— 4 -

Летучие мыши обнаружили захоронение паладинов спустя два дня поисков. Оно оказалось под самым носом и по сути являлось частью города. Однако, один из крылатых разведчиков попал туда через небольшую расселину, что находилась практически под мечом-рукой погребенного под камнем исполина.

Установив связь с сознанием зверя, Къярт сразу понял, что поиски окончены: эхолокация высвечивала огромные пустоты, загроможденные препятствиями сложной, человекоподобной формы. В центре пещеры стояло тело исполина, а у его ног — навечно закованные в броню паладины. Они занимали все пространство главного зала и боковых, поднимающихся к самому своду и тянущихся вглубь горы.

Главный вход захоронения был у всех на виду — в эсшенском святилище Братства. Его двери не закрывались ни днем ни ночью, и поток посетителей иссякал только в предрассветные часы — самое то, чтобы осмотреться и найти способ проникнуть в захоронение.

Святилище Эсшена, вероятно, было самым помпезным из всех. Столичное отстраивали с расчетом превзойти его, но все жители Эсшенских земель и многих других считали, что как ни старайся, а со святилищем Двух исполинов не сравнится никакое другое.

Свое название оно получило благодаря системе зеркал и окуляров, которые, реализованные гением инженерной мысли, передавали отражения булаво- и мечерукого на центральную зеркальную стену в глубине святилища. Когда в солнечный день лучи падали на вымощенный драгоценными камнями пол, и отражение рук исполинов окрашивалось всевозможными цветами — сердца прихожан исполнялись трепетом.

Свет зажженных свечей танцевал на отшлифованных гранях самоцветов. В отличие от святилища Месцера, внутри не было скамеек или стульев — чего-либо, что могло умерить роскошь зала, и люди, приходившие послушать проповедь, сидели прямо на полу. Как часто наместнику приходилось заменять камни, чтобы поддерживать его в идеальном состоянии?

— Она здесь, — сообщила Кара и направилась к боковому нефу.

Къярт слабо представлял, где именно по отношению к зданию находится ведущая в святилище дверь, и всецело положился на умение Кары чувствовать нечисть. Поставленных на летучих мышей печатей было недостаточно, чтобы спрятать их от ее силы.

— Совсем близко, — Кара остановилась, мотнула головой, словно отгоняя назойливую мошку, сделала пару шагов вдоль стены. — Она здесь. По ту сторону метрах в пяти-семи.

Къярт посмотрел на стену, выглядевшую так же, как и остальные.

— Уверен, что мышь именно у входа? — спросил Райз.

— Да, очертания двойных дверей и ручек четко прослеживаются. И двери не маленькие.

— Значит, где-то здесь должен быть открывающий ход механизм.

— Или нет, — Кара коснулась ладонью инкрустированной камнями поверхности. Самоцветы чередовались с композициями из драгоценных металлов, складываясь в хитроумную мозаику. — Вход может быть и в другом месте, если к двери в захоронение ведет отдельный проход.

— Да, это возможно, — согласился Райз. — Что там насчет пути, через который попала летучая мышь? Где именно он находится? Будет слишком заметно, если мы расширим его, чтобы мог пройти человек?

— Учитывая размеры захоронения и то, что внутри стоит кромешная темнота, вряд ли кто-то…

Къярта прервал раздавшийся щелчок. Кара, все еще касающаяся стены, замерла. Ее взгляд изучал появившуюся на полу едва заметную полоску сдвинутой движением воздуха пыли.

— Какой прелестный набор отмычек у нас собрался: и для некромантских дверей и для дверей паладинов — любую откроем, — усмехнулся Райз.

Стыки между дверью и стеной проходили ровно по границе металлических вставок. Около десяти шагов в длину и чуть меньше в высоту: с учетом поворотного механизма — достаточный размер, чтобы в проходе поместилось тело облаченного в броню паладина.

Дверь оказалась отлично сбалансированной, а над механизмом потрудился настоящий умелец: та не издала ни звука за весь оборот.

По ту сторону находилось пустое помещение — коридор, ведущий к воротам. Къярт посмотрел на Кару, чье лицо приобрело напряженное выражение, и толкнул одну из створок.

В захоронении всегда царил мрак. Посетители здесь появлялись только тогда, когда доставляли новые останки, и заботиться о постоянном освещении было некому. Да и незачем.

Свет принесенных ламп выхватил из темноты силуэты ближайших паладинов. В большинстве своем их броня принимала форму, схожую с человеческой, но с неправильными, искривленными пропорциями, как у тех же исполинов: со слишком длинными руками (иногда больше, чем двумя) и ногами при относительно коротком туловище; со слишком большими кулаками, как для тех, кто обладал тонкими многосуставными конечностями. Возможно, они могли «размягчать» суставы и превращать руки в цепы. Для живого существа, состоящего из плоти и крови, такие пропорции неизбежно привели бы к травмам. Но у брони паладинов не было ни сухожилий, ни мышц.

— Ты знаешь, где здесь осталось место для размещения паладинов? — спросил Райз.

— Первые пять ярусов полностью заполнены. Есть несколько незанятых мест в ответвлениях шестого, а седьмой полностью свободен.

— Начнем с дальних рядов пятого. Не думаю, что в Афракском Союзе часто умирают паладины, и что, если это случится, их останки потащат сюда посреди зимы, еще и во время обострения ситуации на юге. Но лучше начать с тех, чью пропажу заметят с наименьшей вероятностью.

Къярт кивнул и посмотрел на Кару. Она так и не сообщила свое решение касательно того, какую ступень ему использовать.

Поднявшись на пятый ярус, они прошли вглубь одного из ответвлений.

Къярт остановился у паладина в крайнем ряду: с крупной грудью, таким же плечевым поясом и крошечной, почти отсутствующей головой, которую тот, по всей видимости, мог прятать за плечевыми пластинами, превращаясь в идеальный инструмент для крушения стен.

— Кара? — обернувшись, он посмотрел на нее. — Ты определилась со ступенью?

По ее взгляду было понятно: не спроси он, и она не стала бы ничего говорить. Но она не могла об этом забыть и ей уж точно не было все равно. Молчала, чтобы убедиться, что то его предложение не сделано сгоряча?

— Вторая.

— Ты уверена? Когда я вернул тебя, ты не очень-то была рада второй ступени.

— И никто из них не будет. Но если ты не хочешь контролировать каждый их шаг, лучше использовать вторую. Поначалу им будет тяжело, но ведь все ради победы над Ордой? Когда они увидят, что это действительно так, начнут выкладываться по полной.

Къярт кивнул и прикоснулся к холодному, как лед, камню.

То, что он касался брони, а не тела человека, не помешало переместиться в заводь.

Алая лента уже ждала его.

Душа этого паладина, как и душа Кары до этого, находилась среди множества других, заточенных в одном из исполинов, и не таила в своем прошлом потрясений: обычное рождение, размеренная жизнь, трое детей, семь внуков и смерть, нашедшая его в кровати на семьдесят втором году жизни. Жизни без лишений и трагедий можно было только позавидовать, но она оказался так пресна, что Къярт и сам почувствовал себя уставшим стариком.

Броня паладина медленно крошилась, осыпалась на пол белой крошкой.

— Я могу сама ему все объяснить?

Къярт сонно моргнул и в непонимании посмотрел на Кару. То, что она хотела сделать, следовало называть не «объяснить», а принять на себя весь удар негодования и презрения, которым в свое время Кара прошлась по нему.

— Это не самая лучшая…

— Къярт, пожалуйста. Он такой же воин Братства, как и я. Будет лучше, если я с ним поговорю — с ним и со всеми остальными. Тебе и так есть, чем заняться.

— Хорошо, — Къярт тянул, ожидая, что Райз вмешается. Тот молчал. — Если ты так хочешь.

— Спасибо. Дай мне немного времени, прежде чем переходить к следующему. Я не собираюсь разговаривать с каждым по отдельности, но первый раз это лучше сделать один на один.

— Если что, мы будем поблизости.

Вероятно, Кара с самого начала, еще до того, как они оставили гостиницу, планировала взять на себя часть по разъяснению паладинам, что к чему — иной причины снова надеть мундир Къярт не видел.

Броня исхудала и окончательно рассыпалась, обнажив свою сердцевину — седого старика, не тронутого процессами гниения и разложения. В непонимании тот озирался по сторонам и теребил дряхлой рукой подол ночной сорочки.

Кара что-то тихо ему сказала. Тот не спешил с ответом, и она продолжила говорить, пока его лицо не исказил ужас. Он бы бросился бежать или напал на нее, а, может, на Къярта или Райза, но его сковывал целый перечень приказов, которые в свое время связали Кару. Они связывали ее и по сей день.

— Ты говорил, их здесь четыре тысячи? — спросил Райз, как и Къярт, следящий за разговором Кары и паладина. Тот проклинал ее на чем свет стоит, но Кара стоически сохраняла невозмутимость на лице.

— Не меньше.

— Это будет непросто. И не быстро.

Къярт ничего не ответил.

Как ему удержать такое количество призванных душ, и душ не самых слабых? Сколько на это уйдет времени? Если он не хочет провести здесь всю оставшуюся жизнь, придется призывать души с утра и до вечера. И об ограничении, о котором просила Аелитт — не больше десяти призывов в день — придется забыть. А где взять энергию, чтобы хватило на всех паладинов?

Этот вопрос — единственный, на который Къярт знал ответ, но был этому не рад. В мыслях он не раз возвращался к увиденному во время призыва души Кары, и теперь не сомневался: вытягивая энергию из останков исполина, он поглотит не только его душу, но и души паладинов, запертые внутри. В кого он превратится после этого? Кем станет?

— Посмотрим, сколько я смогу вернуть за один день, — сдержанно произнес он. — Тогда и станет понятно, сколько времени понадобится на все захоронение.

Спустя десять минут Кара оставила старика сидеть на останках его брони и рвать на голове волосы в одиночестве.

— Я готова продолжать, — с прикипевшей к лицу маской невозмутимости сказала она. — Можно начать с групп по десять человек, а затем увеличить численность.

Къярт посмотрел на бесконечные ряды каменных статуй и направился к ближайшему, на ходу стягивая рубашку. Он собирался использовать метод объединения, о котором читал в книгах из библиотеки Фелиса: одна метка привязки поверх другой — хорошее средство, чтобы не ходить раскрашенным метками с ног до головы, но и рискованное, учитывая, что повреждая одну метку, терялись все привязанные к ней души.

Прикоснуться, нырнуть в омут воспоминаний, поставить якорь, перейти к следующему — без отдыха и пауз, если он хочет управиться хотя бы за месяц. Возможно ли это? Как долго он сможет выдерживать такой ритм?

Прикоснуться, нырнуть в омут воспоминаний, поставить якорь, перейти к следующему.

На размышления об увиденных жизнях не было времени, но их лица намертво отпечатывались в голове. Не все из них принадлежали старикам. Самому младшему из призванных едва исполнилось семнадцать, когда он погиб от рук некроманта, толком не закончив свое обучение. Самому младшему, но не единственному, кто умер еще до двадцати. Тех, кто не дожил до тридцатилетия, было в разы больше.

Прикоснуться, нырнуть в омут воспоминаний, поставить якорь, перейти к следующему.

Снова мальчишка.

Прикоснуться, нырнуть в омут воспоминаний, поставить якорь, перейти к следующему.

Не все лица принадлежали безвинным детям. Не все принадлежали доблестным воинам. Внезапно, среди рядовых бойцов Братства оказалось не меньше лицемерия, чем в верхушке, заключающей сделки с «ручными».

Не все из них ограничивались лицемерием. Не все из них вообще ограничивали себя хоть в чем-либо.

Прикоснуться, нырнуть в омут воспоминаний, поставить якорь, перейти к следующему.

— Эй, притормози, — Райз одернул его, когда после очередного призыва Къярт на ватных ногах и с блуждающим взглядом собирался перейти к следующему.

— У нас нет на это времени.

— Еще успеешь.

— Райз, ты же лучше меня знаешь, что останавливаться нельзя.

Къярт почти дотянулся до брони, когда Райз заломил ему руку и оттолкнул в сторону.

— Я сказал тебе притормозить. Здесь никому не нужно, чтобы ты угробил себя. Это только первый день. Потом будешь ставить личные рекорды.

Двинув желваками, Къярт отошел в сторону и сел у стены. Рекорды, черт их побери.

Понадобилось время, прежде чем он смог сфокусировать взгляд на далеком огоньке лампы Кары, зажатой в тесном кольце паладинов. Скольких он уже вернул? Несколько десятков? Полсотни? Сотню? Да, почти сотню за несколько часов, когда до этого ограничивался десятью в день.

Аелитт с ума сошла бы, увидь она это…

Паладины смотрели на него с ненавистью. На него? Или на Кару? С такого-то расстояния было не разобрать.

Плевать.

Исходящие злостью и ненавистью, сыпящие бранью и возносящие тем же грязным ртом мольбы — сколько же от них было шума. Конечно, в том, чтобы наброситься сворой на девушку сложности не было.

Черт бы его побрал. Захлебываясь одной жизнью за другой, Къярт совсем не заметил происходящего.

Спеша исправить свою оплошность, он добавил в список приказов не раскрывать рот без дозволения Кары, и на ярусе наступила благословенная тишина. Да, так однозначно лучше.

Еще бы запретить им смотреть на Кару, как на предателя. А лучше — и вовсе не поднимать на нее взгляд, если она сама о том не попросит.

Почувствовав, что его заносит не туда, Къярт зажмурился и потер ладонями лицо. Райз прав: ему и в самом деле нужна передышка. В голове царил абсолютный хаос, мешанина чужих историй, из которых больше нельзя было ни вычленить что-либо конкретное, ни отделить одну личность от другой. Остался только прогорклый вкус прожитых в чужих телах лет; ощущение, будто его упорно топили в отхожей яме.

В первый свой день пребывания в этом мире Райз обвинил Фелиса в том, что тот ведет себя как последняя сволочь, как для того, кто видит изнутри жизни других. Фелис только рассмеялся и ответил: «Если бы ты пропустил через себя столько же судеб, сколько и я, вел бы себя точно так же».

Как же чертовски Фелис был прав.

И как же оголтело невежественен оказался он сам. На что он рассчитывал? Чего ждал? Райз давно ему говорил: паладин или нет — человеческая натура неизменна.

Поскорее бы со всем закончить.

После того, как Райз снова позволил ему подойти к паладинам, и до вечера Къярт призвал еще полсотни с лишним душ. Итого: сто семьдесят две за один день. На призыв последних он тратил меньше двух минут. В таком темпе он закончит с захоронением меньше, чем за месяц. Если, конечно, не тронется умом.

Призванных паладинов нужно было спрятать: если Братство что и обнаружит, то их пропажу, а не живых мертвецов.

Чтобы вывести их из захоронения, Кара впервые за долгое время воплотила броню и расширила ход, через который внутрь попала летучая мышь. Наблюдавшие за ее действиями паладины окончательно уверились в том, что она — не самозванка, как и в том, что она предала Братство и все человечество.

Дорога в гостиницу пролетела словно в тумане. Все, чего Къярт хотел — поскорее вернуться к себе и забыться сном. Он был готов встретиться с чем угодно, даже со своими кошмарами, лишь бы только это помогло осесть густой взвеси чужих судеб и эмоций. Но Райз прицепился клещем и отказался отставать, пока он не поужинает.

Была у Къярта и друга причина оставаться бодрствовать: он должен был дождаться, когда призванные паладины спустятся по скользким скалам эсшенского пика и доберутся до пещеры на южной стороне соседней горы. Ее нашла одна из летучих мышей во время поисков захоронения: укромное и просторное место — как раз то, что нужно, чтобы на время спрятать сотни призванных.

Когда они прорвались сквозь начинающуюся метель и укрылись под низким, обледеневшим сводом, Къярт погрузил их в сон: чтобы они не съедали себя во время ожидания, которое могло затянуться на месяцы, пока не появится Орда. Бодствоваться остались только пятеро — охранять пещеру от хищников.

Едва голова коснулась подушки, Къярт провалился в сон.

Это была худшая из его ночей в этом мире. Страхи, ошибки, преступления тех, кого он призвал, смешались, стали его собственными, обрушились на него лавиной, погребли под собой без возможности освободиться и даже вдохнуть. Они распирали его изнутри, душили. Он становился то палачом, то приговоренным: сперва поочередно, а затем одновременно — слои смешивались, накладывались друг на друга, стирали его самого.

Къярт проснулся в холодном поту. Рывком сел на кровати, прижав руку ко рту, но слишком поздно. Скорее всего он уже поднял на уши всю гостиницу. Сердце колотилось в груди, воздуха отчаянно не хватало.

Он хотел было подняться, подойти к окну, открыть, когда заметил сидящего в кресле Райза. Нахмурившись, тот сверлил его взглядом.

— Даже хуже, чем с Керавой? — спросил Райз. Къярт кивнул. — Сделаешь день перерыва.

— Он ничего не даст. Чем раньше закончим с захоронением, тем быстрее это прекратится. Наверное прекратится.

— Къярт…

— Все нормально. Я справлюсь. Извини, что мешаю спать.

Тяжелая ночь выдалась не у него одного. Беседы с паладинами не прошли для Кары бесследно, пусть она и делала вид, что все в порядке. Утром Райз сказал, что теперь возьмет все объяснения на себя, но Кара оспорила его решение и не соглашалась до тех пор, пока Райз не уступил.

Еще один день. Къярт уговаривал себя радоваться тому, что с каждым призванным его навыки оттачивались.

К вечеру он призвал почти три сотни душ. Увы, с наступлением ночи все преимущества от его старания сходили на нет.

И снова Райз сидел в кресле с хмурым видом. В ответ на просьбу не дежурить возле него, тот сказал, что вблизи проще прогонять энергию духа, и что если Къярт не собирается прислушиваться и делать перерывы, он тоже будет делать то, что считает нужным, чтобы у напарника раньше времени не поехала крыша.

Упущенные ночью часы сна Райз наверстывал днем в захоронении, пока Къярт продолжал возвращать паладинов к жизни. Еще три сотни — итого почти семьсот призванных душ, а давление меток привязки все еще оставалось на допустимом уровне. Во всяком случае оно казалось мелочью по сравнению с гулом, что стоял в голове.

В этот день Къярт закончил раньше, чем в предыдущий, и они вернулись в гостиницу еще до сумерек, чем Райз и воспользовался, исчезнув, едва переступив порог.

Вернувшись спустя несколько часов, вместо объяснений он вытащил их из гостиницы и потащил на верхние улицы. По дороге Кара пыталась выяснить, в чем дело, но Райз отделывался отговорками. Къярт плелся сзади.

На вершине Эсшена стоял еще больший холод, чем внизу, а места хватало только для двух параллельных улиц. Однако, здешние особняки не стесняли себя в занимаемом пространстве.

Райз остановился перед крайним домом в тупике. В окнах не горел свет, и стоящие посреди заснеженного двора синие ели грелись в теплом свете уличных фонарей. Нависающая над ними громада дома уступала в размерах гостинице, но все равно заставляла задуматься, как такая махина не рухнула с утеса под напором воющих ветров.

— Администратор сказал, что другие постояльцы начали жаловаться на шум, — с едкой усмешкой сообщил Райз. — Что ж, с сегодняшнего вечера в их славном месте воцарится абсолютная тишина. Я сперва думал арендовать какой-нибудь дом, но мне не понравились варианты, а потом я узнал о продаже этого и подумал, что это будет отличное вложение средств.

— Ты, что ли, еще перебирал варианты? — Къярт покосился на него.

— Разумеется. Или ты предпочел бы тесниться в какой-нибудь лачуге? А здесь найдется место и для охотников. Семь спален, каждая со своей ванной, зимний сад, кабинет, библиотека — книги прилагаются…

— Какое расточительство, — заметила Кара.

Приобретенный дом и в подметки не годился ее родовому поместью, на фоне которого мерк даже особняк Фелиса. Но после вступления в Братство, которому передала все имущество своей семьи, она жила исключительно в гостиницах и казармах руферонского отделения.

— Почему бы и нет? Оставленные Фелисом счета позволяют. Тем более, если расценивать их как оплату за спасение мира — мы еще недорого берем. Правда, теперь придется проследить, чтобы Орда не успела добраться до Эсшена. Будет жаль, если она испортит двор.

— Может, вам купить по дому в каждой из земель? — предложила Кара.

— Это же так расточительно, — передразнил Райз и галантно открыл перед ней кованую калитку.

В доме имелись не только книги, но и вся необходимая мебель, и даже внушительный запас угля для печи, подключенной к проложенным под полом трубам. К тому моменту, когда Райз принес оставленные в гостинице вещи и привел Осмельда с охотниками, дом уже начал понемногу оттаивать и выдыхать в стылое небо пар.

Прихватив из библиотеки одну из книг, Райз без всякого стеснения устроился на диване в выбранной Къяртом комнате. Тот смерил его усталым взглядом и забрался с головой под одеяло.

Проснувшись посреди ночи, он долго не мог прийти в себя: не мог понять, где находится, и сколько прошло дней с того момента, как он начал призывать паладинов. А дней ли? До конца не освободившийся от хватки сновидений, он считал, что прошло по меньшей мере несколько лет.

— Я сделаю чай, — сквозь гул крови в ушах до него донесся голос Кары.

Когда она вернулась с подносом, на котором стоял чайник и три чашки, в камине уже горел разведенный Райзом огонь. Устроившись на мохнатых шкурах, которыми в Эсшене вместо ковров устилали особняки, они сидели втроем и в молчании пили чай, пахнущий, казалось, навсегда ушедшим летом. Увы, сладость растворенного в нем меда не могла заглушить привкус, что остался после чужих порочных желаний и не менее дрянных поступков. Къярт гнал эти воспоминания из головы, потому что всякий раз, когда они задерживались в ней чуть дольше, его начинала разбирать злость. Однажды он даже поймал себя на мысли, что понимает некромантов, для которых человеческая жизнь не представляла ценности большей, чем обеспечивающая ее эссенция.

Пугающая, опасная мысль. Къярт понимал это. Пока еще понимал.

— Кара, — его собственный голос показался чужим. Он слышал его куда реже, чем голоса сотен других. — Если я начну переходить черту, ты должна сказать мне об этом.

Кара нахмурилась. Райз усмехнулся.

— Моего слова, что я прослежу за твоим примерным поведением, уже недостаточно? — поинтересовался он.

— Твои границы дозволенного куда шире, чем мои. И я хочу остановиться прежде, чем дойду до них.

— Я скажу, — пообещала Кара.

Къярт благодарно кивнул.

— Нет, все-таки сегодня мы пропустим визит в захоронение, — подытожил Райз.

— Это ничем не поможет, я уже говорил. И у нас нет времени на…

— Один день ничего не изменит, — отрезал тот. — И это был не вопрос. Так сильно хочешь к своим мертвецам? Пожалуйста. Иди сам. Полезешь по скалам или прикажешь Каре против ее воли открыть дверь в святилище?

Къярт перевел взгляд на девушку, пытаясь понять, на чьей она стороне.

— Один день, и правда, ничего не решит, — сказала она. — Тебе нужен отдых.

— Беспокоишься о некроманте?

Вопрос прозвучал слишком резко.

— Прости, — Къярт отвел взгляд.

Зачем он вообще спросил? И он ли спрашивал? Или это был один из голосов в голове? В его голове этот голос, или он находится в чужом теле и может только наблюдать? Реален ли мир вокруг, или это обрывок прошлого очередного призванного?

Какие глупости. Одновременно рядом с Райзом и Карой мог сидеть только он и никто другой. Къярт понимал это, но ощущение реальности происходящего все равно ускользало сквозь пальцы. Его сознание провело куда больше времени, наблюдая за чужими судьбами, чем за своей — непозволительно много времени за слишком короткий промежуток времени.

— Мне кажется, что за всеми этими призывами, за всеми жизнями паладинов я потерял свою собственную, — тихо заговорил он. — Увидел столько всего. Наверное, увидел все, что только можно было. Уже не чувствую ни времени, ни самого себя в нем.

Поленья медленно прогорали в камине. Стыл чай.

Къярт не знал, чем занять себя на целый день. Вариантов было немного: слоняться по дому, словно во сне, или же взять какую-нибудь книгу в библиотеке и попытаться занять голову.

Но у Райза уже имелся свой план. Он выволок Кару и Къярта из дома несмотря на все возражения последнего и снова потащил по ярусам Эсшена.

Прошедшей ночью на город налетела метель. К рассвету она стихла, и теперь, высыпавшая на заснеженные улицы детвора забрасывала друг друга, а заодно и прохожих, снежками. Люди кочевали из одной лавки в другую, сидели за расписанными морозом окнами рестораций. Целому городу будто и вовсе не было дела ни до работы, ни до тревог всего остального мира.

Морозный воздух приятно остужал голову, приглушал голоса призванных паладинов. Многие из них когда-то ходили по этим улицам: счастливые и обозленные, печальные и беззаботные. Столько имен, столько лиц. Но, кажется, Къярт начал их забывать. Это хорошо.

Когда Райз привел их на один из средних ярусов, Къярт наотрез отказался идти на ярмарку, занявшую целую площадь: слишком шумно и слишком тесно.

Наблюдая со стороны, он все больше задумывался о том, как же эгоистично было требовать от Райза и Кары каждый день уходить в захоронение. День вне затхлых катакомб был нужен не только ему, но и девушке. Возможно, она нуждалась в нем куда больше, чем он.

Заметив боковым зрением стремительное движение, Къярт уклонился прежде, чем ему в голову прилетел бы увесистый снежок.

— Ох, простите пожалуйста! — всплеснула руками проходящая мимо женщина и одернула носящихся вокруг нее кругами двух мальчишек.

Къярт улыбнулся в ответ.

— Не тоже самое, да?

Он едва не вздрогнул от прозвучавшего над ухом голоса Райза.

— Не подкрадывайся.

— А ты не зевай, — парировал тот и, подперев плечом каменный забор, у которого топтался Къярт, посмотрел в сторону палатки, где Кара выбирала меховые варежки.

— Что «не тоже самое»? — с каплей раздражения спросил Къярт, когда Райз всем своим видом сообщил, что не собирается продолжать сам.

— Быть свидетелем и быть участником.

Райз хохотнул, когда Къярт одарил его тяжелым взглядом.

— Все ты понял, — продолжил тот. — Но из вредности делаешь вид, что нет. Одно дело, когда можешь только сидеть и смотреть, без возможности повлиять на события, и совсем другое — быть тем, кто определяет, что случится дальше. Да и свои собственные чувства и мысли явно отличаются от чужих. Каким же недотепой нужно быть, чтобы умудриться это спутать.

— Ты решил вывести меня?

— И это тоже, — Райз усмехнулся и пожал плечами. — А что еще остается делать, если иначе мне, простому призванному, не пробиться сквозь твою заскорузлую и черствую шкуру прожившего тысячу жизней некроманта?

— Места получше для беседы найти не мог? — Къярт бросил взгляд в сторону проходящей мимо милующейся парочки. — Еще на всю площадь прокричи об этом.

— Лучше не провоцируй, — хохотнул Райз и посмотрел на направившуюся к ним Кару.

— Катись к черту.

— Никак не могу: гадкий некромант не отпускает мою душу.

— Вот, выбрала!

Кара продемонстрировала руки в двух пепельного цвета варежках и, переведя взгляд с ухмыляющегося Райза на натянувшего невозмутимую улыбку Къярта, с подозрением прищурилась.

Къярт возвращался в особняк с чувством приятной усталости. Язык не поворачивался назвать место, в котором они провели несколько ночей, домом, но именно это слово крутилось на языке. Разморенный встретившим их теплом, он осмелился мечтать, что этой ночью кошмары ослабят свою хватку, но они не утратили ни капли своей силы.

И снова он проснулся с криком и в холодном поту, и снова Райз сидел в его комнате, как сидела и Кара — с полным заварником травяного чая, который она купила на ярмарке.

Они были рядом и в эту ночь, и в следующую, и в ночь после. А днем было захоронение и сотни паладинов, вернувшихся к жизни.

Благодаря ранним подъемам Къярт заканчивал с выставленной самому себе планкой в триста душ еще до двух часов дня, чем Райз бессовестно пользовался. После устроенного дня отдыха вместо того, чтобы дать Къярту прийти в себя, он выгонял его на задний двор дома. Но отнюдь не для того, чтобы любоваться открывающимся видом на город внизу и дворцом наместника на голове исполина, а чтобы загонять Къярта едва ли не до полусмерти, устраивая поединки. Поначалу тот возмущался, потом злился, затем пытался улизнуть, что изначально было обречено на провал: Кара, молчаливый соучастник преступления, каждый раз сидела на ступенях перед дверью в дом и наблюдала.

В итоге Къярту пришлось смириться. Вскоре он понял, что пусть эти тренировки и лишали его последних сил, но они же заставляли его сконцентрироваться на текущем моменте, на здесь и сейчас, в окружающей его действительности, а не на множестве тех, что заполняли голову. Понял, но упрямо не признавал. Райз ухмылялся, довольный, что снова оказался прав, и эта ухмылка только добавляла желания отпираться до последнего.

Къярт держался. Даже когда в захоронении осталось меньше половины паладинов, он все еще держался. Держался, потому что ему было ради чего: ради этих ночных чаепитий, превратившихся в ритуал, и дурацких тренировок в конце дня.

— Спасибо, — сидя на шкуре с чашкой в руках сказал Къярт, где-то спустя полторы недели ежедневных призывов. — Спасибо вам обоим.

Кара едва изогнула бровь, а Райз собирался отпустить очередную шуточку, но в последний момент передумал.

— В прошлой жизни у меня не было никого, кого я мог бы назвать другом, — Къярт следил за ягодой шиповника, плавающей в чашке. — Никого, на кого я мог бы положиться или рассказать все, что есть на душе. Не сказать, что я раньше нуждался в ком-то подобном. Но я рад, что больше не один. Не один не потому, что вас держат печати, а потому что вот это все, — он указал взглядом на стоящий посередине поднос с чайником. — Спасибо вам за это.

— А как же учитель? — буднично спросил Райз. — Уже забыл про него?

— Райз! — Кара с упреком посмотрела на него.

— Нечего его приучать к тому, что если суешь руку волку в пасть, ее не откусят.

Не отрывая взгляд от чашки, Къярт улыбнулся собственным мыслям.

— Я всегда смотрел на учителя снизу вверх. Это другое.

— Разумеется, на приванных-то можно смотреть сверху вниз.

— Хватит его подначивать.

Райз любезно улыбнулся Каре и с прищуром взглянул на Къярта.

— А что насчет Мерлен и Иеро?

Уголки губ едва дрогнули. Он оказался куда меньше готов услышать их имена от другого человека, чем предполагал.

— Мы были знакомы чуть больше недели. Они сбежали бы, узнай, кто я, — взяв себя в руки, ответил он.

— Можно мне сказать, что, будучи призванным, не особо от некроманта побегаешь? — поинтересовался у Кары Райз.

— Нет, — та вернула ему любезную улыбку.

— Это же бессовестно вот так дружить против меня!

— А нечего привыкать к тому, что если суешь руку волку в пасть, ее не откусят, — Кара пожала плечами.

Загрузка...