Левиафан. Темный восход

Интерлюдия. Печать Салема

Небольшой городок, отстроенный меньше полувека назад группой свободолюбивых рыбаков, ютился на вершине скалистого полуострова, утопавшего в лесном массиве, что бесстыдно клубился сочной зеленью над переливчатым полотном океана. Это было тихое спокойное место, настоящий оплот седых традиций Новой Англии, одно из старейших поселений на побережье, где церковь конгрегационистов давно уступила львиную долю прихожан пуританам, так что оказавшиеся здесь впервые не сразу привыкали к суровым протестантским нравам.

Город развивался, медленно, но неуклонно вырастал в размерах. Здесь не только рыбачили, торговали всем подряд, пытались что-то выращивать. Узкая гавань с деревянным причалом, вживленным в каменные отроги умелыми плотниками, ежедневно принимала десятки кораблей, приходивших из других прибрежных городов, а порой – из Старого Света, который здесь помнили, но в большинстве своем честно старались забыть, строя новую жизнь, новый мир.

Эмерента поселилась здесь два года назад. На нее, конечно, косились, потому что таких ярко-изумрудных глаз у людей просто не бывает, но девушке хватало ума хотя бы прикрывать уши, выходя из дома. Кроме того, она исправно посещала церковь пастора Пэрриса. Само собой, не из религиозных побуждений, на глупые обычаи местного населения ей было плевать. Но она и без того выделялась.

В итоге, в ней все же признали «добрую пуританку», скромную и богобоязненную. Она жила на краю города, у реки. Собирала грибы и ягоды, порой – целебные травы. Продавала все это добро на местном рынке, и никому не мешала своим существованием.

А по вечерам Эмерента тихонько ускользала из дома и ночи напролет бродила по окрестным лесам. Кормила медведей с руки, шепталась с волками, а находясь в особенно добром расположении духа, порой даже подвывала вместе с ними на луну.

Вот и сегодня она ушла из дома, едва солнце начало клониться к горизонту. Девушка забралась довольно далеко, дойдя до того места, где изгиб безымянной речушки формирует небольшой полуостров. На полуострове стоял круг камней, кое-где такие называли «круг друидов», а жители Уилтшира, без сомнения, признали бы в нем свой знаменитый Стоунхендж, только раз в десять меньше.

Местные редко забирались в эти края, а те, кто видел круг камней, истово крестились, как и положено фанатичным кальвинистам, и обходили его за милю, предпочитая не искушать милосердие господа своего. Они не знали, что это, а всего непонятного людям свойственно бояться, так что Эмерента их не винила, скорее жалела. Ей самой никто не рассказывал о круге камней, о его истинном предназначении, и все же она без особого труда постигла его суть. Просто почувствовала заключенную в круге силу. И того, кого эта сила сдерживала.

История бессовестно лжет. Ведь Лейф Эриксон забрался гораздо южнее Ньюфаундленда, который в те далекие времена его штатные скальды так поэтично обозвали Винлендом – страной винограда. Бравый мореплаватель тогда доплыл до этих самых мест, где через семь веков будет основан рыбацкий городок Салем. Затем сюда вернулся брат Лейфа по имени Торвальд. Викинги хотели основать тут поселение, но столкнулись с воинствующими племенами аборигенов. Индейцы не сумели одолеть скандинавов в честном бою, поэтому призвали на помощь того, кому тысячи тысяч лет приносили кровавые жертвы, не смея нарушить жестокие заветы предков.

Это был вечно голодный дух огня Абабинили, чья сотканная из предвечного пламени душа каждый год требовала все новых и новых подношений и никак не могла насытиться. Шаманы племени призвали неистового Абабинили и обрушили его гнев на головы захватчиков. Но среди викингов волею случая нашелся могучий эриль Торгрим, которого родичи звали «Tala við Óðni», что значит «говорящий с Одином». Отряд Торвальда погиб, но викинги успели возвести круг камней и Торгрим, истекая кровью, сумел запечатать в нем дух Абабинили.

Сегодня мало кто знает о тех событиях. И еще меньше людей понимают назначение круга камней. А ведь каждый такой круг – это тюрьма. Клетка для сущности, которую колдовство смертных не в состоянии уничтожить. Осколок древней северной магии, которую Новым Богам так и не удалось искоренить окончательно.

Эмерента тоже об этом не знала, но ощущала глубокую, беспощадную злобу и нестерпимый жар, что продолжал пылать там, под землей, скованный могучим заклятьем. Дриада безошибочно улавливала бессильную ярость жестокого духа, и понимала, что он не может освободиться, поэтому беспрепятственно бродила прямо над его древним узилищем. Особенно ей нравился дуб, что рос у самой воды. Она любила забираться на него и нежится в теньке меж раскидистых ветвей.

Только в этот раз все обернулось иначе. Эмерента задремала, поэтому сначала ей показалось, что детские голоса – лишь эхо ее сумрачных грез. Но потом она открыла глаза, всмотрелась в густую зелень, ища едва различимые скважины меж трепещущих листьев, и увидела детей. Она знала их! Это была дочь пастора Пэрриса Элизабет (ей, кажется, девять), и его племянница Эбигейл (она постарше, лет тринадцати). Странно, что поздним вечером девочки бродят по лесу так далеко от города. С другой стороны, не проходило недели, чтобы кто-нибудь из салемских детишек не убегал из дому. Обычно их находили, или они сами возвращались. Волею бога всемилостивого, как неустанно твердили пуритане, дикие звери не трогали детей, хотя, разумеется, благодарить за то стоило уж точно ни богов.

Эмерента наблюдала за девочками. Те, конечно, не видели дриаду, притаившуюся в кроне старого дуба. Они заливались искристым смехом, напевая что-то веселое и беззаботное, и сгущающиеся сумерки совсем не пугали их. Вскоре девочки оказались у круга камней и бесстрашно вошли в него. У большинства людей такие места вызывают смешанные чувства, обычно – что-то непередаваемое, тревожное. Но дети чисты, страхи взрослых их редко касаются. Поэтому девочки преспокойно плясали и смеялись, представляя себя принцессами на балу.

Эмерента не опасалась за них. Круг камней был безопасен, да и ни один зверь не посмел бы подойти к девочкам, зная, что рядом дочь леса. Но потом Эбигейл неожиданно споткнулась, мгновение балансировала на одной ножке и, все-таки не удержав равновесия, распласталась на сочном зеленом ковре. Элизабет бросилась к ней, и дриада затаила дыхание, ожидая воплей и плача. Но племянница пастора лишь рассмеялась, что-то сказав подруге, но очень тихо, так что даже обостренный слух Эмеренты не смог разобрать ее слов.

И все же Эбигейл неудачно упала. Элизабет помогла ей подняться и оказалось, что девочка не может идти сама – попробовав наступить на ободранную до крови ногу, она скривилась от боли и до хруста стиснула зубки. Глядя, как ярко-алая кровь медленно стекает по девичьей ножке и капает на траву, Эмерента подумала, что это очень стойкое дитя – в Салеме она не раз видела, как мальчишки ее возраста плакали из-за меньших царапин.

Дриада уже хотела спуститься с дерева, чтобы помочь девочкам, но внезапно услышала глухой раскат грома, донесшийся будто из-под земли, а потом ее внутреннее зрение поглотила ослепительная вспышка. На мгновение ей показалось, что она увидела переливающийся перламутром купол, что навис над кругом камней. Купол изошел паутиной мелких трещин, а затем вспыхнул и растворился, как рассветная дымка. Подземный гром повторился и принес с собой ужасающий рык, подобный грохоту извергающегося вулкана.

Эмерента не могла знать, что происходит, но память крови, пусть даже не восстановленная обрядом инициации, дала о себе знать. Заклятье исландского эриля, простоявшее здесь почти семьсот лет, рухнуло в один миг. Кровь невинного ребенка, девочки, которой едва миновало тринадцать лет, стала ключом к запору, что веками держал Абабинили в заточении.

Таков закон: если есть замок, найдется и ключ. Но мог ли мастер рун знать, что однажды обстоятельства сложатся так неудачно? Тем более, что потомки Торгрима уничтожили все гальдрабоки, содержащие упоминания об этом обряде.

Так или иначе, Абабинили вырвался на свободу. Земля в круге камней вспучилась, Эбигейл и Элизабет зашлись плачем и криком. Они попытались выбежать из круга, но дух огня впился в девочек своими незримыми щупальцами. Бедняжки не понимали, что происходит, но дриада видела клубящееся тело Абабинили, бесформенное, напоминающее дрожащий жар, что в полуденный зной встает над дорогой. Дух огня был голоден и он жаждал мести за века, проведенные в каменной темнице!

Эмерента действовала инстинктивно. Она спрыгнула с ветки, легко, словно дикая кошка, преодолев почти четыре метра и приземлившись мягко, беззвучно. Вскинула руки к небу и прошептала слова давно забытого языка, сама не понимая, что говорит. Но в тот момент уста Эмеренты ей не принадлежали, говорила ее кровь, память тысяч поколений дриад, детей леса, перворожденных.

Абабинили зашипел, как показалось дриаде – больше удивленно, чем злобно. В ответ на ее заклинание бесформенное облако содрогнулось, и все же щупальца не выпустили своих жертв. Но потом из-под земли вырвались мясистые корни, они встали живой стеной между духом огня и телами девочек. Абабинили завыл, раздосадованный тем, что вожделенная трапеза откладывается. Его щупальца ослабили хватку и тут же исчезли. Он увидел своего истинного врага, в котором было гораздо больше жизненной силы, чем в двух маленьких тельцах.

Эмерента вновь зашептала строки заклинательных песен своей сгинувшей родины, ее изумрудные глаза закатились, обнажая белки, которые через мгновение подернулись кровавой сеткой лопнувших капилляров.

Абабинили уже тянул к ней свои щупальца, он жаждал обхватить душу дриады и выпить досуха, но снова натолкнулся на живую стену из вздыбленных переплетенных корней. А потом земля ушла из-под его призрачных ног. Взрывная волна отбросила тела девочек в сторону, а круг камней рухнул в образовавшуюся котловину. В следующее мгновение провал затянули тысячи ветвящихся жгутов, они образовали сплошную сеть, на которой стремительно нарастал земляной покров.

Снизу донесся приглушенный вой. Земля задрожала от яростных атак духа, обманутого ложной надеждой. У Эмеренты носом пошла кровь. Абабинили завыл снова и ринулся на переплетенные корни с удвоенной силой. Кровь потекла из ушей и глаз дриады. Превозмогая нестерпимую боль и желание броситься прочь от этого ада, она сумела дочитать заклинание, и с последним словом, сорвавшимся с окровавленных губ, все стихло.

Дриада бессильно рухнула на землю. Жуткие белки закатившихся глаз вновь сменились изумрудами, но изумруды те больше не искрились беззаботной радостью. Глаза дочери леса поблекли, замутненные кровавой пеленой. Она закашлялась, ее вырвало кровью и желчью.

Эмерента знала, что потратила слишком много сил, и так хотелось отдохнуть, привалившись спиной к теплой коре старого дуба, подышать глубоко лесным воздухом, полным дивных ароматов и птичьих голосов. Но девушка взяла себя в руки и попыталась подняться, не устояла, мягко осела на травянистый покров. Вновь выпрямилась и шагнула вперед, уже увереннее, туда, где лежали Эбигейл и Элизабет.

Дриада одним лишь усилием воли преодолевала метр за метром, пока не добралась до девочек. Они были живы, ПОКА живы. Эмерента видела – Абабинили не успел выпить их души, но нанес телам детей непоправимый вред. Дочь леса не знала, что нужно делать в такой ситуации, но инстинкты вновь не подвели ее.

Сама едва держась на ногах, она перенесла тела девочек к воде. Смочила их губы и глаза, опустила правую руку каждого ребенка в бегущий поток. Положила свои ладони на грудь Элизабет и увидела зияющую обугленную дыру в ее душе. Через эту дыру жизненная сила девочки покидала ее тело. Дриада попыталась залатать дыру, срастить поврежденные частицы души, восстановить ее целостность. Потом она повторила ритуал с Эбигейл. Чудом ей удалось сделать все правильно, но не хватило сил, чтобы закончить начатое.

Эмерента, стоя на коленях перед телами детей, медленно завалилась на бок и отключилась, не сумев удержать ускользавшее сознание. И тут же обе девочки открыли глаза. Они молча осмотрели друг друга, потом уставились на дриаду, которая, казалось, просто спала. Эбигейл закричала первой. Ее крик подхватила Элизабет и вскоре обе девчонки уже мчались по лесным тропинкам в сторону Салема.

Они вернулись целыми и невредимыми. Но лишь внешне, ибо их душам нужно было время, чтобы восстановиться, дриаде не хватило энергии, совсем чуть-чуть. Поэтому всю ночь и весь следующий день Эбигейл и Элизабет бились в конвульсиях, их тела сотрясали судороги, они хрипели и рычали как одержимые. Так физическое тело реагировало на процесс регенерации души. В итоге, их состояние стабилизировалось, но это произошло много позже, когда непоправимое уже произошло.

Эмерента пролежала под дубом до рассвета. Очнувшись, она ощутили себя пустой и обессиленной, но, хвала духам леса, хотя бы живой. А когда дриада вернулась в свой маленький домик с потемневшей от времени скособоченной стрехой, что ютился на южном краю Салема, там ее уже ждала Нисса.

– Идиотка, – процедила Нисса сквозь зубы, втаскивая Эмеренту в дом, едва та открыла дверь. – Несусветная идиотка! Твою магию я почуяла, находясь за сто двадцать миль от города! Ты понимаешь, что это значит?

– Кто ты? – полушепотом спросила Эмерента. Силы ее были на исходе, но девушка хорошо ощущала силу, исходящую от Ниссы, теплую сильную энергию, похожую… на ее собственную!

– Такая же как ты, разве не ясно? – огрызнулась Нисса. Она подвела шатающуюся Эмеренту к кровати, и на удивление сильные руки миниатюрной дриады плавно уложили обессиленную дочь леса на колкий шерстяной матрас. У изголовья ложа она зажгла свечу. Разложила рядом пучки пахучих трав. Некоторые запахи Эмерента узнала без труда, другие коснулись ее чутких ноздрей впервые.

– Я тоже дриада, только поумнее! – продолжала Нисса. – Вижу, ты не прошла обряд инициации. Ммм, плохо, девонька, очень плохо. Как же нам быть то с тобой…

Она раздела Эмеренту донага, та не сопротивлялась, да и не смогла бы в ее состоянии. Нисса растерла ее тело мазями, от которых стало одновременно горячо и знобко, дала ей глоток ледяной воды с привкусом малины. Эмеренте сразу стало легче.

– Откуда ты? – спросила она, сглотнув.

– Да бродила тут, в округе… – Нисса рассеянно пожала плечами. – А! Ты имеешь ввиду, откуда я родом? Из Дал Ри… из Бьюта, так проще. Хотя теперь это уже не имеет значения.

– А я… из Уэльса, – выдохнула Эмерента. – Твой ковен тоже... погиб?

– Погиб? – Нисса криво усмехнулась. – Истреблен, детка! Я единственная выжившая. Как и ты – чудом. Но сейчас все это не важно. За тобой придут, ты понимаешь? Твоя магия ощущалась на огромном расстоянии. Что же ты сделала?

Эмерента кратко пересказала Ниссе события минувшего вечера. Та слушала, не перебивая, потом прикусила губу и долго молчала.

– Похвально, что ты вступилась за смертных, – Нисса глубоко вздохнула, взгляд ее был направлен в некрашеные потолочные балки, но глядела она много дальше. – Как ты в одиночку управилась с духом огня, разберемся позже. Но ты его не убила, даже не надейся, хотя упекла глубоко и надолго, молодец! Только теперь это проблема, дорогуша. Твой геройский поступок может стоить тебе жизни. Сегодня-завтра они явятся за тобой, эти треклятые пуритане! Они же фанатики! Охота на ведьм! Святая инквизиция! Они истребляют нас не первый век, ловко запудривая мозги смертным, понимаешь? В Салеме вот-вот начнется массовая истерия, только тебе еще месяц нельзя вставать с кровати, а то окочуришься. Нужно придумать, что делать…

И тут в дверь постучали. Нисса взглянула на Эмеренту, но та отключилась. Дриада медленно подошла к двери и аккуратно выглянула сквозь мутное стекло узкого оконца. За порогом стояли двое мужчин и две девочки, внешне похожие на тех, о ком говорила Эмерента. Девочки гримасничали, порой совершали странные движения, как персонажи кукольного театра, которыми управляет подвыпивший кукловод.

Один из мужчин (тот, что повыше) вновь постучал, в этот раз – настойчивее. Нельзя тянуть, подумала Нисса, иначе они вернутся с факелами. Она уже видела такое, в Кёльне, три года назад. Дриада медленно втянула воздух носом и открыла дверь.

Высокий мужчина шагнул прямо к ней, на нем была черная рубашка пастора и традиционный воротник католического священника. Взгляд уверенный, сильный, мужчина был готов на все. Вслед за ним вошел второй, пониже, в очках и кожаной шляпе. Девочки сгрудились за его спиной.

– А ты еще кто такая? – спросил пастор, осеняя себя крестным знамением. – Мы искали девушку по имени Эмерента. Она подозревается в колдовстве, да помилует наши души господь! Но я и в твоих глазах вижу отблески пламени геенны огненной!..

Он продолжал нести какую-то пафосную чушь, пока Нисса лихорадочно соображала, что же ей со всем этим делать. Их, конечно, можно вырубить, мужики крепкие, но воины, это ясно. Только что потом? Даже если она взвалит Эмеренту себе на плечи и понесет через лес как можно дальше от проклятого города, из этого ничего не выйдет, дриада умрет в пути. Она иссушила себя в битве с духом огня, а потом еще спасла девочек, пусть и не смогла закончить ритуал.

В принципе, можно просто сбежать, спаси хотя бы собственную шкуру. Но тогда Эмеренте точно конец. Девочки подтвердят, что в лесу видели именно ее и дриаду сожгут. Пуритане, надо полагать, самые фанатичные протестанты, а потому – самые опасные. Они без раздумий обратят юную дочь леса в пепел, несмотря на то, что она ближайший месяц будет валяться без чувств, как мешок с репой, лишь временами приходя в сознание. В общем, так тоже не пойдет! Что ж, остается лишь один выход. Ниссе очень не хотелось этого делать, но выбора ей не оставили.

Она шагнула по направлению к пастору и застыла между ним и вторым мужчиной. Те не успели среагировать, что вполне объяснимо – дриада может двигаться гораздо быстрее человека. Нисса вскинула руки, правой коснулась виска пастора, левой – виска мужчины в очках. Она прошептала всего одно слово и оба с грохотом повалились на землю. Одна из девочек ойкнула.

– А что с папой? – спросила она, непонимающе моргая большими синими глазами.

– А мистер Григгс умер? – уточнила вторая, изогнув прелестные тонкие бровки.

– С ними все хорошо, – голос Ниссы растекался медовой рекой, она осторожно присела на колени перед девочками. Дриада знала, что будет ненавидеть себя за это. Будет проклинать себя всю оставшуюся жизнь, но она не могла бросить сестру, которая – о древние боги! – которая едва не пожертвовала собой ради того, чтобы эти две глупышки остались живы.

Дриада нежно обхватила руками голову первой девочки, закрыла глаза и стала читать заклинание. Это была не дриадская магия, таких фокусов в арсенале детей леса никогда не было. Но Нисса давно уже скиталась по просторам Новой Англии, и успела познакомиться со множеством людей, среди которых порой попадались на удивление сильные колдуны. Например, Мари Лаво. Ее гаитянская магия была жестокой, непонятной для Ниссы, но некоторые вещи оказались весьма практичными. С другой стороны, когда за тобой охотятся фанатики с крестами в руках и душах, любая помощь покажется уместной.

– Тетя, у вас кровь носом пошла, – тихо сказала вторая девочка. Нисса и сама почувствовала, как над верхней губой стала скапливаться тягучая влага. Ей всегда плохо давалось колдовство, даже природное, не говоря уже об этой безумной магии вуду! В который раз Нисса прокляла Новых Богов, из-за которых так и не прошла обряд инициации.

Она закончила скороговорку заклинания на языке, который за пределами Гаити доводилось слышать немногим смертным, и оказалась в разуме девочки. Ага, это Элизабет, дочь пастора Сэмюэля. Нисса аккуратно направилась в ту область сознания ребенка, где располагались чертоги памяти. Ей приходилось действовать очень медленно, чтобы не навредить девочке, одно неверное движение и дитя будет пускать слюни до конца своих дней, не в силах вымолвить ни слова.

Вскоре ей удалось найти нужное воспоминание. Она сконцентрировалась и попыталась «затереть» образ Эмеренты. Не вышло, воспоминание было слишком свежим и слишком эмоциональным. Вероятно, эльянде (госпожа ночи, титул Лаво) играючи справилась бы с этой задачей, но у Ниссы не хватало ни сил, ни навыка. Тогда она решила заменить воспоминание, это всегда проще. Тем более, что достаточно всего одной детали.

Она осторожно пробежалась по лицам, что застыли в памяти Элизабет. Вот! То, что нужно. Чернокожая служанка мистера Пэрриса, на нее и так все смотрят косо, видя зло и безбожность во всей ее расе. Но одного образа оказалось мало, чтобы подавить облик Эмеренты, который так прочно укоренился в памяти девочки.

Нисса чувствовала, как силы уходят, кровь бежала из носа ручьем, заливая губы и подбородок, стекая на простое платье из серого льна. К счастью, ей почти сразу удалось найти еще два подходящих лица – нищенка Сара Гуд и больная вдова Осборн. Из всех жителей Салема, которых знала Элизабет, эти трое почему-то казались девочке самыми… странными. С другой стороны, ничего удивительного – чернокожая и две еврейки с поломанными жизнями, на взгляд пуританина, сочетание мерзостнее трудно представить.

Элизабет Пэррис обмякла в руках Ниссы, как только та отняла руки от ее головы. Дриада медленно уложила девчонку на пол, искренне надеясь, что ей все же удалось заменить воспоминания бедного ребенка. Скорее всего, с годами память восстановится, но к тому моменту это уже никого не будет волновать.

– Тетя, вы что это делаете? – вторая девочка неуверенно отступила на крыльцо. Это была Эбигейл – Нисса узнала ее имя из воспоминаний Элизабет. Дриада видела, что инстинктивно ребенок не боится ее, дети чутко ощущают окружающий мир, почти всегда безошибочно определяя намерения других на уровне интуиции. Но непонимание и порожденный непониманием страх способны затмить даже самый чистый взор, свободный от глупых религиозных догматов и лицемерных оков смирения.

Нисса протянула к ней руки и прежде, чем Эбигейл закричала, дочь леса сжала ее виски ловкими длинными пальцами. Когда дриада закончила менять воспоминания второй девочки, у нее едва хватило сил подняться. Она оторвала лоскут от подола и заткнула им ноздри, чтобы кровавый ручей не заляпал все вокруг.

Итак, все четверо вот-вот придут в себя, но не будут помнить последние несколько минут. Что ж, может и получится! Только надо как-то выволочь их из дома, а то возникнут ненужные вопросы. О ее присутствии в городе лучше никому не знать, хватит с них одной девушки с ярко-изумрудными глазами, которая всегда прячет уши в замысловатой прическе.

Нисса с превеликим трудом (пусть она быстрее и ловчее любого из смертных, но силы у нее вполне человеческие!) оттащила мужчин подальше от дома Эмеренты. Благо, вокруг не нашлось случайных прохожих, а то ведь все могло обернуться значительно хуже. Потом она осторожно перенесла девочек, уложив их чуть поодаль, в кусты.

Едва дриада захлопнула дверь, как мистер Пэррис с кряхтеньем поднялся. Тряхнул головой и уставился на своего друга, доктора Уильяма Григгса, того самого, который констатировал, что причиной нынешнего состояния Элизабет и Эбигейл стало ведьмовское воздействие. Нисса, копаясь в памяти девочек, очень пожалела, что в ее распоряжении было так мало времени. Она бы с большим удовольствием прочистила мозги этому дол… достойному мужу!

– Что за… – уронил Сэмюэль Пэррис, поднимаясь. – Где дети? Элизабет! Эбигейл!

– Мы тут! – вслед за звонким окриком из кустов появилась Элизабет. – Что случилось, папа?

– Мы ведь… – неуверенно начал доктор Григгс. – Мы ведь искали женщину, которую девочки видели в лесу, так? Правда, я не могу понять, что мы делаем здесь, на окраине города.

– Это козни ведьмы! – Сэмюэль начал ожесточенно креститься и яростно целовать распятье, которое все это время держал в левой руке. Доктор тоже осенил себя знаменьем.

– Но сила господа ведет нас! – неистовствовал пастор. – Крылья серафимов да укроют слуг его верных от зла! И не убоимся мы тенет дьявольских, ибо души наши чисты, а тела праведны! Элизабет, девочка моя, куда мы шли? Где живет та, что была с вами тем вечером?

– Папа, но ведь это была Титуба! – Элизабет имела ввиду их чернокожую служанку.

– И она была не одна, – добавила Эбигейл, дернув плечом. – Их трое было, мы же говорили!

– Да, да, конечно, девочки, – пастор подошел к ним и порывисто обнял сначала дочь, потом племянницу. – Только напомните мне, кто две другие женщины?

– Это миссис Осборн, – с готовностью заявила Элизабет.

– И мисс Гуд, – поддержала подругу Эбигейл.

Пастор вновь перекрестился и посмотрел на доктора.

– Собирай людей, – твердо сказал Пэррис. – Они должны быть опрошены и осмотрены полномочной комиссией. Если эти женщины действительно ведьмы, а я в этом не сомневаюсь, то мы найдем доказательства их вины. Ибо невиновных средь нас уже не осталось…

Нисса видела, как после непродолжительного разговора мужчины с девочками удалились. Она медленно сползла на пол, прислонив онемевшее лицо к оконному стеклу. Лоскут, которым она заткнула нос, вымок насквозь, и с него на пол капала кровь. Затем дриада потеряла сознание и проспала до самого вечера. А потом почти полтора месяца выхаживала Эмеренту, которая за это время лишь дважды приходила в себя, и оба раза бредила. Она бормотала что-то о железных зверях и о лесе, от которого не осталось даже пней.

За это время Салем изменился. Как и предсказывала Нисса, тихий прибрежный город охватила массовая истерия. Люди каждый вечер набивались в церковь, словно горошины в стручок, неистово моля бога о прощении, которого, как они сами же утверждали, никто из них не заслужил. А едва опускались сумерки, на улицы выходили добровольческие отряды с факелами и бродили по городу до рассвета.

Еще несколько девочек попали под «ведьмовское влияние». Нисса однажды ночью выбралась из дома, чтобы лично осмотреть «заболевших». Разумеется, маленькие сучки лгали, видимо, воспринимали происходящее, как какую-то забавную игру. Только в этой игре умирали люди, умирали по-настоящему.

Почти два десятка человек посадили в тюрьму, многих пытали, выбивая из них признание. Нескольких повесили, одного раздавили камнями. Нисса смотрела на все это и ее изумрудные глаза наполнялись слезами. Ей каждую минуту хотелось выбежать на главную площадь Салема и что есть сил закричать: «Да что ж вы делаете, нелюди!» Но она не могла. Не могла бросить Эмеренту.

Та пришла в себя лишь 29 марта. Нисса тут же вручила ей походный рюкзак и объявила, что этой ночью они покидают Салем. Девушки вышли за полночь и двинулись на север, уходя подальше от этого страшного места, от этих жутких воспоминаний. Разумеется, Эмерента задавала вопросы, но Нисса заранее придумала складную легенду. Она решила, что ее сестре совсем не обязательно знать, что на самом деле случилось в городе.

Спустя века, когда Интернет дал право каждому распоряжаться чужими тайнами, Эмерента наткнулась на статью о «салемском процессе». Тогда Ниссе пришлось рассказать ей правду. Они обнялись и проплакали всю ночь, ненавидя себя, друг друга, чертовых пуритан и весь этот проклятый мир. Боль Салема опалила их души, обратившись черной нестираемой печатью. Эту печать не мог увидеть никто кроме них, и от этого было еще больнее.