Лес священного камня

1 Cap Лук

Деревня Сар Лук, которую мы избрали для этнографических исследований и в которой обосновались в сентябре 1948 года, насчитывала сто сорок шесть жителей. Находилась она среди небольшой долины реки Кронг Кно, в пятидесяти пяти километрах к югу от ближайшего «цивилизованного пункта» — Озерного поста, где стоял отряд горной охраны. Оттуда до Сар Лука добирались в засушливый сезон по большому тракту. Нужно было пройти всего семь километров в сторону от него, по дороге на Бон Длэй, чтобы достичь Панг Донга, — там находилась Школа проникновения[2], — а затем и Сар Лука. В административном отношении обе деревни составляли одну: Бон Ртяэ.

Когда в мае 1948 года я приехал в долину реки Дак Кронг (так мнонгары называют Кронг Кно), там, где кончался лес и начинался кустарник, между дорогой и рекой виднелась деревня Панг Донг, а в ста метрах от нее из-за высокого частокола из длинных заостренных кольев выглядывали соломенные крыши Школы проникновения. Сразу же после школы открывалось довольно унылое зрелище: на возвышении, заросшем травой и кустарником, стояли разрушенные дома с развороченными крышами. Это и был Сар Лук. Тяжелая эпидемия опустошила деревню. Жители покинули ее и переселились в хижины на полях или же в шалаши, которые выстроили у края миира[3].

В августе 1948 года, после того как духи одобрили выбор нового места для деревни, Сар Лук был вновь отстроен за большой излучиной реки, на расстоянии километра от школы. Выйдя из нее, надо пройти большой участок, очищенный от кустарника, где трам[4] пасут лошадей начальника кантона и его помощника. Далее путь ведет через выстроенный администрацией мост из толстых бревен и бамбукового плетения, затем пересекает заросль бамбука и высокий строевой лес. По выходе из него сразу видна возрожденная к жизни деревня Сар Лук.

Лес граничит с широким прямоугольным полем. Через него посередине пролегает дорога, от которой ответвляется тропа, ведущая к задам деревни: Сар Лук, зажатый между рекой и дорогой, повернут спиной к лесу. Чтобы разглядеть всю деревню, следует подняться чуть выше по течению Дак Кронга. Сар Лук, прилепившийся к утесу, спускается уступами по слегка покатому склону, резко обрывающемуся метрах в тридцати от большого ручья Дак Мэй. У слияния этого ручья с рекой берут питьевую воду. Низина, обильно орошаемая водой, покрыта садами. Над параллельными линиями высоких соломенных крыш высятся кроны деревьев, шесты и жертвенные столбы. Только хижина этнографа, стоящая особняком на выступе скалы, нарушает общий ансамбль.

Дома мнонгаров поражают своей длиной — в Сар Луке есть два строения длиной почти сорок метров — и массивными крышами. Фактически только они одни и видны. По обе стороны гребня, поднимающегося на три или четыре метра, спускаются соломенные скаты, которые всего на шестьдесят сантиметров не достигают земли и скрывают, таким образом, большую часть бамбукового плетения стены. На коротких фасадах кровля закруглена. Вход представляет собой узкое низкое отверстие в переднем фасаде здания; небольшая плетеная арка из ратана[5]приподнимает низкую кровлю, освобождая проход. У стен хижины ютятся узенькие курятники, нечто вроде удлиненных дощатых или плотно сплетенных коробов, где куры не могут даже пошевелиться.

Участок перед домом, отделяющий его от соседнего строения, обычно содержится в порядке: время от времени с него удаляют траву, а некоторые хозяева даже подметают его раз в день. В период ливней это подобие дворика превращается, конечно, в настоящую топь.

Поблизости от некоторых жилищ куангов[6] возвышаются прямые стволы древовидного хлопчатника, покрытые шипами, с навершием из бамбука, украшенным скульптурной резьбой, — это старые столбы у места жертвоприношения буйволов. Некоторые еще более древние столбы вновь превратились в огромные, прекрасные деревья — живое напоминание о людях, которые их некогда поставили. Кое-где картииу дополняют огромные-иногда до двадцати метров — разукрашенные бамбуковые шесты, на которых покачиваются, колеблемые ветром, пальмовые подвески и другие украшения. Почти перед каждой дверью куанга стоит плетеный бамбуковый помост на очень коротких сваях — он также служит для торжественных жертвоприношений.

Чаще всего во дворах можно увидеть строения на сваях, напоминающие полевые шалаши, и приземистые свинарники, огороженные невысоким частоколом. Несколько фруктовых деревьев — манговых или апельсиновых — и невысокие термитники оживляют дворы, по которым днем снуют люди, собаки, свиньи, куры… Буйволы появляются только вечером; когда юноши пригоняют их из леса и ставят на ночь в узкий загон. В Сар Луке есть и конюшни — начальник кантона и его помощник имеют по лошади. Конюшни представляют собой узкие, закрытые со всех сторон строения. Последнее необходимо, так как сильный запах лошади привлекает тигра. Страх перед этим хищником также заставляет жителей расчищать окрестности деревни от кустарника.

Внутри хижин царит полумрак, и требуется несколько секунд, чтобы глаз к нему привык и стал различать предметы. Перед нами обширное помещение, довольно пустое. Только в глубине его, в задней трети ширины хижины[7], тянется огромный настил — дощатые или плетеные нары. На них стоит ряд больших глиняных кувшинов, а над ними подвешены в сетках из ратана в один или два ряда янг дамы — маленькие сосуды без горлышка. Количество сосудов зависит, по-видимому, от достатка владельца дома. К этому помещению — вах (в дальнейшем мы будем называть его гостевой) — примыкают огромные чердаки для хранения риса, покоящиеся на четырех или шести крепких столбах. Они составляют продолжение двух рядов свай, поддерживающих балки кровли, параллельные гребню крыши.

Каждый чердак занимает среднюю треть ширины хижины. За ним отведено место под нары, где спят хозяин и хозяйка дома, отгороженные от гостевой доской или грудой корзин, ящиков и пр., а перед ним находится нежилая часть помещения, где хранят посуду или, что значительно хуже, дрова. Последние обычно аккуратно уложены за высокими кольями, образующими нечто вроде коридора, по которому можно свободно передвигаться из одного конца жилища в другой. Чердачные помещения, за исключением тех, что находятся по краям этого огромного дома, расположены как бы попарно и, таким образом, имеют общую стенку. На уровне чердаков в стене фасада проделана наль — «личная» или «семейная» дверь.

Пищу готовят внизу, под полом чердака, на очаге. Он состоит из трех цилиндров, сделанных из плотной земли термитника. Воздух в этих тесных помещениях пропитан дымом. Когда все обитательницы длинного дома стряпают, дым застилает помещения, не щадя и гостевой.

План хих нама Бап Тяна

а — свес крыши; b — стена; с — «изголовье лежанки» и полки, на которых стоят большие кувшины; d — нары (старый Крах слит у подвесного барабана); d¹ — лежанка Бап Тяна, Анг Длинной и их детей, d² — лежанка Тяна, Гро и их ребенка, d³ — небольшие нары, на которых лежит укрытое от солнца кормовое зерно; е — подвесной барабан; f — очаги; g — чердак; g¹ — опорный столб чердака, над которым совершают помазание, призывая духов во чрево падди; h — двери; h¹ — главный вход, дверь в «гостевую», h² — «интимная», «семейная» дверь; i — курятники.

Ритуальные сооружения

1 — место под крышей, где подвешивают маленький алтарь; 2 — перегородка для кувшинов; 3 — дополнительные нары, которые устанавливаются только во время жертвоприношения буйвола; 4 — мачты для жертвоприношения, стоящие за ритуальной загородкой; 5 — обрядовая полка для даров; 6 — главный обрядовый помост под навесом; 61 — дополнительный обрядовый помост без навеса.

По случаю приема гостей или просто из-за холода в дополнительных очагах около нар иногда разводят большой огонь, от которого в свою очередь поднимаются клубы дыма.

Каждый чердак принадлежит одной малой семье. Если дети еще маленькие, семья довольствуется одним чердачным помещением на четырех сваях и одним очагом. При наличии взрослых членов семьи помимо родителей, например замужней дочери или овдовевшей матери или сестры одного из супругов, чердачное помещение ставится на шести сваях и дает приют двум очагам: одним пользуется хозяйка помещения, вторым — ее близкие.

Жилище каждой семьи называется хих нам (дом-чердак) в отличие от рота — всего дома, в который входят несколько хих намов. Каждая семья располагает, во-первых, вахом — вернее, его половиной, так как другая половина принадлежит соседу (единственной видимой границей между двумя квартирами являются два столба, расположенные против общей входной двери), во-вторых, налом, чем-то вроде «интимного»[8] помещения, в котором главное место занимает чердак, ограниченный с одной стороны коридором, а с другой — нарами, где спят и хранят вещи. Входом в эту часть дома служит «личная дверь», но ею же пользуются жители соседней «квартиры», владеющие второй половиной ваха.

Дом редко, почти никогда не служит кровом для одной семьи. Обычно несколько семей, связанных родством или дружбой, вместе строят дом и живут в нем. Не удивительно, что его длина нередко достигает сорока метров: дом Бап Тяна и Крэнг-Джоонг, например, состоит из четырех чердачных помещений, дом Танга Сутулого — из пяти.

В этой главе мы лишь в общих чертах расскажем о жизни пхи бреэ[9]. Ее различные стороны будут освещены на страницах этой книги и должны стать предметом детального изучения в специальном труде.

Как и большинство протоиндокитайцев[10], мнонгары — полукочевые земледельцы. Они расчищают участок леса; сжигают сваленные деревья и на этом поле, удобренном, золой, сеют падди[11]. После снятия одного урожая (редко двух) поле забрасывают.

В течение десяти-двадцати лет жители селения обходят все принадлежащие общине участки и снова возвращаются к первому полю. Если оно оказывается Далеко от селения, весь поселок снимается с места. То же происходит, когда во время эпидемии умирает несколько человек. Рнголы — временно оставленные деревни — легко отличить по фруктовым деревьям и другим полезным растениям, например баклажанам, но наиболее верный их признак — ряды шестов — капока — в память о жертвоприношениях буйволов.

Мнонгары искусно владеют ремеслами. Все мужчины умеют чинить орудия труда, и в любом селении всегда найдется два-три человека, которые по заказу других членов общины куют из привозных брусков железа сабли, резаки (куп-купы), пики, мотыги… Но самое большое искусство люди леса, как и большинство горцев, проявляют в плетении: мужчины плетут из бамбука и ратана ручные веялки различного вида, заплечные корзины и даже всевозможные сосуды, имеющие широкое применение. А женщины, на которых ложатся все заботы по домашнему хозяйству (обрушивание падди[12], приготовление пищи и пр.) и нетрудные полевые работы, кроме того, прекрасные ткачихи. Их руками создаются туники[13], пояса-передники, юбки, одеяла… Необходимые для них хлопчатник и индиго выращивают на заброшенных полях, а для окраски тесьмы и каймы, украшающих одежду, пользуются соком лесных растений.

Торговля основана на сложной системе единиц обмена: каждый товар оценивают с помощью множества эквивалентов — кувшинов, свиней, юбок… Для более ценных товаров эквивалентом служит буйвол. Кроме того, в наши дни получила хождение европейская монета, так называемый индокитайский пиастр[14]. Торг всегда ведется в присутствии хотя бы одного из посредников, которые постоянно находятся при торговцах. Мнонгары разводят домашнюю птицу и свиней, а благодаря искусству своих женщин имеют ткани и накидки, на которые выменивают у своих соседей рисоводов — лаков из Ланг-Бианга и рламов[15] из приозерья — буйволов, необходимых для больших жертвоприношений. Для развития денежного обращения значительную роль играют сейчас рынки в Далате и местечке Бан-Ме-Тхуоте, куда вьетнамские и китайские торговцы привозят соль, импортные ткани, новые кувшины и пр. Распространению денег способствуют, кроме того, плантации и армия, а также администрация, которая не только оплачивает в пиастрах своих служащих (начальников кантонов, например) и временных рабочих, но — и это главное — требует уплаты налогов наличными.

Чтобы закончить этот беглый обзор экономической жизни мнонгаров, отметим, что наряду с администрацией, учрежденной французами, жизнью деревни руководят по древней традиции три «священных человека леса и деревни»[16], на которых лежит обязанность распределять участий для обработки, возглавлять торжества и проводить все религиозные обряды, имеющие отношение к земле и рису. Отметим, наконец, что важное место занимает нджау — шаман, врачеватель. Его доходы ощутимо увеличиваются за счет советов больным.

Одеваются мнонгары так же, как и другие протоиндокитайцы Вьетнама. Самая характерная часть их костюма — су троань (исследователи называют ее по-индийски, лангути, а народ радэ — кпин) — набедренная повязка в форме пояса-передника. Она представляет собой длинную полосу ткани, которую продевают между ног, а затем опоясывают вокруг талии, выпуская спереди украшенный конец. Су троань оставляет открытыми ноги и ягодицы. К этому одеянию обычно добавляют короткую рубашку без рукавов. Вечером же, собираясь побеседовать с соседями во дворе, мужчины для защиты от прохлады закрывают плечи широкой накидкой, которая днем служит для переноски за спиной маленьких детей, а ночью — одеялом.

Женщины обертывают стан юбкой из синего полотнища на узеньком пояске, которая запахивается спереди. Иногда они ходят с обнаженной грудью, иногда в тунике с длинными рукавами.

Все большее распространение получает привозная готовая одежда. Женщины охотно покупают юбки из черного коленкора и белые ситцевые блузки, но особый интерес к европейским костюмам проявляют мужчины: куртки, рубашки, пальто, плащи пользуются большим спросом, хотя брюки, а тем более шорты, не популярны.

И женщины и мужчины закручивают волосы в пучок, но сейчас большинство молодых людей и мужчин среднего возраста, особенно бывших военных, коротко стригут волосы «по-европейски».

В торжественных случаях мужчины охотно надевают на голову тюрбан из белой домотканой материи или, если они богаты, из привозного черного атласа. Чаще всего мужчины ходят с непокрытой головой. Впрочем, один европейский головной убор имеет здесь большой успех: это баскский берет, который носят предпочтительно наизнанку, чтобы все могли любоваться яркой фирменной этикеткой. Военная пилотка тоже встречается довольно часто. Банг Олень долго носил не без гордости (несколько комичной, на наш взгляд) великолепное офицерское кепи без галунов и без… козырька.

Мнонгары обоего пола украшают себя множеством браслетов и ожерелий. Женщины носят на голове ожерелье из мелких жемчужин, имеющее форму диадемы, и втыкают в пучок большие шпильки различной формы. Деревянный гребень в оловянной оправе — одно из главных украшений их кавалеров в праздничные дни. Его дополняют двойным красным помпоном, нити которого переплетаются с волосами.

В отверстие, проделанное в мочке уха, мужчины вставляют втулку из слоновой кости, а женщины — кружочки из легкого мягкого дерева. Чтобы эта легкая втулка держалась, надо очень точно вставить ее в отверстие мочки, которое легко растягивается. Постепенно втулки приходится заменять все большими. Потому-то у старух болтающиеся вялые мочки доходят почти до плеч, вызывая опасение, как бы огромные втулки не прорвали тонкую кожицу.

В общине мои[17]вьетнамцев и европейцев больше всего поражают изуродованные зубы. Мнонгары, в частности, выбивают или спиливают до самых десен верхние резцы и затачивают в виде острия нижние. Все зубы покрывают блестящим черным лаком[18].

Портрет человека леса и горца оказался бы незаконченным, если бы мы не упомянули о трубке, корзине и ноже. Женщины курят трубки наравне с мужчинами. Кроме того, они жуют бамбуковую палочку, расщепленный конец которой вставляют в головку и чубук бамбуковой трубки, где он собирает весь табачный сок. Одну из таких палочек для чистки табачных отходов они постоянно носят воткнутой в волосы. Мужчина никогда не расстается с трубкой. Если она у него не во рту, то, значит, за поясом-передником или в пучке. В пучке же мужчины часто носят складной ножик из железа. Издали его можно принять за перо, и, если у его обладателя угловатое лицо, как, например, у Краха, раба[19] Бап Тяна, то воткнутый в волосы ножик придает ему вид индейца сиу.

Жителей Верхнего плато трудно себе представить без заспинной корзины, которая держится на двух лямках из ратана, и ножа куп-куп. Его короткое и широкое лезвие вделано в бамбуковую рукоятку длиной метр. Утолщение корневища, в котором укреплено основание лезвия, изогнуто под прямым углом к нему, так что можно повесить куп-куп на плечо лезвием вверх и он будет держаться. Все же при ходьбе приходится придерживать его за кончик рукоятки.

Мы не собираемся развивать здесь эту довольно сложную тему: ей посвящена специальная работа[20]. Удовлетворимся только некоторыми указаниями, необходимыми для понимания событий и поведения людей, описываемых в этой книге.

В основе семьи лежит мпоол — т. е. клан[21]. Мпоол — совокупность людей, считающих себя потомками общего предка по материнской линии. Название клана и имущество семьи передаются детям не от отца, а от матери. Таким образом, например, если Рджэ составляют один клан, это значит, что его членом была их мать, а не отец. Члены одного и того же мпоола не могут вступать ни в брачные, ни в половые связи друг с другом. Они считаются как бы братьями и сестрами, если принадлежат к одному поколению, родителями и детьми или тетками и дядьями и племянниками — если принадлежат к двум поколениям, бабками и дедами и внуками, если принадлежат к двум поколениям, разделенным третьим. И как бы ни была далека первая общая праматерь, ее безусловно можно выявить, если проследить генеалогическую линию. Два лица, которые с нашей точки зрения не являются даже кузенами, у мнонгаров называют друг друга «братом» и «сестрой» или же «матерью» и «сыном» и т. п.

Согласно обычаю, за именем женатого мужчины следует имя его жены, например: Крэнг-Джоонг (т. е. Крэнг муж Джоонг; наоборот, жену называют Джоонг-Крэнг), Банг-Анг, Тоонг-Бинг, Чар-Риенг, Тоонг-Джи-енг… часто мужчин называют по имени их старшего ребенка, ставя перед ним слово бап — «отец». Следовательно, Бап Тян значит «отец Тяна». Если два брата поддерживают друг друга, составляя как бы одно целое, если им вместе улыбнулась удача, их имена соединяют, образуя нечто вроде бинома: Танг-Тру (речь идет здесь о Бап Тяне и его брате — начальнике кантона), Нгкой-Банг (с нашей точки зрения они просто двоюродные братья) и т. д.[22]. К именам многих мужчин и женщин добавляют прозвища, которыми их наградили в детстве: Кронг Толстый Пуп и его жена Анг Слюнявая, Джоонг Грыжа, Банг Олень и т. д.

В жизни мнонгаров и прочих протоиндокитайцев значительную роль играет, как мы это увидим в ходе повествования, глиняный кувшин. Мы иногда называем его содержимое спиртным, но это некое поэтическое преувеличение: рнэм — всего только рисовое пиво, которое никоим образом не может сравниться ни с водкой, ни даже с нашими винами и аперитивами. Сладкий растительный сок — тёт, получающийся в результате брожения настоя рисовой муки и отрубей, помещают в герметически закрытый глиняный кувшин — янг, где он бродит несколько дней. Кувшин открывают незадолго до употребления напитка и, если предстоит жертвоприношение, снимают немного сока для своеобразного миропомазания, затем закладывают в сосуд листья или траву прохладник, чтобы удержать отруби на дне, и наполняют кувшин водой. Вливают от одного до нескольких десятков литров воды, в зависимости от высоты кувшина. Теперь рнэм готов, но, прежде чем распить, его освящают: под чтение священных стихов в сосуд вставляют трубочку — гут — и сбрызгивают на землю несколько капель влаги. Пьют через трубочку, нижний конец которой почти касается дна кувшина: проходя через перебродившую гущу, жидкость насыщается алкоголем. Каждый, кто пьет, высасывает из кувшина две порции рнэма (порция равна содержимому гравированной узорчатой трубки, рога буйвола или церемониального стакана), а помощник распорядителя, стоящий по другую сторону кувшина, доливает его таким же количеством воды. Таким образом, по мере того как рнэм отпивают, он теряет свою крепость и через несколько часов превращается в довольно безобидный напиток.

Читатель, у которого хватит мужества дочитать книгу, сочтет, пожалуй, мнонгаров отъявленными пьяницами. В таком случае мы ему скромно заметим, что в книге описаны в основном праздники. Насколько мне известно, «кутнуть» на свадьбе или выпить на поминках любят не только «люди леса», а рнэм — их единственный крепкий напиток — содержит меньше алкоголя, чем любой наш аперитив, да и случаи выпить бывают у них реже, нежели у нас. Глиняный кувшин распечатывают только в честь духов и заезжего гостя. Мнонгары не станут употреблять алкогольный напиток только из отвращения к воде. У них нет ничего похожего на наши обычаи, которым цивилизованные современники отдают дань по нескольку раз в день, прикладываясь за каждым обедом к вину и аперитивам, пропуская «глоточек белого винца», «виски, да покрепче», «ликерчик после кофе», чтобы «оно легче прошло». Здесь не напиваются допьяна и вообще не пьют без религиозного повода.