Легенда о черном алмазе

36
Гриша и Триша. Птица в благодарность. Лохмач в объятиях. Бандиты ссорятся и… каются. Хитрый фонарик.

Два сотрудника из областной милиции прибыли к Василию Ивановичу, как он и просил, в девять часов утра. Парни были одеты легко и просто: на одном - фуфайка, кепочка, желтые ботинки; на другом - короткое пальтишко, берет, начищенные сапожки. Внешне как будто ничего приметного, но, если присмотреться, можно было отметить при-знаки армейской выправки и доброй физической силенки. Что показалось Емеле особенно интересным - парни были очень похожи друг на друга, и он даже подумал: наверное, братья. Впрочем, они назвали разные фамилии, а Василий Иванович, взглянув на их документы и пожав каждому руку, предложил дружески:

- Значит, Григорий и Трифон? А давайте запросто: Гриша и Триша. Не удивляйтесь, что у меня тут ребята: это мои помощники, к тому же - очень надежные. Итак, операция состоится в одиннадцать часов, а пока вы можете позавтракать - столовая неподалеку.

Парни от завтрака отказались, сказав, что успели подкрепиться в дороге, и светлолицый, немного застенчивый Триша уточнил:

- Бандит, наверное, вооружен? Брать нужно аккуратненько, без шума?..

- Точно,- подтвердил начальник.- Подонок из полицаев. Значит, прошел у фашистов дрессировку.

Он кивнул Емельке, и тот встал со скамьи:

- Слушаюсь.

- Нужно понаблюдать за домом гадалки Феклы,- сказал Василий Иванович.- Не от нее ли выйдет в город Лохмач?..

Емелька пристукнул каблуками и четко прошагал к двери, которая сама распахнулась перед ним. Удивленный Емеля отступил назад. На пороге объявилась дородная тетенька в цветастом платке, за ней другая, в старой шубейке и шапчонке, а там и третья, с огромным белым гусаком в руках. Три женщины заговорили разом и так заполнили кабинет, что в нем стало тесно.

- Принимай, начальник, выборных…

- Мы от всего народу к тебе, Иваныч!..

- И не вздумай отнекиваться: раз народом сказано - бери!

С трудом удалось Василию Ивановичу установить тишину и выяснить, в чем дело. Три тетушки, видимо, ожидали его отказа и так распалились - не остановить. Та, первая, что дороднее и голосистее двух других, в конце концов поуспокоилась и объяснила, что в поселке прошла веселая сходка, на которой шахтеры решили премировать Василия Ивановича тем самым гусаком, который свалился, недотепа, в шурф. Странное это решение сходки было занесено в протокол. Благодарственная запись гласила: «…за избавление людей от жутких подземных криков, кои порождали разные суеверия».

Два парня из областного центра дружно захохотали. Ребята тоже захихикали, но тут Емелька, вспомнив о задании, шмыгнул из кабинета.

Василий Иванович выпрямился во весь свой рост.

- Уважаемые женщины,- произнес он, заметно волнуясь,:- я, сказать откровенно, тронут до глубины души. Дело, конечно, не в птице… Дело в добрых чувствах моих земляков. Передайте им, уважаемые женщины, что я горжусь их благодарностью и впредь буду верно служить моему трудовому народу.- Он легонько подхватил гуся и протянул его оробевшему Костику: - Маршируй, помощник, вместе с Анкой прямиком к дедушке Митрофану. Вручите ему этот живой подарок и скажите, что днями в его домике быть празднику.

Костя растерялся и вяло обнял гуся, а птица тут же заинтересовалась пуговицей на его рубашке и даже попробовала клювом - вкусно ли?

Анка скомандовала:

- Вперед!..

И трое, включая гуся, исчезли из кабинета. Женщины тоже, исполнив поручение, раскланялись и вышли. Проводив их улыбкой, Василий Иванович сказал:

- В наших милицейских делах заслужить благодарность - не просто. Будем это помнить. Сегодня, товарищи Грифон и Григорий, нам предстоит ее заслужить.

Часовой мастер Проша Зайчиков открывал свою будку ровно в десять. Стоило раздвинуть изнутри широкие дощатые створки, и взорам прохожих являлись часы разных систем: настенные ходики и старинные громоздкие будильники, настольные, похожие на скворечник, и еще одни, похожие на шкаф, с круглым циферблатом, что автомобильная фара. Где он собрал все эти редкости, бедовый Проша Зайчиков, никто не знал, а любопытным отвечал неопределенно:

- Было бы желание - любую коллекцию можно собрать. Главное - желание и соображение.

Веселый сапожник Сом не тотчас узнал лейтенанта: одетый в гражданский костюм, в полупальто, в шляпе и с галстуком, Василий Иванович выглядел важно, как завмаг.

- Что слышно на торговом фронте? - добродушно спросил Сом, приступая к чистке ботинка.- Правда, что прибыл вагон ваксы?

- Обещаю вам половину вагона,- отшутился Бочка.- Но… что это я вижу? У вас на руке золотые часики?

- Боюсь, что краденые,- шепнул Сом, осторожно поглядывая по сторонам.- Недавно тут объявился ухарь-купец: предлагал на выбор часы - ручные и карманные, дамские с браслетиком, мужские с цепочкой. Я его помню, остроносого, был он когда-то рыжим, как самовар, а теперь сделался брюнетом. Но глаза все те же - плутоватые, вроде бы ржавые, их не перекрасишь… Стоп, вот он собственной персоной, приближается… прикурил у прохожего… остановился, смотрит на афишу.

Не поднимая головы, лишь взглянув исподлобья, лейтенант увидел на ближнем углу перекрестка невысокого вертлявого парня в черной стеганке. Он, видимо, ожидал кого-то и, озираясь, придерживая что-то в кармане, неторопливо приближался к будке часовщика. «Следует полагать,- подумал Василий Иванович, присматриваясь к парню, к его мягкой, вкрадчивой походке,- что Лохмач имеет компаньона, с которым условился встретиться. Интересно, у дружка тоже есть оружие? Что ж, посмотрим…»

Лохмач появился неожиданно, будто выскочил из-за будки часовщика. Как раз двое рабочих несли телеграфный столб. Груз был внушительным, и они шли медленно, пошатываясь, к тому же нм мешали инструменты, рассованные по карманам, а у того, что семенил впереди, на сгибе локтя болтался еще и моток проволоки. Так случилось, что лишь только Лохмач заговорил с Прошей Зайчиковым, рабочие уронили перед самой будкой столб…

- Ну и растяпы! - насмешливо покривился Лохмач, отступая вплотную к прилавку.

И опять случилось неожиданное: два рабочих парня разом обняли Лохмача, да так дружно и крепко, что тому ни вырваться резким движением плеча, ни высвободить руки…

Напарник Лохмача, тот, в черной стеганке, хотел было броситься к дружку на помощь. Он пытался разминуться со встречным прохожим, но прохожий оказался громадиной и дороги не уступил. Больше того, так стиснул правый локоть и так ловко выхватил из кармана его стеганки пистолет, что «Вертлявый» взвизгнул и обмяк, поняв, что сопротивление бесполезно.

Задержанные были доставлены в кабинет Василия Ивановича без лишнего шума и суеты, а трое свидетелей - веселый сапожник Сом, часовщик Проша Зайчиков да фотограф Гаврила Петрунькевич - позже уверяли друг друга, что ничего особенного на улице не заметили. И лишь через неделю, встретив начальника Бочку в переулке, веселый Сом подмигнул ему и показал большой палец.

- О, это была чистая работа! - шепнул он.

К тому времени, впрочем, в городке произошло так много событий, что Василий Иванович не обратил внимания на запоздалую похвалу…

В кабинете начальника при повторном тщательном обыске у Лохмача был отобран короткий, с тяжелой ручкой нож, наточенный до блеска. Триша взвесил его на ладони, покачал головой:

- Штука специальная, бросковая. Значит, наловчился, нечесаный, метать?..

Лохмач не ответил, только резанул Трифона тупым и наглым взглядом, а его напарник, крашеный брюнет, фальшиво удивился:

- Ножичек?.. Откуда он у тебя?.. Смотри-ка, не знач…

Триша добросовестно шарил по бесчисленным карманам

Лохмача, и на столе все возрастала горка разных часов, колечек, брошек.

У Вертлявого, который здесь, в кабинете, и действительно ни секунды не сидел спокойно - непрерывно вертелся на табурете, Гриша вынул из рукава стеганки запасную обойму патронов к пистолету «ТТ», а из потайного кармана, пониже груди, похожий на укороченную перчатку, литой из свинца кастет.

Список вещей, найденных при обыске, Василий Иванович кропотливо заносил в протокол, а покончив с записью, пошарил в ящике стола и вынул новую тоненькую папку.

- Затрудняюсь, как назвать вас, жалкие подонки,- сказал он, приоткрыв папку и перебирая какие-то фотографии.- Гражданами?.. Этого вы не заслуживаете. Воришками?.. Для вас это мягко. Оба вы бывшие полицаи, оба прислуживали фашистам и, значит, предали Родину… Потому так и запишем в протоколе: предатели.

Лохмач и Вертлявый разом вскочили на ноги:

- Нет, мы бежали из немецкого плена!..

- Мы партизанили в лесах за Кременной…

Движениями рассчитанными и уверенными Триша и Гриша молча усадили их на места.

Василий Иванович взял из нанки одну из фотографий и подал Лохмачу:

- Полицай Кузьма Ведерников… узнаешь себя?

Бандит схватил фотографию обеими руками и тут же обронил. Ее на лету подхватил Гриша и стал рассматривать на расстоянии. Ведерников на фото выглядел подтянутым и надменным франтом: ладный полушубок, ремни через плечо, в левой руке немецкий автомат, правая вскинута в фашистском приветствии, взгляд устремлен на щит, на котором раскорячился черный паук свастики.

- Узнаешь себя, красавчик?..

Бандит закрыл ладонями лицо, затрясся плечами и, вдруг обессилев, сполз с табурета, стукнулся коленями о пол:

- Каюсь… прошу прощения. Не сегодня, так завтра я сам пришел бы с повинной. Непременно пришел бы, товарищ начальник…

Трифон рванул его за плечо и поднял с пола:

- Здесь у тебя нет товарищей… кроме вот этого, перекрашенного. Вместе пакостили - вместе и отвечайте.

Словно бы оглушенный неожиданным поворотом событий, Вертлявый лишь теперь опомнился: он резко отодвинулся от Лохмача, грохнул табуретом, изогнулся, хищно оскалил мелкие густые зубы:

- Пришел бы с повинной?.. Врешь!.. Это грабитель но кличке «Каин», он держал меня страхом при себе. «Если уйдешь от меня,- грозился,- убью!» Верь мне, начальник: я сам его пристукнул бы, да удобная минута не приходила. А теперь - только доверьте, я его мигом спроважу на тот свет…

Василий Иванович махнул рукой:

- Перестань кривляться. Ерш… И твоя фотография у нас имеется. Я задаю тебе лишь один вопрос, и ты должен ответить. Я спрашиваю: где прячется Бешеный Ганс? Теперь ты говори - я слушаю.

Бандиты разом обернулись и глянули друг на друга. Пролетела какая-то секунда, но Василий Иванович засек ее и заметил, как дрогнули, перекосились тонкие губы Лохмача, как в рыжих зрачках Вертлявого отразился испуг.

Они промолчали. Начальник терпеливо ждал минуту, две.

- Ладно,- сказал он, вздохнув, придвигая к себе тетрадь протокола.- Так и запишем: отвечать на вопросы отказались…

Минутой позже, разглядывая фотографию Бешеного Ганса, Василий Иванович даже улыбнулся.

- Ах, до чего же занятен!.. И как мне хотелось бы встретиться с этим красавчиком хотя бы разок!

Лохмач, привстав, взглянул на фотографию и невесело оскалил зубы:

- А вы с ним встречались, начальник… Вспомните, когда вы спускались в шурф, какой-то добрый старик передал вам свой фонарик.

Лейтенант стал ощупывать карманы, заглянул в ящик стола:

- Да, верно… был фонарик… Вспомнил, я обронил его, когда из шурфа поднимался. Хотел было вернуться, но с гусем в руках трудновато. Да и потеря, подумалось, невелика.

Лохмач продолжал скалить частые, мелкие зубы:

- Ой, велика, начальник,потеря! Вы свою гибель утеряли. Тот фонарик - хитрая штуковина: пять раз исправно включается, а на шестой раз - взрыв.

Василий Иванович задумался:

- Придется еще раз в шурф спускаться, чтобы тот фонарик к делу приобщить.

Григорий и Триша встали разом:

- Мы готовы,- сказал Григорий.

- Да, поручите это нам,- подтвердил Трифон.

- Немного повременим,- поразмыслив, решил Василий Иванович и, как это случалось, когда он пребывал в хорошем настроении, пристукнул ладонями по крышке стола.- Сначала я должен встретиться с тем… красавчиком.