Лес священного камня

9 Смерть и похороны Танг-Джиенга Сутулого

Несколько дней спустя после торжества в Сар Ланге в нашей деревне в свою очередь отмечали праздник водружения шестов, чтобы удержать в поле душу риса. Ньыт донг обошелся нам недорого, поэтому церемонию с шестами в Сар Луке провели куда пышнее, чем у соседей. 25 и 26 сентября все жители освящали шесты.

Мы доканчивали последний кувшин, когда внезапно появился Тру: его только утром выпустили из тюрьмы, и он тут же опрометью бросился в деревню. Его помощник задержался у своей сестры в Бон Длэй и пришел на следующий день. Но этим не исчерпывались сенсационные события. Несколько дней совершались жертвоприношения, которые бывшие заключенные обещали духам. 29 сентября Тру заколол буйвола. Пока мужчины во дворе разделывали тушу, в соседней хижине раздался плач: умерла Джоонг-Ван из клана Джа, т. е. родная (по клану) сестра «священного человека» Крэнг-Джоонга. Дом семьи, находившейся в трауре, стал центром внимания всего Сар Лука. Два дня подряд там непрерывно совершали погребальные обряды.

Только 3 ноября, после того как в течение десяти дней веселые обряды чередовались с погребальными, жизнь деревни вошла в свою колею. Год был неурожайный, риса не хватало, и приходилось занимать его в соседней деревне. Рис снимали, едва он начинал созревать. Но самым важным в это время было защитить поля от опустошительных налетов птичьих стай днем и набегов лесных зверей ночью. Но вот созрел и «настоящий рис» (т. е. основная его масса) и вечером 6 ноября Крэнг-Джоонг объявил начало жатвы (нхеел кек). Собрав своих близких и остальных «священных людей» вокруг большого кувшина с рнэмом, он предложил каждому пиалу очищенного риса, курицу или вьетнамскую пиалу.

Крэнг сообщает обитателям подземных миров о начале жатвы

После живых наступила очередь мертвых. 11 ноября Крэнг-Джоонг, как и многие другие, объявил обитателям подземных миров о начале жатвы. В пять часов вечера я застал его под хижиной на миире. Он «ткал одеяла»: кусочек бананового листа длиной одну пядь, шириной четыре пальца он разрезал на одинаковые узкие полоски и, помогая себе крошечным бамбуковым ножом, просовывал «нить», также вырезанную из бананового листа, между волокнами плетения. Джоонг Врачевательница сообщила мне, что одеяла предназначаются двум недавно умершим «сестрам» Крэнга — Джоонг-Ван и Дланг-Танг. Им же, а также «матерям» Крэнга будут преподнесены «вьетнамские пиалы», т. е. половинки фруктов, желудёвые чашечки и кусочки дерева.

Крэнг собрал свои подношения, не забыв и кувшина со спиртным — маленькую калебасу с отрубями, в которую были воткнуты две соломинки. Его умершие родственники поделят кувшин с покойными родственниками жены. Крэнг направился к полю Тян-Гро и остановился по эту сторону проселочной дороги, отделяющей его миир от миира соседа. Он подошел к тому месту, где во время обряда укрепления падди воткнул бамбуковый шест с подвешенными планочками — они должны были передать свою силу и выносливость подрастающему злаку, — и аккуратно разложил подношения: сначала подарки для своих родственников, затем кувшин с пивом, а сбоку от него дары родственникам жены. Затем он взял кусочки угля, плюнул на них и попросил отправиться в подземные миры и объявить о начале жатвы.

Выполнив свой долг по отношению к живым и мертвым, Крэнг-Джоонг мог со следующего утра приступить к жатве. Надо было только принять ряд предосторожностей, чтобы удержать капризный и боязливый дух падди на поле. Для этого следовало его накрепко привязать и в то же время задобрить жертвами. В этом заключается смысл обряда «повязывание падди» (муат ба), который совершается сразу же после объявления начала жатвы обитателям подземных миров.

12 ноября

Чтобы защитить свои посевы от визитов лесных гостей, Крэнг и его жена провели ночь на 12 ноября на миире в хижине, стоящей на высоких сваях.

В семь часов утра к ним присоединилась возглавляемая Анг Слюнявой группа из пяти человек. Прежде чем ступить под руководством Джоонг Врачевательницы на поле, они сняли со спины корзины и выкурили трубки. Крэнг направился с различными ритуальными травами, цыпленком и рисом «с головы» к священному квадрату и сел на корточки у подножия доонга и столба падди. Положив свои приношения на землю, он обернул зрелые колосья падди, не выдергивая из земли, вокруг столба. При этом он читал длинное моление:

Он обвязал вокруг столба еще несколько пучков колосьев падди, воткнул в узлы листья восковидной тыквы, растений «кости перепелки» и «белые рога» и скрепил все это стеблем фасоли. Между узлом и столбом он положил «рис с головы» и продолжал:

Он перерезал курице горло и, продолжая моление, провел окровавленной шеей жертвы по узлу, по магическим растениям падди, росшим у подножия столбов, по земле, по колосьям, а потом по листьям рхоонга, которые принес с собой.

Он унес листья рхоонга и курицу туда, где были сложены корзины, и освятил их, натирая ободки окровавленной шеей жертвы. Потом, продолжая читать молитву, он помахал над корзинами ветками рхоонга, окрап-ленными кровью. Он уговаривал:

Крэнг возвратился к хижине на миире и положил под нее курицу. Затем он направился к границе, отделяющей его поле от поля Тяна, и воткнул там ветки рхоонга, чтобы оградить себя от чужих бед. И снова убеждал падди:

Пока пять девушек и женщин под руководством Джоонг Врачевательницы наполняли киу (поясные корзины) зерном, а потом вываливали его в большие корзины, Крэнг ошпарил курицу, ощипал ее и сварил. Он нанизал кусочки куриного мяса, кусочки луковицы и листьев магического растения падди, срезанного около священного квадрата, на тонкую полоску ратана и без каких бы то ни было молений прикрепил ее к верхней части своей корзинки, между листьями. Выкурив трубку, он опоясался киу и присоединился к женщинам. Они работали бок о бок, стараясь держаться на одной линии. У каждой к животу была прикреплена плетеным кушаком киу. Одной рукой они вылущивали зерна из колоса, проводя рукой сверху вниз, и бросали их в поясную корзинку, в то время как другой рукой таким же образом обрабатывали следующий колос. Обе руки находились в непрерывном быстром движении. Когда поясная корзинка наполнялась, ее содержимое высыпали в большую корзину, стоявшую поблизости. В первый день сбора урожая хозяин дома, следуя обряду, обмахивал их листьями.

К половине одиннадцатого шесть больших корзин были наполнены. Крэнг унес свою полную до краев корзину, поставил ее под хижину на миир и вылил из калебасы немного рисового супа на зерно:

Затем он, поправив лямки, взвалил корзину себе на спину и пошел высыпать ее на рдаэ — временный амбар, построенный рядом с мииром около дороги в деревню. Как единственный мужчина, он в основном переносил и высыпал корзины, наполнявшиеся женщинами, и только изредка ненадолго принимал участие в жатве. К вечеру все семеро собрали двадцать одну корзину падди. Крэнг не один в деревне «повязывал падди» в этот день. Банг Беременный тоже выполнил этот обряд. Тру не повезло, он был вынужден повернуть обратно, ибо, как только он отъехал от дома, заревела косуля. В ближайшие два дня во многих семьях «повязывали падди».

Итак, жатва — кек — началась. Пока урожай не будет убран, строжайше запрещено отлучаться из деревни или пить спиртное. Все силы отдаются только этой трудной работе. От сбора падди можно отвлечься лишь для сбора хлопка, который тоже не может ждать. Только смерть члена общины может заставить людей бросить на время свою работу и откупорить кувшины.

В верхней части деревни за жилищем Тру стоял дом, который долгое время считался самым длинным в Сар Луке. В нем бесспорно главенствовал Танг-Джиенг Сутулый из клана Тиль, хотя это был человек скромный, редко принимавший участие в спорах общины.

Его чердак занимал в доме центральную часть, к нему с одной стороны примыкал чердак сестер Танга, с другой — чердак брата Джиенг и его деверя. Танг Сутулый делил гостевую со своей младшей сестрой Бронг Вдовой, которая жила с дочерью — Джоонг Грыжей — и с дальней родственницей из клана Тиль. Чердак, смежный с чердаком вдовы, принадлежал Бангу Оленю (мужу младшей сестры Танга Сутулого — Анг Семенящей). Там нашли себе приют тоже два семейства. С другой стороны чердак Танг-Джиенга граничил с чердаком брата Джиенг — Ван-Джоонга, женатого на женщине из клана Джа. У него была общая гостевая с братом жены — Кронг-Тро. Напомним, что Крэнг-Джоонг тоже принадлежал к клану Джа.

Самой яркой личностью в этой хижине бесспорно был Банг Олень, хорошо сложенный и подвижный человек, всегда веселый и готовый выпить. Он приходился шурином Бап Тяну (Анг Длинная была его сестра). В поселке он занимал нечто вроде административной должности в качестве посыльного и был, кроме того, «священным человеком». Обменное жертвоприношение буйвола с Кранг-Дрымом ввело его в число куангов.

Дом жил очень спокойно, пока прожорливые духи не обрушили на него свой гнев, уничтожив за несколько месяцев всех его обитателей, принадлежавших к клану Джа. В прошлом году в сезон дождей умерла от какой-то неизвестной болезни Дланг-Танг. Через год скончался Кронг-Тро, который в течение многих недель не переставая харкал кровью. Через полтора месяца, 29 сентября, после долгих страданий отошла в подземные миры Джоонг-Ван. Тро-Кронг перебралась вместе с детьми жить к Енг Сумасбродке, как и она принадлежавшей к клану Нтэр. Ван-Джоонга взяла к себе его сестра и соседка Джиенг-Танг (практически он остался жить под той же крышей, что и раньше), а дети его жены от первого брака ушли к своему старшему брату Мхо-Лангу в дом начальника кантона. К октябрю 1949 года большое жилище Танг-Джиенга уменьшилось на два чердака.

Танг Сутулый был самый высокий человек в Сар Луке, скорее сухощавый, чем худой. Благодаря крепкому телосложению и отсутствию морщин он, с точки зрения европейца, выглядел моложе своих лет. После случая в Пхи Дихе его часто вызывали на допрос, и поездки на Озеро подорвали его здоровье. Очистительная жертва, которую он принес, вернувшись из последней поездки, мало ему помогла. Танга все реже и реже видели в поле, он жаловался на боль в груди, болезнь его с каждым днем усугублялась. 17 ноября Тангу стало хуЖе, и Ванг Олень прибежал в Сар Ланг за нджау Дэи: по этому поводу была принесена в жертву курица и кувшин без горлышка с рнэмом. Но через три дня пришлось обратиться к другому специалисту — знахарке Джоонг-Ван. Она совершила большое изгнание духов, во время которого убили собаку, а курице перебили крылья и лапки. На следующий день фельдшер Ндоиг нашел состояние больного настолько тяжелым, что счел необходимым поместить его в больницу. Жатва была в самом разгаре, и кое-кто продолжал убирать зерно в амбары, несмотря на табу, которое накладывало принесение накануне в жертву собаки. Семья больного в этот день собирала хлопок. Около полудня Банг Олень пришел просить, чтобы я уговорил Ндонга отпустить Танг-Джиенга в деревню. Я не согласился и стал доказывать, что больному лучше остаться в больнице. Банг не решился мне сказать, что состояние больного уже безнадежно.

Вечером (мои часы показывали девять минут двенадцатого) со стороны больницы раздались крики и причитания, на дороге замелькали факелы: Танг-Джиенг Сутулый умер. Его тело обернули в циновку и привязали полосами из ратана к бревну, которое несли его брат Крэнг-Анг, Банг Олень и Ван Вдовец.

От меня Банг отправился в больницу навестить своего зятя. Он пришел еще раз после ужина. Состояние Танга внезапно ухудшилось, и Банг бросился в деревню за женщинами. Когда они прибежали в больницу, Танг Сутулый уже не дышал.

Сын Танга Тоонг-Манг Повар (он работал поваром в школе) и женщины скорее выли, чем плакали. Растрепанные волосы рассыпались у них по плечам. Войдя в хижину, все сняли с себя бусы и браслеты. Джиенг подошла к своему очагу и разрушила его. Люди, принесшие труп, положили его на нары, куда Танг-Джиенг Сутулый каждый вечер ложился со своей женой. Теперь здесь покоилось его окоченевшее тело, руки с раскрытыми ладонями были вытянуты вдоль туловища, ноги крепко связаны у щиколоток и у пальцев веревкой. Тоонг расправил на груди отца новую белую рубашку, а Джиенг завернула тело до самой шеи в красивое домотканое покрывало. Потом каждый член семьи, плача, принес одну или несколько вьетнамских пиал и поставил в качестве подношения около тела. Дети Танга проявили редкую щедрость. Тоонг Повар положил на грудь отца двести пиастров, а Анг Вдова — сверток черного коленкора. Мужчины и женщины толпились вокруг покойного, причитая нараспев и плача. Вдова гладила лицо покойного, прижималась к нему залитой слезами щекой. Пронзительные крики и причитания, прерываемые рыданиями, наполнили огромный дом.

Один за другим в хижину сошлись жители деревни. Каждая женщина направлялась к нарам, ставила рядом с покойным вьетнамскую пиалу, садилась на корточки и, закрывая лицо руками, плакала или делала вид, что плачет, призывая умершего. Потом она начинала причитать нараспев, не обращая внимания на то, как и что пели ее соседки. Эта какофония никоим образом не нарушала мрачного похоронного настроения, царившего в комнате. Утомившись, женщины шли в гостевую, чтобы выкурить трубку и поговорить с другими посетителями. В гостевой все сидели сначала с печальным или спокойным выражением лица, говорили только о покойном и его болезни, вспоминали аналогичные случаи. Но вскоре (особенно после того, как откупорили жертвенный кувшин) все устали от мрачных разговоров и в комнате стал раздаваться смех, хотя плакальщицы не прекращали своего заунывного пения. Отдохнув в гостевой, женщины возвращались к плакальщицам и с тем же пылом, что и раньше, начинали оплакивать умершего. За ночь эта процедура повторялась несколько раз. Наконец уставшие женщины отправлялись домой. На следующий день снова появлялись в доме покойного и оставались там большую часть дня и ночи, чтобы выполнить, согласно обычаю, свои обязанности: до погребения около тела должны неотлучно находиться плакальщицы.

Но, когда принесли тело, большая гостевая была еще почти пуста: шум, который производили ближайшие родственники покойного, не мог разбудить жителей деревни. Только вдова, ее сын и Банг Олень занимались выполнением обрядов.

Первую жертву через десять минут после прихода принес Тоонг-Манг Повар с помощью Банга Оленя. Банг Олень перерезал горло курице, а Тоонг-Манг держал ее за клюв, и кровь с его рук стекала на обнаженную грудь трупа его отца.

Жертву положили справа от покойного.

Если бы Танг-Джиенга принесли в деревню до того, как он испустил последний вздох, ему помазали бы ладонь пивной бардой, смешанной с кровью курицы, чтобы он своими глазами убедился, что для его похорон ничего не жалеют, что все делается как подобает. Одновременно эта жертва предназначается предкам, находящимся в подземных мирах, к которым направляется умерший.

Танг Сутулый умер до совершения обряда, поэтому ему просто помазали кровью жертвы грудь. Это придает приношению дополнительный смысл: считается, что кровавое пятно не исчезает и остается даже в том случае, если покойный возвращается на землю как кон ма, т. е. воплотившись в новорожденном. Но так как в царстве теней — все наоборот, то пятно оказывается на спине новорожденного[101].

Родным надо было позаботиться о жизни покойного в потустороннем мире. У него в ногах, там, где двадцать минут назад возвышался очаг, на несколько тлеющих угольков поставили котелок, в котором прела горсточка очищенного риса, а рядом втиснули котелок поменьше с сырыми овощами. В потустороннем мире угли разгорятся в большой костер, рис и овощи начнут вариться по-настоящему, освещаемые пламенем смоляных палочек (здесь последние не были зажжены). Для полноты картины поставили еще две калебасы: одну с супом, другую с водой. Не забыли также положить у изголовья покойника трубку, кисет с табаком, корень маниоки и украшения для волос.

Тоонг Повар расплавил в обломке чугуна пчелиный воск, пропитал им хлопчатобумажную нить и закрутил ее спиралью. Кончик он зажег и стал водить этой свечой над трупом от головы к ногам, а затем от ног к голове, приговаривая:

Мне объяснили, что свеча должна светить душе умершего, когда она пойдет по дороге, ведущей к душам предков. Всю ночь свеча стояла у изголовья покойного, воткнутая в маленький кувшин без горлышка.

Тоонг Повар перекачал рнэм из кувшина в бутылку и поставил ее на нары в ногах отца. Сообщив ему о своем подношении, он повторил то же моление, что и раньше. Потом все пили из кувшина, в то время как плакальщицы продолжали причитать у трупа. Первым потянул пиво через трубочку Крэнг-Анг (брат покойного) после него Тоонг Повар (сын покойного), он уступил место Бангу Оленю (мужу сестры покойного), потом наступила очередь Тяна (его жена Гро принадлежала к клану Дак Тят, в который входила и Джиенг). Сестры умершего — Бронг Вдова и Анг Семенящая — пили только после Кранга Пузыря из клана Дак Тят. Бронг Вдова изливала свое горе в причитаниях:

Тоонг Повар, склонившись над телом отца, перечислял: «Двести пиастров, белая рубашка, восемь больших вьетнамских пиал и две маленькие…» Он несколько раз повторил этот перечень.

Банг Олень рассказал, в какое затруднительное положение поставил его Танг Сутулый. Умирающий попросил принести ему в больницу табаку. «Придется тебе нарвать его у меня в поле», — сказал он. Но Банг знал, что Танг-Джиенг разбросал колючки на поле, где рос табак, и не хотел рисковать. Действительно, если колючки хорошо размещены, только хозяин может ориентироваться в поле, которое он оградил таким образом от воров, любой другой поранит себе руки и сделается посмешищем всей деревни. Банг Олень не хотел возбуждать подозрений, так как недоброжелатели могли превратно истолковать его поступок.

Джиенг-Танг и ее дочь поставили две бамбуковые палочки по обе стороны трупа — одну у изголовья на нарах, другую на полу в ногах Танга (он был такой высокий, что ноги не уместились на нарах). Между палками они натянули приблизительно на высоте двадцати сантиметров над трупом шнурок из красных и белых хлопчатобумажных нитей, а к нему привязали красные и белые помпоны. Эти украшения имеют глубокий смысл: шнурок ястреба кулэл (т. е. души-ястреба) поможет отличить кулэла от обычного ястреба. Кулэла, который пускается в путь, как только человек умирает, распознают по нитям на лапках. Заметив ястреба-душу, мнонгары наливают на землю рисового супа и зовут ястреба, чтобы привлечь внимание к символическому угощению.

Нгэ-Тру, жена начальника кантона, заявила тоном, не допускающим возражений, что теперь, когда его мать овдовела, Тоонг-Мангу следует бросить место школьного повара и переселиться обратно домой. Тоонг, сидя рядом на корточках, с невозмутимым видом промолчал.

Бронг Вдова крикнула человеку, который запирал дверь на засов: «Табу закрывать дверь на засов, когда в доме покойник, подопри ее просто палкой». Тян объяснил мне: «Знаешь, дверь не закрывают на засов просто потому, что все много пьют и людям необходимо часто выходить». Действительно, плакальщицы и любители выпить непрерывно подходили к порогу, чтобы удовлетворить свои естественные потребности, и к утру здесь образовалось зловонное болото; женщины не решались отойти от двери в этот поздний час, когда духов особенно много и они бродят вокруг дома умершего. Джиенг непрерывно плакала.

На рассвете ему закрыли лицо (отверстие в саване на уровне ноздрей прорезают, когда труп укладывают в гроб). Всю ночь домотканое одеяло, в которое его завернули, было натянуто только до подбородка, чтобы он мог как следует разглядеть свое имущество (хотя глаза у него были закрыты). Рядом с Джиенг женщина пела:

Всю ночь женщины плакали и причитали около тела вместе с Джиенг, ее детьми и золовками; а в это время уставшие от причитаний мужчины и женщины, сидя посреди комнаты, около кувшина, рассуждали на различные темы, в основном не имевшие отношения к случившемуся несчастью. К рассвету плач стих, большинство пьющих разошлось, дом умершего почти опустел. Кроме членов семьи осталось только несколько юношей и девушек, считавших своим долгом дождаться наступления дня.

24 ноября

В двадцать минут девятого шестнадцать человек, вооружившись топорами и большими куп-купами, вышли из деревни. Кроме родственников покойного среди них находилось по крайней мере по одному человеку от каждого чердака[102]. Они направились по большой дороге в сторону Панг Донга. Приблизительно в двухстах метрах от деревни они углубились в бамбуковую рощу, за которой справа — строевой лес. Пройдя еще метров пятьдесят, все остановились вокруг тлоонгов (Dipterocarpus obtusifolius). Вскоре было найдено дерево нужной толщины (диаметром около метра) с очень прямым стволом. Пока искали подходящее дерево, несколько человек разожгли костер. Вокруг него будут отдыхать и курить те, кто не занят работой.

Два юноши стали рубить дерево топором; остальные расчистили вокруг место. Через полчаса после нашего выхода из деревни дерево рухнуло. Один человек принялся обтесывать топором бревно сбоку от основания дерева, а другой от верхушки. Меркой из ратана, которую принес Тоонг Повар, отметили длину будущего гроба (два метра пятнадцать сантиметров). Через каждые пятнадцать минут к работе приступала новая пара, и приблизительно через час заготовка была обтесана. Ее перевернули узкой частью кверху: это будет крышка гроба. Банг Олень и Боонг-Манг Помощник, начав с противоположных сторон дерева, нанесли топором на незначительном расстоянии друг от друга прямые зарубки, а потом наискось, превратив кору в подобие чешуи. Через каких-нибудь пятнадцать минут Кранг-Дрым приподнял ее и отделил вместе со стесанной древесиной.

Три мужчины отправились искать молодое дерево для кувалды, а два парня углубились в лес, чтобы нарезать ратана. Один из работавших взял куски дерева с остатками коры и вытесал из них клинья. Как только ствол очистили от коры, легкими косыми ударами топора обтесали его верхнюю часть так, что получились две наклонные плоскости, напоминавшие скаты крыши. Сидя на корточках у костра, Боонг Помощник расщепил куп-купом в длину на четыре части полый бамбук и отделил от них также куп-купом куски очень твердой коры. Из нее он вырезал тоненькие палочки — будущая «изгородь Сраэ» — ритуальное украшение. Работавшие не проявляли ни малейшей грусти.

Те, кто отдыхал у костра, рассказывали забавные истории или предавались воспоминаниям. Боонг Помощник рассказал, какие сложные гробы делают мнонгпрэн-ги: внутреннюю часть они не выдалбливают в виде корыта, а придают ей форму, соответствующую контурам человеческого тела. На краях гроба они вырезают ручки, иногда даже четыре ручки в головах и три в ногах. От прэнгов перешли к тилям (речь шла не о клане, а о племени, которое живет на склонах гор, там, где берет начало река). О них отзывались с презрением: вместо риса они едят овощи и, кроме того, употребляют в пищу множество диких растений.

— Послушайте, какое у них самое любимое блюдо. Они берут овощи и кукурузные отруби, солят, заливают свиной кровью, добавляют горсть очищенного риса и всю эту бурду варят. Настоящее месиво для свиней! Какая гадость! И в довершение ко всему они никогда не моют своих котлов.

— А я знаю еще одно их блюдо: суп из прокисшего риса. Его вымачивают в кувшине без горлышка шесть дней. После этого считается, что суп готов.

Эти слова были встречены громким хохотом.

Боонг Помощник рассказал о празднике великой клятвы в Бан-Ме-Тхуоте, на котором присутствовали все начальники Высокогорной страны. В этом году они принесли клятву верности не только большому французскому начальнику, но также и «вьетнамскому королю[103]». Боонга не столько потрясло великолепное шествие слонов, сколько ружье, которое преподнесли жене Ma Кхам Сука, властителя Бан Дона — деревни охотников и дрессировщиков диких слонов. Что касается Тана, то на него наибольшее впечатление произвели про-тивосолнечные зонты. «Они как шапки радэ, надетые на шесты, их несли люди, сопровождавшие великого Йо и короля». Насладившись успехом от своего рассказа, он добавил: «Это делалось в защиту от жары».

В четверть двенадцатого Джоонг Грыжа и Сои-о-То-кело принесли большой котел с кушаньем из побегов бамбука. Они поставили котел рядом с костром и возвратились в деревню.

Десять минут спустя кора была снята. Банг Олень и Боонг Помощник провели углем черную линию, обозначавшую границу между гробом и крышкой. Тоонг Повар перерезал горло красивому коричневому петуху и отрезал у него лапки. Он сел верхом на «головную» часть гроба и провел лапками жертвы по черной линии. Держа в каждой руке по лапке, он пятился, расставив руки и прижимая их к черной линии, до противоположного конца гроба. Выполняя этот обряд, Тоонг вознес молитву духу тлонга:

Он положил лапки петуха на пень. Теперь, после обряда «отрезания лапок у петуха», можно было приступить к «разделению» ствола при помощи клиньев и топора.

Операция началась с «головы» гроба. Мощными ударами бревна по обуху топор забили в сердцевину ствола, там, где прошла трещина, образовавшаяся при падении дерева. При этом старались расщепить бревно по проведенной углем линии. Рядом забили второй топор, а потом и третий. Когда трещина стала достаточно глубокой, топоры заменили одним деревянным и двумя железными клиньями. Молодым деревцем, приготовленным с самого начала, шесть мужчин, как кувалдой, в такт ударяли по клиньям. «Голова» дала трещину по всему диаметру. Тогда два топора забили с боков. Без десяти двенадцать появились Тру, Крэнг-Джоонг и Чонг Военный. Начальник кантона сразу же стал командовать и заставил раздвинуть клинья, вбитые слишком близко друг к другу.

С одной стороны, где был снят меньший слой коры и дерева, трещина сильно отклонилась от намеченной линии. Нанося удары, люди громко молили дерево: «Мы дадим тебе свинью и рисового пива, только расколись как нужно».

Работу приостановили на пять минут, чтобы заменить один клин. Его быстро и ловко вытесали из толстого прочного сука, по которому удобно бить кувалдой… К несчастью, трещина все больше уклонялась в сторону, кое-кто даже поговаривал о том, чтобы бросить это дерево и свалить другое, но это никому не понравилось. Чтобы выпрямить линию, дерево перевернули. Один человек сел на него верхом и бил по намеченной линии топором, а когда загнал его достаточно глубоко, всадил рядом еще два топора. Потом дерево снова перевернули и таким же образом выровняли линию с другой стороны В обе трещины забили клинья. Ствол оказался податливее с той стороны, где сняли больший слой коры и древесины. Там его главным образом и обрабатывали. Без пяти минут два ствол наконец с оглушительным треском раскололся и крышка отделилась от будущего гроба.

Все собрались вокруг костра, чтобы закусить. Только Тру, Боонг Помощник и Крэнг-Джоонг продолжали работать: они выдалбливали внутреннюю часть гроба и обрабатывали крышку. Один орудовал топором, другой ему помогал, третий действовал теслом, ведь выдалбливание производится различными инструментами. Предстояла еще одна важная работа — обчистить и отполировать гроб сверху.

Боонг Помощник, который любил блеснуть своим умением вырезать мелкие предметы, занялся изготовлением «хвоста» и «рогов» для гроба. Хвост делается-очень просто: десятисантиметровую бамбуковую палочку расщепляют на три четверти. «Хвост» будет укреплен в самой узкой части крышки. Зато изготовление рогов требует некоторого умения. Планку из свежего бамбука длиной приблизительно восемьдесят сантиметров расщепляют с обоих концов, только центральную часть в десять сантиметров оставляя неприкосновенной. Скручивают каждую расщепленную сторону на конце неподвижной части так, чтобы по обе стороны планки получилось по «глазнице», из которых торчат только кончики полосок. Каждую «глазницу» обматывают ратановой полоской, привязывая узлом около ее основания. Потом делают украшения, похожие на хвост, и помещают их на конце каждого пучка кончиков. Затем изготовляют два маленьких кольца из жгута ратановых полосок и подвешивают их к каждой глазнице. Эти два кольца — глаза гроба, а два крупных отверстия — уши гроба. Как только гроб будет готов, рога прибьют деревянными гвоздями к «голове», т. е. узкой части гроба, а с широкой стороны будет вделан хвост. Гроб представляет собой стилизованного буйвола (известно, что главная душа всякого человека — душа-буйвол).

Самой сложной работой считается вырезание четырех ножек, в данном случае их делали в форме женской груди. Боонг Помощнику и его племяннику Чонг Военному понадобился целый час, чтобы вырезать эти две пары полушарий.

В семь часов вечера, когда топором и теслом сделали последние поправки, приступили к украшению гроба. Было уже поздно, времени оставалось мало, и решили ограничиться тем, что на обе плоскости крышки нанесли одинаковые узоры, напоминавшие две наложенные одна на другую пилы. Каждый зубец представлял собой прямоугольный треугольник, опущенный вершиной книзу, покрытый краской индиго. Если бы было больше времени, разрисовали бы также и гроб, а крышку расписали бы более сложным рисунком, в котором фигурировала бы орнаментальная фигура «щека тигра»: шестиконечная звезда, вписанная в круг. Мнонгары очень любят этот мотив.

В половине восьмого все ушли из леса и унесли гроб, полосы ратана, инструменты и т. д. и остановились только около семейной двери покойного. Услышав шум голосов, Джиенг-Танг вышла из дома. В руках она держала калебасу с водой, чтобы вымыть гроб внутри. Растерявшись, она стояла неподвижно, закинув одну руку на голову, а в другой держа калебасу, и глядела, как четыре мужчины на полосах ратана втаскивали гроб через низкую дверь. Около чердака с него сняли крышку и заделали дыры и шероховатости дерева только что замешанной глинистой смесью, затем обмазали края, чтобы гроб плотно закрывался. Женщины переставляли на нарах вьетнамские пиалы и кувшины без горлышка, чтобы освободить место для гроба. Тоонг Повар провел свечой из пчелиного воска над открытым гробом от изножья к изголовью. Джиенг стремительными движениями рук «собрала» душу в чашу и перелила сначала в большую корзину для зерна, а потом вылила на себя. После этого мужчины положили под труп вчетверо сложенную мнонгарскую руоаху, на голову покойного надвинули большую вьетнамскую пиалу и завернули тело в циновку. Труп уложили в гроб. Анг Вдова «собрала» душу в калебасу и вылила себе на живот. Потом наступила очередь Бронг Вдовы выполнить тот же обряд. Анг Вдова повторила те же движения, но действовала только рукой. Она «вылила» душу на себя, на свою дочь Джиенг и на своих племянниц. Каждый член семьи должен был таким способом задержать свою душу, которая из любви к умершему цеплялась за него и рисковала быть увлеченной в подземные миры.

В гроб уложили все подаренные вьетнамские пиалы, которые только уместились. В последнюю минуту перед тем, как мужчины опустили крышку гроба, Джиенг положила около головы покойного несколько ракушек, оповещая о своем подношении: «Вот еще. вьетнамские пиалы…» (на том свете ракушки станут пиалами). Щель между гробом и крышкой замазали глинистой смесью, причем на уровне груди в обмазку добавили клейкого риса («чтобы избежать запаха тления», — сказали мне). Гроб в трех местах перевязали ратановыми полосами, на крышку положили пояс, трубку и кисет покойного, а также «нож, чтобы разрезать саван на уровне носа». К восьми часам вечера гроб был закрыт. Наступила вторая ночь бодрствования. Мужчины, принимавшие участие в изготовлении гроба, отправились на речку для очистительного омовения.

Когда они через полчаса возвратились, начались нъджат, большие жертвоприношения и возлияния в честь покойного. В гостевой в один ряд были выставлены кувшины с пивом, два самых больших, преподнесенных Тоонгом Поваром и Бронг Вдовой, висели в центре комнаты на одном шесте. Те, кто приносил жертву с покрытыми пивной бардой пробками от своих кувшинов, собрались около порога семейной двери. Там они одновременно убьют свои жертвы. Бронг Вдова и Тоонг Повар принесли в жертву по свинье (в три и четыре пяди каждая), Тру, Тян и Крэнг-Анг — по курице. Джоонг Грыжа стояла около матери, Гро-Тян и Анг-Крэнг около своих мужей, а жена и дочери покойного около Тоонга. Все плакали, закинув руки на голову. Впрочем, это был скорее не плач, а вой: «О отец! о отец!», «О муж!», «О деверь!». Стоял невообразимый шум, ибо к душераздирающим воплям примешивались хрюканье и кудахтанье издыхавших кур и свиней. (Животное, приносимое в жертву в честь умершего, должно быть убито= палкой, даже если при обычных жертвоприношениях его закалывают). Кровь жертв собрали, натерев предварительно рану пивной бардой. Те, кто убил курицу, оторвали у нее крыло и лапку и положили на пробку кувшина. Каждый поставил свое приношение на нары возле гроба. Тоонг и Бронг помазали дары кровью, перемешанной с пивной бардой. Тру заметил, что они забыли принести когти жертв, и послал за ними. Тоонг и Бронг вышли из хижины, отрезав левую переднюю лапу своей принесенной в жертву свиньи, и положили на пробку своего кувшина, уже стоявшего около гроба.

Начались возлияния: каждый подходил к приносимому в дар кувшину, втягивал пиво в трубочку, а когда она наполнялась, закрывал верхнее отверстие пальцем, приближался к гробу и, отняв палец, кропил его. При этом покойному объявляли, какие ему делают подношения. Джиенг удовольствовалась тем, что набрала в рот пива и выплюнула на порог семейной двери, так как ее сын Тоонг уже совершил окропление от имени всей семьи.

Закончив обряд, начали пить из кувшинов. Плакальщицы продолжали причитать и петь погребальные песни. Все присутствующие должны были около гроба попробовать пива из всех кувшинов, чтобы избежать лихорадки, которую могут наслать духи дороги и леса. Многих беспокоило отсутствие тех, кто делал в лесу гроб, но вскоре они появились. Комната была битком набита, хотя от некоторых чердаков присутствовало только по одному человеку, а кое-кто вообще не появлялся в течение всего дня, как, например, Бап Тян, его жена и старый Крах.

Эта ночь в точности походила на предыдущую: те же плакальщицы менялись около гроба, слышались те же причитания и погребальные песни, те же истории рассказывались около кувшинов. Разве что пыл гостей поостыл, так как, несмотря на семь открытых кувшинов, давала себя знать усталость от предыдущей бессонной ночи и трудного рабочего дня. Некоторые все же стойко пили до самого утра.

25 ноября

В девять часов утра четыре мужчины подняли гроб, к которому был привязан за лапки «цыпленок, клюющий личинки мясной мухи» (иер тёк рхаэ), вынесли его через семейную дверь и поставили снаружи в нескольких шагах от порога. Развязали ратановые перевязи, сняли крышку гроба и положили ее на землю. Бронг Вдова, сестра покойного, откинула циновку-саван и открыла лицо умершего, чтобы он мог последний раз поглядеть на жену и детей, видеть небо и солнце. Все удивились, не заметив на его лице ни малейших следов разложения. Банг Олень приписал это действию уколов и таблеток из магического европейского растения, полученных покойным в больнице. Бронг положила рядом с трупом несколько кусочков угля: они послужат покойному проводниками в его путешествии к Янг Боек, властителю подземных миров. Банг Олень поскоблил ножом ноготь покойного и отдал Крэн-Лангу щепотку полученной пыли. После возвращения с кладбища тот приложит пыль к сердцу своей жены, потом Манг-Тоонга и Банга Оленя и попросит болезнь удалиться. Всем им запрещено соприкасаться с умершим, так как они состоят в браке с его младшими родственниками (младшим братом, сыном, младшей сестрой), однако во время погребальных обрядов они, нарушая запрет, не раз дотрагивались до покойника, часто садились на его ложе, пусть для того, чтобы плакать. Чтобы изгнать злых духов, Банг Олень отрезал лоскут от набедренной повязки-передника Танга Сутулого и отдал его сыну. Тоонг Повар взял совсем новое белое полотенце и закрыл им лицо своего отца, потом опустил край циновки и снова положил крышку на гроб. Пока гроб завязывали, женщины обмазали его в нескольких местах клейким рисом, чтобы помешать личинкам мясной мухи проникнуть внутрь.

Тоонг Повар — он с самого утра рыдал взахлеб и ходил пошатываясь — вдруг повалился на гроб. Родственницы покойного плакали, сидя на земле и прижавшись головой к гробу, который Банг Олень и другие мужчины обвязывали ратановыми полосами, так что образовывались затейливые геометрические фигуры поверх тех, которые были вчера нарисованы на крышке гроба.

Три девочки из дома покойного держались немного поодаль. Все три стояли, закинув руки на голову, но только маленькая Джиенг (дочь Анг Вдовы) плакала искренне и горячо. Она единственная из всех троих понимала истинное значение происходившего и горевала о том, что ее дедушка, любимицей которого она была, уходит навсегда. Две другие застыли в положенных позах, неспособные выдавить из себя ни слезинки.

Тоонг Повар и Ван Вдовец вбили деревянные гвоздики в крышку гроба, чтобы покойный «оставил на земле души-буйволы, души кувшинов, соли, риса…». Джиенг-Танг «собрала» души в воздухе вокруг изголовья гроба и «вылила» в маленький кувшин без горлышка. Они необходимы для благополучия дома и нельзя допустить, чтобы они ушли вслед за умершим в подземный мир.

Когда украшение ратаном было закончено, к гробу привязали шест — очень прямой ствол молодого дерева, принесенный накануне из леса. Из хижины вынесли все подношения покойному: они последуют за ним в подземные миры. Наконец все было готово для того, чтобы идти на кладбище, но сначала следовало принять меры предосторожности и обезопасить людей и домашние вещи. Тоонг взял калебасу с рисовым супом и вылил по нескольку капель на голову каждого члена семьи, чтобы удержать душу-кварц на макушке головы. Потом он подмел пучком листьев рхоонга хижину и чердак, одну ветку прикрепил у входа на чердак, другую над семейной дверью, а остатки привязал к ратановым обвязкам гроба.

Без четверти десять кортеж тронулся в путь. Ноша была очень тяжелой — к весу гроба и трупа добавился еще вес вьетнамских пиал. Гроб несли на шесте четыре сильных мужчины, шедшие гуськом. За ними следовал Тоонг с корзинкой, наполненной дарами его отцу, потом шла Джиенг налегке, а дальше двигалась толпа родственников и друзей, которые несли остальные приношения покойному, среди коих были большой кувшин из Джиринга и два янг дама (один из них подарил Банг Олень), рыболовный сачок, верша, поясная корзинка для сбора урожая, наполненная семенами и луковицами различных полевых растений, большая корзина с котлами супа и риса, домодельная и вьетнамские пиалы, не поместившиеся в гроб, три бутылки с рнэмом, калебаса с супом и калебаса с водой, «цыпленок, клюющий личинки мясных мух», метла — короче говоря все, что может понадобиться умершему в «подземных мирах».

Помазание рисовым супом

перед выходом погребальной процессии

Кортеж прошел по дороге метров пятьдесят и остановился около тропинки, ведшей на кладбище. Носильщики опустили свою ношу, Тоонг очертил ножом на земле контур гроба и налил на черту немного рисового супа, умоляя:

Он воткнул в землю маленькие вилы. Это нечто вроде сигнала для души-ястреба, которая невидимая летает по небу и следит за нами. По вилам ястреб кулэл легко найдет место, где ему приготовлена еда, и не будет попрошайничать у чужих. Джиенг срезала прядь волос и положила с несколькими угольками око-до тропинки. Волосы станут в подземных мирах травяным покрытием хижины, которую умерший там себе построит.

Мужчины снова подняли ношу. Теперь они продвигались с большим трудом: по тропинке редко ходили, она заросла травой, да и низкорастущие стебли бамбука и колючие лианы загораживали проход. Из-за неровностей рельефа и многочисленных ручьев она то поднималась, то опускалась. Мужчины, несшие гроб, несколько раз менялись, — недаром говорят: «Рога влиятельных тяжко нести». Танг-Джиенг Сутулый был богат — доказательством тому служили материал и форма гроба, душа его — могучий буйвол с тяжелыми рогами, а следовательно, гроб не мог быть легким. Внезапно тропинка вывела нас на поляну. В глубине ее виднелись старые могилы под соломенными крышами, черепки кувшинов и остатки корзин. Мы пришли на кладбище. Нам понадобилось для этого двадцать минут.

В начале пути женщины громко причитали, потом смолкли. На кладбище они снова разразились бурными рыданиями. Джиенг тихо плакала, напевая свои жалобы слабым голосом. На фоне общей печали поведение Анг Семенящей казалось неприличным: совершенно пьяная, она всю дорогу спотыкалась и в конце концов вместе с кувшином, который несла на спине, свалилась в высокую траву.

Мужчины сразу же принялись за работу: одни рыли яму, другие готовили кровлю для могилы — маленькую соломенную крышу со скатами. Вдруг Тоонг-Джиенг и Тоонг-Бинг, размахивая руками, бросились бежать: их напугал самый обычный шершень. Думая, что опасность миновала, Тоонг-Бинг остановился, и тут-то шершень ужалил его. Тоонг-Бинг взвыл от боли. Чтобы облегчить ее, Тоонг-Джиенг приложил к укушенному месту сухой лист.

Женщины оплакивают покойного,

опершись на гроб,

украшение которого заканчивает Банг Олень

Работа снова закипела: нужно было выкопать прямоугольную яму, вытянутую с востока на запад. Во время работы не смолкали разговоры. Кладбище — излюбленное место колдунов, пожирателей душ, и Тоонг-Джиенг предложил поставить пулемет в ветвях одного из красивых деревьев, окаймлявших поляну. Во время посещения Озерного поста его очень поразило, как действует это оружие.

Мужчины обступили яму, которую они копали, сменяясь по двое. Разговор зашел о глупости и упрямстве женщин. «Все женщины бестолковы, — невозмутимо заявил Тоонг-Бинг. — Моя жена, например, лаялась сегодня с самого утра по любому поводу: из-за обрушивания риса, из-за готовки пищи… И так без передышки, без передышки. Но однажды я ее хорошо проучил: каждое утро она меня пилила, каждое утро принималась за свое, а я молчал, но один раз, когда она начала ругаться по дороге с миира, я одним ударом ножа распорол корзину, которую она впереди меня несла на спине». Слушатели расхохотались. Чонг Военный подтвердил: «Все женщины бестолковы», — и рассказал, как он сломал толстый ратан о спину своей жены после ужасной сцены ревности, которую она ему закатила, придя из Идут Лиенг Крака, где происходило обменное жертвоприношение между Бап Тяном и бывшим начальником кантона. Тоонг-Джиенг спросил у меня, бывают ли у французов такие семейные сцены. Чтобы не распространяться на эту тему (а может, чтобы сохранить у мнонгаров иллюзии, сам не знаю), я сказал, что нет. «Глупости! — воскликнул Чонг Военный. — Еще как ссорятся! И ревности у них хватает. Когда я был в пехоте, я однажды видел, как два мужчины дрались из-за женщины, да не простые солдаты, а сержанты. Один хотел убить другого и гонялся за ним с большим кинжалом».

В двадцать минут двенадцатого могила была готова: в длину она имела два метра двадцать сантиметров, в глубину — шестьдесят пять сантиметров. Стенки у нее были очень прямые, а дно плоское, ровное.

Тоонг Повар завязал стебли травы пайот свободным узлом и, держа их за концы, стал над могилой, упершись каждой ногой в другой край. Нагнувшись, он попятился к ее изголовью, все туже стягивая узел, пока стебли не разорвались. Тогда он бросил их в чащу леса. Этим жестом он «собирал» души людей, которые работали в яме, иначе они могли там остаться…

Принесли гроб. Его обернули двумя крепкими ратановыми полосами, концы которых держали двое мужчин. Шест, на котором несли гроб, положили концами на высокие края ямы. Два человека обрезали мотыгой и куп-купом ратановые полосы, прикреплявшие гроб к бревну, благодаря удерживавшим его ратаиовым полосам гроб опустился в могилу плавно, без рывков.

На гробе, около рогов, слева от изголовья, Банг Олень положил кусочек дерева с зарубками. Это «лестница для души» (нтунг хеэнг). Пока часть людей подносила длинные бревна, чтобы закрыть ими могилу, остальные опустили туда мотыгу, куп-куп умершего и все еще живого «цыпленка, клюющего личинки мясной мухи». Настил из бревен не должен коснуться «шнурка проводника души-ястреба», — это полоса толстого ратана, указывающая дорогу душе-ястребу. Настил из бревен покрыли плотным ковром только что скошенной травы, а на нее поставили три кувшина, самый большой — прямо над головой покойного. В половине двенадцатого все собрались вокруг могилы и обратились к умершему с мольбой, чтобы теперь, когда его похоронили, он спокойно оставался в подземных мирах. Могилу закидали землей, — вынутой из ямы. Получился продолговатый холмик, достигавший краев горлышка маленьких кувшинов. Как только бугорок был готов, Тоонг потянул за шнурок, чтобы показать дорогу душе, если она захочет перевоплотиться.

Мужчины взяли тоненькие бамбуковые палочки и, читая молтивы, воткнули их крест-накрест вокруг могилы. Это «изгородь Сраэ» (имя мифического героя), защищающая умершего и его могилу.

На холмик положили различные предметы, принесенные в дар покойному, которые необходимы ему в подземных мирах. В это время Банг Олень, произнося моление, положил у изголовья могилы первый ком земли, снятый при выкапывании ямы. Это «ком земли души-ястреба» (ук, тланг кулэл). Наконец, в голове и в ногах могилы укрепили крышу с настилом из травы пай-от на двух шестах, установленных так, что образовался низкий навес.

В заключение каждый просунул руку под навес и положил на холмик несколько крошечных кусочков веточки:

Не теряя времени, все тут же возвратились в деревню. Анг Семенящая была на кладбище первый раз, поэтому ее друг Тоонг-Джиенг дал ей перешагнуть через лезвие своего куп-купа, повернутого острием кверху. Замыкал шествие Крэнг-Анг, брат умершего. Он не забыл, уходя с поляны, загородить тропинку сломанной веткой, чтобы обезопасить наш уход[104].

В деревню мы возвратились в полдень. Все тотчас же отправились на реку, чтобы совершить очистительные омовения: помыться, выстирать одежду и омыть инструменты в проточной воде. Мужчины ушли купаться ниже по течению, где духам дороги и леса труднее напасть, по для женщин там было слишком глубоко, и они мылись у излучины… Прежде чем вернуться к себе, каждый подошел к дому умершего и, не входя в него, ополоснул ноги, руки и лезвие ножа (или другого инструмента, принесенного из леса) теплой водой из котла, выставленного Манг-Тоонг у семейной двери. Очистившись таким образом, они могли спокойно отправляться домой, не боясь заболеть или заразить близких. Наступило время еды.

После обеда началась вторая очередь жертвоприношений и возлияний покойному. Накануне жертву принесли для «помазания кровью гроба», теперь для «переселения в лес». По сути дела, это повторение тех же церемоний, объединенных одинаковыми названиями и связанных с одинаковыми обрядами. Тоонг Повар и Бронг Вдова пожертвовали вчера покойному каждый по свинье и кувшину с пивом, сегодня Тоонг принес в жертву курицу и рнэм в небольшом кувшине, Бронг принесла маленький кувшин с рнэмом, приятель Тоонг-Джиенг и близкий друг Тоонг-Ван сделали одинаковые приношения. Банг Олень в честь своего шурина принес в жертву поросенка и маленький кувшин с рнэмом. Как и вчера, пока мужчина убивал дубинкой или палкой свинью или курицу, его жена, сестра или дочь, стоя рядом, призывала умершего, закинув руки на голову и громко причитая. Он отрезал крыло и лапку у курицы (или когти у свиньи) и клал на пробку кувшина, покрытую пивной бардой с несколькими кусочками угля наверху.

Приносящие жертвы отправились все вместе к началу тропинки, ведшей на кладбище, и положили там свои приношения. Они уселись на корточки около принесенных пробок от кувшинов и, устремив взгляд на кладбище, выкрикивали свое имя и описывали принесенные дары, потом умоляли покойного:

Все возвратились в деревню. Каждый подошел к своему кувшину, стоявшему перед домом покойного, набрал в рот пива и выплюнул его на семейную дверь: в подземном мире эта капля превратится в кувшин с рнэмом. Тоонг-Манг как хозяин дома выполнил этот обряд, набирая в рот пива из каждого кувшина, принесенного гостями в честь его отца. Затем все начали пить.

Атмосфера сразу же разрядилась. Два дня и три ночи в деревне стояли крик, плач, стоны и причитания, а тут вдруг воцарилась тишина. Разумеется, произошло горестное событие, дом был потрясен несчастьем, но оно проявлялось только во внешнем виде членов семьи: они обязаны несколько месяцев ходить в трауре, не носить ни браслетов, ни бус, волосы их в беспорядке распущены по спине, у них опухшие лица, и говорят они охрипшими от непрерывного плача голосами. Но больше не было слышно причитаний и душераздирающих криков плакальщиц, и отсутствие шумных проявлений горя создавало впечатление успокоенности. Этому, разумеется, способствовало и то, что цепь обрядов, выполнявшихся после смерти Танг-Джиенга Сутулого, закончилась. В них отразился страх перед умершим: живые защищают души не только своих близких, но и своих вещей от опасности быть увлеченными в подземный мир. Ни один человек, даже самый несчастный, не покидает охотно мир живых и старается унести с собой все, что возможно. Вокруг кувшинов ни на минуту не смолкал разговор. Говорили о чем угодно: о том, что прошедшие ночи были свежими и что Танг Сутулый не начал разлагаться благодаря больничным лекарствам. Беседа велась спокойным тоном, пили, курили. Ван-Нга Кролик даже принес собачью шкуру, из которой по заказу Боонга Помощника выкраивал кисет для табака.

Но спокойствие сразу же нарушилось, как только присутствующим предложили «рис духов дороги и лесов», потому что тут сын и зять Танга Сутулого качали снимать со стены кувшины, чтобы разделить их между кланами покойного и его жены. Раздались пронзительные голоса Анг Вдовы и Манг-Тоонга. Разложили посуду и украшения. С одной стороны младшая сестра умершего Бронг Вдова представляла клан Тилей; с другой — Тоонг Повар защищал интересы своей матери и сестер из клана Дак Тят.

Пробки из слоновой кости принадлежали покойному мужу старшей дочери Анг, они в счет не шли. Красивое ожерелье из крупного жемчуга, которое Танг Сутулый носил, будучи еще холостым, возвратили его сестре. У Джиенг осталось ожерелье, которое ей подарили до замужества. Бронг Вдова, очень довольная тем, что к ней вернулось ожерелье, объявила, что трости, купленные четой, оставляет детям своего брата. Анг сердито говорила тетке, чтобы она в будущем не вздумала утверждать, что кто-то не хотел делиться. Между двумя кланами впервые пробежала черная кошка.

Джиенг-Танг вынула шесть вьетнамских пиал, две полоски железа и два котла, половину этого отдала своей невестке, а другую оставила себе…

Перешли к дележу «ценного имущества». Выставили все кувшины, принадлежавшие семье покойного. Тоонг разделил их на две части: те, что принадлежали детям или Вану Вдовцу, и те, что были нажиты родителями за время их совместной жизни. Тоонг брал каждый кувшин — в руки и подробно рассказывал, как и за сколько он был куплен. «Этот большой «танг-сох» из Джиринга я купил за шестьдесят пиастров, которые заработал на плантации. А этот стоил восемьдесят пиастров. А вот этот я получил в обмен за свиную голову у начальника кантона. За этот старинный кувшин я отдал две тысячи шестьсот пиастров, свинью в три пяди, одеяло, сотканное моей сестрой Анг, и поросенка. Этот кувшин обошелся в двести пиастров, да еще свинку в три пяди. Вот как обстоит дело с моими кувшинами. А эти четыре кувшина принадлежат моему дяде Вану, они ему достались после раздела имущества с кланом Джа, после смерти его жены. Эти шесть кувшинов — собственность моей сестры Анг, она получила их во время раздела с кланом Рджэ, после смерти ее мужа».

Потом были перечислены семейные долги, в первую очередь «мясные долги», т. е. мясо, полученное во время жертвоприношения буйвола, которое следует отдарить, когда семья покойного будет приносить жертву. Супруги остались должны грудинку старосте Сар Ланга, лопатку (целую переднюю ногу) шаману Дэи и два куска тонкого края (включая вырезку) Банг-Ангу. Последние два подарка были получены на большом празднике земли в Сар Ланге. Другим важным долгом был ряд кукурузы, занятый у шамана Дэи, за который был обещан новый кувшин. У Танг и Джиенг были и должники: Крэнг-Анг, брат покойного, задолжал им шесть корзин падди, вместо которых обещал дать кувшин среднего размера, а Чар-Риенг — двенадцать корзин травы пайот.

Перешли к живности: Танг-Джиенгу принадлежала только одна свинья, и ее принесли в жертву позавчера. Остальные свиньи и домашняя птица являлись собственностью его сына, так что здесь делить было нечего.

Около четырех часов каждой плакальщице вручили ее долю «мяса духов дороги и леса»: полоску в палец длиной и в два пальца толщиной. Это мясо, отрезанное от туши жертвенной свиньи, дает право женщинам, оплакивавшим покойника, отмыться от табу, которое их оскверняет. Сразу же после этого начались «обряды плевания на ногу» (чох джэнг). Это наиболее важные обряды погребального очищения, сопровождающиеся подношениями, которые являются компенсацией за помощь, оказанную в эти дни, платой за принесенную жертву или спиртное или одновременно и тем и другим. Начали с Бронг Вдовы, гостевая которой служила продолжением гостевой покойного: такая близость с умершим делала ее наиболее уязвимой, и надо было принять срочные и энергичные меры. Тоонг Повар разжевал несколько зернышек риса и выплюнул на лезвие куп-купа, которым провел по левой ноге тетки:

Потом он преподнес ей корзину, наполненную падди, поверх которого лежала лопатка принесенной в жертву свиньи и лезвие куп-купа — символ прочности (Бронг со своей стороны дала жене и детям брата окорок свиньи, заколотой в его честь). Она взяла щепотку белого риса, разжевала его и выплюнула на верхнюю часть обеих своих дверей, чтобы отогнать злых духов.

Бангу Оленю дали такое же количество падди и часть свиного окорока. Боонг Помощник и Чонг Военный, делавшие ножки гроба, получили по куску филе, по поясной корзинке с падди и по железной полоске, Крэнг-Ангу подарили кусок грудинки, полоску железа, а вместо падди — маленький кувшин без горлышка (фактически — отдали долг, так как Крэнг-Анг на похоронах своей первой жены подарил точно такой же кувшин Тангу Сутулому в ответ на курицу и рнэм, которыми тот почтил память умершей). Остаток грудинки был вручен Кранг-Дрыму. Начальник кантона и Тян получили одинаковые подарки: поясную корзинку с падди, полоску железа, половину окорока первый и половину лопатки второй. Мхо-Лангу, преподнесшему кувшин с рнэмом, и шести мужчинам, которые делали и несли гроб, выдали каждому по куску мяса и по щепотке сырого падди (чтобы они совершили обряд очищения своих дверей). Вручение подарков сопровождалось благословением: очищенный рис выплевывали на левую ногу.

В доме умершего собралась целая толпа народа: как всегда при раздаче «подарков», людям хотелось посмотреть, как имущество переходит из рук в руки. Пришли те, кто рассчитывал что-нибудь получить, и их родственники, которых влекло желание защитить в случае надобности интересы своих близких и убедиться, что они получили все, что им полагалось.

Когда «подарки» были розданы, Банг Олень попросил родных покойного рассказать о больших праздниках, на которых «поглощалось» его добро. Он сам назвал три жертвоприношения буйвола, совершенных покойным, а присутствующие вспомнили еще о четвертом, состоявшемся в Пхи Сроонь, где Банга не было. Крэнг-Анг обстоятельно рассказал о каждом жертвоприношении, совершенном его братом. Джиенг, ее брат Ван Вдовец и в особенности сын покойного Тоонг Повар добавляли к рассказу все новые подробности, а Краэ-Дрым, тоже член клана Дак Тят, оживлял его веселыми шуточками. Покончив с воспоминаниями о щедрости покойного, поднимавшими его престиж, на середину комнаты выдвинули оставленные в наследство кувшины. Банг Олень несколько раз повторил, что делить следует только имущество, нажитое супругами за время их совместной жизни, но никак не то, что они имели до свадьбы, и не то, что принадлежит их детям. «Кувшины, — сказал он, — уравновешивают дела». О мясе, давно съеденном супругами, «сестрами и матерями», не вспоминали. Обсуждались только мясные долги последнего времени или, например, кукурузный долг, который оценивался в один большой кувшин.

По этому поводу Бронг Вдова сказала живо:

— Этот долг должны платить жена и дети.

Банг Олень возразил:

— Долговое обязательство на солому возместит кукурузный долг.

— Как бы не так! Одно стоит кувшина средних размеров, а другое — большого!

— Они возьмут на себя долг кукурузный и лопатку буйвола, а ты грудинку и филе. Им дадут долговое обязательство на траву пайот, а тебе на падди.

Но Бронг Вдова пришла в ярость, лицо у нее вытянулось, и она начала пронзительно визжать. Растянувшиеся почти до плеч мочки ушей яростно раскачивались… Нет! Она не хочет получать по наследству этот кукурузный долг. Она не будет отдавать грудинку. Ее хотят надуть, потому что она вдова и за нее некому вступиться, кроме дочери. Но она этого не допустит!

Тян со свойственным ему здравым смыслом и любовью к посредничеству попытался втолковать вдове, что израсходованная кукуруза такая же неотъемлемая часть наследства, как и накопленные кувшины. Бронг Вдова соглашалась делить кувшины, но не долги.

— Это не по правилам, — заметил Тян.

Вне себя от ярости, Бронг выдвинула веский довод:

— Куда ты лезешь? Не суй нос в чужие дела! Ты же Бон Джранг!

Тян был совершенно оглушен этим нападением, и за него пришлось вступиться его двоюродному брату Тоонг-Джиенгу:

— Ты забываешь, что жена Тяна из клана Дак Тят. Значит, все это его касается.

Бронг Вдова отошла, проклиная сквозь зубы мужчин, которые обижают бедную вдову. Несмотря на то что скромному обычно Бангу Кривому близки интересы Тилей (его сестра Анг замужем за Крэнгом), он осудил поведение Бронг. Чтобы всех примирить, Тро-Джоонг (не заинтересованный в этом деле) перешел на другую сторону комнаты и предложил рассвирепевшей вдове взять на себя лопатку, предоставив Тоонг-Мангу расплачиваться за грудинку, филе и кукурузу. Она получит долговое обязательство на траву пайот, а ее племянник на падди. Если же она предпочитает долговое обязательство на падди, так как должник ее брат Крэнг, то может поменяться с Тоонг-Мангом. Но это предложение вызвало протест членов клана Дак Тят.

В конце концов приняли предложение Банга Оленя: Дак Тяты возместят кукурузу и лопатку, а Бронг — грудинку и филе. Дак Тяты получат долговое обязательство на падди, а Крэнг оплатит его натурой после жатвы. Бронг же получит долговое обязательство на траву пайот.

Атмосфера разрядилась. Джиенг отдала два лезвия куп-купа своей невестке, а себе оставила один куп-куп. Бронг предложила поделить дом, но Банг Олень не согласился. Тян, придя в себя, заявил, что раздел необходим, иначе впоследствии «сестры и матери» будут рассказывать всякие небылицы. Джиенг продолжала делить наследство: корзину только что собранного хлопка она оставила себе, а хлопок на корню отдала невестке. Тоонг Повар посоветовал тетке взять из корзины несколько пучков хлопка, чтобы закрепить свое право на тот, который еще стоял в поле. Еще до возникновения спора Джиенг взяла из своей доли вьетнамскую пиалу и отдала Бронг в добавление к отданным раньше.

В конце концов «ценное имущество» распределили так: Бронг получила два больших кувшина из Джиринга и танг ла, который стоит в два раза дороже обычных кувшинов, т. е. получила стоимость четырех кувшинов из Джиринга. Доля Тоонга Повара составила два кувшина из Джиринга и старинный кувшин с трещиной на дне (из-за дефекта он стоит столько же, сколько большой кувшин из Джиринга, а не будь ее, он был бы равноценен буйволу). Четыре котелка, две калебасы для воды и четыре для супа оба семейства поделили поровну.

Раздел имущества закончился спокойно. Но вот полчаса спустя после того, как его отчитала Бронг, Тян вдруг взорвался. Нападение вдовы так его оглушило, что он застыл на месте, сидя на корточках около двери. Теперь, когда все уже забыли о ссоре, он вдруг взревел от ярости и набросился не на ту, которая его оскорбила, а на своего друга Банга Оленя.

— Правда, я Бон Джранг, но все равно это мое дело, потому что я женат на женщине из клана Дак Тят, а значит, имею право говорить. Банг Олень, женатый на женщине из клана Тиль, говорит, а мне не дают раскрыть рта. Я сплю с женщиной из клана Дак Тят, так же как он спит с женщиной из клана Тиль.

Тян побагровел, как петух перед дракой. Банг Олень, смеясь, ответил ему:

— Чего ты ко мне привязался? Я тебя не трогаю, чего же ты на меня накидываешься?

— Меня оскорбила женщина из клана Тиль, твоя жена принадлежит к этому клану, а муж и жена неразделимы, и даже был случай, как рассказывают французы («даже» одно из немногих наших слов, знакомых Тяну благодаря тому, что он посыльный и связан с белыми или их служащими), когда муж и жена из клана Тиль напали на мужа и жену из клана Дак Тят.

— Ты важничаешь, — добавил он, — потому что ты куанг. Но я тоже буду могущественным. Ты куанг, потому что совершил обменное жертвоприношение. Но как только я отделюсь от отца, я совершу там бох и тоже стану куангом.

Боонг Помощник рассмеялся:

— Он оскорбляет и ругает всех подряд, потому что хочет устроить обменное жертвоприношение.

Все засмеялись, и даже Тян успокоился. Было уже поздно, и вскоре после этой неожиданной — вспышки те, кто уже достаточно выпил или кого вообще не привлекали кувшины, начали расходиться по домам. Девочки из дома покойного направились к семейной двери и молча бросили горсти песка, чтобы прогнать привлеченных несчастьем духов, для которых дети — легкая добыча.

Запоздавшие Тро-Джоонг и Краэ-Дрым получили причитавшуюся им долю мяса. Мбиенг заявил, что завтра не нужно жать, иначе рис, который они сожнут, не будет придавать людям силы.

Пиво было уже некрепкое, и вообще все устали от ежедневных погребальных обрядов. Наследство поделили, так что оставаться больше было незачем. Посторонние разошлись по домам. В семь часов вечера в комнате, где за несколько минут до этого кипели страсти, осталось только несколько усталых людей, подавленных горем и совершенно разбитых выполнением бесконечных обрядов. Их вид — распущенные волосы, отсутствие украшений, опухшие от слез лица — усиливал ощущение подавленности и тоски, царившей в их жилище. Но ни стонов, ни жалоб больше не было слышно: после возвращения с кладбища нельзя плакать или причитать.

Тоонг вынес в гостевую новый кувшин с рнэмом, рядом поставил пустой янг дам и положил охапку листьев рхоонг, и на нее — топор. Вся семья собралась вокруг для выполнения обряда «обмахивания тела» (прах сак). Тоонг перерезал курице горло над топором и листьями так, что на них стекла кровь. Окровавленный топор он восемь раз приложил к ноге каждого из присутствовавших, считая вслух. Затем он обратился к умершему:

После окончания обряда помазания все уселись вокруг листьев, тесно прижавшись друг к другу. Тоонг взял маленький кувшин без горлышка и описал им восемь кругов над их сближенными головами, обращаясь к умершему с той же мольбой. Он поставил янг дам на землю, опустил в него палец и приложил его к сердцу своего соседа: «раз!», снова смочил палец, поднес его к соседу — «два!», и так до восьми. При этом он повторял ту же мольбу. Когда этот обряд был выполнен над всеми членами семьи, он взял окровавленные листья и провел ими по чердачной перегородке, лотом по куче риса, по кувшинам, корзинам, полке для кувшинов и так далее… В заключение он помахал ими над всеми членами семьи, по-прежнему сидевшими на корточках. Ван Вдовец, его дядя по материнской линии, выполнил все очистительные обряды над ним и бросил листья для изгнания злых духов в глубину хижины. В заключение все пили рнэм.

Бронг Вдова на той же «площадке» выполнила обряд попроще: для нее не так важно было очиститься, как освятить унаследованное имущество. Она принесла в жертву цыпленка и янг дам с пивом, провела зияющей раной жертвы по «рису для выплевывания», по каждому кувшину, полученному при дележе, и по собственным кувшинам. О покойном брате она уже почти не думала. Она просила:

Обряды эти проводились в очень узком кругу, без посторонних (если не считать меня).

2 декабря

Впервые после похорон женщины с утра принялись обрушивать падди.

Джиенг, ее дочь Анг Вдова и сын Тоонг Повар с женой Манг собрались около двери, чтобы пойти на кладбище. К ним присоединились Бронг Вдова и Банг Олень. Ван Вдовец тоже хотел пойти, но сестра посоветовала ему остаться: «У тебя жар, а нас и так много». Она повторила это несколько раз, но Ван настоял на своем. Он прошел с нами несколько шагов, но затем все же возвратился домой и лег. Мы вышли без четверти девять. Банг Олень сказал, что следует остерегаться больших обезьян. На предстоящую церемонию «посещения кладбища» (кооп моок) запрещено брать с собой корзины, поэтому мы несем в руках последние приношения умершему: кусочек корня маниока и семена перца, баклажанов и табака, которые будут посажены на могиле, а также несколько символических предметов — крошечную ивовую клетку с кусочками обгоревшего дерева (в подземном мире они превратятся в кур), несколько кусочков дерева из породы буковых (в подземном мире — вьетнамские пиалы), маленькое покрывало из банановых листьев. И, разумеется, кусочек угля, который доставит все эти вещи на место. На кладбище Банг Олень посоветовал внимательно осмотреть землю, чтобы убедиться в том, что «колдуны и духи нигде не оставили своих следов». В действительности ищут только следы тяка, так как духи ведь никогда не оставляют следов. Колдуны же, сожрав труп убитого ими человека, оставляют крошечные отпечатки, напоминающие следы грудного ребенка. Кроме того, они разрушают «изгородь Сраэ» — маленькие палочки, поставленные людьми перед тем, как сделать над могилой крышу навеса. Если следы будут обнаружены, это значит, что тяки причастны к смерти человека, которого сейчас в последний раз будут оплакивать близкие, и тогда нужно использовать последнюю возможность спасти его, торгуясь с ними при посредничестве шамана за его голову. Ну, а если следов нет, значит, покойного убили духи, и тут уж ничего не поделаешь. Так по крайней мере мне объяснил Банг Олень. Мы никаких следов не нашли.

Не доходя несколько метров до могилы, Джиенг разрыдалась. Остальные женщины вторили ей; плача и причитая, они положили на могилу свои приношения и кусочки угля.

Последнее жертвоприношение в честь умершего

Вскоре Бронг Вдова сказала, что пора уходить. Сама опа и Банг Олень уже давно отошли на другой конец лужайки, но Джиенг с детьми замешкалась около последнего приюта Танга Сутулого, к которому они больше никогда не смогут приблизиться. Бронг завопила:

— Идете вы наконец? Скорее, а то духи захватят наши души.

Все побежали. Покидая лужайку, Тоонг заставил свою жену перешагнуть через лезвие куп-купа, — она впервые была на кладбище. По дороге домой он срезал ветку ршаха, чтобы изгнать злых духов из ребенка Тро-Джоонга: тот непрерывно плакал с тех пор, как его отец нес гроб. Вернувшись в деревню, все отправились к реке для очистительного омовения.

Возвратились в дом умершего. На нарах лежал большой лимон из школьного сада: есть его еще нельзя, так как на фрукты, баклажаны, сердцевину ратана и овощи наложен семидневный запрет. Табу будет снято только завтра. Последний раз принесли в жертву курицу. Ее убили как положено в нескольких шагах от семейной двери. Крыло и лапку отломали и положили на затычку от кувшина, которую отнесли потом на тропинку, ведущую на кладбище. По сравнению с предыдущими обрядами есть существенные отличия: никто не стоит рядом с приносящим жертву и не причитает. Тоонг сделал все, что нужно, один, он плакал, но никаких ритуальных жестов не делал. Кроме того, при откупоривании кувшина не набирали в рот рнэма, чтобы выплюнуть около двери, а когда пили, не предлагали сначала выпить покойному. Сейчас главное было очистить живых, освободить их от тягостных погребальных обрядов («Нам, живым, необходимо совершить помазание тела кровью», — пояснил мне Банг Олень). Выглядело это очень мрачно: народу было мало, пили без всякого удовольствия. Впрочем, в деревне почти никого не осталось: жать сегодня могли только те, кто был настолько предусмотрителен, что провел ночь в лесу и таким образом избежал семидневного табу, наложенного на деревню. В действительности только Банг Беременный, «священный человек — хранитель рнутов», и его зять Кранг-Дрым осуществили эту предосторожность, но начальник кантона Тру, невзирая на табу, повел в поле группу жнецов во главе со своей племянницей Анг Слюнявой. Поскольку жать рис в этот день запрещено, большинство людей использовали его для сбора хлопка или выкапывания клубней и корнеплодов.

В течение двух часов все тянули пиво из кувшина. Так, в обстановке общего безразличия, прошел «седьмой день», последний день, когда в жизни деревни еще ощущалось «присутствие» Танга Сутулого. Он был похоронен согласно всем правилам, в его честь были совершены многочисленные жертвоприношения, все было сделано как подобает делать для куанга, человека, душа-буйвол которого имела тяжелые рога. Были приняты все меры, чтобы он больше не возвращался и не нарушал покой живых: его завалили подарками и жертвами, которые должны помочь ему жить как надо в подземных мирах. При каждом подношении не забывали обратить его внимание на то, какой ему оказывается почет, какие ценные подарки он получает, — тут уж скромность неуместна. Ему советовали быть благоразумным и не оспаривать у живых земные блага. Впрочем, были приняты очень серьезные меры предосторожности, чтобы он не мог этого сделать.

Сегодня близкие в последний раз посетили кладбище. Теперь его могила будет покинута навсегда. Танг-Джиенг Сутулый отныне ничего не значит в экономической, социальной и религиозной жизни деревни. Он присоединился к предкам своей семьи, где, как во всех мнонгарских семьях, предки-мужчины играют самую ничтожную роль, пока не перевоплотятся в новорожденного. Только тогда, в своей новой жизни, они снова займут какое-то место в обществе.