Лес священного камня

4 Путешествие за душами в подземные миры

Прежде чем приступить к описанию последующих событий, необходимо вкратце рассказать о верованиях мнонгаров, связанных с болезнью и смертью. Итак, каждый человек имеет несколько душ (хэенг), наделенных своей формой и, если можно так выразиться, ведущих себя по-своему: душа-кварц обитает непосредственно за лбом, душа-паук покидает голову во время сна, душа-буйвол возносится на небо, где находятся также душа-гигантский бамбук, душа-лодка и прочие. Жизнь человека тесно связана с благополучием этих душ: если с ними приключается несчастье — человек заболевает, если они прекращают свое существование — и он умирает.

Дабы избежать рокового исхода болезни, люди обращаются к искусству шамана[60] (нджау мхэ): шаман исцеляет душу-кварц, борется с духами и колдунами (тяками) за жизнь души-буйвола, которую они готовы поглотить, ищет душу-паука и заставляет ее вернуться в свое обиталище, в данном случае в тело болящего. Все эти подвиги шаман совершает во время мхэ, шаманского камлания. После того как хозяин дома приносит жертву, врачеватель предпринимает в состоянии гипноза (по крайней мере символического) путешествие в потусторонний мир, ищет там причины болезни, старается отыскать души, врачует их, договаривается с духами и колдунами о цене за освобождение душ и приводит их «двойников». Наряду с этими чудодеями существует более низкая категория — нджау пропрохи, или врачеватели-волшебники, — чья обязанность состоит главным образом в уходе за больным (пропрох), причем они особое значение придают массажу. Они знают некоторые рецепты и магические формулы[61], которым их научили нджау мхэ, но не имеют права совершать обряд мхэ, так как не прошли посвящение и не получили в дар от духов тайну приобщения, которая открывает высшую магию.

Если духи решили умертвить душу-буйвола или колдуны задумали уничтожить душу-паука либо насытиться трупом, то человек умирает. Его двойник спускается в первый из семи подземных кругов, ад (пхан), где ведет вторую жизнь — бледное подобие его земного существования.

24 января 1949 года

У нас в разгаре расчистка (мэих) будущих полей. Вскоре после жатвы дожди прекратились и твердо установился сухой сезон. 23 декабря 1949 года «священные люди» отвели глав семейств в лес Камня духа Го и выделили каждому по участку. Мужчины починили куп-купы — кто заново выковал лезвие, а кто отделал бамбуковую рукоятку, — и все семьи принялись старательно расчищать заросли и валить деревья, которые покрывали их будущие поля.

Кое-какие события нарушили однообразие этого изнурительного труда: дирекция плантации, для которой каждый здоровый человек обязан был отработать двадцать дней, решила заменить этот порядок системой «добровольности»: впредь каждый кантон будет обязан поставлять на год минимальный контингент юношей. По этому поводу два раза приходил агент-вербовщик. Кроме того, прошел сбор налога. И наконец, во время жестокой попойки Анг Слюнявая согрешила с европейцем[62]. Это из ряда вон выходящий случай у мнонгаров, но ничего особенного для Анг: несколько лет назад она ушла из Сар Лука и прожила некоторое время с белым мужчиной. Тогда Бап Тян уладил это дело со своей старшей сестрой, Джоонг-Крэнг (свекровью провинившейся), да и Анг обещала больше не обманывать мужа, Кронга Толстого Пупа. Теперь, после нового оскорбления, муж решил совершить вчера вечером церемонию развода, но неожиданные обстоятельства помешали ему. Поскольку было воскресенье, учитель среди дня предложил два кувшина рнэма начальнику кантона, а вечером поднес кувшин мне, исполнив при этом обряд жертвоприношения курицы. Из-за этого нам пришлось присутствовать при новой ссоре Тру и Бап Тяна. Первый в резких выражениях обвинял своего старшего брата в том, что тот не предупредил его о важном для всей семьи событии, о котором он только что узнал из уст постороннего, своего друга Бап Но. Бап Тян горячо возражал. Тру тут же припомнил, что несколько месяцев назад, во время сватовства Джанг и Сраэ, его вообще держали в стороне. Оба брата вернулись поздно вечером, поэтому церемонию развода отложили на следующий день. И вот сегодня с половины восьмого утра гостевая у Бап Тяна и Крэнг-Джоонга полна любопытных. Анг, однако, удалось оттянуть развод на два часа, и те, кто спешил корчевать лес, один за другим уходили. А так как бракоразводный обряд требует присутствия всех жителей деревни, пришлось его отложить.

Никем не предвиденное событие помогло Анг Слюнявой и вовсе избежать развода. В полдень, когда большинство людей находилось в лесу, на Джоонг-Крэнг Врачевательницу, которая доводится Анг теткой по отцовской линии и свекровью и является самым безжалостным ее врагом, напал сильнейший приступ малярии. В это время Джоонг-Крэнг Врачевательница готовила обед для своего сына Быра, который пришел из Нёнг Браха, чтобы присутствовать при разводе. Джоонг пришлось лечь. Ее состояние быстро ухудшалось. К концу дня, когда все приготовились слушать дело о разводе, ее тряс яростный приступ лихорадки: руки и ноги у нее судорожно вытянулись, язык выпал изо рта, она потеряла сознание. На крик родных сбежались все соседи и стали хлопотать вокруг больной, которую положили на нары возле чердака. Пламя очага и длинные языки огня от смолистых веток освещали все происходящее. Дрым-Кранг, жена помощника начальника кантона и невестка Джоонг, взяла на себя роль врачевательницы. Чтобы привести свою свекровь в чувство, она описала над ее головой восемь кругов плетеным мешочком, с кварцем и магическими камнями, опрокинула пиалу с угольками, на которые наскоблили «небесной смолы», и приложила к груди, спине, локтям, подошвам ног больной по щепотке этой смолы, взятой с угольков. Каждое свое движение она сопровождала наговором:

Но Джоонг не двигалась, не открывала глаза, дышала хрипло, прерывисто. Тогда решили послать за Манг-Сиром Слоновая Кость, который гостил в школе. Про него говорили, что он знает очень действенные способы врачевания.

Придя к больной, куанг нажевал шафрана и поплевал им ей на лоб, грудь, виски и темя. Затем он стал свистеть, положив руки на голову пациентки. Дрым приподняла свою свекровь и поддержала ее так, чтобы Мангу было удобно продолжать свои операции над грудью болящей.

После этого Манг крепко прижал губы к ее лбу, словно хотел укусить его, и сильно вдохнул. «Он пытается, — разъяснили мне, — разорвать шнурок, которым тяки душат старую женщину». После продолжительного сильного вдоха Манг выплюнул себе в руку то, что ему якобы удалось извлечь из головы пациентки, приказал всем расступиться и бросил в огонь нечто, что было у него в руке. (Что касается меня, то я видел только движение руки, но не заметил, чтобы что-нибудь упало в огонь). Затем куанг опять посвистел, сдвинул обеими руками кожу к середине ее лба и дунул на это место. Так кончилась первая часть лечения.

Джоонг, которая до сих пор была как бы в прострации, подняла руку и скорее выдохнула, нежели попросила позвать ей шамана.

Сиру Слоновая Кость подали медную пиалу, на три четверти наполненную водой, где плавали четыре зернышка риса. Манг набрал в рот воды и в два приема смочил лицо Джоонг. Затем он посмотрел в медную пиалу, посвистел, восемь раз повертел ею над головой болящей, снова рассмотрел содержимое пиалы, полил немного воды на темя больной, под которым находится душа-кварц, продолжая свистеть, приложил ухо к пиале, прислушался, заглянул в нее, посвистел, побрызгал изо рта на больную очистительной водой, опять покрутил пиалой над головой Джоонг, рассмотрел содержимое сосуда и прочел ряд молений.

Манг крепко сжал руками голову Джоонг, приложился ртом к ее темени, сильно вдохнул, прокашлялся, выплюнул в руку то, что извлек из головы больной, и далеко забросил. Потом Манг повторил все сначала. Подняв пиалу на уровень головы Джоонг, он слегка пощелкал по ней, чтобы рисовые зерна легли в нужном направлении, сделав вдыхательное движение над ее теменем, покрутил пиалу над головой больной и вылил на нее несколько капель воды, умоляя душу вернуться. Проделав все это, он закинул пиалу себе за спину. Сосуд упал, как полагается, т. е. углублением к небу (в противном случае его пришлось бы бросать до тех пор, пока он не принял бы это положение). Добившись доброго предзнаменования, сулившего больной выздоровление, Манг-Сир Слоновая Кость подержал руки над огнем, давая им обсохнуть.

Появился Бап Тян и тут же начал длинную речь. Присутствующие слушали молча. Старик стоял, возвышаясь над массой сидевших на корточках людей, которые отделяли его от больной. На его лицо и плечи падали слабые отблески от очага и маленьких смолистых факелов. Он говорил о себе, о положении Джоонг, своей старшей сестры, о младшем брате, начальнике кантона. Тяки задумали против них недоброе, но все Рджэ готовы отстоять свою старшую сестру, отдав за нее буйвола. Это слово часто повторялось в его речи, насыщенной угрозами. У Джоонг спросили, слышит ли она Бап Тяна. Она едва приоткрыла глаза и невнятно что-то прошептала, указывая на правый бок. Джоонг-Ван, третья врачевательница в Сар Луке, помассировала не только это место, а и поясницу, причем время от времени она стряхивала со своих пальцев грязь, которую якобы извлекала из тела. Отсюда происходит и название этого лечения: пропрох ук или пропрох киэк, т. e. извлечение грязи или песка — очевидно, тех, которые насылают колдуны и которые вызывают болезни. Врачевательнице принесли горячей воды. Она окунула в нее пальцы и стала массировать больной спину.

Кронг Толстый Пуп принес большой кувшин, откупорил и часть его содержимого перегнал в янг дам.

Больную попытались посадить. В мнонгскую пиалу положили неочищенный хлопок, а на него — угли. Дрым-Кранг взяла павлинье перо, сорвала с него бородку и бросила на угли, чтобы запах горелого помог душе вернуться. Затем она обвязала шею пациентки стержнем пера: духи и колдуны боятся павлиньего пера. Анг Слюнявая описала восемь кругов над головой свекрови мешочком с магическими камнями и помолилась, чтобы она как можно скорее выздоровела. Она выполняла обряд с большим рвением. Ее свекор, Крэнг-Джоонг, молился вместе с ней, а когда Анг кончила молиться, один продолжал читать моления. После этого он надел Джоонг на запястье браслет из латуни в знак того, что обязуется принести буйвола в жертву духам, и тут же заявил, что, если его жена умрет, он убьет того, кто при испытании окажется тяком, повинным в ее смерти.

Тян сообщил мне, что его семья твердо решила принести в жертву буйвола, и добавил, что в случае смерти Джоонг-Крэнг будет проведено испытание кипятком, дабы обнаружить виновного. В ответ на мой вопрос Тян пояснил, что шаман никогда не говорит, какая жертва должна быть принесена: «Он не осмелился бы так поступить, но, прислушиваясь к спорам колдунов с духами, мы обычно сами узнаем, что следует делать. Если они требуют кабана, мы убиваем кабана — и больной выздоравливает. Если духи выбирают буйвола, закалываем буйвола — и больной исцеляется. Но если духи не желают мяса животных, если они требуют тела человека, они пожирают его душу — и больной умирает».

Сбежалось много желающих помочь больной, все столпились около нее. Освещение, как всегда, весьма скудное, давали ветки смолистого дерева и очаг, в котором сейчас разворошили пламя. Свет выхватывал только лица впереди стоящих, столбы, подпирающие чердаки, и ложе болящей. Дым, конечно, не способствовал доступу воздуха в плохо проветриваемую хижину. Несмотря на это, Джоонг, видимо, становилось лучше, Дыхание ее становилось ровнее, и Анг Слюнявая воспользовалась этим, чтобы поправить больной прическу. Наконец Джоонг сделала огромное усилие и заговорила. Очень слабым голосом она сообщила, что видела над своей головой тяка, спасающегося бегством, чувствовала, что у нее связаны руки и пять человек пытаются ее утащить. В глазах Джоонг был ужас, обеими руками она отгоняла страшное видение.

Анг Слюнявая побежала за листьями рхоонга. Джоонг-Ван окунула их в воду, после чего Дрым-Кранг провела ими по глазам больной и начала массировать ей веки, а потом постепенно спустилась к области сердца.

Джоонг все еще сидела. Я посоветовал уложить ее. При звуке моего голоса она повернулась и посмотрела на меня. Она сама помогла тем, кто старался ее уложить, затем попросила перенести ее поближе к огню и шепотом добавила: «Поворошите в очаге». Тотчас же Манг Кривомордая дунула на огонь во всю силу своих молодых легких, да так, что чуть не подожгла низ чердака. Дрым хотела растереть еще и шею больной, чтобы сбросить «грязь колдунов».

Джоонг впала в дремоту, но вдруг сиплым и слабым голосом запела. Напуганная дочь окликнула ее: «Мама, мама!» Анг Слюнявая заявила: «Надо предложить выкуп духу водоема (тому, кто насылает безумие)!» — и вышла. Крэнг потребовал, чтобы принесли курицу, и взял старинный янг дам. Анг возвратилась в сопровождении двух парней, несших большой кувшин. Она сказала, что купила его за двадцать пиастров и собирается пойти за курицей, потому что хочет помазать ее кровью священные кварцы. Она долго уговаривала молодых людей не уходить, а принести ей прохладник и воду.

Крэнг разрубил курице клюв, собрал кровь во вьетнамскую пиалу, наполнил медную пиалу спиртным, которое через трубку перегнали в янг дам, и поставил все сосуды на нары у стены, где были выстроены по размеру большие кувшины. Рядом он положил плетеный мешочек с кварцем и магическими камнями Джоонг: он думал, что ее болезнь проявление их гнева. Жена очнулась и подозвала его, он быстро подошел и еле слышно сказал: «Ты стала петь… я уже зарезал курицу…» Крэнг помазал кровью магические кварцы (вернее, мешочек, в котором они лежали). Сидя на корточках, он низко кланялся и двигал руками, сложенными в виде чаши, словно собирал ими что-то перед собой:

И он попросил избавить его от бед и даровать больной исцеление.

После этого открыли кувшин. Первым к нему приложился я, затем Крэнг, после него Бап Тян… Пока мы пили, Анг разрыдалась: «Я одинокая, несчастная! Я предложила жертву помазания, а у меня ее не приняли!»

Крэнг вновь окропил магические камни, чтобы они позаботились о больной.

Тем временем Тян, Мхо-Ланг, двое сыновей Джоонг — Кранг-Дрым и Тоонг-Джиенг — и еще два парня ушли в Сар Ланг за самым известным в долине нджау (шаманом) Дэи из клана Рлык. В десять часов вечера тот явился.

Крэнг и шаман сели на корточки перед кувшинами, которые поставил Кронг Толстый Пуп, свернули курице шею, и нджау вставил свою трубочку в янг дам. Затем Крэнг помазал кровью курицы кварцы и магические камни Дэи (и третий раз камни своей жены): позавчера в Сар Ланге умерла одна женщина, а если в течение недели после чьей-либо смерти нджау призывают на помощь, то прежде чем он приступит к обрядам врачевания, необходимо помазать кровью магические камни.

С приходом Дэи опустевшее было помещение вновь наполнилось людьми. Народу пришло даже больше, чем раньше: всем хотелось присутствовать на сеансе лечения. Джоонг-Ван привела своего мужа, который с трудом передвигался. Двадцать два дня он вообще не вставал. В последнее время после трех посещений Дэи и жертвоприношений курицы и двух свиней ему стало немного лучше. Дэи очень гордился своей новой удачей и тем, что может таким образом доказать мне действенность своей науки. Я также хотел участвовать в выздоровлении Ван-Джоонга и подарил ему несколько порошков — это был мой вклад. Бап Тян, который на личном опыте убедился в эффективности нашего лечения, похвалил уколы, которые, по моему совету, сделал ему приходивший фельдшер.

Итак, сеанс начался манипуляциями (пропрох), схожими с теми, которые только что проделывали наши врачевательницы: кварц время от времени опускали в пиалу с водой (пиала обязательная принадлежность обрядов, совершаемых нджау) и прикладывали к шее больной, после чего шаман делал движение, будто он разрывает ремешок, причиняющий удушье, и проводил кварцем по левой части ее груди. Он массировал голову больной — она жаловалась на головную боль, опять проводил кварцем по шее и долго тер ей грудь, спину и поясницу. Он спросил Джоонг, что она пела, но она вообще не помнила, чтобы пела, так как находилась тогда в беспамятстве. Дэи рассмеялся. Около него поставили вьетнамскую пиалу с очищенным рисом — это была плата за труды.

Дэи сильно растер Джоонг пучком листьев рхоонг, согретых в котелке с водой, и изо всех сил подул на места, по которым прошлись листья. Дрым воспользовался случаем и рассказал шаману о приключении Анг. «Пусть спят вместе… Пусть кушают вместе… К чему разводиться?» — сказал шаман. В завершение лечения нджау поплевал разжеванным клубнем магического растения (имбиря) на сердце, на лоб и вновь на сердце Джоонг, читая в перерывах труднопереводимые заклинания:

Наконец больную усадили. Шаман прикрыл ей глаза, потянул за верхнее веко, затем приказал открыть их.

Чтобы передохнуть, Дэи вытащил из заплечной корзинки с крышкой маленькую флейту, но по рассеянности забыл, что хотел играть. В это время Анг Слюнявая доверительно рассказала женщинам, что и переспала-то она с белым один-единственный раз, да и то потому, что была мертвецки пьяна.

Кронг Толстый Пуп, сидевший в стороне, расщепил бамбуковую палку на полоски. Из них старый Крах сплетет крохотных козу и буйвола. Тоонг-Джиенг спросил шамана, надо ли вылепить фигурку раба. Получив утвердительный ответ, он сделал из влажной земли его изображение.

В одиннадцать часов вечера Крэнг и Дэи уселись на корточки около большого кувшина. Хозяин дома подал нджау трубочку, куп-куп, листья линг онг (его латинское название не выяснено) и тростник тьенг ко (Аrundo Madagascariensis Kunth). Шаман сплел стебли тростника, а куп-куп положил на плечо. Крэнг свернул голову коричневому петуху и передал его старшему сыну своей жены, который опустил птицу в горячую воду, ощипал, окропил его кровью барду и поднес ее Дэи. Тот вставил трубочку в кувшин и перечислил духам все, что подносит им в дар. Одновременно он молился вместе с Крэнгом. Шаман помазал бардой землю, мешочки с магическими камнями и, положив на землю листья и куп-куп, прочел заклинание:

Пока Крэнг через сифон перегонял спиртное в бутыль, нджау лечил Ван-Джоонга, растирая ему грязью живот. Первым пил я, за мной Дэи, потом Тоонг-Ван. Когда он уже сидел перед кувшином, из его жилья раздались крики: у Банга, сына Лиенга Вдовца, начался приступ эпилепсии. Дэи обратился к помощи духов и применил к ребенку те же способы лечения, что и к Джоонг-Крэнг, когда она задыхалась.

Наконец Дэи приступил к окуриванию больной, предшествовавшему его «путешествию» в потусторонний мир. Он опустил в мнонгскую пиалу с рисом и шафраном несколько угольков, на которые наскоблил «небесной смолы». От пиалы пошел густой горький дым. Усадив Джоонг, он закрыл ее с головой одеялом, раздвинул его спереди и в образовавшуюся щель просунул пиалу с тлеющими углями. Дым от них поднимался к лицу больной.

Под конец он вылил немного воды на угли, чтобы затушить их, взял из пиалы щепотку шафранного риса и помазал пациентке лоб, углубление между грудей, живот, поясницу, колени и ладони. Затем он той же щепоткой помазал лоб Анг Слюнявой и жене Тоонг-Вана, принесшей в уплату за лечение ребенка пиалу очищенного риса.

На нарах у выстроенных в ряд кувшинов поставили большую веялку с подношениями духам: здесь была целая гора очищенного риса, увенчанная яйцом с кусочками кварца по обеим сторонам; между яйцом и кусочками кварца лежали вырезанные из полосок бамбука короткий меч и копье; все эти предметы опоясывало ожерелье. Позади кучки риса находились крохотные буйвол и коза, сплетенные из бамбука[64], небольшая палочка с нанизанными на нее кусочками мяса и внутренностями цыпленка, принесенного в жертву, вьетнамская пиала с белым рисом и двумя моделями гонгов из донца калебасы. На верхушке другой, меньшей, кучки риса тоже были положены два гонга из тыквы. Около веялки лежала мотыга и стояли пиала и бутыль со спиртным. Нджау, задрапированный в одеяло так, что правая его рука осталась свободной, сел позади подношений, положил куп-куп на левое плечо, а листья линг онг и тростника — возле правой руки. Ноги он вытянул вперед.

Внутри мнонгской хижины темно даже среди бела дня. Дым от многочисленных очагов скапливается тут же, ночью от него стоит непроглядная тьма, так как свет сосновой лучины не распространяется далеко. Не удивительно, что только шаман и дары были освещены более или менее хорошо. Больная лежала неподвижно на своем ложе под чердаком, вдали от очага. Толпа, плотной стеной окружившая шамана, образовала границу освещенного круга. Состояние у всех было напряженное: путешествие нджау в потусторонний мир считалось предприятием опасным, но не только это вызывало общий интерес: все надеялись узнать что-нибудь о душах своих близких — больных или умерших. Несмотря на это, царила относительная тишина, хотя возгласы шамана комментировались, а некоторые из присутствующих продолжали даже болтать, особенно те, кому не посчастливилось попасть в первый ряд (его, как обычно, приступом захватили женщины).

Дэи вынул из мешочка с магическими камнями крохотный фарфоровый флакончик, поднес ко рту, дунул в него, поднял на уровень правого уха, произнес «раз!» и свистнул, снова дунул во флакончик, поднес к левому уху: «два!», свистнул, и так до восьми, после чего он закрыл глаза, зевнул и снова свистнул. Он «уснул». Вскоре он пробормотал несколько слов, будто ему снился сон: «Моя сестра Джоонг…» (действительно, Джоонг принадлежала к клану Рджэ, он — к клану Рлык, а эти кланы находятся в родственных отношениях). Шаман потряс пучком листьев, который держал в руке, и «отПравился в путешествие» (он делал ногами движения, похожие на движение поршня). При «ходьбе» он пел моления и просил духов сопровождать его:

Вдруг кто-то заметил, что забыли положить угли, которые считаются посредниками в потустороннем мире: их быстро добавили в веялку с дарами[65]. Нджау обратился к душе больной, заклиная ее поскорее вернуться к ее телу:

Затем он перечислил обиталища духов. Он свистел и зевал.

Он обратился к душам углей, посвистел, «остановился», пошептал и снова пустился в путь. Затем неожиданно ударил перед собой кулаком, выкрикнул «трии!» и произнес магическую формулу в стихах (в ней много слов, подобранных только для рифмы, поэтому перевод ее затруднителен). Это означало, что он встретил души колдунов и устрашает их.

Он вынул из веялки и положил рядом фигурки буйвола, козы и прочие аллегорические предметы, чтобы поднести духам, и перечислил их в стихах. Взяв пригоршню белого риса, он сказал тякам: «Принесите большую заплечную корзину, большую крепкую корзину», раскрыл кулак с рисом над ладонью другой руки, сильно сжал руки, но так, что ни одно зерно не выскользнуло, и потер их одна о другую, словно стараясь убедить зрителей, что у него в пригоршне ничего нет. («Колдуны съели весь рис», — пояснил мой сосед). Вручая выкуп, нджау просил колдунов не есть живое человеческое существо.

Отдав тякам многочисленные подарки, он раздвинул одеяло на своей груди и несколько раз щелкнул языком, словно подзывая собаку. В действительности он старался привлечь душу нашей больной. Когда нджау запахнул покрывало, Крэнг остановился за ним, как бы взял что-то с его спины и перенес на голову своей жены: «Он забрал душу, приведенную из страны духов и колдунов».

Все еще «спящий» Дэи вынул из риса маленькую палочку с нанизанными на нее крохотными кусочками куриного мяса. Время от времени он отрывал один кусочек и бросал перед собой. Некоторые падали наземь, другие исчезали из поля зрения. В таких случаях говорили, что тяки схватили их на лету. (Я заметил, что иногда нджау только делал вид, что отрывает и бросает кусочек мяса). Он восемь раз произнес «пхит! пхит!» и снова начал петь. Затем он посвистел и поднес невидимым духам спиртное во вьетнамской пиале: «Это мясо курицы — отведайте его первыми. Это спиртное — выпейте его первыми. Я сам буду пить его только после вас». Он встретил душу Банга, сына Лиенга, и спрятал ее под свое одеяло, а так как ребенок все еще находился у Тоонг-Вана, его жена взяла пока душу ребенка, чтобы передать по назначению. Шаман встретил также душу маленького Вана, сына Кранг-Дрыма.

После того как Дэи подобрал эти души, он восемь раз подряд произнес «пхит!» и возобновил «ходьбу»:

Вдруг он потряс куп-купом и сделал вид, что надрезает невидимую веревку. Водворив куп-куп на плечо, он разорвал ногтями нечто незримое, и от напряжения рот его скривился. («Он перерезал веревку, которой колдуны привязали душу-буйвола больной Джоонг»).

Снова восемь раз подряд «пхит!» и Дэи «пошел» дальше. Опять остановка: он вынул из мешочка магические травы элет и имбирь пробуждения, пожевал и восемь раз поплевал перед собой. Потом он сделал перерыв и снова запел. Он вытянул руку по направлению к мотыге, взял ее и стал подкапываться под дуигу-рлаа (гигантский бамбук):

Дэи отставил мотыгу и снова запел, превознося «душу-лодку»:

Затем он еще раз «подобрал» душу:

Он «встретил» одного из двух детей Кранг-Дрыма, умерших в этом году. Из разговора с душой покойного выяснилось, что она голодна и просит супа и риса. После этого он подхватил душу Анг Слюнявой, которая страдала увеличением щитовидной железы. Теперь он выплеснул немного супа перед собой в глубину хижины. Подбросив в воздух несколько зерен риса, он произнес заклинание:

Шаман вновь бросил рис, но тот не упал на пол. Я хотел было выколотить табак из трубки и постучал ею о край нар, но оказалось, что этого нельзя делать: моя трубка вовсе не трубка, а птица ртлех и может накликать на шамана большое несчастье.

Дэи вытянул руки в сторону, давая этим понять, что ему нужна вода. Ему полили на руки, а он провел мокрыми руками по лицу и только тогда открыл глаза: он якобы вышел из гипнотического состояния. Затем он водой с рук брызнул на больную. Поднявшись, Дэи положил ожерелье и магические кварцы в мешочек, подал мне яйцо, а женщинам велел высыпать рис в его киу, после чего направился к Джоонг, приложил кусочек магического кварца ей между глаз и провел им по лбу до макушки, где «вдавил», читая при этом заклинания.

Такой же способ лечения он применил и к другим больным, даже к Манг Кривомордой и Крэнгу (дочь Джоонг с мужем, которые живут с ней у одного семейного очага). Потом шаман возвратился на прежнее место, выплеснул рнэм из пиалы на стенку в глубине хижины (туда же он раньше лил суп и бросал рис), но бутылку со спиртным не тронул.

В веялке все фигурки поменяли местами. Шаман заставил больную плюнуть туда восемь раз — он сам считал вслух — и под конец тоже плюнул со словами:

Шаман описал веялкой восемь кругов над головой Джоонг, «обмел» больную листьями, которые, брал с собой в путешествие в потусторонний мир, и вышел через семейную дверь (его сопровождала женщина из семьи больной). На краю деревни, за свинарником Джоонг-Крэнг, он положил на землю дары для духов: фигурки буйвола, козы, раба… Потом взял угли, поплевал на них и, прежде чем положить около даров, произнес:

Шаман встал и разбросал в разные стороны шафранный рис, стараясь попасть на высокую траву. В траву он положил веялку и сильно ее потряс, так что трава зашевелилась.

Мы заглянули в веялку: в нее упал паучок[66]. Нджау постучал рядом с ним тыльной стороной руки, и паучок подпрыгнул. Шаман загнал его в плетеную коробочку, которую подала молодая женщина. Она быстро захлопнула над этой «душой» крышку. Нджау собрал несколько таких паучков, сорвал в траве лист, и мы возвратились домой. Прежде чем перешагнуть порог семейной двери, Дэи спросил громким голосом: «Выздоровела ли она?». «Она выздоровела», — ответили ему изнутри.

Он направился к больной, открыл над ее головой плетеную коробочку и постучал по ней. У ложа больной было совершенно темно, а потому трудно было разглядеть, вернулась ли душа-паук в свое обиталище, но все полагали, что вернулась.

Шаман смочил лист и провел им по груди, спине, рукам и ногам больной:

Под конец он молча воткнул лист над семейной дверью. На этом в половине второго ночи ритуал лечения закончился.

25 января

Часов в одиннадцать утра к Крэнг-Джоонгу явился его джоок Чонг-Джоонг, староста Сар Ланга. Он пришел навестить Джоонг, о болезни которой узнал накануне.

Войдя, он разгрыз несколько зерен риса и восемь раз плюнул над головой Джоонг, приговаривая:

Затем он взял метлу, провел ею восемь раз по телу болящей, произнося всевозможные пожелания, и положил метлу поперек порога, чуть отступя от него.

Постепенно хижина наполнилась посетителями: соседям сообщили, что во искупление души Джоонг будет принесена в жертву свинья. Ее закололи в обед. Немного крови и щепотку пивной барды положили на затычку кувшина.

Затем кувшин освятили: Крэнг подал трубочку и щепотку окропленной кровью барды каждому из трех мужчин, которые вместе с ним сели на корточки подле Джоонг. Это были Дэи Шаман, Боонг Помощник, согласившийся быть посредником при жертвоприношении — поэтому он держал на плече короткий меч, — и Чонг, доверенное лицо хозяина дома. Все четверо читали разные моления, прося исцеления Джоонг. Кончив молиться, Боонг-Манг вынул из кувшина пробку, на которой лежала пропитанная кровью барда, и положил на порог главной двери, с внутренней стороны. Мужчины, находившиеся в хижине, поспешно приблизились, взяли по щепотке барды и, сидя на корточках, смазали порог, читая при этом пожелания в стихах. Посредник же, не снимая меч с левого плеча, помазал верхнюю часть двери, призывая духов:

Крэнг один остался около кувшина и, продолжая читать моления, помазал голову свиньи.

Потом все приложились к кувшину. Завязался разговор. Молодые люди тем временем подготавливали мясо для жертвоприношения. Вначале по кругу пустили пиалу с печенью и кишками, пересыпанными солью. Крэнг и Ндыр Хромой, сидя на нарах, вылепили из белого рисового теста дары духам: пять фигурок рабов, сидящих на змеях, несколько питонов, сороконожку, пару слоновых бивней, пару рогов носорога, корзиночку со свининой и две пиалы с двумя яйцами. Фигурки разместили на подносе, сплетенном из бамбука и покрытом двумя кусками листа банана, и на каждую Крэнг нанес одну или две капельки крови. Остаток теста он закатал в шарики, положил на поднос, а его поставил на кувшин, над которым будет священнодействовать шаман. К ушку одного из больших кувшинов, стоявших в глубине комнаты, подвесили на кусочке ратана сердце жертвы. У этого же кувшина поставили две пиалы с размельченным мясом, чашу, бутылку со спиртным и положили несколько угольков. Поодаль поставили кувшин с подносом, веялку с белым рисом и такими же дарами, что накануне.

В половине второго пополудни, когда все было готово, нджау сел на нары, напротив подношений. В руках у него не было ни куп-купа, ни листьев, ибо он должен был совершить обряд гроонг. Это слово обозначает нечто вроде гремящей сбруи, состоящей из ремешка, на котором висят несколько ожерелий, браслетов и бубенчиков. Гроонг латунным кольцом прикреплен к подставке янг дама.

Как и во время мхэ, состоявшегося накануне, шаман начал засыпать, прибегая к помощи своего магического флакончика. Он «отправился в путешествие», позвякивая гроонгом наподобие того, как лошадь позвякивает сбруей. Время от времени он резко дергал гроонг вправо, как если бы его конь сошел с пути. Песни он пел те же и движения делал такие же, что и раньше, только дары — поднос, пиалу с мясом и содержимое веялки — он подносил духам иначе: прежде чем положить на нары, он ставил их себе на голову.

После «пробуждения» шаман выплеснул в глубину хижины между двумя кувшинами немного спиртного и бросил туда несколько кусочков мяса. Он положил кусочек кварца на темя больной, заставил ее восемь раз поплевать на веялку с дарами, описал ею восемь кругов над головой Джоонг и подал Крэнгу. Этот вид мхэ не связан с поисками души-паука, а сводится к приношению даров, которое муж больной совершает за пределами деревни. Он вышел вместе с Тоонг-Джиенгом, вооруженным куп-купом, через семейную дверь и возвратился тем же путем.

Все пробовали из двух больших пиал мясо, предложенное духам, затем дочь Джоонг подала настоящий ужин нджау, Чонгу и его сыну.

Посредник Боонг-Манг положил в бамбуковый совочек (предназначенный вообще-то для мусора) челюсть кабана, сырой рис, трубочку с кровью и несколько угольков. Совочком со всем его содержимым он описал восемь кругов над головой Джоонг, затем сделал то же с прутом, вынутым из метелки, к которому Боонг-Манг привязал кусок хлопка, положил прут на совочек и вышел вместе с Крэнгом из дома. На опушке леса Боонг положил дары на край дороги[67] и начал ворожить над трубочкой с кровью (пол динг мхам). Расчистив место на земле, он расколол трубку на две части и бросил куски на землю, заклиная:

Но куски упали неудачно, и Крэнг бросил еще и еще раз, пока наконец обе половинки не легли как нужно: та, что была ближе, — отверстием к нему (рбланг), а другая — отверстием к злым духам (ртлуп).

Сидя на корточках, Крэнг двинулся в сторону деревни. Он отсчитал семь шагов, а на восьмой встал, взял щепотку земли и срезал лист травы. Вернувшись домой, он приложил щепотку земли к голове Джоонг, провел по ее телу метелкой, смоченной водой из калебасы, подмел проход от ложа больной до двери, в которую он вошел, а метлу бросил поперек порога. При этом он все время заклинал:

К четырем часам дня обряды закончились. Все принялись пить рнэм. Исполнив свои обязанности, Боонг-Манг ушел: у него дома сидел в одиночестве перед кувшином рнэма Манг Слоновая Кость, который пришел продать ему старинный кувшин. Боонг хотел бы приобрести дорогую вещь, но так, чтобы не задолжать постороннему. Обойдя всю деревню, он набрал наконец тысячу шестьсот долларов[68], которые запросил за кувшин Манг.

Вечером гости постепенно перешли к Крэнг-Анг: из-за того, что к ней в день самоубийства Тиенга залетела ласточка, у нее изгоняли злых духов путем жертвоприношения собаки, за которым должна была последовать выпивка.

26 января

Сегодня с раннего утра все ушли работать в поле. Это важный для Бап Тяна и его семьи день: наступила их очередь воспользоваться помощью группы[69], в которую входит его дочь. Вернувшись около полудня, Бап Тян увидел Крэнга Заику. Тот пришел за большим кувшином: это плата за помощь, которую он оказал еще четыре месяца назад в качестве рноома при обменном жертвоприношении.

Состояние больной Джоонг не изменилось. Дэи провел день в школе: его пригласил учитель к своему сыну, который плакал не переставая.

27 января

Едва взошло солнце, Бап Тян обошел деревню, оповещая жителей и, в частности, Тру, что сегодня состоится жертвоприношение буйвола для выкупа души Джоонг, а потому не следует идти работать в поле. Несколько человек во главе с Бап Тяном отправились в лес за дровами и за дикими овощами. Тру, его помощник и двое курьеров ушли на праздник, который устроила дирекция плантации.

Джоонг все еще серьезно больна. Чтобы отогнать злых колдунов, над ее ложем под чердаком подвесили короткие мечи и копья длиной в руку, вырезанные из высушенных полос пандануса. Она еще не может передвигаться самостоятельно, и, когда ей нужно выйти по нужде за порог хижины, ее приходится поддерживать. Но теперь больна не одна Джоонг. Со вчерашнего вечера у ее младшей сестры Гриенг-Мбиенг появился сильный жар. Ее приемный сын Тоонг с женой Ван ушли в Панг Донг за шаманом (он отправился туда, чтобы получить старый долг). В половине одиннадцатого они вернулись вместе с шаманом. Тоонг нес зеленый кувшин — это плата Дэи за пять сеансов лечения.

Четверть часа спустя явился Быр, сын Джоонг, с женой, детьми и родителями жены, за ними Банг-Джраэ Военный и его семья (дело в том, что Банг-Джраэ принадлежит к клану Рджэ: он сын старой Тро из Сар Лука). Каждая семья принесла по вьетнамской пиале очищенного риса и браслету. Быр, как только пришел, разжевал несколько зерен риса и выплюнул их матери на макушку, читая при этом заклинания:

Он надел на запястье Джоонг браслет и снова пожелал ей выздороветь. (Браслет должен послужить тякам грозным предупреждением о том, что, если больная умрет, они не останутся безнаказанными: испытание кипятком выявит виновного, его убьют). Остальные гости повторили все, что сделал Быр. Люди из Нёнг Браха пришли не первыми: Чонг, джоок из Сар Ланга, явился на час раньше их.

В половине двенадцатого у Гриенга принесли в жертву кабана, и старый Банг-Джиенг Беременный, «священный человек», призвал духов. Почти никто не присутствовал на церемонии.

Примерно в половине второго дня Крах, Тоонг-Джиенг и его друг Тро-Джоонг принесли из леса бревно и две прямые ветки рмуан (Spondias mang). Тоонг-Джиенг держал бревно, а старый Крах сильными ударами топора вырубил на его конце стилизованные шею и голову птицы калао[70], изображение которой венчает шест при жертвоприношении буйвола по случаю болезни или смерти. Говорят, что когда-то колдуны сами дали понять, что им желателен именно такой символ.

У ската крыши в предварительно выкопанную яму водрузили столб с «клювом калао», а рядом воткнули две принесенные из леса ветки, так чтобы они скрещивались под «клювом». К их основанию по горизонтали прикрепили третью перекладину. В точке скрещения обе наклонные перекладины прочно привязали к столбу веревками из толстого ратана. Верхушки веток, составивших подобие андреевского креста, срезали.

Все это заняло несколько минут. В это время у Мбиенг-Гриенга приступили к первой части обряда мхэ по случаю болезни его жены. Это уже знакомый нам обряд, связанный с «путешествием» в потусторонний мир шамана, который вооружен куп-купом и метелкой из листьев. Аналогичный обряд Дэи совершил первый раз для Джоонг. Отличие в том, что сейчас нджау очень резко препирался с колдуном по поводу Джоонг: «Я тебя не боюсь, — сказал он. — Ты уже сожрал свинью и получишь еще буйвола. Пора тебе угомониться».

В четыре часа пришли Кронг Толстый Пуп и Манг Тощая. Они привели молодого буйвола, предназначенного в жертву. Им пришлось немало походить, они с раннего утра ничего не ели и сильно проголодались. Сначала они хотели взять буйвола в Нёнг Брахе, но перед самой деревней услышали крик косули и отказались от своего намерения. Зато Кронг предупредил своих братьев Быра и Банг-Джраэ о предстоящем жертвоприношении. Из Нёнг Браха Кронг и его спутница пошли в Сар Ланг и взяли там буйвола у Мхо-Ланга (племянника Крэнг-Джоонга по материнской линии).

Пока что животное отвели на солончак около деревни. К Крэнг-Джоонгу принесли кувшины. После предыдущего обряда комната еще не подметалась: там, где совершалась церемония мхэ, нельзя сразу производить уборку. При жертвоприношении буйвола следует выставить семь[71] кувшинов с рнэмом. Так как некоторые пусты, то в них закладывают пивную барду из янг дама.

Кувшинов набралось уже одиннадцать штук. Это были: кувшин Крэнга для совершения мхэ, кувшины Бап Тяна (брата больной), Тоонг-Джиенга (сына), Банг-Джиенга (доверенного друга младшего брата и свекра старшего сына), Кранг-Дрыма (старшего сына), Кронг-Тро («брата» мужа), Ньяанга из Нёнг Бра-ха (свекра Быра), Мхо-Ланга (племянника мужа по материнской линии и мужа одной из «сестер»), Тро-Джоонга (джоока второго сына Тоонг-Джиенга), Кронг-Маэ («отдаленного брата» Ван-Джоонга, который желал совершить там бох со своим шурином), Банга Оленя (будущего джоока старшего сына).

Когда кувшины были расставлены по местам, Бап Тян приказал созвать всех. С каждого кувшина он снял немного барды и положил на ушко, а Крэнг перенес ее на пробку первого кувшина. Затем в кувшины положили много листьев и залили их водой.

Когда приготовления были закончены, буйвола привязали к жертвенному столбу.

Тем временем комната понемногу наполнилась людьми. Одним из первых пришел старый Тоонг-Манг, старейшина клана Рджэ и всей деревни. Он поплевал рисом на голову Джоонг и подарил ей за неимением браслета вьетнамскую пиалу.

Буйвола заклали, как полагалось по обычаю: подрезали сухожилия задних ног и прокололи правый бок. Тем не менее буйвол еще сохранял силы. Несмотря на неуклюжее украшение на голове и препятствие в виде большой жертвенной перекладины, он упорно защищался. Падая, он издал рев. Все бросились к нему, чтобы как можно скорее залить ему в ноздри воды.

В шесть часов вечера внимание всех переключилось с Джоонг-Крэнг на ее младшую сестру Гриенг-Мбиенг, болезнь которой собирались изгонять жертвоприношением собаки. Перед главной дверью на землю уже набросали листья тлоот и злака рхоонг. Тоонг-Джиенг два раза обрушил дубинку на голову собаки, которую помощник крепко держал обеими руками за бока. Еще один сильный удар — и Тоонг прикончил животное. Окровавленную жертву, еще корчившуюся в судорогах, бросили на ритуальные листья. На запах свежей крови сбежались голодные собаки, их приходилось все время отгонять. Тоонг куп-купом отсек морду и шею собаки. Челюсти, остатки головы и окровавленные листья он положил на совок для мусора. Туда же он добавил трубочку с кровью, вырезанные из дерева клыки и рога, а также плоские гонги из донца тыквы. Молодые люди подхватили тело животного, чтобы разделать.

Совок вручили Банг-Джиенгу Беременному, тот, читая заклинания, подал его Гриенг и ее мужу. Челюсти и фигурки он восемь раз повертел над головой болящей, молясь о ее выздоровлении. Продолжая читать моления, он взял из рук Мбиенга дубинку, которой прикончили собаку, плюнул на нее и также положил на совок. Затем, держа голову собаки за уши и за язык, поплевал на нее восемь раз и повертел над головой Гриенг. Проведя по телу больной окровавленными листьями, он забрал все, что нужно для изгнания злых духов, и вышел. За ним последовал Мбиенг, вооруженный куп-купом. Они вступили на тропинку, ведущую за деревню. Банг-Джиенг положил на землю все, что нес, кроме трубочки с кровью. Челюсти собаки он положил так, что они были повернуты в сторону от него, к верховью реки. Поплевав на угли, он произнес магическую формулу, расколол трубку с кровью по длине и склеил обе половинки грязью. Затем он начал читать заклинания и бросать трубку наземь, упоминая при этом названия местностей. Он делал это до тех пор, пока упавшая дальше от него часть трубки не легла выпуклостью кверху, а другая — выпуклостью книзу. Тогда он сделал пол-оборота, присел на корточки, отодвинулся на восемь шагов, встал, взял щепотку пыли и вырвал лист из куста травы, росшего поблизости. Возвратившись в дом Гриенг, он спросил: «Она выздоровела?» — «Выздоровела!», — ответили ему. Он прижал щепотку пыли к груди Гриенг, ко лбу, еще раз к груди и в заключение провел по ее голове принесенным листом.

Он пошел к двери, неся остроконечную веялку и калебасу с водой, вылил в веялку немного воды, а часть ее выплеснул во двор. Эту процедуру он повторил восемь раз, считая вслух, закончил ее восклицанием «пхит!» и закрыл дверь.

Отведав мяса собаки — это было скорее причастие, чем трапеза, — все пошли опять к старшей сестре, где уже расставили все необходимое для обряда. Неожиданно Бап Тяна охватил приступ гнева. Тяки сердятся на него: разве они не напали сразу на обеих его единоутробных сестер? Но он не даст им воли: если сестры умрут, он велит провести испытание кипятком, и тот, чья рука в кипятке покраснеет, будет предан смерти. Весь кантон пройдет через это испытание, никому не удастся избежать его.

К одиннадцати часам вечера церемония закончилась. После ласковых увещеваний шаману удалось заставить больную съесть немного вареной печенки и рисового супа. Затем он прочел моления о ее выздоровлении.

Пили всю ночь. Еще до зари нджау должен был извлечь из тела Джоонг колдовские палочки, но, несмотря на все усилия Быра, разбудить шамана не удалось: он был мертвецки пьян.

28 января

Джоонг продолжала худеть. И все же на ней, пожилой женщине, следы тяжелой болезни были не так заметны, как на ее младшей сестре. Гриенг еще очень хорошо выглядела, но три дня болезни превратили ее в высохшую старуху.

Сегодня в половине десятого утра ради ее исцеления закололи свинью длиной якобы четыре с половиной локтя (на самом деле три локтя четыре пальца). Посредником был Кранг-Дрым: один и тот же человек не может два раза подряд вызывать духов.

Пока мы были у Мбиенг-Гриенга, к двери Крэнг-Джоонга подошел Манг-Сир Слоновая Кость, но его вовремя остановили: он хотел обменять у хозяина дома свинью длиной четыре локтя на двенадцать снопов падди и молодого буйвола, еще не ходившего на поводке. Манг-Сиру Слоновая Кость надо было бы получить свинью именно сегодня, чтобы заколоть ее на церемонии большого жертвоприношения в честь помазания падди, которое скоро будет совершать его деревня. Но в течение восьми дней после обряда мхэ запрещается посещать чужие дома и заключать торговые сделки. Предложение Манга вполне подходило Крэнгу, но он не мог преступить закон.

В четверть первого больную окурили, после чего шаман провел сеанс путешествия в украшениях типа гроонг. Церемония прошла спокойно, если не считать того, что пришлось унимать лающую собаку (собакам не следует лаять во время такой церемонии, ибо душа-кварц шамана, испугавшись лая, может скрыться под землей, вызвав этим смерть нджау).

После сеанса Дэи помассировал Джоонг. Крэнг поставил возле него пиалу с очищенным рисом и положил один пиастр.

Родственники Быра по линии жены возвратились в Нёнг Брах. Каждому перед уходом провели по лбу пальцем, вымазанным сажей с донышка котелка.

Около четырех часов изгоняли злых духов, совершая особый ритуал с челюстью свиньи. Затем шаман заставил Гриенг немного поесть.

Доказав в течение этих дней свое исключительное умение врачевать, Дэи решил вернуться в Сар Ланг. Когда он пришел пять дней назад, при нем был очень скромный багаж: всего-навсего маленькая заплечная корзинка с крышкой, где лежало все необходимое для совершения обрядов. Зато теперь потребовалось пять человек, чтобы помочь ему нести «гонорар»: кувшины, очищенный рис, мясо… От каждого животного, принесенного в жертву, ему причиталась определенная доля: нога — за его услуги, сердце — для передачи духам, мясо, как брату по клану (пациенты из клана Рджэ ему, члену клана Рлыков, приходятся «братьями»).

Вскоре после ухода нджау Крэнг развязал «крест» и отнес ветки за пределы Сар Лука, заклиная «вредоносные рты» вернуться в свое обиталище.

29 января

Жители Сар Лука отправились корчевать лес. В деревне остались только больные.

Крэнг-Джоонг и Кронг Толстый Пуп ушли «прогонять духов с оставленных полей». Муж больной нес большую корзину риса с шафраном, фигурку раба[72], пару изображений маленьких гонгов и угли. Сын нес на спине завернутую, словно ребенок в одеяло, узорчатую плетеную корзинку.

Вскоре они дошли до полей, заброшенных после жатвы. Еще несколько месяцев назад это обширное пространство было покрыто колыхавшимся ковром падди, теперь же являло собой унылое зрелище. Все покрыла густая низкая поросль. Между большими островками прохладника виднелись побеги более сильных кустарников и бамбука. Над ними возвышались обгорелые столбы, оставшиеся от прежних шалашей, и межевые знаки, которые напоминали о том, что растительность здесь низкорослая из-за того, что человек свел этот участок леса ради пропитания.

Подойдя к своему полю, Крэнг «подвинул» одно из бревен, отделявших его поле от соседского. Он поднял бревно и перекинул его на смежный участок, попросив при этом у границы наделов, чтобы она не гневалась на него за этот поступок. Затем он взял с межи щепотку земли, чтобы дома приложить к голове жены. Теперь мужчины стояли на самой середине поля, на небольшой земляной насыпи. За ней тянулось кверху дерево ниер (Irvingia oliveri), которое в прошлом году служило главной опорой навесу, теперь уже рухнувшему. Крэнг направился к откосу насыпи, где виднелась нора дикобраза, сорвал лист травы и взял щепотку земли у входа в нору (за дикобразом водится дурная слава: он якобы насылает кашель). Затем Крэнг подошел к ниеру, единственному дереву, уцелевшему в прошлом году, когда на участке выжигали лес. На ниере остались глубокие следы огня. Крэнг присел на корточки, поставил на землю фигурку раба, восемь раз плюнул на угли и обратился к дереву с мольбой о милосердии. В заключение он кинул несколько горстей шафранного риса на ствол дерева и потряс над своей корзинкой сначала листья росших здесь бобовых, а затем прохладника. Все это он делал для того, чтобы собрать души-пауки. Кронг Толстый Пуп загнал их в коробочку. Перед уходом Крэнг нарвал листьев.

Дома он открыл над головой жены коробочку и похлопал по ее донышку, чтобы из нее выпали пауки. После этого он приложил щепотку земли ко лбу, груди, спине и суставам больной, а в потолок над дверью воткнул несколько принесенных листьев.

К вечеру Крэнг срезал несколько листьев тлоота и рхоонга и положил на верхнюю перекладину двери. Теперь он ждал возвращения односельчан с поля, чтобы приступить к изгнанию злых духов путем жертвоприношения утки.

В половине седьмого «священный человек» отрубил утке голову над листьями, которые разложил на земле перед дверью. Он подал посреднику Тро-Джоонгу голову жертвы, угли, очищенный рис, две миниатюрные модели гонгов. Затем он срезал с головы жены четыре пряди волос (по две с каждой стороны) — его сын То-онг-Джиенг поддерживал голову больной — и также вручил их посреднику.

Тро-Джоонг повращал полученными предметами (кроме головы утки) над головой Джоонг-Крэнг, громко считая при этом и произнося вместе с Крэнгом заклинания:

После этого Тро-Джоонг повторил заклинание и обряд, но уже держа в правой руке голову утки и ритуальные листья, окропленные кровью (в левой руке у него были предметы, перечисленные выше).

Крэнг пошел с Тро-Джоонгом по тропинке, ведущей за пределы деревни. Посредник положил поперек дороги листья, обрызганные кровью, и другие предметы, которыми пользовался при изгнании злых духов. Он сел перед ними на корточки, поплевал и перечислил все подносимое: «Я принес тебе в уплату корзину очищенного риса, двух кабанов, буйвола, а сегодня еще и утку…», после чего добавил туда еще и угли.

Он сделал восемь раз глубокий вдох, приговаривая: «Сегодня я жертвоприношением утки изгоняю злых духов». Крэнг молча стоял возле него.

Уходя, Тро взял щепотку земли, оторвал лист и произнес с присвистом: «О мать моя, Джоонг, вернись! О мать моя, Джоонг, вернись!» (Джоонг-Крэнг мать его джоока Тоонг-Джиенга).

Прежде чем войти в дом, Тро спросил: «Она выздоровела?» — «Выздоровела!» — ответили ему. Он подошел к больной, натер ей щепоткой земли углубление между грудями, лоб, а затем воткнул над дверью лист. При жертвоприношении утки не полагается пить рнэм.

Час спустя Анг Слюнявая обошла все хижины и пригласила свою родню по мужу выпить в честь обряда «вращения над головой». Собрались главным образом женщины. Поводом для выпивки послужил кошмарный сон, который видел Кронг Толстый Пуп. Ему приснилось, что его «брат» Кранг-Анг, помощник начальника деревни, умерший в прошлом году, летел на самолете и приземлился в Сар Луке. Явление во сне возвращающегося на землю покойника, да еще к тому же на фоне неба, считается самым зловещим знамением: «Небо вскоре нанесет удар». Это может предвещать смерть и даже эпидемию. Вот Анг Слюнявая и предложила отвести угрозу принесением в жертву двух кур, рнэма и вращением большого кувшина. Кронг согласился и тем самым дал понять Анг, что простил ее.

У Анг было хлопот полон рот. Ей помогали «сестра» Манг и «брат» Манг Тощий (по нашим понятиям — ее двоюродные брат и сестра) и лучший друг последнего — Кранг Собачий Клык. Бап Тян наблюдал за приготовлениями. Он передал обеих кур Крангу и тут же свернул им головы. Анг Слюнявая, стоя рядом с приготовленным кувшином, подала трубочку своему мужу, который сидел на корточках по другую сторону кувшина. У его дна положили мешочек с магическими камнями самой Джоонг-Крэнг. Бап Тян сказал дочери:

Анг Слюнявая помазала кровью мешочек, а Кронг Толстый Пуп воткнул трубочку в кувшин и прочел заклинания.

Анг обмакнула палец в рнэм, провела им по большому кувшину, а затем по лбу своей свекрови, мужа, свекра, Манг Кривомордой и золовки. Бап Тян первый начал пить. Когда сосуд слишком тяжел, обряд вращения над головой больного заменяют помазанием кувшина пальцем.

Анг Слюнявая смыла возможные последствия дурного сна, виденного мужем, а они ведь могли иметь прямое отношение к состоянию здоровья Джоонг. Одновременно Анг загладила собственный тяжелый проступок, который, может быть, и явился причиной поразивших семью несчастий.

Итак, первым приложился к кувшину Бап Тян, за ним последовали Кранг-Дрым, Кронг Толстый Пуп, Крэнг, Тян, Банг Олень, старый Тоонг-Манг, Нгэ-Тру, Анг Длинная… Пока мы пили, Дрым-Кранг лечила свою свекровь, «извлекая палочки», т. е. стрелы, пущенные в нее колдунами. Ее сменила Джоонг-Ван, которая массировала больную и прикладывала к ней кусочки магического кварца.

Говорили все время о состоянии больных. Бап Тян неустанно твердил мне, что необходимо провести обряд испытания кипятком и убить того, кто будет уличен. Я — правда безуспешно — старался убедить его в том, что лучше отвести провинившегося в суд на Озерный пост. Бап Тян упорно возвращался к своему намерению.

30 января

Это был третий день после жертвоприношения буйвола, а потому никто не пошел работать в поле.

Состояние больных улучшалось медленно, и, чтобы ускорить их выздоровление, было решено построить «хижину болезни», для чего требовались усилия всех жителей деревни. Они распределились для этой цели на две группы. Восемь человек под началом Кронга Толстого Пупа строили маленькую хижину напротив жилища Банг-Джиенга Беременного. Она служила проДолжением последнего дома в Сар Луке, принадлежавшего Тро-Джоонгу и Ван-Джоонгу. За два часа, с половины девятого до половины одиннадцатого, строители установили столбы, возвели стены, настлали крышу, сколотили нары в глубине помещения. Накидав поленья, они развели огонь и устроили как бы очаг. Жилище для Гриенг соорудили проще: столбы последнего чердака обвели стенами, которые составили как бы продолжение ее дома. И здесь тоже смастерили нары и разожгли огонь.

В половине третьего дня Крэнг отправился сделать «подношение взаимности медведю»[73]. Он вырезал из дерева куп-куп и ка пиэт — приспособление для копчения рыбы, представлявшее собой нечто вроде двойной решетки из полосок бамбука. На нем лежала палочка для чистки трубок с наколотым на нее зрелым индийским перцем.

Крэнг заставил жену восемь раз плюнуть на угли и сам поплевал, после чего повертел их над ее головой, прося о ее исцелении и желая ей «вновь обрести тело, свежее, как вода». Затем он повертел над головой Джоонг ка пиэт и вышел.

Дойдя до места, где были обнаружены следы медведя, Крэнг остановился перед деревом с дуплом и воткнул куп-куп в землю, а в кору дерева — палочку для чистки трубок. Он сел на корточки у подножия дерева, плюнул на угли, положил их на землю и вознес моления медведю, упрашивая его не гневаться и даровать исцеление. Перед тем как уйти, он срезал около дупла кусок коры, а чуть подальше сорвал лист. Дома он, читая моление, растер жене углубление между грудями, зажег с обоих концов принесенный кусок коры, а через несколько минут залил пламя водой. Щепотку образовавшейся золы он приложил ко лбу и к груди жены, моля о ее выздоровлении.

Крэнг считал необходимым совершить этот обряд, так как полагал, что болезнь жены могла быть вызвана неуважительным отношением кого-нибудь из членов его семьи к медведю: возможно, кто-то по неосмотрительности наступил или плюнул на следы или на помет медведя и обозлил его, а это животное известно тем, что в отместку за оскорбление насылает насморк, кашель, приступы астмы.

Только в конце дня удалось перевести больных в их новые уединенные жилища. Это перемещение, сопряженное с надеждами и риском, требовало обряда освящения: по традиции в жертву выбрали собаку. Ее убили, а голову отрубили у входа в хижину перед самым приходом больной. Собрались все мужчины деревни. Они обмакнули в кровь, которая хлестала из шеи животного, ритуальные листья тлоота и рхоонга и обрызгали больную. Когда она, поддерживаемая двумя сыновьями, подошла к двери своего нового жилища, она была буквально выкрашена кровью. Все присутствующие громко молились о ее исцелении. Не прекращая молиться, они отступили назад и бросили листья с высоты утеса. Потом они возвратились и снова обмахнули больную, но уже чистыми листьями, которые лежали наготове на крыше. Эти листья тоже кинули с утеса вниз.

Больную устроили в ее новом жилище. Крэнг, читая моления, передал Тоонг-Бингу, который был посредником на этот раз, плетеные фигурки буйвола, козы, кусочки угля, белый рис, голову принесенной в жертву собаки и дубинку, которой ее убили.

Больная плюнула восемь раз. Над ней опять повертели ритуальными листьями и дарами. Тоонг-Бинг вышел, за ним последовал Крэнг. Сначала они пошли по дороге, и, прежде чем свернуть на тропу, посредник положил поперек дороги палку, а за ней — дары и собачью голову. Ей в пасть он засунул деревяшку, чтобы она не закрывалась и своим оскалом угрожала «божествам и духам, которые, испугавшись, повернут вспять». Положив угли и прочитав молитвы, Тоонг-Бинг взял щепотку земли, сорвал лист и вместе с Крэйгом возвратился обратно. Прежде чем войти к больной, они задали традиционный вопрос: «Она выздоровела?» — и получив извечный ответ: «Выздоровела!», Тоонг-бинг приложил щепотку земли к груди Джоонг и воткнул лист над дверью.

Та же церемония происходила при водворении Гриенг в ее новую хижину: так же была принесена в жертву собака и был проведен обряд заклинания с головой собаки. В нем, как положено, участвовали все мужчины. Ни одной женщины не было.

В четверть седьмого все закончилось. На открытом воздухе стали пить рнэм и есть мясо собаки.

31 января

Несмотря на табу (три дня назад принесли в жертву свинью), Тян и Банг Олень отправили кули работать на поле Тру. «Тело его велико, — сказали мне, — а кроме того, он отсутствует и не знает о запрете». Остальные жители деревни строго соблюдали предписываемый ритуалом перерыв в работе и ограничились сбором диких овощей и сушняка.

Утром сыновья Джоонг — Кронг Толстый Пуп и Кранг-Дрым — отправились за Дэи — шаманом. Они привели его в новое убежище, где теперь в одиночестве лежала их мать. Старший сын и нджау присели на корточки около кувшина со спиртным. Кранг-Дрым передал шаману трубочку, ритуальные листья и маленького цыпленка. Нджау удушил птичку над мешочком с кусочками магического кварца, умоляя их о заступничестве. Воткнув трубочку в кувшин, он попросил о полном выздоровлении больной. Прежде чем он начал пить, спиртным наполнили бутыль. Банг Беременный и Кронг Толстый Пуп пили первыми, за ними настала очередь Дэи и Кранг-Дрыма.

После окуривания «небесной смолой» и последующего вращения магических кусочков кварца нджау уселся на нары подле больной, чтобы совершить обряд «извлечения палочек». Облачившись в покрывало, но оставив свободной правую руку с зажатыми в ней листьями, он положил куп-куп на левое плечо. Он дунул в магический флакончик, зевнул и «отправился в путешествие». Он потряхивал листьями, пел, спорил со своим собеседником из потустороннего мира. Раскусив корешок магического растения, он разжевал его и восемь раз плюнул перед собой, затем принялся массировать больную. Он наклонялся над ее обнаженным животом, губами захватывал складку кожи, сильно втягивал ее в себя, отпускал, а затем выпрямлялся и вытаскивал изо рта длинную палочку, которую вводил в трубку. Он повторял этот жест снова и снова, вынимая каждый раз все меньшие по размеру палочки, которыми наполнял трубочку. Дэи положил в рот кусочек магического растения, пожевал, выплюнул жвачку, почти не отрывая губ от живота больной, затем надавил живот руками, словно желая что-то втиснуть в него. После этого он опять «отправился в путешествие» и спрятал душу под покрывало.

Выполнив все, что требовалось по обряду, он лег, растянувшись во весь рост. Это означало, что он спустился в подземный мир. Обе руки он держал над грудью, словно желая что-то поймать. Вот он схватил нечто невидимое и прижал к себе: он поймал душу-лягушку. Кто-то из присутствующих бросил в этот момент соль в огонь, она затрещала, что якобы отгоняло души умерших, которые следовали за душой больной и хотели удержать ее в подземном мире. Треск соли должен был убить их вторично и низвергнуть во второй круг подземного мира. Нджау, продолжая лежать, повернулся, вытащил из своей коробочки флейту и наиграл мотив, чтобы «разжалобить» души умерших. Наконец он вытянул руки в сторону, и кто-то полил на них воду. Это должно было пробудить нджау.

Он не мог сам подняться, и ему помогли сесть. Дэи провел мокрыми руками по лицу и отряхнул их в сторону больной. Вся процедура завершилась поисками души-паука с предложением символических даров и вытряхиванием души-паука на макушку больной.

В час дня Дэи лечил Джоонг стеблями си динг (Rutacées) и си пет иер (латинское название не выяснено). Подержав их в огне, он приложил обожженные концы к груди больной (чтобы излечить кашель и вызвать аппетит) и к голове. Он обмакнул пальцы в пиалу с водой, где лежали кусочки магического кварца, и провел по шее своей пациентки сначала пальцами, а потом кварцем. Затем он вновь положил стебли в огонь и приложил их к животу больной.

Тут вошла молодая девушка и попросила заодно полечить ей гноящуюся рану.

Джоонг заставили съесть немного рисового супа с измельченным плэ рко (латинское название не выяснено).

В половине третьего нджау собрался домой. Перед уходом он лизнул свой палец и погладил им лоб больной, испрашивая ее исцеления. Дэи понес заплечную корзинку со всеми предметами, необходимыми для обрядов — ее крышка поражала тонкой работой, — а Кронг-Маэ взвалил на себя гонорар шамана: большую корзину с очищенным рисом и кувшин средней величины. Кронг Толстый Пуп взял короткий меч и пошел было за ними, но, увидев, что Крах взялся выполнять роль телохранителя, возвратился назад. Тоонг-Джиенг нес две большие ветви ндронг. Из луба этого дерева плетут крепкие веревки.

Вечером пили у Банга Оленя. Он угощал двух жителей Бон Джа, принесших ему рис приглашения на торжественный обряд помазания падди. Жители Бон Джа «поглощают лес»[74] Пхи Ко, а потому им всегда необходимо посредничество Банга Оленя и Бап Тяна, которые продолжают оставаться «священными людьми» на участке, проданном этим чужакам.

1 февраля

Сегодня день табу утки (прошло трое суток с тех пор, как ее принесли в жертву). Несмотря на это, Мхо-Ланг и женщины из клана Рджэ идут обрабатывать свой участок.

В состоянии обеих больных наступило наконец значительное улучшение. Гриенг, сильно ослабевшая и дышащая прерывисто, может все-таки передвигаться, опираясь на палку. Муж повел ее совершить первое омовение, обязательное после болезни. Гриенг вошла в ручей, а муж восемь раз обмахнул ее листьями рхоонг, листьями сиеп сюр (Sclerya laevis Retz) и мат длэи. При этом он читал заклинания:

Солнце сегодня пекло так сильно, что бамбуковые стропила моей хижины издавали от жары треск.

Утром Джоонг съела полпиалы супа. Все начали уже надеяться, что она скоро выздоровеет, но в середине дня удушье возобновилось. Послали опять за Дэи, но он отказался прийти. В половине пятого Бап Тян собрался идти со своей семьей в Бон Джа и попросил предупредить его, если состояние больной резко ухудшится.

В шесть часов Крэнг решил перевести жену обратно к себе в дом. Он боялся оставлять ее в хижине уединения, боялся, как бы смерть не застала ее там. Водворение назад сопровождалось той же церемонией: принесли в жертву собаку, и мужчины обмахнули больную листьями тлоота и рхоонга, омоченными в крови жертвы. Но обряд изгнания злых духов совершался не с помощью всей головы собаки, а лишь ее нижней челюсти.

После церемонии больную пришел проведать начальник соседнего кантона Биенг-Дланг с женой, дочерью старой Тро. Вскоре появился Тру. Переступив порог хижины, он выплюнул рис на голову сестры, а затем передал пять пиастров от учителя и пять пиастров от себя: «Чтобы больная смогла снова приняться за еду». Внезапно начальник кантона разразился гневной тирадой: ему хотят зла, завидуют его власти и могуществу. «Я соберу всех, и мы проведем испытание кипятком», — сказал он.

Тру был в превосходном настроении, чему немало содействовало несколько кувшинов, из которых он успел угоститься по возвращении с праздника на плантации. Тру принялся рассказывать о великолепном празднике, то и дело сбиваясь на болезнь своей старшей сестры. Кронг-Маэ, выступавший на сей раз в роли посредника, принес цыпленка и угли. Он восемь раз поплевал на угли, повертел их над головой Джоонг, плюнул на лапки цыпленка и, проведя ими по лбу больной, вышел.

Рядом, в зале для гостей, Крэнг освятил кувшин и предложил его Биенг-Длангу и Быру. Тру спросил у больной: «Где у тебя болит?» Джоонг ответила: «Мне трудно дышать». — «Тебя медведь ударил? А медведя прогнали?» Все женщины воскликнули: «Его прогнали!»

Влажной метелочкой Тру как бы смахнул пыль с головы Джоонг, подмел дорожку, ведущую к двери, и бросил метелку поперек ее.

Кронг-Маэ помазал Джоонг грязью, которую взял за порогом хижины. Крэнг поводил по лбу и груди жены оловянным браслетом, затем вдел в него веревочку и протянул ее через комнату. Хижина стала табу: ведь в ней оловянный браслет. Теперь уж, если больная умрет, испытание кипятком для выявления виновного будет проведено обязательно. Крэнг подал трубочку Кронг-Маэ, чтобы тот почал кувшин, который он предложил ему как посреднику при обряде.

На вопросы Тру Крэнг ответил, что сделал все, что полагалось. Он был вне себя от ярости: все несомненно говорило о том, что кто-то желает ему зла: стоило ему уехать, как злые духи набросились на его семью! Испытание должно быть проведено! Он объяснил мне, как проводится обряд: «Большой металлический котел с водой ставят на огонь, в котел на самое дно опускают яйцо, браслет, кольцо и темные камни моонг. Огонь раздувают кузнечным мехом. В качестве топлива употребляют только семь хворостин в палец толщиной (он показал мне свой большой палец). Вода в котле кипит. Каждый по очереди подходит и опускает руку в котел, чтобы вынуть яйцо. Тяк не может его достать: вода начинает бить ключом и «схватывает» руку. Через это испытание пройдут все кланы, включая Рджэ!»

Разговор перешел на праздник. Тру восхвалял щедрость администрации плантации, устроившей праздник, на котором присутствовали все местные власти. Их доставили на грузовиках. Начальники кантонов получили по камбоджийскому покрывалу, а их помощники и старосты деревень — по куску черного или клетчатого коленкора. На обед каждому гостю дали две пиалы рыбы, две — бобов, две — соли и сколько угодно риса. Все женщины получили ожерелья или гребни. Закололи двух буйволов. Один, к несчастью, был белый[75], поэтому Тру не мог есть мяса: его приемная дочь принадлежит к клану, для которого буйволы с белой шерстью табу.

Внезапно одна мысль, как молния, пронзила мозг Крэнга: у Бап Тяна была корзина клейкого падди. В конце жатвы он попросил Крэнга пересыпать это зерно в его большую яму. где стояла огромная плетеная корзина с падди того же сорта. Крэнг, не подумав, согласился. Теперь он вспомнил, что нельзя ссыпать в одну яму падди брата и сестры[76]. Вот в чем кроется причина болезни Джоонг!

Из ямы поспешно выбросили ее содержимое. Крэнг взял несколько зерен риса и приложил их к груди жены, испрашивая ее выздоровления. А ночью двое парней спустились к реке и вымыли большую корзину для хранения риса.

Тру, выйдя по нужде из хижины, стал заклинать бродящих вокруг колдунов уйти из этих мест.

Вновь заговорили о празднике на плантации. Оказалось, что на плантации есть один надзиратель, Сиенг Малыш, сильно похожий на тяка. «Лысый француз», европеец-вербовщик, запретил ему избивать кули и велел вместо этого давать рабочим советы или делать замечания, но без грубостей. Стоило, однако, французу отвернуться, как надзиратель принимался ругать и избивать людей. Однажды, когда Быр был на плантации, Сиенг Малыш наслал на него кашель. Пришлось принести в жертву буйвола, чтобы исцелиться. А вот другой надзиратель, одноногий Миа, — хороший человек…

2 февраля

Сегодня утром Джоонг срезали волосы, после чего было решено совершить «приношение духам». На этот раз обязанности посредника возложили на Тоонг-Бинга. Он заставил больную плюнуть на корзину с куском шафрана, белым рисом, желтым рисом, углями и целым набором изображений из плетения и дерева: тут были и буйвол, и коза, и бивни слона, и рог носорога, и гонги. Он описал корзинкой восемь кругов над головой Джоонг и перечислил дары: «Сегодня я отдаю в обмен раба, буйвола…»

Он унес корзину со всем содержимым, а также маленький бамбуковый лук длиной тридцать сантиметров, сделанный сегодня утром. За ним последовал Крэнг, который нес на спине разукрашенную плетеную коробку, завернутую в покрывало.

Тоонг-Бинг и Крэнг вошли в высокоствольный лес и выбрали самое большое дерево. Тоонг-Бинг положил лук позади дерева, а все приношения из своей корзинки, кроме желтого риса и стрелы с кусочком шафрана на острие, — впереди. Он плюнул на угли, положил их на землю и опять перечислил свои подношения. После этого он разбросал рис по траве, взывая: «О Джоонг, вернись! О Джоонг, вернись!». Тоонг-Бинг взял несколько листьев и потряс ими над корзиной, чтобы собрать паучков, а Крэнг подобрал их в коробочку, завернул ее обратно в покрывало и опять водворил всю ношу на спину. Исполнив положенный ритуал, Тоонг-Бинг стал поносить дух дерева и угрожать ему, даже выпустил в него из лука стрелу с кусочком шафрана на острие. Он поспешно бросил лук у подножия дерева и похитил у него дитя, т. е. отрезал кусок воздушного корня и унес. Он захватил с собой также лист, который по возвращении воткнет над дверью.

Прежде чем войти в дом, Тоонг-Бинг спросил: «Она выздоровела?» — «Выздоровела!». На голову больной вытряхнули души-пауков. Затем посредник положил кусок принесенного корня под рыболовный сачок, прислоненный к одному из столбов. Он «взял в плен ногу ребенка духа», а взамен дух должен вернуть душу, которую удерживал у себя.

«Я заточаю твое дитя, о дух! Не вернешь мне душу Джоонг — я убью твоего ребенка. Возврати мне душу Джоонг, и я верну тебе твое дитя».

После этого символического заточения заложника Крэнг, молясь за выздоровление больной, дал Тоонг-Бингу за труды пиалу очищенного риса и пиастр.

В это время многие женщины отправились за дровами. Тян и его «брат» Манг Тощий пошли их провожать. На обратном пути они натолкнулись на тигра в засаде. Манг приготовился к обороне, а Тян так громко завопил, что зверь поспешил скрыться.

В честь Биенг-Дланга у Мхо-Ланга устроили выпивку. Крэнг чистил кувшины, из которых пили вчера. Неожиданно из Нёнг Браха явился Кронг-Длонг по прозванию Бап Тянг Синг. Старый друг пришел проведать больную, и Крэнгу пришлось откупорить новый кувшин.

Анг Вонючка, дочь Енг Сумасбродки, пришла поухаживать за больной. Она опустила пальцы в калебасу с водой, где лежало несколько зерен риса, провела рукой сначала по своей груди, потом по груди больной и дунула на нее. При этом она произнесла: «раз!», повторила все с начала — «два!», и так до восьми. Затем она стала молить о ниспослании больной телесной свежести и выздоровления. Этот лечебный прием называется сам гун (простое помазание магическим растением). Когда-то Анг сама страдала заболеванием горла, и теперь считается, что она носит в себе средство от кашля[77].

Анг получила за труды пиалу очищенного риса и старую серебряную монету. Другая гостья — Длонг-Кронг — заставила больную поесть рисового супа. Вскоре возвратились Банг Олень и Бап Тян и присоединились к выпивающим гостям. Они делились новостями, принесенными из чужого селения.

3 февраля

Сегодня седьмой день со дня жертвоприношения буйвола, а потому еще нельзя работать в поле. Тоонг-Бинг пользуется случаем, чтобы совершить обряд «помазания кровью рнутов» (мхам рнут), обязательный для его сестры Анг Вдовы, допустившей кровосмесительную связь со своим «братом» Тиенгом. Согласно решению судивших, животные для жертвоприношения были предоставлены Тингом Вдовцом: у Анг и ее единоутробных братьев не было ни одной свиньи.

После самоубийства Тиенга Анг всего несколько раз появлялась в деревне. Она жила в Малом Сар Луке у своего брата Сиенга, который женился там вторично на очень красивой девушке Эт. Скромное уединение Анг объяснялось помимо всего прочего еще и тем, что ее беременность сделалась очень заметной: она вынашивала «дитя любви», да еще такой порочной!

У Тоонг-Бинга «священный человек» Банг-Джиенг Беременный (хранитель рнутов) разложил на циновке, расстеленной на нарах, пыльную веялку с рнутами из Сар Лука и другими необходимыми аксессуарами: заплечную корзинку с рнутами из Пхи Ко, старую бутыль из-под бенедиктина, наполненную «водой хозяина». Крэнг добавил мешочек с кусочками магического кварца Джоонг, а Тру и Боонг-Манг — свои знаки отличия. Боонг-Манг положил еще орден «Дракон Аннама», купленный у бывшего стрелка из Панг Тинга.

Тоонг-Бинг зарезал над мнонгской пиалой с пивной бардой свинью и коричневого петуха. Анг и оба «священных человека» присутствовали при этом. Крэнг и Банг Беременный взяли немного барды, пропитанной кровью, и помазали ею все предметы, находившиеся на нарах. При этом они заклинали:

Анг подала одну трубочку начальнику кантона, а другую — «священному человеку, хранителю рнутов». Тру воткнул свою трубочку в большой кувшин, а Банг Беременный — в янг дам. Все трое молили рнутов о снисхождении и о даровании всем доброго здоровья.

Теперь приступили к выпивке. Банг Олень, «священный человек» из Пхи Ко, появился только после помазания. В обряде он не участвовал, но пил вместе с нами. Настроение у всех было весьма среднее, хотя в рнэме и мясе не ощущалось недостатка. Тру продолжал рассказывать о последнем празднике. Вчера он только хвалил его устроителей, сегодня же вспомнил, что радэ отхватили себе львиную долю угощений, а ему, да и всем остальным мнонгарам, достались жалкие остатки. Аналогичным образом вели себя на празднике озера рламы, за что получили выговор от дирекции плантации.

В половине второго ко мне неожиданно явился шестнадцатилетний сын пастора-американца из Бан-Ме-Тхуот в сопровождении евангелиста радэ и двух протестантов из этой же народности. Пользуясь засушливым сезоном, юноша приехал на велосипеде. Отсюда он собирался отправиться пешком через Мбыр в Далат. Его отец решил убить сразу двух зайцев и дал ему в проводники проповедника евангелистской миссии, чтобы он нес «слово божье» в нашу темную деревню.

Жизнь Сар Лука, по-видимому, не очень интересовала молодого американца, и мы сидели у меня. Тру был в хорошем настроении и отдавал долги. Он вручил Тоонгу-Мангу Повару два новых кувшина из Джиринга — один большой, другой поменьше — в уплату за свинью, которую он взял, чтобы совершить жертвоприношение в честь представителя плантации. По этому поводу он предложил Тоонгу выпить рнэма из янг дама. Развеселившись под действием винных паров, Тру решил в честь меня принести в жертву белого петуха, которого мы тут же вспрыснули спиртным из большого кувшина. Таким образом Тру отблагодарил меня за подаренный ему дождевик (старую матросскую блузу, которую я сделал непромокаемой). Третий кувшин он открыл в честь гостей, но никто из них — ни американец, ни радэ — даже не пригубил. Я объяснил Тру, что все дело в табу, которое наложил их янг. Тру прекрасно все понял, но тем не менее огорчился. После этого Тру стал расплачиваться со всеми, кто помогал ему корчевать лес: три пиастра на каждого кули, десять пиастров Бангу Оленю и столько же Тяну, которые их сопровождали и руководили ими.

Вечером произошло невиданное и неслыханное в Сар Луке событие: была прочитана первая проповедь. Сын пастора, устав с дороги, лег спать, но его товарищи собрались у Тру. Я опоздал к началу проповеди, а когда, оставив моего гостя в постели, вошел к начальнику кантона, то увидел, что в его хижине яблоку негде упасть: явились все до единого жители Сар Лука. На циновке, расстеленной на нарах, уселся евангелистский проповедник радэ, перед ним на табурете устроился Тру, по обе его руки — два других радэ. Их плотной массой окружили слушатели. Эта сцена была прекрасно освещена факелами из очень смолистого дерева. Проповедник говорил на языке радэ приблизительно следующее: «Вы все еще подчиняетесь духам, а они злы, прожорливы, требуют постоянных жертв. Я пришел сегодня к вам рассказать о добром боге, которому не надо жертв. Он благосклонен ко всем нам — к французам, англичанам, вьетнамцам, лаосцам, тямам… Все веруют в этого бога. Имя его — Ае Дие. Он сотворил мир и все в нем сущее». Затем проповедник вкратце рассказал Священное писание, от книги Бытия до Нового завета, иллюстрируя каждый эпизод цветными картинками. Картинки передавались по кругу из рук в руки. Изложение библейской мифологии людям, никогда о ней не слыхавшим, само по себе было событием исключительным. Но своеобразная форма передачи Тру, который выступал в роли переводчика, придала ему совершенно необычайный колорит.

Тру, начальник кантона, с самого утра тянул рнэм. Он и вообще-то не отличался особой скромностью, а алкоголь удесятерил его потребность выставить свое «я» и свои таланты в наилучшем виде. Проповедь, пришедшаяся как нельзя более кстати, и стала средством возвысить его престиж. Он продемонстрировал свои глубокие познания в иностранном языке, который большинство женщин не знало. Все перипетии рассказываемой истории также никому не были известны. Сотворение мира, потоп, человек, которого чудовище поглотило и изрыгнуло, море, сомкнувшее свои воды над целым войском, сын духа, предложивший угощение огромной толпе и насытивший ее несколькими лепешками… Казалось, что Тру сам рассказывает древние мифы, что он досконально знает эти удивительные истории. Мнонгары умеют оценить хороший рассказ и с уважением относятся к тому, кто искусно излагает даже известную всем священную повесть. Что же сказать об истории, о которой никто никогда не слышал!

Итак, Тру был более чем навеселе, и, как бывает со многими куангами, алкоголь удесятерил его красноречие. Народу собралось много, все слушали внимательно как никогда, то, о чем рассказывалось, было незнакомо и необычно. Тру блистал, как в свои лучшие дни. Библия в его устах утратила характер рассказа и стала эпическим чудом. Его красноречие, подстегнутое рисовым пивом, придало яркую красоту всем подвигам действующих лиц, которых считает образцом поведения религия, запрещающая какое бы то ни было употребление алкоголя, во всяком случае членам той секты, что была здесь представлена.

Так произошло первое знакомство жителей Сар Лука с религией белых.

Джоонг понемногу поправлялась. Ее лечили еще две врачевательницы из Сар Лука, невестка Дрым-Кранг и долетая Джоонг-Ван. 16 февраля она воспользовалась пребыванием нджау в Сар Луке — его пригласили к заболевшему Тру — и попросила удалить духов и разрешить ей употреблять в пищу овощи[78].

Сварили рис, маниок и дикие овощи: гооль (сердце-вина большого ратана) и пае сеи (gnetum gnemon). Приготовленную пищу разложили в три пиалы и поставили около кувшинов, которые шаман освятил, опустив в них трубочку, поданную Крэнгом.

Двое мужчин прочли молитвы, заклиная болезнь окончательно удалиться восвояси. Джоонг села около кувшина и начала пить, шаман встал, погрузил короткий меч в сосуд и приложил ко лбу пьющей Джоонг, повторяя заклинания. После этого он «накормил» свою пациентку тем, что было в трех пиалах. Он клал ей в рот шарик из риса, немного диких овощей, кусочек луковицы и огородного растения. Под конец он изо всех сил провел по телу больной снизу вверх щепоткой овощей, говоря: