Легендарные разведчики — 3

ОТ СЕРЖАНТА ДО ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА: Борис Семенович Иванов

Просто так орден Ленина не дают. У генерал-лейтенанта с нашей русской фамилией Иванов и по имени Борис Семенович их было два, что среди разведчиков встречается редко.

Борис Иванов мало известен широкому кругу читателей. Точнее, совсем не известен. А между тем даже один лишь пройденный им путь от старшего сержанта-оперативника на Вологодчине до первого заместителя Первого главного управления КГБ СССР заслуживает уважения.

А вот биография для руководителя тех, не блатных, лет у него типичная. Родился 24 июля 1916 года в Петрограде в семье рабочего Путиловского завода Семена Макаровича и Анны Григорьевны.

В начале 1917 года переехали в город Череповец Вологодской области. В семье Борис был первенцем. Брат Александр в Великую Отечественную — военный инженер, в послевоенные годы старший инженер Череповецкого сталелитейного завода. За ними родились двойняшки — сестра Евгения и брат Николай — военный летчик, ушедший в отставку после тяжелых ранений, полученных в годы войны.

Жили нелегко, приходилось и работать, и учиться. Но образцовую среднюю школу № 1 имени Максима Горького Борис окончил с отличием.

Тогда молодые мечтали в основном о трех профессиях — полярника, летчика или инженера. Вот и Иванов из Череповца приехал в Ленинград. И значит, были таланты, способности, если сразу поступил в Электротехнический институт. Вспоминаю, что и другой его земляк, будущий Герой России, разведчик-нелегал Алексей Михайлович Козлов тоже с Вологодчины. И все экзамены в послевоенный МГИМО сдал на «отлично».

Однако долго «учиться на инженера» Борису не пришлось. Вряд ли слышал он о приказе наркома внутренних дел за номером 00306 об организации и комплектовании первого набора десяти межкраевых школ для подготовки оперативного состава для пополнения органов госбезопасности. Но когда в 1937-м пригласили в райком комсомола, пришлось студенту Иванову Б. С. выполнить приказ на практике.

Судьба пошла как под копирку с другими чекистами того комсомольского призыва. Надо было кем-то заменять выбитые чистками лучшие кадры. И молодых ребят, предпочтительнее из рабочих, хотя и не только, брали в органы. Нужны были грамотные, образованные, не запуганные репрессиями молодые люди, верные идее. И уже в январе 1937 года Иванов меняет место учебы.

Его никак не могли коснуться репрессии, обрушившиеся на старую гвардию ЧК, выученную еще на честных принципах Дзержинского и Менжинского. Строгие кадры пропустили мальчишку из провинции, которому и провиниться-то было не в чем, без вопросов.

Времени на учебу в Ленинградской МКШ НКВД, что в переводе означает межкраевую школу, отпустили совсем ничего — один год. А что делать при по-настоящему катастрофической нехватке кадров? Десять школ, созданных во многих больших городах Советского Союза, обучали пополнение по ускоренной программе.

Признаться, сложно понять, как можно за 12 месяцев усвоить азы чекистской работы, худо-бедно, зато наскоком попытаться заговорить на иностранном языке и получить хотя и среднее, но юридическое образование. А еще их учили применять полученные навыки пусть в учебных, но боевых условиях.

Маленькое отступление. Как получалось, что уроженцы глубинки, сыны рабочих семей быстро усваивали знания, овладевали совершенно новой для себя профессией, становясь полезными и порой незаменимыми? Иными словами, почему провинция била Москву с Ленинградом, заслуженно пробиваясь все выше и выше? Искренне веря в правоту своего дела, они делали не карьеру, а биографию. Им были не знакомы субтильные сомнения: справимся — не справимся. Взращенная в борьбе за выживаемость сила влекла, тащила и продвигала вперед. Им было не на кого надеяться, кроме как на самих себя. Они быстро отыгрывали у столичных ровесников данную тем уже при рождении фору.

Предвоенный комсомольско-рабочий набор в спецслужбы принес советской разведке славу уже через несколько лет — в годы войны. А плеяда чекистов набиралась опыта и даже лоска, вскоре уже представляя страну далеко за ее пределами. Из того же призыва вышли Герои России атомные разведчики, Герои России Борис Барковский, Леонид Квасников, Александр Феклисов, работавшие в США и Великобритании.

Борис Иванов относится к этой славной когорте. Только пошел он еще дальше остальных, превратившись из удачливого разведчика в дальновидного стратега. В 1970-х и особенно в 1980-х он в числе горстки избранных и выдвинутых из чекистской среды определял не просто политический, а стратегический курс великой страны. И ошибаться ему, он же не партийный руководитель, было никак нельзя.

Об этом позже, а пока старая, добрая и хорошо изученная Вологодская земля, куда он прибыл для прохождения службы в УНКВД. И пожалуйста, забудьте, будто Вологда — какая-то глушь. В предвоенные годы город превратился в стратегически важный пункт. Нити железных дорог через Вологду связывали Москву, Ленинград, Урал, Архангельск, Петрозаводск. Этот узел пропускал нескончаемый поток перевозок, интересовавший уже тогда и финнов, и немцев.

Началось с финнов в ноябре 1939 года. Война была суровой и кровопролитной. Думали закидать шапками, а понесли огромные потери. Не ожидали от соседей суровой беспощадности. Не предполагали, что армия Маннергейма будет вести боевые действия, пытаясь вклиниваться в бреши между нашими частями и хитро откатываться на заранее подготовленные рубежи обороны. В таких, не ею созданных, условиях нельзя было обойтись Красной армии без хорошо поставленной разведки — смелой, маневренной. Отряды Наркомата внутренних дел обязаны были обеспечить условия для главного удара, наносимого тогда нашими крупными силами и, как правило, без особых хитростей, прямо в лоб. Невосполнимые потери, как полагают сегодня некоторые военные историки, были один к пяти — не в нашу пользу.

Впрочем, ощущение такое, что уже не установить нам точного числа погибших. Мой отец рассказывал, что видел в финских лагерях для советских военнопленных жуткие картины. Немцы во Вторую мировую замучили генерала Карбышева. В мороз обливали его холодной водой, превратив в ледяную глыбу. А в войне с Финляндией в лагерях военнопленных в такие огромные глыбы превращали десятки и десятки красноармейцев. Отец написал правдивую книгу «Финские изверги», проклиная фельдмаршала Маннергейма и его армию. Но вскоре книга исчезла из магазинов и библиотек. Об этом года с 1945-го как-то перестали говорить, надолго преобразив финнов в добродушно выпивающих и полезных соседей.

Потерь и пленных в проклятую финскую могло быть и больше, если бы отряды НКВД не выдвигались вперед, отрываясь на три-четыре десятка километров от наших частей и соединений. Вклинивались во вражеские позиции. Вели разведку, наводили на противника панику неожиданными налетами, пытались захватить в плен финских разведчиков-диверсантов, сумевших пробраться поближе к передовым частям Красной армии. И еще научились бороться против финских «кукушек». Не невинных птичек, отсчитывающих годы жизни, а стрелков-снайперов, часами почти неподвижно высиживавших на деревьях и меткими выстрелами лишавших жизни красноармейцев, высматривая среди них командиров.

В одном из таких отрядов НКВД сражался Борис Иванов. Сержант государственной безопасности рисковал ежедневно. Кем-кем, а кабинетным работником и удачливым выдвиженцем он не был. В леса под Вологдой сбрасывались парашютисты — немцы, финны, завербованные и прошедшие выучку в специальных диверсионных школах перебежчики с советской стороны и немолодые уже белоэмигранты из непримиримых.

В Центре тревожились: сколько бродит тут всякой нечисти, а до Москвы совсем недалеко.

Если верить некоторым свидетельствам, то именно в это время произошло знакомство будущего начальника контрразведки Евгения Питовранова с Борисом Ивановым. Питовранов прибыл из Горького для помощи вологодцам. В густых заснеженных чащобах они вместе участвовали в операциях по захвату Мурзы, Слепого и еще нескольких диверсантов. Допросы иногда заканчивались перевербовкой. Тот же Слепой выдал два десятка своих сообщников. Но до ареста убил нескольких красноармейцев. А когда его привели на первый допрос, попросил ослабить съемный болт протеза. И ухитрился выстрелить в Иванова. Тот успел увернуться.

Дома Бориса с тревогой ждала жена Антонина. Она тоже служила в органах, и познакомились они в Вологде. Всю жизнь Борис Семенович и Антонина Геннадьевна прожили вместе. Оказались и однолюбами, и соратниками, и любящими родителями.

Антонина дождалась мужа с финской. Но впереди маячила, грозила неизбежностью новая война, которую было не остановить никакими мирными пактами с немцами.

Вологодчине пришлось нелегко с первых дней Великой Отечественной. Не смогла наша армия сдержать натиск тех же финнов. Сейчас как-то забылось, да и вспомнится ли, что финны оккупировали к осени пусть крошечную, но часть территории области. Лишь в октябре стало поспокойнее: части Красной армии остановили готовившийся и уже видевшийся вполне реальным прорыв фронта. И только теперь мы узнали, что немцы лишь отложили наступление, поставив задачу ворваться в Вологду к маю 1942 года. А фельдмаршал Маннергейм считал, что взятие Вологды и еще нескольких городов российского Севера имело решающее значение для всей военной кампании, в которой бывший генерал русской армии принимал самое активное и губительное для нас участие. И установленная в Петербурге, пусть на короткое время, доска в его память, это плевок в лицо с фельдмаршалом бившихся и от рук его вымуштрованных солдат павших. Немало смертей на совести Маннергейма. Но планы оккупировать наш Север сорвались.

Военное положение объявили в Вологодской области сразу после нападения Гитлера. Крупные воинские склады, аэродромы, Северная железная дорога, проходившая через всю территорию Вологодчины, превращали ее в стратегически важный для Красной армии пункт.

Железнодорожный узел приобрел еще большее значение в 1942-м. Ленинград стоически переносил блокаду. А через Северную железную дорогу шло все то, что было нужно Ленинградскому и Карельскому фронтам. Пускать под откос поезда, взрывать железнодорожные станции, передавать постоянную информацию о перемещениях советских войск должны были прошедшие специальные диверсионные школы агенты абвера.

Тут и началась операция «Хозяин», задуманная и как по нотам разыгранная вологодским НКВД. Один из выпускников Краснознаменной академии имени Юрия Андропова рассказывал мне, что ее, канонизированную и превратившуюся в нечто вроде классического учебного пособия, до сих пор изучают будущие разведчики. Она вошла в историю спецслужб так же, как и знаменитая операция «Трест», проведенная в 1920-х. Была долгие годы засекречена, скрыта от посторонних глаз. Лишь однажды где-то в 1960-х о ее ходе было подробно и относительно достоверно рассказано. Правда, не в строгой документалистике, а в художественном повествовании, где имя главного персонажа было слегка, не до неузнаваемости, но изменено. Упомянут в книге и Борис Иванов. Но подробности операции «Хозяин» стали известны недавно.

Существуют две версии названия. Первая — все началось с того, что некий захваченный в Вологде диверсант с презрением отозвался о разгильдяе — хозяине квартиры. Тот запросто выбалтывал агенту, что у него в доме живут прибывшие сюда летчики, сливал сведения об эшелонах с техникой, проследовавших по железной дороге. Шпионом «Хозяин» не был, но если бы его не остановили, вред мог нанести немалый.

Вторая версия гораздо более возвышенная. Вологодские чекисты захотели показать — и показали — абверу и его выкормышам, кто настоящий хозяин на Русской земле.

Немцы старались проникнуть в русский тыл. Абверкоманда-104 готовила диверсантов из военнопленных, добровольно перешедших на их сторону и содержавшихся в лагерях в Каунасе, Риге, Кёнигсберге. Завербованные перебежчики затем проходили курс обучения в разведшколе абвера. Проявивших способности отбирал начальник школы подполковник Фридрих Гемприх. Курсанты знали его под им же придуманным и довольно несуразным именем — майор Петергоф. Лично ему приглянувшихся он готовил для выполнения особых заданий сам. Самолеты, поднимавшиеся с аэродромов оккупированных Пскова и Смоленска, забрасывали диверсантов на Вологодчину. В основном интересовали абвер крупные города — Вологда и Череповец.

Сколько же диверсионных групп бродило по густым заснеженным лесам, пытаясь проникнуть в города, что поближе к железной дороге! Но на эту, из трех человек, выброшенную поздним февральским вечером 1942 года «хейнкелем» над густым лесом недалеко от городка Бабаево, что в 300 километрах от Вологды, Гемприх надеялся особенно. В ее составе двое диверсантов, которым нечего терять: своими руками уложили на глазах у многих столько соотечественников, что дороги обратно для них уже не было. И радиста подобрали для них не какого-нибудь наскоро обученного, а мастера своего дела, окончившего курсы еще в Красной армии.

Выброска прошла удачно. Никем не замеченные, они закопали парашюты и отправились в неблизкий путь.

Тут и произошел сбой. Документы лейтенанта Орлова не вызвали подозрения у патруля на железнодорожной станции в Бабаеве. Но лейтенант потребовал отвести его в отдел НКВД, где сделал нежданное признание. Его и еще двоих сбросили на парашютах немцы, где остальные двое — не знает. А он просит поскорее доставить его к начальству рангом повыше.

В Вологде многое прояснилось. Никакой он не лейтенант Орлов, а курсант трехмесячной школы абвера Николай Васильевич Алексеенко. Его, морского старшину-радиста, взяли в плен, переводили из лагеря в лагерь, морили голодом. И поняв, что больше не выдержать, он согласился служить немцам. Но с единственной целью: вернуться и доказать, что он не предатель.

История и правдоподобная, и не очень. Ей можно было и верить, и не верить. Но начальник вологодского управления НКВД Лев Федорович Галкин добровольно сдавшемуся перебежчику поверил. Тем более что тот дал точные приметы тех двух диверсантов, что пока еще не пойманы. Они исключительно опасны. Группе приказано не только добывать разведывательные сведения, сеять ложные слухи среди населения, но и проводить диверсии на железной дороге. Алексеенко сам просил поторопиться: он должен поскорее сообщить майору Петергофу по рации, что выброска прошла успешно и они добрались до Вологды.

По крайней мере относительно двух, как их называли — крещеных, то есть совершивших кровавые преступления против своих, Алексеенко не врал. Их быстро вычислили, поймали. Допросы продолжались долго. И пара предателей в отличие от радиста замкнулась накрепко, никаких сведений не давала. Какое сотрудничество и перевербовка! Поступили с ними по законам военного времени. Да, расстреляли.

А с Алексеенко решили работать. Москва дала согласие, и он быстро отстучал радиограмму о благополучном прибытии. Тут чекистов мог ожидать еще один подвох. В Абверкоманде-104 знали «почерк» радиста, ведь у каждого, работающего на ключе с азбукой Морзе, он индивидуален. Понятно, любой другой, даже классный радист, был бы немцами расшифрован.

К тому же Алексеенко мог незаметно передать заранее обусловленный сигнал, уловить который при передаче практически невозможно: работаю под контролем. Однако морской старшина был честен. Он рассекретил шифры, сообщил позывные свои и радистов абвера, указал длину волн, назвал точное время передач.

Так в апреле 1942 года началась радиоигра «Хозяин». В документах Управления вологодского НКВД она значилась под номером 2311. Велась восемь месяцев и закончилась 31 декабря 1942 года.

Сначала, ссылаясь на трудности вживания, немцев баловали дезинформацией нечасто. Позже сведения передавали постоянно, а в ноябре они пошли потоком. Так требовала сложившаяся обстановка. Приходилось выходить в эфир каждый день. Алексеенко работал на ключе прямо из здания, расположенного напротив УНКВД. Здесь и жил, иногда выходя в город. Ему доверяли. Он старался, говорил, что искупает вину. Чтобы избежать возможных вопросов от Петергофа, был в сообщениях краток. Сдержанность Алексеенко нравилась немцам.

С просьбами он обращался редко. Но пришло время, и попросил прислать питание для рации, портативные детали, деньги. Немцы послушно сбросили все «заказанное» в двух баулах. Их держали на поводке, заставляли нервничать, радируя, что самолет видели, а груз даже втроем отыскать не могут. Потом успокоили: груз найден.

Любая радиоигра — занятие сложное. Надо не только передавать дезинформацию, но и тщательно ее создавать, продумывать. Сделать так, чтобы противник верил. Ведь, возможно, есть у него в этом регионе и другие, пока не выявленные источники информации. В то же время дезинформация никак не должна повредить своим. Однажды для большей достоверности пришлось даже взорвать железнодорожное полотно и распустить слух о якобы пущенном под откос эшелоне с военной техникой. Значит, были у немцев прямо в Вологде нераскрытые источники информации. Может, и не диверсанты, а осведомители, подтвердившие крушение. И Петергоф в радиограмме поблагодарил Орлова, приказав проводить еще больше диверсий.

В операции «Хозяин» вологодские контрразведчики работали в четком контакте с Генштабом. Дезинформация шла из Москвы. Обогащенную и приправленную местными подробностями, ее получала Абверкоманда-104. Главная задача радиоигры сводилась к тому, чтобы убедить абвер: Красная армия перебрасывает крупные силы в район Ленинграда. «Достоверные» сведения были переданы шефу абвера адмиралу Канарису и дошли до ставки Гитлера.

Орлову немцы поверили и не решились перебросить крупные силы в район Сталинграда, где и были разбиты. Нельзя сказать, что благодаря дезинформации из Вологды наступил перелом в ходе Великой Отечественной войны. Но свой вклад в победу в Сталинградской битве вологодские контрразведчики внесли. Лев Галкин был награжден за операцию «Хозяин» орденом Красной Звезды. Лейтенант Борис Иванов — медалью «За отвагу». Несколько позже ему, участнику и разработчику этой и другой радиоигры, был вручен знак «Заслуженный работник НКВД».

В конце 1942 года пришло время операцию свернуть. И Алексеенко передал в одной из последних радиограмм, что группа попала в тяжелое положение: при проверке документов с трудом удалось избежать провала, а один из их тройки ранен. Вологду придется покинуть.

Гемприх-Петергоф немедленно отозвался приказом: возвращаться, перейти линию фронта между городами Холм и Торопец. В левой руке держать поднятым белый платок. Назвать пароль: «Флорида».

Но возвращение в планы не входило. И в самом конце декабря Алексеенко-Орлов в последнем из своих пяти сотен сообщений радировал: «Рацию прячем. Уходим на Урал».

И хотя главный герой этой главы Борис Семенович Иванов, не могу обойти молчанием еще двух участников развернувшихся на Вологодчине событий. За время войны здесь было обезврежено 230 диверсантов. Не совершено практически ни единой диверсии.

Заслуга в этом и Мелетия (Мелентия) Малышева. Студента из Ленинграда, воевавшего в ополчении, приметили фронтовые особисты. К их удивлению, он не только неплохо говорил по-немецки, но и оказался хорошим радистом. Наскоро обученный людьми из Особого отдела, он «перебежал» к немцам с нехитрой легендой: хочет бороться против Советов.

Тяжело раненного при переходе фронта, что придавало достоверность стандартному разведывательному приему, его подлечили и передали абверу, где быстро уразумели, что парень действительно способный. В немецкой разведшколе он окончил курсы радистов и под оперативным псевдонимом «Маговский» был направлен в Абверкоманду-104. Как раз в ту, что работала против Вологодчины. Неудивительно, что засланные абвером диверсанты сразу попадали в руки чекистов. Малышев передавал их точные характеристики. Тех, которых можно было склонить на свою сторону, перевербовывали. Других…

В январе 1944 года немцы забросили «Маговского» в советский тыл. Он тотчас передал собранные им сведения о диверсантах — слушателях школы, методах их подготовки.

После войны вернулся в университетские пенаты. Профессор Мелетий Малышев преподавал в ЛГУ. Был директором научной библиотеки, созданной еще в далеком 1783 году. В ее фонде семь миллионов изданий. Многие ли из нас слышали об этом разведчике и ученом?

Не столь удачно сложилась судьба радиста Алексеенко. Думалось, что заслужил он у Родины прощение. Но в июне 1944 года Особое совещание приговорило моряка-радиста — он же лейтенант Орлов из операции «Хозяин» — к восьми годам лагерей за измену Родине.

И тут за него вступились офицеры из вологодского НКВД во главе с Львом Галкиным. По их ходатайству удалось скостить срок до трех лет. Провести их Алексеенко предстояло все в том же здании, откуда он передавал дезинформацию в абвер. В 1945 году его освободили. Семья радиста погибла в годы войны. Некуда было уезжать из Вологды, где он и поселился. А в 1946 году следы Алексеенко окончательно затерялись, дальнейшая его судьба неизвестна.

За годы войны Иванов, ставший майором и начальником отдела регионального управления НКВД, провел еще несколько удачных операций. Иногда из чисто оперативных они перерастали в нечто гораздо большее, продолжались уже не месяцами, как «Хозяин», а гораздо дольше. Выработался у молодого разведчика свой почерк. Не забывая о сегодняшнем, сиюминутном, умел быстро просчитывать возможные варианты развития операций, которым еще продолжаться и продолжаться. Предотвратить неожиданности, предугадать чужие ходы. Не удалось немцам провести на важном отрезке Северной железной дороги ни единого серьезного теракта.

Вскоре после войны Бориса Иванова вызвал в Москву Евгений Питовранов, к тому времени уже возглавлявший Управление контрразведки Министерства госбезопасности. Не забыл Евгений Петрович разведчика из Вологды. Генералу исполнился 31 год, Иванову — 30 лет. Предложение перейти на работу в столицу Иванов принял. Почти ровесникам, вместе сражавшимся с оружием в руках, было легко понять друг друга.

Во Втором, контрразведывательном, главке МТБ Борису Семеновичу Иванову предстояло работать против главного противника. Так раньше называли американцев. Большое и новое испытание для оперативника пусть и опытного, однако не знакомого с приемами работы разведчиков США.

И Борис Семенович с ним справился. Он, как сам писал в своих небольшими отрывками дошедших до нас воспоминаниях, изучал методы работы американцев: они были резкими, нагловатыми, никого не щадящими. В Москве многие его «подопечные» трудились под крышей посольства. Не стеснялись пользоваться статусом дипломатической неприкосновенности. Ради собственной безопасности могли без раздумий сдать своих завербованных агентов.

Иванов разобрался в чужом, поначалу трудно поддававшемся расшифровке почерке. Знал, где и на чем могут проколоться беспокойные «клиенты». Изучал их манеру поведения и общения.

Разобрался в причинах постоянного проявления излишней самоуверенности, чрезмерного самомнения. Но понял и несомненно сильные черты главного противника.

В 1948 году из Вологды переехала семья. Получили жилье. А до этого кочевал по гостиницам. Стало легче.

По признанию Бориса Семеновича, кропотливая работа в контрразведке очень помогла ему в разведке. Этот свой опыт он считал бесценным.

А применить его пришлось уже очень скоро, в 1953 году, в американском отделе Первого главного управления — внешней разведке. О том, насколько успешно вел работу Борис Иванов, свидетельствует его новое, довольно скорое назначение легальным резидентом в Нью-Йорке, куда он прибыл в марте 1955-го. На этом важнейшем направлении он проработал до конца 1959 года. Срок немалый и по тем, и по нынешним временам.

Приходилось выезжать и в другие страны. Начались события в ЧССР, помните, существовало такое государство, и Иванова направляют туда заместителем начальника оперативной группы КГБ в Праге.

Сегодня ввод в Чехословакию войск стран Варшавского договора принято оценивать как ошибку советского руководства. Но давайте вспомним, почему было принято такое трудное и тяжелое решение. В период Пражской весны у СССР и других государств — членов Варшавского блока не было мирного договора с ФРГ. Советских войск на постоянной основе в Чехословакии не было. Если бы оппозиционные силы пришли к власти, в социалистическом блоке произошел бы серьезный раскол. Глядя на события непредвзято, можно безошибочно спрогнозировать: это было бы началом конца так тщательно и столь дорогими усилиями создаваемого социалистического лагеря. Да и расчленение Советского Союза произошло бы гораздо раньше 1991-го. Если встать на сторону западных политиков и идеологов, то, конечно, ввод войск ОВД лишил их долгожданной победы, которая виделась реальной, близкой. Поэтому внезапный танковый бросок вызвал неподдельную ярость.

Но значит ли это, что Чехословакию, находящуюся в Центральной Европе, нам надо было сдавать без всякого сопротивления, подчиняясь чужой воле? Готовы ли мы принять даже сегодня такое неминуемое развитие событий, грозивших могучему тогда СССР катастрофой?

Умиляют объяснения: но ведь Белый дом официально заверял посла Добрынина, что в чехословацких событиях США займет позицию невмешательства. Рассекреченные в XXI веке документы Госдепа и ЦРУ эти заверения опровергают.

Заклеймено позором письмо, подписанное пятью членами ЦК КПЧ — Алоисом Индрой, Драгомиром Кольдером, Антонином Капеком, Олдржихом Швесткой и Василем Биляком, с просьбой к СССР и другим членам Варшавского пакта о помощи. Но ведь это послание явилось правовым и партийным основанием для оказания помощи силам, противостоящим уже заручившемуся поддержкой Запада Александру Дубчеку.

Советская сторона внимательнейшим образом наблюдала за развитием событий. Легальную разведку укрепила и разведка нелегальная. Несколько наших нелегалов были переброшены в ту весну в Прагу. Они сумели самыми неожиданными, порой экзотическими методами добывать оперативную информацию, которая свидетельствовала: если не мы, то в Чехословакию войдут совсем другие войска.

Им добровольно помогали и чехословацкие друзья. Некоторые впервые сознательно пошли на контакт с советской разведкой непосредственно в дни развернувшихся весной 1968 года событий.

Переброска нелегалов в пражское пекло была проанализирована и признана единственно верной. За работу в Чехословакии Борис Семенович Иванов награжден орденом боевого Красного Знамени.

А потом последовал Афганистан… Он был словно пожарником, умевшим тушить серьезные возгорания, возникавшие в странах, которые мы считали союзниками. И просчитались.

Так что оценки из официальной биографии вполне заслуженны: «Неоднократно выезжал в долгосрочные загранкомандировки, где проявил себя способным, грамотным в оперативном отношении руководителем, обладающим хорошими организаторскими способностями и волевыми качествами, в том числе в условиях вооруженного конфликта».

А после возвращения в 1959 году из Нью-Йорка — несколько лет в Центре, где он возглавляет отдел, работавший по США и Канаде. Потом вновь Нью-Йорк, знакомая резидентура, куда в 1962-м возвращается набравшийся еще большего опыта легальный резидент. Самые горячие годы холодной войны: Карибский кризис 1962 года и убийство президента Джона Кеннеди в ноябре 1963-го.

В дни Карибского кризиса остановка в Нью-Йорке была крайне напряженной, нервозной. Американцы рыли во дворах бомбоубежища, сметали с прилавков мыло, зубную пасту, продукты. Слово «русский» превратилось в ругательство.

Когда мир висел на волоске, резидент Иванов работал по 20 часов в сутки. Как вспоминала его жена Антонина Ивановна, если и забегал домой, то на два-три часа под утро. Принимал душ, переодевался — и в резидентуру. Там всерьез рассматривался вопрос о переходе сотрудников на нелегальное положение.

Переживали Ивановы за детей: четверо в СССР, старший сын Владимир служил в танковых войсках. Но, как мы знаем, Советский Союз и США договорились, в чем помогла и разведка. Резиденты Иванов и Фомин, под этим псевдонимом работал в Штатах хорошо знакомый Борису Семеновичу другой Семенович — Александр Феклисов, свое дело сделали.

Передышка длилась недолго: убийство Кеннеди — и вновь всплеск антисоветской истерии. Хотя точно известно, что американцы через своих агентов — братьев Чайлдс знали: русские к покушению не причастны. Моррис Чайлдс, отвечавший в компартии США за связь с Советским Союзом, выведал это на одной из своих московских встреч с членами ЦК КПСС. Но разведке пришлось приложить немало усилий, чтобы всеми возможными средствами лишний раз доказать главному противнику: никакого отношения к Ли Харви Освальду, убившему президента, СССР не имел. Наоборот, сторонился его, отказал незадолго до ноябрьской трагедии в выдаче визы. Все это Борис Иванов, конечно, знал и терпеливо втолковывал продолжавшим валять дурака американцам.

Тогда Борис Иванов работал под прикрытием советника официального представителя СССР в ООН, отвечавшего за права человека.

Вот полный текст письма от 20 марта 1962 года, направленного заместителем постоянного представителя СССР Генеральному секретарю ООН: «Имею честь сообщить, что правительство Союза Советских Социалистических Республик выдвигает мистера Б. С. Иванова кандидатом в подкомиссию ООН по противодействию расовой дискриминации и защите меньшинств. Короткая биография Б. С. Иванова прилагается».

Долго не мешкая, уже 22 марта генсек ООН отправляет это письмо в подкомиссию. Здесь же и официальная биография, кардинально отличающаяся от той подлинной, что уже известна читателю. Это даже не биография, а целая легенда, где достоверна лишь дата рождения. Документ находится в библиотеке ООН: «Образование: в 1941 году окончил Педагогический институт имени А. И. Герцена в Ленинграде. В 1953 году окончил Всесоюзный юридический институт в Москве. В 1953 году принят на работу в МИД СССР». Дальше полуправда с названием должности прикрытия: «С 1955 по 1959 год советник миссии СССР при ООН. В 1957 году участвовал в качестве исполняющего обязанности представителя СССР на 11-й сессии Социальной комиссии ООН… 1959–1962 годы — советник Департамента США в МИД СССР. 1960 год — советник делегации СССР на 15-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. 11 января 1962 года назначен советником постпредства СССР в ООН».

В архивах ООН хранятся протоколы по обсуждению предложенной кандидатуры. Иванова в подкомиссию избрали.

Но как успевал он руководить резидентурой и регулярно участвовать в ооновских заседаниях, выезжать в командировки в Чили, на Кубу, в Перу, Аргентину? Не всякий дипломат сумел бы принять такое активное участие в подготовке Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации, которую Генеральная Ассамблея приняла уже после его отъезда на Родину.

А дома после возвращения Борису Семеновичу было присвоено звание генерал-майора. Генерал-лейтенанта он получит позже — в 1972 году.

Назначение, полученное в 1965-м, может показаться, да и мне показалось, неожиданным. Блистательная карьера разведчика под дипломатическим прикрытием вдруг переросла в нечто совсем иное. Генерал-майор возглавил 13-й, диверсионный, отдел Первого главного управления. Невольно вспоминаются легендарные люди, в нем раньше работавшие — великий мастер диверсий Павел Судоплатов и майор Вихрь — Герой России Алексей Ботян. Как только не назывался этот отдел: и Первое бюро — специальные операции за рубежом, и отдел «В», и 8-й отдел Управления «С», куда позже входила группа спецназначения «Вымпел».

Наверняка Иванов справился и с этой работой, если в 1966-м он уже заместитель начальника ПГУ, а в 1969-м — первый заместитель. Тут круг работы распространяется на хорошо знакомую ему Северную Америку, да и на все Западное полушарие. Много ездил. По подсчетам близких, наведывался более чем в 80 стран. Бывали и обычные командировки, а иногда приходилось наносить визиты и с нелегальных, как говорят в разведке, позиций.

И как же широк диапазон его деятельности, вернее деятельности внешней разведки, насколько нужны его опыт и знания, если дипломат и разведчик участвует в переговорах, а затем в подписании двух важнейших договоров об ограничении стратегических вооружений — ОСВ-1 и ОСВ-2. В 1975-м участвовал в подготовке Хельсинкского заключительного акта. Был членом советской делегации на Совещании по безопасности и сотрудничеству.

Ясно, зачем привлекался Борис Семенович к трудным, вязким, иногда видевшимся нескончаемыми дебатам. Требовалось его знание главного противника, а теперь партнера по переговорам Соединенных Штатов. Не ясно другое: что конкретно делал, какие советы давал первым лицам во главе с товарищем Брежневым. Да и об участии Иванова в переговорах мы знаем только по многочисленным фото, где он рядом с генсеком и американскими президентами. Тут уж не может помочь никакая конспирация. Разведчик вышел на первый план — стратегический.

А стране стало совсем трудно, грянули события в Афганистане, и 17 марта 1979 года Бориса Семеновича Иванова отправляют в Кабул одним из руководителей Оперативной группы КГБ. Благодаря и его усилиям удалось сместить неугодного СССР Амина, быстрым героическим штурмом взять его дворец, сменить режим, уже подмятый под себя сотрудниками ЦРУ, не лояльный к Советскому Союзу.

Приведу отрывок из письма Бориса Семеновича из Кабула, любезно предоставленного семьей генерал-лейтенанта:

«Дорогие мои Татьяна и Андрюша (внук. — Н. Д.}. Шлю вам самый горячий привет из Кабула, крепко целую и обнимаю вас. Погода в Кабуле стоит сейчас хорошая, днем +15–18 градусов, а ночью до минус пяти. Я здоров, чувствую себя нормально. Много работаю, иногда устаю.

Очень хочется приехать в Москву к Новому году, домой. Однако дела здесь таковы, что пока не могу назвать дату моего возвращения. Я стараюсь с честью выполнить свой долг и сделать все, что от меня требуется, но не все зависит от нас. Очень скучаю о вас всех, хочу видеть и встретиться…

Слышал, что Андрюша хорошо учится и хороший мальчик. Я за него рад, желаю всяческих успехов и здоровья. Большой привет от меня всем знакомым. Мих. Георг, тоже. К Новому году пошлю открытки. Целую и обнимаю, Б. С. Кабул. 12.XII/1979».

Тут и нежность, и очень серьезные слова о долге. И стремление поскорее возвратиться домой. Но к Новому, 1980 году приехать не удалось. Родных Борис Семенович увидел только после окончания командировки в 1982 году. Да, далеко не все зависело только от нас.

Руководителя группы КГБ в Демократической Республике Афганистан, столько сделавшего, чтобы переломить непереломимое, награжденного в 1980-м орденом Ленина, еще в 1979 году перевели в Группу консультантов при председателе КГБ СССР. Почетно. Но это уже не та оперативная работа, к которой он привык. Не тот стратегический простор.

В те годы из ПГУ «уходили» и других профессионалов высочайшего класса.

Внук Бориса Семеновича вспоминает, как в свои 12 лет помогал деду уничтожать его личный архив, который перевозили на дачу несколько дней. В полыхавшем пламене костра, поднимавшемся на три метра, в пепел превратились документы, письма, фотографии. Что-то Бориса Семеновича очень тревожило. Возможно, не удалось сработаться с Владимиром Крючковым — первым зампредом КГБ СССР, руководителем ПГУ. Не сложились у них отношения. По-разному смотрели они на разведку и ее задачи, на подбор кадров.

Не то что к самому Иванову, даже к его родственникам, работавшим в организациях, где были представлены и коллеги Крючкова, отношение изменилось, превратившись из дружеского в сугубо дистанцированное, прохладное.

Проработав в Группе консультантов до 19 сентября 1987 года, а по некоторым другим сведениям — до сентября 1988-го, генерал-лейтенант Иванов Борис Семенович, прослуживший в разведке полвека, был уволен с действительной службы в отставку.

Татьяна Борисовна, младшая дочь Иванова, говорила, что о своих делах отец никогда не рассказывал. Даже тему Афганистана обходил стороной. А с другими разведчиками семья встречалась. Да и как не встречаться, если в 1960-х жили на проспекте Мира в одном подъезде с семьей Рудольфа Абеля — Вильяма Фишера. Впечатления — самые теплые. Часто общались со старыми друзьями по контрразведке, с которыми они вместе начинали еще в первые послевоенные годы. Посиделок в Москве не устраивали. Если собирались, то на даче.

Борис Семенович всегда тепло вспоминал Брежнева и Андропова. В 1991-м здорово ругал Крючкова. Сохранял контакты с коллегами по разведке Лазаревым, Соломатиным, Якушкиным. Но и с ними никаких обсуждений былых успехов или неудач.

Был в прекрасных отношениях с первым заместителем министра иностранных дел Корниенко и с Замятиным, который где только не работал и каких постов не занимал. Постоянно переписывался с послами Добрыниным и Трояновским. Не прерывал связи и с карьерными дипломатами-мидовцами. Особенно с американистами и «разоруженцами», с которыми работал в США.

Свою жену Антонину Геннадьевну, увы, в 1973 году скончавшуюся, боготворил.

Никогда не давил на домашних авторитетом, не кичился опытом. Советовал, рекомендовал: подумай, не торопись. Посмотри, может, будет лучше так… И лишь однажды, признается Татьяна Борисовна, настоял на своем. После школы она с подругой собралась поступать в медицинский. Но БС, как называли главу семейства домашние, убедил: только филологический, ведь была маленькая Таня с родителями в первой американской командировке, язык выучила здорово. И Татьяна Борисовна, выпускница Иняза, не пожалела, что прислушалась к совету отца. Работала переводчицей на родине и за рубежом. Преподавала на Высших курсах иностранных языков МИДа, в Дипломатической академии.

Вот что по моей просьбе написала Татьяна Борисовна о своем отце: «Честный, бескорыстный, преданный делу, которому служил верой и правдой всю свою жизнь. Трудолюбивый, идущий к выбранной им на всю жизнь цели, которая заключалась в том, чтобы увидеть свою Родину достойной, сильной, могущественной и благополучной. А еще чуткий, добрый, скромный и даже стеснительный — улыбка подчас выдавала это. Таков был Борис Семенович или просто “БС” для коллег и друзей, а для нас, четверых его детей, — самым дорогим и любимым отцом.

Можно сказать, что являл собой эталон настоящего чекиста в лучшем смысле этого понятия. Специалист своего дела, высокий профессионал, знающий специфику от “А” до “Я”, он пользовался огромным уважением коллег и друзей.

Будучи по жизни военным, он, казалось, был абсолютно штатским. Иногда и только по очень особым случаям надевал форму.

Но больше половины своих заслуг он отдавал своей супруге, отношения с которой всегда основывались на взаимном чувстве любви, уважения и доверия. Познакомились родители в 1938 году, были ровесниками, работали в УНКВД в Вологде. Как рассказывала мама, папа сразу обратил на нее внимание, а на третий день знакомства пригласил в театр на спектакль “Розмари”, и уже больше они не расставались. Родители любили театр, музыку, искусство, литературу. Не было театра и музея, которые бы они не посетили. В доме была большая библиотека: собрания сочинений, книги современных советских и иностранных авторов, энциклопедии, словари, иллюстрированные издания по искусству, каталоги музеев мира.

Удивляло только одно: что после трудного рабочего дня папа обязательно находил возможность посидеть с книгой в руках. Запомнилось, что, прочитав “Один день Ивана Денисовича”, сказал, что книга произвела на него удручающее впечатление.

Очень любил дачу. Сажал березки, сирень, рябину, вишню, яблони». Два ордена Ленина, множество других орденов и наград, отечественных и зарубежных, подтверждают: их обладатель прошел славный путь.

Борис Семенович Иванов скончался 19 апреля 2001 года и похоронен, как и многие его соратники по разведке, на Троекуровском кладбище. На похоронах академик Евгений Примаков, первый директор Службы внешней разведки России, назвал Бориса Семеновича «своим учителем и одним из немногих, кто олицетворял всем своим жизненным путем перипетии XX века и верность высоким идеалам».