-- Да, -- растерянно ответил китаб. -- Зачем же...

Сунгай хотел было соврать, но Острон положил руку на его плечо и сказал:

-- Видите человека в углу? Он... что-то вроде безумца.

Трактирщик ахнул.

-- Большую часть времени он держит себя в руках, но темный бог пытается добраться до него, -- честно добавил Острон. -- Он сам просил запереть его в каменном подвале и охранять сегодня ночью. Не беспокойтесь, мы обязательно сдержим его и не позволим причинить вред кому бы то ни было.

Таким образом Исан был спроважен в подвал, а Ханса с Абу Кабилом договорились нести караул по очереди; белоглазый не сопротивлялся, когда они вели его, молча сел на табуретку и принялся раскачиваться из стороны в сторону; они заперли дверь. Ханса остался внизу, остальные поднялись в зал постоялого двора, где уже собрались местные жители, с любопытством разглядывавшие приезжих. Острон обвел взглядом эти бледные лица с остатками страха в глазах и почувствовал, как больно сжалось сердце. На этих людей напали не далее чем неделю назад. Что-то... происходит на юге. Хотя Сунгай сказал вчера, что Ангур стоит (со слов прилетевшей оттуда птицы), Острону все равно было неспокойно.

Под вечер в зале собрался народ; путешественники сидели за большим круглым столом, не было только несшего караул Хансы да собственно Исана, и понемногу люди разговорились, вокруг ученого Анвара устроилось сразу четыре китаба, которые о чем-то расспрашивали его, Элизбар с каменным лицом сидел чуть поодаль с собравшимися больными и как раз, когда Острон бросил взгляд в его сторону, почти церемонно положил руку на лоб худенького мальчишки, которого держала на руках мать. Острон и Сафир сидели рядом и молчали. Как ни в чем не бывало завели разговор Дагман и Абу.

Он, в общем, немного расслабился и перестал обращать внимание на вновь заходивших в трактир людей, все равно это все были местные жители, потому вздрогнул, когда точно за его спиной раздался низкий мужской голос:

-- Вы и есть Одаренные, о которых весь поселок гудит.

Острон резко обернулся. Темноволосый человек стоял перед ним, скрестив руки на груди, и смотрел на него сверху вниз; остальные притихли.

-- Что тебе нужно? -- мягко спросил Острон, но в его глазах мягкости не было.

-- Собираетесь в Кфар-Руд? -- проигнорировал тот.

-- Какое тебе дело?

-- Я пойду с вами.

Сунгай и Искандер переглянулись; Острон не сводил взгляда с незнакомца.

Возникшее напряжение неожиданно развеял Абу, который с ехидным видом протянул:

-- Ага, и тут в таверне они повстречали таинственного героя, который предложил им свои услуги. Ты наемник, парень? Славы ищешь, приключений на свою голову?

Темноволосый перевел на него взгляд холодных глаз.

-- Я был наемником, ассахан, -- сказал он. -- Времена изменились. Я без малого десять лет скитался по Халла и знаю здесь каждый камушек не хуже иного китаба. Да и дополнительный клинок вам точно не помешает.

Острон наконец поднялся на ноги, оказавшись чуть повыше незнакомца. Тот снова посмотрел на него; на вид ему было не больше тридцати, но его взгляд заставлял думать, что хозяин этих глаз немало повидал в своей жизни.

-- Как тебя зовут? -- спросил Острон.

-- Бел-Хаддат, -- отозвался бывший наемник. -- Спроси, люди в Кфар-Акиле знают меня.

-- С твоего позволения, господин Сунгай, -- тем временем вполголоса сказал подошедший хозяин постоялого двора, склоняясь к джейфару, -- хотя манеры этого человека оставляют желать лучшего, он не врет. Надежней проводника по горам не найти. И он хороший воин: если бы он по счастью не оказался в нашем сабаине неделю назад, мы бы не отбились от безумцев.

-- Хорошо, -- сказал слышавший эти слова Острон. -- Мы не в том положении, чтобы отвергать помощь.

***

-- Верблюдов придется оставить, -- угрюмо говорил Бел-Хаддат тем утром, когда они собрались в зале постоялого двора и готовились уходить. -- Господин Мардин приготовил для нас четырнадцать лошадей. Живей, поторапливайтесь, до сабаина Кфар-Руд не меньше двенадцати часов ехать, а к ночи в горах становится куда опасней.

На ходу заматывая вокруг головы темно-серый платок, он вышел на улицу. Острон едва успел сообразить, что это был хадир. Нари? На соплеменника Бел-Хаддат был не слишком-то похож. Хотя, возможно, долгие годы среди другого племени наложили на него глубокий отпечаток.

Они все равно замешкались: Абу Кабил поднялся по лестнице, ведшей в подвал, буквально волоча за собой Исана. Руки белоглазого были связаны, волосы растрепались; взглянув в его лицо, Острон поежился. Сколько длится "нижняя точка", Исан не говорил; он от души понадеялся, что не очень долго.

Перед выходом господин Анвар, покопавшись в своем походном мешке, выудил оттуда какую-то коробочку и достал из нее небольшой шарик.

-- Дайте ему, -- предложил он. -- Это снотворное. Нам же будет проще, если он будет спать, а не пытаться сбежать или подраться с нами.

-- Здравая мысль, -- согласился Сунгай. Спустя несколько минут они уже заставили Исана сесть на лошадь под неодобрительным взглядом Бел-Хаддата, которого, кажется, раздражали любые проволочки; Ханса тем временем навьючивал на одну из двух запасных лошадей мешок с книгами.

-- Это что, книжки? -- спросил наемник, потрогав рукой. -- Вы ополоумели, куда вам столько книг?

-- Мы должны доставить эти книги в Умайяд, -- огрызнулся Ханса.

-- Оставьте их здесь, -- предложил Бел-Хаддат. -- Книги есть не просят, подождут в Кфар-Акиле.

-- Нет, -- взъерепенился марбуд, после гибели Басира с особым трепетом относившийся к этим книгам. Острон, заметив, как подобрался Ханса, поспешил подойти к ним.

-- В чем дело?

-- Он хочет, чтобы мы оставили книги Басира здесь.

Острон перевел взгляд на Бел-Хаддата. Тот встретил его каменным выражением лица. Ханса, наблюдавший за ними, не без удивления обнаружил, что глаза у них донельзя похожи.

-- Решения здесь принимаешь не ты, -- сказал Острон. -- Во всяком случае, мы не просили тебя увязываться за нами.

-- Я лишь предлагаю то, что мне кажется целесообразным, -- ровным тоном отозвался Бел-Хаддат, не отводя взгляда. -- Если хотите тащить с собой лишний груз -- это ваше дело.

Сказав это, он отвернулся и отошел к собственной лошади. Лошадки у китабов были низкорослые и мохнатые, но их заверили, что для путешествия по горам лучше их не сыскать; Острон после высокого хеджина верхом на такой лошади, почти пони, чувствовал себя глупо. Жители сабаина провожали их, и первым в ворота выехал Бел-Хаддат, а следом гуськом тронулись и остальные. Исан нервничал, но Абу Кабил и Дагман привязали его к седлу и держались как можно ближе к нему.

Горы встретили их холодным утренним туманом и небесным молчанием.

Тропа быстро сузилась до таких размеров, что стало реально ехать по ней только цепочкой, и разговаривать было неудобно. Бел-Хаддат не оглядывался. Можно ли ему доверять, задумался Острон, ехавший следом. Конечно, на безумца он не похож: хотя у него донельзя холодные глаза, ни намека на бешенство в них нет. Но...

"Твои люди на моей стороне"...

Нет, твердо решил он. О доверии, конечно, речи нет, но вот так сразу подозревать человека в чем-то плохом только из-за того, что он повел себя грубо с тобой?

Бел-Хаддат остановился лишь через несколько часов, склонился в седле, рассматривая что-то. Острон, чья лошадь едва не ткнулась носом в круп коня темноволосого, окликнул его:

-- Что-то не так?

Тот повернул голову так, что Острону было видно его острый профиль.

-- Следы, -- сказал он.

-- Следы?.. -- на взгляд Острона, на этой каменистой тропе невозможно было разглядеть ничьих следов, но Бел-Хаддат нахмурился и добавил:

-- Впереди одержимые.

Острон оглянулся на Сунгая; джейфар молча кивнул, указал в сторону. Проследив за его жестом, Острон вздрогнул: на скале остался темный след, почти незаметный, но если приглядеться, было ясно, что это кровь.

-- Мы не сможем сражаться в таком узком проходе, -- сказал он.

-- Нам и не придется, -- отозвался Бел-Хаддат. -- Пусть джейфар пошлет вперед свою сову, но я и так вам скажу, эти безумцы уже, скорее всего, осаждают стены Кфар-Руд.

-- Так чего мы ждем? -- крикнул Острон. -- Быстрее, быстрее!..

-- А я с утра говорил: поторапливайтесь, -- буркнул тот и тронул своего коня, пустил его рысью. Рысца у этих мохнатых лошадок оказалась неровная, особенно чувствительная после гладкого бега породистых хеджинов. Острон стиснул зубы. Над головой прошуршали крылья Хамсин; сова стремительно умчалась вперед, и сколько-то ее не было.

Когда же она вернулась, Сунгай подал голос:

-- Они действительно в сабаине!

-- Скорее же! -- заорал Острон; Бел-Хаддат оглянулся на него, ощерившись, но еще пришпорил лошадь, и та понеслась галопом.

Им все равно еще приходилось замедлять бег несколько раз, чтобы дать лошадям отдохнуть; беспокойство терзало их. Понемногу начало смеркаться. Ехавший в конце отряда Исан, за которым по-прежнему присматривали Дагман и Абу Кабил, вдруг поднял голову и громко расхохотался. Острон выругался сквозь зубы: и не спросишь его теперь, что происходит впереди.

Наконец в сумерках его глаза различили дым.

-- Они еще отбиваются, -- крикнул Бел-Хаддат, как раз в тот момент снова пустивший лошадь галопом. В следующий что-то оглушительно грохнуло, заставив одного из коней перепуганно заржать. Дорога тем временем понемногу расширялась, и вскоре Острон уже протиснулся между Бел-Хаддатом и почти отвесной скалой слева, обогнал его.

Сердце его дрогнуло: тропа здесь делала резкий поворот направо, и когда лошадь Острона вылетела туда, он увидел, что стена сабаина в одном месте разрушена дотла, и серые тени снуют там.

А потом внутри вспыхнуло ослепительное пламя, очертив силуэты одержимых. От грохота он почти оглох.

Все казалось каким-то нереальным. Еще один Одаренный Мубаррада?..

Думать было некогда, перепуганная насмерть лошадь все-таки влетела за стену, и Острон с силой потянул за поводья, останавливая ее; под копытами лежали обгорелые тела. Кто-то кинулся ему наперерез с палашом наготове, но Острон не медлил и использовал собственное пламя, белой пеленой взмывшее вокруг него. Поначалу он рискнул вызвать лишь узкое кольцо, но оно осветило перед ним только безумные лица, и тогда огонь потек рекой дальше, сметая их со своего пути.

Стихло. Тяжело дыша, Острон оглядывался. Потом резкое ощущение опасности заставило его склониться набок; над самым ухом просвистело что-то, вроде бы стрела.

-- Мы не враги! -- заорал нари, выпрямляясь.

Наступила тишина. Остальные его спутники въехали в разрушенный сабаин, еле удерживая напуганных лошадей. Откуда прилетела эта стрела?.. куда ни глянь, отовсюду на него смотрели пустые черные окна.

Первым его заметил Бел-Хаддат, молча кивнул Острону, указывая на сторожевую башню, выстроенную вплотную к скале. Язык пламени резко взмыл с плеч Одаренного вверх, и свет выхватил в узкой бойнице чье-то лицо.

-- Кто-то еще уцелел, -- выдохнула Сафир, тоже увидевшая это. -- Слава богам!

-- Ты становишься все сильнее, -- буркнул позади Сунгай, -- нам даже сражаться не пришлось.

-- Все ли одержимые погибли? -- хмуро перебил его Острон. Джейфар оглянулся.

-- Да, -- чуть погодя ответил он. -- Только если кто-то прячется в домах.

-- Нужно обыскать их.

Первым с места тронулся Бел-Хаддат, легко спешившись, он направился к ближайшему строению, перешагивая через тела и обломки. За ним устремились и Ханса с Сунгаем, а потом замешкавшийся Искандер: должно быть, вид обгорелых человеческих тел был мучительным для маарри. Острон тоже спешился и снова посмотрел наверх. Сторожевая башня была, видимо, самым высоким зданием в сабаине; те, кто укрылся в ней, уцелели благодаря тому, что вход в нее был только один, и тот оказался завален чем-то изнутри. Острон пнул было дверь, но она не поддалась, тогда к нему подошел Абу Кабил.

-- Отойди-ка, -- добродушно предложил кузнец, поднимая с земли тяжелый обломок бревна. Острон послушно подался в сторону, Абу размахнулся и треснул бревном по двери; раздался оглушительный грохот, и проход оказался открыт.

-- Да ты немногим уступаешь Хансе, -- пробормотала Лейла, наблюдавшая за ним.

-- С младых ногтей орудую кузнечным молотом, красавица, -- отозвался тот. -- Пойдем, Острон. Кто бы он ни был, кажется, наш стрелок не собирается сам спускаться к нам.

Острон шагнул в темное помещение первым, наготове на тот случай, если перепуганные люди попытаются атаковать его; но ничего не произошло, и он рискнул призвать пламя на кончики пальцев. Огонь осветил заваленный всяким хламом холл, здесь очевидным образом шла драка, и два тела лежали на полу, запачкав кровью ковер. Светлые одежды выдавали в них китабов. Стиснув зубы, Острон направился к лестнице.

Крутая, с узкими высокими ступеньками, она вела наверх. Он поднялся на один этаж и услышал твердый голос:

-- Стой, стрелять буду!

Послушно остановился. Огонь, не угасший на его руке, выхватил из темноты силуэт человека. Настороженно блеснули глаза.

-- Я не одержимый, -- сказал Острон. -- Видишь пламя на моей ладони? Я нари, Одаренный Мубаррада. Можешь не бояться меня.

-- А кто сказал, что я боюсь, -- отозвался паренек; роста он был невысокого, а в его руках Острон рассмотрел самый настоящий арбалет. Заряженный и нацеленный точно в грудь нари: да этот парнишка не шутит.

-- Кто-то еще выжил? -- спросил Острон, по-прежнему не шевелясь. Парень прищурился.

-- С чего я должен говорить тебе.

-- Ты даже этому не веришь? -- Острон осторожно кивнул в сторону огня.

-- Думаешь, я сам такие фокусы ни разу детям не показывал, -- холодно усмехнулся парень. -- Дел-то, смазал руку чем надо, полил одной штукой -- и вот тебе пламя в ладони.

Острон озадачился.

-- Ну ладно, -- сказал он. -- А так тоже можешь?

Передернув плечами, он целиком окутал себя коконом из огня; в комнате сразу стало куда светлее, и на бледном лице парня показался какой-то намек на удивление.

-- Как это ты так?..

-- Я же сказал тебе, -- терпеливо повторил Острон. -- Я Одаренный Мубаррада.

-- Сказки это все.

-- Ты же сам видишь, -- пламя поменяло цвет с темно-рыжего до белого; судя по глазам китаба, это произвело на него впечатление. -- Кстати, а внизу сейчас находятся Одаренные Гайят, Сирхана, Джазари и Ансари... раненых нет?

-- Нет, -- буркнул парнишка и понемногу опустил арбалет. Острон облегченно вздохнул, пламя вновь вернулось в его ладонь.

-- Ты один? -- мягко спросил нари. Снизу раздались голоса; Сунгай крикнул:

-- Острон?

Китаб сделал шаг назад, к прикрытой двери, и Острон сразу догадался, что за этой дверью есть кто-то, кого тот готов защищать ценой своей жизни.

-- Я здесь, -- ответил он Сунгаю, -- подождите. Мальчишка сильно напуган.

-- Не выдумывай, -- резко вскинул арбалет китаб. Его лицо отвердело. Сколько ему лет?.. с первого взгляда Острону показалось, что не больше восемнадцати, но теперь, поразмыслив, он решил, что парень его ровесник.

-- Извини, -- вздохнул Острон. -- Но как насчет капельки доверия? Ты ведь видел, я сражался с одержимыми внизу.

-- Я видел только огонь, -- буркнул парень.

-- Это был мой огонь.

На лестнице раздались шаги; Острон не успел ничего сделать, как снизу показалась темноволосая голова Сафир. Он напрягся, ожидая, что китаба ее появление разозлит, но появление молодой девушки, видимо, произвело на того несколько иное впечатление.

-- ...Бедняжка, -- выдохнула она, рассмотрев его. -- Сколько часов ты отбивался от них?

-- Не знаю, -- буркнул китаб, снова опуская арбалет. -- Они пришли, когда еще было светло. Никто не ожидал нападения. Мы бы, правда, все равно выстояли, у нашего сабаина высокие стены, но среди нас были предатели, кто-то подорвал бочку с анозитом у самой стены, и в пробоину немедленно хлынули эти твари. Всех, кто сражался на площади, убили. Отец велел нам идти в башню и не совать носа... но потом они пробрались и сюда, тогда я сбросил им на головы одну из своих звезд, а пока они были в замешательстве, мы спешно завалили проход чем смогли.

-- ...Звезд? -- осторожно переспросил Острон. -- Ты об огне говоришь?

Китаб вскинул поросший светлой щетиной подбородок.

-- Я пиротехник, -- сказал он. -- Вы, может, не слышали о такой науке? Раньше... я делал фейерверки. Такие штуки, -- добавил он, обнаружив на лицах Острона и Сафир непонимание, -- запускаешь их в небо, а они летят высоко и красиво взрываются. Разноцветными огоньками. В небе-то они никому вреда не причиняют, но если такой штуковиной швырнуть в человека, получится сильный ожог.

-- Слышал о таких, -- припомнил Острон. -- Так ты тот самый мастер, о котором мне рассказывали? Который придумал эти штуки?

-- Тьфу, -- отозвался китаб, -- мастером был мой дядя. Погиб несколько лет назад от большого взрыва в своей мастерской.

-- Это все... грустно, -- сказала Сафир, посмотрев вниз, -- но может, ты уже пойдешь с нами, парень? Нужно вывести всех уцелевших, нельзя оставаться в этом месте. Бел-Хаддат сказал, что в трех днях езды к востоку отсюда стоит другой сабаин, мы могли бы отвести вас туда.

Арбалет в руках китаба окончательно повис. Парень оглянулся на дверь за своей спиной, потом хмуро сказал:

-- Хорошо. ...Жутко там... снаружи?

-- О чем ты?.. -- не понял Острон. Но Сафир будто сообразила что-то и коротко кивнула:

-- Обожженные тела повсюду.

Китаб вздохнул, приоткрыл дверь.

-- Кухафа, Джарван, -- позвал он. -- Дедушка. Выходите.

За дверью началось какое-то шевеление; наконец она распахнулась, и на пороге показался седой старик, к которому с обеих сторон робко прижимались два ребенка, мальчик и девочка лет десяти.

-- Это... все? -- прошептала Сафир. -- Все, кто выжил?

-- Если в других зданиях вы никого не нашли, -- ответил молодой китаб, -- то да.

-- А папа с мамой? -- дрожащим голосом спросила девочка, тронув его за рукав. Он резко обнял ее за голову и прижал к себе.

-- Пошевеливайтесь там, -- донесся снизу голос Бел-Хаддата. -- Иначе придется ночевать в развалинах.

-- Заткнись, -- с негодованием ответила ему Сафир и спустилась по лестнице.

-- Я сейчас соберусь, -- глухо сказал китаб, отпуская ребенка, и скрылся за дверью. Светлые глаза старика рассматривали Острона.

-- Мы гнали лошадей, как могли, -- чуть виновато произнес тот, -- но увы.

-- Я слышал, ты Одаренный Мубаррада, юноша? -- спросил старик. Острон коротко кивнул. -- ...Слава богам. Много вас?

-- Двенадцать человек, -- ответил нари, -- пятеро Одаренных и наши товарищи. Это... твои внуки, господин?

-- Да, -- согласился тот. -- Прости Леарзу за недоверие, он в самом деле сильно напуган. Они напали неожиданно, и боюсь, он видел... что случилось с его родителями.

-- Что с ними случилось, дедушка? -- спросил мальчишка, поднимая голову из-под локтя деда. Старик скорбно опустил взгляд.

-- Хубал забрал их себе, Кухафа.

-- Их больше... нет?

-- Нет, Джарван.

-- Дед, -- немного недовольно сказал Леарза, который как раз в этот момент выскользнул в дверь. -- Можно было... потом об этом.

Через плечо у него был перекинут дорожный мешок, к которому китаб привязал арбалет; закутав девочку в свой плащ так, что капюшон свалился ей на голову, он подхватил сестренку на руки. Оглянулся на деда. Тот надел бурнус на мальчика и подтолкнул его; Острон взял ребенка, оказавшегося легче, чем он ожидал. Тонкие пальцы вцепились в его собственный плащ.

Они пронесли детей через развалины сабаина, и Острон горячо поблагодарил Мубаррада за то, что уже достаточно стемнело; меньше всего на свете ему хотелось, чтобы дети видели то, что осталось от их дома. Бел-Хаддат, хмурясь, уже топтался на тропе за стеной, стоило Острону выйти за черту сабаина -- и он взлетел в седло. Последним сабаин покинул старик, оглянулся на прощанье.

-- Живее, живее, -- угрюмо окликнул Бел-Хаддат. -- Если будете так всю дорогу копаться, в Хафиру идти не будет нужды: она сама придет к вам.

-- Как же он меня бесит, -- еле слышно пробормотала Сафир.

***

Ночь окончательно сгустилась над ними, и небо покрылось ясными холодными звездами; Острон развел костер в выбранной Бел-Хаддатом расщелине, достаточно большой, чтобы вместить в себя всех путников с их лошадьми. Со всех сторон их окружали скалы, и это придавало ощущение безопасности, хоть и эфемерное. Их проводник уселся у самого выхода, там, где уже начиналась тропа, ведшая на восток, и завернулся в черный плащ. Острон и Сунгай привычно договорились, кто несет караул, и нари опять предпочел караулить в первую половину ночи, вместе с Искандером, который привалился спиной к камню и угрюмо смотрел в ту же сторону, что и Бел-Хаддат: в темноту ночи, на тропу. Исану дали еще одну порцию снотворного, и тот вяло раскачивался на своем месте, между Абу Кабилом и Дагманом. Сафир и Лейла взяли на себя детишек: расстелили бурнусы, обнимали напуганных близнецов и успокаивали их, пока те не уснули. Даже привычная вражда между девушками на этот раз будто угасла, никто не хотел ссориться в присутствии детей.

-- Мы приехали в Халла для того, чтобы отыскать Одаренного Хубала, -- сказал Острон Леарзе, который сидел напротив. Леарза с недоверчивым видом скривился, потом будто вспомнил что-то и вздохнул.

-- Я всю жизнь думал, это сказки, -- признался он потом. -- Что никакого темного бога нет, а Одаренные, если и были, ушли в прошлое. Кажется, после... сегодняшнего мне придется пересмотреть свои взгляды на жизнь.

-- Ничего, -- мягко сказал Острон. -- Мне тоже все эти россказни бабок казались выдумками. Во всяком случае, я думал, что темный бог давно побежден. А потом одержимые напали на наше племя и вырезали всех, кроме меня, дяди и Сафир... если б не племя Сунгая, кочевавшее поблизости, мы бы тоже не спаслись.

-- Ты не знал еще тогда, что у тебя есть Дар, -- полувопросительно произнес Леарза. Острон покачал головой.

-- Иногда я думаю, что Дар открывается только в час нужды. И часто слишком поздно.

Леарза покосился на своего дедушку, дремавшего по другую сторону костра, и глухо сказал:

-- Дедушка в последнее время только и говорил о Даре, о темном боге и одержимых. А я еще над ним смеялся, дурак. Хотя, правда, многие над ним потешались, не верили ему.

-- В сабаине Кфар-Акил нам сказали, что один старик в Кфар-Руд видит вещие сны, -- осторожно заметил Острон. -- Это не о твоем ли дедушке?

-- О нем, -- криво усмехнулся китаб. -- Дай угадаю, они сказали что-то вроде "этот Михнаф, окончательно свихнулся на старости лет".

-- Слава Мубарраду, -- пробормотал нари. -- Мы... надеялись, что он может что-то сказать нам. Хотя бы намекнуть... где искать Одаренного Хубала.

-- Не слишком-то надейся, -- возразил Леарза, -- его сны и так достаточно мутные, он сам большую часть времени не может понять, что они означают. Да к тому же почти никогда не рассказывает их содержимое, боится сойти с ума. Ты ведь знаешь, что если Одаренный Хубала расскажет о будущем, а в итоге оно изменится, его душу поглотит темный бог?

-- ...Все-таки, может быть, что-то он скажет, -- сказал Острон. -- Все лучше, чем ничего. Ладно, ступай спать. У тебя сегодня был тяжелый день, Леарза.

-- Спать, -- пробормотал тот. -- Думаешь, я смогу уснуть?..

Тем не менее не прошло и получаса, как китаб, свернувшийся калачиком на плаще неподалеку, уже спал; Острон, заметив это, чуть заметно улыбнулся. У Леарзы было худое лицо с острыми чертами, и во сне он еще больше напоминал мальчишку. Острон смотрел на него и думал, был ли он сам таким? Тогда, сразу после бессонной ночи, погони одержимых, потрясенный и перепуганный, еще не в состоянии до конца поверить в произошедшее...

Эта ночь прошла спокойно; вернувшаяся под утро Хамсин доложила Сунгаю, что одержимых в окрестностях нет. В сабаине Кафза, о котором говорил Бел-Хаддат, все вроде тихо. Это обрадовало их. Утро было туманное, люди понемногу собирались, и скалы эхом разносили их голоса; Искандер вызвал из-под земли небольшой фонтанчик, отчасти чтоб порадовать детей, которые смотрели на него круглыми глазами и не сразу принялись умываться. Проснулся Исан, но в его белых глазах по-прежнему было безумие, Острон попытался говорить с ним, только покачал головой и сделал знак Анвару.

-- Зачем вы тащите с собой безумца? -- хрипло спросил Бел-Хаддат, подошедший к ним. Острон оглянулся на него. Словно китаб, Бел-Хаддат предпочитал черную одежду, и теперь его плащ делал его похожим на ворону.

-- Когда он в себе, он очень полезен, -- отозвался Острон, который уже уяснил, что на нари-проводника могут произвести впечатление только логические доводы. -- Чует одержимых на большом расстоянии. Вообще-то он на нашей стороне, если ты еще не понял.

Бледно-зеленые глаза Бел-Хаддата посмотрели на Исана. Потом он пожал плечами.

-- Нам придется идти пешком, -- сказал он. -- Впереди перевал Ирк Эль Амар, пешком мы как раз достигнем сторожевой башни к ночи. Потом дорога пойдет под гору, будет немного быстрее. Скорее всего, придется еще раз переночевать на пути, прежде чем достигнем Кафзы.

Острон пожал плечами.

-- Хорошо.

На этот раз Бел-Хаддат даже не призывал их торопиться, молча оседлал своего коня и тронулся в путь первым; Острон уступил свою лошадь старику Михнафу, сам пошел впереди, рядом с Сунгаем, который тоже предпочел спешиться. Верхом посадили и детей, а Леарза на лошади ехать наотрез отказался, шел рядом с братом и сестренкой. Он только приладил свой вещевой мешок на спину одной из вьючных лошадей и предупредил ехавшего позади Абу Кабила, что мешок трясти нельзя, от сильного удара там что-нибудь может взорваться.

Широкая спина Бел-Хаддата была впереди. Острон шел и смотрел на него; тот будто догадывался, обернулся пару раз.

-- Так и не могу понять, -- еле слышно сказал Сунгай, -- отчего он пошел с нами. Чего ему надо?

-- Я думаю, -- серьезно ответил Острон, который и сам немало размышлял об этом за прошедшее время, -- что он на самом деле хочет помочь. Просто... как бы тебе это сказать, жизнь, скорее всего, была к этому человеку сурова.

-- Ты и ему доверяешь? -- скривился джейфар. Уголки губ Острона чуть приподнялись.

-- Нет, -- возразил он. -- Я доверяю тебе. Хансе. Сафир и Лейле. Абу Кабилу. Элизбару и Искандеру я тоже доверяю, но чуть меньше. Дагману и Анвару я доверяю еще меньше того. И я совсем не доверяю Исану и Бел-Хаддату.

-- Но ты все-таки думаешь, что Бел-Хаддат хочет помочь нам.

-- Как и Исан. Как и все остальные. Я предпочитаю думать о людях хорошо, пока они не докажут обратного, Сунгай. Может, это моя слабость. Но я не буду ни в чем никого подозревать, пока у меня не будет причины.

Сунгай посмотрел на него.

-- ...Подозревать, ты сказал.

Острон отвернулся. Сунгай больше ничего не добавил; ему и так стало многое понятно.

***

Идти в гору было достаточно утомительно; к счастью, под вечер они действительно настигли высшей точки пути, перевала Ирк Эль Амар, и там возвышалась в сумерках древняя каменная башня.

-- Когда-то давно на башне несли караул часовые, -- рассказал Леарза, -- но в последнее время этот обычай был забыт. Сейчас в башне ночуют редкие путешественники, и больше там никого нет.

Строение действительно выглядело заброшенным. По углам висела паутина, старая деревянная лестница опасно шаталась. Двух ступенек и вовсе не было. Поначалу они не хотели подниматься на второй этаж, но башня была маленькой, и всем места не хватило бы; тогда было решено на втором этаже (туда первой забралась Лейла, проверила все и бодро сообщила, что тут достаточно уютно) разместить старика Михнафа и его внуков, не в последнюю очередь на тот случай, если вдруг кто-то нападет.

Впервые за довольно долгое время Острон разводил огонь в старом очаге; Сафир возилась с детьми на втором этаже, и оттуда еле слышно доносились их голоса, и он на мгновение даже почувствовал себя отцом семейства, даже уши краснеть начали. На его счастье, никто этого не заметил, другие были заняты своими делами. Бел-Хаддат отсутствовал: кажется, проверял окрестности башни, хотя Хамсин, презрительно ухнув ему вслед, доложила Сунгаю, что никого в округе нет. Связанного Исана накормили и снова напоили снотворным, и Абу Кабил, беспечно насвистывая, устроился у стены рядом с ним. Старик Михнаф, устало прикрыв глаза, грелся у разведенного огня, когда Острон сел рядом и решился заговорить с ним насчет того, что волновало его.

-- Господин Михнаф, в Кфар-Акиле нам сказали, что ты видишь сны, -- начал он. Тот посмотрел на него из-под тяжелых век; должно быть, в молодости он был статным и широкоплечим, да и теперь оставался жилистым, словно старый дуб. Видимо, Леарза пошел не в него: Острону молодой китаб доставал лишь до подбородка (ну правда, Острону многие доставали лишь до подбородка).

-- Несколько раз бывало, -- согласился Михнаф. -- Конечно, это не настоящий Дар, так, лишь его отголоски.

-- Быть может... тебе снилось хоть что-то, связанное с Одаренными?

-- Ты хочешь знать, где искать Одаренного моего племени, -- вздохнул старик. -- Боюсь, я не могу помочь тебе. То, что я видел в снах, вам ни к чему.

-- ...Быть может, Леарзе откроется Дар, -- неуверенно предположил Острон. -- Один из наших спутников считает, что Дар передается по наследству.

-- О, передается, -- согласился господин Михнаф, и его глаза коротко блеснули. -- Но мой непутевый внук невообразимо далек от Дара, так что не надейся на это.

Вернулся Бел-Хаддат; снаружи окончательно стемнело. Острон был немного разочарован, но не выпытывать же у старика, что ему снилось, так что Михнаф поднялся на второй этаж, где девушки уже приготовили для него и младших внуков постель.

-- Леарза, -- окликнула его Сафир, спускаясь по лестнице, -- спать-то пойдешь?

-- Попозже, -- отозвался китаб, сидевший у узкого окна. Блики пламени плясали в его взъерошенных светлых волосах. Люди укладывались спать тут и там; Бел-Хаддат прошел в дальний угол, у самой лестницы, и устроился там, хотя спать будто не собирался, нахохлился большой мрачной птицей. Острон и Ханса должны были нести караул до полуночи и негромко пререкались из-за того, кто будет первым стоять снаружи, Ханса ехидно предложил, что тот, кого он победит в состязании силы, Острон вполголоса пригрозил, что подожжет ему шаровары; ну, чтоб веселее стоять на морозе было. Наконец бросили жребий, и Ханса с унылой физиономией поплелся наружу. Довольный Острон уселся на стул рядом с Леарзой.

-- Вы давно знаете друг друга? -- поинтересовался тот.

-- Прилично, -- пожал плечами Острон. -- Кажется, почти год. Еще в Ангуре арак по кабакам распивали.

Это напомнило ему о двух других друзьях, которым больше не доведется попить арака; Острон немного погрустнел. Леарза не заметил, да и все равно смотрел в другую сторону.

-- Я еще нигде не был дальше Кфар-Акила, -- сообщил он. -- Всю жизнь провел в родном сабаине.

-- Небось мечтал попутешествовать?

-- Нет, -- удивился будто китаб. -- Мне это и в голову не приходило. Все, что меня интересовало, всегда было под рукой. Я бы разве что в Умайяд съездил, ведь у них там огромная библиотека...

Острон криво усмехнулся.

-- Кажется, ровно все китабы любят книги.

-- Книги -- великое изобретение, -- серьезно сказал Леарза. -- Через книги люди делятся друг с другом знаниями, и самое удивительное в том, что эти знания, заключенные на листах пергамента, будут доступны и через много лет. Я с детства поражался тому, что давно умершие люди могут делиться со мной своим опытом через книги.

-- Я как-то пытался поучиться у умерших предков через книги, -- ответил Острон, -- но ты знаешь, искусством владеть ятаганом так учиться как-то не очень.

-- Да, но алхимические формулы лучше всего изучать по книгам, -- отозвался китаб. -- И много чего еще. Знаешь, только не обижайся, но я вообще думаю, что в будущем люди изобретут... другое оружие. Ты же видел, как действовали мои звезды. Куда разрушительней, чем обычный меч.

-- У ятагана есть своя честь, -- Острон вспомнил слова Эль Масуди и нахмурился, -- которой нет... у другого оружия.

-- А я думал, честь есть только у людей.

Они немного обескураженно замолчали. Башню окутала тишина; полная луна заглядывала в узкое оконце. Тихо застонал в беспокойном сне Исан, вскинулся Бел-Хаддат.

Леарза и Острон сидели рядом и не знали, что в это время на втором этаже поднялась лохматая голова ребенка. Светловолосая девочка бесшумно встала. Ее брат и дед мирно спали рядышком, прижавшись друг к другу; возле головы десятилетнего Кухафы лежали его малочисленные уцелевшие пожитки, вырезанный из дерева человечек и кинжал, который ему на день рождения подарил отец. Кинжал, конечно, был незаточен, но его лезвие было сделано из металла.

Светлые глаза Джарван поймали лунный свет. Девочка наклонилась и подобрала с пола кинжал брата. Кухафа что-то пробормотал во сне и перевернулся на спину; в следующее мгновение яростно взблеснула сталь и вошла точно в его левую глазницу.

Ребенок умер, не успев издать ни звука.

Дедушка Михнаф открыл глаза.

Девочка замахнулась снова. Обагренное кровью лезвие второй раз нашло свою цель; дедушка не вскрикнул, остался лежать. Резкая боль огнем растекалась по старому телу, и Михнаф подумал: "Хубал милостивый. А вот и ты".

С усилием вытащив кинжал, Джарван пошла к лестнице.

Исан задергался; его веки приоткрылись, блеснули белки глаз. На него обратил внимание Абу Кабил, проверил веревку на руках безумца, обеспокоенно оглянулся. Абу Кабил видел девочку, шагнувшую на первую ступень лестницы, но поначалу не обратил внимания, мало ли что понадобилось ребенку: у него на руках была ответственность поважнее, одержимый в припадке.

-- Джарван? -- окликнул девочку Леарза, увидевший ее тонкие ноги в шерстяных колготках. Сестра не ответила, продолжила спускаться по лестнице. -- Что-то случилось, Джарван?

-- Она случайно не ходит во сне? -- спросил Острон, потом бросил взгляд на Исана, и что-то будто пришло ему в голову, беспокойство скользнуло по его лицу.

Джарван сделала последний шаг и стояла на полу первого этажа, ее длинные спутавшиеся волосы висели вокруг лица, закрывая один глаз. Леарза поднялся со стула.

-- Джарван, -- повторил он.

Девочка подняла руку. В ее ладони был зажат окровавленный кинжал. Леарза беспомощно смотрел, как она замахивается, и если б не Острон, спешно оттащивший его, багряное лезвие задело бы его; вскинулся Абу Кабил, подняла голову сонная Сафир.

-- Джарван!

-- Она обезумела, -- вскрикнул Острон. -- Мубаррад милостивый! Ловите ее!

Девочка снова пошла на старшего брата, с поднятой рукой, взрослые люди растерялись, Леарза только смотрел на нее широко раскрытыми глазами и продолжал пятиться.

Больше отступать было некуда: лопатки прижались к холодной стене.

Нужно поймать ее. Остановить. Острон тронулся с места, осторожно обходя девочку, хотел резко налететь на нее со стороны и выхватить оружие, Абу Кабил заходил с другого бока, широко расставив сильные руки, Сафир в ужасе зажала рот ладонью.

Она не смотрела на них, но будто поняла, что они хотят схватить ее, и в тот самый момент, когда Острон бросился на нее, Джарван прыгнула вперед. Не ожидавший такого нари споткнулся и пролетел по комнате, пока не рухнул точно в объятия Абу Кабила, отчаяние судорожно вспыхнуло в нем: обезумевшая девочка и Леарза остались наедине, и ничто больше не разделяет их.

Наконец обретя равновесие, он стремительно обернулся.

Острон уже видел такие глаза. Тщетно пытался забыть. Глаза человека, который только что потерял что-то очень дорогое.

По его подбородку текла кровь: она оцарапала его кинжалом, но кинжал выпал из девчоночьей руки и с грохотом покатился по полу. Другое лезвие, холодное, длинное и прямое, торчало из ее груди. Огромный ворон за ее спиной забрал детскую жизнь.

-- Бел-Хаддат! -- закричал Острон, чувствуя, как глухая ярость охватывает его. Леарза остался стоять в оцепенении, по-прежнему глядя на нее этими выцветшими глазами, меч медленно, почти осторожно покинул ее тело. Убийца поймал ее, прежде чем она упала на пол, бережно положил.

-- А что бы ты сделал на моем месте, -- глухо сказал он, выпрямился и стремительно прошел мимо Острона, только хлопнула за его спиной дверь. С этим звуком люди пришли в движение; Острон на негнущихся ногах подошел к убитой девочке, опустился перед ней. С другой стороны обессиленно сполз Леарза.

-- Мальчишка и старик, -- первым вспомнил Абу Кабил. -- Они были с ней! Элизбар!

Спросонья не до конца понявший, что происходит, ассахан сердито протирал глаза, потом до него дошло, что случилось; они еще никогда не видели, чтоб Элизбар так бегал, он почти что взлетел по лестнице на второй этаж. Исан понемногу успокоился, перестал дергаться, но Дагман на всякий случай остался рядом с ним, Лейла подошла к Леарзе и мягко обняла его за дрожащие плечи. Острон и Сунгай переглянулись. Джейфар взял один из бурнусов и накрыл тело. Со второго этажа раздался крик Элизбара:

-- Острон! Живее, сюда!

Тот сорвался с места. Следом за ним пошел и Леарза, хотя был бледен, как воск. Сунгай глухо сказал Искандеру, стоявшему с выражением ужаса на лице в стороне:

-- Нужно перенести ее... Сирхан милостивый, нет ничего страшнее, когда гибнут дети!..

На втором этаже было темно, но лунного света оказалось достаточно; Острон еще по инерции поселил пламя у себя на плечах, чтоб осветить комнату. Старик Михнаф лежал в луже крови и тяжело дышал.

-- Дедушка! -- воскликнул Леарза.

-- Чего ты ждешь? -- рявкнул Острон на Элизбара. -- Ты же можешь спасти его!

-- Он... -- начал было тот, но старик поднял руку. Все замолчали.

-- Нельзя, -- с трудом произнес Михнаф. -- Не смей... спасать меня, мальчик. Иначе я сойду с ума, и это... будет не лучше... Я видел сон, -- он закашлялся. -- В день, когда Кухафа и Джарван появились на свет... я видел, что один из них... убьет меня. Я... надеялся... что это будет Кухафа.

-- Дедушка, что ты говоришь, -- прошептал Леарза.

-- Второй сон, -- продолжал старик, не обратив на него внимания, -- я видел несколько лет назад. Леарза... Дар не откроется тебе. Небо заберет тебя, Леарза... раньше. Но ты... должен идти с ними. С Остроном. И тот человек... Бел-Хаддат... я видел его...

Он замолчал, будто бы собираясь с силами.

-- Он тоже... -- наконец выдохнул Михнаф. -- Пойдет. Он должен... твоя жизнь... зависит от него...

Наступила тишина.

Элизбар виновато-растерянно развел руками. Взгляд Леарзы нашел Кухафу, лежащего ничком чуть поодаль. Острон поймал его, с силой стиснул; это было будто сигналом, китаб на мгновение замер, а потом нелепо задергался в неслышимых слезах. Нари кивнул Элизбару в сторону лестницы, тот бесшумно поднялся и пошел вниз, оставив их наедине с умершими.

-- Что... -- шепотом спросила спустившегося ассахана Лейла. Он опустил взгляд.

-- Она убила их.

-- Какой ужас... бедный Леарза...

-- Этот ублюдок, -- негромко сказал Сунгай, бросив темный взгляд на дверь, -- думаю, имеет смысл... поймать его.

-- Нет, -- возразил Элизбар. -- Скорее всего, Острон не позволит... ничего сделать с ним.

-- Острон, Острон, -- разъяренно бросил джейфар, -- он слишком мягкий! Этот человек убил ребенка!

-- И этим снял тяжкий груз вины со всех нас, -- вдруг возразил ему Абу Кабил. -- Что бы ты сделал с одержимым ребенком, Сунгай? Вез ее, связанную, всю дорогу до Хафиры?

Сунгай замолчал. Абу Кабил горько вздохнул и отвернулся.

-- ...Дело не в том, что Острон мягкий, -- осторожно сказал Элизбар, покосившись на Сунгая. -- Старик Михнаф перед смертью сказал, что Бел-Хаддат должен идти с нами. Что бы тот ни сделал.

-- Проклятье.

***

С утра ясно светило солнце; они в молчании собрались вокруг наспех сложенных камней, на которых лежали три тела, укрытые чьим-то бурнусом. Острон запрокинул голову, глядя в небо. Пальцы Сафир еле заметно коснулись его локтя; это мягкое прикосновение придало ему сил.

-- Я молю богов, -- тихо сказал он, -- о том времени, когда буду использовать свой огонь лишь для того, чтобы радовать маленьких детей... а не хоронить их.

В следующее мгновение высокий столб пламени взмыл до самого неба, грозно взревев.

Они еще сколько-то стояли, опустив головы. Ханса первым отвернулся, тронулся с места; сделал вид, что кто-то же должен навьючить лошадей, а сам украдкой вытер влагу со щеки. Потом ушел в башню и Абу Кабил, а следом за ним нахуда Дагман: Исан, в то утро выглядевший почти спокойным, по-прежнему был их ответственностью. Острон подошел к Леарзе, сиротливо стоявшему чуть отдельно от остальных.

-- Теперь... все зависит от тебя, -- произнес он. -- Пойдешь ты с нами или нет, и... что нам делать с Бел-Хаддатом.

-- Я с детства стыдился его, -- глухо отозвался Леарза. -- Над ним смеялись, говорили, что он выжил из ума. Я никогда его не слушал. Думаю, в этот раз я должен послушать его.

-- Значит, ты идешь с нами.

-- Да. И этот человек... он тоже должен пойти.

Острон нахмурился.

-- Только если ты уверен в этом.

-- Я уверен.

Нари вздохнул, оглянулся; путники сновали вокруг башни, собираясь в дорогу, Ханса как раз в это время вывел из старого сарая двух лошадей, скрылся за следующей парой. Найдя взглядом Сунгая, Острон заложил пальцы в рот и свистнул. Сунгай обернулся.

-- Где Бел-Хаддат? -- спросил Острон, подойдя к нему. Джейфар нахмурил брови:

-- Понятия не имею. Его лошадь на месте.

-- Нужно найти его, -- вздохнул тот. -- Леарза хочет, чтобы он шел с нами.

-- Проклятье, Острон, он убил ребенка.

-- Одержимого, не забывай. В любом случае, это воля Леарзы.

Сунгай раздраженно вздохнул; на его плечо опустилась Хамсин. Потом улетела. В то время из башни вывели Исана; безумец слепо сощурился на солнце, резко распрямил плечи, заставив державшего его Дагмана пошатнуться.

-- Острон, -- позвал он. Тот мгновенно вскинулся, подошел.

-- Ты уже вышел из нижней точки колеса?

-- Что это за... штука, которой вы поили меня? -- хрипло спросил белоглазый. Острон недоуменно пожал плечами:

-- Снотворное. Господин Анвар...

-- Прекрасная штука, -- перебил его Исан. -- Я надеюсь, у него ее еще достаточно.

-- Тебя уже можно развязать, псих? -- хлопнул его по спине Абу Кабил, подошедший сзади. -- Разговорился, ишь ты.

-- На всякий случай не стоит. ...Что произошло?

Тяжело вздохнув, Острон принялся рассказывать ему.

Тем временем Хамсин, внутренне целиком и полностью согласная с Сунгаем ("шакала, сожравшего детеныша, нельзя подпускать к гнезду"), кружила высоко над горами. День был не ее стихией, но ей и раньше доводилось летать в свете солнца; круглые глаза довольно быстро выделили небольшую точку чуть ниже по дороге, и сова принялась спускаться.

Человек, которого поручил ей найти Сунгай ("проклятая ворона"), сидел на плоском камне и курил вонючую палочку. Птицы не различают выражения человеческого лица, но Хамсин почти с яйца жила среди людей, и Сунгай кое-что объяснял ей насчет лиц; может, конечно, она ошибается, только как по ней, у проклятой вороны лицо что камень. Ничего не разберешь по нему. Уж воды по нему точно не течет.

Она сердито ухнула и спикировала ему точно на голову. Его рука дернулась, но остановилась на полпути. Хамсин запустила когти в складки его хадира и с силой клюнула его в лоб.

-- Эй, -- буркнул человек. -- Чего тебе надо.

Она замахала крыльями, не выпуская его хадира, но в результате только стащила с него эту тряпку. Светлые глаза уставились на нее. Хамсин раздосадованно закричала: почему люди такие тупые? Она так ясно хочет, чтобы он пошел за ней! Небось все равно придется лететь назад, к Сунгаю, и сказать ему, пусть сам идет за своей вороной.

Тем не менее она снова села на его голову. Волосы скользили, но она, кажется, основательно дернула его. Человек поднялся с камня.

-- Ты хочешь, чтобы я шел за тобой?

Она отлетела в сторону и села на камень.

-- Хорошо, хорошо, -- вздохнул он, поднял упавший хадир и пошел.


Фарсанг двадцатый

Его появление, конечно, не осталось незамеченным; люди смотрели в его сторону, потом отворачивались. На одних лицах было отвращение, на других -- недоумение; один лишь Абу Кабил, увидев, что Бел-Хаддат вернулся, ухмыльнулся и поддразнил его:

-- Живей, поторапливайся, а то без тебя уедем!

На жестком лице темноволосого не отразилось ни единой эмоции. К нему навстречу направился Острон; остальные, увидев это, отошли в сторону, приготовились выезжать. Острон поднял взгляд на Бел-Хаддата, тот смотрел в ответ холодными глазами.

-- Многие не хотят, чтобы ты дальше шел с нами, -- сказал Одаренный Мубаррада. Бел-Хаддат будто никак не отреагировал, молча стоял напротив него. -- Но дедушка Леарзы перед смертью сказал, что ты должен пойти. ...Леарза хочет исполнить его волю. Поэтому можешь идти, но имей в виду, что я за тобой наблюдаю.

-- По-моему, -- спокойно ответил Бел-Хаддат, -- это дело тебя не касается, оно только между мной и этим парнем.

-- Ты убил ребенка, -- возразил Острон. -- Пусть и одержимого.

-- По какому праву ты судишь меня?

Глаза Острона потемнели; по его плечам скользнуло пламя.

-- Я могу испепелить тебя в любую секунду.

-- А, -- протянул Бел-Хаддат. -- Значит, право силы.

Он сделал шаг вперед; Острон стоял неподвижно, тяжелый сапог Бел-Хаддата ступил снова, и когда они поравнялись, едва не соприкасаясь плечами, тот негромко добавил:

-- Многие думают, что могут судить других. Поразмышляй об этом на досуге, сын Мавала. Чем ты отличаешься от меня?

Острон все еще стоял и смотрел перед собой, когда Бел-Хаддат забрался в седло своего коня и тронул его, оказавшись впереди отряда. На Острона оглянулся Сунгай, окликнул его:

-- Острон, мы едем?

-- ...Да, -- ответил тот и пошел к остальным.

Поначалу путь в Кафзу проходил в гробовом молчании. Небо затянуло тучами, понемногу заморосил мелкий дождь; люди кутались в бурнусы, опустив головы. По обе стороны от них высились скалы, теряющие свои вершины в облаках. Тропа понемногу начала спускаться, временами всадникам приходилось даже спешиваться и вести животных в поводу; Острон и Сунгай, и так все время шедшие пешком, вели вьючных лошадей. Угрюмый Бел-Хаддат ехал впереди, вроде бы вел их, хотя не то чтобы здесь можно было заблудиться, сразу после перевала дорога была узкой, местами прорубленной в скалах. Люди поневоле набились между проводником и бледным Леарзой, который ехал почти в самом конце отряда, будто стремились оградить китаба от человека, который убил его сестру. Леарза между тем выглядел таким потерянным, что у Сафир, ехавшей перед ним, при его виде жалость теснилась в груди; она не одна думала о том, как бы помочь ему, но о чем заговорить с ним, как успокоить его?..

Проблема решилась неожиданным образом. Где-то после полудня господин Анвар, который и с лошадью управлялся ненамного лучше, чем с верблюдом, окончательно отстал от Абу Кабила и оказался позади; к тому же, его лошади приходилось помимо самого толстяка тащить еще и мешок с его книгами (хоть книги Басира, по счастью, достались вьючному животному), чему мохнатая кобылка явно была не рада. Потеряв своего любимого собеседника, -- Абу оглянулся пару раз, ухмыльнулся и легонько стукнул своего коня по бокам пятками, чтоб догнать Дагмана, -- Анвар какое-то время оглядывался, потом попытался выудить из мешка какую-нибудь книгу. В итоге мешок едва не упал, и Леарза, ехавший рядом, по инерции подхватил его, помог ученому.

-- Это же книги? -- спросил он. Анвар кивнул.

-- О да, этой бедной скотине достался самый дурной всадник, юноша. Помимо того, что я едва умею с ней управляться, еще и тащу тяжелый груз знаний.

-- Я видел еще один мешок с книгами, -- сказал Леарза, оглянувшись. -- Зачем вы везете книги, господин Анвар? Я думал, в этом отряде все воины...

-- Нет, нет, что ты. На самом деле я еду с вами лишь до сабаина Умайяд, -- сообщил толстяк. -- Я ученый, не солдат.

-- Как же ты оказался в одном отряде с Одаренными?

-- Я занимался исследованиями в руинах древнего города, -- пояснил с охотой Анвар, который наконец нашел себе нового собеседника на время скучной дороги, -- когда Острон со своим отрядом буквально ворвался туда, спасаясь от толпы одержимых. Когда же они хотели уходить, они настояли, чтобы я пошел с ними, ведь на южном берегу Харрод более не безопасно, так что вот он я, окружен одними воинами. Неплохое сопровождение, -- он улыбнулся в усы, -- если б не эти славные ребята, мне бы ни за что не дотащиться до сабаина Умайяд со всеми своими книгами и прочими пожитками.

-- Так ты ученый, -- немного оживился Леарза. -- А что за руины?

-- Теперь их называют храмом Шарры, но когда-то это было большое поселение, в котором жили наши далекие предки. Абу Кабил, правда, считает, будто последние десять лет я провел зря, и надо было искать что-то, что поможет Острону и его товарищам сражаться с темным богом, а я изучал историю.

-- История -- это очень интересно, -- честно сказал молодой китаб. -- Конечно, если она правдивая, а не те байки, которые старики по вечерам рассказывают... -- явно вспомнив деда, он осекся, замолчал; Анвар то ли понял, то ли что, но почти сразу зазвучал его ровно-благожелательный голос, к которому так привыкли все в отряде.

-- Иногда история дает ответы на важные вопросы. Я даже, признаться, думаю, что хорошее знание истории помогает предугадывать будущее. Когда юный Острон только встретил меня, он вовсе принял меня за Одаренного Хубала, -- рассмеялся толстяк.

-- Будущее, -- вздохнул Леарза. -- Я часто думал о том, каким оно может быть, господин Анвар. Я... если честно, я думал, что хорошо, что Одаренных больше нет, я считал, что это как начало... новой эры, может быть.

-- Эры технологии? -- мягко спросил Анвар. Леарза недоуменно посмотрел на него.

-- Как ты сказал, техно...

Ученый улыбнулся.

-- Эра господства человеческого мастерства, -- поправился будто он. -- Дар лежит за гранью материального, это царство души. Ты ведь пиротехник, верно?

-- Да, -- кивнул Леарза.

-- Иначе говоря, ты управляешь огнем. Острон тоже управляет огнем, но он делает это силой воли, а ты -- ловкостью рук, -- Анвар будто подмигнул ему. -- И ты думал, что будущее именно за руками человека.

-- Да, -- почти удивленно отозвался парень. Потом опустил голову. -- Но я ошибся, господин Анвар. Будущее за силой воли... вряд ли мои жалкие поделки могут сравниться с Даром. Я самонадеянно считал, что когда-нибудь люди научатся делать чудесные вещи, которые раньше называли магией, только при помощи ума и рук. Но как подумаю... я тоже могу поселить огонь в ладони, но для этого мне нужно столько приготовлений, а ему -- ничего не нужно. Просто захотеть.

-- Главное -- результат.

-- Но...

-- И не менее важно, -- назидательно добавил Анвар, -- что способ, которым это делаешь ты, доступен всем. А вот способ Острона, к сожалению, доступен ему одному.

***

Сабаин Кафза был большим селением, надежно окруженным высокой каменной стеной, и почти удивительно было видеть, как спокойно встречают чужаков его жители: никто из них и слыхом не слыхивал о несчастье, случившемся в сабаине в трех днях езды отсюда. Конечно, люди собрались на площади поселка, потому что путешественники в этих краях были чрезвычайно редки, и восемь старейшин Кафзы лично вышли встречать их; Бел-Хаддата они явно знали, потому, когда отряд остановился на мощеной булыжником улице, высокий беловолосый старик спросил его:

-- К кому это ты нанялся в проводники, Ворон?

-- К Одаренным, -- коротко ответил тот, и в толпе, окружившей их, пронесся недоверчивый вздох. Острон и Сунгай тем временем пробрались между лошадьми вперед, встали по обе стороны от Бел-Хаддата.

-- Мир вам, почтенные старейшины, -- сказал Сунгай. -- Мы действительно Одаренные и пришли в Халла с юга, из города Ангура на берегу реки Харрод.

-- И тебе мир, -- отозвался старик, -- пойдемте же со мной, негоже разговаривать посреди улицы.

Их отвели в круглое приземистое здание аштемара, холл собраний сабаина; усадили на расшитые подушки, церемонно предложили пиалы с водой. Высокий старик явно был самым главным среди старейшин, он представился, как Юсуф, сын Кемаля, и вежливо выслушал рассказ Острона; на его морщинистом лице было откровенное недоверие, но когда Острон передал слово Леарзе, который и поведал, что случилось в сабаине Кфар-Руд, недоверие плавно перешло в тревогу. Старейшина Юсуф точно знал господина Михнафа и его сына, наверняка слышал и о молодом пиротехнике.

-- Хубал милостивый, -- произнес старик, когда Леарза закончил говорить. -- Да примут боги их несчастные души. Мы с радостью приютим тебя, Леарза, не сомневайся в этом.

-- ...Спасибо, господин Юсуф, -- тихо, но твердо отозвался парень, -- только я не останусь в Кафзе. Я должен идти вместе с Одаренными.

-- Но ты не воин, -- удивился будто старейшина. -- Ради чего обременять их...

Острон мягко сделал знак, и Юсуф замолчал.

-- Это последняя воля господина Михнафа, -- сказал нари. -- К тому же, Леарза действительно несколько часов отбивался от толпы одержимых в одиночку, господин Юсуф, вряд ли справедливо говорить о нем, что он не воин.

На том Леарзу оставили в покое; старейшины Кафзы с радостью предложили путникам заночевать на постоялом дворе сабаина, и Элизбар сам, хоть и скривился, сообщил, что он Одаренный Ансари, так что если кому нужен лекарь, то вот он.

Когда они шли по узким улочкам сабаина, Абу Кабил, оказавшийся рядом с Бел-Хаддатом, лукаво осведомился:

-- Значит, в сабаинах тебя зовут Вороном?

-- В разных местах меня зовут по-разному, -- отозвался тот с каменным лицом. -- На западе я больше известен как Ворон, в Визарате меня знают, как Кваддару -- из-за моего меча. В далеких деревушках у Внутреннего моря меня называют Пумой.

-- Никогда не задерживаешься на одном месте, значит.

-- Как ты мог заметить, ассахан, -- угрюмо сказал Бел-Хаддат, -- у меня просто дар -- вызывать к себе неприязнь.

-- Может, стоит сделать лицо попроще, -- радостно предложил ему Абу Кабил. -- И люди к тебе потянутся! ...И кваддару свою убери.

Холодный острый кончик медленно убрался назад под полу черного бурнуса.

-- Со мной лучше не шутить, -- предупредил Ворон.

-- А то что?

-- А то все узнают, из чего ты сделан, -- еле слышно прошипел тот.

Этот разговор слышал Острон, шедший позади; про себя нари почти недоуменно подумал: "ну и ну, этого Бел-Хаддата даже Абу не в состоянии смягчить своим добродушием".

Неудивительно, что на постоялом дворе не было ни одного путешественника, кроме них: лишь местные сидели здесь по вечерам, чтобы обсудить свои дела за чашкой арака, а этот вечер грозил быть особенно шумным. Постоялым двором владела бойкая пожилая женщина, "Марьям, вдова Карима", как она представилась им; она же и пожаловалась, что когда-то, во времена ее юности, через сабаин Кафза путешествовало много народа, в Умайяд и оттуда, а теперь все сидят по домам. Ее трактир был велик, но госпожа Марьям заявила, что в прежние-то годы бывало и такое, что комнат не хватало. Звучало почти что неправдоподобно: впервые с тех пор, как они жили в Тейшарке, Острону досталась отдельная комната, и всем его спутникам тоже. Кроме Исана: хотя госпожа Марьям удивилась и, кажется, подумала что-то не то, они настояли, чтобы Исан делил комнату с Абу Кабилом.

По комнатам, впрочем, сидеть никто не собирался. Элизбар с постной миной уже устроился на табурете в большом круглом зале первого этажа, а рядом с ним понемногу собирались люди; Острон и Ханса, переглянувшись, дружно фыркнули. Остальные расселись за столиками, и громогласно вещал о чем-то Абу Кабил, обращаясь к благодушному Анвару, а Дагман закрыл лицо ладонью в жесте, который передавал что-то наподобие "я вообще не с ними". Собственно говоря, на втором этаже постоялого двора остаться пожелал только Исан, даже Бел-Хаддат, нахохлившись, сидел в темном углу в одиночестве.

Острон, с утра желавший поговорить с Леарзой, отыскал молодого китаба и сел рядом; Леарза сидел на длинной скамье у стены, за столом, и уныло вертел в руках пиалу. Не успел нари ничего сказать, как тот сам заговорил с ним:

-- На самом деле, наверное, господин Юсуф был прав, -- уныло произнес он. -- Я не солдат, я всю жизнь просидел в родном сабаине и, скорее всего, буду вам обузой.

Помолчав, Острон мягко ответил ему:

-- Если ты хочешь остаться здесь, мы не будем возражать. Конечно, господин Михнаф велел тебе идти с нами, но в конце концов, он не сказал, почему. И все-таки я не думаю, что ты будешь обузой, Леарза. -- Он вздохнул. -- Иногда люди, которые кажутся бесполезными, в итоге приносят пользы больше остальных. ...А ты вовсе не бесполезный.

-- Так может показаться, -- сказал Леарза, -- но рядом с тобой я никчемный. Ну, я могу устроить пару взрывов, только все это ерунда по сравнению с твоим Даром.

-- Ты умеешь стрелять из арбалета, -- возразил Острон.

-- Ага, -- мрачно согласился китаб. -- Долго перезаряжать, и дальность у него значительно меньше, чем у лука. А с луком управляться у меня никогда не получалось.

-- Зато, как я слышал, арбалетный болт может даже пробить лист железа.

-- С близкого расстояния.

Тут с другой стороны к ним подошла Лейла и опустилась рядом с Остроном; тот немного растерялся, обнаружив себя тесно прижатым к ней. С другой стороны сидел Леарза, и отодвигаться к нему было как-то глупо. Девушка поставила перед собой пиалу с мутно-белой жидкостью.

-- Госпожа Марьям сказала, что у них есть музыканты, -- мило сообщила она, -- что попозднее, когда Элизбар закончит, они будут играть.

Острон сердито посмотрел на нее: ему казалось, что такие глупости сейчас неуместны. Леарза продолжал вертеть свою чашку, давно опустевшую, и молчал, и уж ему-то наверняка не до танцев, о которых мечтает Лейла. Но никакой взгляд, наверное, не мог заставить ее угомониться; Лейла склонила голову набок и добавила:

-- Потанцуешь со мной сегодня, Острон?

-- Нет, -- резковато отозвался он.

-- Всего лишь разок? А то мне опять придется просить Абу Кабила, а он оттопчет мне все ноги.

-- Лейла, у меня нет настроения танцевать, -- намекнул Острон. Она еще будто придвинулась к нему, и он всерьез задумался о том, а не сделать ли вид, что ему куда-то понадобилось, и не попросить Леарзу выпустить его из-за стола...

Тут на скамью опустился Абу Кабил, отрезав пути к отступлению: и не догадываясь о метаниях Острона, кузнец ничтоже сумняшеся избрал место рядом с Леарзой, и теперь просить их обоих было бы глупо, а Лейлу... ну, в общем, он почувствовал себя беспомощным и загнанным в ловушку.

-- Ни у кого нет настроения танцевать, кроме Абу Кабила, -- надула она губы.

-- Нет, красавица, -- отозвался тот через Леарзу и Острона, -- я сегодня не танцую.

-- Ну вот! -- рассердилась будто Лейла. -- Ты не хочешь, Абу не хочет, Сунгай и Искандер небось тоже на меня посмотрят со свирепым видом, вот так, -- она состроила рожицу, -- может, мне тогда вообще Бел-Хаддата попросить?

-- А этот и вовсе в ответ ткнет в тебя своей кваддарой! -- сказал Абу.

-- Почему бы тебе не попросить Элизбара? -- раздраженно предложил Острон.

-- Только не Элизбара! У него, -- она лихорадочно придумала причину, -- у него опять голова разболится, у него всегда болит голова, когда он долго использует Дар.

-- А Ханса?

-- Да если Ханса наступит мне на ногу, я останусь без ноги, -- заявила девушка. -- А он наступит!

Острон в отчаянии огляделся.

-- Есть еще нахуда Дагман.

-- Мне кажется, к вечеру он будет уже слишком пьян для танцев, -- буркнула Лейла и ткнула пальчиком в бывшего капитана корабля: тот действительно сидел в окружении нескольких китабов и активно прикладывался к своей пиале, постоянно подливая в нее из кувшина.

-- В конце концов, -- почти сдался Острон, -- на нас свет клином не сошелся, наверняка кто-нибудь из местных пригласит тебя.

-- Ну Остро-он. Ну разок-то?..

Он уныло вздохнул и ничего не ответил; он догадывался, что Сафир, -- кстати, где она?.. Что-то ее не видно, -- уже сердится на него, за то, что он сидит рядом с Лейлой, и будет сердиться еще сильнее...

Тем временем с другого бока Леарза еле слышно сказал:

-- Может, мне и вправду стоит остаться здесь.

-- Ну, -- ответил ему Абу, -- тогда скажи мне, парень, а что ты будешь здесь делать?

Леарза насупился.

-- Я, конечно, не иду ни в какое сравнение с Остроном, но и мой огонь кое-чего стоит. Если придется, мои звезды очень помогут оборонять сабаин.

-- А если на сабаин так никто и не нападет? Будешь отсиживаться здесь, пока Острон отправится в Хафиру? Ожидать атаки на какую-то горную деревушку, когда они будут сражаться с самим темным богом в его владениях?

-- Тебя послушать, так все от мала до велика должны идти с Остроном, -- буркнул Леарза. Абу Кабил рассмеялся. Раздался первый, еще неуверенный звук барбета; как и обещала госпожа Марьям, три молодых китаба с музыкальными инструментами собирались играть. Леарза покосился на Острона, сидевшего слева: тот о чем-то спорил с Лейлой, позабыв о нем.

-- Я хочу пойти, -- наконец тоскливо сказал Леарза.

-- Ну так и все, -- отозвался Абу. -- Разве что-то еще имеет значение?

-- Ну, я...

-- Я бы тебе посоветовал запастись реактивами для твоих звезд, пока идем по сабаинам, -- предложил кузнец и подмигнул. -- Может, конечно, еще в Ангуре будет время заняться этим, но запас лучше всегда иметь при себе.

Леарза поднял светлые брови, заглядывая в лицо Абу; тот ответил ему лукавым взглядом. В глазах его плясали чертенята.

-- Ты никак тоже разбираешься в алхимии, -- тихо предположил Леарза. Абу Кабил пожал плечами.

-- Нет-нет, ты что. Я всего лишь кузнец, работаю с металлом.

-- С каким металлом?

-- Железо, -- не моргнув глазом, ответил Абу, -- чугун, сталь...

-- Не ты ли ковал ятаган Острона?

-- Этот ятаган раньше принадлежал его учителю, Халику, и небось был выкован еще в те времена, когда я пешком под стол ходил.

-- Да не тот, а другой!

Абу какое-то время рассматривал худое лицо Леарзы, потом хмыкнул.

-- Остроглазый ты парень. Что скажешь насчет того меча?

-- Я плохо разглядел его, -- немного смешался Леарза, -- но он явно не из стали выкован. Судя по цвету, это какой-то сплав с использованием медного дьявола. Так?

-- Медный дьявол?.. -- пробормотал Абу, почесал бороду. -- ...А! Да, так его вроде называют. Извини, парень, я в ваших алхимических названиях не силен. У меня свои.

-- Так я прав?

Абу хитро улыбнулся.

-- Не скажу.

-- Это нечестно!

-- Это секрет моего мастерства, что я, каждому встречному-поперечному его раскрывать буду?

-- Я же не спрашиваю у тебя точную формулу! Ты использовал медного дьявола, да? Может быть, и саму медь тоже? ...Нет, фактура не та, только если в очень маленьком количестве...

Место слева опустело; Леарза не заметил этого, он видел только хитрое лицо Абу, который отказывался отвечать ему. Абу весело оскалился:

-- Гадай сколько хочешь, парень!

Леарза кусал губы и хмурился; потом выпалил:

-- А если я попрошусь к тебе в ученики?

-- Тю-у, тебя? В ученики? Тебе разве ювелиром работать, но никак не кузнецом! Такой хлюпик, как ты, кузнечного молота от пола не оторвет!

-- Для такой работы любой идиот сгодится, -- с горячностью заявил Леарза, -- а изобретать новые сплавы!..

-- Взрывающиеся? -- поинтересовался Абу.

-- Необязательно, я же не только огнем занимался! Всего пару месяцев назад, -- доверчиво рассказал китаб, -- я экспериментировал со смоляной обманкой и получил из нее самый настоящий металл! Темно-серый, очень тяжелый. Может, его тоже можно использовать как-то?..

-- Смоляная обманка? -- прищурился Абу Кабил. -- И что ты сделал с тем металлом?

-- Ничего, -- сказал Леарза, -- положил на полку в мастерской...

-- Ансари милостивая, -- пробормотал ассахан. Леарза удивился, но Абу своих слов пояснять не стал, и на его круглом лице снова расплылась ехидная улыбка.

-- Так возьмешь меня в ученики? Может, настоящего кузнеца из меня и не выйдет, но я мог бы придумывать новые...

-- Нет, -- перебил его Абу Кабил. Леарза сник. -- Тебе не у меня учиться нужно, парень, -- мягче добавил тот, -- да и нечему мне тебя учить, на самом-то деле.

Тонкие пальцы китаба снова нашарили позабытую пиалу, принялись вертеть ее; играла музыка и танцевали люди, но Леарзе до них не было дела. Абу широко ухмыльнулся, увидев Острона, кружившего в танце Лейлу. Продолжая следить за ними смешливым взглядом, себе под нос сказал:

-- Да, в том сплаве есть медный дьявол, и медь тоже есть.

-- Я же говорил! -- обрадовался Леарза, едва не уронил пиалу на пол.

Абу Кабил рассмеялся: Острону наконец удалось сбежать от Лейлы, и парень спешно протиснулся между танцующими людьми, желая оказаться как можно дальше от нее. Девушку между тем подхватил за руки ассахан в красной тюбетейке набекрень, она попыталась вырваться, да не тут-то было, так и пришлось танцевать теперь с Элизбаром.

Отдуваясь, Острон тихонько направился в сторону лестницы на второй этаж. Силы небесные, сердито думал он, тут такие дела, только вчера хоронили людей, а она веселится как ни в чем не бывало! Неужели можно так легко относиться к смерти?..

Тут его поймали.

Он еще не успел обернуться, чтобы увидеть, кто схватил его, когда услышал тихий сердитый голос:

-- Так-так! Да ты бабник, сын Мавала, ты знаешь это? Может, мне стоит поставить на тебе крест и больше никогда даже не смотреть в твою сторону?

-- С-сафир, я!..

Он встретил ее взгляд своим. Так и знал, поджалось что-то внутри: Сафир разъярена. Наверняка тоже не может понять, как ему не стыдно танцевать в такое время.

-- Никак не можешь выбрать, я или она? -- распалялась Сафир, не выпуская его руки из своих цепких пальцев. -- Может, ты бы женился на обеих одновременно?

-- Да я даже не думал!..

-- По-моему, ты вообще никогда не думаешь, Острон! Немедленно отвечай мне, -- она прижала его к стене, -- я или она?

-- К-конечно, ты, -- спешно сказал Острон. На его счастье, она поймала его у самой лестницы, и вроде бы никто не обращал на них внимания, разве что угрюмый Бел-Хаддат из своего угла, но на того Острону было плевать.

-- Я, -- сердито хмыкнула Сафир, уперлась руками в бока. -- Только я, одна.

-- Только ты. Сафир, она просто так упрашивала меня потанцевать, и я...

-- И ты готов подтвердить это перед всеми богами? -- перебила она.

-- Что подтвердить?..

Кажется, непонимание на его лице окончательно вывело ее из себя. Сафир резко схватила его за руку и потащила за собой вверх по лестнице; Острон обреченно думал, прощаться с жизнью или еще нет, перепрыгивая через ступеньки.

-- Острон, сын Мавала, ты идиот! -- яростно говорила она, почти кричала. К счастью, музыка на первом этаже была громкой, и вряд ли ее крики можно было разобрать внизу. Сафир буквально вылетела в коридор второго этажа, но не остановилась, потащила его дальше.

-- Сафир, погоди, -- жалобно попросил Острон, -- что ты делаешь, Сафир!..

Она распахнула дверь одной из комнат и втолкнула его туда, захлопнула дверь за собой. Она была необычно мила в тот момент: длинные темные волосы растрепались, на щеках бродил легкий румянец. Острон осекся, забыл, что хотел сказать ей.

-- Что ты за идиот, -- повторила она сердито, расстегивая пуговки рубашки. -- С тобой все приходится решать самой!

***

Вечер уже давно перешел в ночь, когда веселые и не очень люди начали расходиться по домам. Госпожа Марьям, улыбаясь себе под нос, ходила по залу и собирала со столиков пустые кувшины; когда она забирала кувшин со стола, за которым сидел мрачный Искандер, маарри пробормотал наполовину сам себе:

-- Не пойму, как можно так беспечно веселиться в такое время.

-- Что ты, милый, -- мягко ответила женщина, -- мы ведь люди. Нельзя всегда думать только о плохом. Смотри, не будешь отдыхать от своих дум, превратишься в безумца.

Искандер ничего не ответил на это, вздохнул и поднялся с места. Большой зал почти что пустовал; безмятежно спал на груде подушек Дагман, и в его руке все еще была зажата пиала, негромко говорили о чем-то Абу Кабил и Леарза, да Лейла продолжала пить за столиком у окна. Движения девушки были отрывистыми: она явно злилась. Лучше не подходить к ней, правильно расценил Искандер и поднялся по лестнице на второй этаж.

-- Ладно, и нам пора спать, -- заметил Абу, потом перевел взгляд на Дагмана. -- Ах он старый пьяница, опять мне его тащить до постельки. ...Проклятье, а ведь этот псих там один сидит!

-- Ты про Исана? -- не понял Леарза. -- Почему псих?

-- А ты еще не догадался? Он безумец, -- пояснил кузнец, поднимаясь из-за стола. -- Но принял нашу сторону. Уж не знаю, из каких это соображений. В общем, пока он ведет себя хорошо, но мало ли.

-- Так я могу заглянуть, проверить его, -- вскинулся парень.

-- ...Э. Ну, если хочешь. Я пока этого алкоголика в комнату отнесу, -- согласился Абу, склонился над Дагманом и без особых усилий закинул его себе на спину; тот проснулся, выронил пиалу и что-то сердито проворчал. -- Да куда уж тебе, пьяная твоя рожа, -- ответил на его ворчанье Абу, разобравший ругательство. Леарза коротко улыбнулся одним уголком рта и побежал наверх.

Когда он сунулся в комнату, сидевший на табуретке у окна Исан поднял на него глаза. Они страшно блеснули белым в темноте.

-- Где этот кузнец шляется? -- спросил он. Леарза, немного растерявшись, ответил:

-- Сейчас придет.

Под пристальным взглядом Исана он закрыл дверь за собой и обернулся, собираясь идти в собственную комнату, но едва не врезался в другого человека и от неожиданности сильно дернулся.

Перед ним стоял Бел-Хаддат, в черном почти не различимый на фоне темных стен, и смотрел на Леарзу сверху вниз. Угрюмый нари был выше его на добрых полголовы и шире в плечах.

-- ...Чего тебе? -- спросил Леарза, против собственной воли чувствуя, как что-то сжимается в животе.

-- Ты ненавидишь меня, китаб? -- произнес Бел-Хаддат, но в его голосе не было ни горечи, ни насмешки -- вообще ничего.

Леарза открыл было рот, потом осекся и опустил голову.

-- Нет, -- помолчав, ответил он. -- Не дурак, понимаю, что иначе было нельзя... но мне неприятно видеть тебя сейчас, Бел-Хаддат.

-- Что ты понимаешь?

Он сердито нахмурился.

-- Что ты, возможно, спас мне жизнь. Мне самому никогда не хватило бы решительности причинить Джарван вред. Наверное, я даже должен поблагодарить тебя, но надеюсь, ты извинишь меня, если я это сделаю... как-нибудь потом.

Сказав это, Леарза решительно шагнул в сторону, обходя Бел-Хаддата; тот остался стоять.

-- Ты не должен благодарить меня, -- услышал Леарза его низкий голос. -- Я всего лишь выполняю свою работу.

Нервно фыркнув, Леарза почти подбежал к двери собственной комнаты и скрылся за ней. Бел-Хаддат поднял голову.

-- Этот идиот никак не отучится пить, -- негромко сказал он.

-- Ладно еще, даже в самом сильном опьянении у него хватает ума говорить на их языке, -- отозвался Абу Кабил. -- И не болтать лишнего.

-- Ты сам хорош. Думаешь, я не слышал, о чем ты говорил с мальчишкой. Даже нари подозревает что-то.

-- Нари подозревает кого угодно, только не меня.

-- Да, -- усмехнулся Бел-Хаддат. -- Если уж он доверяет даже Исану, то мы, я полагаю, можем ничего не опасаться.

-- Я бы тебе все-таки не советовал убивать направо и налево, -- чуть похолодел голос Абу. Кузнец остановился возле двери одной из комнат, прислонил дремлющего Дагмана к стене. -- До Эль Габры еще далеко.

-- ...Что говорит Квинн?

-- Квинн остается в Умайяде. Не думаешь же ты, что Асвад оставит китабов в стороне.

***

Холодный туман обволакивал его, и ничего было не разглядеть дальше вытянутой руки; такой густой, почти осязаемый, крошечные капельки снуют туда и обратно. Казалось, туман душит его, и первая осознанная мысль была: "Хафира".

Но это не была Хафира, во всяком случае, сухого серого песка под ногами не было... не было ног. Не было тела.

Он резко подобрался, уже зная, что это опять случилось с ним.

Ты можешь думать, будто чем ты дальше от меня, тем легче спрятаться, сказал бесплотный голос. Но я везде найду тебя, и знаешь, почему? Потому что душа не знает расстояний и преград.

-- Я и не думал прятаться, -- ответил Острон. -- Наоборот, совсем скоро я отправлюсь прямиком к тебе. Чтобы сразиться.

Глупец, ты даже не знаешь, где я.

-- Я знаю. Ты в Эль Габре.

О, город городов, павший из-за безрассудства твоих предков. Ты еще хуже их, нари. Ничего, я дал тебе проводника... даже нескольких.

-- Ты пытаешься заставить меня усомниться в моих спутниках, -- сказал Острон. -- Но я не верю тебе. Тебе выгодно, чтобы я подозревал даже собственную тень. Я никого не стану подозревать без веской причины.

Даже убийство ребенка -- не причина для тебя?

Он промолчал. Темный бог попал в точку; Острон... не был уверен в этом.

И ты же знаешь, нари, что я могу поглотить душу любого человека, даже тех, кто действительно предан тебе. Не боишься, что в один прекрасный день твоя женщина направит на тебя кинжал?

-- Заткнись!

Что ты будешь делать тогда, нари? Убьешь ее своими руками? Или будешь смотреть, как кто-то из твоих драгоценных друзей убивает ее?

-- Сафир сильнее, чем ты думаешь!

Ну это мы еще посмотрим. Впереди еще столько времени, столько времени. А путеводной звезды Хубал не дал вам, наивные глупцы.

-- Пока не дал, -- рассерженно возразил Острон.

Время, нари, сказал ему темный бог, самая обманчивая субстанция из всех возможных. Быть может, когда твоя кровь вспомнит об Эль Кинди, ты поймешь меня.

На него навалилась темнота. Темнота словно душила его, и отчаянно пытаясь освободиться, Острон дернулся и резко открыл глаза.

В комнате было тепло, даже немного душно. В узкое окно еле заметно пробивался ранний свет; на улице еще ни звука, сабаин мирно спит, и отправляться в дорогу будет пора не менее чем через час.

Он медленно повернулся. Ее длинные волосы рассыпались по подушке, словно кружево ветвей. Алебастровая кожа... хрупкое плечо. Вспомнив слова темного бога, Острон содрогнулся: сама мысль о том, что что-нибудь случится с ней, казалась ему невыносимой.

Сафир спала, и не догадываясь о том, что он думает; утренний свет робко гладил ее по щеке и плечу, скользил по плавному изгибу спины, уходившему под одеяло. У Острона сжалось сердце: в тот миг она была необыкновенно красива, еще красивее, чем всегда, будто статуэтка, выточенная из алебастра, и ему даже стало страшно касаться ее, будто прикосновения могли причинить ей вред.

Он все-таки слишком низко склонился над ней, и девушка почувствовала его дыхание; ее веки медленно поднялись. Острон растерялся, она перевернулась на спину и улыбнулась ему снизу вверх.

-- Доброе утро.

-- Д-доброе.

-- Ты так на меня смотришь, как будто только что увидел привидение. Я такая лохматая?

-- Нет, ты... ты самая красивая на свете, Сафир, -- честно признался он. -- Но я... видел дурной сон, и когда проснулся, в общем... мне вдруг стало страшно за тебя.

-- Ты вечно боишься за меня, будто я сделана из хрусталя и вот-вот разобьюсь, -- мягко сказала Сафир, коснулась его виска пальцами. -- Ты забываешь, что все это время я шла вместе с тобой. Я пережила почти все, что довелось пережить тебе, и я до сих пор уверенно стою на ногах, Острон. Почему ты никак не поверишь в меня?

Он обнял ее, прижал к себе; куда-то в гущу ее щекочущихся волос выдохнул:

-- Я верю в тебя, Сафир. Даже больше, наверное, чем в самого себя.

Она хихикнула.

***

Туманные утра в горах Халла, кажется, были в моде; туман висел над мощенной булыжником улицей, когда они выводили из конюшни лошадей и прощались с жителями сабаина.

-- Мы направимся на восток, -- сказал пришедшему проводить их старейшине Мардину Сунгай. -- Через сабаин Умайяд, а потом Визарат, мы будем идти, пока не отыщем Одаренного Хубала... надеюсь, что отыщем.

-- Если у нас появятся какие-то новости, -- ответил ему старик, -- мы пошлем весточку.

-- Хорошо. ...И будьте бдительны. Темный бог может овладеть душой любого человека, и хотя, как кажется, на севере дела обстоят чуть лучше, чем на юге, готовьтесь быть осажденными в любой миг.

-- Мы предпримем все меры, господин Сунгай, -- важно кивнул Мардин.

Тем временем у крыльца постоялого двора госпожа Марьям, немного волнуясь, говорила Острону:

-- Он может показаться вам грубияном и... в общем, плохим человеком, но слушайтесь его, пожалуйста. Он знает дорогу до Умайяда, как никто.

-- Не волнуйся, госпожа Марьям, -- отвечал Острон, мысли которого были заняты несколько другими вещами, а глаза следили за перемещениями Сафир в пространстве. -- С нами Одаренный Сирхана, даже без Бел-Хаддата мы не заблудимся.

-- Ох, но ведь дело не в этом, -- всплеснула та руками. -- Прошу тебя, господин Острон, поверь ему. Ворон десять лет без малого ходит этими тропами.

Острон тогда не придал особого значения словам женщины; в конце концов, не все знают, на что способен Сунгай, которому подчиняются все птицы и животные. Бел-Хаддат в любом случае идет с ними, потому что так захотел Леарза, и если угрюмому нари нравится воображать себя их проводником, пусть воображает хоть до посинения.

Уже позже, когда отряд тронулся в путь и покинул сабаин, Острону стало ясно, что имела в виду госпожа Марьям.

Дорога, от ворот бывшая широкой и ровной, через какое-то время резко сужалась и начинала ветвиться. Временами она вовсе терялась среди бесконечных валунов, и если бы не Бел-Хаддат, уверенно ехавший в одному ему известную сторону, Сунгай бы провозился здесь не один час: пока животные донесут ему, куда идти. Да еще и эти бесконечные ответвления: узенькие тропки разбегались от дороги почти что на каждом шагу.

-- Куда ведут эти тропы? -- угрюмо окликнул Сунгай Бел-Хаддата, когда тот зачем-то замешкался и остановил лошадь. Ворон оглянулся на джейфара.

-- Какие-то ведут к мелким сабаинам на горных склонах, -- холодно ответил он, -- некоторые протоптаны животными, иные никуда не идут.

-- Как же местные жители ориентируются здесь, -- еле слышно буркнул джейфар, но у Бел-Хаддата слух был отменный.

-- Когда-то дорога была куда шире и местами ограждена веревками, но в последние годы никто почти не ездит так далеко на запад, а если кому-то и нужно попасть в Кафзу или на перевал Ирк Эль Амар, -- он вскинул тяжелый подбородок, -- они обращаются ко мне.

До сабаина Умайяд, как сообщил с утра Ворон, было не меньше трех дней дороги. Поначалу все было мирно, как только могло быть; ни намека на человеческое присутствие в округе, Бел-Хаддат продолжал уверенно вести отряд вперед, на восток, и первая сильная неприязнь к этому человеку утихала, потому что привычка -- святое дело. В конце концов, большую часть дня он молчал, никогда сам не приближался к ним, оставаясь чуть в стороне. Тем вечером, когда отряд встал лагерем на крошечном плато, окруженном скалами, Острон исподтишка рассматривал жесткое лицо Бел-Хаддата и опять думал. "Я дал тебе проводника", сказал темный бог; был ли Бел-Хаддат этим проводником, как и Исан?..

Озадаченно он сообразил, что эти двое чем-то сильно похожи. Быть может, выражением лица; Исан точно так же будто не умел улыбаться, и его лицо оставалось фарфоровой маской. Конечно, у Ворона были совсем другие глаза.

На какое-то мгновение, -- но лишь на одно, -- Острону показалось, что в этом лице живет затаенная печаль, но пламя продолжало танцевать свой танец, и тени уже легли на него по-иному, снова оголив непроницаемый камень. В конце концов, через что довелось пройти этому человеку? Отчего, по какой причине он годами скитался по горам Халла, как неприкаянный?..

Исан между тем окончательно, кажется, пришел в себя после своей "нижней точки колеса" и в тот вечер опять негромко переговаривался с господином Анваром, задававшим ему вопросы. Виденный прошлой ночью сон не давал Острону покоя, поразмыслив над этим, парень поднялся и подошел к ним. Исан как раз только что закончил отвечать на очередной вопрос, и Острон уловил последнюю фразу:

-- Конечно, теперь все, что там было, давно погасло. ...Ты тоже хочешь о чем-то спросить меня, нари?

-- Да, -- кивнул Острон, бросив короткий взгляд на ученого китаба. Тот с благодушным видом полез копаться в своем вещевом мешке, выудил оттуда книгу в твердом переплете. -- Ты ведь знаешь, где находится Эль Габра, Исан?

-- Разумеется, знаю, -- отозвался тот. -- А я все ждал, когда ты наконец спросишь меня.

-- Так что ты знаешь об этом месте?

-- Эль Габра -- древний город, -- сказал тогда Исан. -- Древнее, чем любой из ваших городов, Эль Габра стояла в Талла еще тысячи лет назад. Когда-то мой народ жил там, и этот город был красивым и богатым. ...Ученый же рассказывал тебе, что мы не всегда были сплошь безумцами, слугами Асвада?

-- Да, кое-что, -- помешкав, кивнул Острон. Анвар не слушал их разговор, уткнулся в свою книжку. -- Он говорил, что Одаренные, по всей видимости, воевали с... твоим народом.

-- Да, пару тысяч лет назад. Я тебе скажу, нари, -- Исан склонился вперед, и его глаза блеснули, -- тогда это был просвещенный, разумный народ. Знаешь, что? Мы называли вас грязными дикарями. Вы бродили по пустыне, отказавшись от всего, пасли вонючих верблюдов и спали в юртах из шкур.

-- Следи за тем, что говоришь, -- вскинулся Острон, которого слова белоглазого не обрадовали. Тот лишь пожал плечами.

-- Эль Габра в то время была столицей моего народа, -- спокойно продолжал он. -- Блистающий город, с тысячью домов, ярко освещаемый чудесным светом, искусство создавать который вы давно утратили. В Эль Габре была огромная библиотека, и наш правитель, прямой потомок Суайды, жил в гигантском дворце в самом ее сердце. А потом пришли Одаренные во главе с Эль Масуди и уничтожили это все.

-- Как же вонючие дикари взяли и так запросто уничтожили блистающий город просвещенного народа? -- не удержался Острон.

-- У вас был Дар.

-- Но господин Анвар говорит, что у безу... у твоего народа тоже были Одаренные.

-- Да, но они значительно уступали по силе Эль Масуди и его шайке. От Эль Габры остались одни развалины. Дворец правителя обратился в руины, от которых днем и ночью много лет исходило страшное мертвое свечение, и теперь это место называют черным сердцем Эль Габры.

-- Там и находится... темный бог?

-- Не все так просто, как ты думаешь, нари. Ты же не ожидаешь увидеть его в облике живого человека?

-- Нет, нет. Но там его влияние сильнее всего?

-- О, да. Там его голос можно слышать посреди бела дня, и любой немедленно сойдет с ума, оказавшись в том месте. Женщины моего народа приносят туда своих детей, чтобы они познали Асвада.

-- Значит, я не ошибся, и нам нужно попасть туда, -- угрюмо сказал Острон. -- Исан, а что ты сам думаешь об этом? Ведь ты тоже хочешь, чтобы мы одолели темного бога?

Белоглазый вновь пожал плечами.

-- Я не знаю, -- честно ответил он. -- Я знаю лишь то, что Асвад стремится уничтожить тебя и твоих спутников, а значит, вы действительно можете нанести ему вред. Может быть, Одаренный Хубала будет знать, что нужно делать. Или ты сам это поймешь, когда будешь там.

-- А если Острон сойдет с ума? -- вдруг поднял голову ученый китаб. -- Ты сам говоришь, что любой человек сходит с ума, стоит ему оказаться в черном сердце Эль Габры.

-- Но он -- не любой человек, -- помедлив, возразил Исан. -- Я... думаю, в этом весь смысл этого вашего пророчества. И вообще всего.

-- В таком случае, ты проводишь нас в Эль Габру, -- сказал Острон. Исан кивнул.

-- Да.

***

С утра Бел-Хаддат торопил их даже больше обычного; Острон заметил, что Ворон будто бы нервничает, спустя полчаса или около того. Тот то и дело останавливал лошадь, словно прислушивался. Однажды даже резко вскинул руку и велел молчать.

-- В чем дело? -- спросил его Острон, обогнав идущих впереди лошадей и поравнявшись с ним. Бел-Хаддат холодно глянул на него сверху вниз.

-- А ты ничего не слышишь, нари?

-- Что я должен слышать?

-- Так заткнись и послушай.

Острон сделал знак остальным; люди, обеспокоенные поведением Бел-Хаддата, послушно смолкли, остановили лошадей.

Тишина. Где-то далеко, в самых облаках пронзительно закричал орел.

А потом раздался шорох, словно далеко впереди катилось что-то.

-- Я не уверен, что предпринять, -- прозвучал низкий голос Бел-Хаддата. -- Либо погнать лошадей галопом и надеяться, что мы успеем проехать по дороге до обвала, либо уже сейчас тронуться в обход.

-- ...Конечно, нужно идти в обход, -- не раздумывая, ответил Острон. -- Кажется, там уже что-то обваливается!

-- Идиот. Эти камушки -- всего лишь вестники, -- буркнул Ворон, натягивая уздечку вздумавшей гарцевать лошади. -- Единственная тропа, которая идет в обход, уводит высоко в горы, и на этот путь у нас уйдет на два почти дня больше.

-- Неважно, мы пойдем в обход. Веди, -- угрюмо сказал Острон. Бел-Хаддат пожал плечами и тронул лошадь; следом за ним поехали и остальные.

Острон постоял немного, пропуская ехавшего сразу за проводником Хансу, потом Лейлу и Элизбара; за Элизбаром ехал Леарза, и нари пошел рядом с его лошадью.

-- Что ты об этом думаешь? -- спросил его Острон. Леарза неуверенно пожал плечами.

-- Я никогда не попадал в обвал, если ты об этом. Но я знаю, что это смертельно опасно, никакой Дар не спасет вас от лавины несущихся камней.

-- Да, но отчего он сомневался, идти ли в обход или нет, -- пробормотал нари.

-- Возможно, та дорога куда опасней этой, -- предположил Леарза. -- Некоторые горные тропы столь узки, что приходится идти боком.

Они все-таки свернули на узенькую тропку следом за Бел-Хаддатом; Острон не без тревоги ожидал, что слова Леарзы сбудутся, но все-таки пока еще тропа была не настолько узкой, чтобы по ней не могла пройти лошадь.

А потом вдруг страшный грохот напугал их, заставив лошадей заржать; где-то совсем близко что-то рушилось, с таким ревом, будто в скалах бесновался дракон. Долго, впрочем, это не длилось, и путники еще какое-то время стояли, ошарашенные, в гробовой тишине.

-- Пошли свою сову, -- хмуро сказал Бел-Хаддат Сунгаю, -- пусть посмотрит, цела ли дорога.

Сунгай ничего не ответил, но Хамсин взлетела с его плеча и устремилась вперед. Отсутствовала она недолго.

-- Она говорит, там все завалено обломками скалы, -- сообщил джейфар. Бел-Хаддат пожал плечами.

-- Значит, придется все-таки ехать в обход.

С этими словами он снова тронулся в путь. И действительно, вскоре дорога начала круто забирать вверх, и временами им приходилось спешиваться и вести лошадей в поводу. Понемногу темнело. К вечеру они поднялись так высоко, что прежняя тропа была видна, если глянуть вниз, будто тоненькая ниточка: к их удивлению, с этой высоты эта ниточка отслеживалась куда проще, чем снизу.

-- Вот бы кто-нибудь сверху смотрел и говорил нам, в какую сторону идти, -- пробормотал Леарза, глянув вниз с обрыва. -- Идите прямо две касабы, потом поверните налево... интересно, а Хамсин может так?..

-- Это для нее непросто, -- отозвался Сунгай, -- ведь она плохо понимает, что такое касаба или фарсанг. Но иногда мы с ней так и делаем.

Они остановились на ночлег прямо на дороге, поскольку с одной стороны была почти отвесная скала, а с другой -- пропасть, и Бел-Хаддат, пожав плечами, предупредил, что так будет на протяжении всего почти пути. В итоге лагерь вышел узкий и растянутый, но за несколько часов трудного подъема и люди, и животные так устали, что никто не сказал ни слова, все молча принялись устраиваться на ночь. Один Бел-Хаддат, расседлав свою лошадь, подошел к Острону и угрюмо сообщил:

-- Я пойду пройдусь немного. Проверю, что впереди. Возможно, обвалом затронуло и эти места.

-- Тебе нужна помощь? -- остро глянул на него Острон. В светлых глазах Ворона было ничего не прочесть.

-- Нет, -- предсказуемо ответил тот.

И ушел в темноту.

Он вернулся позднее, ничего не сказал, хотя Острон смотрел на него. Видимо, дорога была не тронута; в ином случае Бел-Хаддат сообщил бы им.

Наутро в пропасти с правой стороны плавал густой туман, скрывая дно и прежнюю дорогу; тропа, по которой шли путники, по-прежнему поднималась.

-- Сколько еще мы будем идти вверх? -- спросил Бел-Хаддата Острон.

-- Пару часов, не больше, -- отозвался тот. -- Потом начнется спуск.

И они шли, как он и обещал. Так высоко в горах было неизменно холодно, и тяжелые завитки туч, казалось, вот-вот коснутся головы. Люди кутались в бурнусы, лошади трясли гривами, а потом Бел-Хаддат резко остановился.

-- Что случилось? -- окликнули его.

Он не ответил и вместо того спешился. Они заволновались, не понимая причины такого поведения, а потом наконец Бел-Хаддат обернулся к ним; он стоял на возвышении впереди, и его силуэт выделялся на фоне серого неба, будто гигантская ворона.

-- Обвал начался отсюда, -- сказал Бел-Хаддат. -- Посмотрите.

Вышедшие вперед Острон и Сунгай недоуменно глянули туда, куда он указывал. Ничего особенного они не увидели: горы как горы, в этом месте неизменная скала, ограждавшая тропу слева, подалась назад, образовывая небольшую неровную площадку. К скале притулились какие-то древние развалины, еле заметные из-за наваленных вокруг камней.

-- И что?

-- Часть породы, по которой шла тропа, -- хмуро пояснил Ворон, -- обрушилась. Раньше этой башни здесь не было!

-- Она что, была внутри скалы? -- не понял Острон.

-- Когда-то нет, -- буркнул Бел-Хаддат, направляясь через площадку к развалинам и рассматривая их. -- Этому зданию, должно быть, не одна тысяча лет.

-- Разрешите, -- раздался ровный голос позади них. Острон оглянулся и увидел, что к ним направляется господин Анвар; толстяк осторожненько прошел между ним и Сунгаем, выйдя на площадку, и быстро оказался рядом с Бел-Хаддатом. -- Потрясающе! -- почти сразу заявил он. Те недоуменно переглянулись.

-- Так что же это за башня? -- спросил Острон. Ученому китабу, как всегда, не было дела до осторожности, он уже подошел к древней стене и рассматривал там что-то. Это действительно была башня, сомнений не оставалось: высокая, круглая и на удивление хорошо сохранившаяся. Можно было только гадать, насколько здоровый кусок скалы отвалился, если оголил ее, -- если, конечно, эта башня действительно все это время была внутри.

-- Господин Анвар, -- окликнул его Сунгай, -- неужели такое действительно может быть? Башня внутри скалы?

-- Скорее всего, это была не скала в прямом смысле этого слова, -- благодушно отозвался тот. -- Судя по всему, этой башне в самом деле несколько тысячелетий, но все это время она была заброшена, и понемногу, с течением времени ее заносило песком и иными другими осадками. За такой срок эти осадки отвердели и стали похожи на камень.

-- Что-то вызвало обвал, -- буркнул Бел-Хаддат. -- Скорее всего, грунтовые воды. И хотя, между прочим, с этого места откололся здоровенный кусок, башня устояла. Видать, строители хорошо знали свое дело.

Наконец остальные путники тоже вышли на площадку, благо места здесь хватало всем; подойдя к господину Анвару, Острон увидел, что тот отыскал вход. Дверь была сделана из чудного материала, который он никак не мог отнести ни к камню, ни к металлу; короткие пухлые пальцы Анвара мягко скользили по ее поверхности, но на ней не было ни намека на замок или даже ручку.

-- Поразительно, -- воскликнул Леарза, подошедший следом за Остроном. -- Прямо как я и думал!

-- Что ты думал? -- удивился тот.

-- Ну, -- китаб немного смутился, -- я давно размышлял о том, что со временем ветер ведь наносит пыль, песок и мелкие камушки, и наверное, слой земли становится толще. В шахте в Кфар-Руд однажды нашли скелет человека, когда рыли новый тоннель, так что он никак не мог там оказаться, если только это не был человек, умерший много сотен лет назад.

-- Ты хочешь открыть ее, господин Анвар? -- спохватился Сунгай с другой стороны. -- Может быть, не стоит?

-- Отчего же? -- отозвался ученый. -- Разве тебе не интересно узнать, что там внутри?

-- Но...

-- Кто бы ее ни построил, -- раздался низкий угрюмый голос Бел-Хаддата, -- это точно были не одержимые. Так далеко на север племена никогда их не пускали.

-- Непохоже, чтобы ее можно было открыть, -- негромко хмыкнул Элизбар. -- Может, там внутри ничего и нет?

Но потом пальцы Анвара будто нашарили что-то; видевшие это раскрыли рты, потому что на двери высветились непонятные символы.

-- Что это? -- загалдели они потом, толпясь вокруг ученого китаба.

-- Цифровой замок, -- ответил тот. -- Нужно набрать правильную комбинацию символов, и тогда дверь откроется.

-- Но как набирать?..

Он просто коснулся пальцами нескольких знаков; они приугасли, потом загорелись снова.

-- Неверное сочетание, -- хмыкнул Анвар. -- Если я потрачу немного времени, впрочем, быть может, я открою эту дверь. Мы можем позволить себе такую задержку, Острон?

Острон неуверенно посмотрел на Сунгая. Тот пожал плечами.

-- Полдня особой роли не сыграют.

Острон ожидал, что сейчас же вмешается Бел-Хаддат, который всю дорогу только и делал, что понукал их, но Ворон то ли сам был заинтересован этой таинственной башней, то ли устал подгонять отряд, смолчал.

Неожиданная передышка, впрочем, обрадовала почти всех. Пожалуй, только Искандер, отойдя от остальных на безопасное расстояние, принялся тренироваться, вызывая тонкие струйки воды, другие устроились на площадке между вставшими лошадьми. Острон подошел к Сафир, и какое-то время они тихо стояли за ее лошадью, скрытые от взглядов людей; Абу Кабил и Дагман, переглянувшись, ухмыльнулись друг другу. Бел-Хаддат курил самокрутку, как обычно, в стороне от своих спутников. Бледное солнце проглянуло сквозь тучи и скользнуло по его холодному лицу. Для нари он определенно был слишком светлокожим, и не исключено, что в его жилах текла кровь китабов тоже; об этом подумал Леарза, косившийся на него какое-то время. Вообще внешность у него какая-то не слишком обычная. Квадратная челюсть, а лицо худое, и это делало Бел-Хаддата... еще больше каменным, что ли.

Леарза вообще за прошедшие дни не испытывал ни малейшего желания общаться с этим человеком, хотя, в отличие от Острона, он полагал, что тот поступил так, как поступил, вынужденно. Вроде как, когда лекарь бывает вынужден отсечь тебе ногу, чтобы ты выжил, ненавидеть его за это ты не станешь... но и любить -- тем более.

Теперь он стоял, глядя то на древнюю башню, то на Ворона. Любопытство мучило Леарзу. Любопытство, если так можно сказать, было его основной проблемой еще с детства, служило причиной отсутствия бровей (по временам) и хорошего знакомства с углом, в который его ставил в наказание отец. Иногда любопытство приносило ему косые взгляды других людей. В тот раз, года три назад, когда шахтеры с криками ужаса выбежали из нового тоннеля и рассказали, что нашли человеческий череп, в сабаине царил настоящий переполох: в большинстве напуганные люди думали, будто это темный бог поместил череп в толщу земли, что шахта проклята, ну и всякие другие вещи, которые обычно приходят в голову напуганным людям, и один Леарза сгорал от любопытства и даже попытался ночью пробраться в тоннель, чтобы копать дальше: он думал, не найдется ли там других интересных вещей? Его, правда, на входе поймал один из шахтеров, так что раскопки провести не удалось. Тот тоннель потом засыпали.

Любопытство победило и сегодня.

Бел-Хаддат как раз закончил курить и потушил свою самокрутку носком сапога, когда Леарза встал рядом с ним. Ворон никак не отреагировал, не поднял головы.

-- Скажи, ты... -- неуверенно начал Леарза, -- ведь ты ходил этой тропой раньше?

-- Да, много раз, -- буркнул Бел-Хаддат.

-- И что, неужели этой башни здесь в самом деле не было?

-- Это была самая высокая точка тропы, -- отозвался тот, -- и сверху лежали странные камни. Я еще ориентировался по ним поначалу, когда не так хорошо знал местность. Но ни намека на башню не было.

-- ...Удивительно, -- пробормотал Леарза.

-- Возможно, когда-то гора была выше, -- сказал Бел-Хаддат, -- а потом случился обвал, как сегодня, но завалило эту башню. Или, как ты говоришь, занесло ее с годами.

-- Ты видел что-то подобное раньше?

-- Да. Но обычно такие руины выглядят куда хуже. Башня гораздо старше всего, что я здесь видел, и между тем сохранилась отлично. Наверняка ее строили первоклассные мастера.

-- Сколько же ей лет, -- сказал Леарза, оглядываясь, -- тысяча? Две?..

-- Бери больше, -- отозвался Бел-Хаддат. -- Я бы дал ей не меньше десяти.

-- Десять тысяч! -- воскликнул китаб. -- Да ведь это так много!

-- А как ты думаешь, когда появился наш мир?

-- Ну... -- Леарза задумался. -- В сказках обычно говорят, что тысяч двадцать лет назад. Что сначала были боги, ну и все такое. Но я думаю... может, больше. Я думаю, может, раньше была только вода, а потом пыль и камни оседали, оседали, и появилась земля...

-- Интересно ты мыслишь, -- заметил Ворон, поднялся на ноги. Так он сразу оказался выше Леарзы; лицо его неуловимо растеряло свою жесткость, но Леарза не заметил. -- А откуда, по-твоему, брались эти камни и пыль?

-- С неба?..

Светло-зеленые, почти кошачьи глаза уставились на него. Бел-Хаддат будто думал о чем-то; Леарза резко вспомнил, что он разговаривает с человеком, который... в общем, с которым он совершенно не хочет разговаривать.

-- Тогда из чего сделано небо? -- спросил его Бел-Хаддат. -- Из камней?

-- Н-нет, -- Леарза отвернулся. -- Не знаю. Оно слишком далеко. Я как-то пробовал посмотреть на него через лупу, но понял только, что оно еще дальше, чем кажется.

-- А мне кажется, -- хмыкнул Бел-Хаддат, -- ты родился не в свое время и не на своем месте, парень.

Леарза раскрыл было рот, но Ворон уже отошел в сторону; в тот самый момент от башни донесся вскрик:

-- Есть!

Он быстро обернулся и увидел, что Анвар стоит, вскинув кулаки в смешном жесте удовлетворения, а перед ним зияет черный провал открытого дверного проема.


Фарсанг двадцать первый

-- Осторожней, господин Анвар! -- первым отреагировал Сунгай. -- Лучше пусть первым пойдет кто-то другой.

Ученый рассеянно оглянулся.

-- Разве может быть что-то опасное в башне, которая столько лет была завалена землей?

-- Мало ли, -- не сдавался джейфар. Китаб лишь пожал плечами и послушно отступил в сторону; первым внутрь вошел сам Сунгай, держа ладонь на рукояти ятагана: на всякий случай.

Внутри было темно.

-- Острон, -- окликнул он. Нари подошел сразу, на его пальцах мгновенно вспыхнул огонек, который и отбросил желтый луч света внутрь башни. Пол в ней, кажется, был сделан из того же материала, что дверь, матовый и темно-серый от толстого слоя покрывающей его пыли, в которой остались следы ног Сунгая. Острон сделал шаг вперед, пламя стало чуть ярче. Анвар напряженно вытягивал шею, пытаясь разглядеть что-то из-за плеча Одаренного, когда Сунгай еле слышно сказал:

-- Здесь скелет.

-- ...Ну, -- отозвался ему ученый, -- это неудивительно. Скорее всего, этому... человеку несколько тысяч лет, так что...

-- Не похоже, чтобы он умер от старости, господин Анвар.

-- Острон, не мог бы ты уже пропустить меня?.. Спасибо. Так... -- толстяк протиснулся в проход и оказался внутри башни, огляделся. Скелет, о котором говорил Сунгай, действительно лежал на полу у самой стены, будто человек, которому он принадлежал, умер сидящим под дверью. Сунгай продолжал оглядываться. В башне было темно: окон она не имела, и свет проникал лишь в дверной проем, наполовину загороженный высоким Остроном, да и то снаружи было достаточно пасмурно. Огонь Острона приносил больше толка, тут еще сам нари повернулся в другую сторону, осматриваясь, и невольно осветил большую часть башни.

Это была маленькая круглая комната, вдоль стены ее были расположены столы, на которых что-то было навалено. Пыль, укрывшая все махровым ковром, мешала толком рассмотреть это. Скелеты, впрочем, он отметил сразу. Еще один сидел на металлическом стуле, а третий лежал рядом.

-- Осторожнее, осторожнее, -- воскликнул Анвар, заметивший, что Сунгай собрался потрогать стол. Джейфар вскинул бровь, оглянувшись на него. -- Сначала я осмотрю их, если не возражаешь!

Тот послушно отошел в сторону, поднял взгляд наверх: в башне, видимо, был и второй этаж, на который вела металлическая лестница. Анвар тем временем поднял что-то из пыли возле двух скелетов. Это что-то неясно блеснуло.

-- О, понятно, -- сообщил в пустоту ученый. Острон и Сунгай уставились на него.

-- Что понятно? -- не дождавшись возможного продолжения, спросил Острон. Анвар показал ему то, что держал в руке: это была небольшая стеклянная капсула, едва ли размером с подушечку пальца. Кончик капсулы был когда-то отломан.

-- Я так понимаю, в этой капсуле содержался яд, -- пояснил китаб. -- Еще две должны быть где-то рядом. Что произошло, мне еще неизвестно, но очевидно, что эти трое покончили с собой. Возможно, башню действительно завалило, и они предпочли быструю смерть медленному удушью.

-- Как ты догадался? -- спросил Сунгай. Анвар пожал плечами, тогда джейфар пояснил: -- Ну, что нужно искать эту... капсулу.

-- Это же ясно, -- удивился ученый. -- Их позы говорят о трех возможных вариантах: удушье, голод или отравление. После первых двух ничего бы не осталось, но я заметил блеск стекла в свете огня.

Острон косился на скелет, находившийся ближе всего к нему. Скелет тоже был покрыт пылью, но в пламени было четко видно череп, лежавший вплотную к стене. У черепа были на месте все зубы: должно быть, умерший был еще молод.

-- Хм, -- задумался будто Анвар, оглаживая свою бороду. Тем временем в дверной проем сунул голову Леарза: китаб осторожно огляделся, потом скользнул внутрь. Остальные толпились у входа снаружи, ожидая, когда исследователи завершат осмотр. Сунгай все бросал взгляды наверх, на люк, ведший на второй этаж, потом посмотрел на Острона; нари кивнул, и он полез по лестнице.

-- Острон, не мог бы ты подойти поближе? -- спросил толстяк. Острон послушно сделал несколько шагов в его сторону, и свет пламени озарил пыльные нагромождения на столах. Анвар рассеянно оглянулся, потом снял с головы шахр и осторожно принялся смахивать им пыль. Острон и Леарза наблюдали за тем, как понемногу обнажаются на свету диковинные вещи, лежавшие там; Острон -- с опаской, Леарза -- с любопытством. Назначения ни одной из них угадать им не удалось. Какие-то непонятные коробки из металла самой различной формы: вот и все, что они могли сказать. Сунгай между тем наконец сумел отпереть заржавевший люк и с чудовищным скрипом открыл его; сунув голову на второй этаж, он какое-то время осматривался, потом спустился на ступеньку.

-- На втором этаже ничего нет, -- доложил он. -- Только какая-то странная труба и металлические ящики.

-- Интересно, -- отозвался Анвар. -- Сейчас я поднимусь туда, если вы не возражаете.

-- Сначала я, -- хмуро сказал Сунгай и легко взобрался наверх, скрылся в проеме люка. Какое-то время там было тихо, пока Анвар продолжал осматривать разложенные на столах коробки. Некоторые из них он осторожно трогал кончиками пальцев.

-- Что это за штуки, господин Анвар? -- спросил его Леарза, заглядывая через плечо ученого. -- У тебя есть догадки?

-- М-м, -- протянул тот, -- догадки есть.

-- ...И? -- осторожно сказал молодой китаб, когда понял, что продолжать толстяк не собирается.

-- Нужно еще заглянуть на второй этаж, -- вместо ответа сказал Анвар и поднял взгляд на люк; как раз в то время там показался и Сунгай, который быстро спустился по лестнице и кивнул:

-- Можешь подняться, если тебе хочется, господин Анвар.

Тогда ученый направился к лестнице и принялся осторожно подниматься. Следом за ним полез Леарза, не говоря ни слова; Острон и Сунгай переглянулись, но ничего не сказали.

-- Вам там не темно? -- крикнул только Острон.

-- Нет, -- услышал он ответ Анвара. -- Свет откуда-то проникает на второй этаж. А!.. Вижу. Здесь большая трещина в стене!

Острон пожал плечами и вышел; следом за ним шел Сунгай.

-- Ну и что это за башня? -- уныло спросила Лейла.

-- Если бы мы знали.

-- Пусть господин Анвар изучает ее, если ему так хочется, -- заметил джейфар, посмотрел на небо. -- Чувствую, сегодня нам придется встать здесь лагерем. Ворон, ты что-то даже не возражаешь, я посмотрю?

-- Это ваше дело, -- буркнул тот. -- Пойду гляну, не нужна ли ученому помощь.

Сказав это, он скрылся в башне. Остальные посмотрели ему вслед; потом Сунгай сказал:

-- Ну что ж, если мы и вправду никуда не идем, предлагаю тебе развести костер, Острон.

***

Посреди многочисленных металлических ящиков второго этажа была труба, о которой говорил Сунгай. Огромная, прочно установленная на постаменте, она уходила наверх; проследив за ней, Леарза догадался, что она, скорее всего, выглядывает с крыши башни. Возможно, одним из странных камней, о которых говорил Бел-Хаддат, было ее окончание.

Труба была широкой, но сужалась к основанию, на котором был будто глазок. Леарза немедленно заинтересовался и попытался смотреть, только ничего, кроме темноты, не увидел.

-- Эта штука слишком сложная, юноша, -- мягко сказал за его спиной Анвар. -- Скорее всего, в действие ее приводила какая-нибудь сила.

-- Но это ведь то, о чем я подумал? -- взволнованно спросил Леарза. -- Это труба, чтобы смотреть на небо?

-- Да, похоже на то, -- помедлив, отозвался ученый. Подошел к нему, и Леарза послушно отодвинулся. Тот какое-то время осматривал трубу и прилегавший к ней механизм странного вида. -- Все верно, в действие ее приводила сила молнии.

-- Сила молнии? Такое и вправду возможно?

-- Да, древние знали, как ее использовать.

-- Я... много думал об этом, господин Анвар, -- сообщил Леарза, наблюдая за ним, -- и пришел к выводу, что в молнии действительно содержится необычайная сила, но ведь она действует только мгновение, и чтобы ее использовать, нужно каким-то образом... сохранить ее?..

-- О, о способах сохранения молний наши предки знали очень много, -- пробормотал Анвар. От прикосновений его пальцев что-то натужно щелкнуло, и китаб отстранился от трубы. -- Вот. Можешь попробовать заглянуть в нее.

Леарза, не успев подумать, тут же сунулся вперед и посмотрел в глазок. Перед его глазом серело небо. В такой близости, что казалось, будто облака сейчас набьются ему в нос.

-- Из-за облаков ничего не видно, -- сказал он.

-- Правильно, -- согласился Анвар. -- Я думаю, нужно дождаться ночи. В ясные ночи небо ведь видно лучше всего.

Когда Леарза выпрямился, он обнаружил, что по лестнице бесшумно взобрался Бел-Хаддат и молча встал у выхода, сложив руки на груди. Анвар на его появление никак не отреагировал, продолжал ходить по второму этажу и рассматривать ящики. Ящики были самой странной формы, в некоторых были многочисленные кнопки и рычажки. Пухлые пальцы ученого несколько раз нажимали на кнопки и переводили рычажки, но никакого результата не было: видимо, если что-то и должно было происходить, то за это что-то также отвечала неведомая древняя сила, которая давно ушла из этой башни.

-- Как тебе удалось заставить эту трубу... видеть? -- спросил Леарза.

-- Я уже... встречался с похожими устройствами раньше, -- немного неохотно пояснил тот. -- Ведь ты знаешь, я давно интересуюсь различными руинами. Обычно в такой трубе находится большое количество линз. Сила, о которой я сказал, скорее всего, приводила линзы в движение, чтобы можно было менять фокусировку. Ну а чтобы линзы внутри не повредились, с внешней стороны в трубе есть заслонка. Я просто отодвинул ее при помощи рычага.

-- Поразительно, -- признался молодой китаб. -- Я думал о том, чтобы посмотреть на небо через тысячу луп... но и не догадывался, что наши далекие предки делали это много лет назад. Значит, правду говорят о том, что наши предки были куда умнее нас.

-- Не исключено, -- раздался холодный голос Бел-Хаддата. Леарза покосился на него. -- Ты нашел что-нибудь стоящее, ученый?

-- Все, что я нашел здесь, само по себе примечательно, -- ровным тоном ответил Анвар. -- Но, к сожалению, совершенно бесполезно. Пойдем, юноша, здесь больше нечего делать.

-- Но как же...

-- Ты можешь подняться сюда ночью и снова посмотреть в трубу, если будет ясная погода, -- улыбнулся толстяк уголками рта. -- И я, конечно, как только окажусь в Умайяде и улажу некоторые дела, вернусь сюда и изучу все, что здесь находится, гораздо более тщательно.

Бел-Хаддат спустился первым, следом за ним полез и Анвар; Леарза замешкался. Эти таинственные металлические ящики так и манили его. Он еще оглянулся в сторону люка, удостоверившись, что никто не наблюдает за ним, и осторожно принялся переключать рычажки на некоторых из них.

Ничего не происходило. Леарзу это не обескуражило; он извлек из-за пояса нож и попробовал поддеть крышку одного из ящиков, чтобы посмотреть, что там внутри. Крышка открываться отказывалась; он ковырял и ковырял, пока не обнаружил, что лезвие ножа погнулось.

-- Леарза, -- услышал он голос Сафир через какое-то время, -- ты спускаться-то собираешься?

-- Сейчас, сейчас, -- рассеянно отозвался молодой китаб, который в тот момент был занят одним из ящиков, казавшимся менее прочным, чем остальные.

-- Мы собираемся ужинать.

-- Ага...

-- Мне кажется, -- сообщила Сафир, выйдя из башни, -- он там совершенно увлекся и спускаться не собирается.

-- Чем там можно увлечься? -- с недоумением спросил Острон. -- Всего лишь какие-то коробки, которые даже непонятно для чего были нужны.

-- Так ему наверняка интересно именно это, -- хмыкнул Искандер. -- Он как маленький ребенок. Дети часто пытаются разобрать непонятные им штуки.

Пожав плечами, остальные продолжили заниматься своими делами; лагерь был раскинут довольно быстро, и Лейла с Сафир, иногда обмениваясь колкостями, жарили на веточках пойманных кроликов.

-- Он так и не поужинал, -- спустя пару часов заметила Сафир, покосившись в сторону древней башни. -- С ним там все в порядке?

Вместо ответа на ноги поднялся Бел-Хаддат; Острон было вскочил следом, но его неожиданно сноровисто поймал за рукав Абу.

-- Тс-с, -- прошептал кузнец. -- Эта ворона сейчас его быстренько вытурит из башни одним своим видом, а тебе бы пришлось его за уши оттуда оттаскивать.

-- Даже господин Анвар не настолько заинтересовался этой башней, -- недоуменно сказал Острон. -- Чего это Леарзу там так зацепило?

-- Я думаю, труба, -- невозмутимо ответил ему Анвар. -- Посмотрите на небо: ночь сегодня на редкость ясная.

Тем временем Бел-Хаддат скрылся в темной башне и быстро забрался по лестнице на второй этаж. Там, в кромешной тьме, съежился у подзорной трубы молодой парнишка, нервно вцепившись в подставку.

-- Что ты там видишь? -- спросил его Бел-Хаддат, заставив дернуться. Леарза оторвался наконец от трубы и, явно позабыв, кто перед ним, восторженно ответил:

-- Они и вправду большие!

-- Кто?

-- Звезды! Я видел луну, -- он снова прильнул к глазку, -- вон она! Такая огромная и в каких-то пятнах. Кажется... даже кажется, будто в ней дыры. И...

-- И что с того?

Леарза недоуменно заморгал, посмотрев на Бел-Хаддата. В темноте было видно лишь очертания Ворона, оттого казавшегося еще больше и опасней как будто.

-- Ну... мне всегда было интересно.

-- И ты узнал, что звезды на самом деле больше, чем кажутся, -- хмыкнул Бел-Хаддат. -- Что будешь делать с этим знанием?

-- Не знаю. Надо подумать, -- Леарза нахмурился. -- Это ведь значит, что и небо куда дальше от земли, чем оно выглядит. Даже... может быть, оно... может быть, оно и не плоское вовсе?

Загрузка...