Истон
Я снова посмотрел на часы. 12:02. На минуту позже, чем когда я смотрел в последний раз.
Я зарычал, упав обратно на кровать и закрыл глаза предплечьем.
Где она?
С кем она? Марко? Элайджа? Картер?
Нежелательные образы — руки, губы, кожа — захлестнули меня. Моя челюсть сжалась и разжалась. Никто из парней в школе не знал, что делать с такой девушкой, как Ева.
Когда часы тикали, а от нее по-прежнему нет и следа, я встал и натянул футболку через голову. Я шел по коридору, оглядываясь по сторонам на случай, если мама встала и налила себе вина в бокал. Я тихо открыл дверь в комнату Евы.
Ее неубранная кровать — центр моего внимания. Белые простыни смяты, как будто она только что вылезла из них.
Сглотнув, я отвел взгляд и направился в ее ванную. Я открыл кран в ее ванной и смотрел, как вода плавно стекала в слив. Как я и предполагал, Мария позвонила кому-то, чтобы снова починили канализацию. Я должен отдать ей должное за то, что она держалась на высоте. Полез в карман, достал ватные тампоны, которые прихватил из шкафчика в прихожей, и засунул их в сливное отверстие, затем проверил, не засорилось ли оно. Удовлетворенный, я оставил дверь в ее спальню открытой, чтобы лучше слышать ее, затем вернулся в свою комнату, лег на кровать и продолжил ждать.
В прошлом году, когда я впервые начал портить ее ванную, я сказал себе, что это не для меня. Я делал это, чтобы убедиться, что мог собственными глазами увидеть, что с ней все в порядке, когда она так поздно возвращалась домой. Но засорять ее ванну — это уже не единственное сомнительное занятие, которым я занимался.
Я знал, что это пиздец. Я переходил границы, которые братья не должны переступать. Напоминания себе, что я должен быть ее братом, что я не должен хотеть ее, недостаточно, чтобы остановить разрастание навязчивой идеи, но я все равно это сделал. Потому что в противном случае я мог бы делать вещи — брать то, чего у меня не должно быть.
Ее утренние слова прокручивались у меня в голове снова и снова.
Может быть, она этого заслуживает.
Может, но ты не знаешь…
Мой взгляд переметнулся к двери моей спальни, когда ее окно захлопнулось. Я провел рукой по волосам, пересек свою комнату и приоткрыл дверь еще на дюйм.
Нет ничего плохого в том, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
Это все, что я сделал.
Минуту я прислушивался. Сначала до меня донесся звук чего-то падающего на ковер. Затем выдвигались и закрывались ящики комода. Затем шорох одежды. Я крепче сжал ручку и отвернулся, хотя и не мог ее видеть. Прошло шестнадцать часов, а я так и не смог избавиться от ощущения, что она стояла у меня между ног. Ногти скользили по моей челюсти. Этот румянец, поднимающийся по ее гладкой шее, полные губы медленно приоткрылись…
Я прочистил горло, потирая шею сзади. Моя кожа горячая, моя чертова рубашка прилипла к плечам.
К тому времени, как открылась и открылась дверь ванной по соседству, я был похож на печь, пытающуюся остыть. Можно подумать, она хотя бы разделась, чтобы добиться от меня такой реакции, а не наносила косметику на мое чертово лицо. Три года я наблюдал за ней, три года она дразнила меня, выплясывая вокруг меня круги, чего не должна делать ни одна младшая сестра. Я должен был догадаться, что от вида тела Евы, наконец-то оказавшегося у меня между ног, было нелегко избавиться.
Закрыв дверь своей спальни, я стоял у смежной стены ванной и продолжил прислушиваться. Но вместо шума душа я услышал что-то еще. Всхлип. За ним еще один, потом еще. Черт.
Звук звучал близко, как будто она прислонилась к той же стене. Я потер подбородок сбоку, проводя нижней губой по зубам, затем прижал руки к белой краске. Если я знал, что хорошо для нас, для нее, то это самое близкое прикосновение к ней, которое я когда-либо получил бы. Она продолжала плакать, и мои пальцы впились в стену.
Иногда я фантазировал об этом — найти того, кто сделал ее такой. Она никогда не признавалась, что с ней что-то случилось, но я видел ее много лет назад. И я никогда этого не забыл бы.
Выдыхая, я прислонился к стене и сполз на пол. Я сидел рядом с ней столько, сколько нужно. Слушал, пока ее рыдания не стихли и не выключился душ.
Из всех мыслей, проносящихся сейчас в моей голове, я хотел бы рассказать ей только об одной.
Может быть, ты тоже этого не заслуживаешь, Ева.