улыбнулся.
- Итак, о геологе Васильеве,- начал Верзин, следя из-под ресниц за хищной побежкой бездымного синего пламени меж головешек.- Его звали Иннокентием Федотовичем, и был он старше меня на добрый десяток лет. Геологи зачастую знакомятся в пути: где-нибудь в тундре, в тайге, в песках пустынь или в горных поднебесьях. Куда только не пойдет геолог, какие препятствия не одолеет ради подтверждения своей догадки: есть уголь!., есть нефть!., есть железная руда!.. Там, где он совершит открытие,- сначала появятся палатки, буровая вышка, шурф или карьер, потом проляжет дорога, возникнет поселок, а постепенно и город. А все это начнется с неприметного камешка, найденного геологом, или с капли бурой жидкости - нефти.
Я познакомился с Иннокентием Васильевым здесь, в Донбассе, в соляной шахте под Артемовском. Вы представляете себе те шахты? Это настоящие подземные дворцы. От пола до потолка - десятки метров, стены, своды, колонны - все чистейшей снежной белизны; электрический свет преломляется в бесчисленных кристаллах, и чудится, будто рядом притихло море - таким солоноватым и свежим дыханием веет от великанского пласта. В первую пятилетку в том редкостном Артемовском месторождении было добыто 5 миллионов тонн соли; во вторую - 7 миллионов тонн. Эти цифры мне сообщил тогда, при знакомстве, геолог Васильев: он занимался определением запасов каменной соли в районе.
Это был человек энергичный и увлеченный. Он спрашивал меня резко и настойчиво, будто желая затеять спор: а знаете ли вы, что половина соли, которую потребляет весь советский народ, добывается здесь, в Донбассе? Или задавал вопрос с оттенком вызова: как полагаете, какой длины должен быть товарный поезд, чтобы погрузить на него всю соль, добытую здесь за первые две пятилетки? И сам отвечал, весело улыбаясь: такой поезд опоясал бы весь земной шар по экватору! Помнится, шли мы однажды с ним но шахтной выработке - по тому огромному, высоченному, белоснежному и сплошь сверкающему залу, он наклонился и поднял крупный кристалл соли - удивительно правильной формы куб. с Посмотри-ка, Степаныч, и что за красавец, будто какой-то великий мастер отшлифовал!» Крупный и чистый кристалл, размером, пожалуй, с обычную сахарницу, сверкал и сыпал искрами на его ладони, чудесно преломляя электрический свет. «А сколько он ждал нас, как думаешь, Степаныч? Сколько времени здесь, в глубинах, пролежал? Позволь, я сам отвечу - двести миллионов лет! Да, с пермского периода, который пришел на смену каменноугольному. Ты вдумайся в эту цифру, коллега,- двести миллионов лет!»
Головешки в костре разгорелись и ярко пылали, колебля, отбрасывая, перемещая синюю и плотную ткань ночи. Крупная искра взлетела и не погасла, и, с удивлением вглядываясь в нее, Анка не сразу поняла, что над костром в бесконечной выси замерла не искра - звезда.
- Мы жили в маленькой гостинице на станции Соль,- продолжал Степаныч неторопливо, тоже провожая взглядом летучие звезды костра.- Тогда я узнал, что незадолго до нашего знакомства Васильев отыскал вблизи станции Нырково, в балке Вискравка, и около хутора Пилинчатого, в балке Горелый Пень, месторождение медистых песчаников. И еще он нашел в долине речки Гурты зеленые песчаники, тоже богатые медью. Но и это далеко не все. На его личной карте, которую он показывал мне, были отмечены точками и кружками и другие открытия: графит на берегу Кальчика, свинец в Буденновском районе, золотоносные жилы у села Бобриково… Золотоносные жилы! Вы слышите?..- Михей Степанович прижмурил в улыбке глаза: - Каков он, Донбасс, а? Только постучаться в его подземные сундуки - обязательно что-то ценное подарит!
- Верно,- одобрительно прогудел Василий Иванович.- Истинно, золотой край, где ни копни - находка.- Он быстро взглянул через пламя на Анку и Костика: - А где же, ребята, сон? Улетел, как птица? Что ж, птице крылья не в тягость, как человеку знания. Мне с детства запали в душу были, сказки, легенды. Припоминаю, когда-то и я слышал эти два слова - «Черный алмаз»… Правду сказать, байка показалась сомнительной, однако интересно - откуда ее занесло?..
- Легенды,- заметил Верзин,- отличаются большой живучестью, они проникают из страны в страну через все границы, через горы, долы и моря. Вот мы и проследим за легендой, которую еще в предвоенную пору в гостинице на станции Соль рассказал мне геолог Васильев. То была легенда о «Черном алмазе». Именно от него я услышал эти слова… Однако для сравнения придется припомнить одну давнюю и вполне правдивую быль.
Василий Иванович крякнул и покрутил буравчики-усы:
- Давайте, Степаныч, хоть до утра…
- И до обеда! - не удержалась Анка, но Костик дернул ее за кудряшку.
- Тс-с…
- История крепко закрученная,- усмехнулся Верзин.- А начинать ее придется со слова, которого теперь и не услышишь: со слова «герцог»… Был такой титул среди высшего европейского дворянства, среди князей. Герцог мог стоять и во главе целого государства - тогда оно называлось герцогством. Все эти герцоги, короли, князья постоянно ссорились и дрались: каждому из них хотелось захватить побольше земель, городов, богатств, и, чем сильнее был такой разбойник, тем больше и чаще сопутствовали ему удачи… Так вот, среди всей этой драчливой и коварной братии подвизался особенно наглый, хитроумный и отчаянный - герцог Бургундский, он же - Карл Смелый. Почему Бургундский? Да потому, что ему но наследству от папаши досталась обширная французская провинция - Бургундия. Почему Смелый? А потому, что все эти богатые господа любили, чтобы их величали высокими прозвищами. Один французский король даже приказал величать себя: король Солнце… В общем, скромностью дворцовые пижоны не отличались и доброй памяти о себе не оставили, а если я вспоминаю Карла Смелого, так только потому, что как-то с помощью хитрости и денег ему удалось завладеть знаменитым бриллиантом «Санси».
Михей Степанович кивнул лейтенанту, и тот подложил в костер несколько поленьев.
- Люблю огонь,- заметил Верзин, поудобнее устраиваясь на охапке сухой травы.- Особенно в ночь, в тишине, на просторе… Но вернемся к тому камешку. Известно, что он грушевидной формы и прозрачнее самой чистой воды. Еще известно, что нашли его в Индии, но какими-то сложными судьбами он оказался в Европе. В очередной потасовке, где-то в конце пятнадцатого века, Карл Смелый показал себя трусом, бежал с поля боя, потерял свой камень и был убит… Безвестный швейцарский солдат нашел тот занятный камушек и тут же продал встречному попу за один гульден, что-то равное старому русскому рублю. Поп оказался тертым калачом, в сто раз увеличил цену и продал камень португальскому королю Антону, а тот уступил бриллиант какому-то французскому торгашу уже за сто тысяч франков!- Михей Степанович тихонько засмеялся:-Самое удивительное в этой байке то, что она - правда. Стоит призадуматься над сутью: царедворцы, герцоги, короли были готовы из-за какой-то красивой стекляшки перегрызть друг дружке горло… В общем, камушек оказался у высокого французского сановника Ле Санси, который был назначен посланником в одно из княжеств, а когда отбыл в дорогу, прихватил камень с собой. Как известно, секреты при любом королевском дворе долго не хранились: каждый следил за каждым, и те, кому нужно было узнать, вскоре узнали, что прозрачная «груша» находилась у одного из слуг Ле Санси. Ночью в пути на посольство набросились разбойники, и тот слуга был убит. Он, однако, успел проглотить камушек, и поживиться богатой добычей налетчикам не удалось. Что было дальше? Настоящий водоворот событий! Вельможа не оплакивал верного слугу: приказал вскрыть труп, и когда в рассеченном желудке мертвеца блеснул бриллиант, сановник схватил его обеими руками.
Костер разгорался все ярче, и Костя с Кудряшкой отодвинулись от него подальше, Михей Степанович прикрыл лицо рукой, и лишь один Бочка не сдвинулся с места, жадно смотрел в огонь, будто и не испытывал жара.
- Камушек,- прошептал он удивленно.- Да валяйся такой где-нибудь у тропинки, я прошел бы мимо, не обратив внимания.
- И правильно! - одобрительно согласился Верзин.- Вы, Василий Иванович, к счастью, не король. Зачем вам такие цацки? А монархи еще долго дрались из-за той несъедобной груши. Сначала ее перехватил, понятно, за большие деньги, английский король Яков II; у Якова - французский король Людовик XIV, у того - Пятнадцатый, а затем, где-то в году 1835-м, в Париж завернул русский князенька Павел Демидов, а у него золотишко водилось десятками пудов. Еще бы! Собственные железодельные и оружейные заводы, а на тех заводах тысячи крепостных, и условия труда у них были похуже, чем на самой тяжкой каторге. Князеньке Демидову особой заботы не составляло выложить французскому королю на столик половину миллиона рублей золотом, сунуть ту «грушку-игрушку» в карман, откланяться и отбыть в Петербург, прямиком в царские чертоги.
Михей Степанович сильно устал, но крепился: видимо, ему хотелось рассказать эту историю до конца.
- Вот, братцы-следопыты, истинные факты давних времен. Верно, что за каждым большим бриллиантом тянется кровавый след. Иногда этот след преступлений тянется через столетия. После того, как были найдены «Санси», «Шах» или «Звезда Юга», сменились целые поколения людей, а эти камни сохранились. Сколько им лет от рождения? Быть может, миллионы лет? И, значит, человеческая жизнь для них - лишь мгновение? Но камень слеп, нем и глух, и нет у него чувств - ни доброты, ни злости, ни гордости, ни самодовольства. Вправь его в царскую корону - будет блестеть, брось в мусорный ящик - блеск не изменится.
Василий Иванович легко поднялся с земли, и отсветы костра за его могучей фигурой сникли.
- Спасибо, Степаныч,- сказал он, отряхивая с кителя былинки.- Непростые, оказывается, камушки - алмазы. Но, как я понимаю, все это только присказка, а сказка впереди?
- Пожалуй,- согласился Верзин,- Впереди у нас - легенда. Их много в народе - разных, подчас просто удивительных. На Кавказе, в Крыму, в Закавказье что ни гора, ни расселина, ни скала - легенда. Здесь у нас, в Донбассе, в среде старых шахтеров долго легенда о Шубине жила: будто встречали шахтеры в покинутых штреках и лавах старичка-волшебника с длинной белой бородой. Для одних такая встреча означала удачу, другим предвещала беду. Странно, что люди верили в того подземного жителя. Так вот, уважаемый Василий Иванович, существует и легенда о «Черном алмазе», будто найденном кем-то когда-то в пересохшем русле ручья под курганом Двугорбым. Слышали такое?
Лейтенант ступил каблуком на крупную искру.
- Слышал, и не раз. Детская выдумка!
- К вашему сведению,- заметил Верзнн,- из-за той «детской выдумки» и погиб Иннокентий Васильев…
- То есть… из-за «Черного алмаза»?
- Да,- сказал Верзин, но пояснить не успел; Анка вскочила с травы, подняла руку;
- Тише. Слушайте…
Верзин не понял:
- Что случилось?
- Кто-то едет на пароконной бричке. Можно по стуку копыт различить: лошадей пара. Колеса плохо смазаны, поскрипывают. А едет по бездорожью, прямо сюда, к нам.
- Ай да девонька! - весело удивился Бочка.- У тебя что, тайный радиоприемник имеется? Где же антенна?
Над кромкой овражка обрисовались лошадиные головы, и мужской простуженный голос спросил:
- Кто тут Михей Степанович? Дед Митрофан просил передать, что мальчонка по кличке Старшой у него ночует.
- Спасибо, мил человек! - отозвался Бочка.- Может, у нас перекусите?
Возница помолчал и сказал потише:
- Мальчонка не совсем здоров и вроде в испуге. Все про какого-то подземного человека бормочет… Чудно! Дед его полынью парил, липовым цветом отпаивал. А за приглашение спасибо, но дорога неблизкая, мне к утру в Троицком быть.
Пароконка укатила бездорожьем, костер попригас, и синий занавес ночи стал плотнее. Лейтенант прошелся по косогору, постоял у входа в землянку и сказал решительно:
- Мне нужно видеть Емельяна. И срочно. Я иду.- Он склонился над Михеем Степановичем, осторожно пожал его руку: - Спасибо за бриллианты. Мы к ним еще вернемся по свободе. И к легенде вернемся, и к геологу Иннокентию Васильеву.