Лиловый (I)

Умереть от палаша в спине -- другое дело. Многие часто оглядывались. Еще до ливня одна из пичуг принесла весть о том, что целая орда одержимых устремилась в том же направлении, что и крошечный отряд во главе с двумя Одаренными.

-- Если они нас настигнут, мы умрем, -- тихо сказал тогда Ниаматулла Хансе, ехавшему рядом. Марбуд пожал плечами.

-- Острон наверняка рассчитывает, что перед этим мы положим как можно больше врагов.

-- Он сошел с ума.

-- ...Нет, не думаю, -- возразил Ханса, приподнимаясь в стременах и выглядывая ссутулившуюся фигуру нари впереди. -- Просто он пытается взять на свои плечи всю ту ответственность, что лежала на плечах Халика.

Улла лишь поежился и снова оглянулся.

В густой завесе ливня ничего не было видно; это не заставило людей оглядываться реже, скорее наоборот. То, что человек не может увидеть, вызывает у него наибольший страх. Только Сунгай и Острон во главе отряда ехали, не оборачиваясь, угрюмо глядя лишь вперед.

Лишь вперед; Острон смотрел, не отводя глаз, как мерно разворачивается каменистая пустыня под ногами лошадей. Идти вперед и не оглядываться: это было легче всего. Не думать о том, кого ты оставляешь позади: возможно, их уже никогда не вернуть. Не думать о том, кого ты потерял навсегда: живые должны жить и нести свое бремя, пока не пробьет и их час.

Беречь тех, кто рядом с тобой в эту минуту.

Сберечь мир для тех, кто только еще будет.

Долина медленно опускалась, и первым забеспокоился Сунгай, хорошо знавший, что это может означать. Он какое-то время приподнимался в стременах, потом направил лошадь вправо, чтобы оказаться ближе к Острону, и сообщил:

-- Впереди вода.

Зеленые глаза нари скользнули в указанном направлении.

-- Мы сможем пересечь этот поток? -- спросил он.

-- ...Полагаю, что да. Возможно, лошадей придется вести в поводу.

-- Это хорошо. Текущая вода замедлит одержимых.

Сунгай кивнул и пришпорил лошадь. Ливень не прекращался, хотя вроде бы достиг пика и уже не усиливался. День скоро подойдет к концу, и Острон понимал, что рано или поздно придется остановиться, чтобы дать передохнуть лошадям и людям. Если при этом от преследователей их будет отделять хотя бы ручеек...

Джейфар вернулся спустя некоторое время.

-- Вода стекает в низину достаточно широким потоком, -- сказал он, -- но я думаю, поток не больше, чем по пояс.

Острон кивнул.

Они достигли воды спустя несколько минут и по знаку Сунгая принялись спешиваться. Джейфар первым пошел вброд, ведя коня за собой. Животное нервно фыркало; быстро идти было невозможно из-за сильного течения, которое едва ли не сбивало с ног. Острон остановился у края, сделал знак шедшей следом Лейле. Девушка также миновала ручей, хотя посередине пережила несколько неприятных мгновений, вынужденная буквально повиснуть на шее своей лошади: роста она была невысокого. После нее пошел Ниаматулла, и казалось бы, он тоже должен пересечь текущую воду без проблем. Поначалу маарри действительно шел, ведя в поводу лошадь, а потом вдруг споткнулся и опрокинулся.

Острон и Ханса кинулись помочь ему одновременно. Оба знали: несмотря на то, что всю жизнь прожил на берегу огромной реки, Улла не умеет плавать. Тот уже захлебывался, и течением его несло вниз, но в этот момент Ханса настиг его одним большим прыжком и поймал за шиворот. Острон, увидев, что Улла пойман и больше не тонет, перехватил поводья лошади и перевел ее на другой берег, где вскоре оказались и Ханса с Уллой. Маарри судорожно откашливался, и вид у него был жалкий.

-- Гайят, должно быть, решила пошутить, когда ты появился на свет, -- пробормотала Лейла.

В тот момент дождь кончился. Острон поднял взгляд на небо; далеко на западе что-то алело в уходящих тучах. Пока остальные переходили поток, он подошел к Сунгаю.

-- Знаешь где-нибудь поблизости годное место для стоянки?

Джейфар задумался, потирая заросший подбородок.

-- Оазис Салафи мы миновали, -- заметил он. -- И вряд ли стоило бы там появляться, в любом случае. Придется стоять посреди серира. С водой, думаю, проблем не будет... сейчас наберем из этого самого ручья.

-- Быстро ли нас нагонят одержимые, вот что меня волнует.

-- Тебе лучше знать, Острон. В последний раз птицы доложили мне, что нас от них отделяет примерно четверть часа полета. Это около четырех фарсангов.

Острон нахмурился.

-- Будем идти до последнего, -- сказал он. -- Ты не поверишь, с какой скоростью способны передвигаться эти твари.

-- Отчего же, -- буркнул Сунгай.

Последний всадник пересек ручей вместе со своим животным. По команде они набрали воды во фляжки и снова оседлали коней; когда Острон повторил для всех, что остановится отряд только поздно ночью, они угрюмо промолчали.

-- По крайней мере, самума ожидать не приходится, -- сказал Басир, обращаясь к мрачному Ниаматулле; они ехали рядом, а с другой стороны Басира сгорбился на своей лошади Ханса в промокшем насквозь бурнусе.

-- Лучше бы песчаная буря, -- возразил Улла. -- Сам видишь, с водой у меня отношения не сложились.

-- В песчаную бурю пришлось бы моментально попрощаться с нашими милыми лошадками, -- заметил Ханса с другого бока. -- И тогда наши жизни, которые, судя по всему, и так не затянутся, сократились бы втрое.

-- Не говори так, Ханса. Я уверен, Острон знает, что делает.

Коротышка промолчал.

Они шли до глубокой ночи, когда небо уже давно покрылось звездами, и копыта лошадей чавкали по грязи. К ночи Хамсин, спавшая у Сунгая на плече, проснулась и отправилась на разведку. Она вернулась спустя час или около того; Сунгай нахмурился, слушая ее.

-- Встанем лагерем, -- сказал он, -- вон там, кажется, я вижу несколько валунов.

Острон возражать ему не стал. Джейфар первым направился к валунам, о которых говорил. Место и вправду было подходящее, четыре или пять здоровых камней лежали полукругом, а между ними была лишь влажная щебенка, ни намека на грязь.

Люди собрали мокрые ветви кустарника, росшего вокруг, и уложили их охапками; Острон был единственным, кто мог поджечь их без особого труда. Когда последняя охапка, у которой уже устроился Сунгай, разгорелась, он опустился рядом с джейфаром, вновь думая о том, что же сейчас делают остальные отряды, заблудившиеся в бескрайней пустыне. И остается лишь надеяться, что орда безумцев сосредоточилась на Одаренных.

Люди в основном молча сидели вокруг костров, лишь изредка негромко переговаривались. К их костру присоединилась привычная компания: Ханса, Улла и Басир, а рядом с Хансой села Лейла. Глянув на нее, Острон снова вспомнил о Сафир. ...Нет, он не должен об этом думать. Если постоянно думать об этом, он расклеится и не сможет... делать то, что должен.

-- Сегодня люди слишком устали и напуганы, -- негромко сказал Сунгай, оборачиваясь к Острону. -- Но завтра придется задержаться для того, чтобы поохотиться.

-- Я знаю, -- ровным тоном ответил тот. -- Конечно, мы будем охотиться. Ты представляешь себе, каким путем мы пойдем, Сунгай?

-- Конечно. Тем же самым, -- криво усмехнулся джейфар, -- каким шли осенью. Мимо храма Шарры. До него еще около семидесяти фарсангов по прямой.

-- Больше недели...

-- На лошадях быстрее, не забывай.

-- Да, но может статься, это не последний ливень.

-- Тем лучше, -- покачал головой Сунгай. -- Ливни задержат безумцев сильнее, чем нас.

-- Вокруг Шарры -- большая низина, -- напомнил Острон, заставив джейфара нахмуриться.

-- ...Ты прав.

Они замолчали; глядя в огонь, Острон задумался о своем.

На самом деле, теперь он боялся только одного.

Что в момент, когда наступит пора сражаться с одержимыми, его огонь окажется неподвластен ему. Что снова явится этот человек в сером плаще и...

Белые глаза снились ему во сне.

***

-- Если Гайят и не послала нам своего Одаренного, то потоки воды она послала, -- вполголоса сообщил Сунгай. -- Птицы говорят, одержимые даже немного отстали от нас.

-- Хорошо, -- кивнул Острон.

Утренний холод пробирал до костей. Третий день отряд шел по сериру, превратившемуся из-за дождей в грязь вперемешку с щебнем. Страх понемногу таял, уступая место бесконечной усталости. До сих пор весна была их главным опекуном и защитником: образовавшиеся из-за ливней потоки воды преграждали путь безумцам, и местами кое-где проросла первая трава, благодаря чему лошади не умрут с голода. Единственным недостатком такой погоды было то, что все они были вечно мокрыми насквозь и сильно мерзли.

Этот день также прошел без приключений; люди молча ехали вперед, иногда пуская лошадей рысью, но в целом стараясь не переутомлять животных. Лошади Острона и Сунгая шли ноздря к ноздре. Джейфар шмыгал носом, предоставив коню самому выбирать дорогу, на плече его дремала Хамсин; Острон угрюмо смотрел перед собой, время от времени поднимая то одну ладонь, то другую, и по его пальцам скользили крошечные огоньки. Сунгай, если и догадывался, отчего нари без конца проверяет, способен ли использовать Дар, то молчал об этом.

-- Может быть, Басир тогда был прав, -- неожиданно сказал Острон, и пламя на его ладони резко вспыхнуло, тут же погаснув. -- Насчет... того, что у темного бога на каждый Дар найдется свой ответ.

-- Ты о той твари, что... -- Сунгай сглотнул: договаривать ему расхотелось. Острон пожал плечами.

-- Да. Я думаю, может быть, если мариды -- действительно ответ темного бога на Дар Ансари... хоть и не знаю, почему Басир так решил, -- в общем, тогда долгары -- ответ на Дар Сирхана. А тот человек... из-за него я не мог управлять собственным Даром.

-- ...Как ты их назвал, долгары?

-- Он сам себя так назвал.

-- Ты что, разговаривал с ним?

-- Я думал, он со всеми разговаривал, -- немного удивился Острон. Сунгай покачал головой.

-- Нет. Я только... в тот раз мне пришлось туго, потому что тьма подействовала на всех животных, которых я привел с собой, и мне надо было как-то удержать их рассудок... но я ничего не слышал, никаких голосов.

Острон пожал плечами.

-- Может, это как раз потому, что долгар, по сути, -- твоя противоположность. Я... не заметил, чтобы его рот шевелился, когда он говорил.

Джейфар поежился, поправил бурнус.

-- Я молю Сирхана о том, чтобы этих... долгаров было не так много.

-- Не так много, как маридов, это точно, -- буркнул Острон. -- И ведь если я слышал о маридах, когда был в Тейшарке, то о долгарах или о... других я ничего не знаю.

Он оглянулся, и между его пальцами снова скользнул огонек.

-- Необходимо как можно скорее отыскать остальных Одаренных, -- сказал Сунгай. -- Если они есть. Вместе мы бы справились.

-- Ты прав. Я думаю, как только мы достигнем Ангура, надо будет начать поиски.

-- Во имя Сирхана, там у нас будет полно дел. Острон, ты понимаешь? Залман еще стоит, но...

-- Когда в последний раз ты получал вести о нем?

Сунгай осекся.

-- Три недели назад.

-- Даже если Залман еще стоит, -- буркнул Острон, -- в чем я сомневаюсь и молю Мубаррада, чтобы люди успели бежать оттуда, и не в таком числе, как бежали мы, -- необходимо будет его оставить. Мы не сможем удержать этот город, все равно. Лишь на берегах Харрод у нас есть надежда выстоять.

Он вздохнул.

-- И не думай, будто я говорю это с легким сердцем. Но я много размышлял об этом... получается, это наш единственный выход, Сунгай. Продержаться на Харрод достаточно времени для того, чтобы собрать отряд из всех шестерых Одаренных.

-- ...А потом? -- спросил Сунгай. -- Ты думал о том, что мы будем делать потом?

Острон кивнул.

-- Атаковать.

***

Весна вступала в свои права. Пожалуй, уже много лет не было такой яркой весны, и по вечерам люди, переговариваясь у костров, удивленно качали головами: никто не помнил, чтобы пустыня цвела с такой мощью и силой. Быть может, это что-то значило. Хорошее или плохое -- никому не было известно. Возможно, это была последняя весна, а может -- наоборот, символ новой эпохи.

Они шли вот уже с неделю, и за это время к ним присоединился еще один маленький отряд, двенадцать конников, также сумевших сбежать с юга. В конце этой недели птицы принесли новости: Залман действительно пал, но большое число людей спаслось, и теперь весь юг Саида заполонен беженцами.

Ливней больше не было. Острон часто поднимал взгляд на небо, пытаясь увидеть хоть тучку; но на небе было лишь солнце, изо дня в день, жаркое, упрямое. У них кончалась вода. Впереди -- еще по меньшей мере два дня по каменистому сериру, и лишь потом -- оазис, а до Ангура еще добрая неделя пути по Вади-Шараф... хотя, конечно, если ливней не будет, Вади-Шараф пересохнет до конца и не будет представлять собой никаких проблем.

В отличие от орды одержимых, которая, по словам Сунгая, была уже в трех фарсангах от них. За время ливней враги отстали, но теперь стремительно наверстывали упущенное; люди постоянно оглядывались, напряженно всматривались в горизонт.

Пока что ничего.

В тот день с утра небо было точно таким же ясным, как и в другие. Пятьдесят всадников ехали по пустыне, и камушки разлетались из-под копыт лошадей. Они не останавливались до полудня, когда стало слишком жарко, и пришлось устроиться в тени полуразвалившейся скалы, чтобы переждать самое пекло. Тени скала давала едва ли достаточно для того, чтобы скрыть такое количество народа; люди и животные сидели и стояли, тесно прижавшись друг к другу, и в большинстве молчали. Острон оказался между Сунгаем с одной стороны и Лейлой -- с другой; на плече джейфара дремала сова, и сам он закрыл глаза, будто спал, а вот девушке было скучно.

-- А если они догонят нас? -- вполголоса спросила она у Острона. -- Что тогда?

-- Мы будем сражаться, -- недоуменно ответил он.

-- То есть, ты хочешь пожертвовать отрядом в пятьдесят человек и самим собой для того, чтобы отвлечь одержимых от других беженцев?

-- Ничем я не собираюсь жертвовать.

-- Но мы не выстоим против огромной орды безумцев, идиот.

Острон пожал плечами и не ответил.

-- Иногда я жалею, что пошла за тобой, -- буркнула Лейла.

-- Я тебя не звал.

Она рассмеялась.

-- Ты до сих пор дуешься на меня из-за Сафир?

-- Н-нет.

-- Ну и дурак.

-- Сафир злится на меня из-за тебя, -- сказал Острон. Лейла громко фыркнула.

-- Пф-ф, твоя Сафир сейчас далеко. Кто знает, где она?

Он помрачнел.

-- А если она погибла? -- спросила девушка.

-- Если ее не будет в Ангуре, -- тихо сказал он, -- когда я туда вернусь, я уеду искать ее. Один. И не успокоюсь, пока не найду ее.

-- Или ее труп?

-- Заткнись, Лейла. Еще одно слово -- и ты пожалеешь.

Девушка хмыкнула и замолчала. Раскаленный воздух струился перед ними, и тень скалы понемногу удлинялась: солнце медленно ползло на запад.

-- Ладно, извини, -- наконец сказала Лейла. -- Я надеюсь, она жива. Просто хотела подразнить тебя.

-- Это уж слишком, -- буркнул Острон, вглядываясь в горизонт. -- С такими вещами не шутят.

-- Ну, но ты такой смешной, когда речь заходит о ней.

Он ничего не ответил на это. Тишина растекалась по пустыне; ни звука, ни шороха. Люди дремали или просто сидели в тени; ожидание тянулось медленно.

Острон, задумавшись, не сразу заметил, что что-то легло на его плечо; когда глянул направо, с легким удивлением обнаружил, что это голова Лейлы, задремавшей у него под боком.

От ее волос пахло пустыней.

Сунгай поднялся на ноги первым, отряхнулся, расправляя плечи.

-- Пора ехать, -- позвал он остальных; действительно, жара понемногу спадала. Острон тоже встал, когда Лейла подняла голову, и привычно взглянул на восток.

Пару мгновений он стоял неподвижно, еще не уверенный, правда ли это; сердце пропустило удар.

-- По коням, живо! -- потом закричал он, резко снявшись с места. -- Одержимые на горизонте!

-- Во имя Джазари, -- воскликнула рядом Лейла; люди засуетились, перепуганно заржали лошади. Не прошло и двух минут, как отряд тронулся в путь.

Острон на этот раз ехал последним, то и дело оглядываясь. Тонкая темная полоса на востоке никуда не исчезала. Это означает, одержимые совсем близко: ведь в этих местах серир уже идет под уклон и в любое мгновение превратится в долину Шараф.

Они скакали галопом не меньше часа, потом Сунгай сделал знак, и лошади перешли на рысь. Необходимо было беречь силы; все прекрасно это понимали. Острон продолжал вертеть головой, а потом обнаружил, что стало как-то темнее.

-- Тучи собираются, -- сказал ехавший рядом Ханса. -- Снова ливень будет.

-- Это хорошо... и не очень, -- отозвался Острон.

Еще какое-то время они ехали рысью, пока первые тяжелые капли не упали на пыльную землю серира. Всадники, как один, обеспокоенно подняли головы. Почти сразу пригнулись, накидывая бурнусы; один Улла замешкался, и когда грянул ливень, потоки воды буквально ударили ему в лицо. Маарри закашлялся, склонившись.

Острон снова оглянулся назад: теперь это, впрочем, было почти бесполезно, за плотной пеленой ничего было не разглядеть.

По команде Сунгая всадники снова перешли на галоп. Мощные струи дождя обрушивались на их головы; очень быстро серир превратился в каменистую грязь, а потом конские копыта и вовсе начали разбрызгивать большие лужи. Острон по-прежнему ехал позади всех, когда Сунгай, придержав своего коня, оказался рядом.

-- У нас проблемы, -- крикнул он, пытаясь преодолеть рев стихии. -- Шараф затапливает!

-- Проклятье, этого я и боялся! -- ответил Острон. -- Какие варианты?

Сунгай оглянулся.

-- Мы почти вплотную подошли к храму Шарры. Мы можем попытаться поискать укрытие в руинах!

-- Так и сделаем, значит!

Сунгай пришпорил лошадь; на его плечи возлегла задача вести отряд. В такую бурю ориентироваться в пространстве мог он один. Острон оглянулся снова; ему показалось, что сквозь грохот воды он слышит крики и улюлюканье.

Лошади замедлили бег; как бы их ни понукали всадники, скакать по грязи было непросто. Теперь Острон уже был уверен, что крики ему не мерещатся. Он остановился, оборачиваясь. Даже такой ливень помешает ему лишь немного. Другое дело...

Он уже видел их, мутные пятна в потоках воды, и привычно передернул плечами. Первые бегущие фигуры в лохмотьях действительно вспыхнули, но ненадолго, огонь почти сразу был погашен водой; вспышка повторилась.

А потом он увидел другого всадника. Одержимые остановились, и их движения будто замедлились. Огромная черная лошадь вышла вперед, неся на своей спине человека.

Ливень размывал его очертания, будто на рисунке, смазывал черты лица; но Острон точно знал, кто это. Ятаган Абу тускло сверкнул в его руке; другой всадник также достал оружие.

Придется рискнуть. Или он достанет белоглазого с первой попытки, или...

По крайней мере, безумцы продолжали стоять и только скалились, будто время остановилось для них. Белоглазый поднял руку с палашом, повернув его так, что Острону было почти не видно лезвия. Длина клинка. Все дело в длине клинка. Тот, чей меч достанет противника...

Острон с силой ударил коня по бокам и понесся вперед. Почти в тот же момент тронулся и белоглазый. Расстояние между ними начало резко сокращаться; бросив поводья, Острон схватился за пряжку бурнуса и сорвал его, и когда две лошади поравнялись, палаш со свистом разрубил грубую ткань.

В следующее мгновение белая лошадь повернулась, обходя черную, и Острон снова промчался мимо белоглазого, но с другой стороны; тот не успел обернуться.

Он чувствовал, как кривой клинок ятагана нашел свою цель, но не мог оценить, насколько серьезна нанесенная рана; конь уже уносил его прочь. Острон понимал, что его шанс закончился, и в одиночку против толпы одержимых, не в состоянии использовать Дар, он не справится.

Какое-то время ни звука не доносилось сквозь грохот ливня. Белый жеребец мчался по грязи так быстро, как только мог. Острон видел вдалеке отряд стражей Эль Хайрана; кто-то из них обернулся, потом еще раз. Он понемногу догонял их и наконец поравнялся с Хансой, который ехал в самом конце.

-- Что ты сделал? -- крикнул марбуд.

-- Ничего хорошего, -- отозвался Острон, оглядываясь; его уши снова уловили крики одержимых. -- С ними тот тип в сером плаще! Я не могу использовать Дар, когда он рядом! Где Сунгай?..

Джейфар нашелся в голове отряда; добравшись до него, Острон обнаружил, что прямо перед ними возвышаются древние стены на высокой скале.

-- Сунгай, можем ли мы укрыться в Шарре?

Тот нахмурился, поднимая взгляд на гору.

-- Думаю, что можем, -- ответил он. -- Я слышал, что наверх ведет только одна лестница. Оборонять ее даже против большого числа одержимых...

-- Тогда быстрей! -- перебил его Острон и снова отстал, пропуская мимо себя конников. Дождь не переставал; вода текла по его кольчуге. Темные фигуры одержимых вновь показались позади, и Острон обреченно понял, что по-прежнему не может вызвать пламя.

Что ж, если это была его ошибка, он понесет за нее ответственность. Жаль, что вместе с ним погибнет еще пятьдесят человек.

Тем временем Сунгай первым настиг отвесной скалы и какое-то время ехал вдоль нее, пока не отыскал древнюю лестницу. Скала действительно выглядела неприступной, а лестница была такой узкой, что по ней едва мог пройти один человек, ведя в поводу лошадь. Джейфар спрыгнул с коня и принялся подниматься; следом за ним пошли остальные.

Острон и Ханса оказались в конце, и когда нари шагнул на ступени, одержимые были уже совсем близко. Нервно оглядываясь, он мог видеть цепочку людей, поднимающихся по лестнице; на их счастье, лестница быстро уходила вглубь скалы. Какие неведомые силы сумели прорубить такой проход в камне, им оставалось только гадать.

Острон отпустил своего коня, позволив животному самостоятельно идти вверх; в его руках показались ятаганы. Когда придется сражаться, первым погибнет он. Это его долг.

Они почти бежали, но в одном месте лестница была разрушена; кусок скалы обвалился на нее и лежал в стороне, оставляя только очень узкий проход. Люди и животные еле протиснулись в него. Предпоследним прошел Ханса, а Острон остановился: первый безумец уже был в касабе от них. Место ему показалось более чем подходящим.

-- Ты их долго не удержишь, -- сказал марбуд позади.

-- Сколько смогу, столько и буду удерживать.

Ханса сунулся обратно, принялся оглядываться. На его гладком лице была какая-то странная неуверенность.

Одержимые не спешили, они уже знали, что люди загнаны в ловушку. Они заполонили собой лестницу, и в камне глухо прошелестело:

-- Асвад!

-- Ну-ка подвинься, -- наконец сказал Ханса.

-- Иди вперед, -- возразил ему Острон. -- Подраться с ними еще успеешь.

-- Я сказал, подвинься, Острон. А лучше отойди.

Руки марбуда оказались неожиданно сильными; он буквально пропихнул Острона между стеной и обломком скалы. В этом месте лестница была открыта небу, и оно охотно полило обоих водой. Острон недоуменно уставился на Хансу: тот пристроился к гигантскому обломку, будто хотел сдвинуть его с места.

-- Оставь! Он не шевельнется!

-- Заткнись, идиот, -- ответил Ханса.

А потом гигантский валун тронулся.

Безумцы взвыли за ним: кажется, догадались, что жертвы ускользают от них. Острон вовремя метнулся вбок и зарубил первого, попытавшегося пробраться к Хансе. В это самое мгновение кусок скалы двинулся еще сильнее, а потом его повлекло вниз, и он покатился по лестнице, сшибая все со своего пути, пока не застрял на повороте.

Ханса отдувался. Обломок наглухо закупорил проход; теперь безумцам было до них не добраться.

-- ...Ты Одаренный, -- выдохнул Острон.

-- Пошли, пошли.

Они быстро нагнали поднимающийся отряд; лестница уходила еще выше, и было непонятно, когда она закончится. Но потом стены раздались вширь, и ступени стали плоскими, пока не превратились в гладкий каменный пол.

Сунгай, по-прежнему шедший первым, выбрался в большой холл и остановился.

Люди неуверенно оглядывались. Сколько веков назад было построено это место?.. Никто не знал. Но выглядело оно на удивление хорошо сохранившимся. Кажется, лестница привела их в один из арочных холлов, окружавших само здание храма, и с одной стороны лился призрачный свет; ливень все не прекращался, и площадка снаружи была залита водой.

Древние светлые стены были гладкими, и в одной из них обнаружилась арка, которая вела в другое помещение.

-- Будьте начеку, -- сказал Сунгай. -- Мало ли что может нас здесь ожидать.

-- Руины стояли нетронутыми много лет, -- возразила ему Лейла, в глазах которой светился азарт. -- Что тут могло остаться?

-- Откуда мы знаем.

-- Может, несметные богатства!

Ханса только вздохнул и покачал головой; Сунгай тем временем уже направился к проходу, ведшему вглубь храма. Острон пошел следом. Они заглянули в другой холл; тусклый свет лился сверху, и когда они подняли головы, то увидели, что в потолке прорублено гигантское окно с цветными стеклами.

-- Красиво, -- пробормотал Острон. -- Как будто те, кто жил здесь, просто взяли и ушли. Я думал, тут... все будет разрушено.

-- Потому и считается, что это место охраняют неведомые силы, -- буркнул Сунгай и шагнул вперед.

Их мокрые грязные сапоги оставляли следы в густом слое пыли, покрывавшем пол. Следом за Одаренными пошли и остальные, хотя никто не был уверен, что нужно делать. Джейфар первым пересек и этот зал и заглянул в следующий.

А потом поднял руку.

-- Тихо, -- прошептал он. -- Здесь кто-то есть.

***

Острон сделал знак остальным; люди остановились. Сунгай безмолвно показал на пол: в пыли были явно свежие отпечатки ног, которые не принадлежали их отряду. Хотя бы потому, что грязи там не было, просто кто-то прошел в чистых сапогах по очень пыльному полу.

Острон обменялся взглядами с джейфаром; они кивнули друг другу и осторожно, стараясь не издавать ни звука, пошли вперед. Зал, в который они вошли, был чуть меньше первого, но и здесь в потолке было разноцветное окно. Гул дождя стал еще тише. Посередине комнаты была спиральная лестница, уходившая вниз. Острон первым заглянул туда, а потом шагнул на ступень.

Там, внизу, было темно. Но чем дальше он опускался по лестнице, тем сильнее менялся воздух. Наверху, в пустынных залах, пахло пылью и опустошением. Снизу тянуло металлом.

Острон поднял руку и, не до конца уверенный, получится ли, попробовал разжечь огонек. Крошечное пламя послушно вспыхнуло в ладони и осветило помещение, в которое он спустился. Что-то ярко вспыхнуло, ослепив его, и низкий голос произнес:

-- Ни с места.

Острон ошалело заморгал. За его спиной споткнулся Сунгай, и они едва не полетели носом вперед; невидимая рука чуть опустила фонарь, и они смогли разглядеть ее владельца.

-- Кто вы такие? Мародеры? -- холодно спросил полный человек в шахре. Значит, китаб; он был одет в черное, и в его руке была небольшая лампа с трепещущим огоньком.

-- Нет, -- отозвался Острон. -- Мы стражи Эль Хайрана. А храм Шарры, должно быть, окружен одержимыми со всех сторон.

-- Проклятье, -- выругался китаб, еще сильнее опустив лампу, -- уже началось! А я надеялся, что у меня еще будет время! Скажи мне, юноша, стена Эль Хайрана пала?

-- ...Да, -- опешил он. -- Подожди, а ты кто такой? Что ты тут делаешь?

Китаб оглянулся; за его спиной был каменный стол, заваленный какими-то бумагами и томами книг. Поставив лампу на стол, он снова повернулся к Острону и Сунгаю.

-- Я ученый, -- сказал толстяк. -- Мое имя Анвар. Я около десяти лет провел здесь в полном одиночестве, исследуя это место, и надо сказать, вы первые, кто сюда явился. А я все ожидал мародеров.

-- ...То есть, здесь безопасно, -- уточнил джейфар.

-- О да, конечно. А что, вы ожидали найти здесь орду призраков? -- в бороде китаба показалась насмешливая улыбка. -- Нет, прежние обитатели покинули это место давным-давно, и здесь не найдешь даже костей. Но вы ведь не одни, я правильно понимаю?

-- Мы с отрядом в пятьдесят человек, -- кивнул Острон. -- Снаружи льет дождь, если ты не заметил, и долину Шараф затопило. Нам пришлось завалить лестницу в скале... ты знаешь, возможно ли сюда подняться другим путем?

-- Нет, нет, -- покачал тот головой. -- Когда-то это была не скала посреди пустыни, а каменистый остров. Со всех сторон вода подточила его, и когда река превратилась в болото, а потом и вовсе пересохла, Шарра превратилась в неприступную твердыню. Лестницу высекли примерно в то время. Мне удалось выяснить, что сотни лет назад Шарра была крепостью, в которой племена оборонялись от одержимых. Видимо, теперь она снова выступает в этой роли.

-- ..Как же мы отсюда спустимся? -- пробормотал Сунгай. -- Рано или поздно нам придется это сделать, мы должны добраться до Ангура.

-- У меня была веревка, -- сказал Анвар с улыбкой. -- Я человек запасливый, иначе не протянул бы тут так долго, верно? Я давно ожидал, что лестница перестанет быть доступной, я заметил, что горная порода разрушается в некоторых местах, а около двух лет назад в одном месте обвалился потолок над ней.

-- Этим мы и воспользовались.

-- О? Вы умудрились подвинуть тот обломок? Но ведь он очень тяжелый.

-- Среди нас... есть Одаренные.

-- А, -- протянул китаб. -- Одаренный Джазари, ясно.

-- Ханса? -- тихо спросил Сунгай. Острон кивнул.

-- Ну что же, -- сказал Анвар, -- что мы тут стоим. Давайте поднимемся к вашему отряду, успокоим их.

Джейфар пошел первым; когда они снова показались в светлом холле, встревоженные лица людей смотрели на них. Потом поднялся Анвар, на которого все уставились с подозрением.

На свету китаба стало возможно рассмотреть внимательнее. На нем была одежда странноватого покроя, из-под светлого шахра выбивались длинные русые волосы, а пышность его бороды свидетельствовала о том, что этот человек действительно долгое время провел в одиночестве и отвык беспокоиться о своем внешнем виде.

-- Давно я не видел такого количества людей, -- улыбнулся Анвар. -- Мир вам, стражи Эль Хайрана.

***

Добродушный толстяк провел их в более уютные помещения, которые явно когда-то давно были спальнями; здесь сохранились ржавые обломки, напоминающие собой остовы металлических кроватей. Должно быть, жители Шарры не знали недостатка в металле: Острон впервые видел что-то подобное, вся мебель племен делалась из дерева.

Если вынести обломки, в этих комнатах вполне можно было устроиться на какое-то время. В них были уютные небольшие окна, хотя и стекла в некоторых разбились. Люди занялись делом, и только Лейла бегала по храму с блестящими глазами: ну конечно, ход ее мыслей был очевиден. Кем бы ни были древние обитатели этого места, у них была металлическая мебель и застекленные окна, и Острон еще никогда в жизни не видел столь ровных и больших кусков стекла, как тут. Правда, он почему-то был уверен, что никакого золота Лейла тут не найдет, сколько бы ни искала.

Он встретил Анвара в одном из длинных коридоров, а напротив толстяка предсказуемо обнаружился Басир. Молодой китаб слушал ученого, почтительно склонив голову. Когда Острон приблизился к ним, он услышал, как тот говорит:

-- ...две тысячи лет, юноша. Я, конечно, могу ошибаться, но у меня есть... свои методы. Только взгляни на эти фрески.

Острон вместе с Басиром повернул голову и заметил, что на стене коридора действительно темнеют древние рисунки. Рассмотреть, что на них изображено, правда, было почти невозможно.

-- На верхних этажах они почти не сохранились, -- сказал Анвар. -- Когда-то в этих местах было очень влажно, а влага разрушающе действует на краску. Но на глубинных уровнях я нашел куда более любопытные образцы. ...А, молодой Одаренный Мубаррада. Тебе тоже интересно послушать о том, что это за место?

-- А ты знаешь? -- спросил Острон.

-- Кое-что знаю. Я ведь не зря провел здесь столько лет, верно? -- толстяк засмеялся. -- Понимаю, скорее всего, никого из вас не волнуют исторические исследования, особенно когда идет война, и одержимые окружили нас со всех сторон... Но пока у вас есть время, ведь все равно придется переждать, пока Шараф высохнет. Кстати, возможно, тебя больше заинтересует кое-что другое. Пойдемте-ка со мной.

Острон и Басир, недоуменно переглядываясь, последовали за Анваром. Китаб уверенно шел запутанными коридорами, пока не вывел их в один из арочных холлов, окружавших здание Шарры; с этой стороны не было площади, и сразу за арками, выходившими наружу, скала резко обрывалась и уходила вниз. Острон осторожно подошел к самому краю и встал рядом с ученым.

-- Ливни в этом году такие сильные, каких уже давно не было, -- сказал Анвар. -- Долину затапливает. Скоро этим голубчикам придется научиться плавать. Или дышать под водой.

Далеко внизу, у подножия скалы, действительно вопила толпа безумцев, и кто-то из них пытался взобраться по камню, но не получалось. Земля... то, что было у них под ногами, пенилось.

-- Я полагаю, долину зальет, как не заливало много лет, -- невозмутимо добавил китаб. -- И им придется убраться отсюда. Все, впрочем, пересохнет очень быстро, и ваша задача -- спуститься, как только это станет возможно. Тогда вы сумеете обогнать их и доберетесь до Харрод. Напрямую до реки не больше трех дней верхом.

-- ...Подожди, то есть, ты хочешь остаться тут?

-- Ну, я ведь еще не исследовал это место до конца...

-- Но господин Анвар, здесь небезопасно. Очень скоро на этом берегу Харрод никого не останется, кроме одержимых, -- возразил Острон. -- Твои запасы еды наверняка небезграничны, а пополнять их ты не сможешь. Мы не имеем права оставить тебя здесь одного. Я уверен, Сунгай тоже захочет, чтобы ты пошел с нами.

Анвар постоял какое-то время, думая о чем-то; потом кивнул, будто сам себе.

-- Ты прав, юноша, ты прав. Хотя Шарра -- на удивление безопасное место, один я тут... гм... не справлюсь. Ну хорошо. Но не будете ли вы возражать, если я попрошу вас... помочь мне с вещами? За эти десять лет у меня накопилось немало материала, который я просто не могу оставить здесь.

-- Конечно, мы поможем.

-- Господин Анвар написал четыре книги о Шарре, -- с благоговением добавил Басир, для которого книги еще со времени его работы в библиотеке Тейшарка были чем-то святым. -- Пожалуй, никто в целом свете, кроме него, столько не знает об этом месте.

-- Не исключено, -- добродушно согласился толстяк. -- Между прочим, не могли бы вы передать той девушке, что золота она здесь не найдет? Во времена, когда здесь еще жили люди, у них в обращении были... несколько другие деньги.

-- К-конечно.

Спешно кивнув, Острон немедленно пошел искать Лейлу; ему отчего-то было немного стыдно за нее перед ученым китабом, и он решил укорить ее за жадность. Басир тем временем остался с Анваром.

-- Если тебе действительно интересно, -- сказал ему ученый, -- я могу показать тебе фрески, сохранившиеся лучше всего. Правда, они находятся под землей. Там было достаточно сухо.

-- Пойдем, господин Анвар.

Они вдвоем направились назад, следом за убежавшим Остроном; Анвар первым спустился по круглой лестнице, уводившей на подземные этажи Шарры, но в небольшой комнате, в которой хранились его бумаги, не остановился. Басир, с любопытством озираясь, шел за ним. Ученый уверенно прошел по длинному коридору, в конце которого была еще одна лестница, и они спустились еще ниже; коридор здесь будто расширился, а потом вывел их к большой круглой арке, за которой Басир обнаружил пугающую темноту.

-- Обитатели Шарры знали много странных вещей, которые со временем были позабыты, -- сказал Анвар, остановившись перед аркой. -- Не бойся, юноша. Когда я обнаружил это все... ну, поначалу я не знал, как это работает. С годами я кое в чем разобрался. В моих бумагах есть очень важные заметки, которые просто должны попасть в руки китабским мастерам. Пожалуй, сейчас только им под силу повторить то, что там описано.

Сказав это, он провел рукой по стене сразу за аркой; Басир ахнул и зажмурился, потому что оттуда вдруг хлынул ослепительно яркий свет.

-- К сожалению, эта штука работает только в двух комнатах, -- раздался рядом голос Анвара. -- Время было беспощадно к остальным, хотя когда-то божественное сияние освещало весь храм.

Когда Басир сумел открыть глаза, он обнаружил, что за аркой находится гигантский зал, залитый желтым светом. Анвар тем временем уже уверенно шагнул вперед.

Зал был совершенно пустым. Что бы тут ни было, это что-то не сохранилось. Но стены этого зала... стены не пустовали.

Басир остановился, раскрыв рот: зал представлял собой шестиугольник, и на каждой стене была огромная картина.

С картин на него глядели лица. От этих лиц будто так и исходило божественное спокойствие; их обладатели смотрели прямо перед собой, полные величия и мудрости.

-- Шесть богов, -- негромко сказал Анвар. -- Теперь их изображают совсем иначе. Посмотри: прямо перед нами Хубал, несущий в своих ладонях Время.

Басир благоговейно поднял голову, рассматривая бога китабов. Это был светлоглазый, светловолосый мужчина с густой бородой, и навстречу смотрящему он протягивал руки, в которых лежало серебристое сияние.

-- Справа от него Мубаррад, -- добавил ученый, -- пылающий божественным пламенем. Слева -- Гайят, дарительница воды.

Мубаррад был чем-то похож на Острона, подумал Басир, потом смущенно поправился: то есть, это Острон на него похож. Только глаза бога светились яростным огнем. Гайят, богиня маарри, отличалась необыкновенной красотой. Из ее протянутых рук на картине лилась бирюзовая вода.

-- Джазари, бог плутовства, -- продолжал Анвар, поворачиваясь. Бог марбудов был смуглым и бородатым. -- Ансари -- богиня, дарующая жизнь. И Сирхан, великий охотник.

Золотистые кудри богини окружали ее белое, красивое лицо; бог джейфаров был суров, а глаза его напоминали глаза пустынного льва.

-- Значит, когда-то в Шарре тоже обитали... племена? -- спросил Басир. -- Наши предки?

-- Наши предки, -- кивнул ученый, сложив руки на груди. -- Но, пожалуй, тогда они еще были единым народом. На некоторых стенах я нашел древние надписи; они сделаны на другом языке, но я расшифровал их. Некоторые мне не понятны, но есть и те, которые я перевел и записал в одной из своих книг. В них достаточно часто встречается выражение, которое можно перевести как "сыны Эльгазена". Хотя временами я думаю: не ближе ли будет слово "последователи"?

Анвар тронулся с места и хотел было выйти, но тут в арку скользнул Острон.

-- ...Ой, -- сказал он, едва не вписавшись в ученого. -- Извини, господин Анвар. Я ищу ту девушку, вы ее здесь не видели?

-- Нет, -- покачал головой китаб.

-- Острон, посмотри, это изображения шести богов, -- сказал Басир; Острон перевел взгляд на стены и точно так же, как Басир пять минут назад, раскрыл рот в удивлении.

-- Мне кажется, я знаю, где может быть ваша дорогая расхитительница древних храмов, -- произнес между тем Анвар и все-таки вышел в арку. -- Почти уверен, это место должно было заинтересовать ее больше всего.

Басир и Острон, все оглядываясь на стены, пошли следом за ученым.

-- Значит, это действительно храм, -- прошептал Острон. -- Почему он называется Шарра, я не знаю, но это храм, посвященный нашим богам!

-- Шаррой, скорее всего, звалось поселение, которое некогда здесь было, -- безмятежно сказал Анвар, шедший впереди. -- Ведь и эта долина называется Шараф, звучит похоже, не правда ли?

-- ...И точно, -- воскликнул Басир.

Ученый тем временем повернул в какой-то неприметный коридор, и тот вывел их в небольшой зал. Зал был темным, но в другом его конце неярко светилась лампа.

-- Лейла, -- позвал Острон. -- Что это ты тут делаешь?

-- ...А, это вы, -- раздался голос девушки. -- Тут дверь, которую я не могу открыть! За ней наверняка что-то спрятано! Может, там у них была сокровищница?

-- Лейла, тебе не стыдно?..

-- Чего это мне должно быть стыдно?

-- Это действительно храм! Святое место! А ты только о золоте и думаешь.

-- Но кому оно нужно, богам? Я просто...

Анвар на удивление бесшумно подошел к ней и мягко забрал у нее лампу, поднял повыше. Лампа действительно осветила небольшую дверь, у которой не было ни намека на ручку.

-- Здесь нет золота, -- сказал он. -- Ты напрасно его ищешь. Но за этой дверью и вправду скрывается кое-что важное.

Его пухлые пальцы ловко надавили на какие-то неприметные точки, и дверь вдруг беззвучно распахнулась, едва не стукнув Лейлу. Девушка быстро отскочила. Внутри была кромешная тьма, но Анвар смело шагнул вперед, и там вдруг вспыхнул свет, такой же, как и в шестиугольном холле.

Эта комната пустой не была. Вдоль стен стояли длинные столы, на вид сделанные из металла; на них тоже были навалены непонятные металлические детали, о предназначении которых оставалось лишь догадываться. Лейла первой шмыгнула следом за ученым и тут же схватила какую-то штуку, больше похожую на цилиндр; штука легко поместилась у нее в ладони, но когда девушка попробовала куснуть ее, металл легко помялся.

-- Осторожнее, -- предупредил ее Анвар. -- Некоторые из них могут быть ядовиты.

Она тут же заплевалась и бросила цилиндр на стол. Острон и Басир переглянулись.

-- Что это за место, господин Анвар? -- спросил китаб.

-- Похоже на мастерскую, -- пожал тот плечами. -- Обитатели Шарры много работали с металлом. Ты бывал когда-нибудь в мастерской пиротехника, Басир? Некоторые ремесленники нашего народа делают похожие вещи. Например, эта, -- он взял со стола небольшую коробочку, -- взрывается, если ударить по ней как следует. Не то чтобы сильно, но когда я это обнаружил, я на какое-то время остался без бороды и бровей, -- он рассмеялся.

-- Китабы действительно умеют делать такие вещи? -- изумился Острон. Басир кивнул.

-- Ну, стекло в основном делают как раз в сабаинах, -- ответил он. -- Еще я слыхал об одном мастере, который научился делать такие штуки, если их поджечь, они взлетают высоко в небо и вспыхивают там разноцветными огоньками.

-- Зачем? -- не понял Острон.

-- Ну, просто красиво.

Он пожал плечами.

-- Пойдемте же, -- сказал Анвар. -- Ты убедилась, милая, что здесь тебе нечем поживиться?

-- А эти штуки можно продать в сабаинах?

-- Нет, не думаю. В любом случае, ты же не захочешь тащить с собой коробочку, которая может вспыхнуть от нечаянного удара?

Подумав, она согласилась; все четверо вышли из комнаты. Свет в ней потух, и Анвар захлопнул дверь.

-- Это место таит в себе много загадок, -- сказал он. -- К сожалению, даже за десять лет я не сумел отгадать все. Куда ушли все жители Шарры? Почему забросили столь удобное жилье? Видимо, этого я так и не узнаю. Впрочем, может быть, то, что я уже узнал, пригодится... возможно, даже поможет вам, юные стражи, в борьбе с одержимыми.

***

Дождь закончился к ночи, и тучи разошлись, обнажив нежно-сиреневый закат; солнце уже ушло за горизонт, оставляя за собой чуть тлеющий след. Стало прохладно, и на площади, залитой водой, гулял свежий ветер. В здании храма, впрочем, было достаточно тепло, и люди устроились на ночлег. По привычке хотели было выставить часовых, но Анвар пожал плечами:

-- К чему? -- сказал он. -- Здесь до нас никто не доберется. Посмотрите вниз, мы окружены водой.

Он был прав. Подумав, они все-таки улеглись спать, и вскоре комнаты, занятые ими, окутало сонное сопение. Ощущение небывалого спокойствия охватило Шарру, и Острон, сидевший на каменных ступенях, которые вели на площадь перед храмом, откинулся на шероховатую поверхность столба, посмотрел в небо.

Стоявший рядом Сунгай выпустил Хамсин, и птица взлетела, распахнув крылья, громко ухнула и скрылась. Джейфар поправил тюбетейку, съехавшую набекрень.

-- Необыкновенное место, -- негромко сказал он, оглядываясь. Острон кивнул.

-- Мирное. Ума не приложу, почему люди обходили его стороной столько веков.

-- Это все предрассудки, -- услышали они низкий голос ученого китаба; Анвар только что вышел из арки, ведшей вглубь храма, и подошел к ним. Потянул носом. -- Это место было давно заброшено, а люди боятся покинутых мест. Это логично: ведь если прежние обитатели зачем-то ушли, значит, были причины.

-- Но зачем они ушли из Шарры? -- спросил Острон. -- У тебя есть хоть какие-нибудь догадки?

-- Догадки есть, -- кивнул Анвар. -- Но слишком мутные, поэтому, я надеюсь, вы простите мне, если я не буду о них говорить.

Они помолчали. На небе высыпали первые звезды, еще неяркие, и на востоке показался тоненький серпик луны.

-- День завтра будет жаркий, -- сказал Сунгай. -- Возможно, к ночи уже настанет время уходить.

Острон очнулся от своих мыслей, вздохнул.

-- Я ранил того человека, -- тихо произнес он, -- но боюсь, что не убил. Это значит, мы в постоянной опасности. Если я не смогу использовать свой Дар...

-- Что ты хочешь сказать этим, юноша? -- поинтересовался Анвар. -- Есть время, когда ты не можешь призывать огонь?

-- Есть человек, -- криво усмехнулся Острон, -- в присутствии которого я не могу управлять пламенем. Никогда в жизни не слышал о таких, но он пришел вместе с одержимыми, и я думаю, что он преследует меня.

-- Это интересно.

-- ...Это опасно, господин Анвар.

Ученый лишь пожал плечами и пошел прочь. Должно быть, проведя столько лет в полной безопасности, он просто не может представить себе, что их ждет, возможно, уже завтра. Острон и Сунгай переглянулись.

-- Значит, Ханса -- Одаренный, -- сказал Сунгай. -- Признаться, я этого не ожидал. Расскажи, как он обнаружил это?

-- Мне кажется... он уже знал о том, что у него есть Дар, -- буркнул Острон. -- Просто никому не сказал.

-- То есть, и мы все это время, как идиоты, бегали вокруг да около и орали, что нужно срочно найти других Одаренных, а он сидел и молчал? -- возмутился джейфар; Острон рассмеялся.

-- Выходит так.

-- Он что, не понимает, что?..

-- Сунгай. Ханса еще мальчишка. Скорее всего, он просто испугался.

-- Что значит -- испугался? Сражаться с одержимыми так он не испугался?..

-- Он испугался ответственности, которую означает Дар.

Сунгай вздохнул и опустился на плиту рядом с Остроном. Тот молчал, еле заметно улыбаясь, и смотрел в небо; но в его глазах не было улыбки.

-- Хорошо, -- буркнул джейфар. -- Ну, кто еще скрывает от нас свой Дар? Басир? Улла?

-- Улла в чашке воды может захлебнуться, -- рассмеялся нари. -- Ты что.

-- Или этот Анвар, -- понизив голос, Сунгай обернулся. -- Ты помнишь, что он сказал? В самом начале? Он сказал: "уже началось?"

-- Что ты имеешь в виду?

-- Он знал, что стена Эль Хайрана падет. И что нам придется отступать на север.

-- И что?

-- А то, что Дар Хубала, бога времени, заключается в предвидении, -- сердито сказал Сунгай. -- Что, если он может видеть будущее?

-- ...Ну, -- Острон пожал плечами, -- Анвар ведь ученый. Я сам еще в библиотеке Тейшарка слышал о пророчестве, в котором описывается ровно то, что сейчас происходит. Одаренных все меньше, а темный бог проснулся и пошел в наступление. Ты не думаешь, что Анвар, как начитанный человек, тоже знает об этом?

Сунгай нахмурился и покачал головой.

-- И все-таки надо будет спросить его об этом. А Хансе я еще выскажу все, что о нем думаю.

-- Зато он с нами, -- улыбнулся Острон. -- Нас уже трое. Это ведь хорошо, правда?

-- Если еще что-то в этом мире может быть хорошо, -- согласился тот.

Фарсанг четырнадцатый

Солнце светило ясно, но холод никак не уходил. Вокруг было царство... вечной зимы, если бы зима была вечной в пустыне. Яркий дневной свет высеребрил все, делая песок почти белым, а шатры серыми. Что-то было в этом месте не так...

Он вроде бы и сидел под откинутым пологом шатра, а вроде бы и стоял; ощущения сливались. Холод мешал сосредоточиться. Лагерь был пуст. Ни звука; ни единой живой души. Ему не нужно было оглядываться, чтобы знать это. Даже когда люди спят, не бывает такой тишины. От этой тишины звенит в ушах.

Глаз уловил движение. Он стремительно повернул голову, боясь упустить. Молчание... кто-то был там, только зрение почему-то отказывалось воспринимать его четко, и он видел лишь мутную фигуру. Фигура приблизилась. Еще немного.

Мой верный слуга, прошелестел холодный бесполый голос где-то над ухом. Плод тщательного отбора на протяжении нескольких веков.

Глаза наконец резко сфокусировались на фигуре; он вздрогнул.

Человек в черном плаще шел по направлению к нему, и несмотря на то, что ветра не было, -- ни намека на движение воздуха, -- плащ колыхался. Темные волосы были аккуратно зачесаны назад, лицо чужака -- белое, похожее на алебастровую маску, без единой эмоции на нем.

Эти глаза он знал.

Потомки Эльгазена и Суайды пошли разными путями, продолжал нашептывать голос. Но не думай, будто мы не нашли всего того, что открылось детям Эльгазена. На каждый дар ваших никчемных богов есть ответ.

Белоглазый приближался. Все стремительнее и стремительнее; его лицо оставалось неподвижным, плащ хлопал за спиной без звука, -- а он не мог и пошевелиться, сделать шаг в сторону, и казалось: сейчас они столкнутся, и было удивительно, отчего еще человек в черном плаще не извлек из ножен палаш, разве только...

Он был уже настолько близко, что можно было разглядеть каждую черточку его холодного, холеного лица. Тени вокруг глаз, высокий лоб, острые иголочки зрачков, окруженные снежной мякотью радужки. Сейчас они соприкоснутся...

На какой-то момент холод окатил его с ног до головы: белоглазый прошел насквозь, не замедлившись, и растаял.

Острон медленно открыл глаза.

Необъяснимый холод сна превратился в обычный, предутренний, какой всегда бывает в пустыне перед рассветом. Он лежал на бурке, и плащ сполз с него. Сев, Острон спешно завернулся в бурнус. Люди вокруг спали. В сумрачной комнате храма стояла тишина, но не пугающе-беззвучная, а заполненная дыханием спящих. Сколько ни оглядывался, белоглазого он нигде не заметил. И то сказать, откуда ему взяться здесь, белоглазому? Если только он не научился летать.

Понемногу отогревшись, Острон улегся обратно и попытался уснуть: рассвет еще не загорелся, и в квадратном оконце напротив было видно мутно-серое небо. В голове повторялись события сна, снова и снова. Бесплотный голос, нашептывавший на ухо. Он знал, кому принадлежит этот голос. Сомнений нет. От одной мысли, что темный бог может прокрадываться в сны людей, спина покрывалась мурашками. В своем сне, пусть это был и очень неприятный сон, Острон мог объяснить все: шатры лагеря -- ведь они уже столько времени были в пути; холод -- это все предрассветный мороз. Даже белоглазого. Он много думал о белоглазом.

Он не мог объяснить только существование бесплотного голоса, говорившего с ним.

"На каждый дар ваших богов есть ответ".

Поежившись, он все-таки поднялся и осторожно, чтобы никого не разбудить, пошел к выходу. Ясное дело: уснуть после такого ему не удастся.

Снаружи было еще холоднее, и Острон какое-то время топтался в темноте внешнего холла, в открытые арки которого лился тусклый серый свет, пока не сообразил, что можно просто использовать огонь. Тут огонь никому не помешает; с этой мыслью он передернул плечами, и его фигуру окутало пламя. Наконец стало потеплее. На востоке понемногу загоралась заря. С запада, напротив, были тяжелые тучи. Выйдя из-под укрытия здания, Острон глянул на свой огонь: язычки трепыхались на ветру и давали понять, что тучи принесут еще один дождь, -- вероятно.

-- Величественно смотришься.

Он резко обернулся: в арке стояла Лейла, и ее губы сложились в усмешку. Острон нахмурился. Он ничего не имел против Лейлы, конечно, но... ну, в общем, после событий в Ангуре он как-то опасался оставаться с ней совсем наедине.

Но не убегать же теперь.

-- Я просто греюсь, -- буркнул он. Лейла рассмеялась.

-- Только Одаренному нари пришло бы в голову греться таким способом.

Острон сердито нахохлился, и пламя угасло.

-- А тебе-то чего не спится?

Девушка пожала плечами, оглянулась вокруг.

-- Так, просто.

Она спустилась по низким ступенькам, прошла мимо Острона и оказалась на другой стороне небольшой площади, у самого почти обрыва скалы. Смело заглянула туда; уж чего, а высоты Лейла точно никогда не боялась. Вообще говоря, Острон не представлял себе Лейлу напуганной.

-- Целое море, -- сказала она, оборачиваясь к нему. -- Только посмотри. Конца-края ему не видно.

Острон, подумав, подошел к краю и встал рядом с ней. Действительно, низину Шараф затопило; это было чудное зрелище, какое не всякий кочевник видел хоть раз в жизни. Темное небо отражалось в воде, как в зеркале.

-- Не подходи слишком близко к обрыву, -- заметил Острон, глянув на ноги девушки: Лейла стояла на самом краю, и из-под одного из ее сапог бесшумно посыпалась пыль. -- Падать неблизко, знаешь ли.

Лейла фыркнула.

-- Что, страшно?

-- Нет, но летать я не умею, -- надулся он. -- В случае чего.

Она переступила с ноги на ногу; теперь обе ее ноги были на краешке. Девушка гордо вскинула голову, топнула сапожком.

-- Лейла!

-- А я не боюсь!

Острон осторожно взял ее за локоть и попытался оттащить. Лейла стряхнула его руку, бесстрашно глянула себе под ноги. Скала опускалась почти отвесно, и далеко внизу плескалась вода.

-- Если я упаду, так там ведь целое озеро, -- сообщила девушка, -- не разобьюсь.

-- Ага, ты падала в воду с огромной высоты? -- возразил Острон. -- Вода ненамного мягче песка на самом-то деле.

-- А ты откуда знаешь?

-- Прыгнул как-то в Харрод с причала в Ангуре, -- неохотно сказал он. -- Не то чтобы там было далеко падать, но неприятно.

-- Зачем же ты прыгал?

-- Улла поскользнулся и упал в воду. Он не умеет плавать.

-- А ты что, умеешь? -- удивилась Лейла.

-- Ну, пришлось научиться.

Она рассмеялась. Острон снова глянул под ее ноги. Пыль все сыпалась вниз серебристым ручейком. Девушка замолчала, глядя куда-то вперед; в этот момент из-под ее сапога с негромким треском вывалился камушек.

От неожиданности Лейла не удержала равновесие, и одна ее нога соскользнула в пропасть. Она громко взвизгнула; Острон, подспудно ожидавший этого момента, резко схватил ее за руку и дернул на себя.

От его рывка Лейла едва не полетела вперед, прочь от обрыва, Острон ее не отпустил, и в итоге они нелепо пропрыгали сколько-то, пока ему не удалось затормозить. Лейла тяжело дышала, распахнув глаза, оглянулась назад; свободной рукой она ухватилась за бурнус Острона и так и не выпустила. Он сердито выдохнул:

-- Дура! Я же тебе говорил!

Она перевела взгляд на него, а потом лучезарно улыбнулась.

-- А я знала, что ты меня вытащишь.

Острон наконец отпустил ее руку. Ладонь Лейлы тоже убралась, но совсем не так быстро; он отвернулся, вдруг обнаружив, что они стоят слишком близко друг к другу.

-- В следующий раз специально даже не подойду к тебе, -- пригрозил он, -- чтоб ты головой думала.

Рассвет понемногу окрашивал серое небо в персиковый. Острон, сердито хмыкнув, направился к зданию храма; в первых лучах солнца оно выглядело особенно величественно. Высокие стены песочного цвета были увенчаны куполами, и те блестели: все тот же металл, хоть и местами изъязвленный ржавчиной, но в целом прилично сохранившийся. Он знал уже, что в некоторых комнатах крыша обвалилась, впрочем. Храм Шарры очень неохотно поддавался влиянию Хубала, и время, казалось, замедлило здесь свой ход, но неумолимое время все-таки шло вперед, разрушая древнюю постройку. Время, подумалось Острону: хотя всем известно, что Мубаррад, бог огня -- главный из шести, Хубал тоже очень силен. Огонь может моментально разрушить творение человеческих рук, оставить лишь пепел и дым. Время разрушает исподтишка.

Мысли о времени и его боге вызвали воспоминание о Даре. Одаренный ли Анвар? Острону казалось, тому нет нужды скрывать свой Дар. Возможно, если прямо спросить его, он скажет.

Утро спокойно вступало в свои права. Понемногу просыпались люди; солнце едва взошло, как тучи, двигавшиеся с запада, затянули небо. Вновь начался ливень. Дождь был недолгим, но бурным; небо от грома раскалывалось, тут и там плескали яростным светом молнии. Внутри здания, впрочем, шум был приглушен стенами, а когда Острон спустился по лестнице в подземную его часть, грохот воды оказался почти неслышен.

Анвара в его комнатушке с письменным столом не было; Острон огляделся, зажег небольшое пламя в ладони. Ученый китаб весь прошедший вечер казался весьма занятым, когда все уже спали, он ходил по старым коридорам и делал какие-то записи, бормоча себе под нос: должно быть, не хотел терять и минуты своего пребывания в храме Шарры, который он скоро должен будет покинуть навсегда. И теперь Острон, прошедшись по темным холлам, обнаружил в одном из них яркий, неземной свет, а посреди него -- фигуру толстяка. Он погасил собственный огонек и вошел в холл. Анвар что-то записывал, держа лист бумаги на весу, и не заметил нари. Со всех сторон на них смотрели величественные лица богов.

Острон еще раз оглянулся. Да уж, это было настоящее чудо: он и раньше видел настенные росписи, как простейшие, -- многие стены домов в Ангуре были украшены их хозяевами, -- так и бесценные произведения искусства, хранившиеся внутри Эль Кафа. Но это было что-то совсем... иное.

Начать хотя бы с того, что эти фрески были здесь с незапамятных времен. Что там говорил китаб?.. Не менее тысячи лет стоял храм Шарры, оберегая свои секреты. Но фрески выглядели так, будто их создали вчера... ну ладно, год назад. И эти лица на них. Они были словно живые, отчего Острон еще сильнее убедился в том, что перед ним древние изображения настоящих богов.

Племена, конечно, тоже рисовали богов, такие рисунки можно было найти где угодно; Острон припомнил, что когда он был совсем маленький, у них было большое керамическое блюдо, расписанное стилизованными языками пламени, в которых угадывалось лицо Мубаррада. Но все эти изображения...

На фресках боги были слишком очеловеченными.

Он посмотрел на бога огня, грозно хмурившего брови со стены. Смуглый, -- чуть смуглее самого Острона, -- он был больше всего похож на юношу нари, только в его черных длинных волосах сверкал огонь, и глаза сияли пламенем тоже. Острон украдкой улыбнулся: должно быть, бог тоже любил ходить, закутавшись в свое пламя, особенно по ночам, когда в пустыне ужасно холодно.

Слева от бога огня был изображен Хубал. Крупный, светловолосый, как и многие китабы: в Саиде встречаются люди с русыми волосами, иногда и с рыжими, но среди китабов их больше всего. Вот Анвар, который стоит рядом, так и не заметив пришедшего парня: шахр он где-то позабыл, и его макушка поблескивала золотым в свете, падавшем откуда-то сверху. Анвар в целом был похож на Хубала... ну разве что по лицу ученого можно было предположить, что ему лет сорок, а вот лицо бога было вне времени.

-- Господин Анвар, -- окликнул Острон. Тот от неожиданности едва не выронил свой листок. Обернулся.

-- А! Я тебя и не заметил. Что, разве уже пора идти?

-- Нет-нет, что ты, еще только утро, -- он немного растерянно улыбнулся. -- Снова идет дождь. Сунгай считает, впрочем, что к вечеру можно будет выступать.

-- Разве долина успеет пересохнуть? -- хмыкнул Анвар. Острон пожал плечами.

-- Нет, но если воды будет по колено, то так даже лучше: одержимые не погонятся за нами, пока не станет сухо.

Китаб рассеянно кивнул и вернулся к своему листку. У него было круглое лицо, обрамленное густой длинной бородой. Шестеро Одаренных будут сражаться... Острон попытался представить себе Анвара в качестве одного из них, в кольчуге и с каким-нибудь оружием, но воображение его подвело: вместо оружия в руке у толстяка неизменно оказывалось перо.

-- Я... хотел спросить тебя, господин Анвар, -- тем не менее сказал он.

-- Да?

-- Так, на всякий случай... ты ведь не Одаренный?

-- Одаренный? Я? -- китаб снова поднял на него светлые глаза, и на его лице было что-то, близкое к удивлению. -- ...Нет. Разумеется, нет. Конечно, я до какой-то степени могу предсказывать события, -- он коротко улыбнулся, -- но боюсь, с Даром это имеет мало общего.

-- Но ты знал, что стена Эль Хайрана падет.

-- И не я один, уверяю тебя, не я один. В конце концов, всем, мало-мальски знакомым с историей Руоса и пророчествами, оставленными нашими мудрыми предками, должно быть ясно...

-- Руоса? -- переспросил Острон.

-- ...А, прости, Саида. Это... древнее название, -- пояснил китаб. -- Я что хочу сказать, юноша. Мое... умение предсказывать отличается от настоящего Дара тем, что все, что предвидит Одаренный Хубала, -- истинно. Это всегда сбывается, если только Одаренный не перешагнет черту, за которой его ждет безумие. Мои предсказания не столь точны, -- он снова улыбнулся.

Острон вздохнул и опустил голову.

-- Ясно, -- сказал он. -- Как мы и думали. Просто нас с Сунгаем немного озадачили твои слова, господин Анвар. Мы не ожидали, что человек, проведший в отшельничестве десять лет, может знать...

-- Я не знал, -- возразил Анвар. -- Но я предполагал, что рано или поздно это произойдет. И к тому же, я ведь не совсем отшельник, мне постоянно приходилось спускаться в долину Шараф и путешествовать по окрестным оазисам.

-- Хорошо, -- отозвался Острон. -- Тогда не буду тебя отвлекать, господин Анвар.

Он в последний раз посмотрел на бородатое лицо бога времени, изображенного на стене, обернулся и пошел прочь. Светлые глаза смотрели ему вслед.

***

День выдался на редкость спокойный. Впервые за долгое время они не были вынуждены ехать вперед, постоянно оглядываясь с опаской; впервые за долгое время спокойно обедали, а в запасе у ученого нашлась мука для лепешек. Некоторую проблему вызвали только животные: на скале, на которой стоял храм, не то чтобы росло много колючек, которые лошади могли бы пожевать. У Анвара нашлись запасы овса, чуть подгнившего, правда, но этих запасов оказалось маловато.

Другая проблема стояла перед Сунгаем, озиравшимся на краю обрыва: как спускать лошадей. Веревки у них было достаточно, так что это возможно сделать, но с какими трудностями?..

Солнце палило так, что большую часть дня им пришлось провести в здании. По счастью, внутри было достаточно прохладно, а в подземельях даже холодно. К вечеру, когда Острон наконец выбрался наружу, он увидел, что безбрежное море внизу по-прежнему поблескивает в свете заката, но уже в некоторых местах виднеются валуны, и вода поменяла цвет с глубокого синего на мутно-коричневый.

-- Пора отправляться, -- сказал джейфар, подошедший к нему. На его плече сидела сова и чистила перышки.

-- Прямо сейчас? -- удивился Острон. -- Ведь пока спустимся, уже будет ночь.

-- И ладно. Мы поедем ночью, Острон, -- ответил ему Сунгай. -- Пока стоит вода.

-- ...Понял.

Солнце только коснулось горизонта, а люди уже забегали, готовясь к трудному спуску. Животных вывели на площадку; Анвар, давно изучивший обрывы, указал наиболее подходящее место. Здесь скала была не настолько ровной.

-- Первым спущусь я, -- сказал Острон. -- Сунгай, что говорит Хамсин?

-- Она обнаружила отряд одержимых в двух фарсангах отсюда, -- отозвался джейфар, -- на самой кромке воды. Долину всю затопило, впервые за многие годы.

-- Хорошо, -- кивнул он. -- Я спущусь, а потом опускайте лошадей.

-- В таком случае, я должен спуститься тоже, -- фыркнул Сунгай, -- иначе кто их будет успокаивать.

Четверо воинов уже собрались на краю обрыва, вертели в руках веревку, переговаривались: видимо, решали, как лучше будет ее опускать. Острон и Сунгай подошли к ним; нари принялся обвязываться веревкой, готовый идти вниз. Кто-то подошел сзади.

-- Я могу спускать веревку, -- негромко пробормотал Ханса, -- один.

Сунгай стремительно обернулся. Низкорослый марбуд стоял с независимым вроде бы видом, глядя в упор на джейфара, но что-то в его позе было такое, что заставило Острона ухмыльнуться себе под нос: Ханса чувствовал себя виноватым.

-- Даже когда придется опускать лошадей? -- недоверчиво спросил Сунгай. -- Учти, одна лошадь весит, как пять воинов в броне.

-- С лошадьми один человек может помочь мне, -- буркнул марбуд, снимая свой плащ. Ветром затрепало его холщовую рубашку. -- Я... еще не пробовал поднимать лошадь, но думаю, управлюсь. А веревка выдержит?

-- Веревка выдержит, -- сказал один из воинов, недоверчиво протягивая моток Хансе. -- Господин Анвар сказал, она очень крепкая.

Острон, не слушая их, отошел к краю и заглянул вниз. От высоты у него слегка закружилась голова. Он слышал, как Ханса сзади окликнул его:

-- Ты доверяешь мне, факел?

-- Да, -- ответил он.

-- Тогда спускайся.

Подумав, Острон уселся на край и спустил ноги. Веревка, которую за его спиной перебирал в руках Ханса, натянулась. Он сполз еще немного. Вниз посыпались камушки, заставив что-то вздрогнуть внутри; потом Острон решительно перевернулся, оказываясь лицом к обрыву, и повис на руках.

-- Я держу, -- сказал сверху Ханса. -- Ты легче того валуна, поверь.

Тогда он отпустил руки.

Веревка натянулась и тихонько заскрипела. Держаться здесь было не за что: отвесная скала была ровной на протяжении касабы или двух, и лишь там, внизу, Острон разглядел уступок, на который можно было бы встать ногой. Он медленно тронулся, рывками: Ханса разматывал веревку.

Это были не самые приятные моменты в его жизни. Острон не мог наверняка сказать, сколько длился этот спуск; временами его ноги находили опору, но Ханса продолжал перебирать веревку, и Острон скользил дальше, и вода внизу становилась все ближе.

Наконец его ноги коснулись поверхности воды. Еще немного: вода оказалась ему по колено, когда он встал. Торопливо развязав веревку, Острон дернул за нее, давая Хансе знать, что он стоит; веревка стремительно улетела наверх.

Следующим опустился Сунгай. Какое-то время они стояли вдвоем, оглядываясь: наверху люди, должно быть, обвязывали первую лошадь.

-- Мы будем ехать всю ночь до рассвета? -- спросил Острон. Джейфар коротко кивнул. Лицо у него было сосредоточенное: должно быть, надо было еще уговорить животное не дергаться и спокойно позволить спустить себя на веревке. Лошади, как-то сказал Сунгай Острону, -- не самые одаренные интеллектом звери.

-- А потом? Ехать весь день? Ни лошади, ни люди такого не выдержат.

-- Выдержат, -- возразил Сунгай: его темные глаза смотрели наверх. Острон проследил за его взглядом и обнаружил, что над обрывом на фоне алеющего неба показалось большое пятно: люди начали опускать первое животное. -- Анвар обещал, что у него есть какой-то отвар, который поможет продержаться без сна подольше.

-- Я слышал о подобных отварах, -- ровным тоном произнес Острон. Лошадь неуверенно дергалась, раскачиваясь от этого на веревке, но продолжала двигаться вниз. -- Но не знал, что наш ученый и на такие дела мастер.

-- Он, кажется, очень много всего знает. ...Отойди.

Острон послушно сделал несколько шагов в сторону, чувствуя, как под сапогами чавкает грязь, а потом сообразил, в чем дело: несчастное животное было слишком напугано.

-- Пятьдесят лошадей, -- пробормотал тем временем Сунгай, оглядываясь на запад, где солнце уже погрузилось в воду наполовину, -- и столько же людей... даже чуть больше... будет уже глубокая ночь, когда мы закончим.

-- Что же одержимые?

-- Я велел Хамсин наблюдать за ними, -- отозвался джейфар. -- С безопасного расстояния. Как только они тронутся с места, она предупредит меня.

Острон кивнул.

Они действительно закончили спуск только ночью; последним спустился Ханса, привязавший веревку к одной из колонн храма. Еще одна проблема заключалась в том, что для ученого у них не было лошади, но Лейла пересела за спину Сунгая, фыркнув на Острона, и Анвар, поблагодарив ее, спешно навьючил на лошадь две здоровых сумки, набитых какими-то книгами.

Отряд тронулся в путь. Лошади разбрызгивали воду копытами; передвигаться можно было только шагом, по крайней мере, до утра. В пустыне царила тишина. Хамсин не было. Под утро другая птица прилетела и опустилась на локоть Сунгая: здоровенная сипуха, чья круглая мордочка белела в темноте. Сунгай с облегчением вздохнул и обернулся к Острону.

-- Она говорит, первые отряды людей, шедшие прямой дорогой, достигли Харрод и пересекают ее. Им еще придется идти с востока на запад, но они пойдут по безопасному северному берегу.

-- А одержимые?

-- Несколько небольших отрядов преследовали пеших бойцов, но те отбились, -- сказал Сунгай. Острон вздохнул.

-- Основная их масса идет за нами, да? -- негромко спросила Лейла за спиной Сунгая. Джейфар пожал плечами.

-- Уж лучше пусть они преследуют нас, -- ответил он. -- Как видишь, пока мы живы.

Утро загоралось на востоке, когда они остановились, чтобы дать лошадям отдохнуть; между спешившимися прямо в болоте людьми ходил толстяк Анвар, каждому давая сделать пару глотков из большой фляги. Он подошел и к Острону; жидкость в его фляге была с легким привкусом кофе, аниса и еще какой-то травы, которую тот не узнал. Отпив из фляги, Острон передал ее Сунгаю; поначалу ничего особенного он не заметил, настойка как настойка. Анвар даже (при помощи джейфара) напоил ею лошадей, благо воды было предостаточно, и можно было свободно разбавлять ее. Животные через какое-то время бодро принялись трясти головами и переступать с ноги на ногу; они снова тронулись в путь, и Острон обнаружил, что ему хочется нестись во весь опор, а если вдруг откуда-нибудь возьмутся одержимые, он и подраться не прочь.

Они ехали весь день, сделав остановку лишь на самый жаркий период, ближе к обеду; вода тем временем стремительно высыхала, и под вечер копыта лошадей месили густую грязь. Лейла во время очередной остановки рассерженно пыталась отчистить свои кожаные сапожки от нее, но безрезультатно; остальные давно уж наплюнули. Ночью Хамсин принесла весть: одержимые тронулись в путь.

Им все-таки пришлось ненадолго встать лагерем на утре второго дня. Настойка Анвара помогала отменно, но китаб предупредил, что последствия будут не самыми приятными.

-- В лучшем случае, мы все проспим еще три дня кряду, -- сказал он Сунгаю, в очередной раз давая отпить из своей фляги, -- в худшем... ну, надеюсь, в городе есть хорошие целители.

-- Она настолько опасна? -- спросил Острон, уставившись на флягу в руках Лейлы. Китаб задумчиво заметил:

-- Все достаточно эффективные снадобья опасны, и чем сильнее эффект, тем опаснее настойка. Ты все время оглядываешься назад, юноша. Хочешь подраться с одержимыми? Имей в виду, это тоже действие снадобья. Вполне возможно, что когда они на самом деле нагонят нас, ты не сможешь держать в руке меч.

-- Да нет, я... -- смешался Острон. Лейла фыркнула и вернула флягу Анвару.

Хамсин тоже мало спала в тот день. Она то и дело улетала куда-то, а потом возвращалась. Сунгай хмурился и к вечеру сам начал оглядываться. Острон косился на него: джейфар, по его мнению, был слишком сдержанным, чтобы безрассудно желать драки с одержимыми, а значит, у него были причины оглядываться. Он направил своего коня к лошади Сунгая, спросил:

-- Они приближаются?

-- Несутся, как оглашенные, -- буркнул джейфар. Лейла, высунув голову из-за его плеча, навострила ушки. Острона немного смущало ее присутствие: ни один разговор с Сунгаем не происходил без того, чтобы девушка не слышала его. Не то чтобы эти разговоры были такими секретными, конечно, но все-таки.

-- Я думал, они достаточно далеко от нас.

-- Не забывай, что за это время они передохнули, -- отозвался Сунгай. -- Они свежи и полны сил. Хамсин говорит, передний отряд вот-вот нагонит нас.

Острон перевел взгляд вперед, на север; ему показалось, что вдалеке он видит тонкую темную полоску. Река была однозначно близко.

-- Мы успеем?.. -- спросил он. Джейфар пожал плечами.

-- Кто знает. Меня другое беспокоит, Острон...

-- Что?

-- Как мы будем переправляться.

Острон промолчал.

На следующее утро, -- той ночью им пришлось поспать, и Анвар сказал, чтоб каждый сделал лишь крохотный глоточек его настойки, -- земля была сухой и растрескавшейся. Весна подходила к концу; теперь уж не будет ливней, и в пустыне воцарится привычная жара. Люди кутались в бурнусы: в мирное время никто бы и не подумал отправляться в путь до вечера, но теперь приходилось ехать, пока палящее солнце не становилось совершенно невыносимым.

Как-то в очередной раз оглянувшись, Острон вздрогнул: на горизонте с юга виднелось что-то темное.

-- Сунгай, -- окликнул он; джейфар кивнул.

-- Хамсин утром сказала, они близко, -- сказал Сунгай. -- Где Анвар? Я думаю, сейчас самое время снова принять его настойку.

Люди были встревожены. Они столпились вокруг китаба, но тот выглядел хмурым и позволил отпить содержимого фляги не всем; отказано было Улле, чьи глаза так глубоко запали, что казались окруженными тенью, и Лейле, которая сердито топнула ногой, но Анвар оказался непреклонным. Острон между тем получил двойную порцию: ученый счел, что со здоровьем у молодого нари все в порядке. Эта порция заставила его чувствовать себя так, будто ноги объяты огнем: хотелось нестись вперед или сражаться с тысячей одержимых. Последнее, впрочем, было очень вероятно, а первое просто необходимо. Они впервые за три дня пустили лошадей галопом. Сунгай отстал: его лошадь и так была вынуждена нести двоих человек сразу. Острон намеренно придержал коня, чтобы ехать в самом конце отряда, и обнаружил по одну сторону от себя Хансу, а по другую -- Басира.

Они поймали его взгляд, и Ханса угрюмо сказал:

-- Я буду сражаться рядом с тобой, факел. Это же ответственность Одаренного.

-- Я тоже, -- вторил Басир. Острон внимательно посмотрел на него. Китаб ловко управлялся с лошадью и одной рукой; локоть второй был скрыт пыльным бурнусом. Басир и так всегда был худым, как палка, но в последние дни стал будто еще худее и выглядел, словно мальчишка. Острон почувствовал острое желание как следует шлепнуть его лошадь по крупу, чтоб унесла упрямца в самое начало отряда, подальше от опасности. Басир верно истолковал его взгляд и добавил: -- Даже не думай.

-- От тебя будет немного толку, -- крикнул Ханса с другой стороны. Лицо китаба не изменилось, окаменевшее от решительности.

-- Какой-нибудь да будет, -- возразил он.

-- Идиоты, -- выдохнул Острон.

Сзади было плохо видно, но наконец даже он углядел между несущимися галопом всадниками темное русло реки. Хамсин пронзительно закричала, кружа над отрядом. Все глаза напряженно всматривались в зеленоватую гладь Харрод с надеждой, если только их обладатели не оглядывались на темное облако бегущих позади одержимых. Нет ли хоть клочка белого?..

Острон, в очередной раз обернувшись, почувствовал, как что-то внутри оборвалось. Во главе отряда безумцев, которых уже было видно, -- многие из них также ехали верхом, и мохнатые низкорослые лошади разбрасывали пену, -- скакал на вороном коне знакомый человек.

-- Вот дрянь, -- выругался Острон. -- Я надеялся, что рана была хуже!

Следом за ним по очереди обернулись и Басир с Хансой. Пришпорили лошадей. Река стремительно приближалась; копыта животных уже приминали собой жухлую траву, между которой тут и там пробивались зеленые стрелки. Места были знакомые: у берега светлели покинутые дома ахада Дарваза.

Кто-то громко крикнул; Острон резко вскинулся, выглядывая на реку.

К его огромному облегчению, на темных водах раскачивался дау. Один-единственный корабль, с двумя белыми парусами-раковинами: их надежда на спасение.

-- Быстрее, быстрее! -- заорал Сунгай. На корабле их отряд тоже явно был замечен; дау устремился к берегу.

Острон остал от остальных. Его рука легла на рукоять ятагана. Огонь использовать он и не пытался: белоглазый был уже близко. Так близко, что можно было разглядеть его лицо. Фарфоровая маска без выражения. Человек ли он?..

Одержимые замедлили бег и остановились. Белоглазый поднял руку, в которой блеснул клинок палаша. Острон оглянулся на своих: люди уже были почти на самом берегу, и Ханса с Басиром почти остановились, глядя на него. Он махнул им рукой.

-- Ruh kihara darbat, -- прошелестел холодный голос белоглазого; кажется, он что-то приказывал безумцам на их мерзком языке. Те отступили назад, освобождая место. Белоглазый направился к Острону; его плащ развевался.

На этот раз, в отличие от сна, он прекрасно видел Острона. Тот сглотнул и все-таки извлек ятаган из ножен.

-- Ты нанес мне рану в прошлую нашу встречу, нари, -- сказал белоглазый; он говорил со странноватым акцентом, делая звуки слишком уж твердыми и гулкими. -- Я хочу отплатить тебе.

Острон вскинул подбородок. Он слышал крики за своей спиной, но боялся уже оглядываться, не сводил взгляда с противника.

-- Быть может, я убью тебя, -- продолжал белоглазый. Десятки безумных лиц пялились на Острона со всех сторон, но он не видел их, поглощенный фигурой человека в сером плаще. -- Но сначала ответь на один вопрос, нари.

Острон молчал. С одной стороны, разговаривать с врагом -- глупее некуда, так всегда говорил ему Халик. С другой стороны, это означает отсрочку: корабль еще не пристал к берегу, а ведь им потребуется время, чтобы опустить сходни, чтобы завести на борт лошадей и людей.

Драка между ним и белоглазым вряд ли будет идти долго. А вот разговор -- иное дело.

-- Ты знаешь, кто такие одержимые? -- задал свой вопрос его противник. Острон пожал плечами.

-- Слуги темного бога, это я знаю. Что ты хочешь сказать этим?

Тонкие губы белоглазого растянулись в холодной улыбке.

-- Значит, ничего ты не знаешь.

Острон напрягся моментально: поза врага изменилась, хоть и едва заметно, но все его существо кричало о том, что белоглазый собирается атаковать. На этот раз проделать тот же трюк, что и в прошлый, не удастся: белоглазый наверняка ожидает этого. Но на уме у него было другое.

Черный конь сделал первый шаг, второй. Острон нервно выдохнул. Белый жеребец помешкал; нари высвободил ноги из стремян. Легонько стукнул пятками по бокам животного. И без того напуганный близостью такого количества одержимых, конь мгновенно сорвался в бег, белоглазый опустил руку с палашом, забирая направо, наперерез Острону, но Острон меча не поднимал, накренился в левую сторону. В то самое мгновение, когда палаш противника был уже совсем близко, Острон стремительно вылетел из седла и рухнул в песок, зашуршавший под весом его тела, перекатился и подсек заднюю ногу вороного.

Лошадь громко, страшно заржала и опрокинулась. Белый конь уже мчался к пристани, потеряв своего всадника. Человек в сером плаще ловко спрыгнул, не давая завалившемуся жеребцу подмять себя, и сразу же, не растерявшись, пошел в атаку.

Этого и добивался Острон: прекрасно понимая, что в верховом бою у него нет никакого опыта, он предпочел принудить врага к пешей драке. Второй ятаган хищно сверкнул на солнце, когда нари приготовился отразить удар палаша. Одержимые взвыли за его спиной, но он не оборачивался, отчего-то уверенный, что они будут стоять. Возможно, именно это им и приказал белоглазый?..

Уже с первого удара он понял, что белоглазый -- чересчур сильный противник, и ему придется туго. Как он ни пытался сосредоточиться, почуять врага было нелегко: смущали его бесчисленные мерзкие комки присутствия безумцев, а белоглазый был так шустер, что его ореол на внутренней стороне век Острона превращался в размытую еле заметную тень, от движений которой у него закружилась голова.

Пора отступать, понял Острон. Судя по всему, человек в сером плаще -- опытный мечник, куда опытнее его самого, быть может, не уступил бы и Халику; с Халиком справиться Острон никогда не мог. Чем бессмысленно рисковать собой...

Отбиваясь от резких быстрых выпадов белоглазого, он направился в сторону реки. Скорее, скорее!.. Краем глаза он видел, что люди уже заводят коней по сходням на корабль. Сунгай что-то кричал, стоя на пристани, но что -- было не разобрать. Ханса и Басир направлялись к ним, с ятаганами наготове; марбуд что-то рявкнул, обращаясь к китабу, и тот немедленно ринулся в сторону. Острон уже понимал, что хочет сделать Ханса. Марбуд убрал ятаган и прильнул к шее лошади, до Острона ему оставалось всего несколько касаб...

Что-то ожгло ему живот. Острон, повинуясь инстинктам, резко отпрянул; адская боль пронзила его, и он пошатнулся, глядя на противника расширившимися глазами. Тот стоял, подняв палаш, и лезвие прямого клинка все было в крови.

-- Ты умрешь, -- сказал белоглазый. Острон раскрыл рот, но ничего не мог ответить; горячая влага поднималась по горлу. Дышать было трудно, будто он пытался вдыхать пламя, которое было ему неподвластно.

В следующее мгновение уверенная рука схватила его за шиворот. Ханса закинул Острона на коня, поперек седла; от сильного удара тот потерял сознание, и марбуд едва успел поймать его ятаганы. Кровь текла по бокам мохнатого жеребца, который с трудом понес обоих назад, к пристани; в иное время конь, возможно, не выдержал бы такого груза, -- Ханса мало кому признавался, что весит как два взрослых мужчины, -- но страх придал животному сил.

Белоглазый человек криво усмехнулся, -- его взгляд оставался холодным и бесчувственным, -- и отряхнул кровь с клинка.

-- Viha haun muzluzgufli umma, -- негромко сказал он вслед коню с двойной ношей. -- Мы еще свидимся, нари.

***

На корабле царило смятение. Матросы бегали туда и обратно, занятые своими собственными делами; несколько человек столпились вокруг наспех расстеленного бурнуса, на котором кашлял кровью Острон. Он пришел в себя уже на борту корабля. Рубаха была мокрой от крови, и в первое же мгновение Острон резко закашлялся, потому что горячая влага в горле мешала ему дышать, и боль мешала тоже; негромко вскрикнула Лейла, засуетились остальные вокруг него.

-- Клинок не был отравлен, -- встревоженно говорил один из бойцов, в тюбетейке ассахана, склонившийся над ним. -- Но рана сама по себе тяжелая, Сунгай... ему пронзило легкое, и если сейчас же не принять меры... надо бы его поскорее в город, быть может, там найдется лекарь...

-- Делаю все, что могу, -- услышал Острон раздраженный голос нахуды Дагмана. -- Даже если я лично примусь дуть в паруса, корабль от этого быстрее не поплывет!

-- У меня есть это, -- осторожно сунулся между ними толстяк Анвар, протягивая какой-то сверток ассахану. -- Дайте ему.

-- Что это такое? -- насторожился Сунгай.

-- Лучше ему не станет, -- признался китаб, -- но это поможет ему терпеть боль.

Острон послушно проглотил маленький шарик и даже не заметил вкуса. Какая-то очередная трава... внутри стало холоднее; горячая кровь в горле уже не обжигала. Перед глазами у него все плыло, и дышать было все так же трудно, хотя боль понемногу отступила, стала как-то... отстраненнее, что ли.

-- Держись, -- пробормотал джейфар, склоняясь над ним. -- Скоро будем в городе.

Острон закрыл глаза и снова провалился в благодатную бездну, в которой ни боли, ни крови не было вовсе.

Времени в темноте тоже не было. Время... странная субстанция, о которой можно сказать только то, что она существует. Все люди умирают, рано или поздно; таков закон. Когда умрет он? Завтра, или через месяц, или через несколько лет. Быть может, он погибнет, сражаясь против темного бога, а может, умрет глубоким стариком в почете и уважении.

А может быть, он умрет сегодня, так и не приходя в себя.

Он слышал голоса, но не мог сосредоточиться на них. Чьи-то руки касались его, чье-то дыхание скользило по его лицу; он знал это, но его сознание было где-то далеко, блуждало между кривыми, обтесанными ветром камнями, в которых были пробиты странные отверстия. Эти камни выглядели такими знакомыми. Сухая земля была под ногами, пыль скрипела на зубах. Он скользил между камнями, и никого не было в целом свете, только он -- и черное, беспросветное небо, на котором не было ни единой знакомой звезды.

Черное небо пугало его, черное небо грозило поглотить его и забрать с собой.

***

-- ...не лекарь, просто эта девушка так отчаянно спрашивала, что я согласился.

-- Я видел, что ты сделал, не ври мне.

-- Я же ассахан, это каждый дурак в нашем племени сможет. Ну, ты уже отпустишь меня или нет?

-- Никуда ты не пойдешь, ясно? Ты -- Одаренный! Ты что, не видишь, что вокруг творится? Это катастрофа! Весь Саид южнее Харрод поглощен тьмой! Одержимые бродят по берегу реки в паре фарсангов отсюда, а ты хочешь просто так уйти?

-- Ну и что? Найдете еще одного, что, такая проблема? Я встречал пару ассаханов, которые могли лечить ничуть не хуже меня, кстати, вон тот парень тоже умеет всякие штуки, вот его и возьмете с собой, если вам так нужен...

-- А ну стой!

Острон медленно открыл глаза.

-- А, -- обрадованно воскликнул гортанный голос, который спорил с Сунгаем. -- Вот и твой дружок очнулся. Все, я свое дело сделал, пусти меня уже.

Неподалеку донесся шум короткой драчки: Острон осторожно попытался поднять голову и обнаружил, что ничто не мешает ему это сделать. Дышать было легко, ничто нигде не болело. Он увидел, что лежит на кровати в большой светлой комнате, а в дверях толкутся два человека, один из которых -- Сунгай, необычно разозленный, -- держит за грудки второго, красавчика в тюбетейке-рафе.

-- Сунгай, -- окликнул Острон, подспудно ожидая, что голос окажется хриплым, ломким и вообще не будет слушаться хозяина, но его голос внезапно прозвучал громче, чем он хотел. Джейфар немного смущенно отпустил ассахана; тот немедленно принялся поправлять расшитую рубашку.

-- Иди, -- буркнул джейфар. -- Из города ты сейчас все равно никуда не денешься. Куда бы ты ни пошел, впрочем, знай, что я всегда тебя могу найти. Из-под земли достану, ублюдок.

-- Как ласково, -- надменно бросил ассахан и шагнул в дверной проем, уже оттуда добавил: -- не слишком-то разумно так разговаривать с человеком, которого хочешь вовлечь в какое-то сомнительное приключение.

Сунгай от возмущения едва не подавился; короткий смешок с другого конца комнаты привлек внимание Острона.

На мягком пуфике сидел Абу Кабил, в очередном цветастом халате, и невозмутимо потягивал что-то из пиалы. Сунгай обернулся и развел руками.

-- Кто этот человек? -- спросил Острон.

-- Его зовут Элизбар, -- ответил Абу, -- и он Одаренный Ансари.

-- Ч-что, правда? Так ты хотел, чтобы он остался с нами, а он отказался?

-- Вот именно! -- немедленно фыркнул Сунгай, прошел в комнату и плюхнулся на соседний пуфик. -- Ситуация -- хуже некуда, идет война, а этот идиот заявил, что все это -- не его ума дело, и ушел!

-- Где же ты нашел его?

-- Лейла нашла его, -- возразил джейфар, наливая себе чай из пузатого чайничка. -- Когда мы причалили к берегу... в общем, весь город стоял на ушах. Четыре лекаря осмотрели тебя и только качали головами, один из них, самый молодой, вроде бы взялся тебя перевязывать, но у них на лицах было написано, что они не очень уверены, что ты выживешь.

-- Но я жив и здоров, -- пробормотал Острон.

-- Конечно! Когда услышала, что они ничего хорошего не обещают, Лейла вся в слезах кинулась прочь, -- пробормотал Сунгай. -- Долго она не отсутствовала. Она сама сказала, что отыскала его в таверне. Надо же было додуматься, -- он снова фыркнул, -- влететь в питейное заведение и заорать дурным голосом, что ей-де срочно нужен целитель. Но ей необычайно повезло, потому что этот пройдоха там и сидел, попивал себе арак.

-- А Абу? -- недоуменно спросил Острон, переводя взгляд на кузнеца. -- Абу, ты тоже ничего не мог сделать?

-- Меня еще не было, парень, -- отозвался тот и пожал широкими плечами. -- Мы добрались до Ангура буквально час назад. Кстати, твоя ненаглядная была со мной в одном отряде.

-- Сафир здесь!..

-- Тише, тише, -- рассмеялся Абу. -- Она была здесь, но ушла, когда узнала, что твоей жизни ничто не угрожает. Наверное, приводит себя в порядок: мы ведь были просто по уши в грязи и пыли, когда добрались до города.

-- ...Хорошо, -- вздохнул он. -- Элизбар, значит? Да успокойся ты, Сунгай. Никуда он от нас не денется, правда.

-- Пусть попробует, -- хмуро ответил джейфар, -- мои птицы его всюду отыщут.

Острон коротко рассмеялся.

-- Я не о том. Судьба... все равно сведет нас вместе, понимаешь? Хочет он или нет, он вернется к нам.

Сунгай промолчал. Острон встал с постели; он чувствовал себя на удивление хорошо, будто спал двое суток, не меньше; оглядев себя, он обнаружил, что на нем нет ни намека на свежую рану, даже шрама не осталось. Мало того, исчезла даже старая белая полоса, пересекавшая его живот: напоминание, оставленное Аделем давным-давно.

-- Ух ты, -- сказал Острон, трогая себя за живот. -- Абу, ты глянь. И старого шрама как не бывало!

-- Пожалуй, парню надо будет сказать, чтоб впредь оставлял шрамы, -- ухмыльнулся Абу Кабил, -- а то чем же ты будешь хвастаться женщинам, когда эта война закончится. Никто и не поверит, что ты столько раз был на волосок от гибели!

-- Тьфу ты, Абу, -- смутился он, -- Сафир и так знает, где я был!

-- На данный момент, -- лукаво сообщил кузнец, -- она знает, что ты несколько недель провел в пустыне в одном отряде с Лейлой, и ей, кажется, это очень не по нраву.

Острон ойкнул. Сунгай покосился на Абу Кабила и громко фыркнул, чуть не расплескав чай.

***

Людей в городе было -- не протолкнуться. Улицы оказались запружены. Тысячи обеспокоенных лиц, испуг, смятение, тревога. Прибывавшие в Ангур бойцы разместились все там же, где и раньше; на время их отсутствия дядя Мансур благоразумно велел казармы оставить пустующими.

Дядя Мансур встретил племянника, когда тот спустился на первый этаж из комнаты, в какой пришел в себя. Увидев Острона целым и невредимым, дядя дал волю чувствам (чего обычно себе не позволял), обнял его и похлопал по спине. Острон отметил, что в дядиной бороде стало больше седины.

-- Халик... -- сказал Острон и обнаружил, что не может продолжать из-за слез, подступивших к горлу. Дядя Мансур отвел взгляд.

-- Я знаю, мальчик, я все знаю. Сунгай рассказал мне.

Острон собрался с духом.

-- Такова ответственность, -- произнес он, стараясь, чтобы голос не дрожал. -- И на моих плечах лежит не меньшая. Если я не справлюсь...

Он сглотнул. Дядя вздохнул, на мгновение давая возрасту отчетливо проглянуть через его морщинистое лицо.

-- Не бери на себя слишком много, Острон, -- сказал старик. -- Ты не один в целом свете.

Острон грустно улыбнулся.

-- Как остальные, дядя? У них все в порядке? Этот китаб, Анвар, пугал нас, что от его настойки могут быть нежелательные последствия.

-- Ниаматулла потерял сознание на корабле и до сих пор не пришел в себя, -- отозвался дядя, -- но Анвар говорит, все обойдется, полежит немного и очухается. Кажется, нашему аскару пришлось нелегко в дороге.

Острон недоуменно пожал плечами.

-- Не труднее, чем всем. Конечно, -- он немного нервно усмехнулся, -- Улле повезло, как всегда: как только его занесло в пустыню, пустыня чуть не превратилась в море, в котором он пару раз почти утонул. А другие?

-- В порядке, -- сообщил дядя Мансур и улыбнулся ему. -- Ты хорошо справился, Острон. Многие люди уже добрались до города невредимыми, а птицы Сунгая докладывают, что на южном берегу осталось очень мало наших, между тем как основная толпа одержимых сейчас беснуется в Дарвазе, где господин Ар-Расул приказал обстреливать их с кораблей.

-- Я? Справился?.. -- удивился парень. -- Я просто... На самом деле, я ужасно сглупил. В моем отряде было едва ли пятьдесят человек, и я не мог использовать пламя...

-- Почему? Огонь по-прежнему не дается тебе?

-- Нет... нет. Там этот человек, -- Острон бессильно поморщился. -- Который ранил меня. У него есть дар... который каким-то образом перекрывает мой. Сунгай не рассказывал тебе?.. В Тейшарке мы встретили и другое... существо. Не знаю, человек ли это был.

-- Да, он говорил мне, -- нахмурился дядя Мансур. -- Что Халик погиб от рук этого существа.

-- Все верно. И я молюсь всем богам, -- с горячностью сказал Острон, -- чтобы это существо было единственным. Иначе мы точно погибнем.

Попрощавшись с дядей, он отправился в дом, в котором, как ему сказали, сейчас должна была находиться Сафир; он действительно увидел ее, девушка стояла у окна, расчесывая свои длинные волосы, уже одетая в легкую холщовую рубашку и шаровары. Острон, войдя в холл, остановился.

-- Сафир, -- охрипшим голосом окликнул он ее. Она обернулась и посмотрела на него; ее лицо будто бы ничего не выражало. -- Я так скучал по тебе, Сафир.

-- Да? -- холодно отозвалась девушка. -- А Лейла сказала мне иначе.

-- Что же она тебе сказала? -- напрягся он.

-- Что, если не брать в расчет погоню, вы прекрасно проводили время, -- на лице Сафир наконец отразился гнев, -- особенно в храме Шарры!

Острон опешил; ему еще не приходило в голову, что Лейла запросто могла наврать.

-- Чего же прекрасного?.. -- удивился он. -- За нами гналась целая орда, только это и занимало мои мысли. И тревога за остальных. И за тебя тоже.

-- Ну-ну, -- Сафир надменно вскинула голову. Острон сделал шаг в ее сторону. -- Не подходи ко мне.

-- Почему?

-- Потому что... не подходи, и все! -- на ее лице отразилось какое-то непонятное чувство; потом она в сердцах швырнула гребень на столик и бросилась наверх по лестнице. Острон остался стоять, недоуменно глядя ей вслед. Какая-то часть его хотела побежать за девушкой, поймать ее, уговорить... а другая часть заставляла чувствовать себя уязвленным. Он еще до конца не мог понять, почему. Конечно, Сафир приревновала, решила, будто за это время они с Лейлой... к тому же, у нее были причины, и Лейла вечно так себя ведет, что...

Он мысленно перебирал события прошедших недель. Поражение в Тейшарке, ужас встречи с долгаром, отчаяние, умирающий Халик на камнях, мучительные дни погони, полуголодные, перепуганные люди бегут на север, к спасительной реке, а за ними гонится орда безумцев...

"Прекрасно проводили время".

-- Очень прекрасно, -- разъяренно повторил он вслух и пнул ногой стоявший рядом пуфик.

В казарме, в которой он очнулся, обнаружились знакомые люди; пока Острон отсутствовал, в холл на первом этаже пришли Басир с Анваром, а следом за ними тащился Ханса. Оба китаба выглядели так, будто и не было за плечами трех почти бессонных ночей, трудного пути и всего прочего. Марбуд обессиленно шлепнулся в подушки у низкого столика и закрыл глаза. Острон, все еще чувствуя злость, сел рядом с ним. Анвар и Басир оживленно обсуждали что-то; молодой китаб заглянул в чайник и, помахав рукой, отлучился с ним на кухню.

Тем временем со второго этажа как раз спустился Абу Кабил; увидев Анвара, он улыбнулся.

-- Мир тебе, -- радостно сообщил он. -- Ты и есть тот самый ученый китаб, который десять лет жил в храме Шарры?

-- И тебе привет, -- отозвался Анвар, опускаясь на пуфик. -- Все верно. Анвар мне имя.

-- Абу Кабил, -- представился кузнец. -- Каково же было десять лет жить в одиночестве в развалинах, а?

-- Интересно, -- был сдержанный ответ. -- Впрочем, я полагаю, теперь все станет куда интереснее. Еще ни разу за всю мою жизнь меня не преследовало столько людей, хотя, когда я двадцать лет назад отгадал загадку мудреца Эль Каруди, толпа за мной гналась преизрядная... ведь старик завещал все свое состояние тому, кто скажет, как звучит хлопок одной ладонью.

-- Ха, да это все знают, -- заявил Абу Кабил, сел на пуфик напротив. -- Этой загадке уже тысяча лет.

-- Ну и что бы ты ответил на это? -- Анвар улыбнулся в бороду.

-- Как что! Треснул бы старика по лбу!

-- Абу, но это не ответ на загадку, -- не понял Острон, переводивший взгляд с одного на другого.

-- Как раз ответ!

-- Да, но только надо было бы ударить открытой ладонью, чтобы получился звук, -- с благожелательностью сказал Анвар. Дверь на кухню открылась, и в холл вернулся Басир с подносом, на котором стояли чашки с кофе; оглянувшись, он вздохнул и ушел обратно -- еще за одной.

-- Не проблема, -- обрадовался Абу. Острон сдавленно откашлялся.

-- Только ты, Абу, -- заметил он, -- отправил бы беднягу на тот свет своим ответом. Рука у тебя тяжелая, я-то знаю.

-- А вот это уже проблема, -- не меняя тона, отозвался кузнец. Снова вернулся Басир, составил чашечки на стол. Ханса, не открывая глаз, поднял голову и взял одну.

-- Я тут подумал, господин Анвар, -- сказал молодой китаб, опускаясь прямо на пол, покрытый старым ковром, -- ведь ты так много знаешь. Ты расшифровал даже древний язык людей, живших в храме Шарры. Быть может, тебя заинтересуют книги, которые мне удалось вынести из библиотеки Тейшарка?

-- Что за книги? -- благодушно спросил тот.

-- Я сумел спасти очень мало их, -- вздохнул Басир. -- Только те, которые переписывал. Две переписанные, остальные -- старые, вот-вот развалятся... Некоторые из них написаны на странном языке, которого я не понимаю.

-- Но ты их переписывал? -- удивился толстяк. Однорукий кивнул.

-- Ну да. Я просто перерисовал значки, -- улыбнулся он. -- Но ты, наверное, сумеешь прочесть их. Если хочешь, я принесу их тебе: они хранятся дома у Ниаматуллы.

-- Конечно, принеси, -- согласился Анвар. -- А эти книги действительно очень старые?

-- Невероятно, -- ответил молодой китаб, -- господин Фавваз, библиотекарь, сказал мне, что и те, что у него хранились, много раз переписывали. Так что им, наверное, целая тысяча лет.

-- Это очень интересно. Меня интересуют всякие... древности, ты знаешь, -- Анвар улыбнулся. Абу Кабил смотрел на него вроде бы с любопытством; Острону зачем-то подумалось, что хотя эти два человека на вид такие разные, что-то есть в них... общего. Вроде бы первый -- ученый китаб, родом с гор Халла, интересуется больше всего на свете старыми вещами и историей, а второй -- кузнец, и сколь первый выглядит степенным и почтенным, столь же второй бесшабашно весел и смешлив, но...

Точно! До него дошло. Одна вещь делала Абу Кабила и Анвара похожими друг на друга: оба этих человека были очень образованными. Хотя каждый, возможно, в своей области знаний, но... да, и ведь Абу тоже интересовался древними временами. Должно быть, этим двоим есть о чем поговорить.

Допив кофе, Басир ушел: за книгами, как он сказал. Остальные по-прежнему сидели. Вернулся Сунгай, уставший, растрепанный и все еще злой, сел поодаль от остальных, у окна; Острон подошел к нему.

-- Какие новости?

-- Ничего хорошего, -- вздохнул джейфар, -- хотя и плохого тоже ничего, если так можно сказать. Птицы донесли мне, что последний отряд людей, какой они только заметили, пересекает реку к западу отсюда, у самого почти устья. Очень большой отряд.

-- К западу? Не может ли это быть, что...

-- Да, я тоже об этом подумал. Настолько к западу могли оказаться только беженцы из Залмана, -- Сунгай вздохнул и наморщил лоб. -- Это означает, что на юге никого больше не осталось...

-- Хорошо, -- сказал Острон. Подумав, добавил: -- И плохо. Ведь это еще и означает, что южная часть Саида потеряна.

-- Такого не случалось уже многие сотни лет, -- кивнул джейфар. -- Господин Ар-Расул говорит, придется держать оборону здесь. К счастью, пока Харрод разлилась, и одержимые уж точно не сумеют перебраться через нее... труднее всего будет к концу лета, когда река становится очень неширокой. Пока, за этой естественной преградой, мы почти что в безопасности.

Когда открылась дверь, Острон думал, что это вернулся Басир; но, к его удивлению, в дверном проеме обнаружился силуэт нахуды Дагмана, в неизменном платке, лихо повязанном на затылке. Капитан огляделся, отмечая зорким взглядом присутствующих, и кивнул Острону с Сунгаем; Абу Кабил приветственно вскинул ладонь.

-- А, почтенный нахуда, которому мы обязаны нашими жизнями, -- заметил Анвар. -- Добро пожаловать, нахуда Дагман, добро пожаловать.

Дагман прошел в комнату и опустился в подушки рядом с Хансой. Марбуд с легким интересом посмотрел на него из-под полуопущенных век.

-- Я только что с корабля, -- сообщил маарри, преимущественно обращаясь к Сунгаю и Острону. -- Одержимые рассеялись по всему южному берегу, и часть кораблей продолжает курсировать туда и обратно по реке, обстреливая тех, кого видят. Харрод послужит нам неплохой стеной в ближайшие месяцы, я так думаю.

-- Но хотелось бы, чтобы так было не всегда, -- вполголоса заметил Сунгай. Моряк лишь пожал плечами.

-- Что будет потом -- не знаю, -- сказал он. -- Надеюсь, боги не оставят нас.

-- Все будет... -- начал было с горячностью Острон, но завершил на более умеренной ноте: -- как должно быть. Ты ведь уже слышал, нахуда Дагман, об Одаренном Ансари? С ним нас уже четверо.

-- Четверо, -- усмехнулся тот. -- Против целой орды безумцев! И этот человек, про которого мне взахлеб рассказывали люди вашего отряда. А если таких, как он, у темного бога десять тысяч?

-- Не будь таким пессимистом, нахуда Дагман, -- мягко сказал Анвар. -- Если бы они были, неужели ты думаешь, что они бы спокойненько сидели себе в Хафире, когда один-единственный охотится за нашими Одаренными?

-- Им и одного достаточно, -- заметил Дагман. -- Один какой-то парень в сером плаще -- и все, наш Одаренный нари уже бесполезен.

Острон вздохнул и опустил голову. Нахуда был прав. Вот бы каким-нибудь образом устранить этого белоглазого... тогда все было бы иначе. Но...

Странный он, по правде говоря. Хотя он вел за собой целую толпу безумцев, они все стояли и смотрели. Ладно во второй раз, -- белоглазый действительно ранил Острона, и смертельно, если бы судьба участливо не привела к ним Элизбара, -- но в первый, когда ранен был противник?

Думать о том, что у слуги темного бога есть своя честь, было как-то дико.

И вопрос, который задал ему белоглазый, был странным. Кто такие одержимые? Конечно, он это знает. Столько раз сражался с ними, еще в Хафире, и в Тейшарке, и...

Но где говорилось о том, откуда они взялись?

Он мысленно принялся перебирать старые сказки, слышанные еще в детстве. Да, слуги темного бога. Безумцы, лишенные здравого рассудка. Он вспоминал, как они обычно выглядят: вонючие лохмотья, растрепанные клочья волос, -- если те вообще есть, -- сумасшедшие лица, пена изо рта. В остальном же они были похожи на людей. Людьми, наверное, и являлись.

Одержимые -- люди, сделал вывод Острон. Допустим, когда на тебя пялится такая раззявленная гнилозубая мерзость, об этом не очень-то думаешь, но белоглазый уж точно был похож на человека. Безумными в нем были только его глаза.

Что же он хотел сказать, задавая такой вопрос?..

Дверь снова открылась; на этот раз на пороге действительно стоял Басир, с объемистым холщовым мешком под мышкой. Он притащил мешок к столу и аккуратно принялся извлекать его содержимое. Анвар полистал одну книгу, потом другую.

-- Сейчас, сейчас, -- пробормотал молодой китаб, -- была одна очень старая, самая старая из всех, что я унес... а! Вот она.

Абу, сидевший рядом, помог однорукому Басиру вытащить книгу из мешка и протянул ее Анвару; заинтересовавшись, сам заглянул через плечо толстяка.

-- А я ее в библиотеке не видел, -- заметил он.

-- Господин Фавваз держал очень древние книги в отдельной комнате, -- пояснил Басир, -- именно их он мне и велел переписывать в первую очередь, потому что они разваливались.

Анвар открыл книгу и осторожно перевернул две первые страницы. Острон мог видеть их с Абу лица; он видел, как они оба вдруг посерьезнели.

-- Я знаю этот язык, -- сказал наконец Анвар. -- Очень древний язык, но мне... попадались и раньше надписи, сделанные на нем.

-- Ты действительно можешь прочесть, что там написано! -- воскликнул Басир с благоговением. -- Я так и думал!

-- И что там? -- с отсутствующим видом спросил нахуда Дагман, сворачивая самокрутку.

-- ...Это очень древняя книга, -- помедлив, ответил китаб. Абу продолжал смотреть на страницы с сосредоточенным видом, хотя не мог знать языка. Светлые глаза Анвара пробежались по исписанным аккуратной рукой Басира листам. -- Не могу сказать подробней, ведь я еще не прочел ее. Но, кажется, это что-то вроде хроники.

-- Хроники? -- уточнил Басир.

-- Да, -- кивнул тот. -- И эта книга действительно прошла сквозь тысячелетия, юноша. Даже не через одно тысячелетие.

-- Как такое может быть? -- удивился нахуда, позабыл про самокрутку, подошел к Анвару и тоже заглянул в страницы книги. -- Она не выглядит старой, собственно говоря, она вообще выглядит так, будто ее написали не больше года назад.

-- Я переписал ее со старой копии, -- сказал Басир. -- А до того, я думаю, ее переписывали и раньше...

-- Оригинал наверняка не сохранился, -- кивнул ученый китаб. -- За тысячу лет книга рассыпалась бы в прах, не говоря уже... о нескольких тысячах лет. Я подержу ее у себя, Басир?

-- Конечно...

-- Это очень важная книга, -- задумчиво добавил Анвар, закрывая том. Они с Абу Кабилом обменялись короткими взглядами; нахуда Дагман за их спинами выпрямился и будто бы вспомнил про самокрутку, пошел назад к столику. -- Очень... важная.

Фарсанг пятнадцатый

Хаос последних дней понемногу стихал. Какие бы беды ни случались с людьми, человеческая натура все равно берет верх; в этом и преимущество человека: он легко приспосабливается к любым условиям жизни.

С одной стороны, племена недавно потерпели одно из самых крупных поражений века, а может быть, и тысячелетия; стена Эль Хайрана, стоявшая столько, сколько помнили себя самые древние старики, и давнее того, пала. Погибли тысячи людей, воины и мирные жители; селения на морском побережье к югу от Харрод и на одном из ее берегов были потеряны.

С другой стороны, весть об этом поражении пришла в Ангур довольно давно, и многие уже успели смириться с ней. Кто-то лелеял надежду, кто-то просто принял это, как должное; во всяком случае, жизнь продолжала кипеть в великом городе Ангуре, да с небывалой силой. В город вернулись остатки армии шести племен, потрепанные и напуганные; в город стекались другие люди, шедшие с севера.

Старик Мансур обнаружил себя во главе нового войска, поскольку их генерал, Халик, погиб, а его до того назначил своим заместителем в Ангуре.

-- Не гожусь я для этого, -- угрюмо сказал он племяннику тем утром; они сидели в зале на первом этаже, и Острон с угрюмым видом начищал ятаганы, а дядя пил кофе. -- Какой из меня полководец? Единственный раз, когда я кого-то за собой вел, был лет двадцать назад, когда на наше племя напали разбойники. А одержимые -- не разбойники. Что я буду делать со всеми этими людьми? Они приходят ко мне и спрашивают, какие будут приказы. Что я должен говорить им? Я уже устал отсылать их в Эль Каф.

-- Сунгай сказал, большой отряд из Залмана прибудет через неделю, -- отозвался Острон, полируя блестящее лезвие ятагана тряпочкой. Этот ятаган когда-то принадлежал Халику; конечно, он не мог сравниться с мечом работы Абу Кабила, но ковки был тоже очень и очень неплохой. Острон вздохнул, в который раз вспомнив, что близнец этого клинка, должно быть, давно уже покоится в песках далеко на юге, вместе с хозяином.

-- И небось все они тоже захотят встать под мое начало, -- буркнул дядя.

-- Может быть, во главе этого отряда генерал Залмана, -- возразил Острон. -- Я надеюсь, он спасся. Генерал западной твердыни уж точно знает, что делать, он много лет охранял стену Эль Хайрана. Харрод теперь -- наша стена.

-- Ар-Расула беспокоит ее исток, -- угрюмо заметил старик, поставил пустую чашечку на стол. -- И горный хребет Аласванд. Хотя все разведчики в один голос говорят, что эти места непроходимы.

-- Если его это беспокоит, пусть пошлет туда людей, -- Острон пожал плечами. Честно говоря, его голову занимали другие мысли, и дядю он слушал вполуха. Оборона реки -- это, конечно, важно, но сейчас, когда река разлилась, а одержимые не в состоянии переправиться через нее...

Дядя Мансур вздохнул. Он знал, что беспокоит его племянника. То же самое беспокоило и Сунгая, который в казармах почти не объявлялся, все пропадал на пристани. Последние дни прошли с мутной тревогой. Никак не приходил в себя Ниаматулла, друг Острона, а когда он наконец открыл глаза, -- это было позавчера вечером, -- быстро выяснилось, что Улла не в себе.

Закончив чистить клинки, Острон спрятал их в ножны и поднялся.

-- Схожу к Улле, -- сказал он и вышел. Дядя Мансур посмотрел ему вслед. Обернулся. На лестнице стоял Абу Кабил, только что спустившийся со второго этажа; у кузнеца был неизменно беспечный вид, чем он и выделялся среди всех окружающих.

-- Мальчишка здорово повзрослел, -- негромко заметил Абу. Старик кивнул, чувствуя гордость, смешанную с горечью.

-- Трудности заставляют людей взрослеть быстрее, -- пробормотал он.

***

Дом Уллы был старым, не очень большим, но поддерживался почти в безукоризненном порядке; Острон знал, что мать будущего аскара зарабатывала себе на жизнь, убираясь в домах побогаче. Некогда они жили неплохо: когда еще жив был отец Ниаматуллы, известный мудрец и писатель. Книги занимали в этом доме главенствующее место. Большой зал на первом этаже, -- кажется, единственное достаточно крупное помещение, -- был отмечен высоким шкафом, на полках которого стояли старые томики. Книги, скорее всего, никто особо не читал, но мать Уллы заботилась о них в память о муже. Немного отдельно, на самой верхней полке стояли и книги, принесенные сюда Басиром; с некоторых пор в зале можно было часто обнаружить толстяка Анвара, неизменно с книгой в руках.

В комнате Уллы особого порядка не было. Пожалуй, места для этого порядка не было; комнатка была узкая, хоть и длинная, и помимо кровати в ней стоял стол, весь заваленный какими-то музыкальными штуками, в которых Острон ничего не разумел. На деревянных подставках на полу стояли инструменты Уллы.

Сам хозяин находился в постели. Когда Острон вошел, он поднял голову; лицо Уллы было белее воска, под глазами темные круги. На низком стульчике рядом сидел Басир с какой-то книжкой.

-- Пришел в себя? -- спросил Острон. Улла медленно кивнул. -- Ну слава богам. Мы уже начали за тебя волноваться, знаешь ли. Если бы не Анвар, все бы тут уже на ушах стояли.

-- Даже Анвар вчера вечером сказал, что это ненормально, -- заметил Басир, закладывая книжку веревочкой, которую всегда носил в кармане.

-- Они... никак не отпускали меня, -- хрипло сказал Ниаматулла. Острон подошел ближе, озабоченно заглянул в лицо друга. На его лбу блестели бисеринки пота; кудри липли к коже. -- Сны. Все это время мне снился один и тот же сон... ужасный сон.

-- Что ты видел? -- спросил Острон.

-- Мертвую пустыню, -- ответил тот. -- Черно-белую. Странные камни, с дырками. Деревья... тоже мертвые. Все было в пыли. Я бродил между этими камнями и деревьями, пытался найти выход.

Острон и Басир переглянулись.

-- И этот голос, -- в голосе Уллы промелькнул ужас. -- Он постоянно говорил со мной.

-- Что он говорил?

Улла набрал воздуха в легкие, но потом резко выдохнул и покачал головой.

-- Нет, -- сказал он. -- Не хочу... даже думать об этом.

Острон медленно опустился на краешек его кровати, у самых его ног. Басир посмотрел на него с вопросом в глазах.

-- Ты видел Хафиру, -- хрипло произнес Острон.

-- Как странно, -- пробормотал китаб. -- Ведь ты там ни разу не был.

-- Я видел ее раньше, -- возразил Ниаматулла. -- В Тейшарке. Когда... когда та тварь напала на нас.

Острон и Басир непроизвольно поежились; воспоминания о долгаре были еще свежи. Потом Острон кивнул.

-- Это что-то объясняет, -- сказал он. -- А этот голос... скажи, каким он был?

-- Мертвым, -- содрогнулся маарри. -- Ни один живой человек не может так говорить. Он звучал прямо у меня в голове. Он говорил ужасные вещи... о том, что мы все умрем. Что... нет, нет, я не хочу верить ему.

-- И не надо, -- решительно сказал Острон. -- Все, что он говорил тебе, -- ложь.

-- Откуда ты знаешь? -- с легким подозрением спросил Улла. Острон вздохнул.