Лиловый (I)

-- Я тоже слышал этот голос, -- признался он. -- Давно... в Тейшарке, когда меня сильно ранили. Я думаю, это был темный бог. Но ведь все прекрасно знают, что он не говорит правды.

О своем последнем сне, пришедшем к нему в храме Шарры, он сказать все-таки не решился.

Ведь он не был ранен тогда.

-- Ужасно, -- заметил Басир. -- Это значит, темный бог может с каждым заговорить, когда захочет?..

-- Пусть говорит, -- Острон пожал плечами, скрывая собственную неуверенность. -- Мы же знаем, что все, что он говорит, -- неправда. Просто нельзя верить его словам, вот и все.

-- Мне бы твою смелость, -- пробормотал Ниаматулла. -- Он говорил, не умолкая... о таких вещах, о каких я и думать не хочу.

-- Ну ничего, все позади. Теперь-то ты быстро поправишься, верно?

-- Ага, -- кивнул Улла, но не слишком-то убежденно.

Когда они вдвоем с Басиром спускались по узкой лестнице, в зале обнаружился новый посетитель. Анвар отвлекся от своего чтения и негромко переговаривался с ним; увидев парней, оба замолчали.

-- Мир вам, -- произнес нахуда Дагман. -- Как больной, уже оклемался?

-- Он пришел в себя, -- ответил Басир. -- А ты хорошо знаком с ним, нахуда Дагман?

-- Лет пять уже знаю его, -- фыркнул моряк, -- еще с его отцом дружбу водил. Акил был интересный человек, я любил поговорить с ним, когда стоял в здешнем порту. Ну, конечно, если не спорить с ним на его больную тему насчет Суайды.

-- Насчет Суайды?..

-- О, папенька Уллы большой был знаток всяких легенд, -- рассмеялся Дагман, -- только на одном он был просто помешан: утверждал, будто Суайда не был порожден темным богом, а был братом Эльгазена, с которым Эльгазен рассорился, и тот ушел на юг.

-- Да ведь это просто миф, -- удивился Острон. -- И все равно ничего не докажешь, что ни утверждай.

Дагман пожал плечами.

-- Я ему о том же говорил. Ну, а потом бедолага помер... чтобы поддержать семью, Улла и начал играть на барбете по прибрежным трактирам. Я там его часто видел.

Басир и Острон обменялись взглядами.

-- Надеюсь, он скоро выздоровеет, -- сказал Острон, Басир кивнул. Нахуда поднялся на ноги.

-- Пойду загляну к нему, -- произнес он и стремительно прошел мимо парней, взбежал по лестнице наверх. Анвар, все это время слушавший их разговор, поднял светлые брови и вернулся к книге.

***

Он знал этого человека уже... вот ничего себе!.. Уже почти целый год. Они познакомились в далеком оазисе, когда Острон был еще глупым ничего не понимающим мальчишкой, перепуганным неожиданным нападением одержимых, и кучерявый джейфар показался ему очень суровым, бывалым воином. Ну, Сунгай действительно был его старше и всегда держался спокойно, не позволял себе повышать голос без нужды. Временами Острону казалось, что ничто не в состоянии поколебать этого человека.

Оказалось, и у него есть свое слабое место.

Сунгай довольно давно узнал о том, что у него есть Дар; будучи по своей природе человеком ответственным, он легко взял на себя и эту ответственность и уже много лет был уверен, что его долг -- защищать людей. Когда пробудился темный бог и начались нападения одержимых, Сунгай так же спокойно принял и то, что они, Одаренные, -- последняя надежда Саида. Кажется, близких родственников у него не было, и держался он всегда чуть особняком, отчего быстро отделился от своего племени и посвятил всего себя этой войне.

К Острону Сунгай относился благожелательно; Острон также полностью осознавал свою ответственность и принимал ее. Когда они узнали о том, что Ханса -- тоже Одаренный, это вызвало неожиданный всплеск гнева у обычно сдержанного джейфара. Острон до сих пор фыркал, вспоминая, как Сунгай в тот вечер выговаривал парнишке, а тот принял свой обычный вид "я сам себе хозяин", но все-таки был пристыжен.

Теперь между Сунгаем и Хансой воцарился хрупкий мир; своенравный марбуд все-таки тоже принял свою ответственность, пусть и неохотно, и то, что они втроем будут воевать с темным богом и его слугами, как-то не подлежало сомнению.

А теперь появился этот Элизбар.

Острон видел его один-единственный раз, и с тех пор щеголеватый пройдоха не объявлялся. Это был человек, который был способен ввести Сунгая в состояние ярости одним своим отсутствием. Они уже четыре дня как находились в Ангуре; джейфар выглядел мрачнее тучи и пропадал на пристани, переговариваясь с птицами, которые доносили ему последние вести со всех краев. Дядя Мансур, поначалу возлагавший на него большие надежды, -- в конце концов, Одаренные официально были командирами туменов, первейшими помощниками Халика, -- совсем смирился.

Острон в тот день нашел Лейлу; девушка обучала лучников-новобранцев на стрельбищах. Эти люди, явившиеся уже после поражения в Тейшарке, были еще неопытнее тех, кто отправлялся отвоевывать Эль Хайран. Стрельбища располагались сразу за городской стеной, строительство которой недавно было завершено; это были огромные поля, уставленные мишенями, и вдалеке Острон заметил фигуру Сафир. Сердце екнуло. Потом он опять вспомнил ее последние слова и отвернулся, чтобы не видеть ее.

Лейла мило улыбнулась, когда увидела, кто пришел. В руках она держала короткий лук, на ее поясе висел кинжал-джамбия с кривым широким лезвием; Острон знал, что она также была во главе сотни лучников.

-- Кто почтил наши скромные занятия своим присутствием, -- с легкой насмешкой возвестила она. -- Чем обязана, господин Одаренный?

-- Лейла, прекрати паясничать, -- чуть заметно поморщился Острон. -- Я тебя насчет того ассахана хотел спросить.

-- А, Элизбара? Надо же, я думала, ты захочешь отблагодарить его в первый же день.

Острон кашлянул.

-- Вообще-то я хотел просто поговорить с ним.

Девушка кокетливо дернула себя за кончик толстой косы, склонила голову набок.

-- Ага, и тебе нужно узнать, где этот жулик обретается, верно? Ну скажу я тебе, и что?

Он опешил от удивления.

-- То есть, ты мне не скажешь?

Она снова улыбнулась. Ее взгляд скользнул куда-то за спину Острону; он догадался, что Лейла смотрит на реакцию своей главной соперницы Сафир, которая не могла не заметить его присутствия на стрельбищах, потому что лучники, бывшие под опекой Лейлы, перестали стрелять и с любопытством косились на них. Взгляд Лейлы упал на солдат, и на какое-то мгновение ее лицо посуровело.

-- Чего отвлеклись? -- крикнула она. -- Продолжайте!

Они спешно отвернулись и принялись вразнобой натягивать тетивы.

-- Скажу, -- на лице Лейлы снова скользнула улыбка. -- Но не даром.

Острон вздохнул.

-- Чего ты хочешь?

-- Поцелуй.

-- И ты думаешь, что я?.. -- он подавился. Лейла захихикала.

-- А то не скажу, и ищи-свищи его. Сунгай сколько угодно может думать, что этого пройдоху легко найти, только это не так.

-- А если я спрошу кого-нибудь другого? -- рассердился Острон.

-- Кого это, интересно, -- ее улыбка стала какой-то совсем... кошачьей, что ли. -- Ну? Будешь бегать по всему Ангуру в поисках?

Острону ужасно хотелось обернуться и посмотреть, смотрит ли на них Сафир. Но оглядываться он не хотел. Она первой наговорила ему ерунды, пусть теперь и мучается.

-- Ладно, -- сказал он. -- Договорились.

-- Плата вперед, -- хихикнула Лейла и сделала шаг вперед, оказываясь совсем близко к нему; вытянулась на цыпочках, чуть наклонилась. Острон зажмурился и чмокнул ее в губы.

Вышло немножко дольше, чем он хотел. Стрелы продолжали со свистом вонзаться в мишени; Лейла мягко прошептала ему:

-- Жулика ты найдешь в трактире "Маруна".

-- Хорошо, -- пробормотал Острон, спешно развернулся и почти побежал прочь. Уши горели: хорошо еще, под хадиром их не должно быть видно. Он так и не знал, видела их Сафир или нет. А!.. Даже если и видела -- это ее проблемы.

Теперь у него была новая цель. Искомый человек отыскался в казармах; Острон нисколько не удивился, когда обнаружил, что Ханса валяется на своей кровати, высвистывая что-то, и начищает свою шашку. Больше всего на свете Ханса любил ничегонеделание. Ну, после распивания арака по трактирам. Хотя это можно было списать на последствия приема настойки Анвара, Острон все-таки удивлялся тому, как много марбуд спит, например.

-- Эй, -- сказал он, заглянув в комнату, -- пойдем-ка со мной.

-- Чего надо? -- буркнул Ханса. Шашка и так блестела, будто новенькая, но его рука с тряпочкой продолжала методично скользить по клинку.

-- Сходим в один трактир, -- Острон подмигнул ему. -- Выпьем по пиале арака.

-- Чего это ты вдруг? А как же верблюжье молоко? -- немедленно вскинулся тот; этого Острон и ожидал.

-- Ну, арак-то пить будешь по большей части ты, -- сказал он. -- А мне надо кое с кем поговорить.

На носатом лице Хансы отразилось понимание. Отложив шашку, он поднялся на ноги, повязал платок на голову.

-- Ну пойдем.

Еще один необходимый человек только что закончил работать и пил воду из бочки на заднем дворе кузницы.

-- Абу, -- окликнул его Острон, когда они с Хансой зашли во двор. -- Ты не очень занят?

-- Уже нет, а что? -- ответил кузнец, ополоснув лицо водой и отфыркиваясь.

-- В таком случае, не сходишь ли с нами до одного трактира?

-- Небось до того, в котором этот Элизбар засел? -- в смекалке Абу было не отказать. Он оставил ковш плавать в бочке, поправил свой халат. -- Выпить арака я не прочь.

Втроем они спустились по закатной улице к набережной; названный Лейлой трактир Острон знал, хоть и ни разу не был там. Местечко не многим лучше любого другого портового кабака, на полотнище, свисавшем сбоку от двери, намалевана развязная девица, -- видимо, та самая Маруна, -- на приколоченной с другой стороны табличке кособоко выведено "пироги с мясом". Будто не слишком уверенный, писавший это добавил пониже: "ночлег".

В помещении было дымно. Жизнь идет своим чередом, невзирая ни на какие катастрофы и войны; всегда найдутся люди, которым либо нужно залить тревоги алкоголем, либо просто наплевать. Все столики были заняты, но Острону везло в тот вечер: он почти сразу заметил подозрительно знакомую расшитую рубаху в дальнем углу.

Переглянувшись, они с Хансой первыми направились к тому столику. Чуть замедлили ход, когда обнаружили, что какая-то девица поспела к столу быстрее, уселась рядом с ассаханом. Тот вальяжно обнял ее за плечи. Между Хансой и Остроном, как корабль, прошел Абу и уверенно остановился за спиной Элизбара. Почти деликатно тронул того за плечо; ассахан обернулся.

-- Чего... а, это ты, почтенный, -- немного недовольно, хоть и попытавшись улыбнуться, сказал он. Ханса схватил Острона за локоть, и они тоже подошли. Темные глаза Элизбара скользнули по ним, и выражение его лица окончательно скисло. Женщина между тем выскользнула из-под его руки и убежала.

-- Не возражаешь, если мы присядем? -- в лоб спросил ассахана Ханса. Тот вздохнул и покосился вслед беглянке.

-- Нет. Только если вы трое пришли уговаривать меня пойти с вами, я вас сразу предупреждаю: нет, вступление в отряд по спасению вселенной меня не интересует, и...

-- Вообще-то я хотел поблагодарить тебя, Элизбар, -- мило улыбнулся Острон. Его спутники тем временем уже опустились на подушки вокруг столика. -- Ты ведь спас мне жизнь.

Элизбара это сбило с толку. Он раскрыл рот, желая что-то ответить, потом передумал и закрыл его. Острон сел напротив и взглянул на ассахана. Надо сказать: Элизбар был похож на кого угодно, только не на Одаренного Ансари (и вообще на целителя). Больше всего он был похож на разбойника. Тюбетейку он носил ярко-красную, с еле видным золотым узорчиком по краю, а поверх расшитой нарядной рубахи на нем была кожаная безрукавка; в темноте трактира было не очень видно, но Острон, еще когда они только подошли к ассахану, сразу отметил длинные ножны, заткнутые за его кушак.

-- Ну, э, -- сказал наконец Элизбар. -- Считай, что поблагодарил. И передай этому кудрявому, что если я захочу -- он меня не найдет.

Острон пожал плечами; Абу Кабил тем временем уже принял кувшин и пиалы от служанки, кокетливо подмигнувшей Элизбару, и принялся разливать арак на троих. Заглянув в пиалу Элизбара, он долил арака и туда.

-- Сунгай -- Одаренный Сирхана, -- безмятежно сообщил Острон. -- Все животные подчиняются ему. Спрятаться от него будет непросто. Кстати, а давно ты узнал, что у тебя самого Дар?

-- Давно, -- буркнул ассахан. -- Я тебе вот что скажу, как там тебя?.. Острон, я Ансари об этом Даре не просил. Он мне не нужен. И поэтому я его использую, только когда действительно очень надо. Ясно? Я не лекарь.

-- Значит, вылечить меня было действительно очень надо? -- с невинным видом поинтересовался Острон; Абу ухмыльнулся в сторону. Ханса был целиком поглощен араком; Элизбар состроил физиономию.

-- Ну, -- сказал он, -- когда такая красивая девушка умоляет меня помочь ей, я обычно помогаю. Хотя, конечно, я предпочел бы спасти жизнь ей, а не тебе.

Они переглянулись.

-- Раз ты не лекарь, -- заметил Абу Кабил, -- чем же ты занимаешься? Будешь воевать вместе с остальными?

-- Еще чего не хватало. Никогда не состоял в войске и не буду, -- надменно отозвался тот, -- мне привычнее сражаться в одиночку.

-- И что привело тебя в Ангур? -- добавил Ханса, лениво вертя пиалу в пальцах. -- Сюда же как раз идут все, кто хочет присоединиться к войску.

-- Я... путешествую.

-- Угу. И к какой банде ты принадлежишь?

-- Эй, полегче! -- взъерепенился Элизбар. -- Какие банды, юноша! Может, я похож на разбойника, но все, что я воровал, -- это женские сердца!

-- ...А, -- с постной физиономией протянул марбуд. -- Мы предпочитали грабить караваны.

Они обменялись суровыми взглядами.

-- Кстати, Ханса -- Одаренный Джазари, -- встрял Острон, осторожно пихнув марбуда локтем. -- Скажи, Элизбар, раз ты не собираешься присоединяться к войску, значит, ты покинешь город?

-- С чего ты взял?

-- Ну, здесь скоро будет небезопасно. Возможно, всех мирных жителей отправят на север. Ведь теперь по реке Харрод проходит граница наших владений, и кто знает, что затеют коварные безумцы! У темного бога есть и соглядатаи, и... кое-какие вещи похуже, -- он сделал большие глаза. -- Как-то мы уничтожили янзар: с помощью такой штуки одержимые могут следить за тем, кто ее несет.

Элизбар пожал плечами, но как-то неуверенно.

-- Там посмотрим, -- сказал он, -- если понадобится -- я ведь тоже могу уйти на север.

-- Кстати, мы собираемся идти на западное побережье, -- добавил Острон. -- Чтобы искать Одаренного Маарри... и Ансари. Раз уж ты с нами не хочешь. Быть может, среди ассаханов есть и другие.

-- Небольшим отрядом, -- кивнул Ханса. -- Только мы, Одаренные, и еще парочка преданных бойцов.

-- Кстати, Лейла тоже пойдет с нами, -- заметил Абу Кабил.

-- Зачем это вы тащите с собой девушку? -- немедленно отреагировал Элизбар, чуть не опрокинувший пиалу.

-- Тащим? -- Острон рассмеялся. -- Она сама кого угодно потащит. В любом случае, я уверен, на западном побережье будет куда спокойнее, чем здесь...

-- Ладно, ладно, -- немного сердито отозвался ассахан, -- делайте, что хотите, в конце концов, меня ваши дела не касаются.

С этими словами он щедро плеснул арака в свою чашку.

***

В отряде, шедшем с запада, было чуть больше восемнадцати тысяч, и эти воины остановились, не доходя до города, который, возможно, и так уже не смог бы вместить их всех; птицы доложили Сунгаю, что небольшая группа всадников отделилась от остальных и направилась в Ангур.

Он ждал этого добрую неделю, не меньше: птицы могли доложить, что идут люди, они отличали своих от врагов и примерно описывали размер отряда (не в привычных человеку словах, это точно); чего птицы не могли -- так это знать, кто идет во главе.

Хамсин принесла ему последнюю новость, уже поздно вечером, когда время дневных птиц закончилось. Всадники с запада въехали в город; Сунгай снялся с места и почти побежал к воротам.

Первый из приехавших воинов, с бородой, заплетенной в косицу, спешился и оглянулся. Отряд никто особо не встречал: в последнее время в Ангуре было слишком много приезжих. Сунгай узнал воина и подошел к нему.

-- Муджалед, -- сказал он. Муджалед повернулся.

-- Мир тебе, Сунгай.

-- Залман?..

-- Пал.

-- ...Ладно, не сейчас, -- вздохнул Сунгай, взмахнул рукой в сторону улицы, ведшей в город. -- Вы проделали немалый путь. Пойдемте со мной.

Он отвел их в казармы, где комендант выделил им комнаты; Муджалед лишь бросил свой полупустой вещевой мешок возле кровати и пошел следом за Сунгаем. Пожилая женщина накрывала на стол на первом этаже, и они опустились в подушки вокруг.

-- Ты знал, что Залман пал, -- без вопроса в голосе произнес Муджалед. За прошедшее время бывший командир Тейшарка сильно осунулся, а его белая кожа делала его похожим на смертельно больного человека.

-- Да, -- кивнул Сунгай. -- Как это было, Муджалед?

Командир криво усмехнулся.

-- Ужасно, -- ответил он. -- Какое-то время мы держали оборону. Генералу Ан-Найсабури пришлось отозвать все отряды со стены в крепость. А потом явилось это... создание. Люди будто посходили с ума. Кто-то начал кидаться на собственных товарищей. Генерал пытался схватиться с ним и погиб в бою. Тогда я... может быть, я поступил, как трус, не знаю. Я собрал людей, которые еще слушали меня, и повел их прочь.

-- Ты поступил правильно, Муджалед, -- вздохнул Сунгай. -- Это был долгар... во всяком случае, так они себя называют. Мы столкнулись с таким же в Тейшарке.

-- Тейшарк по-прежнему принадлежит темному богу, -- уточнил Муджалед.

-- Хуже. Весь южный Саид принадлежит темному богу.

Муджалед покачал головой.

-- Трудные времена настали. А где Халик?

-- ...Погиб.

Дверь распахнулась, и в комнату буквально влетел Острон; заметив Муджаледа, он воскликнул:

-- Ты жив! Слава Мубарраду!

-- Я жив, -- сдержанно ответил ему тот, -- но тысячи других людей погибли, Острон.

-- Я знаю, -- улыбка сошла с лица молодого нари. -- ...Все только хуже и хуже, да?

Сунгай и Муджалед переглянулись.

-- Да, -- сказал Муджалед. -- Мы проигрываем эту войну. Мы потеряли стену Эль Хайрана.

-- Пока у нас есть Харрод, -- заметил Острон. -- Харрод... даст нам время. Я надеюсь, нам его хватит.

-- О чем ты говоришь?

-- Мы же не можем сидеть на месте, -- пояснил парень, пожимая плечами. -- И поскольку Одаренные -- наша последняя надежда на победу... мы должны сделать все, что в наших силах. Ты нужен здесь, Муджалед, и даже сам не догадываешься, насколько.

-- Мы обсуждали это, -- добавил Сунгай. -- За прошедшее время мы отыскали еще двоих, -- он чуть поморщился. -- Но остаются маарри и китаб. Боюсь, что это означает, что мы должны срочно отправиться на поиски. На побережье, по ахадам маарри, и на север -- в горы Халла. Это займет время.

-- В это время граница по Харрод должна стоять, -- сказал Острон. -- Пока что оборону возглавляют господин Ар-Расул и мой дядя, но у обоих нет опыта в этом. У тебя он есть, Муджалед.

-- Так вот что вы задумали, -- пробормотал командир, переводя взгляд с одного Одаренного на другого. -- Но когда вы отыщете всех... что тогда?

-- Еще не знаю, -- честно признался Острон. -- Но я думаю, там будет видно. Возможно, Одаренный Хубала будет знать, что делать: ведь они, говорят, могут предвидеть будущее.

-- Не исключено, что в него все и упирается, -- хмыкнул Сунгай. -- Поэтому так важно найти его, Муджалед.

Командир молча кивнул.

***

Тишина висела над городом.

Настолько абсолютная тишина, какой в реальности не бывает. Ни звука, ни шелеста, ни шороха. Замерло все, само небо накрыло город одеялом, не давая пошевелиться.

Он знал это место: это была та самая площадь, на которой когда-то они стояли вдвоем с Халиком, глядя на город с высоты птичьего полета. Впереди простирались дома, кривые улочки, ручейки с перекинутыми через них мостиками. Еще дальше -- река и пристань, и белые паруса стоящих на якоре дау.

Ни одного дау не было. Река была черной, как ночь; казалось, какая-то субстанция застыла в русле вместо настоящей воды.

Холод окутал все вокруг. Неправильно... все это неправильно.

Дистанция здесь не имела значения. Он мог видеть на южном берегу реки развалины. Длинная полуразрушенная стена тянулась от края до края, а за ней виднелись горы; он сглотнул, осознавая, что видит стену Эль Хайрана -- то, что от нее осталось.

За стеной были горы Талла.

Небо хмурилось и поблескивало молниями над их хребтами.

Думаешь, что за рекой ты в безопасности, прошелестел знакомый голос. Ты нигде не в безопасности, нари.

-- Заткнись, -- сказал Острон, и его собственный голос прозвучал так, будто слова проникали сразу в уши, минуя воздух. Это на мгновение сбило его с толку, но он быстро взял себя в руки и добавил: -- Ты все лжешь, темный бог. Я не верю ни одному твоему слову. К тому же, это всего лишь сон.

А что такое сон? -- вкрадчиво спросил темный бог.

-- Это значит, что все вокруг меня -- ненастоящее, -- уверенно ответил Острон.

На твоем месте я бы не был так в этом уверен.

Он вглядывался в горы и заметил, что изредка между черными скалами поблескивает что-то багровое. Развалины Эль Хайрана уходили в обе стороны, и с одной он увидел белую крепость... оскверненную. Золотые купола больше не блестели над Тейшарком. Белые стены потрескались.

С другой стороны был Залман. Острон никогда не бывал в Залмане наяву; это был не менее величественный город, выстроенный на скале. Разрушение коснулось и его, вычернило, опустошило.

Это только начало, произнес бесплотный голос темного бога. Все еще впереди.

-- Надо же, ты прав, -- дерзко отозвался Острон, сжимая кулаки, -- это действительно только начало. Скоро мы вернем себе южный Саид. Мы отстроим стену заново... нет. Мы сделаем так, что в стене больше не будет необходимости. В горах Талла будут жить племена. Одержимых не останется.

Мечты, возразил темный бог. Все люди мечтают. Но в реальности мечты не сбываются, нари.

-- Я сделаю так, чтобы сбылись.

Ответом ему был лишь холодный смех.

Опуская взгляд на крыши домов, Острон с ужасом обнаружил, что дома смотрят на него пустыми провалами окон.

Ангур был разрушен.

***

Лето окончательно вступило в свои права, и днем над городом висела жаркая дымка, и воздух дрожал от пронзавших его солнечных лучей. Камни мостовых были раскалены настолько, что обед можно было бы приготовить прямо на них; собственно говоря, в обед на улицах почти никого не было. Жара заставила их забиться в темную прохладу помещения, и в зале собрались люди: трое Одаренных, однорукий китаб и кудрявый маарри с барбетом.

-- Нам давно пора подумать о нашей задаче, -- сказал Сунгай; на его плече спала сова, неподвижная, как статуя. Острону, сидевшему рядом, опять ужасно хотелось погладить ее по перышкам, но он знал, что это чревато прокушенными пальцами. -- Стражи на Харрод продержатся достаточно долго, но медлить нельзя.

-- Большой отряд нам ни к чему, -- ответил ему Острон, -- чем быстрее мы будем передвигаться, тем лучше. Я вообще думаю, лучше нам отправиться втроем: я, ты и Ханса.

-- А чего это Абу говорил про Лейлу? -- хмыкнул марбуд, развалившийся прямо на полу. Острон пожал плечами.

-- Я так понимаю, он думал, что это может поколебать решимость Элизбара, -- предположил он. -- Раз уж тот любитель погоняться за юбками.

-- Ха-ха, пусть попробует погоняться за ней! Кстати, она не носит юбок.

-- Втроем? -- перебил его Басир. -- Я думал, мы тоже пойдем с вами.

-- Нет необходимости, -- возразил Сунгай, -- к тому же, это не такая уж сложная задача, нам нужно просто проехаться по прибрежным селениям и поспрашивать людей.

-- И тем более я намерен пойти с вами, -- ответил китаб. -- Вы же отправляетесь в горы Халла! Я должен попасть туда, в сабаин Умайяд, чтобы доставить туда спасенные из Тейшарка книги. Кстати, то, что я калека, на этот раз не будет особой проблемой, раз вы говорите, что задача несложная. А еще я знаю окрестности в Халла.

Острон и Сунгай переглянулись.

-- Кстати, наверняка господин Анвар тоже захочет пойти, -- добавил Басир, уже с меньшей горячностью.

-- Во имя Сирхана, -- недовольно протянул Сунгай, -- да так с нами половина Ангура увяжется. Нет, мы не можем брать с собой большое количество людей.

-- Разве это большое? Вы трое, я, Улла, -- Басир принялся загибать пальцы, -- господин Анвар... всего шесть человек.

-- Ага, а еще Лейла не усидит на месте, -- напомнил Ханса, глядевший в потолок. -- И от нее мы так просто не отвяжемся.

-- Ну, семь.

Острон открыл рот, но передумал и закрыл его. Сунгай шумно вздохнул.

-- Ладно, -- сказал он. -- Семь так семь. В таком случае, я думаю, нам лучше отправиться в путь поскорее.

-- Сегодня вечером, -- предложил Острон. -- Ночью жара спадет. Я надеюсь, -- он криво усмехнулся, -- по эту сторону реки по ночам путешествовать еще безопасно.

-- Хорошо, договорились... -- начал было Сунгай, потом что-то привлекло его внимание. -- Улла?

Молодой аскар сидел на полу, скрестив босые ноги, и баюкал барбет. Вид у него был отсутствующий. Темные глаза запали, и в них будто горел какой-то огонек.

-- Улла, -- повторил Басир, подергав его за рукав. Тот поднял голову, словно опомнился.

-- А?..

-- Что-то не так, Улла? -- спросил Острон. -- Ты как будто с луны свалился.

-- Я... -- поэт потряс головой. -- Все в порядке, Острон. Я просто задумался.

-- Ты пойдешь с нами? -- спросил Басир. -- Да?

-- Да, конечно.

Они снова обменялись взглядами; Острон пожал плечами. Ханса, глянув на них снизу вверх, сказал:

-- Ну что, встречаемся на закате у западных ворот? Когда спадет жара.

-- Ага.

-- Лейле лучше не говори, -- предупредил его Острон. -- Если она увяжется за нами, так тому и быть, но если нет -- ну, тем лучше для нее.

-- Вообще-то с нами будет безопаснее, -- заметил Басир. -- Я сообщу господину Анвару.

-- А я пойду отыщу этого Элизбара, -- сказал Острон. Сунгай громко фыркнул:

-- Он не пойдет с нами, чего стараться.

-- Ну, по крайней мере он будет знать, куда приходить, если передумает, -- улыбнулся нари, поднимаясь на ноги. Жара понемногу спадала; приняв решение, они сразу оказались заняты по горло. Ханса отправился в стойла узнавать насчет верблюдов, Басир ушел искать ученого китаба, взял с собой Уллу.

Острон заглянул в трактир "Маруна", но ассахана-пройдохи там не было, хотя одна из служанок, кокетливо поправляя подол платья, сказала ему, что тот может быть в порту.

-- Чего ему там делать? Корабли сейчас никого не перевозят без приказа господина Ар-Расула, -- пробормотал Острон, но послушно отправился на пристань. Там было непривычно тихо: многие корабли все еще продолжали патрулировать реку, временами обстреливая группы одержимых, замеченных ими на южном берегу, а остальные стояли пришвартованные и со спущенными парусами. В эти суровые времена людям было не до торговли и путешествий: какие-то моряки разгружали одномачтовый зарук небольшого размера, и только.

Поискав глазами, Острон обнаружил стоящих у фонтана Нахаванди людей. Один из них носил ярко-красную тюбетейку, которая издалека и выдавала в нем Элизбара. Второй также неожиданно оказался знакомым.

Он подошел к ним и уловил обрывок разговора:

-- Нет, и даже не спрашивай. Что я точно знаю, -- так это то, что у тебя нет суммы, за которую я бы согласился вывезти тебя отсюда. И вообще, ходят слухи, что ты Одаренный, так разве ты не должен оставаться в городе?

Элизбар ответить не успел; Острон встал рядом с ним и с улыбкой сообщил:

-- Вообще-то, нахуда Дагман, мы уходим сегодня вечером.

-- Я с вами никуда не пойду, -- торопливо сказал Элизбар, оглянувшись на него. Острон лишь пожал плечами.

-- А я с тобой и не разговариваю, -- с независимым видом возразил он. -- Нахуда Дагман -- мой друг.

Густые брови капитана недоверчиво поднялись, но Дагман ничего не сказал на это; сунув большие пальцы рук за свой широкий кушак, он только спросил:

-- И куда же вы держите путь, Острон?

-- На запад, -- отозвался тот. -- Вдоль берега Харрод стоят ахады маарри, а ведь нам еще нужно отыскать Одаренного Гайят. А там и побережье моря, и таманы ассаханов. Быть может, там мы найдем еще одного Одаренного, если боги будут благосклонны.

-- И велик будет ваш отряд?

-- Нет, и я прошу вас никому не рассказывать, -- заговорщически подмигнул Острон. -- Сунгай говорит, мы должны двигаться как можно быстрее, поэтому нельзя брать с собой много людей. Потому мы и собираемся сегодня на закате у западных ворот, и никого не предупреждаем, чтобы никто с нами не увязался. Правда, боюсь, некоторых это не остановит. Господин Анвар желает идти с нами, и Ниаматулла, а уж чтобы отговорить Лейлу, никакого красноречия не хватит.

Дагман ухмыльнулся.

-- Этот ученый, значит, с вами? А старина Абу?

-- Абу Кабил? -- Острон немного удивился. -- Нет, мы не говорили ему. Во всяком случае, я думаю, такой отличный кузнец больше нужен в городе.

Нахуда лишь пожал плечами. Острон коротко кивнул ему.

-- Ну что ж, я пойду. Должно быть, у вас море дел, нахуда Дагман.

-- Кое-какие есть, -- задумчиво отозвался тот. Острон отвернулся и пошел прочь; уже с расстояния он услышал их реплики.

-- Если хочешь, чтоб тебя взяли на корабль, поговори с нахудой Халибом, -- невозмутимым голосом произнес Дагман. -- Его судно поставляет железную руду с востока.

-- Я передумал, -- ответил Элизбар.

***

Не столь давно завершенная стена вокруг Ангура была в чем-то произведением искусства. Городской архитектор Али-Васиф, юность проведший в горных селениях китабов, был знаток своего дела; хотя многие годы он строил дома, он еще не забыл, как возводятся надежные укрепления. Городская стена была в пять касаб высотой, по ней можно было спокойно пройти двум людям, взявшись за руки, а ворота были выкованы из железа. Поскольку построена она была совсем недавно, город еще вполне умещался в ее пределах, и снаружи простирались лишь холмы, поросшие травой.

Западные ворота располагались перед небольшой площадью, которая еще полгода назад была всего лишь городской окраиной; домишки, стоявшие вокруг, были маленькими, и народу здесь обычно бывало немного. На воротах стояли стражники, но все они, разумеется, знали в лицо по меньшей мере Сунгая, а многие и Острона с Хансой.

Острон и Сунгай и пришли первыми; совы на плече джейфара не было. Каждый из них вел в поводу породистого хеджина. Животные не привыкли к новым хозяевам и время от времени сердито кричали. Город, впрочем, еще не спал, и их рев сливался с его затихающим шумом.

-- Я думаю, он придет, -- сказал Острон, хотя без особой уверенности. Сунгай презрительно сплюнул.

-- Если и нет, -- произнес он. -- Не уверен, должны ли мы брать в отряд настолько безответственного человека.

-- Ты почти не знаешь его, -- возразил Острон. -- Быть может, он такой только с виду.

-- Ага, конечно.

Третьим явился Басир; к седлу его верблюда был приторочен немаленький мешок слегка квадратных очертаний: с книгами, не иначе. Китаб легко соскользнул со спины животного, не дожидаясь, пока оно опустится на колени, и подошел к ним.

-- Господин Анвар скоро тоже будет, -- сказал он. -- Вместе с Уллой.

-- Улла какой-то странный в последнее время, -- вполголоса заметил Сунгай. -- Ты уверен, что ему стоит идти с нами?

Басир пожал плечами.

-- Лекарь говорит, он полностью поправился. Правда, мне кажется, что-то гнетет его.

-- Я о том же.

-- Я знаю, что гнетет его, -- мрачно произнес Острон, глядя в сторону. -- Пусть идет. Быть может, с нами ему станет легче.

Они переглянулись, но возражать ему не стали. Тут на улице, спускавшейся с севера, показались еще два всадника: сам Ниаматулла и ученый китаб. За спиной Уллы виднелся привычный барбет. Китаб верхом на верблюде держался как-то неловко, будто почти не умел ездить; впрочем, за последние десять лет, проведенные в храме Шарры, навыки верховой езды могли и забыться.

-- Господин Анвар, -- окликнул Сунгай толстяка, когда тот кое-как, не без помощи кнута, заставил свое животное опуститься на колени. -- Надеюсь, Басир предупредил тебя, что мы... сделаем большой крюк, прежде чем отправиться в горы Халла.

Китаб рассеянно поднял голову.

-- ...А, да, -- не сразу ответил он, вставая на ноги. Верблюд неодобрительно покосился на неумелого наездника. -- Ничего страшного, я не тороплюсь. Наоборот, будет интересно попутешествовать. Я, кажется, слишком долго просидел в Шарре, -- он коротко рассмеялся.

-- Ханса что-то задерживается, -- вполголоса сказал Острон Сунгаю, покосившись на небо: солнце уже почти скрылось за горизонтом, и с востока совсем стемнело.

-- Небось разбирается с Лейлой, -- фыркнул тот. -- Или удирает от нее, или одно из двух.

Между тем на площадь прибывали и другие люди. Острон слегка удивился, когда обнаружил, что два других всадника выехали из узкого переулка, негромко переругиваясь, и направились к ним; на голове одного была рафа, а другой всем своим видом выдавал в себе бывалого моряка.

-- Абу? Нахуда Дагман? -- не удержался он. Их верблюды подошли к ним вплотную.

-- Я тебе говорю, на какого тебе понадобилось брать все эти инструменты?.. -- говорил нахуда, но Абу сделал знак, оборвав его, и с радостной ухмылкой сообщил:

-- Мы решили, что для ровного числа вашему отряду требуется еще два человека, герой! Ведь экспедиции по спасению человечества обычно состоят из трех, семи или девяти людей, верно?

-- Э, -- опешил Острон. -- Абу! Но ты куда больше нужен городу! А нахуда Дагман?.. разве...

-- Я продал свой самбук, -- сообщил тот. -- Так что больше нахудой меня не зови. Я предал честь настоящего моряка!

-- Зачем?!

-- Ради спасения человечества, вестимо, -- отозвался Абу Кабил, спрыгивая с верблюда. -- Ладно, Дагман нам пригодится. За эти годы он столько плавал по Харрод, что небось каждый ахад знает.

-- Во всяком случае, -- ухмыльнулся тот, -- старейшины этих ахадов знают меня. Это уже может оказаться полезным.

Острон беспомощно оглянулся на Сунгая; тот пожал плечами.

-- А ты, Абу? -- спросил Острон. -- Зачем тебе тащиться с нами?

-- Спасать человечество! -- бодро ответил тот. -- Все же знают, что именно от вас зависит, победим мы в этой войне или нет.

Сунгай за спиной Острона тяжко вздохнул. Тут они заметили еще одного всадника. Его верблюд передвигался неуклюжими с виду прыжками, пока не настиг их.

Она буквально вылетела из седла, отдуваясь, обвела их взглядом, убрала прядки растрепавшихся волос под хадир.

-- Уф, -- сказала она. -- Я уж боялась, что не успею.

-- Сафир? -- неуверенно произнес Острон. -- А ты еще чего здесь делаешь?

Ответом ему стал уязвленный взгляд; девушка обратилась к Сунгаю, проигнорировав его.

-- Хороший лучник вам не помешает! -- сказала она. -- Ну, по крайней мере, я постараюсь не быть бесполезной.

-- Я думал, -- осторожно сказал Сунгай, -- что ты не захочешь... иметь с нами ничего общего.

-- Почему это? Во всяком случае, -- она покривилась, -- обучать других лучников прекрасно может и эта... разбойница.

-- Лейла? -- спросил Басир. -- Но я почти уверен, что она тоже пойдет с нами.

Лицо Сафир окаменело, потом она решительно тряхнула головой.

-- Ну вот и посмотрим, кто лучше стреляет из лука.

-- Сафир, мы не на войну идем, -- мягко заметил джейфар. -- Наоборот, можно сказать.

-- А ты думаешь, добраться до гор Халла будет так просто? Мало ли какие опасности подстерегают нас по пути. Банды разбойников, например, -- она оскалила мелкие белые зубки. -- А если снова объявится тот белоглазый, о котором все только и говорят? -- презрительный взгляд в сторону Острона. -- Наверняка добрая стрела возьмет его.

-- Твое красивое число оказалось несколько разрушено, Абу, -- угрюмо сказал Острон. -- Что будешь делать?

-- Ничего, десять -- тоже красивое число, -- беспечно отозвался тот.

-- Десять, -- буркнул Сунгай. Острон поднял взгляд как раз вовремя: еще один всадник показался на улице. Насколько он знал, из тех, кого они поджидали, оставались только Лейла и Ханса, но это явно не был ни один из них. На голове сидящего на верблюде человека была надета тюбетейка.

-- Кто пришел, -- нахмурился Сунгай, сделал шаг вперед. -- Чего ты тут позабыл, жулик?

-- К чему эти оскорбления, -- ответил тот, останавливая животное. -- Я как-никак Одаренный, нет? Ты сам так хотел, чтобы я пошел с вами, джейфар.

-- А ты так не хотел идти с нами.

-- Я передумал, -- Элизбар пожал плечами. -- Каждый человек может передумать, правда?

Сунгай издал невнятный звук и отвернулся; Острон улыбнулся себе под нос.

-- Мы рады, что ты с нами, Элизбар, -- сказал он.

-- А я еще не знаю, рад я или нет, -- фыркнул ассахан.

Наконец явились и Ханса с Лейлой; как и предполагалось, они довольно громко переругивались, пока ехали.

-- Вот и вы, -- немного сердито окликнул их джейфар, заставляя своего верблюда опуститься на колени, -- мы уже заждались.

-- Извини, -- крикнул Ханса, уворачиваясь от Лейлы, которая попыталась треснуть его хлыстом по спине.

-- Этот... предатель не предупредил меня, что мы уезжаем уже сегодня! -- добавила девушка, размахивая своим оружием. -- К счастью, я не такая бестолковая. Даже не думайте, что уедете без меня!

-- Мы и не надеялись, -- заметил Острон. Тут Лейла увидела Сафир и свела брови вместе.

-- А ты что тут делаешь?

-- Я тоже еду, -- дерзко отозвалась Сафир. -- А ты полагала, что я останусь в городе?

Лейла вскинула подбородок. Сафир забралась на спину верблюда. Острон внезапно почувствовал себя так, будто в пятку ему вонзилась острая длинная колючка. Где-то в стороне был слышен негромкий смех Абу Кабила; хеджины послушно поднимались, приняв на себя всадников, и понемногу устремились к воротам.

-- Открывай, -- скомандовал Сунгай стражнику, стоявшему на карауле.

-- Вы не вернетесь? -- спросил тот.

-- Вернемся... -- ответил Сунгай. -- Только, возможно, нескоро.

Стальные створки ворот с лязгом распахнулись; перед ними лежала дорога, залитая лунным светом. Острон миновал арку первым, сразу за ним ехал джейфар, кутавшийся в бурнус песчано-желтого цвета. Одиннадцать всадников оказались на дороге, растянулись длинной цепочкой. Столь разношерстный отряд еще полгода назад удивил бы любого, кто увидел их: представители всех шести племен были в нем.

Теперь, впрочем, никто ничему уже не удивлялся. Ворота города закрылись за спиной последнего всадника, китабского ученого Анвара, чей верблюд слушался его небезупречно, и они оказались предоставлены сами себе. Впереди всех ехали Одаренные: даже Элизбар, косившийся на Сунгая с опаской, оказался рядом с Хансой, который беззаботно насвистывал что-то себе под нос. Сразу за Хансой и Элизбаром пристроилась Лейла, по-прежнему в позе гордого отчуждения, а за ней ехали Басир и Улла. Темные глаза маарри были подернуты дымкой мыслей. Следом ехала Сафир, плотно поджав губы, а еще три человека почти поравнялись друг с другом. Луна освещала рафу Абу Кабила, беспечно скрестившего руки на груди и позволившего своему верблюду идти следом за остальными животными, и лихо повязанный платок Дагмана; между ними, чуть отставая, ехал Анвар.

-- Одиннадцать, -- заметил Дагман с ухмылкой. -- Не очень красивое число.

-- Зато оно делится только само на себя, -- отозвался Абу.

-- И на единицу.

-- А, какая разница. Если все пройдет гладко, когда-нибудь нас станет тринадцать.

-- А вот это уже совсем некрасивое число.

-- Смотря как посмотреть, -- безмятежно сказал Анвар. -- Многие люди вообще склонны верить в так называемую магию чисел. Весь вопрос в том, что сами числа могут различаться от верования к верованию.

-- Умно, -- скривился нахуда Дагман. Абу Кабил пожал плечами.

-- Если верить пророчеству, -- сказал он, -- их вообще должно быть шесть. Вшестером они отправятся в Хафиру. А вот уже что будет там... никому не ведомо.

***

В пустыне летние дни необычайно жаркие; все живое стремится спрятаться, чтобы пережить невыносимую жару. Но ночи отличаются, наоборот, холодом.

На берегах Харрод эта разница скрадывалась. Ночь только опустилась на Саид, и небо залиловело над рекой, отражаясь в ее величественных водах. На северном берегу многие люди спали; кто-то, конечно, нес караул, как и всегда, и силуэты кораблей виднелись то тут, то там.

Он стоял у самой кромки воды, держа в руках длинный шест. Так далеко к востоку река была не столь широка, хоть и бурлива; еще дальше располагался огромный ахад, в котором разместили большой отряд воинов, но это место было в самый раз.

Достаточно узкое, чтобы можно было переплыть его на плоту.

Они соорудили плот под его руководством, хотя и пришлось немало потрудиться, чтобы донести до них саму идею; в некоторых вопросах эти создания бывают потрясающе узколобыми. У большинства из них боязнь воды была настолько сильной, что они избегали даже просто подходить к берегу широкой реки.

Он воды не боялся.

По крайней мере, река не нанесет тебе коварный удар кинжалом в спину.

Мой верный слуга, шелестел голос во тьме. Ступай на север. Они идут вдоль берега реки. Уничтожь их. Уничтожь хотя бы самого главного из них.

Он ничего не ответил. Он так давно привык к этому голосу. Скинул плащ прямо на влажную землю; обернулся.

Они стояли, опасливо косясь на воду, в нерешительности, ожидали приказов.

-- Тащите его к воде, -- приказал он. Среди них возникло неуверенное движение; он поднял шест, угрожающе качнул им. Наконец грязные руки взялись за плот: всего лишь несколько бревен, неуклюже связанных вместе веревкой. Они послушно поволокли плот к реке. Он шел следом, изредка несильно тыкая шедших последними своим шестом. -- Быстрее, быстрее. Я же не заставляю вас лезть туда самим!

Шедшие впереди шустро отскочили назад; передний край плота коснулся воды с плеском.

-- Запомните, -- сказал он. -- Асвад здесь. Он в каждом из нас. Делайте то, что он приказывает вам. Скоро мы победим.

С этими словами он, разбежавшись, легко перепрыгнул на плот, который под тяжестью его тела окончательно соскользнул в воду. Какое-то время он балансировал, потом уверенно оттолкнулся шестом от берега. Остальные немедленно отбежали от воды подальше.

Он не оглядывался. Ему было все равно, что с ними станет; он наконец избавился от них.

В одиночестве было проще. Не надо было постоянно ожидать удара в спину. Вряд ли кто-то сумеет ударить тебя в спину, когда ты стоишь на хлипком плоту посреди реки. Темнота позади, темнота впереди. Шест был достаточно длинным, чтобы доставать до дна; река здесь была не слишком глубокой, в любом случае.

Еще пятнадцать минут -- и он достиг северного берега. Вдалеке, к востоку, было видно сияние огней ахада. Он швырнул шест в воду. Этот ахад слишком велик: угнать лошадь или верблюда, скорее всего, не получится. Но, быть может, ему попадутся достаточно маленькие селения западнее.

Поправив палаш за поясом, он пошел вперед. Темнота ему не была помехой.

Белые глаза смотрели на запад.

Фарсанг шестнадцатый

Широка, полна водами река Харрод, берущая исток далеко на востоке, в горах Аласванд у Внутреннего моря, и пересекающая Саид. По легендам, именно на берегах Харрод поселился прародитель Эльгазен, от которого пошли шесть племен. Харрод -- словно ядро, долина реки плодородна, и больше всего поселений расположено именно здесь; чем дальше от реки, что к северу, что к югу, -- тем труднее становится выживать.

Небольшой отряд во главе с Одаренными, не мудрствуя лукаво, отправился по широкой дороге, ведущей вдоль северного берега реки, на запад. Множество ахадов находится впереди, хотя далеко не все маарри предпочитают селиться в долине Харрод; некоторые деревни стоят в богатых оазисах к северу. Об этом они долго говорили в первую ночь пути, и активное участие в обсуждении принимал нахуда Дагман, хорошо знакомый с окрестностями. Было решено, что отряд будет время от времени углубляться в пустыню, чтобы достичь самых больших ахадов в оазисах; большое значение нахуда придавал и слухам, сообщив, что рассказал о цели своего путешествия всем капитанам в порту Ангура. Скорее всего, к тому времени, когда их отряд доберется до берегов западного моря, в таманах уже будут наслышаны о них.

Первые дни дороги проходили мирно и без приключений. Хеджины передвигались размеренным шагом, с которого их было очень трудно сбить, и по кочевничьей привычке по большей части люди молчали, так что чаще всего можно было слышать лишь негромкий степенный разговор между Абу Кабилом и Анваром. Рядом с ними ехал и Басир, но бывший помощник библиотекаря обычно с благоговением слушал. Время от времени слушал и Острон; иногда они говорили об интересных вещах.

-- И никто, конечно, никогда об этом не задумывался, -- смешливо сказал Абу в тот раз, -- почему потомки Эльгазена жили себе на берегах реки, где прокормиться не составляет труда, а потом вдруг три племени взяли и ушли в пустыню. Нет, даже четыре: ведь Китаб не мгновенно очутились в горах Халла.

-- Это легенда, Абу, -- ответил ему Анвар, чей рассеянный взгляд скользил по холмам, ни на чем не останавливаясь. С тех пор, как покинул Шарру, ученый мало изменился: разве подстриг бороду, ранее достигавшую середины груди. И одежду он по-прежнему предпочитал темных цветов, но в дороге приходилось носить светлый бурнус.

-- Легенда, в основе которой лежат реальные события, -- возразил кузнец. Это были их типичные позиции: Абу в разговоре оживлялся, размахивал конечностями и часто повышал голос, тогда как Анвар продолжал мечтательно смотреть вперед и отвечал ровным тоном. -- Зачем Мубарраду, Джазари и Сирхану понадобилось уходить в пустыню?

Ученый китаб спокойно пожал плечами.

-- Для чего обычно люди уходят в пустыню или в горы, Абу? Вообще в места, малопригодные для жизни? Я скажу тебе: в поисках духовного просветления. Я вижу, ты о многом прочел в библиотеке Тейшарка, но я искал ответы не в книгах, которые суть вторичны, а у памятников седой старины.

-- Хочешь сказать, в Шарре были ответы на все вопросы, -- вскинулся Абу Кабил с вызовом. -- Хорошо, скажи мне, господин Анвар, были ли в Шарре сведения о темном боге и безумцах, которые ему служат? Вот это знания, в которых мы сейчас остро нуждаемся!

-- Город Шарра возник несколько тысяч лет назад, -- произнес Анвар. -- Люди долгое время жили там, но потом покинули его, -- возможно, когда река Шараф пересохла окончательно. На старом месте они оставили много разных вещей, которые, должно быть, тогда не имели для них ценности. Больше всего ответов предоставили мне их фрески, которыми покрыты стены храма Шарры, хотя были и кое-какие древние тексты в глубинных хранилищах.

-- Так что с одержимыми?

-- Жители Шарры, -- невозмутимо продолжал китаб, -- воевали с каким-то народом, предположительно с одержимыми. В их текстах упоминается и Суайда, где сказано, что Суайда избрал путь, противоположный пути Эльгазена. Кстати говоря, на их языке предки племен называли одержимых другим словом.

-- ...В общем, ничего более интересного ты там не нашел, -- перебил его Абу. -- И ради чего было там копаться целых десять лет? Все эти годы ты рассматривал какую-то мазню на стенах?

-- Господин Абу, -- робко встрял Басир, -- ты просто не видел этих фресок! Это настоящие шедевры, а вовсе не какая-нибудь там мазня.

Кузнец только отмахнулся.

-- Ну, я узнал, -- сказал Анвар, и Острон про себя удивился: невозмутимость китаба было так просто не поколебать, -- что когда-то одержимые были вовсе не безумными. Это был просто иной народ, со своим языком и культурой. Война шла много лет без особых результатов, но когда у племен появились первые настоящие Одаренные, они и принесли нам победу.

-- То есть, Одаренные были не всегда? -- спросил Острон.

-- Одаренные появились тогда, когда в них была нужда, -- отозвался китаб. -- Кстати, возможно, это обрадует вас. Из старых текстов Шарры я узнал, что у безумцев тоже были свои Одаренные. Но Эль Масуди и другие Одаренные богами предприняли поход на юг и разгромили их, после чего одержимые очень долго не появлялись в Саиде.

-- Значит, это правда, -- пробормотал Острон, бросив взгляд на Сунгая; джейфар вроде бы ехал чуть в стороне, но поворот его головы ясно давал понять, что он тоже внимательно слушает. -- О том, что у темного бога на каждый Дар есть свой ответ.

-- Точнее сказать не могу, -- покачал головой ученый. -- Признаться, меня не столько интересовали безумцы, сколько история наших племен. Наверное, это было несколько опрометчиво с моей стороны.

Острон и Басир, переглянувшись, улыбнулись друг другу. За недолгое время, что они знали Анвара, они успели выучить его основные повадки; это было так в духе ученого китаба, на всю жизнь смотреть лишь как на предмет изучения. Анвара было невозможно представить в бою: скорее всего, даже находясь в смертельной опасности, он лишь сказал бы что-нибудь вроде "это было несколько опрометчиво с моей стороны, ввязываться в такую драку".

Тем вечером они прибыли в крупный ахад Каммал на побережье Харрод, и его жители как раз возвращались с полей, когда небольшой отряд во главе с Остроном и Сунгаем оказался на главной улице. Люди мгновенно обратили внимание на приезжих: для начала, в то время мало кто направлялся на запад, от Ангура, и к тому же, в их группе были представители всех племен, и потому сразу становилось ясно, что это стражи Эль Хайрана (а разбойники предпочли бы остаться незамеченными).

Нахуда Дагман, как и говорил, был знаком со старейшиной ахада, длиннобородым согбенным стариком, и объяснил ему, для чего они приехали. Старейшина Норудин в ответ скорбно покачал головой: в их ахаде нет Одаренного, а если бы и был, они бы уже давно отправили его в Ангур, в войско. Что до слухов, то, конечно, народ сказки сказывает, но поди разберись, что из этого хотя бы тень правды, а что чистая ложь.

Острон в тот вечер был расстроен. Они устроились на постоялом дворе Каммала, где для них едва нашлись места: большинство других путешественников, правда, направлялось в противоположную сторону, на восток. Острон делил небольшую комнатушку с Сунгаем и Уллой, но Сунгай почти сразу ушел на пристань, разговаривать с птицами, и Острон надолго не задержался, отправился за ним следом. На первом этаже в зале собрались и местные жители, и приезжие вперемешку, и его глаза отметили Дагмана, о чем-то разговаривающего с высоким маарри в полосатом платке-мауде, а за одним из столиков -- Лейлу и Элизбара; ассахан что-то негромко говорил девушке, та хмурилась все сильней, и Острон как раз увидел, как она с размаху ударила его по щеке. Лейла точно может постоять за себя, отстраненно подумал Острон и выскользнул наружу.

Сунгай стоял на каменной пристани, к которой в это время были пришвартованы лишь местные рыбачьи лодчонки, и на его вытянутой руке сидело сразу четыре небольших птички. Когда Острон подошел к нему, птички дружно вспорхнули и улетели; джейфар не обернулся, остался стоять, глядя на реку.

-- Я думаю, -- хрипло произнес Острон, -- не совершили ли мы ошибки.

-- Отчего, -- без вопроса в голосе отозвался Сунгай.

-- Если у этих двоих Дар уже проявился, то они бы наверняка сами отправились в Ангур, а если нет, то мы можем пройти мимо и так и не узнать этого. Для чего мы отправились в путь?

-- Я тебе вот что скажу, -- ответил джейфар, сложив руки на груди. -- Никогда ничего не добьешься, сидя на одном месте. В Ангуре мы сейчас не нужны. Мы должны использовать это время, до конца лета, чтобы отыскать маарри и китаба, и даже если в итоге окажется, что мы зря отправились в путь, это лучше, чем если бы мы сидели за стенами города и ждали непонятно чего. К тому же, ты не думаешь, что судьба сама приведет нас?

-- Судьба, -- пробормотал Острон.

-- Разве не случай свел нас вместе? Тебя и меня. И хотя в нашу первую встречу никто еще и не догадывался о том, что ты тоже Одаренный, боги не дали нам разминуться. Кстати, а Одаренный Хубала и вовсе может быть вынужден оставаться на месте, ожидая нас: ведь ты знаешь, они не могут изменять судьбу, только предвидеть ее.

-- Да, -- немного неловко отозвался Острон, переминаясь с ноги на ногу. -- Должно быть, очень скучно быть Одаренным Хубала: все знаешь наперед. Никакого азарта.

Когда они вдвоем вернулись на постоялый двор, в общем зале было еще оживленней, чем прежде; оглядевшись, Острон не увидел здесь только Сафир, все остальные его спутники находились внизу, смешавшись с толпой. А народу было много. Люди сидели за низкими столиками с пиалами, кто-то и вовсе устроился прямо на полу; на одном из столиков обнаружился Улла, он сидел прямо на столе, скрестив ноги, с барбетом в обнимку и что-то играл. Острон улыбнулся себе под нос: Улла в последнее время был совсем мрачен и почти не разговаривал, так что видеть друга снова с музыкальным инструментом и песней ему было отрадно. Неподалеку от Уллы сидел и Басир, о чем-то споривший с Хансой, возле которого со скучающим видом устроилась Лейла. Абу Кабил, нахуда Дагман и Анвар заняли столик у окна. Смотрелись они потешно: Абу был в ударе и бурно размахивал руками, доказывая что-то китабу, который качал головой и изредка вставлял свои невозмутимые комментарии, а Дагман вроде бы слушал только вполуха, занятый содержимым своей пиалы. Сунгай, постояв на пороге, подошел к ним, и Острон увязался следом, уселся на квадратной подушке рядом с нахудой.

-- ...тогда, получается, они превосходят нас? -- уловил он окончание фразы Абу. -- И все, что мы делали, с самого начала было неверным. И победа в той войне не была победой в полном смысле этого слова, а заставила нас пойти не по той дороге. Только теперь поворачивать назад уже поздно, не считаешь? Мы слишком далеко ушли.

-- Превосходят? -- спокойно ответил Анвар, бросив взгляд на Острона. -- Ты издеваешься надо мной, Абу. Их ждет поражение, с вероятностью... в общем, с большой вероятностью.

-- Абу, -- встрял Дагман, склоняясь к кузнецу, -- арака хочешь?

-- Я эту пиалу еще не выпил, -- начал было Абу, но, заглянув в свою чашку, обнаружил, что она пуста. Дагман подмигнул ему.

-- О чем это вы разговариваете? -- полюбопытствовал Острон. Все трое дружно посмотрели на него; потом Абу пожал плечами.

-- Наш дорогой друг Абу Кабил пытается доказать мне очередную глупость, -- все с тем же невозмутимым видом сообщил Анвар. -- Но у меня есть подозрения, что этим он лишь хочет вовлечь меня в бессмысленный спор, чтобы поглумиться.

Острон ничего на это не ответил; он заметил и Элизбара, который с самого начала пути демонстративно держался особняком и теперь занял другой столик. Ассахан был не один; за его столиком сидел тот самый высокий маарри в полосатом мауде, с которым раньше разговаривал Дагман.

-- Нахуда Дагман, -- сказал Острон, -- кто этот человек? Ты знаешь его?

-- А?.. -- отозвался тот. -- Я ведь говорил больше не звать меня нахудой. А то тоска по прежней жизни окончательно овладеет мной, и в первом же попавшемся порту я подамся в матросы на любой задрипанный джехази!

-- Так ты знаешь этого человека?

-- Какого?

-- Который разговаривает с Элизбаром.

-- Нет, -- беспечно ответил Дагман. -- Какой-то местный парнишка. Спрашивал меня, правда ли мы все Одаренные. Я пояснил ему, что я всего лишь бывший моряк, так что, наверное, теперь он радостно пристает с расспросами к ассахану.

Тем временем песни Уллы становились все разухабистей; кто-то из слушателей начал хлопать себя по коленям, и в темном зале началось движение. Острон узнал мотив и невольно улыбнулся: когда-то они с Сафир танцевали под эту музыку далеко на юге. Сколько лет назад это было?.. Кажется, что с тех пор прошли века.

И интересно, что же делает Сафир. Сидит в полном одиночестве в пустой комнате? Наверняка ей слышны звуки музыки и гомон толпы внизу...

Снялся с места Элизбар, подошел к Басиру... а нет, конечно, пронырливого ассахана Басир нисколько не интересует: Острон не слышал, но видел, как резко изменилось выражение лица Лейлы со скучающего на надменное. Никак ассахан пригласил ее на танец, но девушка отказалась. В следующее мгновение их глаза встретились: Острон спешно отвел взгляд, делая вид, что вовсе и не смотрел на нее. И последнему идиоту ясно, чего она хочет. Потом и вовсе встал и вышел на улицу, потому что в зале ему вдруг показалось душно.

Он вздрогнул, когда дверь за ним снова открылась, выпуская наружу второго человека; оглянувшись, обнаружил, что это Элизбар. Тот явно не ожидал такой встречи и неловко пробормотал что-то себе под нос, отошел в сторонку и опустился на старую скамью, стоявшую под навесом, почти спиной к Острону. Острон уставился в темноту, туда, откуда доносился плеск реки. Раздался шорох, потом негромкая ругань; оглянувшись, он обнаружил, что Элизбар держит в руках трубку, а огниво, видимо, позабыл в комнате.

Не задумываясь, Острон протянул руку. На кончике указательного пальца засиял крошечный огонек.

-- Спасибо, -- неохотно буркнул Элизбар. Острон пожал плечами и отвернулся снова.

-- Не за что.

-- Ты прямо факел ходячий.

-- Ханса меня так и называет.

Неловкий разговор завял. Из здания постоялого двора волной лилась музыка; кто-то, должно быть, достал дарбуку, и слышались голоса поющих людей. Может, для странствующего поэта-аскара это было недостаточно возвышенное занятие, но великие вещи начинаются с малых. Возможно, когда-нибудь Улла действительно станет знатным аскаром, будет путешествовать по Саиду и исполнять саги собственного сочинения.

-- Я не очень давно узнал, что владею Даром, -- сказал задумчиво Острон, поднимая руку; на кончиках его пальцев ярко всполыхнули белые огоньки и тут же угасли. -- Едва ли год назад. Не могу сказать, правда, что был тогда очень рад... кажется, твой Дар тебя тоже не радует.

Элизбар еле слышно фыркнул.

-- Это как насмешка, -- отозвался он. -- Всю мою жизнь.

-- Насмешка?..

-- Ну например, пару раз мне доводилось спасать людей, которых я мечтал убить. Знал бы ты, насколько по-идиотски я себя тогда чувствовал.

-- Но это так... великодушно, -- возразил Острон, вспомнив Аделя; временами, еще когда они жили в Тейшарке, Острону действительно хотелось прибить его, но как бы он был счастлив, если бы был в состоянии спасти Аделя в ту роковую ночь!..

-- Великодушно, -- рассмеялся Элизбар. -- Я был вынужден это делать, идиот. Все в округе знали, что я Одаренный. Если бы я отказался... я ушел и с тех пор скрывал свой Дар, сколько мог. Порой, правда, приходилось подрабатывать лекарем, но постоянно этим заниматься было нельзя, потому что во всяких там травках и прочей лекарской премудрости я нисколько не разбираюсь.

-- ...Но ты не разбойник, -- произнес Острон. -- И ты скитался по Саиду один все это время?

-- Жизнь, полная приключений, -- Элизбар взмахнул рукой, в которой держал трубку, распространяя дым. -- Разве не об этом мечтают мальчишки вроде тебя?

Острон вздохнул.

-- Когда-то я мечтал об этом. Пока не узнал, что это такое.

-- Я работал в портах Харрод. Торговал с марбудами, охранял их караваны вместе с другими наемниками, даже пару месяцев провел в Визарате на стройке, но по сравнению с китабами я лишь бестолковый разнорабочий, так что все, что они мне поручали, было таскать какие-то ведра и камни.

-- Но ты мог приехать в город вроде Ангура, устроиться там и использовать Дар, -- заметил Острон. -- Разве каждый второй пришедший к тебе человек оказывался бы врагом?

-- Я не просил Ансари об этом проклятом Даре! -- поднял голос Элизбар. От резкого взмаха из его трубки вылетела крошечная искорка. -- В моей жизни был только один момент, когда он мне был нужен, но в тот момент я еще не знал о том, что он у меня есть.

-- Я впервые использовал Дар, когда одержимые убили моего друга, -- негромко сказал Острон. -- Если бы я смог сделать это хотя бы на полминуты раньше, я спас бы его. Но я смотрел, как он умирает, и только потом вокруг меня вспыхнул огонь. Пожалуй, тогда я тоже был совсем не рад своему Дару...

Элизбар хрипло рассмеялся.

-- Интересно, -- сказал он, -- у всех ли Одаренных так бывает. Хотя готов поспорить, у джейфара было иначе. Моя мать умерла от лихорадки, с которой не справились лекари, а на следующий день я открыл свой Дар.

Острон молчал. На какое-то мгновение все вокруг показалось ему сном; где-то за спиной хохотали и пели люди, а спереди еле слышно плескали воды Харрод, а он стоял на нагретых за день камнях террасы, и рядом с ним сидел другой человек, которого он почти не знал -- но Острону вдруг показалось, что он давно знает его.

-- Но ведь Дар останется с тобой на всю жизнь, -- произнес Острон. -- Скольких людей, близких нам, мы еще сумеем защитить?..

Элизбар резко поднялся на ноги. Постоял, вытряхивая пепел из трубки. Острон оглянулся на него; теплый свет проникал из окна постоялого двора и золотил темные волосы ассахана. Тот посмотрел в сторону реки и убрал трубку в карман жилета.

-- Этот Абу Кабил, -- вдруг сказал он.

-- Что?

-- Кто он такой?

-- Почему ты спрашиваешь? -- удивился Острон. Элизбар только передернул плечами, и Острон послушно добавил: -- Он был кузнецом еще в Тейшарке. Очень хорошим, кстати. Это он выковал один из моих ятаганов, а однажды он даже спас мне жизнь, когда я был серьезно ранен. Он ведь тоже ассахан, хоть и не Одаренный.

Элизбар вздохнул.

-- Ладно, не бери в голову, -- наконец сказал он. -- Просто этот Абу Кабил, он... странный.

-- Он очень умный, -- осторожно сказал Острон. -- Умнее, чем кажется на первый взгляд.

-- Да я не о том... а, -- ассахан махнул рукой и повернулся, направившись к дверям постоялого двора. -- Не объяснишь тебе.

Острон недоуменно пожал плечами и пошел следом. Духота зала резко окутала его дымным облаком, оглушила людским гомоном; он отыскал взглядом столик, за которым остались только Сунгай и Анвар, осторожно по стенке пробрался к ним. Остальные танцевали. Острон рассмеялся, обнаружив, что Лейла весело подпрыгивает в танце с Абу Кабилом: и чего странного в нем нашел Элизбар?.. Сунгай протянул ему пиалу.

-- Наконец-то Улла оживился, -- прокричал ему Острон, стремясь перекрыть гул голосов и музыку. -- Надеюсь, сегодняшний вечер пойдет ему на пользу.

Джейфар с сомнением покачал головой.

***

Все было готово. Палящее солнце понемногу опускалось за горизонт; скоро время выступать. Этот оазис находится не так далеко от реки Харрод, всего две ночи на лошади -- и он достигнет города. Возможно, остальным понадобится больше времени... не считая, конечно, Абу Катифы и Набула.

Все было готово, но он по старой солдатской привычке проверил, хорошо ли затянута подпруга, достаточно ли остро наточен ятаган. Они говорят, что может простая сталь сделать против их оружия? Но он всегда, с детства верил, что в ятагане есть душа. Есть честь и благородство, присущее только обычному булату, то, чего нет и никогда не будет у мерзкого оружия гор Талла. Главное -- не уподобляться этим безумным людям. Не потерять свою душу, то, что делает тебя человеком. Лицемеры! Они утверждают, будто тоже следуют пути Катариан. Но еще со времен Эльгазена известно, что это не так.

Великий Тирнан Огг, живший тысячи лет назад, говорил, что душа делает человека человеком. Они помнят эти слова и соблюдают его заповеди. Они уже достигли многого; время покажет, что они были правы, когда они победят тех, кто укрылся в Талла.

Он, Эль Масуди, первым полностью обрел Дар. Укротив пламя силой воли, он стал живым доказательством правоты Эльгазена и Тирнан Огга.

Сегодня вечером он возглавит большой отряд нари, последователей Мубаррада; они отправятся на восток, в Бурдж-эль-Шарафи, крепость крепостей. Две тысячи воинов, не так-то просто было собрать такое количество народа. Но они справятся. Эль Габра падет. Потомки будут восславлять этот поход в песнях и сказаниях...

Время пришло, и он вскочил в седло; горячий конь седой масти был готов нести его вперед, навстречу любым опасностям. Люди собирались, чтобы проводить солдат, махали платками, кричали, хлопали в ладоши. Эль Габра падет. От потомков Суайды не останется и намека. Они вшестером поведут войско на юг, чтобы уничтожить самые воспоминания об этом нечестивом городе.

Эль Габра падет...

Мир поколебался.

Реальность расщеплялась, так, как она умеет делать только во снах; все казалось таким естественным, но в то же время...

Холодно.

Высоко над головой -- черное небо. Настолько черное, что кажется, будто оно способно поглотить все на свете.

Он уже знал, что это сон. Он ничему не удивлялся; конечно, он -- Эль Масуди. И одновременно с этим он -- Острон. Во сне не было противоречий между этими фактами.

Эль Габра пала, прошелестел бесполый голос.

-- Я знаю, -- ответил Острон.

Но ты не знаешь, как и почему.

-- Так это все твои козни.

В воздухе возникло движение; будто бесполый, неслышимый голос смеялся, но так... холодно и бесчувственно, что это можно было назвать смехом только с натяжкой.

Асвад бессилен над твоими воспоминаниями, сказал голос. И воспоминаниями крови тоже. Как любопытно, ты осознаешь, что разговариваешь с самим темным богом, и не придаешь этому значения.

-- Я все равно не верю тебе, -- возразил Острон. Ледяное небо медленно кружилось над головой... хотя во сне не существовало головы, как не было и тела, только одинокая точка его я и бесконечный, чужой мир. В этом мире было... ничто, и в то же время все, и не только Саид медленно растворялся в черной бездне вокруг него, но само время остановилось здесь, демонстрируя все свои пласты, от древнего прошлого до далекого будущего, и все еще где-то далеко внизу ехал верхом на белом жеребце Эль Масуди, возглавлявший свои две тысячи солдат нари, но Острону было не до него; он был бесстрастным наблюдателем, вынужденным слушать бесплотный голос в своей голове.

Веришь ты или нет, не имеет значения, ответил голос. Того, что уже свершилось, не изменить. Эль Кинди знал правду. Ты ее не знаешь. Знаешь ли ты, что это вы были виноваты во всем?

Острон промолчал. Он не хотел слушать; он не хотел знать того, что мог сказать ему темный бог, потому что не хотел верить.

Вы сами себя обрекли, продолжал голос. Мой верный слуга близко; спроси его, спроси о том, кто сделал их одержимыми.

-- Ты сделал, -- сказал Острон.

Нет, это были вы.

Он открыл глаза.

Темно.

На какую-то долю мгновения сон смешался с явью; Острон не мог сообразить, спит он или уже нет. Наверное, он бы не удивился, услышав бесплотный голос в своей голове, но голоса больше не было. Была тишина; не абсолютная, нарушаемая плеском далеких волн реки и звуками дыхания. В окне вырисовывался черный силуэт совы: Хамсин сидела на подоконнике и вертела головой. На своей узкой койке беспокойно вздрагивал во сне Улла.

Сунгая не было.

Это отчего-то встревожило его. Стараясь не шуметь, Острон поднялся на ноги, оглянулся на Хамсин.

-- Где Сунгай? -- шепотом спросил он птицу, хотя та, разумеется, ответить не могла.

-- Угу, угу, -- негромко ухнула она.

Он выглянул в коридор. Никого, то же ночное безмолвие, только далеко за окном, на берегах реки чей-то еле слышный хохот: кто-то все еще не спит в такой глухой час. Война войной, а люди продолжают жить.

Охваченный смутным беспокойством, Острон спустился по узкой крутой лестнице на первый этаж, где в углу на стуле дремал сын хозяина постоялого двора. Никого больше там не было... нет, был еще один человек, которого Острон поначалу не заметил.

На подушках возле одного из столиков развалился Абу Кабил, и поначалу могло показаться, что кузнец спит, но спящий человек не дышит настолько бесшумно.

-- Абу, -- прошептал Острон. -- Что ты здесь делаешь?

-- Сижу, -- ответствовал тот и ухмыльнулся. -- Как видишь, юный сын Рисада уснул на своем посту, и если кто-то захочет обокрасть постоялый двор или даже поджечь его, некому будет остановить разбойника.

Острон озадаченно взъерошил волосы на затылке. Покосился на мальчишку.

-- А то прямо все так хотят поджечь постоялый двор, -- пробормотал он. Абу продолжал смотреть на него, и в лунном свете блеснули его глаза; на мгновение он напомнил Острону притаившегося в засаде льва, поза скрадывала его размеры, а неподвижность была того рода, которая выдает в человеке ловкого охотника.

-- Элизбар сказал, что считает тебя странным, -- сообщил Острон доверчиво. -- Но я никак не могу понять, почему. По мне, ты не страннее господина Анвара.

Абу усмехнулся.

-- Ты бы знал, герой, сколько странных людей на свете, -- отозвался он. -- А ты не странный?

-- Ну... -- парень неловко переступил с ноги на ногу, еще раз покосился на спящего мальчишку на стуле. -- Я вижу сны. Кажется, не я один... но эти сны пугают меня. Отчего во снах я слышу голос темного бога, Абу? Я... -- он вздохнул. -- Я должен был спросить Халика, пока мог. Но теперь спрашивать некого. Ты умный, но вряд ли ты знаешь, почему...

-- А ты уверен, что это темный бог? -- спокойно спросил кузнец.

-- ...Да, конечно. Я думал поначалу, может, это всего лишь сны, но они слишком... последовательные, что ли, для обычных снов. И я так отчетливо слышу этот голос. Он пугает меня, -- Острон поежился. Еще в Ангуре, убеждая Уллу, что ничего страшного в этом нет, он скрывал собственный испуг; в присутствии Абу можно было не притворяться.

-- Один очень старый ученый, -- сказал Абу, -- как-то написал, что боги на самом деле обитают не на небе и не в выдуманном мире; что они живут в наших головах. Во всяком случае, человеческий разум -- это их удел, верно? Темный бог в этом смысле не отличается от Шести. Конечно, он пытается напугать и сломить тебя, Острон. Впрочем, я думаю, об этих снах тебе лучше поговорить с другими Одаренными. С Сунгаем, например... кстати, если ты его искал, он не так давно вышел на террасу.

-- Спасибо, -- обескураженно отозвался Острон: откуда Абу догадался?.. скользя между столиками, перешагивая через разбросанные подушки, Острон добрался до дверей.

Холодный воздух окатил его, заставив поежиться. Ясные звезды смотрели на него сверху вниз; огромная чаша неба была опрокинута над миром темной ночью, и ахад Каммал, должно быть, был крошечным светлячком на берегу могучей реки. Пламя, горевшее в бронзовой жаровне на углу террасы, почти угасло; два силуэта были видны на фоне медленно светлеющего горизонта.

Острон поначалу не понял, что происходит. Одним из них был Сунгай, он легко узнал крупные кудри джейфара; другой носил на голове платок маарри и мог быть, по сути, кем угодно.

Они стояли неподвижно и молчали, но потом Сунгай сделал короткое движение.

-- Отойди, ублюдок, -- негромко сказал он. Стоявший напротив него маарри ничего не ответил, но мягко шевельнулся, и Острону теперь стало видно, что в руке он держит ятаган.

Более того, в панике шагнув вперед, он заметил и контуры лежащего в пыли перед террасой человека. Этот маарри кого-то уже убил!..

Сунгай между тем нападать на убийцу не спешил, и Острон сообразил, что у джейфара при себе нет оружия. Лишь холодно сверкнуло лезвие кинжала -- отброшенного далеко в сторону.

-- Вы все умрете, -- прошептал маарри с ятаганом. -- Таков приказ Асвада.

Тут уже думать было некогда; Острон тронулся с места в ту же самую секунду, что и Сунгай, одновременно повелевая пламенем, вспыхнувшим на лезвии ятагана; от неожиданности безумец выронил резко нагревшееся оружие, и в следующий момент Сунгай налетел на него, как гончая на добычу, опрокинул навзничь и прижал к земле. Острон был возле одержимого мгновением позже и помог Сунгаю: маарри брыкался с неожиданной силой.

-- Во имя Мубаррада, -- выдохнул Острон, -- откуда он взялся?

-- Не до того, -- отозвался Сунгай. -- Надо связать его.

Пока Острон держал безумца, джейфар сорвал с себя кожаный пояс и скрутил руки одержимому; удостоверившись, что тот не сможет освободиться, он стремительно поднялся.

-- Он ударил Элизбара, -- сообщил он коротко. -- Подкрался сзади, видимо.

-- Он жив? -- встревожился Острон, кинулся к лежащему ничком человеку. Это и вправду был Элизбар, расшитая тюбетейка валялась в стороне, испачканная пылью; в темноте было не разглядеть, но короткие волосы ассахана были влажными от крови. Сунгай остался стоять возле дергающегося одержимого, Острон поднял голову и громко позвал:

-- Абу!

Не прошло и минуты, как дверь открылась. На террасе показался кузнец; его цветастый халат светлел в ночи. Одного взгляда Абу Кабилу было достаточно для того, чтобы охватить картину произошедшего, и он сразу направился к Острону, присевшему возле Элизбара. Повинуясь нари, пламя в жаровне резко вспыхнуло и осветило террасу; полосатый мауд на голове пойманного одержимого, темное лицо Сунгая, растрепавшиеся волосы Абу.

-- Слава Ансари, -- пробормотал кузнец, ощупав голову Элизбара, -- череп ему не проломили.

В следующее мгновение тот открыл глаза.

-- Не проломили, -- повторил он, -- но сотрясение я заработал. Мы... слишком расслабились.

Абу и Острон едва успели перехватить его; Элизбар резко скорчился, и его вырвало. Острон растерянно поднял взгляд на Абу, но на лице того ничего не отразилось; спустя какое-то время Элизбар, вяло вытерев рот тыльной стороной ладони, простонал:

-- Сам себя лечить я сейчас не смогу...

-- Ничего, ничего, -- отозвался Абу. -- Сдается мне, у господина Анвара были какие-то травки на этот случай.

***

Рассвет еще еле загорался на востоке, а на постоялом дворе царила неразбериха. Острон разбудил сына хозяина, мальчишка в свою очередь побежал будить отца, тем временем Абу Кабил поднял Элизбара на руки, будто тот был ребенком, и отнес в комнату, которую они делили с Дагманом. Нахуда просыпаться и не собирался, только сердито что-то пробормотал и отвернулся к стене, и даже суета вокруг Элизбара его не обеспокоила; очень скоро явился и Анвар, принес свою котомку, в которой действительно обнаружились какие-то пузырьки с настойками. Острон сначала замешкался в комнате, но Элизбара шумно рвало, а Абу Кабил и Анвар негромко спорили о чем-то, так что парень почувствовал себя лишним и ушел вниз, где Сунгай с помощью проснувшегося лохматого Уллы и Хансы затащил сопротивляющегося безумца в зал постоялого двора и сорвал с его головы мауд. В главном зале было много ламп, хотя горела только одна; господин Рисад засуетился было, собираясь по одной разжигать их, но Острон неосознанно передернул плечами, и они вспыхнули все разом. Мальчишка восторженно ахнул из-за спины отца.

При ярком свете стало ясно, что это тот самый маарри в полосатом мауде, который разговаривал с Элизбаром вечером. Острон и Сунгай обменялись встревоженными взглядами. Темное лицо пойманного напоминало бездушную маску; своей жизнью жили только его глаза, глаза, какие Острон видел столько раз: глаза сумасшедшего.

-- Гайят милостивая, -- выдохнул господин Рисад, взглянувший на лицо маарри. -- Да ведь это Мисуф, сын Катиба!

-- Ты знаешь его? -- немедленно отреагировал Сунгай.

-- Конечно, знаю! Мальчик всю жизнь прожил здесь, в нашем ахаде, и еще только вчера работал на полях вместе с остальными.

-- Ты уверен, что это он?

-- Сомнений быть не может, -- энергично затряс головой хозяин постоялого двора. -- Мисуф, парень! Что с тобой стряслось?

Тот не ответил, даже не посмотрел в сторону господина Рисада. Сунгай вздохнул.

-- Он обезумел, -- сказал Ханса. -- Вряд ли он тебя понимает вообще, господин Рисад.

-- Как же так...

-- Это непонятно, -- произнес Сунгай. -- Ясно одно, этот парень больше не тот, кого вы знали. Он напал на человека и атаковал меня, когда я попытался остановить его.

-- Что вообще произошло? -- спросил хозяин постоялого двора. Вопросительные взгляды Острона и Хансы добавились к нему; один Улла стоял рядом с безумцем и задумчиво смотрел куда-то в сторону.

-- Мне не спалось, и я вышел на террасу, -- ответил джейфар, -- случайным образом как раз в тот момент, когда этот ублюдок ударил Элизбара. Я еще не видел, кто кого ударил, но тут думать было нечего, один человек подошел к другому сзади и напал, и собирался добить его, достав ятаган, так что я бросился к нему и отвлек его на себя. У меня, правда, при себе был только кинжал. Я не ожидал, что у парня будет столько силы, вот ему и удалось выбить кинжал у меня из рук. Если бы не Острон, он мог убить меня, а потом и Элизбара.

-- ...Да, -- пробормотал Ханса. -- Расслабились. Думали, если мы по эту сторону Харрод, так и в безопасности. Пройдоха тоже молодец, я не ожидал, что он так оплошает.

-- Что же мы будем делать с ним? -- спросил Острон, кивнув в сторону пойманного безумца.

-- Я думаю, это не наше дело, -- медленно сказал Улла. -- В конце концов, он один из жителей ахада. Пусть остальные и решают, что с ним делать.

-- Но... -- вмешался господин Рисад. -- Гайят милосердная, откуда нам знать?..

-- У него есть семья? -- спросил Сунгай. -- Родные, близкие?

-- Нет, -- задумавшись, покачал тот головой. -- Его отец погиб два года назад, когда их самбук пошел ко дну в дельте Харрод. С тех пор Мисуф жил один.

Острон поежился. Судьба сироты была ему более чем знакома; волей-неволей он почувствовал жалость к безумцу. Но когда взглянул в его смуглое лицо, не нашел там ничего, кроме слепой ненависти.

-- Такое случается, -- сказал Сунгай. -- Иногда люди попадают во власть темного бога и сходят с ума. Мне очень жаль, господин Рисад, но этого уже не изменишь, никто не в силах вернуть безумца с той стороны.

Они замолчали; в наступившей тишине раздался голос Анвара, который в тот момент спустился по лестнице.

-- В давние времена таких, как он, отпускали в пустыню, -- сказал ученый китаб. -- Потому что чаще всего жить среди других людей они не могли, даже если и не пытались никого убить. Не знаю, насколько это милосердно; возможно, кто-то из таких людей добирался до гор Талла и присоединялся к остальным безумцам, но это маловероятно. Я думаю, с учетом сложившихся обстоятельств нам придется лишить его жизни.

-- ...Что? -- опешил Острон.

-- А что ты предлагаешь сделать с ним, юноша?

Острон замешкался, опустил взгляд. Остальные молчали.

-- Н-не знаю, -- наконец признался он.

-- Переправить на другой берег Харрод? Мы убиваем одержимых не колеблясь, а чем он отличается от тех, что беснуются на юге?

-- Господин Анвар прав, -- тяжело сказал Сунгай. -- Нам придется... сделать это.

Они ждали, пока окончательно рассветет; эти несколько часов были мутными и тяжелыми, и никто не находил себе места. Ханса и Басир вызвались караулить обреченного на смерть безумца, пока Острон, Сунгай и Улла ушли к себе, наверх. В комнате маарри улегся навзничь на свою кровать и уставился в потолок пустыми глазами; о чем он думал, оставалось лишь догадываться. Острон и Сунгай молча сели и какое-то время смотрели в разные стороны, пока Улла со своего места не произнес:

-- Надо решить, кто это сделает.

-- ...Во имя Сирхана, -- пробормотал Сунгай и опустил голову. -- Как-то это... дико. Одно дело убивать людей в бою, и другое...

-- А разве не одно и то же? -- спросил Ниаматулла. -- В драке или нет, ты обрываешь жизнь другого человека.

-- Он безумец, -- напомнил больше самому себе Острон.

-- Но он не всегда был таким. И в конце концов, он же тоже человек.

Острон поежился, вспомнив слова Анвара о том, что когда-то одержимые не были безумными.

-- Бросим жребий, -- негромко сказал Сунгай.

Они бросали жребий впятером, собравшись в одной из комнат; внизу шумели люди, потому что весть уже разнеслась по ахаду, и все знали, что сейчас Одаренные казнят безумца. Дагман и Абу Кабил караулили несчастного в главном зале, Анвар все еще был с Элизбаром, которому стало немного лучше. Девушек было сразу решено в это дело не вовлекать.

Басир держал в руке пять лучинок, одну из которых обмакнул в чернила и помахал ею. Почерневший кончик лучинки обсох; закрыв глаза, он смешал лучинки, держа их так, чтобы темный кончик был внутри ладони, и протянул руку.

Все вытянули по одной, последняя осталась у китаба. Разжав ладонь, он с облегчением вздохнул: белая.

Белая лучинка была и у Острона; он заглянул в ладонь стоявшему рядом Улле. А потом поднял взгляд на Сунгая.

По лицу джейфара было ничего не прочесть; в его ладони лежала отмеченная лучинка.

-- Что ж, -- хрипло сказал Сунгай, когда обнаружил, что все смотрят на него. -- Я это и предложил.

Когда открылись двери, люди на улице разом замолчали. Молчали все; напуганные глаза смотрели на безумца, которого вывели на террасу постоялого двора. Безмолвная процессия следовала за отрядом Одаренных до берега реки, где связанный маарри занервничал, дергаясь. Все знали, что это значит: почти все безумцы боятся воды.

Сунгай, ведший его, остановился, не доходя до кромки; опустил голову. Рука джейфара лежала на рукояти ятагана. Острону очень хотелось отвернуться, но он заставил себя смотреть.

"И это тоже наша ответственность".

Халик, знал ли ты?..

-- Помолимся о том, чтобы шесть богов забрали себе несчастную душу этого человека, -- негромко сказал Сунгай.

-- Асвад заберет меня, -- возразил тот и оскалился. Люди молчали, никто не пошевелился; Сунгай заставил пленного опуститься на колени.

-- Прости меня, -- еле слышно добавил он.

Взблеск холодного клинка.

Тишина.

***

-- Голова кружится, -- сердито сказал Элизбар; вид у него был так себе, под глазами залегли глубокие синяки, волосы взъерошены. -- Чтобы использовать Дар, мне нужно сосредоточиться, а когда перед глазами все плывет и завтрак просится на волю, получается не очень.

-- Лекарство, которое я дал тебе утром, подействует через час-другой, -- безмятежно сообщил ему китаб. -- Оно временно снимет головокружение и тошноту. Думаю, тогда ты сможешь использовать Дар.

-- О да, надеюсь, -- ассахан скривился. Не глядя в сторону Сунгая, стоявшего у окна, пробормотал: -- Спасибо, что спас мою шкуру.

-- Это было случайно, -- ровным тоном отозвался тот. Он стоял прямо, скрестив руки на груди, и смотрел в окно, будто ничего не было важнее вида медленно текущей реки; Острон догадывался, что Сунгаю сейчас непросто. Подумав, парень подошел к нему и встал рядом, почти коснувшись его плеча своим, но спиной к окну.

Кроме них, в комнате был еще Ханса, чувствовавший себя явно не в своей тарелке; Одаренный Джазари уселся прямо на полу у двери и смотрел в пол.

-- Господин Анвар, -- сказал Острон, -- ведь ты так много знаешь. Возможно, у тебя есть ответ на один вопрос?

-- Спрашивай, юноша, быть может, и отвечу, -- хмыкнул тот, поднимаясь на ноги. Элизбар в тот момент резко согнулся, схватившись руками за медный тазик, стоявший на табуретке возле его кровати, но будто передумал и с облегчением замер.

-- Все знают, что такие вещи... как с этим маарри, иногда случаются, -- произнес Острон. -- Но почему? Отчего человек вдруг сходит с ума?

Анвар коротко усмехнулся.

-- Этот вопрос следовало бы задать лекарю, но пожалуй, кое-что знаю и я. Точные причины неизвестны, но в книгах написано, что перед тем, как овладеть душой человека, темный бог разговаривает с ним. Иногда долго, годами человек слышит его голос; иногда это происходит в один момент. Я думаю, этот парнишка, который напал на нас сегодня ночью, поддался влиянию темного бога, когда остался один. Проще всего темному богу овладеть душой человека в отчаянии и горе.

Острон помолчал. Оглянулся; по сути, в комнате были только четверо Одаренных и ученый китаб. Он... не хотел, чтобы об этом слышал Улла. Да и девушкам знать необязательно.

-- Временами мне снятся сны, -- сказал он. -- В этих снах бесплотный голос разговаривает со мной. Я... знаю, что это темный бог. Значит ли это, что когда-нибудь я тоже... стану одержимым, господин Анвар?

Тот нахмурил светлые брови. Ханса поднял на Острона взгляд; Элизбар, вздохнув, обессиленно плюхнулся на подушку.

-- Увы, я бы хотел сказать тебе "нет", юноша, -- ответил наконец Анвар. -- Но я... не знаю. Возможно, если нам удастся победить в этой войне, влияние темного бога уменьшится, и он оставит тебя в покое. Но если нет... будь осторожен.

Острон опустил голову. В груди просыпался полузнакомый страх; еще легкий и будто неуверенный, он захолодил внутренности и заставил сердце ускорить свой ритм.

-- Значит, просто нужно одолеть темного бога, -- хрипло произнес Острон.

-- Нужно поговорить с Уллой, -- глухо добавил Сунгай, не глядя на него. Острон встрепенулся. -- Ты сам знаешь, что он тоже слышал этот голос. Нужно спросить его, слышит ли он и теперь.

Ханса стремительно поднялся на ноги и вышел из комнаты. Острон пошел следом; теперь смутное беспокойство за Ниаматуллу, не покидавшее его с тех самых пор, как тот был без сознания еще в Ангуре, приобрело конкретные очертания.

-- Он на пристани, -- сказала им Лейла, сидевшая в главном зале постоялого двора, -- ушел туда с барбетом, и вид у него был мрачный.

Острон и Ханса вдвоем вышли на террасу. На берегу реки было безлюдно; обезумевшего паренька уже унесли хоронить, и ничто не напоминало о его смерти, кроме бурого пятна в песке.

-- Несладко, должно быть, сейчас кучерявому, -- пробормотал Ханса, когда они спустились с террасы. Острон передернул плечами.

-- Мы все в равной степени несем ответственность за это, -- сказал он. -- И знаешь, что?.. Возможно, это не последний раз... когда приходится идти на такое. Будь готов к тому, что однажды тебе самому доведется отрубить голову связанному человеку.

-- Ужасно ты говоришь, -- буркнул марбуд. -- Знаешь, я пятнадцать лет провел с разбойниками, но и тогда ни разу подобным не занимался.

Улла действительно сидел на пристани, на самом краю каменного причала, и барбет валялся рядом с ним; аскар будто бы просто смотрел на реку. Что он сам-то думает о случившемся, подумал Острон. Напуган? Осознает ли?..

Кудрявый маарри тем временем как раз неловко склонился, желая поменять позу, выпрямил затекшую ногу.

-- Улла, ты чего тут де... -- начал было Острон, но от неожиданности тот резко дернулся, его ладонь соскользнула с края причала, и Улла с криком полетел в воду. -- Он же не умеет плавать!

Реакция марбуда была отменной, Ханса ничего кричать не стал, подбежал к берегу и прыгнул следом. Последним примчался Острон, ожидая увидеть, как Улла барахтается, захлебываясь, но обнаружил, что оба стоят по грудь в воде и хохочут.

-- Маридова задница! -- заорал Улла, поднимая голову на Острона. -- Зачем пугать-то? Я уж думал, еще один одержимый хочет напасть на меня!

-- Ты и нас напугал, знаешь? -- ответил ему Ханса, хлопнул по плечу. -- Я тебя спасать собрался!

-- Вылезайте, идиоты, -- рассмеялся и Острон. -- Улла, только не захлебнись ненароком, пожалуйста.

-- Уж как-нибудь... -- сказал Улла, но тут споткнулся обо что-то и плюхнулся лицом в воду. Ханса, правда, сразу поймал его за шиворот; вдвоем они выбрались обратно на пристань, оставляя на камне темные мокрые пятна.

-- Боги тоже шутят, -- отдуваясь, заявил маарри. Платок с его головы свалился, и влажные черные кудри блестели на солнце. -- Должно быть, и смеялась Гайят, когда я появился на свет! Ладно хоть еще барбет не уронил...

Тут же он едва не смахнул инструмент, пытаясь опровергнуть собственные слова, но Острон вовремя поймал барбет за деку. Струны глухо звякнули.

Утреннее солнце, еще совсем не жестокое, ласково пригревало их. Ханса и Улла оба были мокрые до нитки, но их веселья это не умаляло, скорее наоборот; на какое-то время казалось, будто все заботы покинули их, истаяли в тени, и трое парней просто хохотали, сидя на камнях пристани.

Потом Острон первым вспомнил, для чего они шли сюда.

Похолодело будто немножко.

-- Улла, -- окликнул он. -- Скажи... ты после Ангура видел... сны?

-- Конечно, я ведь сплю каждую ночь, -- ехидно отозвался тот.

-- Да нет, -- помрачнел Острон. -- Те... с голосом.

-- А почему ты спрашиваешь? -- насторожился маарри. Ханса отвел взгляд; Острон вздохнул.

-- Потому что это может быть опасно.

-- Нет, больше мне ничего не снилось, -- наконец ответил Улла. -- Я ведь выздоровел.

-- Но временами ты выглядишь так, будто тебя что-то беспокоит.

-- У меня остались неприятные воспоминания, -- резковато произнес тот, -- но у кого их нет, а? Ты сам-то иногда сидишь с таким видом, будто жизнь закончилась, небось о Сафир думаешь?

-- Что, я и вправду?.. Это так заметно?!

Улла прыснул первым; ему вторил Ханса.

-- Вы оба как дети малые, -- заявил марбуд, -- уже помирись с ней наконец и не смеши нас больше.

-- Хотя мы все равно найдем, с чего посмеяться!

Они возвращались на постоялый двор втроем, и мрачное настроение хотя бы временно покинуло их. На террасе сидели Анвар и Дагман; нахуда расхохотался, обнаружив, что Ханса и Улла вымокли:

-- Никак наш аскар опять решил искупаться? Когда уже научишься плавать, Улла?

Тот только отмахнулся, посмеявшись.

Уже когда парни скрылись в здании, нахуда Дагман извлек из нагрудного кармана сверток бумаги, достал кисет и принялся сворачивать самокрутку.

-- Как я и предполагал, -- вполголоса сказал Анвар. -- Самый чувствительный из них -- Острон.

-- Он уже?.. -- не взглянув на китаба, пробормотал Дагман. Тонкие длинные пальцы сноровисто свернули бумагу, и нахуда сунул получившуюся самокрутку в рот.

-- Это гонка, -- вздохнул китаб. -- Наперегонки со временем... и время не на их стороне. Этим всегда все заканчивается.

-- Посмотрим, -- пожал плечами Дагман. -- Нет новостей от Бела?

-- Бел в горах Халла, -- отозвался тот, -- в поисках, видимо. Нет, а то тебе бы тоже сообщили.

-- Срань господня, я так устал от этого дрянного табака.

***

Смеркалось. Всадники, впрочем, останавливаться и не думали; они делали привал после обеда, в самое жаркое время, и теперь они встанут лагерем только ближе к полуночи. Верблюды продолжали идти размеренным широким шагом, и их мозолистые ноги ступали по песку: тем утром отряд свернул на север, намереваясь добраться до крупного ахада в одном из оазисов.

В основном путешественники ехали в молчании, если не считать тихого разговора, как обычно, завязавшегося между Абу и Анваром. Острон их не очень слушал: опять про какие-то доисторические времена, древние легенды и все такое. Кажется, только это их и интересовало, в отличие от настоящего времени. Ладно Анвар, это, похоже, было делом всей его жизни, но Абу Кабил?..

Прошла добрая неделя с тех пор, как на отряд Одаренных напал безумец в ахаде Каммал; Элизбар использовал свой Дар, как только смог, и следы сотрясения мозга мгновенно сняло. Теперь ассахан с невозмутимым видом ехал чуть позади Хансы, рядом с Лейлой, которая упорно притворялась, что его не существует в природе. Кажется, события последних дней заставили Элизбара держаться чуть ближе к Сунгаю, Хансе и собственно Острону, бывшим необъявленными предводителями отряда. Было почти смешно наблюдать, как он вроде бы и задирает нос перед джейфаром, и в то же время явно уважает его; проще всего Элизбару было с Остроном, который с самого начала притворялся дурачком. Так и сегодня; Острон нимало не удивился, когда Элизбар направил своего верблюда и приблизился к нему, взмахнул трубкой.

-- Огонька не дашь, факел?

-- Конечно, -- бездумно отозвался Острон, протянул руку.

На пальцах вопреки всем ожиданиям не вспыхнуло огня. Острон резко подобрался. Элизбар не сказал ни слова: всей позы нари было достаточно, чтобы понять, что что-то не так, а уж про белоглазого ассахан был наслышан.

Они первыми и начали оглядываться, а их встревоженные взгляды привлекли внимание остальных.

-- Острон? -- вполголоса окликнула его Лейла; он не ответил. Понемногу люди зашевелились, нашаривая оружие, и небольшая стайка птиц взмыла в воздух неподалеку. Острон выжидающе глянул на Сунгая; птицы, в основном вьюрки, опустились тому на плечи, а потом джейфар покачал головой.

-- Они говорят, никого поблизости нет.

Острон вздохнул, взглянул на собственные пальцы; через какое-то время огонь вспыхнул на них, давая Элизбару возможность разжечь трубку. Нари в глубокой задумчивости отвернулся.

-- Этот человек, -- негромко пробормотал Элизбар. -- На каком расстоянии от него ты теряешь свой Дар, Острон?

-- Н-не знаю, -- ответил тот. -- Когда он в пределах видимости -- это однозначно. Но я даже не знаю, препятствует ли он мне намеренно или нет... да если Сунгай сказал, что поблизости его нет -- значит, его нет.

-- Что ж тогда это было?

Острон неуверенно пожал плечами.

-- Поначалу мне совсем не так часто удавалось вызвать пламя, -- сказал он. -- Приходилось пугать меня или злить, чтобы я смог управлять Даром. Но теперь вроде бы это давно прошло...

-- На всякий случай лучше быть настороже, -- произнес Сунгай, не оборачиваясь; джейфар ехал впереди всех, а Хамсин кружила высоко сверху, зорким глазом оглядывая окрестности. -- Животные и птицы донесут мне, если за нами кто-то следует, но вероятно, что он дальше, чем мы думаем.

-- Это пугает, -- пробормотал Острон. -- Если этот ужасный человек может препятствовать мне использовать огонь на таком расстоянии, что я даже увидеть его не могу...

-- Успокойся, -- посоветовал Элизбар. -- Я вот почти не могу использовать собственный Дар, когда сильно нервничаю.

Острон последовал совету и набрал воздуха в легкие. Скорее всего, показалось, Может быть, он просто недостаточно сосредоточился на пламени...

Но где-то в глубине души он знал.

-- По крайней мере я не один, -- заметил он много позже, когда отряд уже остановился на ночлег около зарослей горады. -- Если я и не смогу вызвать огонь, -- Острон нервно усмехнулся, -- всегда есть стрелы Сафир, и наши ятаганы ему тоже не остановить так просто.

-- На всякий случай караул сегодня несут сразу трое, -- предложил Сунгай. -- До полуночи я, Басир и ты, а после -- Элизбар, Улла и Ханса.

-- Хорошо, -- отозвался Элизбар и сразу устроился чуть поодаль от костра, завернулся в бурнус. Люди в большинстве последовали его примеру; за день все устали, и Лейла уснула сразу, прижавшись к спине Хансы затылком, и Абу Кабил с Анваром еще совсем недолго разговаривали, а у разведенного Остроном костра (в такой близости от кустов горады огонь разводить поручали ему одному) устроились лишь трое караульных: Острон, Сунгай и Басир. Присутствие других людей рядом успокаивало, но Острон все-таки напряженно вглядывался в темноту, сев спиной к костру. Сунгай смотрел в другую сторону; его сова улетела охотиться. Один лишь Басир как ни в чем ни бывало читал книгу, устроившись так близко к пламени, как только мог. Свет огня выхватывал его лицо из мрака, отбрасывая тень в крошечной ямочке на левой щеке.

Острон сидел, выпрямив спину, и смотрел в ночь; понемногу холодало, и поднялся ветер, трепавший складки хадира и бурнуса на его плечах. С одной стороны, многолетний опыт кочевника говорил о том, что это самая обычная ночь, каких его ждет еще тысяча, начало лета в пустыне; с другой...

Но ведь он точно знал, что пламя не явилось на его зов несколькими часами ранее.

Белоглазый, где ты? Как сумел перебраться на другой берег реки? Быть может, темный бог завладел душами людей на севере, и теперь племена вовсе не так неуязвимы, как им казалось?..

Сами мысли об этом пугали.

Задумавшись, он не видел, как на своем месте зашевелился Улла. На аскара посмотрел только бдительный Сунгай, но без особой тревоги: мало ли что могло тому понадобиться?..

Сунгай не разделял излишней радости Острона по поводу того, что Ниаматулла в последнее время вроде как пришел в себя, Сунгай был для этого слишком осторожен. Но и джейфар перестал обращать на аскара внимание, к тому же, только сегодня утром они втроем, Улла, Ханса и Острон, гонялись друг за другом по лагерю и смеялись, как малые дети.

Ниаматулла медленно поднялся на ноги, оставив бурнус валяться на песке, с минуту стоял, слегка покачиваясь. Сунгай отвернулся, вглядываясь в темноту. Возможно, где-то там притаился белоглазый, главный враг Острона; необходимо быть начеку...

А потом события просто начали происходить.

Улла учился вместе с другими новобранцами Эль Хайрана, но хорошим мечником так и не стал; тем менее Сунгай ожидал от него такой скорости и уверенности в движении. Он едва успел крикнуть:

-- Острон!..

Тот, повинуясь инстинктам, завалился в песок, чудом избежав сильного удара по голове; Улла не остановился, его телом будто управлял кто-то другой, гораздо более сведущий в боевых искусствах, и в свете костра блеснуло лезвие ятагана. Нари в последний момент выхватил свой собственный, один из двоих, резко вскинул его, не доставая из ножен; их белую кожу вспорол клинок ятагана Уллы, но чудной металл работы Абу Кабила встал надежной преградой между вражеским оружием и своим хозяином. Острон не мешкал, откатился в сторону и вскочил.

-- Улла, это не смешно! -- крикнул он. Сунгай тем временем тоже уже был на ногах.

-- А это и не шутка, -- мрачно предупредил он Острона. Просыпались, поднимали головы и другие; негромко ахнула Сафир, Ханса уже мчался к ним и вовремя схватил Уллу за руку, когда тот попытался в очередной раз атаковать.

-- Улла! Прекрати, что ты делаешь!

Маарри не ответил.

Паника, охватившая Острона, мешала внятно думать. Ничто на этот раз не препятствовало ему использовать Дар, и стена пламени охватила лагерь кругом, ясно осветив происходящее; огонь отразился в темных глазах-вишнях Ниаматуллы.

-- Ханса, осторожней!

Но юный марбуд был слишком опытным, чтобы терять бдительность, и легко увернулся от неожиданного удара. Силы ему тоже было не занимать, он скрутил Уллу, заведя руки за спину, и хотя маарри дергался, пытаясь высвободиться, из рук Хансы так просто было не уйти.

К тому времени все уже были на ногах, и пламя вокруг лагеря угасло; Острон нервно дышал, сжимая рукояти ятаганов. Улла опустил голову, его кудрявые волосы закрыли его лицо.

-- Ниаматулла, -- сказал Сунгай. -- Ты еще слышишь нас?

-- Поздно, -- угрюмо отозвался вместо него Абу Кабил. -- Взгляните в его глаза.

Ханса заставил его поднять голову; теперь все могли видеть.

-- Во имя Мубаррада, -- прошептал Острон. Внутри него что-то съежилось от этого взгляда. -- Улла?

-- Все к этому шло, -- мрачно произнес джейфар, убирая ятаган. -- Ханса, держи его... боги милосердные, что же нам делать с ним.

-- Может, он еще придет в себя?..

-- Острон, ты же видел...

-- Он пытался убить тебя.

-- Одно дело -- казнить совершенно незнакомого человека, -- прошептал Острон, опустил голову. -- И совсем другое -- оборвать жизнь друга...

-- Может, есть другой выход, -- без особой надежды в голосе сказала Лейла.

-- Какой выход? Вечно держать его взаперти? И кто рискнет караулить безумца?..

Улла на какое-то время замер и стоял почти неподвижно; Ханса обменивался взглядами с Лейлой и пропустил новый неожиданный удар под дых, невольно выпустил руки Уллы и согнулся пополам. Маарри мгновенно рванул вперед, выхватив кинжал, заткнутый за пояс; Острон только успел вскинуться.

Темные бешеные глаза были так близко, что он видел в них свое собственное отражение.

Острие кинжала коснулось его груди, но даже не кольнуло, медленно сползло вниз. Улла остановился. Острон в замешательстве смотрел в лицо друга, еще не понимая, что произошло.

Ледяное острие скимитара медленно убралось из чужой плоти с тихим всхлипом. Брызнула кровь, намочила светлую ткань рубахи.

-- Не теряй бдительности, мальчишка, -- глухо сказал нахуда Дагман.

Он молча смотрел, как человеческое тело оседает в песок. Моряк стряхнул кровь с клинка, убрал скимитар за пояс.

По его темному лицу скользнул огненный свет.

Фарсанг семнадцатый

Утро было безрадостное. Они почти не разговаривали. Погибшего уложили в песке чуть поодаль от костра, накрыли бурнусом; когда взошло солнце, настало время хоронить его.

Лейла отвела Острона в сторонку, усадила на камушек и обняла за плечи. Он не сопротивлялся; странное отупение охватило его, не давая двигаться. Остальные суетились где-то позади, собирали ветви горады, укладывали их ворохом, постелили поверх них бурнус, а на него -- Ниаматуллу. На его грудь лег барбет, сиротливо блеснувший струнами на солнце.

-- Он убил его, -- прошептал еле слышно Острон, так, что разобрать его слова могла только сидевшая рядом девушка. -- Не колеблясь ни секунды. А ведь он знал его еще мальчишкой...

-- Но этим он спас тебя, -- возразила она.

-- Да, но...

-- Острон, -- негромко сказала Лейла, отводя взгляд. -- Это жизнь. В жизни не все... бывает только черным и белым. Боюсь, люди будут гибнуть и дальше... тебе придется поучиться этому у нахуды Дагмана.

-- Чему, хладнокровному убийству?

-- Умению мгновенно делать выбор.

-- Но это было убийство.

-- Я не думаю, что он принимает это с таким легким сердцем.

-- Острон, -- окликнул его Сунгай сзади. Тот поднял острый подбородок; Лейла послушно отпустила его, встала. Острон сам знал, что нужно делать, но ноги не слушались его, и он через силу заставил себя подойти.

Лицо Уллы в свете утреннего солнца было каким-то особенно умиротворенным; ветер ерошил его черные кудри.

Страшная истина открылась ему в ту ночь, открылась ценой смерти друга: теперь Острон знал ответ на вопрос, который задавал ему слуга темного бога.

Слуга?.. Не слуга! Пленник. Все эти люди, безумцы -- все они были пленниками, вынужденные подчиняться воле темного бога. И никто не был в полной безопасности от него, даже он сам.

Сунгай положил ладонь на плечо Острона. Слов не было нужно. Острон судорожно сглотнул, рука джейфара опустилась; он передернул плечами в знакомом жесте...

Пламени не было.

На этот раз они дружно схватились за оружие и обернулись.

Возможно, это был верх наглости; а может быть, и безрассудная храбрость.

Он стоял в касабе от Острона и смотрел на того в упор своими белыми глазами. Потрепанный плащ трепетал на ветру, руки белоглазого были небрежно сунуты в карманы шароваров.

-- Прошу прощения, -- прозвучал его низкий голос, -- мне пришлось прервать столь трогательную сцену.

Ни намека на сожаление в этом голосе, впрочем, не было.

-- Так ты все-таки шел за нами, -- хрипло сказал Острон. -- Не страшно? На этот раз я не один.

-- А я один, -- спокойно отозвался белоглазый. -- Следовать за кем-то -- это еще не преступление.

-- Ты служишь темному богу.

-- Ну, твой почивший друг, кажется, тоже вчера решил, что он служит Асваду. Я видел, нари, твоя рука не поднялась на него.

На скулах Острона заходили желваки; ятаганы мгновенно вылетели из ножен, грозно сверкнули на пришлого. Тот и не пошевелился.

-- Не беспокойся, -- мрачно сказал Острон. -- Я убью тебя без колебаний.

-- Но теперь ты знаешь о моем народе больше прежнего, нари. Ты знаешь и о том, что сам можешь однажды стать безумцем.

Он вздрогнул.

-- Не слушай его, Острон, -- негромко произнесла Лейла. -- Он пытается разозлить тебя.

-- Лучше убить его, пока можем, -- добавил Басир. -- Если он не лжет насчет того, что он один.

-- Я не лгу, -- сказал белоглазый. -- Сами же знаете, что у большинства одержимых сильно развита водобоязнь. Мало кто из них может самостоятельно переправиться через такую широкую реку, как Харрод. По счастью, я этого недуга лишен. Но я перебрался сюда один и следовал за вами на свой страх и риск.

-- Чего ты хочешь? -- хмуро спросил Дагман. Остальные оглянулись на него; он никак не отреагировал. Белоглазый ухмыльнулся одними уголками тонких губ.

-- Наверняка ты, нари, много ночей задавался вопросом, каким образом мне удается останавливать твой огонь. Хочешь узнать?

-- А ты что, хочешь рассказать мне?

-- Отчего бы и нет, -- он пожал плечами. -- С тех самых пор, как последователи Эльзагена открыли Дар богов, Асвад пытался достичь того же самого. Конечно, в его распоряжении был не лучший материал, -- он еле заметно поморщился. -- Но у него было полно времени, пока эти идиоты после победы в Эль Габре были уверены, будто одолели всех потомков Суайды. Долгие эксперименты, кропотливое скрещивание нужных особей -- и, конечно, влияние черного сердца Эль Габра. Асваду удалось вывести маридов, как ответ на Дар Ансари. ...А, вижу, вы догадывались об этом. Верно, не зря ассаханы считают своим гербовым цветом красный: цвет крови. Это цвет жизни, -- белоглазый сделал неопределенный жест: будто и не стоял один-одинешенек против десятка своих заклятых врагов, готовых убить его в любую секунду. -- Одаренные Ансари могут спасать жизни. Мариды отбирают жизнь; они кормятся кровью, чтобы выжить.

-- К делу, -- угрюмо оборвал его Сунгай. -- Ты нам лапшу на уши не вешай, дьявол.

Тот лишь усмехнулся. У него и вправду была демоническая усмешка; Острон не сразу догадался, отчего. Какие бы чувства ни отражались на ровном лице этого человека, ни одно из них не достигало его белых диких глаз.

-- Я -- майяд, -- сказал он. -- Единственный в своем роде. Но в каком-то смысле я -- венец творений Асвада. Я -- ответ на Дар Хубала.

Они обескураженно молчали.

-- Вся жизнь -- это изменение, -- продолжал белоглазый. -- И твой огонь, нари -- это всего лишь взаимодействие одного вещества с другим. Чтобы его остановить, достаточно лишь отменить изменение. Я это могу. Я не могу совладать с Даром джейфара или марбуда, это верно, но с твоим -- запросто.

-- Прошу прощения, -- раздался мягкий голос Анвара. -- Если я все правильно понял из твоих объяснений, выходит, на самом деле ты ничего не сможешь поделать с Одаренным Хубала. Как же ты можешь быть... ответом на его Дар?

Белые глаза сверкнули.

-- Ты умен, китаб, -- сказал он. -- ...Поэтому я сейчас стою здесь, и нари может испепелить меня своим пламенем, если захочет. Логические рассуждения привели меня к осознанию того, что Асвад обречен на поражение. Его ответы на Дары шести богов несовершенны.

Острон поднял ятаган, и на лезвии того вспыхнул огонь, но немедленно погас; белоглазый не врал.

-- Более того, -- добавил белоглазый, -- я пришел к такому выводу. Если темный бог будет побежден, он утратит свою власть над одержимыми. И надо мной -- тоже. Безумие покинет нас, и мы станем обыкновенными людьми.

Ветер продолжал трепать кудри Уллы. Острон почувствовал, как что-то внутри него резко обвалилось.

Способ спасти Уллу существовал!.. Но...

Было уже поздно.

-- Отчего ты не объявился днем раньше, -- безголосо произнес он.

-- А ты бы стал слушать меня днем раньше, нари? -- спокойно спросил белоглазый. -- Прости, но у меня не было выбора.

-- Кто тебе сказал, что мы и теперь тебе поверим, -- резко вскинулась Лейла. -- Острон, нельзя ему доверять!

-- Он же слуга темного бога, -- согласился с ней Басир. -- Такой соврет -- недорого возьмет.

Ятаганы Острона медленно опустились.

-- Он не врет, -- глухо сказал Острон. Он не оборачивался; ясное пламя вдруг охватило тело Уллы, взмыло до самых небес, и стоявшие слишком близко отшатнулись в разные стороны.

-- Вру я или нет -- проверите сами, -- произнес белоглазый. -- Доверять мне я в любом случае не советую. Асвад действительно имеет надо мной власть, есть на то моя воля или нет. Это похоже... на танец на острие клинка. Стоит нарушиться хрупкому балансу, и он снова одолеет меня, и тогда я наброшусь на вас, как этот мальчик. А я, -- ты знаешь это, нари, -- совсем не такой беспомощный в бою.

-- Но ты хочешь идти с нами.

Их глаза встретились. Алебастр против мякоти киви; какое-то время царила пронзительная тишина.

-- У меня есть... полезные умения, -- наконец сказал человек в сером плаще. -- Не говоря уже о том, что больше я не буду мешать тебе использовать твое пламя, нари.

-- Смешно, -- резко сказал Сунгай. -- Всем прекрасно известно, что с той стороны дороги назад нет. Если ты безумец, то ничто не вернет тебя обратно. Острон, я считаю, уж лучше отпустить его на все четыре стороны, но никак нельзя позволять ему идти с нами.

Острон тем временем окончательно убрал ятаганы в ножны; в следующий момент вокруг белоглазого вспыхнула стена огня. Сквозь языки темно-оранжевого пламени было видно его бледное лицо, но белоглазый даже рук из карманов не достал, так и остался стоять. Он мог бы потушить это пламя одной силой мысли, Острон знал это.

-- Он пойдет с нами, -- произнес Острон. Среди остальных возникло движение; но никто не сказал ни слова. -- Заодно его присутствие поможет нам всегда оставаться начеку. И никто не говорил, что мы будем доверять ему, Сунгай.

-- ...Как знаешь, -- вздохнул тот.

***

Тот день был едва ли не самым напряженным за все время их пути. Перечить Острону никто не стал, хотя на белоглазого, который вывел из зарослей горады верблюда и с невозмутимым видом поехал следом за ними, то и дело косились. Никто не желал находиться рядом с безумцем, и все утро они ехали в гробовой тишине, пока наконец Абу Кабил и Анвар, позабывшись, снова не завели разговор. Надо сказать, все это время белоглазый держался с завидным достоинством: несмотря на недоброжелательные взгляды остальных, он сохранял каменное выражение лица и глядел только перед собой. Из-за того, что люди сторонились его, рано или поздно он поравнялся с Остроном, ехавшим в самом конце отряда.

Острон на него не смотрел, хотя присутствие белоглазого ощущал постоянно; не самое приятное ощущение, что и говорить. Проверять, может ли он использовать Дар, больше не было смысла, хотя он был уверен, что остальные не доверяют белоглазому, сам Острон отчего-то ни секунды не сомневался в том, что тот не солгал.

Солнце близилось к зениту, и Сунгай впереди уже начал присматривать место для дневной стоянки, когда Острон вполголоса спросил:

-- И все-таки почему ты решил присоединиться?

-- Я сказал, -- отозвался белоглазый. -- Если рассуждать логически, Асвад не может одержать победу. В конце концов, он один, а ваших богов -- шестеро. К тому же, я знаю, как обстоят дела в Талла, -- его тонкие губы снова растянулись в неестественной усмешке. -- Вы наверняка опасаетесь долгаров и иных каких слуг Асвада, но это зря. Мариды были первыми и появились давно, но долгары и тем более я -- совсем другое дело. На службе Асвада всего четыре долгара, -- теперь три. Конечно, все они дадут потомство, но не все новые детеныши будут одарены, да и пока они вырастут, пройдет время.

-- Потомство?.. -- повторил Острон. -- Это передается по крови?

-- Конечно, -- спокойно согласился тот. -- А ты что думал, нари? Все дело в крови. Долгие тысячи лет мы этим и занимались. Асвад отбирал наиболее подходящих особей, чтобы их потомство дало нужные результаты. Небось и ты -- потомок какого-нибудь Эль Масуди, или как там его звали, только, может, и сам этого не знаешь.

Острон поперхнулся.

-- Вообще-то я именно его потомок, -- пробормотал он.

-- Видишь, я не соврал.

Они замолчали. Ехавшие впереди Ханса и Лейла время от времени оборачивались, чтобы взглянуть на Острона; он догадался, что они боятся оставлять его наедине с безумцем, который может легко потушить его пламя, да и на мечах одолеет его.

-- Но логика -- это еще не все, -- потом заметил Острон. -- Ты же родился и всю жизнь провел в Талла, верно? Разве можно в один день взять и предать все, что было тебе дорого?.. Метнуться на сторону врага, с которым твои предки воевали тысячи лет?

-- Дорого? -- повторил белоглазый. -- Мне ничто не дорого, нари. Логика -- это все. Дела предков меня не касаются, в конце концов, они умерли давным-давно. Ладно, если тебя это так интересует, я тебе вот что скажу. Безумие повторяется кругами. Как колесо телеги, понимаешь? Сегодня ты в верхней точке, завтра -- в грязи. Сегодня я почти не отличаюсь от вас. Сколько пройдет времени, прежде чем колесо совершит оборот, я точно не знаю, но может быть, через две недели или месяц я вновь окажусь в нижней точке, Асвад овладеет моим рассудком, и я превращусь в животное. Я буду кидаться на все, что движется, и логика перестанет иметь для меня значение. Мне это не нравится. Мне нравится логика, на нее можно положиться.