6
Лика умудрилась долго собираться даже в лесу, хотя из вещей у нее были только помада, резинка для волос и маникюрные ножницы.
— Посмотри, нормально?
Я сидела на корточках и ела чернику, пытаясь напиться. Рядом с местом, в котором мы сидели ночью, не было воды, зато черники было сколько угодно. Матрас, на котором мы сидели, ночью казавшийся аккуратным прямоугольником, при свете дня оказался кривым гнездом, собранным из мха, веток, шишек и грязи. Джинсовая куртка была в проколах, зацепках и фиолетовых пятнах. Я отгоняла мошкару рукой, вся шея болела и чесалась. Не сожрали нас за ночь — и на том спасибо.
— Отлично.
Лика потрогала получившийся пучок.
— Ну как отлично, если петухи.
Она развязала пучок и начала укладывать волосы заново. В третий раз.
— Зубы бы почистить, блин, вернемся к машине — почищу прямо из бутылки.
От черники становилось немного легче, но все равно очень хотелось пить. Лика закончила завязывать пучок, потрогала волосы и осталась довольна результатом. На этот раз спрашивать моего мнения она не стала. Я подавила раздражение. Интересно, может ли она накрасить губы без зеркала, и если да, то зачем занимала ванную каждое утро по два часа. Словно в ответ она вытащила из кармана помаду и накрасила губы ярко-красным цветом. Получилось вполне аккуратно. Лика потрогала кожу вокруг губ, убедилась, что помада не размазалась, и повторила вчерашний речитатив про «трасса на востоке, грунтовка на севере, выйдем за полчаса и поедем в гостиницу, классное приключение, будет что рассказать», посмотрела на солнце и махнула рукой — идем туда.
Это место ничем не отличалось от того, где мы собирали чернику накануне: ровная плоскость, рыжие сосны, мягкий мох под ногами, практически нет кустов, лес просматривается далеко. Это же хорошо — значит, мы недалеко ушли вчера.
Лика шла в метрах двадцати от меня зигзагом, двигаясь то правее, то левее, казалось, совсем не нервничала и получала искреннее удовольствие. Иногда она останавливалась и махала мне рукой. Муравейник! Нора! Дупло! Лосиное дерьмо! Кружок «Юный натуралист», удивительные находки.
Гудела спина, плечи, поясница, я на ходу пыталась размять тело рукой, чесала укусы на шее, отгоняла мошкару. Мы шли десять минут, двадцать, час, стараясь ориентироваться по солнцу и идти по прямой. Лес было видно на сотни метров вперед, где-то вдали рыжие сосны сливались воедино, превращаясь в сплошную коричневую стену. Ни намека на дорогу или тропинку.
Один раз нам показалось, что мы увидели сидящего человека, мы начали ему кричать и побежали навстречу, но это оказался всего лишь гигантский валун, заросший мхом.
— Смотри, — показала рукой Лика, — там.
Между соснами метрах в двадцати от нас виднелось что-то темное. Лика пошла туда, я осталась стоять на месте. В рот будто насыпали песка, хотелось воды, кофе, чая, поспать, но больше всего хотелось сидеть в машине, наблюдая, как за окном проносится темный карельский лес. Разболелась и начала опухать правая ладонь, которую я поранила сучком от ветки накануне. На расчесанную до крови шею слеталась мошкара. «А вот если бы появился волшебник и предложил выйти из леса в обмен на мою правую ладонь?» — подумала я.
По ощущениям, был уже полдень. Солнце висело высоко над головой, по небу медленно плыли облака. Сосны, сосны, валуны. Ни дороги, ни тропинки, ни воды. Одно радовало: ни медведя, ни волка, ни кабана. Мошкара только чертова.
Лика замахала рукой, я пошла к ней. Небольшой квадрат между соснами был очищен от мха и камней, в центре кострище — рассыпанные угли и две воткнутые рогатки по бокам. Сбоку валялся пакет с мусором, Лика разворошила его палкой — пара консервных банок, картофельные высохшие очистки и смятая пустая пластиковая бутылка. Я нашла осколок стеклянной бутылки, положила в карман. Подняла с земли консервную банку, покрытую пеплом, — она кишела муравьями — бросила.
— Как-то эти люди сюда пришли. Недавно, в банке тушенка еще осталась, муравьи не доели. Где-то рядом должна быть дорога.
Мы прошли метров триста. Вернулись к кострищу и пошли в другую сторону. Вышли на крошечную полянку. Остановились отдохнуть. Лика собрала горсть черники, устроилась на поваленном дереве и стала есть. Я пыталась разжечь огонь, направляя солнечные лучи через осколок бутылки на небольшую кучку из сухой травы и мха.
— Знаешь, — сказала я, — некоторые люди платят большие деньги за курсы выживания в лесу. Я читала в журнале про одну женщину в Америке, которая живет в лесу в шалаше, ест только то, что нашла или поймала, носит одежду из шкур, вернулась к истокам, типа, в каменный век. Она проводит курсы выживания для всех желающих. Приезжаешь к ней, платишь немаленькие, кстати, деньги и тоже живешь в шалаше, охотишься, ешь то, что сам добыл.
Чертова кучка травы не хотела загораться, я вертела стекло, пытаясь сфокусировать луч.
— Ты это к чему?
— Я к тому, что у нас то же самое, но бесплатно. Сэкономил — считай, заработал, как говорит один мой знакомый.
Лика засмеялась.
— А ты читала, как они там ориентируются в лесу? Может, мы можем что-нибудь применить? Например, может, они знают, как найти выход из леса без карты и компаса?
— Я помню только про этот способ разжечь огонь с помощью стекла.
— В каменном веке, по мнению этой тетки, было стекло? Осталось после того, как древние люди сбили ракетой «земля — воздух» инопланетный корабль?
— Вот и я об этом подумала, поэтому про стекло и запомнила. Больше ничего не запомнила. А, еще копья они там делали, из камней, палок и лиан. Черт, ничего не получается, не работает эта хрень. Выйдем из леса — запишемся на курсы выживания, пусть научат.
— А они в лесу проводятся?
— Ага.
— Тогда я пас.
Солнце скрылось за облаками, пытаться разжечь огонь стало бессмысленно. И так-то ничего не получалось. Я вертела осколок в руках. На мутноватом выпуклом стекле была видна полустертая цифра четыре. Откуда-то пришли эти люди — с консервами, котелком, пивом. Наверное, жарили сосиски на костре, пели песни под гитару. Возможно, переночевали. Где-то должна быть тропинка, по которой они пришли. Где-то рядом.
— ...Отец сейчас в Турции, на переговоры поехал. Знаю я их переговоры, пьют, наверное, целыми днями...
Тропинка ведет к тропе, тропа ведет к дороге, дорога — к деревне. Выйдем к деревне, попьем воды, поедим что-нибудь. Хотя как мы поедим — у нас денег с собой нет. Наверное, можем что-то попросить у местных, хлеба, может. Молока. Воды хотя бы. Вряд ли откажут. В животе заурчало. Я поняла, что не ела уже сутки.
— ...Знать не знает, что мы в лесу ночевали. Представляю, какое у него лицо будет, когда я ему расскажу эту историю. Опять скажет, что все потому, что я не думаю своей головой. Надо думать своей головой, и тогда ты не будешь попадать в неприятности... Ты очень разочаровываешь меня, когда делаешь глупости... Вместо того чтобы думать головой!
Хоть бы дождь не пошел. Я подняла взгляд на Лику и увидела, как за ее спиной, метрах в десяти, между деревьев мелькнула тень. Я отпрянула, потеряла равновесие, упала на влажный мох.
Лика быстро обернулась и снова посмотрела на меня.
— Ты, может, перестанешь меня пугать? Я дорожу своим психическим здоровьем. Я же говорила: я внушаемая, меня нельзя пугать.
В лесу потемнело, стало зябко. Что-то, приходившее ночью, вернулось и наблюдало за нами. Я переводила взгляд с одной сосны на другую — никого. На секунду я представила, как между соснами воздух сгустится и превратится в старуху в белом саване с длинными седыми волосами и желтыми ногтями. Как она ухмыляется и смотрит на нас. Я вздрогнула и отогнала от себя этот образ.
Лика вертела головой. В лесу никого не было, по крайней мере никого, кого можно было бы увидеть. Только ряды рыжих сосен, уходящие в горизонт. И только ощущение чужого недоброго взгляда.
— Пойдем отсюда, а? Надо дорогу искать.
— Пойдем, — легко согласилась Лика и поднялась с бревна. — Нам вон в том направлении, через полчаса выйдем к дороге. Вообще через десять минут выйдем, полчаса я на всякий случай закладываю. Поедем в гостиницу, помоемся, поедим. Я буду грибной суп. Сразу две тарелки.
Мы пошли дальше между рядами сосен, стараясь идти прямо. Лика хоть и хорохорилась и делала вид, что ничего не боится, но стала держаться ко мне поближе, шла всего в паре метров от меня, иногда оборачиваясь — то ли посмотреть, как там я, то ли убедиться, что за нами никто не идет.
— А на что она деньги тратит?
— Кто?
— Та женщина, про которую ты рассказывала. С курсами выживания.
— Ты о чем?
— Ну, она на что-то должна деньги тратить, которые зарабатывает на курсах. А она в лесу живет, еду сама добывает, одежду тоже сама делает. У нее же каменный век. Зачем ей деньги?
— Про это в статье не было написано.
— Может, врет она все? Не живет она в лесу, она живет где-нибудь в Лос-Анджелесе, ездит на «бентли», шкуры покупает на барахолках. Раз в год выезжает в лес и курсы проводит, деньги гребет, такой вот бизнес.
— Может.
— Может, поэтому огонь разжечь не получилось? Потому что все наврали в статье?
— Может.
— Может, и нам таким заняться, как выберемся? Отец даст денег, не вопрос, давно мне предлагает заняться каким-нибудь бизнесом.
— Может.
На идею выйти на грунтовку мы уже забили, она была короткой и тупиковой, ее можно было пройти, не заметив, возможно, это уже произошло предыдущей ночью. Теперь мы пытались двигаться на восток к трассе «Кола», пересекающей всю Карелию. Мимо трассы ночью мы пройти точно не могли, а значит, если идти на восток, она должна появиться. Но она все не появлялась. Солнце начало садиться. Найти воду в тот день так и не удалось. Я снова и снова думала, не попробовать ли пожевать влажный мох, отказывалась от этой идеи (не хватало еще отравиться) и думала об этом снова.