От задумался, глядя в пламя разгорающегося костра. Арг только что подбросил еще дров и огонь жадно вцепился в свою обреченную пищу. От смотрел на это символическое жертвоприношение и думал о том, что, в сущности, каждый из них подобен костру – однажды вспыхнувшие они жаждут лишь одного – гореть. Гореть, не смотря ни на что.
– Наш мудрец вновь погряз в невеселых думах, – хохотнула Эйвура. Она просто не могла не подтрунивать над ним. Огонь скользил по ее хищному лицу переменчивыми отсветами.
– Кто-то должен, не всем же только языком работать, – двусмысленно уронил Арг и скосил глаза на Эйвуру, которая тут же залилась багрянцем гнева.
– Спокойно, други! – откликнулся От, пытаясь погасить нарождающийся конфликт. – Еще немного и вместо вас заговорит мед! Тем более, что Эйвура права. Я и правда был далеко за пределами этой поляны.
– У истоков Рав тебя бы приняли за своего, – улыбнулся высокий и обычно молчаливый Грам. Но «обычно» – понятие не применимое к ситуации, когда уже третий кувшин меда беззастенчиво показывает звездам блестящее донце. – Там, я слышал, много мудрецов.
– Зато воинов не шибко! – весело рявкнул Арг, поднимая глиняную кружку над костром. Остальные одобрительно забормотали. – Ибо всем известно, чьи воины – лучшие!
Друзья выпили, и целое мгновение степную ночь не тревожили людские голоса.
– На самом деле, – неожиданного для самого себя сказал От, – мудрецами известны восточные племена, а у истоков Рав тоже живут великие воины.
– Это ты с чего взял, умник? – Эйвура всегда была остра на язык, но никогда – откровенно агрессивна. Однако мед не шел на пользу ее поведению, разжигая в душе жажду спора. И не важно, разбиралась она в вопросе или нет.
– Читал, – От лукаво глянул на девушку, склонив голову на бок. – Представь себе.
– На своих этих… как ты их называешь? На этих кожаных лоскутах? – недоверчиво скривилась Эйвура. Она не умела читать. Да и вообще, среди них читал только От. В юности его отец много путешествовал и бывал на севере, в краях, где, как говорят, не восходит солнце. Там он познакомился с Бури, известным воином и мудрецом. Когда От был еще мал, Бури как-то прожил у них почти всю зиму, он и научил мальчишку премудростям чтения.
– Именно, моя милая Эйвура, – покивал От. – «На своих этих».
– Брешут все! – заключила воительница и приложилась к глиняной кружке. – И ты брешешь. Эти рассказы о целых полях воды…
– … океанах, – подсказал От.
– Ага! Об океанах, – подхватила Эйвура. – А еще о… как их, где один лишь песок?
– Про пустыни говоришь, – вмешался Арг. Все это время он придирчиво осматривал одну из своих стрел, периодически ровняя костяной наконечник острым камнем. – Это все я слышал от старика Скиры, так что истина.
Но в его словах От не слышал уверенности. Они все, кто восседал сейчас вокруг ночного костра – пятеро парней и две девушки – были ему добрыми друзьями. Но именно Арг лучше всего понимал Ота, точнее – он хотя бы пытался понять, этуего безумную страсть к знаниями, желание видеть дальше и слышать больше, чем позволяет степной горизонт.
И все же Арг сомневался. Хотя ему, в отличие от других, хватало смелости признаться перед самим собой, что вряд ли кто-то в их племени может сравниться с Отом в знаниях об окружающем мире. Оту миновало девятнадцать зим, а он не только читал и писал, но еще знал три иноплеменных наречия. Не говоря о том, что дом его напоминал не жилье, а склад книг (Арг припомнил, как эти штуки называл От). Десятки, сотни книг со страницами из кожи, дерева, глины, даже несколько – из железа, которое сам Арг лучше бы пустил на десяток добрых стрел. А еще были у Ота такие книги, что созданы из материала, у которого нет названия. Многие, завидев тот материал, верили, что создали его не люди, но духи оборотного мира.
От любил своих друзей и они любили его. Но не понимали, и это рвало ему душу на части. А то, что они не верили Оту, не верили его книгам – это злило, и порождало желание доказать свою правоту любым доступным способом.
И однажды От нашел такой способ. Друзья часто говорили о богах и о светлейшем из них, что днем правит небосводом, а ночью спускается под землю, дабы осветить оборотный мир. Они говорили о духах и тайных знаниях, которые дают человеку власть над ними. В духах, понятное дело, никто не сомневался, а вот что касается общения с оборотным миром, то здесь От едва ли нашел поддержку. Арг многозначительно молчал, Эйвура обзывала его лжецом, Ринд, само собой, поддерживала Эйвуру, а Грам и Бой устремляли взор к небу и славили Непобедимого Сола.
После очередной бессонной ночи у костра От неожиданно понял, что не только может, но и готов доказать им, что их насмешки и недоверие он получал незаслуженно. В то утро он не отправился с Аргом и остальными на охоту, у него еще были запасы. От никогда не был выдающимся охотником и тем более воином, но умел прокормить себя, и этого хватало.
От помнил, как странствующий торговец с юга со странным именем Хермис когда-то подарил ему набор глиняных табличек. То была книга, составленная неизвестным мудрецом в незапамятные времена, и в ней От нашел заклинание, позволявшее призвать родового духа.
Из разговоров со старейшиной племени, Хандваном, От знал, что до Великого Объединения его племени покровительствовал небесный дух Семахр, крылатый пес Непобедимого Сола. Его он и решил призвать грядущей ночью, прямо на поляне, перед всеми своими друзьями. Тогда то они поймут, что все это время он был прав! Что знания, которые он собирал по крупицам с тех пор, как научился говорить, – это не пустой звук. Это сила. Сила, которой можно управлять!
И когда все они вновь собрались, воспламенив огонь на давнем кострище и восславив Сола, От прочел древние строки и начертал на выгоревшей земле подле костра тайные знаки.
Сначала ничего не произошло, и От уже видел, как ширится злорадная улыбка Эйвуры, как Ринд щурит глаза, готовая взорваться хохотом, как Дий качает головой, отворачиваясь. И в тот же миг он ясно понял, отчего они не понимали его, отчего не хотели понять. Потому что завидовали! Завидовали тому, что его мир в сто, в тысячу раз больше их мира! Тому, что у него есть нечто большее впереди. Большее, чем рыбалка и охота, большее, чем строительство жилья и выгодный обмен с торговцем из соседнего племени.
Невежество. Невежество породило зависть. А зависть затмила их взоры.
И эта простая мысль изменила мыслеформу заклинания. Позже, много позже От поймет свою ошибку, но тогда, девятнадцати зим от роду, юнец, что жадно тянулся к любому знанию, что он мог понимать? Где-то, на другом конце ойкумены, у лесистых предгорий еще безымянной земли, лесная опушка, укутанная плотным ковром зеленых трав, внезапно вся покрылась мелким белым песком. И на этом песке еще тысячи лет ничего не будет расти. То был отклик ошибки в его заклинании.
И все же От призвал духа. Да только на его зов из-за искажений в мыслеформе явился вовсе не благородный Семахр, а нечто иное. Существо с черным вытянутым телом, размером с жеребенка. Оно было покрыто броневыми пластинами, у него были страшные клацающие руки, огромный загнутый хвост с острым клинком на конце и с десяток подвижных лап в основании брюха, что лоснилось в свете костра. Голова существа напоминала голову лесного кота, только впятеро больше, с огромными клыками и налитыми кровью глазами. Вокруг морды у него была пышная грива свалявшихся черных волос.
Отпрыгнул в сторону и выхватил из-за пояса длинный костяной нож. Арг сделал кувырок назад, а когда лучший воин Рав вскочил, в его руках уже был лук с наложенной на него стрелой. Остальные тоже повскакивали, извлекая оружие.
– Это плохая шутка! – прорычала Эйвура. Впервые От слышал в голосе заносчивой подруги настоящий страх. И несмотря на кошмарность ситуации, он ощутил злорадное удовлетворение. – Убери тварь!
– Не могу, – От лишь крепче сжал костяной кинжал. – Я не знаю как! Так не должно было быть.
Он произнес несколько слов на древнем наречии и чудовище обернулось. От не был уверен, поймет ли его монстр, и тем более – подчинится ли его воле. Ведь чтобы управлять, нужно знать – кем. А описаний таких существ От никогда не встречал.
Тварь громко щелкнула одной из рук и застрекотала. От выставил кинжал перед собой и вытолкнул из пересохшего горла еще несколько слов. Чудовище наклонило голову на бок и Оту показалось, что существо плотоядно улыбается. Однако он слишком поздно понял намерения монстра. Зато Арг понял их со всей четкостью.
Монстр оглушительно заверещал, когда сразу две меткие стрелы вонзились ему в затылок, выйдя – одна над правым глазом, другая – чуть ниже, из щеки. Создание развернулось, опрокинув Ота ударом хвоста, и бросилось на Арга. Тот юркнул под защиту раскидистого дуба, а Дий метнул в злобного духа копье, перебив одну из лап. Бой и Ринд закричали, отвлекая жуткое создание от охоты за Аргом.
От вскочил и кинулся к призванному чудовищу. Он подгадал момент, подпрыгнул к нему и вонзил кинжал в нижнюю часть шеи, где, как он видел, не было броневых пластин. Существо завизжало, развернулось, вновь сбивая Ота с ног. В этот же момент Арг выпрямился и послал во врага сразу три стрелы. Его выстрелы заняли не более мгновения и с такого расстояния они не оставляли противнику шансов.
Первая стрела вошла в основание шеи монстра (Арг проявил чудеса внимательности, точно поняв, куда и почему От нанес свой удар), вторая угодила левее, но тоже в шею. Третья стрела была лишней, создание уже умирало, но Арг все равно прицелился и спустил тетиву. Это была единственная ошибка, которую он совершил в том бою.
Если бы он не стал стрелять в третий раз, ему хватило бы времени увернуться от хвоста с острым клинком. Но воин выстрелил и не успел переключиться, потому что враг атаковал одновременно с ним.
Кошмарный дух умирал с омерзительным стрекотом. Арг осел перед ним на траву, в его шею был вонзен страшный черный клинок, которым оканчивался хвост чудовища. От подбежал к другу и… не успел. Не успел поймать его прощальный взгляд, потому что Арга уже не было в мире под оком Сола.
Эту ночь От запомнил навсегда. И его племя тоже запомнило ее. Парень не стал оправдываться, да и мог ли он оправдаться? Все так – он убил лучшего друга, великого защитника племен Рав, который, как говорили, видел все вокруг и от него не мог утаиться ни зверь, ни человек.
От ушел тем же утром. Не убежал, ушел. Он неспешно собрал в переметную сумку самые ценные книги, положил туда немного вяленого мяса, наполнил кожаную флягу у ручья, и отправился в путь.
Ему больше не было места среди них. От подумал, что кто-нибудь вроде Эйвуры может наброситься на него, и решил, что не будет сопротивляться, если это произойдет. Но никто не посмел приблизиться. Лишь спустя многие годы он понял, почему они дали ему уйти.
От пошел на юг, вдоль Рав, и еще дальше. Он шел долго, ему некуда было спешить. В каком-то смысле та страшная ночь стала для него освобождением. Его родители давно слились с Непобедимым Солом в вечном сиянии, а друзья, которые так и не поняли его, теперь считали Ота исчадием оборотного мира. Его ничто не держало на земле, которую От, положа руку на сердце, никогда не считал родной.
Он странствовал много лет, видел немало волшебств и чудес. И везде, куда бы он ни приходил, парень продолжал собирать знания, те, что неведомы и попросту не нужны большинству людей. Знания о том, как на самом деле устроен этот мир.
От пересек море Аксаина, долго странствовал по земле воинственных хеттов, пока не попал в великий город Чатал-Гуюк, поразивший его своим величием и обилием древней мудрости. Затем он переплыл Внутреннее море, дважды чуть не погибнув во время внезапного шторма, и оказался в опаленных зноем землях Чени, Нубт и Нехен.
Эти земли удивили его больше остальных. Здесь повсеместно он встречал каменные сооружения, которые не могли быть творением природных сил, однако местные народы едва ли являлись авторами этих шедевров. О, те народы даже не знали письменности и не понимали знаков, что были нанесены на молчаливые остовы давно сгинувшей культуры.
И все же, в чем-то они были гораздо более развиты, чем соплеменники Ота. Они поклонялись древним и сильным богам, целому сонму богов, они строили жилища из камня на земле, а не под ней, в качестве оружия и орудий труда применяли не только камень и кость, но и пластичный золотисто-розовый металл, которого От никогда раньше не видел. Но более всего его поразило то, что здесь одни люди жили свободно, а другие (чаще – с иным цветом кожи) занимали низшее положение и воспринимались словно вещи. От возмутился этим, но не посмел нарушить чужой миропорядок. Не считал себя вправе.
Он быстро выучил местное наречие, и долго странствовал по этой знойной земле, уходя все дальше на юг от морского побережья. В одном из селений, что именовалось Иуну, он встретился с местным мудрецом и был поражен глубиной его сведений о мире, хотя сам мудрец понимал далеко не все из доступных ему знаний и От путался в догадках, каким образом этот человек владел тем, что не мог постичь? Он обучил мудреца особой письменности, которой сам обучился незадолго до этого, изучая таинственные каменные сооружения.
Продвигаясь на юг, От все чаще встречал их. Вскоре, продолжая исследовать древние письмена, он нашел определение формы этих сооружений – пирамида. Местное население ничего не знало о пирамидах, но пыталось возводить аналогичные строения. Некоторые из них становились храмами, другие – гробницами.
От пока не понимал, для чего были нужны исходные пирамиды. Авторы древних текстов не поясняли этого, для них, как понял От, эта информация была само собой разумеющейся и не стоила упоминания. Кроме того, письмена плохо сохранились, многое просто не удавалось прочесть.
Вскоре От достиг города под названием Типерсис, возле которого он обнаружил величайшую из пирамид. Ее восемь граней отражали закатное солнце персиковым сиянием, а навершие было выполнено из металла, на желто-белый блеск которого невозможно было смотреть – таким чистым и ярким он был. От с удивлением обнаружил, что местные мудрецы и правители боятся этого сооружения, хотя тоже возводят рядом свои, похожие.
К этому моменту слава о страннике с севера, о великом учителе, уже распространилась далеко по землям Чени, Нубт и Нехен, и один из мудрецов назвал его Т-от. Тау-знак, подставленный в начало его имени, говорил об уважении и о том, что его считают носителем древнего знания, что в каком-то смысле было истиной. Даже правители этой странной земли, фараоны, выказывали Оту (теперь уже – Тоту) свое почтение и просили совета у странствующего мудреца, обучившего их народ искусству запечатлевать звуки в камне и дереве. Много позже он научит их обрабатывать местную разновидность осоки, изготавливая из нее писчий материал, который будут применять здесь еще тысячи лет.
Каково же было удивление Тота, когда перед входом в Великую пирамиду он обнаружил каменное изваяние Семахра! Изваяние всколыхнуло в его душе память о давно минувших событиях, о его непростительной вине перед родным племенем. Об убийстве лучшего друга, Арга. Спустя века, совсем в другой стране Тот услышит эту историю из чужих уст, измененную, извращенную до неузнаваемости, но все же ту самую историю…
И все же изваяние крылатого пса из мифологии родного племени он воспринял, как добрый знак. Более того, крупицы известных ему знаний о сотворении мира благодаря этой находке начали складываться в четкую картину. Он без страха вошел в пирамиду, удивившись, что вход в нее не охраняется.
Планировка строения оказалась несложной, и очень скоро, сверяясь со своими записями, полученными еще в Чатал-Гуюке, Тот определил, где должно находиться главное помещение. Однако он не нашел входа в него, и стал внимательно изучать обрывочные письмена на стенах. В этой пирамиде было на удивление мало текстов, а те, что имелись, были сильно потрепаны временем, что усложняло их прочтение.
Долгие дни Тот не мог понять ни единого слова, пока не осознал, что эти письмена отличаются от встреченных им ранее, – те же символы обозначали иные звуки, будто взятые из другого языка. Он сверил их с записями, которые скопировал с одной из дощечек, доставшихся ему от Бури. Еще немало дней Тот посвятил кропотливой расшифровке, а когда, наконец, сумел понять написанное, уже без труда нашел главное помещение пирамиды. Нужно было просто отказаться от известной ему геометрии пространства в пользу иного взгляда (который спустя тысячи лет назовут гиперболической геометрией).
В главном помещении, которое было выполнено из неизвестного ему черного металла, Тот обнаружил… ничего. Лишь зеркальные поверхности окружавшего его равностороннего куба были испещрены непонятными символами, которых они никогда не встречал – это были полосы и черточки, абсолютно независимые и хаотичные. Тот многие часы провел в размышлениях и даже не заметил, как помещение продолжило освещаться из неизвестного источника уже после того, как он израсходовал последний факел.
Он не знал, сколько времени провел в тщетных попытках разгадать тайну главного помещения пирамиды. Он забыл о сне и пище, но иногда будто впадал в некое полубессознательное состояние, в котором его разум очищался от мыслей, а тело наполнялось энергией, с которой отступали голод и жажда.
А потом Тот случайно скосил глаза на боковую поверхность и в беспорядочном нагромождении отраженных палочек и черточек увидел их сочетание, которое… нет, он не видел его раньше, но взгляд ученого уловил в закономерности, которые могли быть присущи лишь человеческой письменной речи.
Он достал чистую буковую дощечку и начертал на ней увиденный символ металлическим пером. После первого символа уловить начертание остальных было проще и вскоре он собрал все двадцать четыре рубленые знака, которые составляли этот сакральный язык.
Но потом оказалось, что помещение с зеркальными поверхностями содержало только лишь знаки и никаких записей. Ему дали систему письма, но не дали никаких текстов с использованием этой системы. Тогда, быть может…
Тот начал экспериментировать с символами, расставляя их в различных последовательностях. Сначала в уме, потом – на дощечке. А затем, когда на буке не осталось места, он принялся выцарапывать символы на поверхностях комнаты. Скажите, настоящий исследователь не позволил бы себе такого кощунства? Но Тот был не просто исследователем, кроме того, это чувство известно всякому ученому – когда открытие захлестывает тебя настолько, что забываешь обо всех условностях, продиктованных этикой, моралью…
Он пробовал снова и снова, пробовал записывать символы слева-направо (как писали все известные ему народы), затем наоборот. Пробовал располагать символы по вертикали и диагонали, составлял из них независимые сегменты и общие фигуры. Он понимал, что имеет значение не только последовательность (ее он давно понял), важна еще и форма записи.
И тогда он понял, в чем его ошибка. За свои странствия он изучил десятки культур и знал десятки десятков письмен, но ему нужен был иной вариант записи речи, тот, которого еще не было. Точнее был, но так давно, что даже памяти о нем не осталось.
Тот закрыл глаза и позволил себе чертить знаки в произвольном порядке, а когда взглянул на дело рук своих, улыбнулся предвечной истине. Все мудрое просто. Он записал символы, расположив их по кругу, так, чтобы не было первого и последнего, чтобы они образовали единую семантическую цепь, причем каждое последующее прочтение добавляло новый смысл к уже прочитанному.
Глаза Тота вновь и вновь пробегали по кругу символов, а его разум уже блуждал по лабиринтам космоса. Он узнал, что его мир не плоский, что это эллипс, движущийся вокруг Солнца, которое вовсе не бог (не в том смысле, в каком понимают люди), а лишь звезда, одна из мириад.
Он узнал, что вокруг этой звезды вращаются десятки других миров, которые на первый взгляд кажутся необитаемыми. Он увидел объект, что позже назовут Луной, и осознал, что этот объект пришел извне и ждет своего часа. Он увидел все многообразие племен, населявший его родной мир, и увидел богов, которые были созданы этими племенами. И тогда Тот понял, что теперь он тоже бог. Единственный бог, обретший свою ипостась через знания!
А потом всего на мгновение его мысленный взор пронзил пласты времени и он узрел, что однажды это повторится. Но тогда все будет иначе, и знания будут не собраны, а выкрадены. Однако тот, кто сделает это, тоже станет богом. Великим, быть может, сильнейшим из всех.
Когда Тот покинул центральное помещение пирамиды, оно свернулось в нульмерную точку и перестало существовать в этой реальности. Как и он сам, потеряв тело смертного. В форме чистой энергии он вышел из пирамиды под яркий солнечный свет и обнаружил у входа дары – пищу, кувшины с вином, костяные и металлические амулеты. Многие из даров пожухли от времени, некоторые обратились прахом. Оказалось, что он провел в пирамиде 16 лет, и его возвращение окончательно убедило местные племена в божественном происхождении «человека с севера».
Тот некоторое время жил в Типерсисе, но решил вернуться в Иуну, где познакомился с некоторыми местными богами – их звали Атум, Шу, Сэтх, Исида, Сэшат и великолепный Осирис. Более остальных Тот сблизился с Осирисом и Сэтхом, а Сэшат… позже молва превратит их в любовников и они действительно хорошо понимали друг друга. Но Сэшат никогда не была смертной, поэтому их близость с Тотом была обречена, и оба понимали это.
В Иуну молодой бог взял себе трех учеников из числа смертных – Имхотепа, Мерит-Птаха и Хеси-Ра. Он обучал их и всех желающих математике, астрономии, лингвистике, биологии и другим наукам. Он раскрывал перед ними тайны Вселенной, объяснял, что есть духи, боги, стихии и как с ними взаимодействовать. В то священное время наука была магией, а магия без сомнения являлась наукой!
Имхотеп добился великих успехов в изучении математики и космических закономерностей, Мерит-Птах постиг врачевание и суть человеческого тела, а Хеси-Ра сумел овладеть законами гармонии и сакральной геометрией бытия.
– Это глупо, – сказал ему как-то Сэтх. Они плыли в небесной ладье и рассматривали величественный Иуну, простиравшийся под рваной кромкой облаков далеко внизу. – Они любят тебя, а значит – никогда не станут уважать.
– А тебя, значит, они уважают? – улыбнулась Сешат, которая, что называется, не давала Тота в обиду, защищая его от провокаций старого прохвоста. – Не заблуждайся, брат, они тебя боятся!
– Верно, – неожиданно легко согласится Сэтх. – Боятся. Потому и уважают, ибо знают, что неуважение карается. Осириса они тоже боятся.
– Не так, – вступил в разговор Тот, оторвавшись от созерцания попыток Имхотепа возвести свою первую пирамиду. – Осириса они боятся не так, как тебя. Его чтут, ибо он их высшая совесть, посмертный судья, владыка мира, в котором им суждено провести гораздо больше времени, чем здесь.
– А ты воплощаешь лишь этот мир, – закончила за него Сэшат, глядя на Сэтха. – Временный. И страх перед тобой тоже временный, как и все здесь. Поэтому они не могут уважать тебя по-настоящему, могут лишь прикрываться благоговением, лишь бы не вызвать твой гнев.
– А какая разница? – искренне удивился Сэтх, сильнейший из богов этого древнего народа порой был невообразимо прямодушен, если не сказать – наивен. – Какая разница, по какой причине они ведут себя так, как нужно мне? Они демонстрируют страх, они почтенно склоняются передо мной и шепчут мне молитвы в засуху или в преддверии войны. Какая разница – что у них в душе? Главное – что они делают, а с их душой разберется Осирис.
Он весело хохотнул, радуясь удачной, на его взгляд, аллюзии. Тот и Сэшат переглянулись, поймали улыбку друг друга и наигранно вздохнули.
Вот только Сэтх был прав. Все это было глупо. Все, что делал Тот было глупо. Ибо в людях жил страх и слишком часто он оказывался сильнее других чувств.
Через девять лет после возвращения Тота в Иуну Имхотеп неожиданно пропал. Он скрылся от взора бога-наставника теми приемами, которыми обучился у него. Тот мог бы найти ученика без особого труда, но решил этого не делать, ибо Имхотеп был мудрым жрецом, и если он хочет скрываться – на то есть причины. Вскоре жрец объявился в Иуну и пригласил Тота в Хемену, где, как оказалось, он возвел для своего бога храм.
Имхотеп понимал, что Тот не приемлет поклонения подобного тем, что были нормой для Сэтха или Осириса, поэтому его храм был другим. Это была библиотека, лекторий, место для медитации и обретения знаний. Тот был приятно удивлен и периодически наведывался в этот, а потом и в другие храмы, которые стали появляться по всему региону.
Но однажды, когда он решил пояснить Хеси-Ра, самому прилежному из своих учеников, один из важнейших аспектов бытия, заключенный в популярный мифологический сюжет о мировом змее Апопе, известном и в других регионах, но – под иными именами, ученик неожиданно запротестовал. Тот испытал едва ли не шок, впервые столкнувшись с ситуацией, когда человек сознательно отказывался от знаний. Бог не стал задавать вопросов, а просто заглянул в душу ученика – и увидел в ней страх. Страх перед сокровенными знаниями, доступными лишь богам. Хеси-Ра пугала мысль о том, что в своих знаниях он может сравниться с существами, которые от века были выше него!
– Я не могу этого знать, – сказал его первый ученик. Он замер с выражением неописуемого ужаса в глазах, и бог понял, что если продолжит говорить – смертный попросту лишится рассудка.
Тогда Тот обратился к Имхотепу, но и он отказался от столь могучего знания. В нем тоже жил страх, которого ранее бог не замечал, ослепленный желанием делиться тайнами мира с другими. Но Имхотеп не боялся познать то, что ведомо лишь богам. Он боялся не соответствовать этому знанию. Боялся не суметь применить его, боялся разочароваться в себе и разочаровать своего учителя.
– Я не хочу этого знать, – сказал его второй ученик. Он обхватил голову руками и заткнул уши, хотя отлично знал, что услышит Тота даже с замазанными глиной ушами, если бог этого захочет.
Великое смятение поселилось в душе Тота и он отправился в Абджу, где практиковал его третий ученик, Мерит-Птаха. Тот сказал, что хочет поведать ей одну из величайших тайн бытия и Мерит-Птаха выслушала его. Удовлетворенный Тот закончил рассказ и взглянул на свою ученицу, и каково же было его удивление, когда в ее вечно спокойных глазах он узрел все тот же страх.
– Я не знаю, что мне делать с этим знанием, – сказала его третья ученица. И Тот понял, что ее страх самый сильный. Она не боялась знать, она боялась использовать это знание, хотя отлично понимала, как это сделать. Позже Мерит-Птаха сошла с ума и приказала мумифицировать тысячи ибисов в местном храме, потому что однажды видела, как Тот кормил их и уверовала, что это его священные птицы. Потом она ритуально покончила с собой на алтаре храма в Абджу.
Имхотеп тоже потерял разум, его сгрызли сомнения, ведь он по собственной воле лишился шанса познать истину, и бросился с одной из своих пирамид в Сохаре. Хеси-Ра оказался самым стойким из учеников Тота, он умер во время столкновения с племенами нубийцев, поразив более дюжины врагов, а затем кинувшись грудью на одно из направленных в него копий.
Тот был поражен до глубины души. Он уже во второй раз, но теперь в образе бога, столкнулся с величайшим непониманием. Но здесь врагом его было не невежество, а страх.
Он взглянул ввысь, туда, где над облаками плыла небесная ладья, и увидел Сэтха и Сэшат, которые лишь качали головами, а на их лицах застыла печальная понимающая улыбка. Они жалели его. Они знали, все знали с самого начала! И не сказали ему. Не желали разочаровывать? Хотели, чтобы он сам все понял, на собственных ошибках? Или верили, что, быть может, у него получится?
Не важно. Тот принял решение покинуть эти земли. Он воплотился в теле смертного и пошел на восток, далеко на восток, где, как он слышал, живут племена великих магов, для которых знания – всегда благо.
Он нашел эти племена, их звали халдеями. Тот не раскрыл им своей божественной сути, но общался с ними как смертный, назвавшись Белом. Однако он недолго носил это имя, ибо вскоре халдеи из племени Бит-Дакури, у которых он прожил больше трех лет, дали ему новое имя – Кидинну, что на их языке означало «полный мудрости». Это было что-то вроде прозвища, которое быстро привязалось к Тоту и именно под этим именем его стали узнавать.
Однажды в городе Ур Тот встретил человека, который назвал себя Набуриманну. Бог знал, что это имя великого философа, но жил тот философ много западнее, в городе Ларса, а здесь о нем никто не слышал. Едва ли это могло быть совпадением, да и сам человек производил неоднозначное впечатление – обычный смертный, в речах которого таилось слишком много древней мудрости.
– Кто ты? – вопросил Тот. Они стояли на западной стене Ура и глядели, как бесконечные пески убегают вдаль, к лиловому горизонту, за которым только что скрылось солнце, почитаемое миллионами людей как единственное и непреложное божество. Тот невзначай подумал, что, быть может, в своем невежестве эти люди мудрее всех остальных. – Набуриманну – не твое имя, так?
– А Кидинну – твое? – парировал человек. Его прозрачная улыбка в сочетании с глубоким взором ярко-карих глаз пугала и одновременно завораживала. Он был немногословен.
– Если меня так называют, то безусловно – мое, – кивнул Тот. Он не опустил взора, хотя, быть может, лишь потому, что это было бы удивительно – бог не сумел выдержать взгляд смертного. – Что же касается тебя, то это имя ты дал себе сам.
– И поэтому оно не может быть моим? – искренне рассмеялся человек. – А если бы солнце назвало себя солнцем до того, как это имя ему выдумали люди, оно перестало бы быть собой?
– Полагаю, солнцу нет нужды себя называть, – в который раз Тот отвечал на его вопрос, хотя так и не получил ответа на свой, главный. Но это была отличная игра.
– Как и яме для испражнений, – продолжил человек. Он отвернулся и посмотрел на стремительно чернеющее небо. – Именам придают слишком большое значение, не находишь?
– Слова – это сила, – не согласился Тот. – Сила, меняющая мир. Я даже уверен, что вначале всего было именно оно, слово.
– Только никому не говори об этом, – заговорщицки подмигнул ему человек. – Уверен, какой-нибудь полоумный может родить из этого утверждения целую религию.
– Религию? – Тот еще не слышал этого слова. Он практически сразу постиг его суть, но понял, что не встречал подобного. И это было действительно странно.
– Да, религию, – кивнул человек. – Так однажды они назовут тотальную систему подчинения. Так поработят миллионы людей, сказав, что вера и знание – разные вещи.
– Глупость, – возмутился Тот. – Не нужно быть мудрецом, чтобы понимать – вера без знания невозможна. Как ты можешь во что-то верить, не зная этого? Не видя этого? Не понимая? Постой… почему ты говоришь в будущем времени?
– Ты ведь уже все понял, – вздохнул человек. – Но не можешь поверить. Вот и обратный пример: ты понял, что я бог, но не веришь в это, так как это не соответствует твоим знаниям о природе богов. Ты чувствуешь подобных себе. Но меня – нет.
– Теперь я понял, кто ты, – кивнул Тот. – Ты Ормузд, великий бог южных племен. Но как ты…
– Как спрятал свою суть от твоего взора? – Ормузд вновь показал свою двусмысленную полуулыбку. – Это нетрудно, я научу. Но больше тебя взволновало другое.
– Ты говорил о будущем, – кивнул Тот. – Я еще не встречал богов, которые могли бы путешествовать по великой реке времени.
– А я и не могу, – Ормузд вновь уставился в западный горизонт. – Отголоски, лишь отголоски… Понимаешь ли, не ты один встречал на своем пути великую мудрость, что нам оставили древние. Я ведь прав, ты сумел раскрыть тайну Великой пирамиды?
– Сумел, – согласился Тот. – А что нашел ты?
– Храм в Баальбеке, – ответил Ормузд. – Полторы тысячи лет назад. Я тоже был рожден смертным и не думал, что встречу другого такого же. Богами, знаешь ли, не становятся. Обычно не становятся.
– В этом мире много необычного, – улыбнулся Тот. – А исключений порой столько, что невольно задумываешься – а то ли ты принимаешь за правило…
Они говорили еще долго, много дней и много ночей. Ормузд обучил Тота нескольким «божественным хитростям», как он это называл. А потом он ушел, просто пропал. И вдохновленный Тот решил вновь повторить свой эксперимент – обучать людей, давая им знания о природе вещей.
В землях халдеев у него было много учеников, одним из первых стал Зороастр, которого бог перестал учить, как только понял, что тот слишком напоминает ему себя смертного. Позже Тот много раз возвращался к этому эпизоду, вновь и вновь убеждаясь в том, что это было мудрое решение. Ибо Зороастра отличали не только жажда знаний и несгибаемая решимость, но и великая гордыня, краеугольными камнями которой являются алчность и тщеславие.
Этих качеств он – увы! – не рассмотрел в другом своем ученике – Судине. Халдеев он учил астрономии и кузнечному ремеслу, анатомии и премудростям стратегии. Но среди всех лишь Судин раскрыл ему правду о людях.
Судин был лучшим учеником Тота. В нем не было и тени невежества, он был готов рассмотреть любую точку зрения, какой бы необычной или даже отвратительной она не казалась. Он во всем стремился найти рациональное зерно, даже в людях. «Я в каждом ищу лучшее, – сказал он Тоту. – Ведь худшее они покажут мне сами».
Но главное (как тогда думал Тот) – в нем не было страха. Судин был готов не просто обладать знаниями, но и применять их. Что он в итоге и сделал, поступив на службу к халдейскому царю Набониду, который тогда чудом все еще сидел на троне, методично уступая земли и власть извечным врагам халдейских племен – атураям.
Тот слишком многим поделился с Судином, он научил его управлять стихиями, объяснил устройство межзвездного пространства. Он и помыслить не мог, что Судин, лишь бы заслужить благосклонность своего царя, решит в буквальном смысле обрушить на его врагов небо. А точнее – огромное небесное тело, вырванное из Пояса Койпера.
Тот не сразу понял, что происходит, а когда понял – было слишком поздно. Он не мог отвернуть от планеты метеорит размером с Луну, но сумел сместить его траекторию на двенадцать тысяч километров к западу и «провалить» в другое время, в далекое прошлое земли. Бог сам не поверил, когда ему это удалось, а потом осознал весь ужас содеянного – изменив прошлое он, вероятно, изменил все остальное…
Однако мир остался прежним, и это навело Тота на определенные размышления о пространственно-временном континууме, который иные называют судьбой… Но эти думы заняли его голову много позже. На тот момент он был в ужасе и ярости одновременно. Он ничего не сказал Судину, просто отобрал у него силу. Щелкнул пальцами и стер его память.
В который раз Тот осознал, что его попытки тщетны. И теперь врагом стала людская гордость. Халдеи были готовы учиться, они были прирожденными исследователями и магами, они жаждали знаний и не боялись их использовать. Но они рассматривали знания как инструмент для достижения собственных, сугубо эгоистичных целей. Они без малейших колебаний переступали через других, человеческая жизнь (чужая жизнь!) теряла для них всякий смысл. Они видели лишь один ориентир – власть, дорогу к которой мостили их неуемные амбиции.
Тот перебрался на юго-запад, где стал известен как Хирам. Но и там его ученики оказались слишком горды, слишком заносчивы и эгоистичны. Тогда он впал в великую ярость и на тысячи лет накрыл этот маленький регион непроницаемым куполом, под которым невозможно было сотворить никакое волшебство. И это, как он позже узнал, стало его самой страшной ошибкой. Ведь именно сюда на стыке тысячелетий пришли серые, именно здесь они обозначили свой плацдарм, потому что именно здесь, «под куполом Тота», их нельзя было увидеть.
Тот еще долго странствовал по планете. На его глазах бронзовые мечи в руках людей сменились стальными, а деревянные парусные корабли уступили место железным титанам на паровой тяге. Он стал богом для многих, многие чтили его в разных концах земного шара, но больше никогда он не учил людей.
Он хорошо выучил собственные уроки. Невежество. Страх. Гордыня. Всего лишь слова. Но ведь в словах сила, не так ли? И если все действительно началось со слова, то каким оно было? Каким угодно, но уж точно не «бог». И скорее всего не «человек».