Лиловый (I)

-- Пришел тебя проводить, -- ухмыльнулся кузнец, сидевший на огромном ящике со скрещенными ногами. Он был одет в очередной ярко-полосатый халат, небрежно завязанный широким кушаком, и ассаханская тюбетейка-рафа сидела на его голове даже чересчур криво, чудом не сваливаясь с нее. Острону подумалось, что и вправду Абу куда больше похож на ушлого торговца-марбуда, чем иные марбуды похожи сами на себя.

-- За что мне такая честь? -- сдержанно спросил парень. Абу Кабил сидел, окруженный корзинами с персиками, а за его спиной уныло жевал жвачку старый одногорбый верблюд. Вид у верблюда был столь же мрачен, сколько ярок вид кузнеца, очевидно довольного жизнью.

-- Ну как же, -- расхохотался Абу. -- Тебе в детстве сказки не рассказывали, парень? В любой сказке, когда герой отправляется на свою первую битву, его сначала целует девушка, которую он любит, -- Острон обнаружил, что краснеет, -- а потом мудрый старец внезапно попадается ему на пути и дарит какую-нибудь штуку!

-- Ты что-то не похож на старца, -- пытаясь скрыть смущение, выпалил Острон.

-- Ну, и волшебный рог, в битве призывающий на твою сторону павших героев, я тоже тебе не подарю, -- ухмыльнулся во все зубы кузнец. -- Но у настоящего героя должен быть меч и скакун. Я привел тебе скакуна!

Острон с сомнением посмотрел на верблюда. Верблюд посмотрел на Острона и плюнул. Абу ничуть не смутился и добавил:

-- Его зовут, м-м, его зовут Стремительный Ветер! Он тоже очень рад тебя видеть.

-- По нему не скажешь, -- Острон улыбнулся уголками рта. -- Извини, Абу, но мне пора идти.

-- Подожди, это еще не все, -- кузнец поймал его за бурнус. -- А вот и меч. Непременно тоже дай ему какое-нибудь героическое имя, ну например, "шило" или там "колючка"...

В руки парню лег длинный сверток. Сверток был легким, будто под плотной тканью ничего не было, но его пальцы нащупали что-то твердое и плоское.

-- Ч-что это? -- почти испугался Острон.

-- Меч, -- просиял Абу. -- Еще в сказках иногда рассказывают, как искусный мастер-кузнец делает для героя волшебный меч, которым тот потом идет разить зло. Цыц! Не разворачивай. Посмотришь потом.

-- Это и вправду меч твоей работы? -- голос у парня внезапно охрип. -- Абу, ты... ты не шутишь? Ты и вправду хочешь дать мне этот меч?

-- Ну да, да, забирай себе эту никчемную железку, -- отмахнулся кузнец. -- Раз уж Стремительный Ветер тебе не по нраву.

-- Но он же стоит целое состояние, -- прошептал Острон. -- Я сам столько не стою, сколько этот клинок!

-- Вот и неправда, -- Абу Кабил назидательно поднял палец. -- Сколько стоит человек, никому не известно. Давай, беги уже, командир грозно смотрит на тебя.

Сказав это, кузнец легко спрыгнул с ящика и шлепнул верблюда по боку; тот неохотно опустился на колени. Острон ошалело переводил взгляд со свертка на Абу и обратно, тем временем тот уселся на спину верблюда и серией шлепков заставил животное подняться и устремиться прочь.

Опомнившись, Острон сунул сверток в вещевой мешок и почти побежал к своему отряду.

-- Все на месте? -- грозно обвел взглядом стражей Усман. -- Так, хорошо. Отправляемся в путь!

В Тейшарке было двое главных ворот, которые находились на разных концах города, и это были совершенно разные ворота. Те, что располагались на севере, были большими, богато изукрашенными и хорошо смазанными. Открывало их двое человек, часто -- под звуки барабанов, а на башнях под куполами обычно караулили еще двое.

Южные ворота были маленькими, способные впустить в себя только двоих за один раз, и никаких узоров на плотном металле выковано не было. Зато одна лишь створка была толщиной в три пальца, а их было четыре пары, и открывались они хитрым механизмом -- строго наружу. Острон знал, что стоит ударить с внешней стороны кулаком посильней -- и механизм замкнет.

Отряд на выходе из города, как обычно, проверили и имена всех стражей записали в толстенную книгу. Наконец был отдан приказ открыть врата, и четыре пары створок с предупреждающим лязгом медленно начали открываться.

Острон за прошедшее время несколько раз бывал на южной стене города и выглядывал туда, где не росли даже верблюжьи колючки: на Хафиру. Вроде бы, казалось, с юга к стене Эль Хайрана примыкает точно такая же пустыня, как и с севера, но было в ней что-то... мрачное. Солнце точно так же светило и здесь, но северные барханы отвечали ему золотистым теплом и сиянием, а небо было ясно-голубым, часто без единого облачка. Над Хафирой небо словно выцветало.

Серый -- таков был гербовый цвет темного бога.

Вытянувшись цепочкой по два человека, отряд стражей выходил через врата туда, где неуловимо-серым было все, даже солнечный свет. Острон шел в середине; крепкие кожаные сапоги стража меряли землю города. Каменные плиты, еще не успевшие нагреться от утреннего света. Одна за другой, одна за другой, все ближе... Тень ворот. В лицо повеяло холодом.

В следующий момент его нога ступила на пески Хафиры.

Фарсанг пятый

Выцветший мир окружал их и хранил настороженное, недоброе молчание. Поначалу многие храбрились, делали вид, что им все нипочем; впрочем, когда отряд спустился по склону в небольшую долину с каменистым дном, а стены города скрылись за скалами, сразу стало гораздо больше напряженных и даже испуганных лиц.

Один Усман выглядел так, будто ведет свой отряд на прогулку по пустыне. Он шел впереди и что-то будто высматривал; наконец он взбежал на пригорок и остановился, оглядываясь на стражей. Двадцать восемь человек, как один, встали и уставились на него.

-- Посмотрите вперед, -- предложил Усман, кивнув позади себя. Острон вытянул голову; он стоял почти что в самом конце отряда, но за счет своего высокого роста мог видеть поверх затылков.

За спиной Усмана была небольшая лощина. Пригорок с другой стороны заканчивался обрывом, на дне которого чернело озерцо. По берегам озера росли какие-то совершенно сухие колючки.

-- Это и есть отравленная вода Хафиры, -- сообщил командир. -- Не вздумайте прикасаться к ней и уж тем более пить. Таких лощин тоже стоит опасаться: часто поблизости обитают опасные твари.

Они миновали долину, не спускаясь вниз, и оказались в лабиринте странных камней. Острон оглядывался с опасливым любопытством: казалось, этим камням была придана форма какой-то чудовищной, нечеловеческой рукой со смыслом, которого людской разум постичь был не в состоянии. В некоторых из них зияли отверстия, и проходя по одну сторону такого камня, можно было видеть с другой стороны идущих людей.

Острон вздрогнул, когда среди камней раздался полный ужаса вскрик. Многие устремились в ту сторону, и вскоре он вместе с остальными уже толкался на прогалине между камнями, глядя, как один из новобранцев тычет в камень с отверстием трясущейся рукой.

-- Клянусь, там были другие люди! Я видел! Сквозь эту дыру!

Усман быстро подошел к нему, так быстро, что Острон еле углядел его движение, и с размаху отвесил перепуганному пареньку оплеуху. Тот ойкнул и замолчал.

-- Нечего пялиться в эти камни, -- грозно предупредил командир. -- Говорят, сквозь эти отверстия видно иное пространство. Иногда можно увидеть людей, которые проходили здесь несколько лет назад или только будут проходить. Однажды я шел здесь с группой бойцов и потом возвращался той же дорогой три дня спустя, а сквозь эти дыры видел, как мы идем в другую сторону. Это было отражение прошедшего времени.

-- Это опасно, командир? -- спросили его.

-- ...Нет. Я не думаю. Во всяком случае, в этих камнях многие видят странные вещи, но эти видения еще никому не причинили вреда. В отличие от одержимых, которые иногда забредают сюда. Не теряйте бдительность!

Острон поежился и с тех пор старался не заглядывать в отверстия на камнях. Отряд двигался дальше; солнечный свет тем временем тускнел и тускнел. Острон не сразу сообразил, в чем дело; вокруг них с пыльной серой земли вздымался туман.

-- Держитесь поближе друг к другу, -- услышал он голос Усмана где-то далеко впереди. -- Пусть каждый четвертый в строю подожжет факел!

Факелы были выданы всем, и страж, стоявший рядом с Остроном, -- его звали Замиль, -- торопливо принялся разжигать свой. Он явно нервничал, и у него никак не получалось разжечь искру; Острон не выдержал и помог ему. Искра мгновенно слетела с огнива и подпалила факел.

-- Я ведь тоже нари, -- пробормотал Замиль смущенно, -- но огонь меня никогда не слушался.

-- Ты просто нервничаешь, -- мягко возразил ему Острон. -- Успокойся. Смотри, пламя будто отгоняет туман.

И вправду, марево вокруг отряда понемногу развеивалось. Острон даже разглядел одноглазое хмурое лицо Усмана, стоявшего впереди.

-- Этот туман может быть опасен, -- предупредил командир. -- Если у вас нет с собой огня, он обманет вас и заставит плутать. Некоторые считают, что это просто испарения, а некоторые полагают, что туман -- такая же разумная тварь, порождение темного бога. В любом случае, смотрите, чтобы факелы не погасли, а то можно легко потеряться.

Они разделились на крошечные отряды по четверо, и три стража без факела неуверенно жались к четвертому счастливцу. Острон оказался идущим справа от Замиля, державшего свой факел чересчур высоко, будто надеясь, что пламя с такой высоты прогонит туман как можно дальше. Слева от Замиля шел страж-маарри, из-под головного платка которого виднелись только черные глаза, -- Острон знал, что его зовут Джалал, но никогда раньше особо не разговаривал с ним, -- а чуть позади, едва не наступая Замилю на пятки, шел китаб по имени Басир. Басир был почти на голову ниже Острона и на полголовы -- Замиля, поэтому он неловко выглядывал из-за их плеч, иногда приподнимаясь на цыпочки. Их четверка оказалась самой последней.

-- И что мы здесь забыли... -- еле слышно пробормотал Замиль. -- Никогда не понимал вообще, зачем совершать вылазки в Хафиру. Что нам, защиты стены мало?

-- Но такие вылазки помогают узнать, не затевают ли что-нибудь враги, -- так же тихо возразил ему Острон.

-- Ну, может, опытные бойцы и могут это узнать, а мы-то что? -- уныло заметил маарри с другого бока.

-- Когда-нибудь, если повезет, и мы станем опытными, -- ответил сзади китаб.

Лабиринт камней наконец растаял в тумане за их спинами. Белые плащи идущих спереди стражей казались призрачными; они все шли и шли, следом за командиром, не совсем понимая, куда держат путь, и Острон понемногу начал терять бдительность. Оставалось только шагать и смотреть в спину идущему впереди Зинату из другой четверки. Стражи начали понемногу переговариваться, кто-то даже негромко рассмеялся: все, лишь бы нарушить зловещую тишину долины.

Постепенно туман стал рассеиваться. Наконец стало видно, что солнце едва ли проделало половину своего пути по небосклону, и факелы оказались ненужными; Острон едва сдержал восклик, когда обнаружил, что впереди простирается огромная пропасть.

Усман спокойно подошел к самому краю и заглянул вниз.

-- Не подходите близко, -- велел он. -- Это Мазрим Хадда. Эта гигантская трещина тянется на несколько фарсангов, понемногу забирая к югу. Мы сейчас на ее северном конце. Это место давно знакомо стражам как точка перехода, -- Усман обернулся и окинул взглядом своих подопечных. -- Хафира, по которой мы шли до этого момента, молодая и совсем недавно, лишь несколько десятков лет назад, захватила эти земли.

-- Захватила? -- не понял кто-то из первой четверки.

-- Она распространяется по земле, как лишай, -- пояснил командир. -- В самые тяжелые годы плесень Хафиры заходила даже за стену Эль Хайрана, несмотря на то, что стена стояла. Тогда в Тейшарке бывал страшный голод, потому что рощи вокруг города становились бесплодными, и даже вода в некоторых ручьях оказывалась ядовитой. К счастью, в центре цитадели есть подземный источник, который Хафира не в силах осквернить.

Стражи стояли по-прежнему и молча смотрели на черный провал посреди каменистого плоскогорья. Острон разглядел и дальний край пропасти: на первый взгляд казалось, что там точно такая же земля, как и по эту сторону, но если долго всматриваться, можно было почувствовать что-то... неладное.

-- Издавна разведчики доходят до этого места и заглядывают в Мазрим Хадда, -- добавил Усман. -- Если неподалеку от ущелья собираются орды одержимых, тьма из него так и лезет на поверхность, это сразу ощущается.

-- А сейчас там... что?

-- Все в порядке, -- нахмурился он. -- Поблизости больших шаек нет. Но это не значит, что нам можно расслабляться. Мы пройдем вдоль пропасти на запад, туда, где оно забирает к югу. Наша задача -- внимательно смотреть на ту сторону. Если встретятся враги -- конечно, нужно их уничтожить.

Они снова пустились в путь. В большинстве стражи старались держаться подальше от опасного ущелья, но некоторые смельчаки подбирались к нему и заглядывали в него; Острон поначалу остерегался так делать, а потом, когда туда по очереди заглянули Замиль и Джилал, они с Басиром подошли к краю вдвоем и взглянули в бездну.

Серая скала обрыва уходила вниз почти по вертикали. Совершенно ровная, будто кто-то вытесал ее из камня. Скала светлела примерно на протяжении касабы, а потом вдруг уходила во мрак, кажущийся неестественным в тусклом свете высоко стоящего солнца. Острон поежился; у него закружилась голова, и он поспешил отойти назад.

Даже думать о том, что на дне, ему не хотелось; а уж о том, что станет с тем, кто туда упадет, и гадать не надо было.

В некоторых местах на обрыве Мазрим Хадда стояли совершенно сухие деревья, между которыми оказалось непросто продираться: их цепкие ветви норовили впиться в бурнус и стащить его с плеч. Острон как раз запутался в особенно густой поросли и пропустил момент, когда шедшие впереди стражи вдруг выхватили оружие, а Усман выкрикнул приказ:

-- Рассыпайтесь и бейте по ногам!

Ветви сухого дерева вцепились в полу бурнуса, закрывшую рукоять ятагана, и отцеплять их было некогда; Острон поначалу лихорадочно отдирал ткань от колючек, но первый одержимый уже с визгом летел на него, и парень, не раздумывая, схватил завернутый в тряпицу ятаган Абу, который все это время торчал у него из вещевого мешка за спиной; разворачивать меч, конечно, тоже было некогда, поэтому первый удар кривого клинка одержимого пришелся на ткань и разорвал ее, обнажив жесткие белые ножны.

Острон в этот момент сломал длинную ветку, больно оцарапав себе ладонь, и с силой ткнул ей в одержимого. Обломанный конец ветви попал тому в искаженное сумасшествием лицо; нападавший отшатнулся, и у парня появилось время на то, чтобы выхватить ятаган из ножен.

Чудесный металл яростно сверкнул в тусклом свете, меч прошипел, описывая полукруг, и безумец завалился на спину, ломая собой сухие поросли. Острон наконец выпутался из них и побежал прочь, по очереди то ножнами, то клинком прокладывая себе дорогу.

Шайка одержимых оказалась небольшой; когда он выбрался из зарослей на открытое место, где уже собрались все стражи, враг был повержен. Усман гневно сверкал единственным глазом, оглядывая свой отряд. Кто-то получил царапину или две, но в целом пострадавших не нашлось.

-- Хорошо, -- буркнул командир. -- Легко отделались. Впредь держите ухо востро... эй, Острон.

Парень вскинулся: Усман не сводил взгляда с его ятагана, грозно блестевшего в руке.

-- Подойди, -- велел он. Острон послушно подошел, на ходу убирая оружие в ножны белой кожи. -- Откуда у тебя этот меч?

-- Мне дал его Абу Кабил, -- честно пояснил он. -- Перед самым уходом.

Усман озадаченно потер щетинистый подбородок.

-- Что, просто подошел и дал? А что взамен? Не может быть, чтобы этот пройдоха ничего не взял за свою работу.

-- ...Я не знаю, -- пробормотал Острон. -- Он ничего не сказал. Просто дал мне его. Запретил разворачивать сразу же... я еще сам его не разглядел, просто пришлось пустить его в ход так неожиданно...

-- Взгляни.

Острон послушно вновь вытащил ятаган из ножен.

-- Это же тот самый, -- озадачился он. -- Несколько дней назад я заглянул к Абу поболтать, а он попросил меня проверить один меч. Вот этот.

Командир будто бы задумался, рассматривая гладкую поверхность клинка. В ней отражались серые облака и кончик хадира Острона.

-- Ну, раз Абу Кабил сам тебе дал его, -- наконец сказал Усман, -- значит, он так решил. Хотя я бы очень хотел знать, по какой причине: Абу еще ни разу в жизни не раздавал свои клинки за здорово живешь. С меня он содрал приличные деньги, и знаешь, что я тебе скажу, парень? Мой меч не столь... совершенен, как этот.

Острон смутился.

-- П-прости. Возможно, он заберет его назад, когда я вернусь.

-- Не думаю, -- буркнул Усман, поднял голову. -- Чего расслабились? Идем дальше!

***

Над Хафирой сгущалась ночь. Целый день отряд шел по выцветшим камням и пыли, вдоль Мазрим Хадда, потом Усман свернул к северу, и многие молодые стражи вздохнули с облегчением. От темной расщелины исходила неясная неведомая угроза, от которой по коже бежали мурашки.

Больше они одержимых не встречали до позднего вечера, и когда отряд оказался в серой расщелине между двумя здоровыми скалами, защищенной с одной стороны от ветра, Усман велел вставать лагерем.

-- Завтра пойдем обратно, -- сказал он. -- Опытные разведчики проводят в Хафире недели, но вы не опытные, и нет смысла вас мучить. Мы узнали, что я хотел: у Мазрим Хадда все спокойно. Можем возвращаться.

Бледные лица стражей чуть повеселели. Они под руководством командира разожгли два небольших костра и бросили жребий, кому нести караул ночью. Остронова очередь караулить выпала почти на самое утро, перед рассветом; он вместе с другими бросил теплый плащ на землю перед костром и устроился на нем. Рядом с ним огонь плясал в темных глазах Джалала, а по другую сторону уселся высокий ассахан по имени Хатим. Напротив, совсем недалеко, сидел тот самый парень, который так напугался среди камней; он был из марбудов, и Острон знал, что его зовут Дакир.

-- Эй, -- вполголоса окликнул Хатим. -- Дакир. А что ты там увидел? В камнях.

Дакир явственно поежился; он будто не желал даже думать о виденном. Но товарищи смотрели на него с любопытством, и он сдался:

-- ...Это были не люди, уж точно. Во всяком случае, если человека полностью заковать в железо... нет. Нет, это точно были не доспехи. Они были сделаны из металла!

-- Как так?

-- Двое, -- на бледном лице Дакира показался легкий ужас. -- Они шли по ту сторону камня. Сначала один проскользнул мимо, а потом второй. Я клянусь, они двигались сами по себе. Но они были целиком из железа.

-- Да ну, не бывает такого, -- не выдержал Джалал. -- Тебе, наверное, со страху померещилось. Или, может, это были рыцари в латах.

-- Нет же! Тогда латы должны были слишком плотно прилегать к телу, -- сморщился Дакир. -- А еще какой безумец носит латы на лице?

-- Вы забываете, где мы, -- примирительно сказал Острон. -- Кто его знает, может, это какие твари, которые когда-то здесь бродили. Лишний повод для нас быть настороже, между прочим.

Его слова их успокоили и напрягли одновременно; больше никто уж не произнес ни звука, все молча смотрели в огонь и думали только о том, как бы побыстрее оказаться в городе.

Тишина окутала лагерь. В карауле стояло семь человек: двое в узком конце прохода между скалами, еще пятеро -- в широком, с другого края. Их бурнусы наливались белым в свете луны, падавшем откуда-то сверху. Не спал и Усман, куривший трубку у одного из костров. Его единственный глаз зорко смотрел по очереди то направо, то налево. Острон свернулся клубком на плаще и честно попытался уснуть, но ночь принесла с собой в Хафиру зверский холод, такой, что камни вокруг покрылись легким налетом инея; бурнус не спасал его, а под толстой шерстяной тканью плаща все равно чувствовались все неровности твердой земли. В итоге Острон принялся осторожно вертеться, стараясь не потревожить лежавших вокруг него людей и согреться одновременно.

Он как раз лежал на спине и смотрел в серое ночное небо, когда еле заметное движение заставило его затаить дыхание.

Показалось? Или нет? Просто бег облаков или?..

Он осторожно вытянул руку и пихнул лежавшего неподалеку Джамала в бок. Тот недовольно завозился.

-- Будь начеку, -- еле слышно прошептал Острон. -- Там, наверху, кто-то есть.

-- Ты с ума сошел? Это две почти отвесных скалы, -- пробормотал маарри, -- мы же, прежде чем встать лагерем, обошли их со всех сторон...

Острон не слушал и тянулся рукой к Хатиму. Следующим был разбужен Дакир. Их возню все-таки заметил Усман, и Острон осторожно кивнул в сторону скалы; командир все понял и сразу же поднял голову.

Ничего.

Острон уже почувствовал было смущение оттого, что оказался слишком нервным; Джамал уже укладывался обратно, сердито проворчав что-то, и Хатим начал засыпать.

Командир все еще смотрел на скалу, и только это удержало парня от совершенного самобичевания. Острон подобрался на плаще и сел, нащупал свой собственный ятаган по одну сторону и ятаган Абу (он все еще не решался даже в мыслях называть его "своим") -- по другую. Тишина нарушалась только потрескиванием пламени.

Он как раз снова поднял взгляд, желая убедиться, что на вершине скалы так ничего и нет, и не успел даже вскрикнуть; ошеломленный, Острон смотрел, как гигантская черная тень рассекает собой небесный перламутр, как мощные лапы отталкиваются от камня, и сильное тело прыгает прямо вниз, на головы спящих людей.

-- Тревога! -- заорал Усман, в одно мгновение вскакивая на ноги. Острон замешкался. Следом за первой тенью скользнула вторая; грозный рык раскатился по скалам эхом.

Одна из них помчалась прямо на Острона, как ему показалось; огонь осветил оскаленную, залитую пеной морду пустынного льва. В ту долю секунды, что туша животного неслась на него, в его груди вспыхнула целая гамма чувств: от острого облегчения до не менее острого ужаса. Острон лишь успел вскинуть один из ятаганов, на который в следующий миг обрушились тяжелые, как бремя целого мира, лапы зверя. Парень оказался опрокинут, и лев наступал на него, оскалясь; пена капнула ему на щеку.

-- Гайят с нами! -- раздался крик где-то в стороне. Лев разъяренно взвыл, вынужденный оставить добычу: холодное лезвие полоснуло его по толстой шкуре, хотя не причинило особого вреда, все-таки светло-пепельный бок животного окрасился кровью. Джалал хрипло дышал, сжимая ятаган в правой руке. Идиот, отстраненно мелькнула мысль в голове Острона: нельзя просто стоять напротив льва, необходимо двигаться, этих животных всего двое, а их много, и...

-- Не стой на месте! -- видимо, не он один знал, как нужно охотиться на пустынных львов; сразу два человека кинулись наперерез зверю, собиравшемуся прыгнуть на растерянного маарри. Замиль и Зинат, узнал Острон. Оцепенение наконец оставило его, и он резво вскочил на ноги. Ятаган Замиля вспорол шкуру льва с другого бока и застрял в ней; парень с ужасом замер, а зверь зарычал от боли и тут огромными прыжками бросился прочь. Отважный нари не отпустил оружие, и его поволокло по камням следом за львом, еще семеро стражей немедленно кинулись следом с криками, пытаясь нагнать животное и остановить его.

Просвистело что-то острое и стремительное. Острон вздрогнул: ему показалось, что это что-то летело в него. Но в следующий миг лев дернулся и вскинулся на задних лапах, взревев еще громче: из его спины торчала чернооперенная стрела.

Где-то позади тяжело дышал Басир, с луком в руках. Острон оглянулся на него, пока Хатим и Зинат с воплями ринулись на зверя и вонзили еще два ятагана, совсем не по науке, будто разъяренные дети: кто же колет ятаганом, будто это прямой меч?

Впрочем, дело было уже сделано; лев еще дергался, но уже лапы его подогнулись, и безумное животное повалилось на землю. Замиль со стоном поднялся на ноги: в темноте было плохо видно, но, наверное, прокатиться несколько касаб по мелким камушкам хамады было не слишком приятно. Джалал подбежал к упавшему зверю и одним мощным взмахом разрубил ему шею наполовину. Во все стороны брызнула кровь, запачкав оказавшихся слишком близко стражей, и их белые бурнусы оказались запятнаны.

-- Что это было? -- выдохнул Басир за спиной Острона. -- Этот лев не похож на обычного зверя. Может, он тоже слуга темного бога?

-- Дурак, -- ответил ему Гариб, который бежал предпоследним и теперь стоял неподалеку. -- Усман же говорил нам, что даже животные в Хафире сходят с ума, если вообще выживают. Этот лев просто безумный, как и тот, второй... кстати, наши с ним уже покончили?..

Они дружно оглянулись.

Над Хафирой разлилось молчание.

-- Храни нас Джазари, -- наконец со страхом произнес Дакир. -- Ни огонька не видно.

-- Опять туман поднимается! -- первым взял себя в руки Острон. -- У кого с собой факел?..

Они ошарашенно замолчали. Естественно, никто и не подумал хвататься за факелы, в бою казавшиеся бесполезными.

-- Мы вроде пришли с той стороны, -- немного неуверенно сказал Хатим. Ему возразил хриплый голос Замаля:

-- Нет, ты что. Лев упал головой туда, значит, мы пришли вон оттуда.

-- Ни зги не видно! -- воскликнул в отчаянии китаб. -- Мне кажется, этот проклятый туман жжет мне лицо.

-- Успокойся, -- посоветовали ему. -- Это просто туман.

-- Пойдем в ту сторону, -- не успокаивался ассахан, размахивая руками. Ему возражали оба нари, Замиль и Зинат, дружно указывая почти в противоположном направлении. Третий вариант неожиданно предложил Гариб, ткнув в сторону, с которой мутно белела луна.

-- На месте стоять нельзя, -- сказал наконец маарри, отряхивая кровь с ятагана. -- Мы должны найти остальных. Жаль, среди нас нет ни одного джейфара! Кто из вас умеет читать следы?

-- Я, -- отозвался Замиль. -- Мы с отцом много охотились, пока я не ушел в Тейшарк.

-- Давай, отыскивай наши следы тогда, -- предложил ему Джалал. -- Это самый вероятный выход, не думаете?

-- Верно, -- раздались разрозненные голоса. Острон сунул оба ятагана за пояс и наблюдал за тем, как Замиль бродит по камням, иногда склоняясь к самой земле. Возбуждение по поводу драки понемногу улеглось, и он почувствовал, как холод снова начал пробираться через плотную ткань белого бурнуса, уязвляя его.

-- Вроде бы сюда, -- наконец сказал Замиль. Вид у него был жалкий: хадир растрепался, бурнус оказался порван в двух местах, и сквозь рванье темно поблескивала длинная кольчуга. Хотя бы крови нигде не видно, если не считать брызг львиной.

Острон с самого начала был не очень уверен в том, что они должны куда-то идти; ему казалось логичнее переждать до утра, к тому же, луна уже стояла высоко в небе, а значит, половина ночи точно прошла. Тем не менее, Замиль как будто нашел след и направился по нему; Острону и в голову не пришло сомневаться, так что он просто шел вместе с остальными.

Холод понемногу становился совершенно невыносимым. С дыханием стражей из их ртов вырывался пар; Острон чувствовал, как пряжка на бурнусе, касавшаяся шеи, неприятно леденит кожу. Тишина угнетала своей безраздельностью.

-- Что-то мы слишком долго идем, -- наконец слабым голосом произнес Басир. -- Вам не кажется?

-- ...Вот дрянь.

-- Но следы... погодите, -- остановился Замиль. -- Вот проклятье! Я не могу отыскать след!

-- Помните, что говорил командир? -- пробормотал Дакир. -- Это все туман. Он обманывает людей и заставляет их блуждать.

-- Что же мы наделали! Надо было оставаться на месте!

-- Это все ты, идиот! Зачем было настаивать, чтоб мы шли?

-- Я не один настаивал!

-- Просто надо было идти в другую сторону, вот и все.

-- Сам дурак, мы бы все равно заблудились в этом тумане!

-- И факелов у нас нет, ни одного... хоть бы один факел!

-- Я говорю вам, этот туман обжигает!

Острон переводил глаза с одного на другого и вдруг почувствовал, как у него закружилась голова. Напуганные бледные лица в тумане потихоньку начали пропадать. Туман сгущался. Туман хотел поглотить их... Туман.

-- Тихо вы! -- крикнул он, судорожно роясь в карманах бурнуса. Рука нашарила что-то жесткое, и Острон вздохнул с облегчением, вытаскивая огниво. -- Лучше посмотрите вокруг, нет ли хоть каких веток!

-- Я стою рядом с кустом, -- отозвался почти сразу китаб. Острон облегченно вздохнул и направился на голос.

-- Подойдите все сюда, -- позвал он. -- Мы должны немедленно зажечь огонь.

-- В такой сырости огонь не разгорится, -- неуверенно сказал маарри. -- Этот туман, он будто облепляет нас...

-- Все загорится, -- буркнул Острон и с силой провел кресалом о кремень. С кремня немедленно посыпались искры; большей частью они, полыхнув, попали на куст. Еще немного ярких точек рассыпалось по пыльной земле и погасло.

Куст задымился. Острон повторил свои действия; на одной тоненькой ветке полыхнул язычок пламени. За ним вспыхнул и другой, и еще один.

Через какое-то время куст уже вовсю горел; стражи неожиданно обнаружили, что даже дышать стало легче, и жуткий холод стал отступать вместе с туманом.

-- Нам придется остаться здесь и дождаться утра, -- сказал Острон. -- Идти куда-то -- чистой воды безумие. Утром поднимется солнце, и туман, может быть, развеется. Тогда будет иметь смысл искать остальной отряд. А скорее всего, командир сам отыщет нас, у него опыта в тысячу раз больше.

-- Жуть-то какая, -- пробормотал Дакир и плюхнулся на землю рядом с пылающим растением.

-- Не расслабляйся, -- посоветовал ему Острон. -- Оглядитесь как следует, больше кустов нет?

-- Еще два вижу поодаль, -- ответил ассахан. -- На самой границе света.

Подумав, Острон снял с себя бурнус. Развернул его; плащ был достаточно длинен.

-- Замиль, Зинат, -- сказал он. -- Пусть один из вас возьмется за кончик плаща, а второй за руку первого. Отправляйтесь туда и нарубите веток с этих кустов. Нашего надолго не хватит, он уже достиг пика.

-- Зачем такие предосторожности, эти кусты и так видно, -- буркнул Зинат. Но Басир покачал головой:

-- Острон прав. А если, пока вы будете рубить ветви, наш куст погаснет или просто станет гореть не так ярко?

Вздохнув, один из нари взялся за конец плаща, а второй -- за его руку, как и велел Острон. Сам он не выпускал другой конец. Вдвоем стражи пошли к кустам, темневшим на самой грани круга света, создаваемого огнем.

Они вернулись довольно быстро, неся по охапке сухих веток под мышками. Острон надел бурнус и сложил ветки рядом с костром.

-- Этого не хватит на всю ночь, -- обеспокоенно сказал Замиль. -- И то я срубил все кусты подчистую, там ничего не осталось.

-- Не волнуйся, -- ответил ему Острон. -- Ведь мы же нари.

Замиль и Зинат, оба нари, переглянулись.

-- Мубаррад с нами, -- наконец пробормотал Замиль.

***

Острон смог уснуть только под утро; до рассвета оставалось не больше часа, когда он решился доверить пламя круглолицему Зинату и свернулся калачиком неподалеку. Ни холод, ни твердость земли уже не могли помешать ему в то время. Сон моментально навалился на него тяжелым одеялом.

Когда он проснулся, остальные уже сидели вокруг потухшего костра и негромко переговаривались. Испуганнее всех выглядел Дакир, перед глазами которого, должно быть, все еще стояли виденные им в лабиринте камней чудовища. Остальные, хотя и были бледны, особого страха не демонстрировали.

Острон сел, скрестив ноги. Они заметили, что он проснулся, и все немедленно обернулись к нему.

-- У нас нет ни еды, ни воды, -- с ходу огорошил его Джалал. -- И мы совершенно не имеем понятия, где мы оказались.

-- С какой стороны взошло солнце? -- устало протирая глаза, спросил Острон. В ответ на его вопрос воцарилось молчание, потом кто-то из них звонко хлопнул себя по лбу.

-- Вот мы идиоты, -- заявил в сердцах пылкий Замиль. -- Ну конечно. ...Но как определить, в какой стороне был лагерь?

-- Это неважно, -- серьезно сказал ему Острон. -- Нам, скорее всего, не отыскать остальной отряд, и вся надежда была бы на то, что командир сам отыщет нас. Но что мы точно можем сделать -- так это направиться на север. Мы не могли уйти слишком далеко, значит, к вечеру должны подойти к городу или хотя бы просто к стене Эль Хайрана.

-- То есть, мы пойдем, ориентируясь по солнцу, -- кивнул китаб. -- Хорошо. А если солнце закроет тучами?

-- Тогда придется пережидать. Ждать и молиться богам. Я, впрочем, не намерен отчаиваться, -- Острон улыбнулся им, хотя внутри у него все поджалось от мысли о том, что придется провести в Хафире несколько дней. -- Если мы сами не сумеем добраться до города, то командир наверняка отыщет нас. Он нас не бросит.

-- Верно, верно, -- закивали они.

Поначалу все казалось простым. Восемь стражей собирались недолго: в конце концов, никто из них не захватил вещевых мешков, убегая за раненым львом, и все, что у них было, это их одежда и оружие. Впереди лежала бескрайняя каменистая долина. Никаких препятствий видно не было. Закутавшись в бурнусы и передергивая плечами, -- утренний холод еще не растаял до конца, -- молодые люди направились на север.

Они шли и шли. Животы сводило от голода, глотки пересохли от жажды; они однажды миновали озерцо, окруженное сухим кустарником, и Замиль, больше всех хотевший пить, почти уже зачерпнул оттуда воды, но Острон и Хатим оттащили его.

-- Ты совсем с ума сошел, -- ругался ассахан. -- Командир ни за что не велел пить эту воду! Сдохнуть хочешь?

Озерцо мутно поблескивало черным. Казалось, будто на поверхности его расстилается тонкая пленка, при взгляде на которую у Острона отбило всякое желание пить и даже просто прикасаться к этой воде. Это же самое вскоре почуяли и остальные, и отряд двинулся дальше под недовольное бормотанье Замиля.

-- Кончай скулить, -- прикрикнул на него Зинат.

-- И не вздумайте ругаться, -- вздохнул Острон. -- Мы должны держаться вместе, только так у нас есть шанс выжить.

-- И не падать духом, -- вполголоса добавил Басир, в последние два часа шедший по правую сторону от него. -- Острон дело говорит.

Они остановились передохнуть только ближе к полудню, когда на солнце набежали легкие тучки. Серый сумрак немедленно охватил долину. Шедший впереди Гариб отыскал длинный плоский камень, на котором они и уселись рядком, будто птицы на ветке. Сидели молча, угрюмо глядя перед собой и думая каждый о своем. Острон размышлял о своем страхе. Вчера он боялся; сам вид окружавших его камней навевал это подленькое чувство, подкрадывавшееся незаметно, но посреди ночи, когда, казалось бы, было страшнее всего, оно вдруг отступило.

И теперь он не испытывал ничего, кроме усталости и желания поскорее добраться в Тейшарк... к Сафир.

Осознание этого неожиданно вселило в Острона надежду: значит, не такой уж он и трус, как ему казалось поначалу.

Их отряд продолжил движение, когда солнце показалось из-за облаков. Теперь оно было уже по левую сторону небосвода, белое пятно на мутном сером полотне. Понемногу поднимался ветер.

-- Не будет ли бури? -- встревоженно спросил Джамал, оглядываясь.

-- Перед бурей обычно бывает затишье, -- возразили ему.

-- Но если в Хафире не так, как обычно?

Тут уже все начали обеспокоенно оглядываться. Ветер поднимал пыль у самых ног, вертел ее в крошечных бурунчиках. Тонкий белесый песок с шорохом скользил по высоким кожаным сапогам стражей. Так было не понять, но Острону показалось, что бурунчики становятся крупнее.

-- Надо найти укрытие, -- сказал он. -- И поскорее.

Они невольно убыстрили шаг. Восемь пар глаз судорожно искали хоть какую-то возвышенность, хотя бы камни покрупнее -- но ничего не было. Теперь уже было очевидно, что поднимается самая настоящая песчаная буря. Насколько хватало глаз, перед ними простиралось плоскогорье.

-- Больше искать нельзя, -- наконец сказал Острон; песок уже лупил по ногам что есть мочи, и его зеленые глаза различили темную стену, поднимавшуюся на востоке. -- Скоро буря будет здесь. Садимся, где придется.

Трое нари и два марбуда опустились на землю и подтянули колени к груди; остальные неловко топтались рядом.

-- Я ни разу не попадал в бурю на открытой местности, -- признался Басир.

-- Я тоже.

-- И я.

-- Садитесь, как мы, идиоты, -- разозлился Острон. -- Спиной к буре. Вы же видите ее на горизонте? Быстрее, она сейчас уже налетит! Завернитесь в бурнусы. Что бы ни случилось, не двигайтесь. Спрячьте лицо в коленях.

Вскоре уже все восемь стражей уселись кучкой на каменистой хамаде, похожие на валуны издалека. Где-то за спиной нарастал гул.

-- Мы выживем? -- хрипло спросил китаб, севший между Остроном и Гарибом.

-- Конечно, -- буркнул марбуд. -- Песчаная буря -- не самое страшное, что может случиться в Хафире.

-- Главное -- не нервничай и сиди неподвижно, когда тебя начнет засыпать песком, -- добавил Острон с другой стороны. -- Бури редко длятся достаточно долго, чтобы засыпать человека полностью.

-- Я больше боюсь, что сдохну от жажды, -- глухо пробормотал сидевший перед ними Замиль.

Буря налетела в одно мгновение, яростно принялась тарабанить в сгорбленные спины людей песком, окатила раскаленным, совершенно сухим ветром. Острон чувствовал, как за ним нарастает песчаный холм. Наконец холм вырос достаточной, по его мнению, величины; вместе с этим начал стихать и ветер.

Восемь холмиков зашевелились, и песок начал осыпаться с них тонкими струйками. Острон поднял голову на небо.

Мгла окутала целый мир. Солнца не было видно; осознание этого укололо его страхом.

-- Мы не можем идти, -- вторя его мыслям, обреченно произнес Дакир. Узколицый марбуд уже поднялся на ноги и стоял, как тощая грязная птица, глядя наверх. Амус на его голове почти развалился, свисая тряпкой с одной стороны.

-- Придется переждать, -- добавил Гариб. Острон, чувствуя, как внутри все опускается, сел назад в песок.

-- Переждем, -- подытожил он.

***

К вечеру жажда стала настолько нестерпимой, что о голоде никто не вспоминал. Восемь стражей кое-как тащились через хамаду, направляясь по-прежнему на север; солнце проглянуло только за час или два до заката, и все это время они шли как можно быстрей, боясь, что придется провести в Хафире еще одну ночь.

Ни намека на возведенные человеческими руками постройки на горизонте не было.

-- Нам придется заночевать, -- наконец пришлось признать Острону. -- Выбирать не приходится.

-- Если б еще знать, сколько осталось до стены, -- вздохнул Басир. -- Пить хочется ужасно. Я слышал, люди могут обходиться без воды до трех дней.

-- В таком случае, у нас еще должно быть время. Ведь мы все время шли на север, мы не могли уйти от стены на большое расстояние.

Они все-таки упорно брели, пока солнце окончательно не скрылось за горизонтом; тогда пришлось остановиться на ночлег. Хамада в этом месте была не такой плоской, как всюду, и стражи обосновались посреди небольших круглых камней. На этих камнях было удобно сидеть: они были совершенно гладкие, будто долгое время пробыли под водой. Возможно, когда-то здесь было озеро.

За час до заката Острон начал рубить ветви с попадавшихся по пути чахлых кустарников; его примеру благоразумно последовали остальные, и теперь у них было достаточно сухих веток для костра. На этот раз никто и не спрашивал ни о чем, его сразу вытолкнули в центр, где Острон быстро нашел удобное место между камнями и сноровисто раздул пламя.

-- Как у тебя это ловко получается, -- заметил один из марбудов.

-- Это потому, что я нари, -- ответил Острон.

-- Замиль и Зинат тоже нари, -- возразили ему. Острон пожал плечами.

-- Среди нас тоже умение обращаться с огнем разнится от человека к человеку. В моем племени вообще был мальчишка, который вечно обжигался, даже если особенно и не лез к огню.

Костер тем временем разгорелся достаточно ярко; все стражи уселись вокруг него на камнях, а уставший до смерти Замиль улегся, завернувшись в драный бурнус.

Острон вытащил из-за пояса ятаган в белых ножнах и принялся его рассматривать. Оружие и вправду было безупречным, можно сказать, совершенным; белая рукоять, тонко украшенная позолотой у самого клинка, а кожа на ножнах такая крепкая, что даже после позавчерашнего удара одержимого на ней не осталось и царапины. Хотя, может, тот удар и смягчила материя, в которую был завернут клинок. Острон аккуратно обнажил лезвие, но не до конца; чудесный металл еле заметно блеснул в свете костра.

-- Потрясающий меч, -- вполголоса заметил сидевший рядом китаб. -- Я, если честно, много слышал о клинках работы Абу Кабила, но ни разу не видел их, кроме тех, что висят в цитадели, да они высоко, не рассмотришь.

-- Да я тоже не много их видал, -- честно ответил Острон. -- Никак не могу понять, зачем он дал мне этот.

-- Везучий ты. Я бы и не думал, зачем да почему, просто радовался бы.

Острон пожал плечами и убрал ятаган за пояс.

-- Надо назначить часовых, -- сказал он погромче, чтоб все услышали. -- ...Замиль может не караулить. Пусть трое несут стражу до полуночи, а четверо -- до рассвета. Кто хочет караулить сейчас?

-- Я, -- отозвался Басир. Остальные переглянулись; Замиль насупился, но он был самым уставшим из всех и еле держался на ногах.

-- Мы с Дакиром покараулим, -- предложил наконец Гариб.

-- Хорошо, -- кивнул Острон. -- Тогда я, Зинат, Хатим и Джалал -- с полуночи. Разбудите нас, когда луна будет стоять в высшей точке.

С этими словами два марбуда снялись со своих мест и уселись спиной к костру; один подальше, другой поближе, чтобы еще следить за пламенем. Басир сел дальше всех, на самой границе светлого круга, и Острон, улегшийся лицом к костру, который отделил его от китаба, мог видеть его белевшую спину в сумраке.

В другое время, может быть, он бы и не уснул из-за мучивших его тревог, жажды и голода, но усталость быстро взяла свое, и Острон задремал. Ему снилась Сафир; во сне все было по-прежнему, их племя стояло лагерем в крошечном оазисе, в котором они проводили лето, и Острон гонялся за смеющейся девушкой по песку между пальмами, пытаясь догнать, а она все никак не давалась, и ее силуэт таял в тенях.

Он проснулся неожиданно. Посмотрел на небо; луна еще только карабкалась по небосводу, освещая хамаду ледяным сиянием. Спина Басира по-прежнему белела впереди, костер стал чуть поменьше, но рядом с ним сидел Дакир, осторожно подкладывая ветки.

Может, возня Дакира разбудила его?.. Острон поднял голову. Тишина. Почти нереальная; даже костер, будто не желая тревожить спящих, почти не трещал. Дакир тоже совал веточки в огонь почти бесшумно. Острон облизал пересохшие губы, почувствовав соль на языке. В голове царила какая-то мутная взвесь, мешавшая думать. От холода по коже бежали мурашки.

Такие сильные, что на какое-то мгновение у него возникло глупое ощущение, что он сейчас просто поднимется на вставших дыбом на спине волосках. Чтобы избавиться от этого мерзкого чувства, Острон сел и непонимающим взглядом уставился в темноту за костром.

Рядом с белой фигурой сидящего китаба была черная.

-- Басир! -- заорал Острон, хватаясь за ятаган.

Этот крик спас китабу жизнь; прошедшие два дня научили молодых стражей немедленно реагировать на громкие звуки, еще не осознав, что именно они означают, и Басир вскочил.

Темный клинок, который иначе срубил бы ему голову, миновал его на уровне пояса. Острон в ужасе видел, что траектория полета лезвия проходит точно по правому локтю китаба. Он раскрыл рот, готовясь крикнуть снова; бесполезно, это было слишком быстро.

Острон еще надеялся, что чудом темный меч минует плоть, обогнет ее по немыслимой дуге, но бездушный металл и не собирался подчиняться желаниям, с хлюпаньем врезался в человеческое тело и снова взмыл.

Китаб закричал, хватаясь за локоть; к собственному счастью, от внезапной дикой боли он не удержался на ногах и рухнул в сторону, подальше от твари, которая подхватила отрубленную руку и высоко подняла ее.

Пламя осветило белое страшное лицо с бездонными глазами без зрачков. Черная ткань взмыла в воздухе, будто крылья. Тварь запрокинула голову и раскрыла рот, в который с ее добычи потекла кровь.

С криками с обеих сторон на нее бросились два нари, бывшие ближе других; их ятаганы вспороли ткань, но не нашли плоти. С визгливым хохотом чудовище ускользнуло, исчезло, будто его и не было, и только обрубок плоти упал на камень под ноги стражам.

-- Это марид! -- заорал Зинат, в ужасе оглядываясь по сторонам. -- Боги, Мубаррад, мы пропали!

-- Где он? Где он?!

Острон стремительно обернулся, чувствуя, как волоски на спине и руках просто пытаются вырваться от дикого, неведомого ощущения.

-- Гариб, ложись! -- крикнул он, и марбуд тут же шлепнулся ничком; острое смертоносное лезвие высверкнуло в волоске над его амусом. Сверху, в темноте, блеснули черные глаза марида -- и снова исчезли.

-- Кажется, я могу чувствовать его! -- заорал Острон, поворачиваясь вокруг своей оси. -- Он слева от Гариба! Движется к Хатиму! Хатим, уходи!

Смуглый ассахан, обронив тюбетейку, мгновенно перекатился по земле и оказался рядом с Остроном. Хищно сверкнул его ятаган.

-- Острон чует его, -- выкрикнул Хатим. -- У нас есть надежда!

Марид, промахнувшись уже во второй раз, злобно зашипел. Его одеяние хлопнуло, опять растворяясь в темноте, но на этот раз в глазах оставшихся на ногах семерых стражей была ярость загнанного в ловушку зверя, готового драться до последней капли крови.

-- Зинат, рядом!.. -- проорал Острон; нари тут же подпрыгнул, и сделал совершенно правильный выбор, потому что на этот раз клинок марида прошел прямо под его ногами, у самых камней. -- Он снова приближается к Басиру!

Они замешкались; Басир лежал ничком у камней и не шевелился. Страх и отчаяние смешались в груди Острона: он до смерти боялся прямого столкновения с маридом, но смотреть, как убивают беззащитного человека?..

Острон первым совершил движение, бросаясь к Басиру. Это послужило сигналом; стоявшие близко к китабу Замиль и Зинат успели опять первыми, и на этот раз их ятаганы со свистом врубились во что-то мягкое, найдя цель. Марид взвыл, раскрыв ужасный кровавый рот. Один клинок отсек ему левую руку, другой засел в боку. Демон Хафиры не успел вырваться, как его настиг Дакир, с воплем ужаса размахнувшийся и что есть силы рубанувший по ногам марида. Тут марид занес уцелевшую руку с мечом.

В тот самый миг до него наконец добрался и Острон, с двумя клинками наготове; его левый ятаган описал дугу и отсек вторую руку марида, а правый, пропев торжественную песнь, расколол голову врага на две части.

Марид рухнул на землю пыльным мешком. Какое-то время все семеро стояли над ним, отупело глядя на тело. Первым схватился Гариб:

-- Обычная сталь его не берет! Он, должно быть, еще жив!..

-- Но он не двигается, -- возразил Зинат. -- Посмотрите. Острон, надеюсь, других рядом нет?

Острон прислушался к своим ощущениям; мурашек больше не было. Он покачал головой.

-- Надо перевязать руку Басиру, -- сказал он. -- Он же потеряет слишком много крови.

-- Бедняга, -- содрогнулся Замиль; тем временем потерявшего сознание китаба осторожно перевернули на спину, подняли и отнесли к костру. Лицо его было бледнее воска. Острон посмотрел на тело марида, потом на клинок, который держал в правой руке.

-- Это меч Абу Кабила, -- вполголоса произнес он. -- И он не из стали.

-- С чего ты взял?

-- Я зарубил марида этим мечом, и он явно мертв. Мубаррад благословит Абу Кабила и все его потомство, -- горячо добавил Острон, поднимая голову к небу.

Потом, правда, было уже не до Абу и не до меча; Хатим, которого без разговоров пустили перевязывать китаба, хмурился и качал головой.

-- Я, конечно, не Одаренный, -- сказал он, завязывая последний узелок на обрубке руки Басира, -- но тут не надо быть семи пядей во лбу... даже ассаханом не надо быть, чтобы понять, что парень -- не жилец.

-- Что ты хочешь сказать? -- внутри у Острона все оледенело.

-- Не знаю, что насчет мечей маридов, -- хмуро ответил ему ассахан, -- но у этого точно меч был смазан ядом.

-- ...Проклятье.

-- Нам придется оставить его, -- нерешительно произнес Дакир. -- Мы все равно не успеем.

-- Но мы ведь даже не знаем, насколько смертелен этот яд! -- воскликнул Острон. -- Быть может, он продержится сутки? Может, мы дойдем до города даже быстрее.

-- Он не сможет идти, -- возразил ему Хатим.

-- Нам придется тащить его, -- кивнул Джалал. -- Разве мы его донесем?

-- Нам бы самим дотащиться, -- буркнул Замиль.

Острон нахмурился. Конечно, они были правы. Но Басир больше месяца тренировался вместе с ними в цитадели. И он шел с ними, доверяя им свою спину и прикрывая их в ответ. Вот так вот бросить его на верную гибель, даже не попытавшись спасти его!..

Он поднял голову и глянул на небо.

-- Полночь, -- негромко сказал он. -- Гариб, Дакир, ложитесь спать. С рассветом выходим.

Они ничего не сказали и легли у костра. Остальные распределились по концам лагеря, оставив Острона рядом с Басиром и огнем.

Острон сидел у костра и понемногу скармливал пламени веточки, а его взгляд не сходил с бледного лица товарища.

***

Он вскинулся, едва на востоке заалело. Марбуды еще тревожно шевелились во сне; клевал носом Замиль, который вроде бы не был обязан караулить, но из принципа не спал до утра. Маарри возился с чем-то у камней с западной стороны лагеря, подальше от тела марида.

-- Что ты там делаешь?.. -- выглянул Острон и обнаружил, что Джалал собирает воду с отсыревших за ночь камней.

-- Эта вода не здешняя, -- поднял голову маарри. -- Она выпала с неба и, значит, не отравлена. Предлагаю всем немного попить ее.

С этими словами он запрокинул голову и стряхнул пригоршню воды себе в рот.

Острон хотел было остановить его, но передумал. Джалал сглотнул, положил камень на землю и поправил свой платок, надев его на лицо так, что снова стало видно одни глаза. Понемногу к ним подтянулись остальные. Острон взял камень и, подумав, вернулся к Басиру, который так и не приходил к себя.

-- Не трать воду зря, -- окликнул его Хатим. Острон не послушал и упрямо набрал воду себе в ладонь, а потом смочил губы китаба. Он не был уверен, поможет ли это хоть немного, но китаб шумно выдохнул и раскрыл рот; когда еще немного влаги попало на его язык, он сглотнул.

-- Надо идти скорее, -- сказал Джалал, выпрямляясь. -- Острон.

Острон заворачивался в бурнус; рубахой он пожертвовал для того, чтобы перевязать китаба. Не оглядываясь на своих спутников, он бережно поднял Басира с земли и закинул его себе на плечо. К счастью, китаб был слишком худым и низкорослым, так что Острон подумал, что какое-то время он сможет нести его.

-- Острон, оставь, -- вразнобой повторили нари.

-- Тебе все равно придется бросить его.

-- Он умрет.

-- Я брошу только мертвое тело, -- возразил он. -- Иначе всю жизнь буду мучиться от чувства вины.

Они переглянулись, потом махнули рукой.

Семь стражей устремились в путь через хамаду под лучами выцветшего солнца. На горизонте по-прежнему не было ни намека на человеческие постройки. Острон поначалу шел, как все, и легкое тело китаба не слишком обременяло его, но потом усталость понемногу начала брать свое.

К обеду он уже отставал от них и шел последним, в касабе от Джалала. Маарри время от времени оглядывался на него и с легкой укоризной качал головой.

Близился вечер, когда они в ужасе поняли, что стены Эль Хайрана по-прежнему не видно.

-- Мы точно идем в ту сторону? -- спросил Дакир.

-- Ошибки быть не может, -- недоверчиво отозвался Зинат, оглядываясь. -- Мы же идем на север!

-- Может быть, город не совсем на севере, -- в отчаянии предположил Хатим. -- Может, он чуть западнее или восточнее. И мы идем по косой.

-- Рано или поздно мы придем куда-нибудь, -- сказал Острон, наконец нагнав остановившихся товарищей. Он хрипло дышал, и от усталости его шатало. Китаб, по-прежнему без сознания, висел на его плече.

-- Ты сумасшедший, -- сказал ему Замиль. -- Оставь уже китаба, он все равно не выживет! Тебе бы самому выжить!

-- Иди, -- светлые глаза Острона сверкнули с неожиданной яростью. -- Иди и молчи.

И прошел мимо опешившего нари, тяжело переставляя отнимающиеся ноги.

-- Вот проклятый упрямец, -- пробормотал себе под нос Джалал. -- Оставь его, Замиль. Идем.

Ночь уже почти совсем опустилась на Хафиру. Таким же черным и беспросветным было их отчаяние; по грязному лицу Дакира даже какое-то время текли слезы, прочертив светлые борозды в пыли. Один Острон продолжал идти вперед, согнувшись под тяжестью чужого тела, и хотя он несколько раз уже падал на колени, он неизменно поднимался и продолжал шагать. Поначалу остальные стражи останавливались и принимались уговаривать его; в последние два раза они уже просто молча устало ждали, пока он встанет.

-- Все бесполезно, -- первым сдался узколицый марбуд и плюхнулся прямо в песок под ногами. -- Мы никуда не придем. Уже темно, и солнце почти село.

-- Остановимся на ночлег, -- без особой надежды в голосе предложил Джалал. -- Быть может, завтра...

-- Все напрасно, -- вторил Дакиру Замиль, рассерженно шлепнулся рядом с ним и вытянулся. -- Мы все умрем.

Остальные тоже остановились, переглядываясь; кто-то сел, кто-то еще стоял на ногах.

Острон все это время продолжал идти вперед, глядя только себе под ноги. Он даже потерял свой хадир, и его непослушные торчащие волосы темнели над смуглым лицом. Раненый китаб по-прежнему болтался на его плече.

Замиль и Дакир, сидевшие рядом, бессмысленными взглядами проводили его, когда он прошел мимо.

А он остановился и поднял голову.

-- Я вижу что-то светлое, -- прохрипел Острон. -- Впереди.

От этих слов подскочили все, даже валявшийся Замиль; первым радостью озарилось круглое лицо Зината.

-- Он прав! -- заорал нари, приплясывая. -- Он прав! Я вижу стены города!

***

Ему было тепло и так уютно, что совершенно не хотелось шевелиться. Вот бы так лежать всю жизнь. Никаких тебе опасностей. Никаких приключений. В Хафиру это все...

Хафира.

Холодная мысль вырвала Острона из блаженного забытья. Хафира! Марид. Отрубленная рука Басира. Муть. Марево. Разрывающая легкие боль.

Он открыл глаза. Вокруг был сумрак, но того рода, какой бывает днем в комнате с прикрытыми окнами; он повернул голову и обнаружил тонкую девичью фигуру на краю своей постели.

Да, он лежал в постели. Это заставило его вскинуться.

-- Острон! -- воскликнула Сафир, оборачиваясь. -- Острон, ты проснулся!

-- Что с Басиром? -- хрипло спросил он. -- Басир жив?

-- Басир?.. А, тот китаб, которого ты принес на себе? -- она улыбнулась ему, совсем по-доброму, и что-то мокрое капнуло ему на руку. -- Острон, мы все так гордимся тобой, ты не представляешь...

-- Он жив?

-- Да. Еще немного, и его бы уже не спасли, но вы пришли вовремя, -- ответила Сафир, утирая слезы. -- Во имя Мубаррада, Острон, это было ужасно! Когда командир Усман вернулся с остатками отряда, и мы узнали, что тебя среди них нет... Честное слово, я сама была готова идти в Хафиру или гнать Аделя, и командир Усман тоже собирался отправляться туда на поиски, и он уже почти ушел, но тут часовые на южной стене увидели вас.

-- А... -- выдохнул Острон. -- Я, честно признаться, ничего не помню с того момента. Увидел что-то белое на горизонте, а потом отрубился... как остальные?

-- Они такое рассказывали, -- глаза Сафир расширились, она взмахнула руками. -- Как ты практически в одиночку убил марида! Как ты нес на себе этого Басира, не сдаваясь, и...

Острон счастливо рассмеялся и откинулся на подушку. Теперь все, о чем она говорила, казалось ему старым безобидным сном. Почти весело. Подумаешь, проблуждали по Хафире почти три дня. Ерунда...

-- Марида мы зарубили все вместе, -- возразил он.

-- Но ты вытащил человека! Они до самого дома тебя несли с почетом, будто ты какой-нибудь командир, -- заулыбалась и девушка. -- Все в один голос говорили, какой ты молодец. И сегодня с утра двое из них заглядывали, но ты еще спал.

-- Я счастлив, -- он закрыл глаза. Ее теплая ладонь легла на его запястье. -- Я обещал тебе, что вернусь, и вернулся.

-- А я-то как счастлива, дурак, -- прошептала Сафир.

***

Следующее утро полнилось посетителями. Острон, в общем-то, чувствовал себя достаточно отдохнувшим и даже хотел еще потренироваться с Халиком, но Сафир оказалась непреклонной и заставила его лежать; заглянувший в спальню дядя только посмеялся в усы.

-- Хафира тебя не одолела, -- сказал он. -- Но женщина хуже Хафиры. Лежи и не дергайся, Острон.

Пришлось остаться в постели. Первым, как ни странно, пришел Адель; точнее говоря, носатый нари попросту ворвался в комнату, распахнув дверь, и взволнованно воскликнул:

-- Они нашлись?

-- Кто -- они? -- не без ехидства поинтересовался Острон, которому было почти удивительно видеть своего главного соперника таким растрепанным. Адель наконец уставился на Острона.

-- Ублюдок! -- сказал он. -- Все так волновались за вас! Надеюсь, ты еще с месяц проваляешься в постели и никому не будешь причинять хлопот.

С этим он попытался придать себе надменный вид и вышел, как и вошел.

-- Адель хотел идти искать тебя вместе с командиром, -- пробасил Халик, сидевший с трубкой у окна. -- Но пришла его очередь идти в дозор с отрядом на север, и ему ничего не оставалось. Он только что вернулся, наверное, как услышал, что вы вернулись, так и кинулся сюда.

-- Ты выдумываешь, -- пробормотал Острон, возвращаясь к книге, которую для него принес прошлым вечером Усман. Командир выглядел растроганным и заявил, что парень "далеко пойдет". -- Адель меня ненавидит. И я его тоже. Он, наверное, радовался до слез.

-- Дурак ты, Острон, -- беззаботно ответил слуга Мубаррада. -- Если бы ты узнал, что отряд Аделя пропал без вести в Хафире, ты бы порадовался?

-- Ну... нет.

Халик только улыбнулся.

Ближе к обеду пришел Замиль, уже в новенькой рубахе и чистый, конечно; на его щеке было два пореза, а в темных глазах -- какой-то странный намек на стыд.

-- Как себя чувствуешь? -- спросил он, отводя взгляд. Острон пожал плечами.

-- Я хотел идти тренироваться сегодня, но меня не выпускают из постели.

-- Ну и правильно, -- буркнул нари. -- В общем, я хотел извиниться.

-- За что?

-- Мы все были неправы, -- и Замиль вскинул подбородок, наконец осмелившись взглянуть в лицо Острона. -- Басира можно было спасти. Но если б не ты, он бы погиб. Когда командир узнал, что мы хотели его бросить, все, кроме тебя... нам, в общем, сильно влетело.

Острон рассмеялся.

-- Нет, -- сказал он, -- это я такой дурак. Нам просто повезло. Ведь все могло сложиться иначе, и мы все бы погибли в Хафире из-за моей глупости.

-- Победителей не судят, -- как-то быстро сказал Замиль и ушел.

Обед Сафир принесла ему в спальню; Острон впервые в жизни ел в постели, и это его смутило. Но она так настаивала, что он побоялся возражать ей. После обеда пришел посетитель, которого он сам очень хотел увидеть.

Дверь открылась, и в спальню вошел рослый ассахан в цветастом халате, на этот раз с легкомысленным узором. Ему пришлось нагнуться, чтобы не стукнуться о притолоку; роста гость был почти одного с Остроном. Подняв голову, он тут же расплылся в широкой улыбке.

-- Так и знал, что выкарабкаешься, -- сообщил Абу Кабил и сложил руки на широкой груди. Тюбетейка опять сидела на нем криво, а его длинные светлые волосы рассыпались по плечам. Острон вскинулся, глядя на кузнеца.

-- Я очень хотел поблагодарить тебя, Абу, -- сказал он. -- Если б не Сафир, я бы уже сам пришел к тебе. Твой ятаган спас жизнь нам всем. Ты как будто знал!..

-- Знал что? -- тот поднял брови.

-- Что мы встретим марида, -- ответил Острон. -- Ведь твой ятаган сделан не из стали, верно? Правда, сколько бы я ни рассматривал его, никак не могу понять, что это за металл.

Абу хитро улыбнулся.

-- Это секрет мастерства, я тебе его не скажу. Рад, впрочем, что та железка пришлась так кстати.

-- Ты ведь пришел забрать его? -- неуверенно спросил парень и потянулся за ятаганом, лежавшим на столике.

-- Ты что, подарки не забирают, -- отмахнулся кузнец. -- Я пришел узнать, как ты, только и всего! Ты же, как-никак, будущий великий герой Эль Хайрана. Уже почти настоящий, о тебе все только и болтают.

-- Никакой я не герой, -- улыбнулся ему Острон. -- Спасибо, Абу. Я тебе жизнью обязан.

-- Тю-у, ничем ты мне не обязан. Ну ладно, -- ассахан вскинул правую ладонь. -- Я пойду. Еще свидимся.

-- Да пребудет с тобой Ансари!

-- Угу.

После ухода Абу Кабила Острон еще долго лежал, счастливо улыбаясь и глядя в потолок. Как же ему все-таки повезло! Конечно, там, в Хафире, у него и в мыслях не было, что его поступки потом будут так хвалить. В Хафире Острон думал совсем о других вещах. А теперь он выяснил, что все это очень неплохо. Он действительно почти стал героем! Несмотря на то, что всегда считал себя неспособным на героизм: куда ему, дядя вечно поддразнивал его насчет нерешительности, даже Сафир казалась увереннее его. Острон полагал, что он недостаточно смелый для того, чтобы быть героем вроде Эль Масуди, которого обожал в детстве, когда бабки рассказывали ему сказки.

Хотя, может быть, настоящие герои вовсе не такие безрассудно-смелые, как их описывают.

Может быть, ими даже и вообще не рождаются, а становятся.

***

С возвращения из Хафиры прошло четыре дня; Острон уже получил божественное разрешение Сафир на продолжение тренировок с Халиком, но когда попытался сунуться на обычные утренние тренировки в цитадели, получил от Усмана на орехи: командир ясно дал ему понять, что раньше чем через неделю видеть его не желает. Вздохнув, Острон вернулся домой. Хотя бы у Халика не было особых предрассудков по поводу хрупкости своего ученика.

-- Там, в Хафире, я узнал, что могу чуять маридов, -- сказал тогда Острон, после очередной тяжелой тренировки, в результате которой ему несколько раз чувствительно прилетело по лицу. Халик, набивавший трубку, хмыкнул.

-- Это означает, что ты поистине отмечен Мубаррадом, мальчик, -- пробасил он. -- В день, когда ты родился, на небе взошла счастливая звезда.

-- Может, я и людей научусь чувствовать? -- мечтательно заметил Острон, потирая оцарапанную щеку. -- Пока что у меня такое ощущение, что марида проще учуять, чем тебя, например.

-- Пф-ф, -- ответил Халик.

В тот день из-за того, что у него стало больше времени, Острон отправился бродить по городу; он мог бы читать книгу дома, но ему хотелось погулять. Лето близилось к концу, и солнце светило уже не так жарко, а по ночам теперь каждый раз приходилось растапливать очаг. К счастью, дядя Мансур к тому времени достаточно охотился, и на постоялом дворе, на котором они по-прежнему жили, скопилось большое количество теплых шкур.

Он как раз вышел на площадь перед главными воротами города, северными, когда стражники на башнях забеспокоились. Один из них громко крикнул, склонившись:

-- Открывай ворота, быстрее!

Острон заинтересовался и подошел поближе к воротам; он видел, как створки раскрываются, впуская солнечный свет.

В раскрывшейся щели скользнула чья-то одинокая тень. Потом Острон увидел и всадника; лошадь истекала пеной, а человек, почти лежавший на ней, был грязным, растрепанным и без головного убора.

Люди, бывшие на площади, кинулись к нему.

Воин почти обессиленно сполз на землю; Острон был одним из тех, кто отчетливо слышал, что он прохрипел.

-- Нужна подмога... серединные посты вот-вот падут...

Фарсанг шестой

Новость разнеслась по городу быстрее пожара. Встревоженный, Острон побежал в цитадель вместе с другими стражами, где и остановился во дворе: несший караул у ворот часовой решительно вошел в крепость, чтобы доложить обо всем самому генералу. Остальные толпились на площади, ожидая известий о решении Ат-Табарани. Острон заметил белое лицо Муджаледа, вышедшего из дальней двери караулки, подошел к нему, осторожно обходя стоявших людей. Командир глянул на парня.

-- Что происходит? -- спросил он.

-- Плохие вести, командир, -- отозвался Острон. -- Только что приехал всадник с серединных постов. Он сказал, что посты вот-вот падут, нужны подкрепления.

Муджалед нахмурился.

-- И это когда у самого города тишь да гладь, -- нерешительно добавил парень, оглядываясь. Люди большей частью молчали, нервно выглядывая на главные ворота крепости. -- Прямо даже не верится.

-- Такое ощущение, что одержимые сосредоточились на центральной части стены, -- буркнул Муджалед, оглаживая свою бороду-косицу. -- Это мне не нравится.

-- Потому что до серединных постов далеко, и они могут не устоять? -- спросил Острон. Командир только покачал головой.

Наконец ворота крепости распахнулись, и в тень, отбрасываемую башнями, ступил сам Ат-Табарани. Острон видел его второй раз в жизни и с интересом вытянул голову; старик и теперь не носил никакого головного убора, демонстрируя бритую голову, покрытую седой щетиной, и его глаза в складках морщин строго осмотрели собравшихся на площади. Взгляд у генерала был тяжелый.

-- Хамур, -- выкрикнул он, увидев кого-то среди воинов; рослый боец в хадире вышел вперед, повинуясь зову, и вскинул правую руку.

-- Да, генерал.

-- Собери отряды, -- велел Ат-Табарани, хмурясь. -- Тысяча человек должна отправиться на подмогу на запад.

-- Этого хватит, генерал?

-- Кто ты такой, чтобы спрашивать меня? -- буркнул старик. -- Делай, что велено.

Отдав такой приказ, Ат-Табарани развернулся и ушел обратно в цитадель. Острон оглянулся на Муджаледа, который стоял рядом, закусив нижнюю губу.

-- В городе останется восемнадцать тысяч, -- сказал командир, заметив его взгляд. -- Ат-Табарани не хочет ослаблять Тейшарк. Он прав: пока стоит город, серединные посты всегда можно отвоевать.

-- Но этой тысячи действительно хватит, чтобы удержать их теперь? -- спросил Острон. Премудрости войны для него, конечно, были загадкой; он задал этот вопрос больше из любопытства.

-- Должно хватить, -- буркнул Муджалед. -- Конечно, пойдут лучшие из лучших.

-- Ты не в их числе?

-- ...Нет.

На бледном лице командира пробежала тень; Острон догадался, что Муджалед, может быть, с удовольствием отправился бы на сражение, но он был всегда верен своему долгу стража -- и генералу.

С такими новостями Острон возвращался на постоялый двор, где в главном зале сидели дядя Мансур и Халик и курили трубки, перебрасываясь короткими репликами. Увидев парня, дядя сокрушенно покачал головой, и Острон машинально принялся поправлять хадир, который, конечно, за время беготни по улицам города сбился и сидел криво.

Выслушав его рассказ, дядя пожал плечами: он с самого начала счел генерала разумным человеком и полагал, что нет смысла сомневаться в его действиях. Халик задумчиво принялся выбивать пепел из трубки.

-- Ат-Табарани много лет стоял во главе восточной твердыни, -- наконец сказал здоровяк. -- Он знает, что делает.

-- Почему у тебя такой вид, будто что-то не так? -- поинтересовался Острон.

Халик поднял на него взгляд и рассмеялся.

-- Ты привык внимательно наблюдать за мной даже не во время тренировки, а? Меня беспокоит Мутталиб, парень.

-- А чего это он должен тебя беспокоить?..

-- Подождем -- увидим.

***

Отряд в тысячу человек ушел из города в тот же день, ближе к вечеру. Конники небольшими группами направлялись к главным воротам и, выехав за них, поворачивали налево. Широкая мощеная дорога шла вдоль стены Эль Хайрана, которая незыблемым монолитом высилась над Хафирой, скалилась на юг зубчатыми башнями. Острона всегда поражал этот вид; временами, когда у него было свободное время, он забирался на одну из самых высоких дозорных башен города, с востока или запада, и подолгу смотрел, как могучая стена, шириной в две касабы, вьется между скалами, разделяя серые владения темного бога и Саид. Даже одна мысль о том, какой титанический труд многих тысяч, если не миллионов людей воздвиг такое сооружение, приводила его в восхищение. Стена тщательно охранялась; равномерно по всей ее длине были расположены дозорные посты, и между ними постоянно патрулировали отряды. В чем-то стена была похожа на твердую, но надежную веревку, протянутую между двумя столбами: Тейшарком с востока и Залманом с запада, и эта веревка долгие сотни лет сдерживала угрозу темного бога.

Последняя группа конников выехала за ворота, и они закрылись; город зажил своей прежней жизнью. Вечер был на удивление тихим, ни дуновения ветерка, и небо медленно лиловело, а потом покрылось яркими звездами. Никак не хотелось верить, что где-то на западе идет кровопролитная битва, в которой погибают люди, отражая натиск одержимых.

Наутро Острон направился в цитадель; скорее всего, Усман опять прогонит его, но у него теперь был веский аргумент: воинов в городе осталось меньше, и каждый ятаган на счету.

Одноглазый командир обеспокоенно переговаривался с каким-то стражем в алом халате, пока вокруг него собирались новобранцы. Острон немного неуверенно подошел к ним поближе, но говорили они тихо, и слов он не разобрал. Заметив его, Усман поманил его к себе.

-- Я пришел на тренировку, -- сказал парень.

-- Хорошо, хорошо. Я подумал, ведь Муджалед привел вас в город, верно? Может, ты захочешь с ним попрощаться.

-- ...В смысле?

-- Сегодня утром, -- пояснил Усман, -- наместник Мутталиб отдал приказ отправить еще пять тысяч всадников на запад. Муджаледа он поставил во главе. Это большая честь... и опасность.

-- Они еще не ушли? -- воскликнул Острон, нервно оглянувшись.

-- Нет. Косматый, скорее всего, собирается, -- командир пожал плечами. -- Ты найдешь его на верху караульной башни Рабата, там его комнаты. Иди, у тебя еще есть время до начала тренировки.

-- Спасибо, командир, -- отозвался Острон и бросился бежать. Через площадь, к внешней стене цитадели, в которой располагались караульные башни; в них жили стражи, и некоторые новобранцы в том числе. Он взбежал по коротким ступенькам и нырнул в темноту башни, не обращая внимания на людей, полез по приставной лестнице к люку, который вел наверх.

Дверца была незаперта, и Острон, не подумав, распахнул ее и забрался в комнату. Люк захлопнулся за ним; Муджалед, стоявший возле письменного стола, резко обернулся. На его голове не было хадира, и вид у командира был немного растрепанный.

-- ...А, это ты. Услышал новость, верно? -- спросил Косматый. Ему не зря дали такую кличку, хотя, может, следовало звать его просто волосатым: копна светлых, как лен, волос ниспадала по его спине до самого пояса.

-- ...Да, -- растерялся Острон. -- Извини, что так ворвался. Я боялся, что не успею.

-- Да ладно. Усман сказал тебе, верно?

-- Да. Он сказал, тебя назначили во главе пятитысячного отряда... нет, это уже, наверное, нужно называть маленьким войском.

-- Все верно. И я выполню свой долг, -- Муджалед поджал губы. -- Хотя этот приказ мне совсем не нравится.

-- Почему?

-- Вроде бы, все правильно... но знаешь, парень, не нравится мне оставлять Тейшарк с таким маленьким количеством защитников.

-- Ничего себе маленьким! -- удивился Острон. -- В городе остается тринадцать тысяч.

-- Для города, в котором живет почти шестьдесят тысяч простых горожан, этого мало, поверь мне.

-- Но Мутталиб, наверное, знает, что делает? К тому же, все разведчики говорят, что в Хафире спокойно.

-- ...И на вашу группу напал марид.

Острон осекся. На лице Муджаледа мелькнула невеселая улыбка.

-- Я долго думал об этом, -- сказал командир. -- Все никак не мог понять, что мне тут не нравится. Дело в том, парень, что мариды -- своего рода соглядатаи. В отличие от ворон, они не могут перебраться через стену Эль Хайрана, но в Хафире, конечно, они куда опаснее. И их почти невозможно заметить.

-- Но он напал на нас... если бы он был соглядатаем, разве он стал бы выдавать свое присутствие?

-- Ты не забыл, что вас было всего восемь человек, и наверняка на лицах у вас было написано, что вы молокососы? -- усмехнулся Косматый. -- Марид решил, что вы -- легкая добыча. Ему хотелось крови. Откуда же этой твари было знать, что Абу Кабил милостиво даровал тебе свой чудесный клинок.

Острон задумался. Теперь он мог понять, отчего так встревожен Муджалед; картина складывалась достаточно ясная.

-- Ты сказал об этом Мутталибу? -- спросил он. -- Ведь если он сам не догадался, необходимо предупредить его.

-- Ха. Попробовал бы ты сам что-нибудь сказать ему, Острон. ...Ладно, я должен собираться, извини. Спасибо, что пришел.

-- Удачи тебе, Муджалед, -- искренне сказал парень. -- Да пребудет с тобой Мубаррад... и вообще все шесть богов. Надеюсь, мы с тобой еще увидимся.

-- Я тоже, -- коротко ответил Косматый, отворачиваясь. Острон вздохнул и начал спускаться по лестнице.

***

Осенний ветер принялся дуть в то утро и не унимался еще два дня; старики на улицах временами поднимали головы к нему и бормотали что-то про косонг и нерасположение богов. Острон в названиях ветров (а их было не меньше шестнадцати, да еще у каждого племени -- свои, особенные) не очень разбирался, но косонг, дувший с юга и несший на город пыль Хафиры, ему точно не нравился.

Он как раз только что закончил тренировку с Халиком и уныло втирал мазь, выданную ему Сафир, в синяк на предплечье, когда Халик выглянул во двор и сообщил:

-- К тебе какой-то паренек, Острон. В дом заходить наотрез отказался, так что выйди к нему, пока этого доходягу ветром не сдуло.

Острон удивленно поднял брови: он слыхал о древней традиции, бытовавшей среди оседлых племен, по которой человек, считавший себя сильно ниже по положению, не входил в дом вышестоящего без приглашения, но еще он знал, что эта традиция почти изжила себя. В любом случае, кто в целом Тейшарке мог быть ниже по званию, чем глупый новобранец Острон? С этой мыслью он поспешил выйти со двора, пересек холл, в котором уже устроился со своей трубкой слуга Мубаррада, и открыл парадную дверь.

У порога мялся Басир. Халик верно выразился: "доходяга". Китаб был бледен, как дорогая бумага, и широкая рубаха висела на нем, как на пугале. Один рукав хлопал на ветру.

-- Басир, -- воскликнул Острон. -- Ты чего стоишь? Заходи. Ты же еще до конца не оправился, а если тебя продует?..

Паренек склонил голову и покорно проследовал за Остроном в теплый холл постоялого двора. Тот закрыл дверь.

-- Я пришел поблагодарить тебя, -- все еще стоя на коврике у входа, торжественно произнес Басир, -- и сказать, что моя жизнь в твоих руках. Я готов отдать ее за тебя, если понадобится... хотя, наверное, ни для чего я не нужен.

С этими словами он повесил голову. Острон совершенно растерялся. Халик еле слышно ухмыльнулся в бороду где-то в другом конце холла; на бледном лице китаба сквозило отчаяние.

-- ...Садись, -- наконец собрался Острон и почти силой повел гостя к пуфикам у одного из окон. Басир заколебался: с одной стороны, он явно считал себя не вправе сидеть, будто почетный гость, с другой, ведь это Острон, его спаситель, пригласил его сесть. Наконец китаб неловко плюхнулся на пуфик. Острон сел напротив.

-- Не думай о таких глупостях, -- сказал он. -- Твоя жизнь -- только твоя собственная. Мне ничего от тебя не надо, я тебя вытаскивал потому, что ты мой товарищ.

Он хотел подбодрить этим китаба, но лицо того еще больше осунулось как будто. Всем своим существом Басир напоминал в тот момент песчанку, сжавшуюся под взглядом совы.

-- Конечно, тебе от меня ничего не надо, -- пробормотал китаб. -- Никому от меня ничего не надо больше. ...Извини. Просто после того, как я потерял правую руку, дорога в стражи мне закрыта. Меч держать я не могу. Не знаю, что мне делать с собой.

Острон сообразил быстро; почти все молодые люди в Тейшарке были стражами или хотели ими стать, но перед ним сидел человек, который больше не мог быть стражем.

-- Ты окажешь мне большую услугу, если станешь помощником библиотекаря в цитадели, -- серьезно сказал он. -- Уверен, отсутствие руки там тебе не помешает, и ты будешь приносить пользу.

-- ...Правда? -- Басир вскинул на него взгляд, в котором замерцала надежда. -- Но все говорят, что старый библиотекарь сошел с ума.

-- Конечно, нет. Он, разумеется, с большим рвением относится к своему делу и к книгам, но он не безумен, -- улыбнулся Острон. -- Я как раз хотел отнести ему одну книгу, которую командир взял для меня. Если хочешь, пойдем вместе. Я поговорю со стариком.

-- Тогда пойдем, -- вскочил Басир. -- ...Ой, или ты собирался идти позже?

-- Нет, отчего, можно и сейчас. Я и так обещал Абу, что буду заглядывать к библиотекарю -- поболтать, -- ответил Острон. -- Но времени пока не нашел. Пойдем, я только возьму ту книгу.

Китаб послушно подождал на первом этаже, пока Острон поднялся в свою комнату и взял книгу, которую ему принес Усман; надев хадир, он спустился обратно. Вдвоем с Басиром они направились привычной дорогой к цитадели.

Народу в крепости стало заметно меньше. Острон припомнил слова Муджаледа и вздохнул; он, впрочем, все равно не мог ничего сделать, если уж Косматый не мог. Оказавшись в темном коридоре, Острон уверенно направился в сторону библиотеки. Басир шел следом; китаб явно нервничал.

-- Не беспокойся, -- сказал ему Острон. -- Старик может быть вспыльчивым, конечно, и очень трепетно относится к книгам -- но ты ведь китаб, а ему нравятся китабы.

-- Ну, я по крайней мере умею читать, -- вздохнул тот за его спиной.

Он открыл тяжелую дверь и первым вошел; в маленьком зале библиотеки было, как и в прошлый раз, темно, но Острон уже знал, чего ожидать, и громко спросил:

-- Господин Фавваз, ты здесь?

Тишина. Басир переступил с ноги на ногу.

-- А-а, -- вдруг раздался старческий голос позади; Острон обернулся и обнаружил, что библиотекарь сидит на лавке и трет глаза. -- Кто разбудил меня. Это ты, мальчишка нари. А с тобой кто?

-- Это Басир, -- представил своего спутника Острон. -- Ты ведь говорил, что у тебя нет помощников? Почему бы тебе не взять Басира?

Старик даже вздернулся, вперил тяжелый взгляд в китаба. Потом вздохнул и поднялся со скамьи, кряхтя. Его белая рубаха выделялась в сумраке.

-- Однорукий помощник, -- проворчал Фавваз, направляясь к двери в библиотеку и распахивая ее. -- Много ли от него толку.

Басир понурился, глядя на свободно висящий пустой рукав.

-- Все лучше, чем никого, -- не сдавался Острон.

-- Я умею писать левой рукой, -- вдруг неуверенным голосом произнес Басир. Фавваз немедленно обернулся и сипло протянул:

-- А-а, ты умеешь писать. Надо же. Сейчас не многие это умеют. Ну-ка иди сюда.

Он поковылял прочь, в широкий коридор, соединяющий четыре зала библиотеки. Острон и Басир пошли за ним; в круглой части коридора, посреди шкафов с книгами, стоял широкий стол с пюпитром. На пюпитре лежала раскрытая книга, а перед ней -- несколько листков бумаги.

-- Сядь, -- велел библиотекарь. Китаб опустился на стул. -- Перепиши первую строчку из книги на чистом листке, я посмотрю, на что ты годишься.

Острон почти завороженно смотрел, как Басир аккуратно берет перо, набирает чернил и медленно, старательно выводит завитушки букв. Поначалу листок неудобно елозил под его левой рукой, тогда он, позабывшись, прижал бумагу обрубком правой.

-- Гм-гм, -- прокряхтел Фавваз, запуская корявые пальцы в бороду. -- Умно. Писать справа налево левой рукой, и ничто не размажется.

Басир завершил переписывать строчку и с надеждой поднял взгляд.

-- Вижу, ты китаб, -- сказал библиотекарь. -- Из какого ты сабаина?

-- Кель Ахаггар, -- ответил тот. -- Я сын Акифа, внук Фараха.

По морщинистому лицу Фавваза было ничего не понять, но Острон вдруг почувствовал, что библиотекарь стал более расположен к своему предполагаемому помощнику. Он ободряюще улыбнулся Басиру из-за спины старика.

-- Ладно, -- наконец буркнул Фавваз. -- Может, и будет от тебя толк. А ты с чем пришел, нари? Вижу у тебя книгу. Давай ее сюда, давай.

Острон вручил книгу библиотекарю. Тот быстро проверил страницы, огладил переплет смуглыми ладонями. Кивнул сам себе.

-- Можно ли взять еще книгу? -- спросил Острон. -- Мне так интересно было читать про историю Тейшарка.

-- Ага, -- хмыкнул старик, -- можно. Ты книг не портишь. Подожди, я принесу тебе одну.

***

Осень понемногу вступала в свои права. Жители города вздохнули с облегчением; жара спадала. Ветры, впрочем, никого не радовали, мели по улицам серый песок, трепали листья пальм. В тот день небо с утра было затянуто облаками; они не рассеивались до самого вечера, и после обеда Острон этому был рад: во время тренировки с Халиком он стянул с себя хадир и накидку, остался в простых рубахе и штанах, которые не сковывали движений. Глаза его были привычно закрыты. Верзила передвигался совершенно бесшумно, то и дело внезапно подкрадываясь с разных сторон, и отражать наносимые им удары было тяжело, но Острон не сдавался. Ему начало казаться, что у него получается; один удар даже удалось полностью блокировать, а еще от двух уклониться.

Тишина. Даже когда человек закрывает глаза, он не погружается в абсолютную тьму слепоты; Острон мог определить, в какой стороне дом, по падающей тени, изредка шорох чужих ног давал ему знать, где стоит Халик.

Он мгновенно услышал, как из дома вышел кто-то неспешной походкой, остановился и принялся, видимо, наблюдать. Острон слышал всего три или четыре шага, но он определил, что это мужские шаги: значит, либо дядя Мансур, либо Адель, других обитателей на постоялом дворе по-прежнему не было.

-- Адель, -- наугад сказал он.

-- А, -- протянул знакомый голос в ответ. -- Догадался. Ты все еще не поставил крест на этих тренировках?

-- С чего бы мне ставить на них крест?

-- Сколько я ни смотрю, ничего не меняется. Халик неделю назад наставил тебе синяков, а сегодня я вижу новые. Их количество возрастает.

-- Эти я заработал на тренировках у командира Усмана, -- несколько уязвленно возразил Острон, касаясь пальцами лица: на виске была желтоватая почти зажившая царапина, еще одна, похожая -- на подбородке.

-- Ну да, конечно, -- рассмеялся его главный соперник. -- Не смог уклониться от ударов какого-нибудь молокососа.

-- Вообще-то нет. К нам приходил один из почетных стражей, чтобы продемонстрировать свои приемы владения ятаганом, а я вызвался быть его противником.

Краем уха он услышал смешок Халика, в следующее мгновение -- легкий порыв, движение воздуха; в самый последний момент Острон резко присел и почти чудом избежал крепкого удара по уху.

-- Не отвлекайся на болтовню, -- напомнил ему слуга Мубаррада. -- Адель, тебе нечем заняться?

-- За вами интересно наблюдать.

-- Ничего интересного, -- фыркнул Острон, выпрямляясь. -- Мне кажется, у меня стало лучше получаться, Халик.

-- Не расслабляйся.

Острон не ожидал нового удара так быстро и не успел закрыться, когда раскрытая ладонь впечаталась ему под ребра. Больно не было, но воздух из него вышибло. Это его немного смутило, но больше всего выводил из себя смех Аделя.

-- Тебе всего лишь кажется, -- сказал носатый. Острон выпрямился снова и сжал кулаки. Адель все-таки отвлекал его; почему Халик не попросит его уйти? Если бы это Халик сказал, Адель бы послушался, с Халиком спорить чревато. Но слуга Мубаррада почему-то молчит. Слышно: ухмыляется. Где-то совсем близко. Чувствуя перемещение воздуха около себя, Острон медленно начал поворачиваться. Он почти учуял новый удар, но не успел; Халик ребром ладони больно треснул его по ключице, второй рукой поймал за вихры и дернул вперед. Острон нелепо взмахнул руками, потеряв равновесие, в следующий же момент сильные руки поймали его спину и подтолкнули, придавая вращение; парень шлепнулся на плиты дворика, едва не покатившись, и от неожиданности раскрыл глаза.

-- ...Ай! Халик, так нечестно! -- заорал он, вскакивая. Язвительный смех Аделя взбесил его еще больше; Халик тоже засмеялся, но не обидно, и пожал широкими плечами.

-- Учиться тебе и учиться, -- сказал слуга Мубаррада. -- В настоящем бою нет такого понятия, как "честно" или "нечестно".

Острон надулся. Он видел, как Адель, все еще фыркая, ушел со двора, и бессильно потряс кулаком ему вслед.

-- Ублюдок, -- пробормотал он. -- Зачем ты его не погнал в шею, Халик? Он же помешал нам. Ты из-за него закончил тренировку раньше, чем обычно, да?

-- Может быть. В любом случае, Острон, тебе нужно учиться хладнокровию. Нельзя вестись на насмешки.

-- Как же на них не вестись? Он меня бесит.

-- Чтобы чужой смех совершенно не трогал человека, он должен быть абсолютно, полностью уверен в себе, -- пояснил Халик. -- Чтобы всегда точно знать, что смеющиеся над ним враги ошибаются. Насмешки Аделя задевают тебя, потому что ты и сам не уверен в том, правда это или нет.

-- Конечно, нет, -- разозлился Острон. -- Он просто завидует мне. После возвращения из Хафиры прямо прохода мне не дает, постоянно задирает, ты же заметил? Ему покоя не дает то, что я с таким шумом оттуда вернулся.

Халик посерьезнел будто, но ничего на это не ответил.

-- Тренировка окончена, -- сказал он. -- Свободен.

Это оставило Острона в недоумении наедине со своей нежданной свободой; солнце еще не село, хоть и почти не показывалось из-за облаков, город жил своей жизнью, даже Сафир не вернулась с тренировки, и дома делать было решительно нечего. Поразмыслив, он направился в сторону стрельбища: идея насчет того, чтобы встретить девушку и вместе с ней вернуться на постоялый двор, показалась ему недурной.

Встретив пару знакомых стражей, Острон поднялся по широкой улице и прошел под тенью стены, окружавшей цитадель. Еще не успев дойти до стрельбища, он уже слышал громкие крики Сумайи, отдававшей ученикам приказы.

-- Натянуть тетиву! Отпускай!

Улыбаясь, Острон обогнул ограждения и обнаружил к своему полному неудовольствию, что Адель, оказывается, все это время был на несколько шагов впереди.

-- Что это ты здесь делаешь? -- надменно поинтересовался носатый, обнаружив врага. Острон подобрался, готовый к перебранке.

-- Из-за тебя Халик рано отпустил меня, -- ответил он. -- Я и пришел сюда, чтобы встретить Сафир с тренировки. А ты что тут забыл?

Адель вскинул подбородок, пытаясь смотреть на Острона сверху вниз; получалось не очень, потому что Острон был немного выше.

-- Я ее жених, -- сказал Адель. -- Почему я встречаю Сафир с тренировки, это должно быть понятно. Вот чего мне не понять, так это почему ее встречаешь ты.

-- Жених? Насмешил. Сафир не давала тебе своего согласия.

-- Ее отец дал мне согласие!

-- Но ее отец мертв. Теперь Сафир сама отвечает за свою жизнь. Что-то я не припомню, чтобы она хоть раз подтвердила твои претензии.

Носатый нахмурился. Острон говорил правду; но даже не это беспокоило Аделя, сколько то, что Сафир в последнее время куда чаще разговаривала с этим лохматым выскочкой. И теперь поводы для беспокойства у него были веские: до своей проклятой вылазки в Хафиру Острон мог надеяться, в общем, на то, что он дольше знает девушку, проведя с ней почти всю жизнь в одном племени. Теперь Сафир еще и восхищалась тем, как он мужественно вытащил на себе раненого товарища.

Острон знал, что Адель познакомился с Сафир на одном из базаров на берегу реки Харрод, около полугода назад, весной. Он сам тогда не обратил на незнакомого парня никакого внимания, даже не запомнил его: в конце концов, на базаре собиралось много племен. Ясные девичьи глаза, видимо, в тот раз настолько запали носатому в душу, что тот приехал свататься.

-- Но и не отвергла их, -- нашелся Адель. -- Ты, конечно, друг ее детства, -- готов поспорить, она, наверное, до сих пор видит в тебе сопливого мальчишку, -- но не лезь к ней, ясно? Иначе что скажут почитатели великого героя, который вынес из Хафиры товарища на своих плечах, когда узнают, что этот герой бесславно пытается отнять чужую невесту?

Острон громко фыркнул, всем видом демонстрируя, что оценил шутку. В его близко посаженных глазах мерцала злость.

-- Когда я услышу из уст Сафир, что она собирается за тебя замуж, тогда я буду обращаться с ней, как с чужой невестой. Впрочем, вряд ли она соберется, ведь ты просто хвастун, Адель. За все два месяца ты ни разу не был в Хафире, все северные земли патрулируешь, а? На самом деле у тебя от одной мысли о Хафире поджилки от страха трясутся, я угадал?

Это было уже чересчур; Адель сжал кулаки. Острон вновь улыбнулся и будто невзначай положил ладонь на рукоять ятагана Абу, который теперь почти всегда носил на поясе. В ответ носатый схватился за свой ятаган. В таком положении их и застала Сафир, которая подошла к ним, на ходу снимая тетиву с лука.

Заметив ее приближение, оба парня резко попытались скрыть напряжение, неловко заулыбались ей.

-- А мы тут решили тебя встретить, -- сказал ей Острон. Сафир перевела взгляд с одного на другого и хмыкнула:

-- Вижу. Никак опасаетесь, что из-за угла одержимый выскочит?

-- А?..

-- Что?

-- С какого перепуга, я спрашиваю, вы держитесь за ятаганы? -- рассердилась девушка и хлопнула древком лука по плечу сначала одному, потом другому. Они смущенно переглянулись и убрали руки.

-- Это привычка, -- первым сообразил Адель. -- Я большую часть времени провожу за городом, там опасно. А этот зазнайка, наверное, просто стремится принять позу погероичнее.

-- На самом деле он подражает мне, -- заговорщически подмигнул Острон. В следующий момент они оба уставились друг на друга с яростью; Сафир не выдержала и рассмеялась.

-- Идемте, -- сказала она. -- Не лопни от злости, Адель, пожалуйста. К тебе это тоже относится, Острон.

***

Круглая тюбетейка бросилась ему в глаза через половину улицы, к тому же, ассаханы были не самым многочисленным народом в черте города, поэтому Острон еще до того, как нагнал цветастый халат под этой тюбетейкой, знал, кто это.

-- Абу, -- радостно окликнул он, заглядывая ему в лицо. Кузнец немедленно расплылся в улыбке.

-- А, наш герой идет. Куда направляешься? На тренировки вроде бы поздновато?

-- Я только что закончил тренировку с Халиком, -- ответил Острон, -- хотел заглянуть в библиотеку: книжку вернуть надо, к тому же, хочу узнать, как дела у Басира. Помнишь, я говорил тебе, тот паренек теперь помощником у Фавваза.

-- Ха, ну тогда его точно надо проверить: жив ли еще, -- расхохотался Абу Кабил. -- Я тоже иду в библиотеку, но я хотел там кое-что взять.

-- Здорово, пойдем вместе. А что, в библиотеке и вправду много книг по кузнечному ремеслу?

-- Не то чтобы, -- неопределенно ответил кузнец, -- но я ведь не только их читаю.

-- А ты вообще очень ученый, -- заметил Острон, вышагивая рядом с Абу; роста они были примерно одинакового, но кузнец казался больше из-за ширины своих плеч. Несмотря на прохладную погоду, одевался он по-прежнему, как летом, и пожалуй, его кожаные сандалии на фоне сапог остальных идущих по улице людей бросались в глаза.

-- Отец хотел сделать из меня лекаря, -- отозвался беспечно Абу. -- Заставлял много учиться, писать и читать. Да меня все эти его травки не интересовали, металлы -- вот что интересно. Во всяком случае, отцова наука пошла мне на пользу: никто бы не подумал, что некоторые лекарства можно не только больным давать, но и использовать в кузнечном деле!

-- Ух ты, ты почти выдал мне секрет мастерства, -- заметил Острон, и они расхохотались. -- Ты, случаем, не хочешь взять меня в ученики?

-- Делать мне нечего!

Смеясь, они вошли во двор цитадели и пересекли площадь. В самой крепости разговаривать казалось неловко: здесь стояла такая торжественная тишина, что неволей оба замолчали. Острон шел рядом с кузнецом по знакомому коридору и думал, что, в общем-то, почти ничего не знает об этом человеке. Да и Абу Кабил, пожалуй, не много знает о приветливом нари, который иногда заходит к нему посидеть и поболтать: Острон мало рассказывал ему.

И несмотря на это, отчего-то Острону нравился Абу Кабил. Он подумал: быть может, потому, что веселый человек кажется неспособным на подлость или ложь. Потому что когда человек улыбается тебе, невольно хочешь улыбнуться ему в ответ.

В маленьком холле библиотеки было на удивление светло; кто-то притащил сюда стол, и на подушке сидел Басир со смешно сдвинутым набекрень шахром, обрубком правой руки он ловко придерживал листок бумаги, а его левая неустанно выводила красивую вязь букв. Когда открылась дверь, Басир поднял голову, и шахр с нее свалился на пол.

-- Привет, -- улыбнулся Острон. -- Ты, я смотрю, занят.

-- Пишу с утра до ночи, -- отозвался китаб, взъерошил лохматые волосы. -- Господин Абу Кабил? Ты к библиотекарю? Старик спит в зале Нари.

-- Пусть спит, -- пожал плечами кузнец. -- Я пока похожу по залам, посмотрю книги.

Сказав это, он уверенно открыл дверь в библиотечный коридор и выскользнул туда тенью; для своих размеров временами Абу Кабил двигался на удивление бесшумно. Острон и Басир остались вдвоем.

-- Как дела? -- спросил нари. Китаб немного застенчиво улыбнулся, отчего на его левой щеке появилась глубокая ямочка.

-- Я опять оказался обязан тебе, Острон. Старик много ворчит на меня и дает тьму заданий, -- он кивнул на лежащую перед ним книгу, -- Зуфию я уже целую неделю переписываю, и конца-края ему не видно, но знаешь... наверное, мне и нужно сейчас заниматься сразу кучей дел. Это не дает мне думать о плохом. К тому же, я чувствую, что приношу пользу. -- Он поднял обрубок руки. -- Даже это мне не мешает, хотя я думал, что с потерей руки вся моя жизнь закончилась.

-- Я рад, -- искренне ответил Острон. -- Что сумел помочь и тебе, и Фаввазу. И ничего это мне не стоило.

Тут распахнулась дверь, и в холл буквально влетел старый библиотекарь; его седые волосы растрепались, рубашка развевалась, будто у привидения.

-- Ага, бездельник! -- заорал он, торжествующе воздев палец. -- Уже закончил переписывать?

-- Нет, господин Фавваз, -- мирно ответил Басир, снова берясь за перо. -- У нас посетители, я прервался всего на минуту.

-- Рассказывай мне тут, -- понемногу сдулся Фавваз и обернулся к Острону. Его глаза блеснули в свете лампы. Острон состроил физиономию и выудил из-под накидки книгу, протянул ее; старик тут же схватился за нее и знакомо проверил, лаская ее ладонями, будто котенка.

-- Целая, -- наконец сказал он. -- Это уже не похоже на совпадение. Никак ты умеешь ценить книги, парень. Тебя все еще интересует история?

-- Меня все интересует... помаленьку, -- улыбнулся Острон. -- А ты хотел еще что-то посоветовать мне, господин Фавваз?

-- М-м, -- старик обернулся, будто прислушиваясь. -- Кто-то еще в зале!

-- Это Абу, -- торопливо окликнули его хором парни; старик уже развернулся и хотел нестись, чтобы поймать и, возможно, покарать дерзкого посетителя. Услышав знакомое имя, Фавваз остановился на полпути.

-- А-а, Абу Кабил, -- вздохнул он. -- Опять ему неймется. Только вчера... нет, позавчера он расспрашивал меня о древней истории племен.

-- Его что, тоже интересует история? -- удивился Острон. -- Я думал, он все-таки больше про свое ремесло читает.

-- Его тоже, -- Фавваз опустил брови, -- все понемногу интересует. Тот еще умник, этот Абу. Но тебя, мальчик, привлекают сравнительно недавние события. А его -- то, что случилось настолько давно, что уже никто толком не знает истины.

Сказав это, старый библиотекарь все-таки устремился в коридор, а Острон от неожиданности пошел следом. Басир остался за своим местом, обнаружил, что головной убор его давно валяется на полу, и поспешно принялся прилаживать его на место на затылке.

-- Насколько же древние это события? -- спросил Острон, догнав ковыляющего Фавваза. -- Как стена Эль Хайрана строилась, что ли?

-- Нет, -- покачал старик головой. -- Еще давнее того. Времена сотворения мира его волнуют, то, как родились боги, да еще всякие пророчества.

-- Какие еще пророчества?

-- Ну, например, -- раздался у него за спиной голос Абу Кабила; Острон едва не подпрыгнул. -- Одно пророчество гласит, что однажды не в меру любопытный мальчишка получит по затылку.

В следующую секунду Острон получил по затылку. Кузнец легонько щелкнул его сзади, да еще хадир смягчил удар, тем не менее он возмущенно обернулся.

-- Абу! Чего это я не в меру любопытный?

-- Мир тебе, господин Фавваз, -- проигнорировал его кузнец. Библиотекарь сипло рассмеялся.

-- Да пребудет с тобой Ансари. Ты уже нашел книгу, которая тебя заинтересовала бы?

-- Вот эту, -- Абу Кабил продемонстрировал очень старую, потрепанную книгу в кожаном переплете. Фавваз нахмурился, перехватил ее и бережно погладил по корке, потом кивнул.

-- Неохотно даю ее тебе, -- сказал он. -- Но ты умеешь обращаться со старыми драгоценными книгами, как никто. Надеюсь, этот однорукий мальчишка когда-нибудь научится так же.

-- Благодарю тебя, -- Абу Кабил склонил голову и, заговорщически улыбнувшись Острону, пошел прочь. Острон остался стоять, приложив ладонь к затылку.

-- Древних пророчеств наши предки оставили предостаточно, -- пробормотал Фавваз, глядя вслед кузнецу; тот прошел по коридору и закрыл за собой дверь. -- Но все они ясны примерно так же, как вода в Хафире.

-- Совершенно непрозрачная, -- машинально ответил Острон, потом обернулся к библиотекарю. -- То есть, понять их невозможно?

-- Что-то вроде того, -- хмыкнул старик и неспешно побрел в зал Нари. -- Их можно трактовать. И большинство из них можно трактовать как угодно. До сих пор неясно, сбылись ли они или еще нет, и сбудутся ли когда-нибудь вообще.

Острон заглянул в арку. Такое огромное количество книг до сих пор впечатляло его; он начинал двигаться куда осторожней, оказываясь в этих залах, потому что отчего-то очень боялся что-нибудь задеть и уронить. Библиотекарь шел вдоль полки, и его сухие узловатые пальцы скользили по корешкам, будто проверяя.

-- Столько старых книг, -- еле слышно вздохнул старик. -- Столько книг разрушается от времени... Я переписывал их, пока рука моя не ослабла. Но их хватит еще на одну жизнь.

-- Поэтому ты посадил Басира переписывать?

-- Да, да. Я велел ему отбирать самые старые, самые разваливающиеся и переписывать их. У мальчика хороший почерк, несмотря на то, что он пишет левой рукой. Есть одно пророчество, -- неожиданно добавил Фавваз, -- которое очень интересовало Абу Кабила еще лет десять назад. Когда он только пришел в город. Это, пожалуй, единственное пророчество, которое можно толковать почти однозначно.

-- О чем в нем говорится? -- спросил Острон.

-- Когда мир окутает тьма, -- просипел Фавваз, нахмурившись, -- и надежда начнет таять, ее прощальный луч зажгут шесть богов. Последние из последних пойдут в бой и одолеют темного бога навсегда.

-- Ух ты, -- без особого восхищения заявил парень. -- Мне кажется, таких пророчеств должна быть целая прорва. Я давно заметил, люди, особенно старые, просто обожают говорить о конце света и о том, что раньше-то все было лучше, песок был желтее и солнце не так палило. ...Извини, к тебе это не относится. Но, в общем, любая бабка в моем племени могла еще кучу с горкой напророчествовать.

Фавваз рассмеялся.

-- Когда я был молод, -- сказал он, -- я думал так же, как ты. Но знаешь, одно меня озадачивает; наверняка то же самое, что и Абу.

-- Что?

-- Ты встречал Одаренных, парень?

-- ...Одного, -- немного неуверенно ответил Острон. -- Он был из джейфаров. Я встретил его совсем недавно.

-- А слыхал ли ты о них?

-- Ну конечно!

-- О тех из них, кто живет в наше время, -- уточнил старик. Это заставило парня задуматься.

-- Слыхал о нари, который спасал людей из огня, -- припомнил он рассказ Сунгая. -- Но мне сказали, что он был древний старик и уже, наверное, помер. Муджалед еще как-то говорил о том, что раньше в Тейшарке жили двое... но они тоже мертвы.

-- О чем и речь, -- вздохнул Фавваз. Его руки ловко извлекли с полки книгу и принялись ее ощупывать. -- Одаренные -- надежда всех племен, мальчик. Надежда... тает.

-- Но...

-- Я ничего не говорю, -- немедленно перебил его старик. -- Ступай себе вообще домой, если не будешь брать книгу.

С этими словами он сунул том, который держал, на место и спешно пошлепал прочь.

***

В тот день у Халика (впервые за два с лишним месяца) нашлись какие-то свои дела. Дядя Мансур уже вторые сутки охотился в северных землях, и Острон остался совершенно один; даже книги у него с собой не было, и он как раз раздумывал о том, не сходить ли до библиотеки, чтоб заодно поболтать со стариком Фаввазом и его помощником, или до мастерской Абу -- хотя в это время дня кузнец, скорее всего, работает в кузнице.

Занятый такими мыслями, парень извлек из белых ножен ятаган и принялся натирать его тряпицей, хотя, в общем-то, чудный металл не нуждался в чистке. Острону просто нравилось прикасаться к клинку, ощущать его легкость.

Он чуть не порезался, когда распахнулась дверь. На пороге стоял Адель; лицо у него было грязное, бурнус весь в пыли. Видимо, только что вернулся из очередного похода. Их глаза встретились: глупо вышло, Острон чувствовал всю нелепость момента, он так уставился на вошедшего, будто ожидал, что явится сам Мубаррад, и надо было что-то немедленно сказать, чтобы развеять это ощущение.

-- А, -- протянул он деланно-равнодушно, -- отважный страж безопасных земель явился. К сожалению, добавить про "не запылился" -- не могу, потому что запылился.

-- Пошел ты в Хафиру, -- буркнул Адель, снимая бурнус. -- Сам-то все в городе сидишь, великий герой. Внутри стен небось легко хвастаться, как ты с одержимыми воевал?

Острон не ответил, вернувшись к оружию. Обмен любезностями был, в общем-то, завершен: в последние две недели они регулярно при встрече говорили друг другу нечто подобное. А большую часть времени молчали (особенно в присутствии других людей). Халик и дядя Мансур легко могли их высмеять, а перед Сафир было неудобно.

-- Никогда не пойму, зачем Абу Кабил дал тебе этот меч, -- тем временем сказал Адель, умывавшийся в медном тазике у входа. Хадир он снял, чтоб не мешался, и положил рядом на подушку; длинные волосы рассыпались по плечам. -- Ты же им зарежешь сам себя когда-нибудь.

-- Что, хочешь такой же? -- хмыкнул Острон; лезвие ятагана сверкнуло в свете, падавшем из окна. -- Иди поклянчи у Абу, вдруг он даст тебе какой-нибудь оплавок.

-- Я мог бы купить такой меч, если бы хотел, -- вскинулся сердитый Адель. -- У меня-то, в отличие от некоторых, водится золото.

-- Что ж ты до сих пор не купил? Только ходишь и на мой ятаган заришься?

-- Ничего я не зарюсь. Мне Сафир жалко, -- носатый скорчил рожу. -- Ей же тебя придется перевязывать, в случае чего.

-- Не беспокойся, я знаю, с какого конца за ятаган берутся, -- раздулся Острон. Адель громко презрительно фыркнул.

-- Ну-ну. Поэтому, значит, Сафир уже не в первый раз тебя перевязывает.

-- Может, тебя ни разу не доводилось перевязывать потому, что ты все по безопасным северным хамадам бродишь?

-- Не думай, что моему отряду ни разу не приходилось драться! Только вчера мы завалили пустынного льва!

-- ...Вдесятером. Конечно, -- протянул Острон. -- Или вас там двадцать было? Молодец, Адель, ты такой герой.

-- Мы, между прочим, делимся и ходим в разведку по двое, -- оскорбился тот.

-- Рассказывай, ага. Тебя ведь не проверишь. Может, ты и с толпой маридов дрался?

-- Нет, -- носатый побагровел. -- Но я встречал маридов. Мой лучший друг погиб от клинка этой твари!

-- И ты, конечно, ничего не смог сделать, стоял и смотрел.

-- Что ты вообще знаешь!

-- Я знаю, как драться с маридами.

-- Если тебе однажды повезло, это еще не означает, что повезет и в другой раз!

-- Мне все время везло до сегодняшнего дня, -- невозмутимо сказал Острон, чувствуя, что выигрывает: он нашел слабое место Аделя. -- Все мои друзья живы, отчасти благодаря моему везению. Жаль, что ты не можешь сказать о себе того же.

-- Ублюдок, -- прошипел Адель, хватаясь за рукоять ятагана. -- Сейчас тебе очень не повезет, слышишь?

-- Давай, попробуй, -- ответил Острон и поднялся. -- Убийца пустынных львов и котят.

Дважды приглашать носатого было не нужно; Острон еще не успел до конца выпрямиться, как Адель кинулся на него, одним огромным прыжком одолел расстояние от двери до соперника и обрушил ятаган.

Силы ему было не занимать; Острон с тревогой почувствовал, как немеет рука, удерживавшая меч в неудобном положении. Ему пришлось спешно отскочить в сторону, едва не потеряв равновесие. Адель впал в ярость и сразу же бросился во второй раз, и его движения были быстрыми, как взмахи птичьих крыльев. Острон с трудом успевал отбивать удары, в груди прочно поселилась паника: до сегодняшнего дня он не встречал по-настоящему сильного соперника, который бы сражался с ним всерьез. Адель был силен. Может быть, он действительно большую часть времени бродил по северным землям, изредка сталкиваясь лишь с хищниками, но за его плечами был опыт, которого не было у Острона, тот опыт, который можно получить лишь в множестве смертельных схваток.

-- Что же ты, а? -- орал Адель, перепрыгивая через пуфики; Острон пытался уйти от него, перевернул стол, опрокинул тазик и расплескал воду. -- Мариды -- куда более сильные мечники! Давай, ударь меня хоть раз, герой!

Острон не ответил, но его эти слова настолько взбесили, что он бросился вперед, не помня себя. Холодная сталь просвистела совсем близко. Что-то ожгло живот. Он занес ятаган, но резкая боль не дала завершить удар, и Острон промахнулся. Рубашка быстро намокала. Он опустил удивленный взгляд.

Звякнул выпавший из руки меч.

-- Эй, -- услышал он голос Аделя, будто сквозь туман, -- т-ты чего? Зачем ты... сам полез на ятаган, как сумасшедший... п-постой, Острон!..

***

Темнота.

Опасность. Надо уходить отсюда. Ничего не видно... где-то здесь, в этом сумраке, кроется нечто большое... огромное, необъятное...

И ледяное.

Он так близко, протяни руку -- и коснешься, только само прикосновение принесет гибель. Свет навсегда погаснет, безумная ярость охватит гибнущий рассудок, и...

Мутные воды, покрытые блестящей черной пленкой, и изломанные, покореженные деревья. Сухой, мелкий, как пыль, песок -- остатки того, что некогда было цивилизацией.

Он висел над этим миром, разрушенным дотла, уничтоженным, сгоревшим; у него не было тела, ни рук, ни ног -- ничего. Серое отчаяние пеплом присыпало душу. Внизу простерлась мертвая пустыня, седая, упокоившая в своих барханах обломки человеческих жизней. Только дикие твари блуждали по ней, потерянные, но и им оставалось совсем недолго; неспособные рождать новую жизнь, они угаснут, как последние огоньки.

Неба не было.

Над умершим Саидом простиралась бесконечная чернота; абсолютная, такая полная, что казалось, что она душит тебя.

Серое, могучее нечто ворочалось совсем рядом с ним. Это нечто пугало и вместе с тем завораживало; оно было живым и в то же время мертвым, его было возможно чуять -- но не видеть и не осязать.

Узри, прошелестел бесплотный голос. То, чем скоро станет Саид.

Он хотел закричать, но у него не было ни голоса, ни глотки, чтобы издавать звуки; он хотел бежать, но у него не было тела, чтобы двигаться.

Это неизбежно, добавил голос. Мир погибнет. Он обречен, и те, кто обрек его -- вы, люди.

***

На постоялом дворе царила суматоха и паника. К счастью Аделя, в тот самый момент, когда Острон бессильно сполз на пол, вернулся Халик; верзила мгновенно оценил обстановку и легко, как ребенка, поднял парня на руки, отнес в комнату, снял с него рассеченную спереди рубашку и велел Аделю принести воды. Адель боялся даже взглянуть на рану, но все равно краем глаза увидел, что она глубокая и длинная.

Остаток дня Адель казнился в зале на первом этаже, не решаясь соваться в комнату, где Халик с Сафир и позванным ими лекарем пытались остановить кровь; это оказалось мучительно трудно и долго, несколько раз Сафир выбегала из комнаты с выражением совершенного ужаса на лице, выливала воду из тазика во дворе, возвращалась с новыми повязками и наполняла кувшин из стоявшей на кухне бочки.

Поздно вечером, когда вернулся дядя Мансур с двумя подстреленными им козами, кровь наконец остановилась. Лекарь, поправляя круглую шапочку-рафу, что-то негромко говорил ему, пока Адель нервно мялся у окна и ожидал неминуемой смерти. Наконец лекарь ушел, а старик обернулся к Аделю.

-- Мубаррад с нами, -- неожиданно севшим голосом произнес он. Адель вздрогнул: таким господина Мансура он еще не видел никогда. Будто годы внезапно обрушились на его непокорную голову и прижали собой к земле.

-- Ч-что сказал лекарь? -- сипло спросил его Адель.

-- Он умирает, -- был жестокий ответ.

На этот раз Адель решился подняться в комнату Острона. Он услышал всхлипыванья Сафир еще до того, как открыл дверь; когда же он вошел, ему померещилось, будто Острон уже умер. Узкое лицо его вечного соперника было бледным, как воск, щеки запали и заострились крылья крупного носа. Он, впрочем, все-таки дышал, хотя медленно и очень тихо.

-- С-сафир, -- прошептал Адель. -- Я...

-- Уйди, -- ответила девушка. -- Я никогда тебя не прощу.

Он виновато опустил взгляд; внутри что-то горело и скукоживалось. Адель закрыл дверь с другой стороны.

Ночью поднялся сильный ветер, почти ураган; Адель скорчился на полу под окном, слушая его вой. У другого окна в полной темноте сидел господин Мансур и курил трубку; его контуры виднелись на фоне чуть светлого квадрата. Внезапно что-то ясно сверкнуло, заставив их обоих вздрогнуть. Оглушительная тишина стояла несколько мгновений, а потом небо раскололось пополам.

Еще какое-то время ветер бушевал на пустых улицах города, шурша поднятыми тучами песка; ливень хлынул неожиданно и мгновенно, за тонкими стенами дома все ревело и грохотало, будто тысячи львов носились за стадами антилоп, и молнии сверкали теперь непрестанно, и через почти что равные и очень короткие промежутки времени раскалывалось небо. Адель зажал уши, не в силах выносить этот шум.

Свет то и дело вспыхивал в окнах и вдруг рассек зал почти надвое; вместе с ним ворвался грохот бегущей воды и холодный запах мокрого камня. Адель подскочил, следом поднялся и господин Мансур, удивленно оборачиваясь.

На пороге стоял кто-то огромный, похожий на гигантскую черную птицу. Парень даже схватился за рукоять ятагана. Но в следующее мгновение незваный гость скинул с себя мокрый плащ, окатив его потоками воды, и свету явился Абу Кабил, в расшитом крупными цветами халате и привычных сандалиях, только ноги его были настолько покрыты грязью, что казалось, будто он в сапогах.

-- Где он? -- хмуро спросил кузнец. Адель только раскрыл рот, но господин Мансур соображал быстрее и указал на лестницу. Не снимая сандалий, Абу Кабил поспешил в ее направлении и взлетел на второй этаж, хлопнул дверью. Он напугал Сафир, все еще сидевшую у постели умирающего; постоянные вспышки молний освещали лицо Острона, выбелив еще больше.

-- Иди вниз, -- велел ей Абу Кабил непривычным суровым тоном. -- И чтоб никто сюда не заходил, пока я не скажу.

-- Но... -- она вскочила, повернув к нему зареванное лицо.

-- Я же ассахан или кто? -- рассердился он и извлек из-под полы халата небольшой кулек. -- Вон, женщина!

Не помня себя, Сафир буквально скатилась по лестнице. Там ее встречали напуганный Адель и дядя Мансур, старик поймал ее за плечи и усадил на подушку возле низкого столика. Было слышно, как кузнец наверху захлопнул дверь.

-- Во имя Мубаррада, -- пискнула девушка, -- он точно знает, что делает?

-- Хуже уже не будет, -- сурово ответил дядя. -- Парень потерял так много крови, что спасет его только чудо. Если оно вдруг приняло облик Абу Кабила -- я не возражаю.

Дождь прекратился, так же резко, как и начался; в пустыне ливни никогда не бывают затяжными. Теперь снова станет сухо еще на полгода, а то и целый год, как повезет. Воздух был приятно влажным и прохладным, и сидевшие в зале постоялого двора люди понемногу продрогли.