Лес священного камня

7 Рождение третьего сына Бап Тяна

Через два дня после того, как Тян совершил жертвоприношение свиньи в честь своего отца, вскрылось исключительно важное событие, всколыхнувшее всю страну мнонгаров. Это было истребление колдунов из Пхи Диха[90]. Из жалобы, поданной в Бан-Ме-Тхуот от представителей клана Срук из Бон Джа, стало известно, что восемь месяцев назад в восьми километрах от Пхи Диха произошло обрядовое избиение колдунов.

После опустошившей эту деревню эпидемии ее бывший староста Манг Глина договорился со Сруками из Реала, Бон Джа и других горных селений об истреблении членов клана Срук, живущих в Пхи Дихе и Пхи Ко, которых он обвинил в колдовстве.

Все жители страны гаров были приглашены на это ритуальное избиение, во время которого девять человек было убито, а восемь человек продано в рабство. Несмотря на то что на это действо собралась масса народа, администрации ничего не было известно и она так бы ничего и не узнала, если бы не начались распри между членами клана Срук из Пхи Диха и из горных селений из-за раздела имущества, забранного у тяков.

Кроме этого ритуального убийства было совершено совсем гнусное преступление, не вызванное никакими религиозными мотивами: Тили из Панг Донга (к ним присоединился Чар-Риенг), которыми верховодил староста деревни Краэ Вдовец, зверски убили школьного повара Сиенга-Дэ; они завидовали ему и боялись его. Он был мужем представительницы клана Срук, и его не имели права даже продать в рабство.

В Сар Луке это дело отразилось таким образом: Чар-Риенг, убийца повара Сиенг-Дэ, был, конечно, посажен под стражу на Озерном посту. Тру, бывший в то время на вершине могущества, и его помощник Боонг-Манг были арестованы за то, что не сообщили администрации о трагических событиях в Пхи Ко. Так как обе эти персоны занимали видное положение в деревне, их арест существенно изменил атмосферу в общине. Царили какая-то подавленность, страх, еще более усилившиеся после неоднократных вызовов для допроса на Озерной пост Бап Тяна, Банга Оленя и Танга Сутулого. Кроме того, два парня через день спускались к Озеру, чтобы отнести пищу двум арестованным начальникам.

11 сентября 1949 года

Со вчерашнего вечера у Анг Длинной начались предродовые схватки, поэтому ни она, ни Бап Тян, который всю ночь не отходил от жены, не сомкнули глаз. Услышав ее стоны, он разостлал циновку у самого очага под их чердаком — точнее' говоря, около нар, на которых они обычно спят. Анг устроилась на этом не слишком удобном ложе, укрылась накидкой, под голову подложила подушку из тряпья. Бап Тян привязал к бамбуковым столбам чердака[91] длинную крепкую веревку. Когда боли у Анг усиливались, она подползала к краю циновки, сначала становилась на колени, а потом переваливалась на пятки и хваталась за веревку.

Сегодня в половине девятого утра у Анг был очередной приступ схваток, более сильный и болезненный, чем предыдущие. Бап Тян, не теряя ни минуты, применил средство, которое должно было облегчить ее страдания: горстью опилок, взятых тут же около дров, и несколькими угольками из очага, он провел по животу жены, читая заклинание:

После этого Бап Тян вышел и выбросил опилки и угольки, ведь именно в них перешла хворь, которую неизвестные враги наслали на его жену через угли.

Через час новый приступ резкой боли заставил Анг застонать. Бап Тян поспешил совершить еще один обряд изгнания злых духов. Когда схватки участились, он позвал на помощь свою сестру, Джоонг-Крэнг Врачевательницу. Старуха села около своей невестки и сразу применила активные методы лечения: она захватила пальцами кожу на нижней части живота, разминая складку под животом и принялась массировать весь низ живота от верхней части правого паха до низа левого паха и поглаживать всю округлость живота. Смочив руки в воде, она проделала те же движения мокрыми руками. Анг пожаловалась еще и на стреляющую боль в плече. Джоонг помассировала указанное место и закончила всю процедуру ритуальным растиранием прокопченной паутиной, которую она собрала у середины чердака над очагом. Мне объяснили, что боль роженицам причиняет птица теи и что еще со времен предков их лечат таким способом.

Бап Тян попросил свою невестку Гро-Тян принести пиалу белого риса (чтобы оплатить услуги своей сестры). Джоонг протестующе воскликнула: «Не надо, к чему это?» Но тем не менее, уходя, захватила рис.

Бап Тян объяснил мне: «Она долго рожает, потому что ребенок медлит спуститься и войти в мир людей». Он доверительно рассказал мне, что видел этой ночью прекрасный сон: он присутствовал при рождении буйволенка, а это означает, что «душа-буйвол» появится в мире духов, а следовательно, и в мире людей, и родится ребенок, которому эта «душа-буйвол» будет соответствовать. Судьба ребенка, который увидит свет на другой день после такого сна, ознаменуется удачей: он будет иметь в изобилии буйволов, гонги, кувшины, достигнет «могущества».

С утра в дом стали приходить женщины, желавшие узнать новости. Некоторые даже остались на случай, если придется чем-нибудь помочь, ведь все могло случиться. Под чердаком возле роженицы сидели ее «названая мать» Енг Сумасбродка и опытная повитуха Понг Вдова. На нарах в гостевой, где уже находились мы с Бап Тяном, его невестка Гро-Тян и племянница Сранг-Кронг, устроились еще две молодые женщины. Понг Вдова на минуту удалилась и возвратилась с работой: она принялась лущить кукурузу, которая лежала в небольшой корзинке. Спустя некоторое время Гро решила пройтись, а другие женщины отправились домой, но мы недолго оставались в одиночестве: явилась Тро («названая мать» Бап Тяна) и привела свою дочь Ланг-Мхо и зятя. Они пришли узнать, как идут дела, и, перекинувшись парой словечек с Анг Длинной и Бап Тяном, ушли. На минуту заглянула еще одна племянница, потом забежали соседи, и так все время.

Оказав Анг посильную помощь, Джоонг-Крэнг тоже удалилась. Она взяла у себя дома калебасы и вместе с мужем наполнила их у излучины реки водой, а потом слила ее всю в один большой кувшин, в котором обычно приготавляют краситель индиго. Бап Тян позвал зятя, который, покуривая трубку, отдыхал на нарах после трудной и скучной работы. Бап Тян знал, что он умеет хорошо совершать обряд «гадания с копьем» (пол так), Гро-Тян принесла дяде мужа все необходимое для совершения ритуала: маленькую вьетнамскую пиалу с водой на донышке, другую пиалу с белым рисом, копье и бамбуковую полосу. Крэнг-Джоонг кинул в пиалу с водой несколько зерен риса, положил плашмя бамбуковую полоску и осторожно воткнул в нее острие копья. Затем он объявил духам о том, что именно собирается предпринять, и спросил ребенка, скоро ли он родится. После этого он понемногу выплюнул — на пиалу, на бамбуковую полосу, на кончик копья — жеваные зерна риса и слегка толкнул копье. Оно вначале поколебалось, а затем, словно падая, описало дугу. Но Крэнг тотчас же подхватил его. Он придал копью более устойчивое положение, вновь выплюнул рис и спросил: «Ты ожидаешь твою старшую сестру, которая находится там? Ожидаешь ли ты Джанг-Сраэ, которая там?» — и вновь толкнул копье, которое на этот раз устояло. О ребенке Бап Тян сказал: «Он утомился идти по большой тропе (которая ведет в мир людей). Он непременно появится среди дня».

Вдруг Бап Тян вспомнил, что совсем недавно воткнул колышки около камней, которыми был укреплен порог. Вот поистине опасный поступок. Да, именно заостренные колышки мешают ребенку «выйти» и заставляют мать страдать. Надо как можно скорее изгнать злых духов! Бап Тян взял щепотку пыли с каждого колышка и провел ею по животу жены, произнося заклинания против вражеских языков[92]. Крэнг-Джоонгу тоже пришла на ум замечательная мысль: он посоветовал своему деверю развязать и раздвинуть солому на крыше. Бап Тян взобрался на гребень крыши, раздвинул солому на ширину примерно двадцати сантиметров и развязал скреплявшую ее полосу ратана: это роковое напоминание о пуповине, которая захлестнулась вокруг шеи малыша. Теперь на пол пробился луч света. Прежде чем сойти с крыши, Бап Тян выдернул соломинку из настила, чтобы изгнать духов с середины живота роженицы.

Вот уже с полчаса, как Анг не могла даже прилечь. Неутихающая боль заставляла ее стоять на коленях и держаться за натянутую веревку. Понг Вдова, сидевшая рядом на корточках, подбадривала Анг. Она ждала момента, когда наступит ее черед приступить к делу. К полудню схватки участились, и Понг приказала соседке поддерживать роженицу сзади, пока она будет массировать ей живот сверху вниз. Гриенг-Мбиенг (младшая сестра Бап Тяна) нерешительно приблизилась к Анг. «Призывайте духов!» — крикнула Понг мужчинам. Вихрем вылетели они из дома, Бап Тян схватил по пути пест, и все, стоя у ската крыши, громко, неистово и нестройно стали выкрикивать моления: один обращался к духам гор и вод, другой — к прародителям, у которых накопился опыт принимать роды, третий просил уберечь роженицу и отца от страданий, четвертый обещал ребенку самые прекрасные украшения, если он соблаговолит родиться… Эта сумятица длилась всего лишь несколько минут, так как едва Гриенг подхватила Анг за спину, как раздался писк новорожденного: дитя лежало на земле в луже крови, не освободившись полностью от плаценты. Повитуха накрепко обвязала черной ниткой примерно в двадцати сантиметрах от пупка пуповину, обвившуюся вокруг шеи ребенка, и очень острым бамбуковым ножом точно перерезала ее позади узелка. Затем она отнесла новорожденного к передней стене дома и обмыла его холодной водой, которую лила из калебасы Енг Сумасбродка. После тщательного омовения ребенка Понг, не вытирая, завернула его в покрывало и положила у очага возле распростертой на циновке Анг. Лицо роженицы было мертвенно-бледно, но она улыбалась. У головки ребенка Понг поставила разукрашенную плетеную коробку с белым рисом, «чтобы малыш был силен и не падал, когда начнет сидеть и ходить». Маленькая Дыр, присутствовавшая при родах, потихоньку приблизилась к новорожденному. При виде непрошеного гостя, которого уложили матери под бок, где до сих пор было лишь ее законное место, она всхлипнула, готовая разразиться плачем, но женщины успокоили ее.

В это время молодые матери, находившиеся в хижине, поднесли своих малышей к не убранной еще кровавой массе, заставляя ребятишек потоптаться в крови, «чтобы они, когда вырастут, не дрались с новорожденным». Енг Сумасбродка собрала маленькой мотыгой плаценту, пуповину, а также окровавленную землю в обычный плетеный мешок и унесла за дом, где Бап Тян заранее вырыл яму у перегородки (в случае рождения дочери яму роют у переднего фасада хижины)[93]. Енг Сумасбродка опустила ношу в яму, а Бап Тян прикрыл ее широким камнем и землей. Вокруг холмика он воткнул колышки, а верхушки их соединил наподобие конуса. Все сооружение он обвил колючими стеблями, громко заклиная при этом тяков удалиться. Если они сумеют проникнуть в яму, они сожрут плаценту, и ребенок в таком случае заболеет и может даже умереть.

В том месте, где обмывали ребенка, Енг Сумасбродка выскребла в земле большое углубление и снаружи соединила его с узеньким стоком, проходящим под перегородкой у переднего фасада дома. Над этим углублением она положила несколько бревнышек, а на них постлала циновку из расплющенного бамбука, служившую «матрацем» Бап Тяну с женой. Гро-Тян поставила сверху огромный котел воды, которую она согрела на своем очаге, как только ее свекровь родила. Енг подлила туда немного холодной воды, проверила, не слишком ли горячая вода, бросила падди, скатанный в шарик, и произнесла:

В котел Понг кинула кусочки магического растения гун ба лэх (магическое растение падди, часто сорт культивированного имбиря), предохраняющее от возврата болезни:

Между стеной фасада и столбами чердака женщины установили две бамбуковые плетеные перегородки, так что получилось нечто вроде ванной комнаты, где молодая мать, скрытая от нескромных глаз, смогла как следует вымыться. Анг сделала это без посторонней помощи, после чего возвратилась на свое ложе.

Бап Тян снял со стены в глубине помещения кувшин, поставил его посередине гостевой, где женщины, присутствовавшие при родах, уже завели болтовню, сидя на нарах или просто на полу на корточках. В двадцать минут первого напиток был готов, и Бап Тян перерезал горло цыпленку над вьетнамской пиалой, в которую положили пивную барду из кувшина. В первую очередь трубочку поднесли Понг Вдове, повитухе, но она вежливо отказалась от этой чести и сказала, что торжественный ритуал надлежит начать Джоонг-Крэнг Врачевательнице. Произошел обмен любезностями между двумя женщинами, в результате которого первой опустила в кувшин трубочку Понг.

Еще до этого Бап Тян помазал ей ладонь правой руки пивной бардой, пропитанной кровью, а теперь проделал этот обряд над всеми находившимися здесь женщинами. Понг в свою очередь помазала новорожденного, чтобы смыть с него всю скверну родов.

После этого Бап Тян одарил всех женщин, которые пришли облегчить страдания роженицы. Рядом с кувшином он поставил несколько больших вьетнамских пиал и положил купюры достоинством в один пиастр. Самую большую пиалу он поднес в первую очередь Понг Вдове, остальные роздал прочим женщинам. Каж-Дыи мужчина (и я в том числе) получил пиастр. Племянница нашего хозяина Сранг также не была забыта, хотя она зашла только для того, чтобы предложить ожерелье. Его принесли жители другой деревни, которые остановились у Мхо-Ланга.

Начали пить. Первым пил Крэнг-Джоонг, затем Понг Вдова и Джоонг-Крэнг. Ребятишки с восторгом принялись носить воду, так как им обещали за это огурцы. Темы бесед были самые разнообразные. Кранг-Дрым рассмешил всю компанию рассказом о том, как он накануне сказал маленькой Дыр, что она замужем за Сраэ (мужем ее старшей сестры), а девчушка, еле умеющая говорить, ответила ему: «Дэок брак! (Обезьяний павлин)». Это не слишком вежливое восклицание в применении к конкретному лицу означает ругательство. Я старался раззадорить беседующих, чтобы они разговорились о своих верованиях, связанных с рождением человека. Женщины подтвердили слова Бап Тяна о том, что, если здесь, на земле, рождается человек, то в небесах появляется новая «душа-буйвол». Мне рассказали, что сын никогда не может носить имя своего отца, хотя причину так и не объяснили. Внезапно произошел скандальный случай: какая-то собака перескочила через новорожденного. Все начали кричать, многие бросились прогонять животное. Более чем оскорбленный Бап Тян вопил: «Тла кап!» — «Да пожрет тебя тигр!» Несчастная собака нарушила запрет и в тот же вечер поплатилась за это жизнью.

Как только волнение улеглось, разговор зашел о визите людей из клана Тиль Кон Дёо, которые пришли, чтобы продать кувшины и ожерелье и получить долг с Тоонга Повара. Гости остановились у Мхо-Ланга, который накормил их и согласился быть их посредником в нашей деревне. Он рассказал нам о бесконечных спорах, которые ему пришлось вести с истцами, чтобы они удовлетворились частью долга. Крэнг-Джоонг живо заинтересовался кувшинами и вышел со своим племянником, чтобы взглянуть на товар.

В четыре часа дня из Идут Лиенг Крака пришли Джанг и Сраэ. Так как они провели ночь у «чужаков» и в момент родов не были в деревне, вход в хижину матери им запрещен. Длинная веревка, протянутая Бап Тяном от семейной двери к двери гостевой (он делит èe со своим зятем Крэнг-Джоонгом), преграждала оба входа. Два высоких шеста, на которых держалась веревка, четко указывали, где проходит граница табу. Молодые супруги должны были провести остаток дня и ночь в помещении своего дяди Крэнга, откуда, кстати, они могли видеть все, что происходило на материнской половине. Фрукты, которые они принесли в подарок, также не могли быть перенесены через условную границу между двумя очагами. Так как у Крэнг-Джоонга и Бап Тяна общая дверь в гостевую, она сегодня тоже находилась под запретом. Джанг и Сраэ вошли к дяде через его семейную дверь. Ею воспользовался Мхо-Ланг, когда пришел показать Крэнгу кувшин, который тот намеревался купить.

Оживление наступило вновь при жертвоприношении провинившейся собаки, которую в мгновение ока прикончили, сварили и съели. Беседа шла о том, о сем: о диких слонах, которые забрели на днях в миир, о том, что некий человек из Сар Ланга взял «в долг» буйвола, и т. д. На какое-то время общим вниманием завладела Анг Слюнявая, которая с грустью вспоминала о прошлом, когда во время полевых работ царили веселье и любовь. Ланг-Мхо, еще не отнявшая от груди свою дочь, взяла на руки плачущего новорожденного, чтобы покормить его, но малыш отказался брать грудь. Любуясь его большим тельцем, она сказала, что он похож на полуторамесячного ребенка. Другие женщины также расхваливали младенца. Прерванная беседа вошла в свое русло. Енг Сумасбродка рассказала, что к ней приходили супруги Сиенг-Оот (муж — брат Тоонг-Бинга и Анг Вдовы, и после суда за кровосмесительство последняя живет у него). Они приходили, чтобы получить благословение для своего младенца, который как две капли воды похож на покойного Нгкои (один из Сруков, погибший во время избиения в Пхи Дих). Нгкои явился во сне Оот, когда она еще не была беременна, и сказал: «Я хочу повидаться с моей теткой Енг Сумасбродкой» (она вдова одного из Сруков). Пересказав слова своих гостей, Енг добавила: «Они не решились сказать мне это, но, когда ребенок родился, они назвали его Крангом, и он неутешно плакал, отказывался от этого имени. Тогда они назвали его Нгкои, и ребенок сразу успокоился».

12 сентября

Сейчас приблизительно около девяти часов утра. Анг уже умылась и съела первую пиалу рисового супа. (Вчера она мылась три раза и три раза принимала пищу, состоявшую каждый раз из маленькой пиалы рисового супа).

Бап Тян отправился просить магическое растение прохладник, «чтобы ребенок скорее начал брать грудь», а на самом деле произвести выбор имени (эта церемония называется «кинуть жребий на имя предка»)[95]. Ведь совершенно очевидно, что если ребенок непрерывно плачет и не берет грудь, то он дает понять своим поведением, что желает получить имя или, если оно у него уже есть, сменить на другое.

Бап Тян уселся под чердаком прямо на ложе своей жены. Она сидела, вытянув ноги, на них лежал новорожденный. Бап Тян сел на корточки напротив Анг, на одном уровне с младенцем. В сложенных руках он держал два кусочка прохладника (гун ик). Его луковица, разрезанная по длине, напоминала половинки цилиндра. Бап Тян встряхнул кусочки луковицы, произнес имя Нджанг (это не имя предка) и быстро раздвинул руки. Кусочки упали в беспорядке: следовательно, имя не подошло. Бап Тян повторил эту операцию, назвав имя Сраэ (младший дядя жены по материнской линии). Снова не подошло. Затем последовали имена Кронг (отец Анг) и Банг (прямой предок Анг), но все было безрезультатно.

Пока отец выбирал имя, братишка новорожденного Чонг Толстопузый забавлял младенца: он с шумом дул на его крохотные ручки. Но скоро ему надоело, и он отправился играть со своими сверстниками.

Бап Тян продолжал «кидать жребий на имя предка». Он перечислил Манга, Чунга, Пара, называл даже имена предков жены, так как из троих детей, которых ему принесла Анг, двое носили имена его предков (Чонг и Джанг). Но раз предки жены упорствовали и никак не проявляли себя, он обратился опять к своим прародителям. При упоминании имени Донг кусочки магического растения заняли благоприятное положение.

Я думал, что на этом ритуал закончится и младенец будет именоваться Донгом. Но — оказалось, что я глубоко заблуждался. Бап Тян вновь взялся за кусочки магической луковицы и подбросил их два раза, но получил отрицательный результат. Старик сказал мне: «Поначалу гун ики указали Донга, но отступились от него при повторном вопросе». Насколько я разбираюсь в мнон-гарской ворожбе, такое объяснение не может считаться убедительным. К моему изумлению, Бап Тян вновь возвратился к имени Кронга — отца жены. Мне (а немного и духам) он пояснил, что «у новорожденного нос похож на нос Кронга, да и глаза такие же». Затем Бап Тян заверил предка, что собака, перескочившая через новорожденного, в тот же вечер была принесена в жертву по всем правилам ритуала, с обязательными в подобных случаях помазанием и возлияниями. Но все его уговоры были тщетны, указания на имя Кронг не подтвердились. Бап Тян опять предложил имя Донг, но на этот раз и на него не получил согласия, как и на повторное предложение имени Кронг. Раздосадованный Бап Тян отказался от дальнейшего гадания и удовольствовался единственным положительным указанием на имя Донг. Он принес нитку, подвесил на нее кусок растения гун ик, плюнул на нее и, надев это подобие ожерелья на шею сына, объявил: «Я даю тебе имя Донг». Далее он просил ниспослать новорожденному «крепости телесной и глубокого сна».

Теперь у ребенка было имя, но еще предстояло предпринять ряд важных мер, чтобы оградить его от влияния колдунов, неутомимых в своих кознях. У ребенка несколько душ, одна из них может последовать за отцом, когда он отправится за водой или в лес, и вот тут-то младенческая душа подвергается риску оказаться жертвой многочисленных тяков. Следовательно, отца надо как бы изолировать, прогнав колдунов из опасных мест. И Бап Тян без промедления взялся за дело.

Водя ладонью по бедру, он скатал воедино четыре нитки (желтую, красную, белую и черную), разрезал эту цветную веревочку пополам, длинную часть обмотал вокруг берда[96] ткацкого станка, который представлял собой нечто вроде длинного ножа из прекрасного дерева, отполированного временем и частым употреблением. К концу свисающей веревочки он привязал два куска «экскрементов железа» (шлака с окалиной железа). Меньший отрезок он также разделил на две части и одну привязал к своей левой щиколотке вместе с тремя кусками окалины. Проделывая все это, он произнес:

Последний кусок цветной веревочки Бап Тян привязал с кусками окалины к своей правой щиколотке. Затем он собрал остатки (экскрементов железа) в консервную банку (из моей кухни), посыпал их размельченным рисом, взятым у Джоонг-Крэнга, а сверху положил кусочек шафрана. Перед уходом он разбудил задремавшую Анг, чтобы к ней во время сна не подобрались тяки. Во дворе он растолок в ступке жены шелуху риса с шафраном. Получилось нечто вроде маленьких рисовых шариков золотистого цвета.

Вооружившись таким образом для совершения магического ритуала, он прихватил еще несколько больших калебас и спустился к реке. Дойдя до излучины, где берут питьевую воду, Бап Тян кинул в направлении верховья и низовья реки пригоршни риса с шафраном и железной окалиной, повторяя все то же заклинание. Затем он вошел в воду, рассеивая рис во всех направлениях. Повторяя одни и те же формулы заклинаний, он вышел из воды и воткнул в землю бердо ткацкого станка, украшенное цветными нитями и окалиной. Теперь он мог быть спокоен, так как освободился (а с ним и столь уязвимые пока «души» его ребенка) от дурных влияний, которым подвержен отец новорожденного. Он спокойно наполнил водой все калебасы и возвратился к себе, не забыв унести консервную банку (с остатками риса и железной окалины, которые могли еще пригодиться для защиты от злых духов леса). Теперь он мог безбоязненно приходить на реку: шафранный рис с железной окалиной прогнал колдунов — пожирателей душ, мстительных духов и свирепых драконов. А ткацкое бердо высилось на берегу Дак Кронга наподобие меча, готового сразить всякую нечисть.

В шесть часов вечера я возвратился к Бап Тяну. Енг Сумасбродка кормила новорожденного грудью, так как у Анг еще не появилось молоко. За эту услугу Енг получит вьетнамскую пиалу. После первого омовения младенца не будут мыть, пока не отпадет пуповина.

Анг Длинная еще не могла встать со своего жалкого ложа, и все обязанности по кухне и дому нес Бап Тян.

Ван-Джоонг уже несколько дней хворал, и у него в доме устроили шаманское камлание с жертвоприношением кабана. Очень немногие пришли посмотреть на обряд, может быть, потому, что Нгэ-Манг, хорошенькая нджау из Идут Трэ Пыля, не слишком опытна (так по крайней мере мне показалось). Правда, во время «путешествия» шаманки в потусторонний мир сошлись все беременные женщины деревни: они надеялись хоть что-то узнать о состоянии ребенка, которого вынашивали.

13 сентября

Бап Тян по-прежнему был недоволен именем, доставшимся его сыну, а потому после обеда и омовения Анг снова кинул жребий. Теперь он решил гадать «над трубкой для соли» (полдингбох). Речь шла не о сосуде, бывшем в употреблении, а о куске простой бамбуковой палки — наподобие тех, в которых хранят соль, по мере надобности срезая в лесу новые. Бап Тян наполнил такую трубку до краев очищенным рисом, затем пересыпал его в трубку большего диаметра. Назвав имя, он пересыпал рис обратно в «трубку для соли», воспользовавшись для этого воронкой из тыквы. Донышком Трубки он постучал о землю, от чего рис осел. Когда он назвал первое имя, трубка была почти полна. После нескольких постукиваний, рис при упоминании столь желанного имени Кронга уже не достигал краев трубки, а находился примерно в одном сантиметре от них. Наконец предки дали знать, что согласны на это имя!

Теперь, когда ребенок получил подходящее имя, можно было приступить к обряду освящения и помазания кровью. В центре гостевой поставили два небольших кувшина без горлышка, один пустой, а другой, закрытый пробкой, с пивной бардой. В пустой кувшин воткнули палочку с нанизанными на нее пятью медными браслетами, литым браслетом большего размера из латуни и двумя ожерельями — из олова и из «старинных жемчугов». Сверху положили два покрывала, три короткие мужские рубахи типа наших маек, тюрбан, а рядом с кувшином — короткий меч. Все это богатство должно было умилостивить «души» младенца, чтобы они ничего не опасались и дали бы согласие остаться в теле новорожденного и не покидать его родителей.

Сраэ-Джанг долил водой маленький кувшин с бардой. Бап Тян поймал великолепного петуха и присел на корточки возле кувшина. Он слегка надрезал петушиный гребень и, крепко держа туловище и голову петуха, восемь раз провел окровавленным гребнем по лбу ребенка, которого ему поднесла Джанг. Он вслух вел счет помазаниям и после каждого раза читал моление, заклиная душу ребенка не убегать и ничего не бояться. Наконец, Бап Тян показал петуха ребенку и сказал: «Взгляни на этого красивого петуха, он принадлежит тебе. Впоследствии ты будешь выращивать других животных, гораздо больших, чем он». Бап Тян взял щепотку риса из котелка, который сегодня утром первым был поставлен на огонь, раздавил несколько рисинок на лбу ребенка, опять же считая при каждом надавливании, и произнес те же заклинания, что и при помазании. Затем он восемь раз помазал лоб ребенка куском магического растения прохладник, надетым на нитку.

Джанг поднесла своего братца к кувшину со спиртным, так, чтобы он коснулся трубочки, которую отец в этот момент опустил в рнэм, объявляя о своих подношениях. После этого Джанг передала дитя матери, которая еще не вставала со своего ложа, устроенного под чердаком. Бап Тян приблизился к подношениям, предназначенным душе младенца, плюнул себе на правую руку, положил ее на кувшин, затем на лоб ребенка, считая раздельно до восьми, и сказал: «Вот твой кувшин. Когда вырастешь, будешь разводить в нем рнэм».

Бап Тян окропил водой короткий меч и восемь раз поднес его ко лбу новорожденного. «Когда вырастешь, будешь носить его на плече, отправляясь на празднества или в чужие края, чтобы продавать кувшины или буйволов». После этого отец поднес ребенку все дары (браслеты, рубашки и пр.), говоря, что они принадлежат ему. На этот раз мать вторила отцу.

После окончания церемонии почали кувшин. Первым пил Банг Олень, младший брат Анг Длинной (а следовательно, коони новорожденного), вторым — Тян (старший брат младенца), затем Сраэ (его шурин).

Пока мы пили, Анг вышла из хижины, чтобы постирать белье. Она положила его на доску у жертвенных шестов и стала топтать ногами.

15 сентября

Бап Тян ждал людей из Сар Ланга, которые пригласят его на праздник земли. Незадолго до прихода гостей Анг Длинная под внимательным взглядом маленькой Дыр вымыла младенца. Она не лила на него воду, как это делается, когда малыш немного подрастет, а мокрой рукой нежно и осторожно протирала тельце ребенка.

Кронга начали мыть только со вчерашнего дня, после того как у него накануне отпала пуповина. Чтобы избежать инфекции и пупочной грыжи, с нижней стороны настила чердака наскребли тэрэх[97], набрали засохших пауков, стерли в порошок и заложили в пупок младенца это «лекарство», предохраняющее от всяких инфекций, и особенно от грыжи. И только позавчера вечером Анг впервые сама покормила ребенка грудью.

16 сентября

Сегодня у Бап Тяна в узком семейном кругу состоялась важная церемония: «выход ребенка» (нджыр кон).

Ребенка впервые вынесли из хижины. Сегодня закончилась его изоляция, а заодно был снят запрет с прихода чужих людей. До сих пор ребенок все время находился под чердаком, где лежал то на циновке, то на руках Анг. Сегодня она должна была вынести сына на спине в покрывале, как это принято у горцев, но в действительности, держала его на бедре.

Бап Тян и Анг Длинная впервые

вынесли новорожденного из дома

Обычно эта церемония происходит на седьмой день после рождения ребенка, но Бап Тян не раз вольничал в своем обращении с календарем. Он вынес в заплечной корзине ажурного плетения и разложил в нескольких шагах от порога образцы всего, чем будет обладать ребенок впоследствии: мотыгу, калебасы для воды и для супа, трубку, кисет для табака (в данном случае нечто вроде кошелька), втулки кувшинов из слоновой кости, старинное ожерелье, рубаху без рукавов, тюрбан. К этому он добавил короткий меч, лук, копье и вершу.

Анг Длинная с ребенком на бедре присела на корточки перед всем набором перечисленных предметов. Бап Тян брал каждую вещь в отдельности, показывал ее ребенку, пояснял ее назначение и применение в будущем. Когда все вещи были продемонстрированы, Анг с ребенком возвратилась в хижину, а Бап Тян и Чонг Толстопузый унесли вещи, чтобы разложить по местам.

Теперь новорожденному предстояло посетить все дома в деревне. Анг Слюнявая пришла за братишкой, завернула в покрывало и унесла на бедре. Хозяйка каждого дома совершила над малышом обряд помазания магическим растением падди в знак того, что признает его равноправным членом деревенской общины. Впредь запреты, касающиеся чужих людей, не будут иметь силу над маленьким Кронгом на пороге дома, где его встретили простым обрядом. Хозяйка дома соскребла немного белой краски с рисунка на столбах и перекладинах чердака. Этот рисунок наносится во время большого жертвоприношения духу риса, которым завершается жатва, смесью рисовой муки с водой и магического растения падди. Хозяйка прикладывает щепотку белого порошка ко лбу и к сердцу ребенка, читая при этом заклинание:

Теперь наконец с Кронга были сняты все табу, отделявшие его от прочих жителей деревни, и он благодаря церемонии выхода в мир и помазаниям стал одним из полноправных граждан Сар Лука, которых по традиции называют «людьми леса».