Встреча в Токио с Джеймсом и коллегой Бринкли затянулась, и Моррисон на час задержался с отъездом. Когда он сошел с поезда в Иокогаме, было уже полдевятого вечера.
Глубоководный порт Иокогама, этакий Японский Дикий Запад, был наводнен gaijin[43] всех мастей, начиная от бродяг, дезертиров и авантюристов и заканчивая студентами и газетчиками. Проститутки в «Грязном городе», численностью не меньше, чем в лондонском Хэймаркете, говорили по-английски — по крайней мере, так обещала мадам в борделе номер девять, — а Бладтаун бурлил и скандалил, как нью-йоркская Бауэри и Пиратский берег Сан-Франциско, вместе взятые. В прошлом Моррисону уже доводилось исследовать злачные места Иокогамы, но в этот душистый июньский вечер он направился к «Гранд-отелю» по освещенным улицам, где не было бы страшно даже миссис Рэгсдейл. Темно было только у него на душе.
Мэй ждала его на широкой веранде, восседая на троне из ивовых прутьев и потягивая лимонный сквош. Из-под подола юбки с шелковыми бантами выглядывала белая изящная туфелька, украшенная стеклярусом. Экстравагантность ее нарядов уже начинала казаться Моррисону чрезмерной. Он вспомнил ее неуемную расточительность и остался доволен тем, что все это в прошлом, поскольку его все-таки больше привлекала разумная умеренность.
На ее тарелке было выложено ассорти из крохотных японских пирожных, вылепленных в форме летних цветов и фруктов: гортензии, азалии, ириса и сливы. Рядом с ее троном стоял пустой стул. Завидев Моррисона, она изобразила удивление:
— Боже правый, да это же сам доктор Моррисон. Какой приятный сюрприз встретить вас здесь!
— Мисс Перкинс. — Он склонился над ее рукой в перчатке.
И что за игра на этот раз?
— Я так рада видеть тебя, Эрнест, милый, — быстро зашептала она, — но мы должны быть очень осторожны. — Прежде чем она сумела объяснить, в чем дело, американский военный, самодовольный коротышка, чье лицо напоминало сморщенное яблоко, решительно направился к пустому стулу, всем своим видом заявляя на него права. Мэй представила его как капитана Геймеса из американской артиллерии.
Капитан Геймес сухо пожал Моррисону руку, как будто делал ему одолжение.
— Да, конечно, очень рад, очень. — В его улыбке обнажились зубы, неровные и серые, словно старые надгробные камни. — Мисс Перкинс очень высоко отзывается о вас, доктор Моррисон. Да и вряд ли найдется на всем Дальнем Востоке тот, кто не слышал о знаменитом докторе Моррисоне из Пекина.
Моррисон почувствовал нарастающую тревогу.
— Я слышал, вы знакомы и с мистером Иганом. Отличный парень Иган, отличный.
Сердце Моррисона нырнуло в такие глубины, какие не снились даже Иокогамскому заливу.
— В самом деле.
— Капитан Геймес любезно сопровождал меня сегодня на Мото-Мачи. — Мэй вклинилась в их разговор с несколько наигранным оживлением; Моррисон осторожно покосился на нее. — Мы классно провели время, не правда ли, капитан Геймес?
Капитан Геймес кивнул.
— Классно, — повторил он, и юношеский жаргон эхом разнесся по некрополю его рта.
— Я купила столько милых вещиц. Оби[44] с драконами и фениксом; кимоно с изумительным узором из павильонов, деревьев гинкго и бамбука; вы знаете, что на одно кимоно уходит девять тысяч шелковых коконов? Еще я нашла черную лаковую шкатулку для драгоценностей с перламутровой инкрустацией, я подарю ее маме, и еще одну шкатулку для перьев, тоже лаковую, но ярко-оранжевую, это для папы. Потом я купила чайную чашку. Хозяин магазина сказал, что когда-то она принадлежала любовнице императора…
— Да, он уверял нас в этом, — встрял капитан Геймес.
— О, капитан Геймес не поверил в эту историю о любовнице императора. А мне хочется верить, и я буду верить, капитан Геймес. — Она нежно похлопала капитана по руке.
Ему придется свыкнуться с этой логикой, если он хочет остаться рядом с ней.
— Во всяком случае, чашка эта то ли для черного чая, то ли для зеленого — я уже забыла. Здесь чаепитие — это целая наука. Так же, как и шопинг, не правда ли, капитан Геймес?
Геймес мрачно кивнул.
Мэй снова обратилась к Моррисону, который вдруг поймал себя на том, что происходящее начинает забавлять его.
— Но самое интересное было потом, когда мы зашли к продавцу местного антиквариата. Я купила совершенно потрясающие старинные гравюры на дереве.
Капитан Геймес фыркнул:
— Нам, конечно, не понять этот стиль, хотя одна или две гравюры вполне достойны внимания. Конечно, тому, кто понимает в акварели, проще разобраться в ценности искусства.
— Не правда ли, он умен? — Мэй обратила взор на Моррисона.
— Весьма, — согласился Моррисон. Он не сомневался в том, что Иган не случайно приставил к ней Геймеса, поручив ему развлекать ее и присматривать. Впрочем, даже у Мэйзи не возникло бы мысли затащить такого зануду в свою постель. И эти зубы! Впрочем, он тут же напомнил себе, что когда-то так рассуждал и о Джеймсоне.
Геймес переключился на Моррисона:
— Итак, доктор Моррисон, что привело вас в Иокогаму? Война, конечно?
Моррисон сразу понял, что капитан Геймес не может быть полезен в качестве источника информации. Чувствуя, что скоро начнет рвать на себе волосы от нервного напряжения, Моррисон обрадовался, когда Мэй предложила всем пойти поужинать.
Лобби отеля украшал целый ряд ионических колонн. Мэй вдруг обхватила одну из них и закружилась. Сделав круг, она остановилась и, словно ища опору, схватила руку Моррисона и крепко сжала ее. Что за создание! Он не мог сказать, был ли этот жест утешающим или заговорщическим. Выражение ее лица, веселое и задорное, не давало ответа. Геймес, как с удовольствием отметил Моррисон, выглядел обескураженным.
Японец-официант разлил по хрустальным бокалам шампанское и принял у них заказ на французском языке.
Разговор за столом добил его окончательно. Геймес говорил без умолку, но не сказал ничего интересного. В свою очередь, Моррисону нечего было сказать Геймесу. Им с Мэйзи о многом нужно было поговорить, но в присутствии Геймеса это было невозможно.
Моррисон рассеянно ковырял свою утку и чувствовал, что каждое новое блюдо, хотя и изысканно обыгранное, лишь усугубляет ощущение тяжести в животе, и, когда принесли десерт — сливочный пудинг, — возникла угроза, что все это изобилие попросится наружу.
Капитан Геймес решил, что неплохо было бы прогуляться после ужина. В качестве маршрута он предложил Кайган Дори — набережную, которая вела к Дереву Тамакусу, где адмирал Перри подписал Канагавский договор, открывший Японию внешнему миру пятьдесят лет назад. Или, если они желают более активной прогулки, можно было бы подняться на живописный холм Блафф, где находится кладбище. Там его зубы будут как раз к месту. Мэй запротестовала: она так находилась за день, что ее ноги уже не сделают ни шага. Она настойчиво посоветовала Геймесу прогуляться одному, сказав, что останется в лобби и поболтает немного с доктором Моррисоном, прежде чем отправится спать. Тогда Геймес предложил сыграть в бильярд. Моррисон сослался на неотложные дела; временем на игры он не располагал. Мэй все-таки удалось уговорить Геймеса на прогулку в одиночестве. Когда они наконец спровадили его, она посмотрела на Моррисона и на выдохе прошептала:
— Номер 105. — После чего развернулась и легкими шажками, которые ничем не выдавали усталости, засеменила по мраморному полу, цокая каблучками и оставляя после себя шлейф аромата французских духов.
Сгорая от волнения, Моррисон поднялся следом за ней.