Легендарные разведчики — 3

ГЛЫБА В ФУНДАМЕНТ РАЗВЕДКИ: Вадим Алексеевич Кирпиченко

Давайте по-честному: первое знакомство с Вадимом Алексеевичем Кирпиченко, которое произошло при огромном стечении народа, меня насторожило. И знаете чем? Наградными планками на генерал-лейтенантском кителе. Да, я знал, что с мая 1974-го по август 1979 года он руководил нелегальной разведкой в Первом главном управлении Комитета госбезопасности. Пост начальника Управления «С» Кирпиченко передал затем легендарному Юрию Ивановичу Дроздову, который покинул его лишь в 1991 году. А с 1979 по 1991 год Кирпиченко был первым замом ПГУ, по-теперешнему — первым заместителем директора Службы внешней разведки.

Смущало количество советских, российских и зарубежных государственных наград — 54! Наивысшая — орден Ленина. Я невольно сравнивал их с орденами и медалями хорошо знакомых мне Героев России Владимира Борисовича Барковского, Геворка Андреевича Вартаняна, Александра Семеновича Феклисова… У них официальных признаний заслуг было явно поменьше. Наводило на вечную мысль: вот, начальству — всё, а героям-полковникам… Только это слегка и коробило.

Если читаете эту главу, наверняка догадываетесь, что было дальше. Да, я познакомился с Кирпиченко, на котором хорошо сшитые, наверное на заказ, костюмы, ибо был он полноват, сидели так же влитую, как и тяжеленный от наградного металла китель.

Побаивался этой встречи с неприступным с виду большим начальником, уверенным в себе и прочно восседавшим в только для него и предназначенном кресле. Но мне объяснили, что заинтересовавшая меня тема трудна, мало изучена и ответ может дать только он. И он готов.

Выдохнул и пошел. До сих пор верю в первое впечатление: если человек сразу понравился или не понравился, то навсегда. Но к Вадиму Алексеевичу это не относится. После часа сугубо делового разговора я вышел от него и просветленным, и воодушевленным, и обогащенным знаниями. А уж чувство возникшего уважения прямо зашкаливало. О том, что рассказал тогда Кирпиченко, написано не будет. Уже одно это свидетельствует об установившейся степени доверия. Если в общих словах и вкратце, то беседовали мы о неких выкраденных документах и о том, можно ли такого поворота событий избежать в современном, нашпигованном подслушивающими устройствами и всяческими гаджетами мире. Ответ сложен и неоднозначен. Вадим Алексеевич объяснял, что самое ценное надо по-прежнему хранить в сейфе за двадцатью семью печатями. Негодовал: к нему приходят подчиненные и втолковывают, что родная российская система придумана и функционирует так, что проникнуть в нее никак нельзя, а вот в их… Генерал сердился. Если наши гении действительно придумали новую систему, то почему оппоненты (термин Кирпиченко. — Н. Д.) с не меньшей гениальностью не способны взломать нами придуманное. Ведь мы-то чужое раскусили. И от этого толкования вовсе не веяло консервативной старомодностью.

Он был очень непрост. Иногда непредсказуем. Как мне сначала увиделось, несколько подозрителен, крайне осторожен. Как-то я потерял по недоброму своему обычаю номер его мобильного. И, попросив снова, был ошарашен: «Запишите, но я его вам уже давал». Я попытался разыграть удивление, и совсем немолодой генерал показал мне записную книжку: «Вот, и число есть. Я всегда помечаю, кому и когда даю свой личный номер».

Потом мой хороший товарищ подробно рассказал мне, как президент Ельцин приехал в 1991 году в штаб-квартиру в Ясенево назначать директора Службы внешней разведки. Теперь все мы в курсе, что директором стал Примаков. Тогда, в день большого назначения, это было абсолютно непредсказуемо. Ельцин с непривычной честностью признался, что испытывает сомнения относительно академика: «Его не назовешь профессионалом разведки». А ведь создаваемая Служба, которая лично подчиняется президенту, должна работать как никогда эффективно. К тому же добрые советчики, а их у Бориса Николаевича всегда хватало, нашептали, будто Примаков выпивает. И надо же, Ельцина, всю жизнь дружившего с бутылкой, эта ложь тоже насторожила.

Началась дискуссия, в которой заслуженные разведчики просили Бориса Николаевича назначить к ним академика Евгения Максимовича Примакова. И последним для Ельцина доводом были слова пользующегося всеобщим уважением Вадима Алексеевича Кирпиченко. Он убеждал и окончательно убедил. У Бориса Николаевича хватило сил разорвать заранее привезенный и подписанный указ с другой фамилией.

Опять-таки много позже всплыло, если не ошибаюсь, и имя того проигравшего. Он был своим, оперативником, тактиком, настоящим разведчиком. В далекие времена многие восхищались его фантастическими познаниями в тонкостях сложнейшего восточного языка. Его тоже уважали, порой побаивались, с ним пели и поднимали бокалы, иногда он читал стихи на наречиях разных народов. Когда приезжал на инспекцию из большой чужой столицы в другие города, все вытягивались в струнку и внимали ему, будто посланнику Аллаха.

Но он в отличие от Примакова не был стратегом. Примаков спас внешнюю разведку от возможного поглощения. Выдюжил, вытащил бы другой? Не знаю. Хотя вряд ли. Он был необыкновенно дисциплинирован, и последуй указание Ельцина или кого-то к Борису Николаевичу близкого отдать, укрупнить и присоединить, он бы, пожалуй, в отличие от академика, приказ скрепя сердце выполнил. Так что заключительная речь Вадима Алексеевича Кирпиченко на большом сборе была по сути своей не только верной, но и смелой. А вдруг непредсказуемый Б. Н. не прислушался бы к совету старейшин? Кирпиченко нажил бы врага прямо у себя под боком.

Тот спич «за» академика Примакова прочно вписан в длиннющий список заслуг Кирпиченко. Вадим Алексеевич был искренен. Он со студенческих лет знал Примакова. Учил его премудростям арабского языка. И до конца не научил, дав, правда, основной базис. Не стал настаивать и углубляться, поняв, что из талантливого Примакова может получиться больше чем просто хороший переводчик арабского. Нырнувших и не вынырнувших из языковых глубин много, а таких, как Примаков, — единицы, убивать все силы на изучение чего-то архисложного им — бессмысленно. Есть у них другие важные дела. Достаточно и английского, которым Евгений Максимович прекрасно пользовался во всех частных и секретных беседах с сильными мира сего и лидерами арабского Ближнего Востока.

Кирпиченко и Примаков были на «ты». Академик не стеснялся советоваться с другом. И в начале сентября 1998 года Вадим Алексеевич в присутствии двух более молодых коллег первым услышал из уст тогда уже министра иностранных дел, что он после двух дней колебаний согласился на предложение Ельцина занять пост премьера. Кирпиченко тут же отозвался жестким: «Женя, ты сошел с ума. Ты куда? Они тебя вообще оттуда пинком под зад вытолкнут через месяц». Кирпиченко не так уж и ошибся. Отставка и раздраженное ельцинское на дорожку выстрелившее «не так сели» прозвучало через восемь месяцев. Вадим Алексеевич был мудр. Как и требовалось для разведчика.

А уж поразительное владение арабским оставалось за Кирпиченко всю жизнь. Кому только не переводил он, молодой и тоненький (было, было и такое), окончивший в 1952 году Московский институт востоковедения. А до этого прошел военную школу, которой хватило бы на два университета. В 1940-м в 18 лет пошел добровольцем в Красную армию. Некоторых, и, как уже признавался, меня грешного, смущало обилие наград. А солдатскую медаль «За отвагу» и орден Отечественной войны I степени гвардеец-десантник и старший сержант Вадим Кирпиченко получил, сражаясь в Венгрии, Австрии, Чехословакии.

После института последовали поначалу обычные для разведчика вехи. Приглашение в госбезопасность. Учеба в разведывательной специальной школе. Работа в Восточном отделе внешней разведки. И быстрый, всего через год, взлет: уже в декабре 1954 года Кирпиченко назначен не просто оперативным работником, а заместителем резидента в Египет.

Это теперь из-за своих внутренних распрей, переворотов, постоянной смены курса и названий страны Египет, возможно, и перестал быть центром арабского мира. А тогда государство с исключительно завидным географическим местоположением было наиболее развитым и передовым в этой части света. За влияние в нем бились американцы, англичане и, конечно, мы тоже.

Молодые египетские военные, захватившие власть в 1952-м, могли попасть под влияние британцев или соблазниться долларовыми поощрениями из США. Но возглавлявший их офицер Гамаль Абдель Насер, свергший со своими сторонниками монархию, не очень-то любил англосаксов.

Это сейчас мы вспоминаем времена Насера как счастливое двадцатипятилетие безоблачных советско-египетских отношений. Боюсь, что так хорошо, как было при нем, уже не будет.

А в начале 1950-х все обстояло не так просто. Как это часто бывает в современной истории, некоторые темные пятна в биографиях ее героев незаметно закрашиваются. Борясь в годы Второй мировой за независимость страны, за изгнание англичан, молодой офицер Насер и его сторонники рассчитывали на помощь Гитлера. Изредка, но сообщали немцам о расположении войск Соединенного Королевства в Египте и в Африке. Ближайший сподвижник Гамаля Абделя и его будущий преемник на президентском посту Анвар Садат даже написал письмо давно покончившему жизнь самоубийством Адольфу. Сочувствовал фюреру, называл его великим, оставившим неизгладимый след в борьбе со стариком Черчиллем и — внимание! — отродьем сатаны, то есть коммунистами. Понятно, кого имел в виду друг Насера.

После Второй мировой войны в Египте не только нашли приют, но и были поставлены на высокие посты бежавшие от Нюрнбергского процесса фашисты. Некоторые для конспирации принимали ислам и брали мусульманские имена, другие под своими собственными помогали создавать египтянам боеспособную армию. Даже гитлеровский любимец, головорез Скорцени, наведывался в Каир, помогая (без особого успеха) становлению будущих египетских диверсантов. Причем происходило это уже после того, когда в 1954 году Насер стал президентом.

У нас, пытавшихся перетянуть Египет на свою сторону, эти насеровские «шалости» снисходительно объясняли вековой ненавистью местных жителей, во-первых, к британским поработителям и, во-вторых, к Израилю — агрессивно строившему на близкой границе собственное государство. Вот с таким контингентом и предстояло работать разведке.

Но, чтобы найти общий язык с потомками фараонов, предстояло освоить язык их общения. Приехав в Каир, Вадим Алексеевич Кирпиченко и его жена Валерия Николаевна, тоже арабистка, первые месяцы не очень-то понимали, о чем беседуют окружающие. Это был не тот классический арабский, что преподавали и учили в Москве. Не зря же считается, что только первые 20 лет освоения этого языка даются тяжело. На упорный штурм египетского диалекта пришлось потратить года полтора, и супруги Кирпиченко, вместе пройдя этот немыслимо трудный путь, заговорили как настоящие жители Каира.

А до этого выручали английский и французский, на которых с молодым дипломатом — атташе посольства Кирпиченко неплохо объяснялись многие генералы и офицеры, перенявшие языки у иностранных инструкторов. Надо было не теряя времени налаживать связи. Ибо среди военных собратьев Гамаля Абдель Насера, совершивших в 1952 году переворот и свергших монархию, удивительным образом уживались исламисты, антисемиты, коммунисты, националисты… Кипевшие политические страсти о выборе пути важнейшего тогда государства Ближнего Востока могли выплеснуться самым неожиданным образом в любую сторону. Куда пойдет Насер и высок ли его авторитет в арабском мире? Как действуют в Египте США, Великобритания, другие государства, пытающиеся удержать и даже укрепить свое влияние в стране пирамид? А может, если удастся, «подсказать» Гамалю Абделю верный путь — влево, еще левее?

Резидентура относительно быстро выяснила: Насер действительно мечтает видеть свою страну независимой. Провел частичную национализацию, земельную реформу. Будучи всего лишь полковником, приветствовал разрыв договора, дававшего Великобритании право безраздельно владеть Суэцким каналом. Насер настойчиво выпроваживал из Египта британские войска. Умело использовал неудавшееся покушение экстремистов, выпустивших в него восемь пуль в Александрии 24 октября 1954 года. Тут же жестоко разгромил организацию «Братья-мусульмане» (запрещена в РФ), несколько театрально обратившись к народу: «Соотечественники, моя кровь льется за вас и за Египет».

Отношения нового президента с западными странами не складывались. Но и с советской стороной они оставались сугубо нейтральными. Кирпиченко умело искал подступы к Насеру. Однажды на посольском приеме приметил троицу людей в штатском, но с типично воинской выправкой. Они не торопились подходить к советским дипломатам, держались особняком. И Кирпиченко, почуяв в незнакомцах военных, деликатно подошел, вручил визитную карточку, вступил в разговор, обрадовав арабов чистым произношением и уже тем самым к себе расположив: не все же говорить по-английски. Оказалось, что пожаловали в гости к русским три офицера, близко знавших президента Насера. Познакомились, нашли общий язык.

Вадим Алексеевич выделил из троих одного. Тот интересовался Советским Союзом, спрашивал о планах его руководства. И молодой атташе советского посольства с каждой новой встречей убеждался, что соратник Насера по организации «Свободные офицеры», которая и посадила Гамаля Абделя в президентское кресло, готов помогать нам, стать настоящим товарищем. Так и получилось. Тут возникли дружба, перешедшая в семейную, и исключительно доверительные отношения, которые помогли установлению добрых отношений совсем на другом уровне — межгосударственном. От этого союза двух офицеров — советского и египетского выиграли обе страны.

В мае 1956 года главный редактор газеты «Правда» (тогда это был пост заоблачный), кандидат в члены Президиума ЦК КПСС Дмитрий Трофимович Шепилов, грозный и довольно бесцеремонный посланник первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, во время визита в Египет потребовал срочно организовать ему встречу с Насером. Посольство ответило испуганным отказом: не было у дипломатов никаких выходов на главу государства. И лишь молодой атташе Вадим Кирпиченко тотчас вызвался помочь. С вечера до шести утра прождал он своего друга-офицера у его дома. Тот был ошарашен просьбой русского друга: в ближайшие два дня надо во что бы то ни стало свести большого советского начальника с Насером. К чему такая срочность? У президента время распланировано на недели вперед. Но раз Вадим настаивает, то можно и попробовать. Ответ: да, удалось президента уговорить, ждет прямо сегодня, в 9.30. И в 10 утра Шепилов выехал из посольства СССР на встречу с Насером в сопровождении специально присланного за ним президентского кортежа мотоциклистов.

Шепилов, вскоре ставший министром иностранных дел, частенько вспоминал Кирпиченко добрым словом на совещаниях в МИДе. Есть, мол, у нас такие атташе, которые делают то, что не под силу послам. Это подняло авторитет заместителя резидента Вадима Кирпиченко и среди дипломатов со Смоленской площади.

Кирпиченко добыл подтверждения возникших у Насера затруднений. Тот просит у англичан продать оружие — не соглашаются. Сначала дают, а потом отказывают в займах на сооружение гигантской Асуанской плотины, без которой Египту не выжить. От своих друзей, которых у него с каждым из пяти лет пребывания в Каире становилось все больше, Кирпиченко узнал о кабальных условиях, предлагаемых американцами: 35 процентов будущей прибыли пойдет после пуска Асуана к ним в карман.

Свято место пусто не бывает. Насеру не пришлось долго искать союзника. Им быстро и относительно неожиданно для англосаксов стал Советский Союз. Благодаря каирской резидентуре нашим было ясно, что и как предлагать египтянам. И хотя переговоры о строительстве плотины на Ниле велись по-восточному долго, строительство медленно, но стартовало в январе 1960-го, завершившись через 11 лет пуском плотины, превратившейся в символ двусторонней дружбы. Побывав там в 1997 году, я, к примеру, услышал немало добрых слов в адрес советских специалистов.

Насер действительно брал все левее. Курс не социалистический, но на него слегка походящий. Когда президент в июле 1956 года объявил о национализации Суэцкого канала, это стало неожиданностью для англичан, французов, да и для американцев. Но не для советской разведки. Поэтому вопрос с оружием решили быстрее, чем с плотиной: оно позарез требовалось Египту. Кирпиченко и его советские и каирские помощники внесли и тут свой вклад, проясняя нашим военным экономистам перед каждым этапом переговоров позицию египетской стороны.

Однажды я спросил у Вадима Алексеевича: знала ли Москва об «Операции-700»? О решении Англии, Великобритании и Израиля захватить Суэцкий канал силой? О тройственной агрессии? Генерал-лейтенант, в ту пору он уже трудился консультантом в Пресс-бюро Службы внешней разведки на Остоженке, взглянул на меня с удивлением: «Наша резидентура докладывала в Ц, ентр: война неизбежна». В Каире и в Москве изучали различные сценарии развития событий.

Благодаря друзьям разведка выяснила, что американцы в готовящийся вооруженный конфликт вмешиваться не намерены. Зато президент Эйзенхауэр обещает английскому премьеру Идену всяческую иную поддержку. Французы же поставляют Израилю такое количество оружия, что в порту Хайфы им забиты целые причалы. Самую грязную работу — воевать и убивать — взяли на себя англичане со своим мощным флотом. Делилась ли советская разведка точнейшей информацией с египетской стороной, я у Кирпиченко не спрашивал.

По его словам, «в дни тройственной агрессии резидентура внешней разведки перешла на военное положение». Выезжать в город становилось все опаснее: видя за рулем европейцев, египтяне, не поняв, кто за рулем, могли перевернуть посольские машины. И тогда по договоренности с властями на переднем и заднем стеклах стали рисовать наши серпастые флаги.

Кирпиченко усмехался. Иногда и это не помогало. Люди бросались наперерез, наседали, требуя оружия, самолетов, а когда началась агрессия, израильские авианалеты с бомбежками, орали: «Где ваши солдаты?»

Очень помогали связи атташе Кирпиченко с некоторыми работниками египетского МИДа. Картина происходящего вырисовывалась достаточно точно. Центр регулярно получал информацию о постоянно меняющейся обстановке. И хотя на прогнозы, сколь долго продлится весь этот кризис, никто не решался, в Москве знали: он по многим признакам не должен перерасти в глобальный. Не будет в Египте и пятой колонны. Народ еще больше сплотился вокруг своего Гамаля Абдель Насера.

СССР выступил со знаменитым «ультиматумом Булганина». В форме, близкой к категоричной, председатель Совета министров 5 ноября 1956 года потребовал прекратить агрессию. Резкость заявления была основана, как считал Вадим Алексеевич, и на аналитических выводах разведки. В декабре Франция и Великобритания ни с чем покинули Египет. Израиль сделал это в марте 1957-го.

СССР превратился в спасителя. В своей книге «Разведка: лица и личности» Кирпиченко вспоминает, как однажды благодарная толпа пронесла посольскую машину и его самого, в ней сидящего, на руках.

А Насер вдруг заговорил об арабском социализме. Сложно было разобраться, что по замыслу вождя входило в это понятие. Но арабский социализм — все равно лучше, чем арабский капитализм.

Ведение политической разведки в экстремальных условиях Суэцкого кризиса помогло Кирпиченко обрести новый опыт. Потом он пригодился ему в Афганистане.

В 1958 году Насера пригласили в СССР. Переводчиком назначили атташе Кирпиченко. Тут мы говорили с Вадимом Алексеевичем на понятном нам обоим переводческом жаргоне. Гамаль Абдель был труден в переводе. Очень часто увлекался, далеко уходил от заранее переданного Кирпиченко текста официальной речи. Не все его импровизации блестящего оратора были переводимы на русский, а если и переводимы, то нам, русским, непонятны. Иногда Насер так погружался в глубины многовековой арабской истории, что вынырнуть оттуда вместе с ним Вадиму Алексеевичу казалось невозможным. Порой все шло гладко, а случалось, что переводчику требовалось огромное самообладание, чтобы в высочайшем присутствии не сбиться, не выдать своего замешательства.

Спрашивал я Вадима Алексеевича, кого из нашей верхушки секретарей ЦК КПСС переводить было сложно, а кого полегче. Без раздумий Кирпиченко признался, что в части импровизаций Хрущев походил на Насера. Но выданное им нечто фольклорно-непереводимое Вадим Алексеевич без опасений быть разоблаченным облекал в по-восточному витиеватое: знатоков арабского в те годы все равно нашлось бы немного. А проще остальных было с председателем Совмина Булганиным. Николай Александрович, человек исключительно дисциплинированный, говорил короткими понятными фразами, никогда не отходя от заготовленного текста. Интеллигентнейший Маршал Советского Союза в отличие от Хрущева всегда благодарил за перевод, пожимал руку, желал здоровья. А остальные партийные начальники вообще не проявляли к переговорам интереса. Отделывались фразами «как долетели» и «как вам у нас нравится?».

Редко разведчик приближается к столь высоким в чужой государственной иерархии фигурам, как президент. Было мне страшно любопытно, догадывался ли властитель Египта и идол всей Африки, кто же такой этот симпатичный русский, так часто стоявший наготове за спиной и следящий за каждым его словом. Именно следящий…

Однажды Насер дал советскому атташе понять, что прекрасно понимает, кто на самом деле его переводчик. Сам подошел к Кирпиченко, похвалил за помощь. И, наверное, генерал-президент специально обратился к советскому атташе с многозначащей фразой: «Какая у вас отличная военная выправка. И какая дисциплина». Кирпиченко признался, что тогда он смутился. Насер его явно «разгадал».

А в 1964 году пришлось смутиться уже Насеру. Во время своего визита в Египет Хрущев объявил властелину Египта, что «указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 июля Гамалю Абделю Насеру присвоено звание Героя Советского Союза». Сотрудничество — сотрудничеством, но с Героем Хрущев хватил лишку. Еще не были забыты связи майора Насера с немецким вермахтом. Да и ничего уж такого героического во имя нашей страны тот не совершил. Кирпиченко уверял, что об этом египетском Герое Хрущеву припомнили на октябрьском политбюро во время освобождения от должности.

Хотя бытует и другое мнение. Никита Сергеевич хотел тем самым привязать к себе президента Насера. Казалось прямолинейному Хрущеву, что уж после таких почестей отступать египтянину будет некуда.

О близости посольства СССР и каирской резидентуры к лидеру Арабского Востока многое говорит просьба, обращенная к советским людям с хорошей выправкой службой охраны Насера. Поставлена она была никудышне. Президент мог запросто превратиться в живую мишень как для исламистских экстремистов, так и для врагов из Тель-Авива. И Кирпиченко попросили наладить охрану.

В резидентуре к этому отнеслись серьезно. Из разных источников вне Египта знали, что на Насера готовятся покушения. Агентурные сведения порой звучали угрожающе. Обо всем этом сообщалось владыке Египта. Сначала он с непонятной беспечностью информацию игнорировал.

Но наконец понял: никогда и нигде нельзя появляться одному и без охраны.

Ясно, что специалистов такого рода в посольстве не было. В Москву направили запрос: надо срочно прислать людей из «девятки». Так называлось 9-е Управление КГБ СССР, охранявшее высших должностных лиц Советского Союза. Теперь эти функции выполняет Федеральная служба охраны (ФСО).

В Каир тотчас приехали генерал и полковник из «девятки». Оба ахнули, увидев, что рассеянные и неподготовленные охранники фактически оставляют президента на произвол судьбы. Кирпиченко переводил, египтяне внимали, вскоре служба охраны более или менее отвечала поставленным перед ней задачам.

Насер умер в 1970 году. Построить социализм в отдельно взятой арабской стране не получилось и не могло получиться. А хорошие отношения сохранялись с Египтом до кончины Насера. Провожали своего идола в последний путь пять миллионов соотечественников.

У советской партийной верхушки сомнений не было: пришедший к власти друг и соратник Насера Анвар Садат, вместе с которым они и совершили в 1952 году переворот, продолжит ту же политическую линию. Кирпиченко, теперь уже резидент, находился в Египте во второй своей командировке. С партийной точкой зрения он был совершенно не согласен. Источники разведки доносили совсем об ином. В узком кругу, куда имели доступ и наши египетские друзья, Анвар Садат отзывался об СССР совсем не лестно. Конечно, больше не называл Советский Союз, как в послевоенные годы, отродьем сатаны, однако никаких симпатий к нему не питал.

Резидент Кирпиченко регулярно информировал об этом Москву, ссылаясь на проверенные источники из президентского окружения, а Ц, ентр информировал высшее политическое руководство. Там в то, о чем не хотелось и слышать, не верили: Анвар Садат — верный друг, информацию перепроверить, не позволять врагам рассорить СССР с Египтом.

Однако Кирпиченко продолжал свою твердую линию. Шифровки дышали тревогой. Египет готовит войну с Израилем. Новый президент не только налаживает отношения с США. Несмотря на публичные признания в незыблемости насеровского курса, он собирается полностью отказаться от политики сотрудничества с Советским Союзом. Садат вовсе не тот человек, каким видится из далекой Москвы. Это не бессребреник Насер, оставивший после себя наследство в 600 египетских фунтов. Садат купается в роскоши. Падок на подачки, щедро подбрасываемые американцами.

Резидент в Каире Вадим Кирпиченко чувствовал недовольство кремлевской верхушки. Лишь ухудшение двусторонних отношений доказало правоту — его и надежных источников.

Успешная работа в Египте завершилась в 1974 году. Тогда же Вадим Кирпиченко становится руководителем управления «С» — нелегальной разведки и заместителем начальника Первого главного управления.

Я спросил Вадима Алексеевича, помнит ли он, какие чувства испытывал, узнав 6 октября 1981 года об убийстве Мухаммеда Анвара ас-Садата на военном параде. Ведь расстреляли его бывшие соратники — египетские офицеры. Кирпиченко протер очки с мощными линзами. Задумался. Сказал, как вынес приговор: «Он сам долго шел к этому».

Он хорошо, хоть и несколько суховато, зато точно, писал. Его громадный опыт, глубочайшие знания, выпестованная мидовским прикрытием дипломатичность помогли СВР издать шеститомную монографию «Очерки истории российской внешней разведки». Кому, как не ему, было справиться с труднейшим заданием раскрыть не только своим, но и миру неведанное, не выдав при этом секретов. Показать героев. Штрихами наметив, но не обрисовав их подвиги. Главный редактор и главный авторитет разведки годами работал вместе с коллегами над этими шестью книгами, давшими читателю не профессионалу почти полное представление о разведчиками совершенном.

По мере нескорой публикации многолетнего и многотомного, книга за книгой, труда в списке составителей и авторов появлялось все больше траурных рамок. Люди уходили. Но успев рассказать о своих предшественниках и современниках. Числю Вадима Алексеевича Кирпиченко коллегой по перу. Не зря в 2000 году он награжден литературной премией Службы внешней разведки.

К Вадиму Алексеевичу испытываю и сугубо личные добрые чувства. В одной из его глав об Афганистане упомянут и друг нашей семьи, сосед по даче Владимир Александрович Чучукин. Мы звали его Володей, не особенно интересуясь дипломатической деятельностью сотрудника вроде бы МИДа, выезжавшего в долгосрочные командировки в США и другие страны.

Я понимал, что Володя, Владимир Александрович, не только дипломат. Однажды году в 1993-м или 1994-м он пришел к нам в генеральском мундире. Все стало ясно.

Его судьба сложилась непросто. Сначала первая удачная командировка в Штаты. Затем вторая, из которой он быстро вернулся. Выдали руководители компартии США братья Чайлдс, высоко ценившиеся в ЦК КПСС и работавшие на ФБР. Возвращение, невозможность продолжить оперативную работу на американском направлении. Назначение заместителем представителя группы КГБ (она везде называется по-разному) в Афганистане. Снова сложное возвращение, работа советником у Крючкова. И незаслуженная опала из-за связавшегося с ГКЧП начальника.

А Вадим Алексеевич вспомнил, не побоялся, посвятил Володе несколько строк. После штурма дворца Амина Владимир Чучукин пропал. Трудно было предположить, как поведет себя ХАД — секретная служба молодого Афганистана, подчиненная Амину. А ею и занимался Чучукин. Вдруг убит, замучен. И Кирпиченко волновался, а потом был несказанно счастлив, увидев Владимира. Тот сидел вместе с хадовцами, спокойно беседуя с ними за чашкой чаю. Опасения за судьбу генерала оказались напрасными. Как и опасения, что ХАД может подвести наших. Умный, дальновидный, располагающий к себе Владимир Александрович Чучукин умел находить общий язык со всеми. Нашел и с непредсказуемыми афганцами, которых в день штурма дворца умело вывел из игры, казалось, лишь попивая с ними чаек.

Бедный Володя. Выйдя в отставку, генерал-майор внезапно скончался, поливая цветы в своем саду.

Не ругайте за отступление. Вся разведка состоит из множества таких клубков, которые предстоит распутать. Вадим Алексеевич Кирпиченко, скончавшийся в 2005 году, частично успел это сделать.