С обеих сторон от него уходили вдаль стены, выложенные из тускло-красного кирпича, почти совсем почерневшего от времени. Щербатые, с черными оскалами окон, между стен — разбитая дорога, покрытая пылью, а над головою небо темно-малинового цвета, совершенно безумное, медленно вертящееся вокруг единой незримой точки — красной мигающей звезды.
Все было как надо; он глянул себе под ноги и обнаружил, что кеды его тоже все в пыли, некогда белые носы их совершенно посерели, а джинсы заляпаны темной краской.
Он шагнул вперед.
Улица шла под откос, никуда не сворачивая, кособокие кирпичные дома, некоторые с глинобитными надстроенными вторыми этажами, некоторые наполовину разрушенные, — все они теснились вокруг него, давили, молчали. Красная звезда продолжала мигать далеко впереди, наверху.
Вот глаза его различили еле видимый в багровом тумане силуэт другого человека, идущего ему навстречу. Он остановился; человек продолжал идти, приближаясь. Он знал, кто это.
Будь осторожен, прошелестел в ушах тихий бесполый голос.
Ты никак не научишься контролировать себя.
— Может, и не хочу, — сердито отозвался Леарза.
Человек был уже почти рядом. Видно стало, что он одет в изрядно запыленный плащ с высоким воротником, и само лицо его, казалось, вылеплено было из дорожной пыли, тонкое, ломкое, а глаза настолько светлые, что можно было подумать, что они мерцают золотом.
И ты ведь не думаешь, будто избавишься от нас.
— Да черт с вами. Эй, Эль-Кинди! Что это за место?
— Ты должен сам знать.
Леарза принялся оглядываться, вертя головой; малиновое небо по-прежнему крутилось над ним, со звездою в центре, и убогие домишки вокруг жались друг к другу, как напуганные воробьи. Розоватая пыль медленно оседала в воздухе.
— Ну и к одной матери, — буркнул наконец Леарза, опуская взгляд. Земля разверзлась под ногами; домишки резко взмыли, будто небо поглотило их, всосало в себя. Чернота окружила двоих стоящих ровно людей, а потом Леарза сделал шаг, другой… разбежался и прошел прямо насквозь, так что хлопнул чужой запыленный плащ; перед ним закружилась серебристая мерцающая дымка, начала опадать в пустоте, выкладывая собою тропинку.
Он протянул руку в никуда, и другая рука встретила его ладонь. Это была женская рука, с тонкими пальцами, с черной грязью под ногтями, с кожей смуглой, красноватого какого-то оттенка; Леарза коротко рассмеялся и повлек ее к себе.
Она вынырнула из бездны, шагнула на серебристую тропу рядом с ним. Она была чуточку выше его ростом, черноокая, лицо ее отлито из меди, неподвижное, как у статуи. Она молча сделала жест, приглашая его за собой, и он пошел, не отпуская ее горячей ладони.
Безымянная женщина вела его в черноту, но где-то вверху, высоко над ними, по-прежнему мерцала неподвижная красная звезда. Звезда вдруг оказалась большим фонарем, висевшим в центре гигантского мрачного холла, со всех сторон сыпались ослепительные белые брызги, серебристая дорога превратилась в металлический мост. Женщина продолжала идти вперед, и Леарза шагал следом.
Она что-то хотела показать ему; что-то важное. И он шел, он тоже хотел это узнать, увидеть…
Мир покачнулся.
— Скорее, — одними губами произнес Леарза.
Еще один толчок.
— Бежим!
Они побежали; но поздно, мост уже заваливался, и искрами нещадно обожгло его правую щеку. Чужая ладонь в его собственной медленно начала таять. Все белело, заливало пламенем, падало, исчезало…
— Черт побери! — заорал Леарза, вскидываясь.
Корвин буквально отпрыгнул от него, непроизвольно выругался; на какое-то время в комнате воцарилась немного удивленная тишина, китаб сидел, тяжело хватая воздух ртом, в постели, андроид осторожненько отошел к самой двери, наконец негромко заметил:
— Не ожидал, что ты так вскинешься. Извини.
— Это ты извини, — выдохнул Леарза, принялся ожесточенно тереть лицо руками. — Мне снился сон…
— Да я уже понял, — пробормотал Корвин, немного расслабился и опустился на стул. — У тебя тут будильник надрывался добрых полчаса, а ты дрых, как ни в чем не бывало. Я подумал, люди обычно не ставят будильник без особой нужды…
— Точно… спасибо, что растолкал меня, — он потянулся за планшетом, экран которого все еще светился, и обнаружил, сколько времени. — Черт!..
— …Кажется, я лучше пойду…
Все еще несколько удивленный, Корвин незамеченным выскользнул из комнаты, по которой метался руосец, очевидным образом едва не проспавший что-то важное для себя. Не прошло и пятнадцати минут, как Леарза, подхватив в холле свою ветровку, крикнул:
— Вернусь вечером! Пока!
И с этим убежал.
Андроид, которому до вечера необходимо было закончить статью, только покачал головой и пошел к себе.
Леарза между тем, чертыхаясь и дважды уронив на бегу планшет, добрался до стоянки аэро, расположенной на крыше дома, где плюхнулся на сиденье своей машины и тронул ее с такой скоростью, что едва не столкнулся с другим аэро, собиравшимся парковаться.
Только тогда немного успокоился и еще раз посмотрел на часы.
Они договаривались встретиться возле больницы; Эннис сегодня заканчивала суточное дежурство и освобождалась рано. Он страшно боялся опоздать, хотя в итоге оказался на месте за пять минут до назначенного времени и еще ждал ее, топтался на площадке для аэро, когда она наконец поднялась к нему и еще издалека окликнула:
— Леарза!
Он стремительно обернулся к ней. Она шла по площадке, и ветер швырял ее волосы, трепал короткий плащик. Оказавшись возле руосца, она с улыбкой протянула ему руку, которую он мягко пожал.
— Куда пойдем сегодня? — весело спросила она; он смотрел в ее лицо, недоверчиво произнес:
— Ведь ты устала.
— Ничего, мне удалось немного поспать, — беспечно возразила Эннис. Потом склонила голову набок, подняла брови и коротко рассмеялась, потянулась к нему руками; Леарза несколько озадаченно стоял смирно, пока она поправляла ему воротник, но что-то все ей не нравилось, наконец она сообразила и воскликнула: — Да ты футболку наизнанку надел!
— …Правда? — глупо спросил он.
— Признавайся: ты чуть не проспал и собирался за пять минут.
— Ну…
— Пойдем ко мне, — предложила Эннис. — Раз уж мы оба такие невыспавшиеся, поваляемся на диване.
Возразить ему на это было нечего, и вскоре они уже направлялись к ней домой; в гостях у Эннис он ее ни разу не был и не без любопытства обнаружил, что она живет в пригороде Ритира, в районе, который уже нельзя было бы отнести к высотному городу, но все-таки дома здесь были в основном четырех- и пятиэтажные, кажется, очень старой застройки, — хотя, может быть, это была только имитация старины.
Квартирка у нее была маленькая, всего две комнаты, и тоже будто в стиле давно ушедшего времени, и после королевского беспорядка Корвина, к которому Леарза успел привыкнуть, выглядела особенно опрятной. Они вдвоем неловко толклись на кухне, потом пили кофе с печеньем, наконец перебрались на тот самый диван; Эннис действительно залезла на него с ногами и обняла подушку, а Леарзе не сиделось, он вскоре поднялся и подошел к книжным полкам напротив, принялся рассматривать стоявшие на них вещи.
— Давно ты живешь одна? — спросил он.
— Несколько лет, — сказала Эннис. — С тех пор, как начала учиться на врача. Моя семья живет на Сиде, в Квинлане. Это милый усадебный район, очень старый, совсем маленький. Он построен в узкой длинной долине, на берегу морского залива.
— Профессор Квинн говорил как-то, что твоя мама — его младшая дочь…
— Верно, — улыбнулась она. — Дедушка и сам когда-то жил в Квинлане, и там до сих пор живут все мои родственники: дядя и две тети с семьями.
— А бабушка? — вырвалось у Леарзы; его вдруг осенило, что если у профессора Квинна есть дети и внуки, то должна была быть и жена.
— Бабушка умерла, когда я была еще маленькой, — сообщила Эннис; лицо ее сохранило свое безмятежное выражение. — Она тоже работала в научно-исследовательском институте, но она была физиком по образованию. Во время очередного их эксперимента что-то пошло не так, и вся лаборатория взлетела на воздух. Такое иногда случается.
— …Прости.
— Да ничего, я ведь почти и не помню ее.
Леарза смолчал и отвернулся к полке; спокойствие Эннис в очередной раз напомнило ему о том, что ему никогда не нравилось в обитателях Кеттерле.
Тут взгляд его упал на двухмерную фотографию в рамке, стоявшую между кошачьей статуэткой и вазочкой.
— Это… ты? — спросил Леарза, бездумно протягивая руку.
— А… да, — отозвалась девушка.
На фотографии изображены были трое; взрослые люди, мужчина и женщина, держали на руках крохотного совсем ребенка, годовалого, быть может. Оба счастливо улыбались; ребенок потешно раскрыл рот.
— Это бабушка с дедушкой, — сказала Эннис. — Они тогда еще жили с нами в Квинлане. Это было незадолго до того, как бабушка погибла. Дедушка очень тяжело переживал ее смерть, не мог больше оставаться в доме, в котором они счастливо прожили много лет, а тут как раз разведчики обнаружили Венкатеш, и он уехал… а когда вернулся, то предпочел оставаться в ксенологическом.
Леарза потерянно молчал, рассматривая людей на фотографии. Взрослая женщина чем-то определенно была похожа на саму Эннис, с такой же открытой и доброй улыбкой на лице. Муж ее держал обеими руками ребенка, выставив перед собой, словно дорогой приз, а она положила ладонь на его локоть.
Леарза по-прежнему стоял спиной к ней и не видел, что улыбка сошла с ее усталого лица; Эннис опустила голову, разглядывая собственные пальцы.
— Я знаю, ты думаешь, что мы такие бесчувственные, — тихо добавила она. — Что мы столь равнодушны к чужой смерти, — да хоть бы и к своей собственной, — что продолжаем улыбаться, кажется, даже на похоронах. Но понимаешь… это наш способ справляться с горем и болью. Тоже, наверное, неидеальный… не думать о плохом, не плакать, закрыть все в самом потайном уголке сознания и никогда не возвращаться, только наедине с собой, по ночам.
— Извини, — глухо отозвался Леарза. — Я дурак.
Описать, какое произошло столпотворение после случившегося, одними словами было бы невозможно. Гомон людских голосов достигал небес; сперва пораженные вестью о неудавшейся попытке убийства, теперь уже они и не вспоминали ни об убийстве, ни о самом Кандиано, который с того момента исчез из Централа навсегда, и даже говорить о нем стало неприличным (Витале Камбьянико расстроен был тем, что обоих братьев Наследник попросту проигнорировал, но ничего не мог поделать с этим).
Все только и говорили в тот день, что о таинственном инопланетянине, который скрывался среди бездушных, да еще и пробрался во дворец самого Наследника. Хотя сам Фальер и все сопровождавшие его давно ушли, никто никак не хотел расходиться с площади, и только двоюродные братья Моро и Дандоло, обеспокоенные судьбой своего старшего товарища, кое-как выбрались из толпы, почти бежали по пустым улицам.
— Несчастный упрямец, — воскликнул Тео, оглядываясь. — Что теперь с ним будет!
— Я думаю, его отправят в один из уединенных монастырей в степи, — ровно отвечал Виченте, — Наследнику не нужна его смерть, если ты этого боишься. Смерть может сделать его мучеником за истину. К тому же, видел ты, как потрясен был случившимся Мераз? Боюсь, этим они действительно сломали его. Теперь он будет преданно служить Фальеру, потому что милость Наследника поразила его в самое сердце.
— Да черт с ним, с Меразом! — отмахнулся Теодато. — …Силы небесные! Они действительно все это время были среди нас! А ты смеялся надо мной!
— Кто мог подумать!
Теодато замедлил шаг и рассмеялся, запрокинув голову; Виченте тоже вынужден был притормозить, оглянулся на него, нахмурился.
— Ну, чего ты радуешься? Погоди, еще неизвестно, что будет дальше. Этот Фальер может взять и решить, что инопланетян нужно прогнать к чертовой матери.
— Да ведь он объявил во всеуслышание, что хочет, чтоб этот Касвелин был их официальным представителем, — возразил Тео. — Значит, между нашими цивилизациями установятся дипломатические отношения.
Виченте только махнул рукой и пошел дальше, делая такие длинные шаги, что Теодато пришлось бежать за ним едва ли не вприпрыжку, чтобы не отстать.
— Да куда ты несешься!..
Они вернулись домой, но и там не могли найти себе покоя, к тому же, в гостиной смуглый Нанга, служивший семейству Дандоло едва ли не с рождения, осторожно как-то обратился к Теодато:
— Господин Теодато… это правда? Ну, что инопланетяне…
— Да, — отозвался тот, поначалу не обратив внимания, — один из них притворялся бездушным, но Наследник раскрыл его.
Нанга так и остался стоять, глядя на своего хозяина широко раскрытыми круглыми глазами.
— Ведь это значит, что начнется война, господин Теодато? — не сразу спросил он. Теодато раздраженно передернул плечами.
— С чего ты взял! Зачем нам воевать с ними? Они не желают нам зла. Они почти такие же люди, как и мы, и выглядят ровно так же, как ты или я.
Нанга промолчал; Виченте нахмурился, потом отошел к наполовину закрытому гардиной окну и закурил.
— Впрочем, все решит Наследник, — уже спокойнее добавил Теодато. — …Ну что ты так смотришь, Нанга? Напугался?
— Ведь они уничтожат нас, — тихо сказал бездушный. — Так говорится в пророчествах.
— Какие еще пророчества! — совсем уж взбесился Тео, замахал руками, принялся ходить по комнате туда и обратно. — Заладили, как дураки: пророчества, сказки! С тех пор, как мы воевали с ними, прошло несколько тысяч лет! Столько времени, сколько в твоей глупой голове никогда в жизни не уместится! Мы изменились за это время, они изменились! Вот мой отец и отец господина Виченте ненавидели друг друга, это что, обязывает нас оставаться врагами? Виченте мне не сделал ничего дурного, и точно так же мы, нынешние мы, ничего не сделали нынешним им, как и они нам!
Бездушный ничего не ответил, так и стоял, только опустил темную голову.
— …А, — раздраженно протянул Теодато. — Ступай, Нанга. Все равно ты этих инопланетян еще очень нескоро увидишь, если увидишь вообще. Небось они так и будут сидеть на какой-нибудь космической станции и общаться с одним Фальером и его советниками!
Нанга послушно вышел прочь, оставив братьев наедине.
— Они боятся, — негромко произнес Виченте, по-прежнему глядя в окно. — И, я готов поспорить, многие из аристократов тоже боятся, только скрывают это.
— Я знаю, — горько согласился Теодато. — Сколько криков было, когда вернулись космонавты! Каждый второй орал, что пора готовиться к страшной войне. Некоторые особенно одаренные личности вовсе ринулись к Реньеро Зено, записываться в национальную гвардию. Даже мой папаша тогда, когда я их навестил и рассказал последние новости, произнес дурацкую напыщенную речь, где настойчиво предлагал мне проявить всю возможную и невозможную доблесть и использовать свой талант против инопланетян…Они не идиоты, потому и скрывались все это время. Знали…
— Интересно, каким образом Фальер раскрыл их, — пробормотал Виченте. — Уж не благодаря ли собственному таланту?
— Может быть. Я лично никогда с ним не встречался, но Гальбао говорит, что он часто будто наперед знает некоторые вещи, даже иногда угадывает результаты наших вычислений…Слушай, а что, если этот Касвелин был не один?.. — лицо Тео сначала осветилось догадкой, а потом как-то удивительно изменилось, на полминуты обратившись в гипсовую маску; Виченте обернулся и внимательно наблюдал за братом. — Конечно, — наконец сказал тот, вновь оживившись. — С вероятностью в девяносто семь и… в общем, почти наверняка он был не один. В первую очередь должны быть их люди среди наших закованных, туда пробраться проще всего, хотя они должны были перед этим внимательно изучить наше общество со стороны, и особенную опасность для них представляли управляющие. Они, видимо, давно уже отыскали Анвин и наблюдали за нами, и среди закованных должно быть несколько их людей. В Централ внедрить кого-либо сложно, потому что аристократия немногочисленна, почти все здесь так или иначе знают друг друга, ведут свое происхождение от древних именитых кланов, однако с провинциальными городами куда проще, и, наконец, я подозреваю, что даже в Централе есть их посланники… если уж даже они забрались во дворец Наследника!
Виченте наблюдал за ним в молчании, а когда Тео закончил и оглянулся на него, брат его коротко усмехнулся.
— Да твой собственный талант им лишь немного менее опасен, чем дар Наследника, — заметил Моро. — Твоя логика безупречна.
Тео даже немного смутился и отмахнулся.
— Ерунда все это, — пробормотал он. — …Эх, что бы я не отдал за возможность напрямую пообщаться с инопланетянином! Да только ведь вряд ли Фальер это допустит… что верно, то верно: многие боятся инопланетян, и с его стороны будет большой ошибкой позволить им открыто общаться с нами, не говоря уж о том, что это может даже вызвать бунт среди бездушных, это здорово подорвет его собственную власть. Эти люди используют сложную технику, их взгляды отличаются от наших. Если они докажут нам, что техника ничуть не губительна для души… долго ли тогда продержится на своем месте Наследник Арлена, учившего об обратном!
…Это был во всех отношениях очень беспокойный день, что ни говори; вечером они еще отправились к одному знакомому Теодато по гильдии вычислителей, имевшему связи среди высших кругов, пытались разузнать хоть что-нибудь о судьбе Орсо Кандиано, но ничего определенного не выяснили. До глубокой ночи братья сидели в кабинете, где Тео беспокойно ходил туда и обратно, а Виченте, как это было в его привычке, развалился в кресле и курил; время от времени между ними завязывался разговор, но потом вновь все стихало.
Наконец они разошлись по своим комнатам.
Утро следующего дня было самое что ни на есть обыкновенное, и Теодато, проснувшись, еще долго валялся в постели и удивлялся тому, как неподатлива привычная реальность, казалось ему, после вчерашних событий мир должен был измениться, а солнце — подняться на западе, но ничего примечательного в природе не произошло.
Кузен его еще не вставал, сообщила прислуга; какое-то время Теодато бестолково слонялся по гостиной, погруженный в свои мысли, наконец ощутил, что если он сейчас же не поговорит с Виченте, который за прошедшее время стал очень близок ему, то попросту взорвется. Теодато решительно поднялся по лестнице на второй этаж и постучал в дверь.
Ответа не было. Что он, так крепко спит?.. Но в следующий момент Теодато вспомнил, как чуток был сон его кузена еще во время охотничьей поездки, и насторожился. Постучал снова.
Тишина. Тогда уж он обеспокоился и открыл дверь, готовый извиняться за вторжение, если что.
Комната была пуста. Солнечный свет падал толстым потоком на ковер, и в воздухе медленно кружились оседавшие пылинки, крошечные золотые точки. Кровать оставалась застеленной, будто никто и не спал в ней эту ночь, и вообще никаких следов человеческого пребывания…
На столике у окна что-то лежало. Теодато осторожно, мягкими шагами подобрался к столику и остановился, глядя на это.
По виду вещица очень похожа была на обыкновенные часы, только вместо циферблата со стрелками имела небольшой матовый экран; какие-то непонятные символы светились на этом экране. Теодато протянул руку, однако не сразу решился прикоснуться к странному предмету, на несколько мгновений пальцы его замерли в воздухе, но вот он осмелился и схватил чудные часы.
Символы на экране поморгали и сложились в короткое понятное: «Увидимся».
Теодато стоял, не сводя с этих букв взгляда, уголки губ его подрагивали; наконец он запрокинул голову и громко заорал:
— Ублюдок!
А потом расхохотался.
В эту ночь в кварталах бездушных было тихо, и казалось, что люди все попрятались по своим домам и сидят там в молчании, ожидая чего-то страшного. Злые духи витали по кривым узким улицам, готовые похитить зазевавшихся. Инопланетяне!.. Где-то совсем близко, еще пока в небе, но вот-вот они спустятся на землю; небо поглотит землю и уничтожит ее вместе со всеми обитателями.
Старый часовщик Язу со своими домочадцами в ту ночь в тишине сидел в темной гостиной у электрического обогревателя; все они отнеслись к новостям по-разному, старик был в шоке и ожидал скорейшего начала войны, старшие сыновья его тоже были убеждены, что скоро доведется им взяться за оружие, младшие дети напуганно хныкали, женщины встревоженно перешептывались на кухне. И жильцов сверху было не слыхать; должно быть, и Нина в ужасе, ведь если ее Уло уйдет на войну, она останется опять совсем одна.
Старик Язу и не предполагал, что в это время наверху за дощатым столом, накрытым ветхой, но чистой скатертью, сидели трое других людей. Никто из них не выглядел испуганным, хотя на смуглом женском лице действительно было беспокойство.
Едва вернувшись с работы в тот день, Уло поймал привычно подошедшую обнять его Нину и негромко хмуро сообщил:
— Нас раскрыли. Ты ничего еще не знаешь?
— Что?.. — напугалась она. — Я ничего никому не…
— Я знаю, — перебил разведчик. — Раскрыли другого из наших людей… нашего капитана. Его место было очень опасным, во дворце самого Наследника. Мы все рисковали, но капитан Касвелин — больше всех, никто не мог знать, действительно ли Наследник сможет угадать его… неважно. Теперь уже ничего не изменишь, поэтому нам отдан приказ возвращаться на станцию.
— В-возвращаться?
— Я уйду, Нина, — вздохнул он. — Я должен уйти. Дальнейшее мое пребывание на планете нецелесообразно. Я оставлю тебе денег, но тебе придется как можно скорей опять найти работу, и…
— Я пойду с тобой, — воскликнула она, не успев и подумать.
— …Ты не можешь.
— Но… ты оставишь меня? — прошептала женщина, и на ее глазах показались слезы. Она еще не до конца понимала, что все это значит, но уже чувствовала всем своим существом одно: происходящее дурно, ее Уло оставляет ее, чтобы…
— Я вынужден это сделать, — почти мягко ответил Уло и обнял ее. — Я не хочу, но выбора нет. Я не могу даже ничего пообещать тебе… никто не знает, как дальше будут складываться обстоятельства. Если все пойдет хорошо, я потом заберу тебя с собой. Если не боишься.
— Ничего не боюсь, — всхлипнула Нина. — Значит, надо подождать?
— Да… надо подождать. И никому не говори обо мне. Когда будут спрашивать, куда я девался, — ругайся и жалуйся, что променял тебя на другую, с которой и убежал в соседний город, — он усмехнулся.
— А если спросят, что за другая, — скажи, она была здоровенная и волосатая, как я, — раздался вдруг чужой голос за ее спиной; Нина перепуганно воскликнула и стремительно обернулась. В сумраке комнаты высился незнакомый мужчина, по виду тоже будто такой же закованный, но лицо его было слишком светлого оттенка.
— Не бойся, это Каин, — сказал Уло, придерживая ее за плечи. — Он тоже один из нас. А ты мог бы хотя б дверью воспользоваться, знаешь ли, для приличия.
— Не хотел, чтобы семья снизу видела меня, — резонно возразил тот. — Потом пойдут ненужные вопросы. Не пугайся, красавица, я не кусаюсь.
Нина только выдохнула и опустила вскинутые руки. В груди у нее между тем поднималось уже полузнакомое чувство; этот человек напротив был… таким же, как Уло, и очевидно, что они давно и хорошо были знакомы. Если это друг Уло… когда-нибудь, когда Уло заберет ее с собой, такие люди будут окружать ее. Она не должна их бояться.
— Я и не боюсь, — тогда решительно, хоть голос ее чуть дрожал от слез, возразила она. — Просто это было неожиданно!..Вы уйдете прямо сейчас?
— У нас есть время до рассвета, — перебил хотевшего было что-то сказать Уло гость. — Не откажусь поужинать с вами, если позволите!
— Конечно!.. — воскликнула она. Уло нахмурился и покачал головой, но вслух ничего не возразил.
…И вот они сидели втроем, и хотя здоровяк Каин по-прежнему выглядел беззаботным, даже время от времени подмигивал Нине, все-таки в комнате повисло тяжелое марево ожидания.
— На сталелитейном заводе Поненто работает один парень, — сообщил Каин, — я с ним, если это можно так назвать, немного сдружился. Ты отыщи его, красавица, скажи, что ты знаешь Кэнги, то есть меня. Мол, жили по соседству в другом районе. Он… своеобразная натура, — ухмыльнулся здоровяк, — но душа у него добрая. Зовут Аллалгар, такой высоченный, черный, сразу узнаешь его.
— Хорошо, — ответила Нина, хотя половина его слов не дошла до нее. Все ее существо было занято осмыслением лишь одной вещи: ее Уло вынужден ее покинуть, и впереди нее — тьма, одиночество… очень страшная вещь — одиночество, одна из самых страшных вещей, которые могут приключиться с человеком.
Она и до того была одинока, но успела уже отвыкнуть.
Мужчины, кажется, оба понимали, о чем она тревожится, и добродушный Каин первым догадался, как ее утешить хоть немного, опять заулыбался:
— Ничего, вот только все устаканится, мы тебя заберем отсюда, и отправишься с нами в Кеттерле! Правда, планета, с которой родом твой принц, не слишком располагает к себе, но, может, ради тебя он предпочтет жилые районы Кэрнана. Там очень красиво! Зелено, у каждой семьи есть свой дом, там тепло и хорошо.
— А там люди тоже работают на заводах? — спросила Нина, лишь бы что-нибудь тоже сказать.
— Ну, если очень-очень захочется, — рассмеялся Каин. — Но у нас и заводы совсем не такие, как тут. Всю самую тяжелую работу выполняют машины.
— Машины, — повторила она.
— Конечно, ты этих машин вовсе не увидишь, если только не захочешь, — спохватился будто тот, — будешь жить себе в большом красивом доме, а вокруг дома обязательно будет сад, и этот прохвост уж непременно возьмет себе отпуск года на два, а то мы уже лет двадцать как с задания на задание кочуем…
— Двадцать!.. — воскликнула Нина. — Разве вы с самого детства?..
— Нет, — хитро улыбнулся Каин. — Наш век длинней вашего. Это все достижения науки. И ты тоже проживешь дольше, если попадешь к нам на Кэрнан. Так что не грусти! Подождать надо будет совсем недолго.
Уло поначалу хмурился и молча слушал, но потом, заметив, что Нине совершенно вскружили голову полубезумные рассказы Каина, и он вступил в разговор. Так они все втроем досидели до глубокой ночи, когда уже и семейство снизу все-таки уснуло, беспокойно вертясь в своих холодных постелях. Тогда Уло первым поднялся с места, и Нина поняла, что сейчас они действительно уйдут, и что-то больно оборвалось у нее в груди.
— Иди, — буркнул Каину Уло, а тот и послушался, еще на прощанье поцеловал Нине руку, — она напуганно воскликнула, но сопротивляться не посмела. Безмолвно выскользнул в раскрытое окно: оказалось, здоровяк на удивление ловок, при всем его росте и ширине плеч. Уло и Нина на короткое время остались в комнате одни.
— Этот дурак наболтал много лишнего, — пробормотал Уло, когда Нина робко прильнула к нему. — Должен же я добавить ложку дегтя… Он тебе одного не сказал: среди нас живут… созданные нами люди. Мы искусственно выращиваем для них тела, и в головах у них машины. Это то, чего вы всегда так боялись, о чем рассказываете друг другу страшилки.
Нина молчала.
— Каин — такой человек, — добавил Уло. — А я у себя на родине занимаюсь тем, что… я что-то вроде врача для искусственных людей.
Она не сказала ни слова, но продолжала обнимать его.
— Я вернусь, — тихо сказал он. — Но если ты не захочешь идти со мной, я пойму.
Она не ответила, лишь поцеловала его; так и осталась стоять, опустив руки, а он точно так же бесшумно выбрался следом за своим товарищем.
Каин ожидал его снаружи, в темном переулке, и они вдвоем отправились прочь, безошибочно определяя, в какую сторону им нужно идти. Шаттл ожидал обоих и еще троих разведчиков с Тонгвы в перелеске за городом. Взлет был назначен на рассвете: отвечающие за это люди давно уже просчитали, в какой момент корабль сможет проскользнуть незамеченным мимо анвинитских постов.
— Ты уж слишком обнадежил ее, — много позже заметил Таггарт, не глядя на своего спутника. — В какой-то момент, кажется, она поверила, будто мы придем за ней уже назавтра.
— Я, может, и сам хочу в это верить, — беспечным тоном отозвался Каин. — В конце концов, Белу разрешили оставить на Кэрнане одного руосца, почему бы теперь, когда между Анвином и Кеттерле открываются дипломатические отношения, тебе не увезти с собой анвинитскую женщину?
Таггарт помолчал.
— Я бы увез ее, — потом без интонации произнес он. — Но много ли счастья принесло решение Морвейна Леарзе?
— Леарза — это одно, — на удивление серьезно сказал Каин. — Нина — совсем другое. Она любит тебя. Женщина в таком состоянии способна на чудеса.
— Что бы ты знал, консервная банка.
— Мне кажется, ты хочешь, чтобы тебе съездили по физиономии?..
Когда-то давно, — пару лет назад, в самом деле, но ему казалось, что прошли века с тех пор, — Леарза однажды разговаривал с Остроном и Хансой и выяснил одну любопытную (ему тогда все казалось любопытным) вещь. Леарза тогда только начал еще свой путь через пески Саида, едва пришел в себя после гибели близких, оттого, быть может, часто по-детски доверчиво льнул к своим новым спутникам, и в тот раз тоже рассказал Острону, что опять с утра проснулся в странном состоянии, не сразу сообразил, кто он, где он, что делает. С ним такое раньше бывало; обычно когда он просыпался в незнакомом месте. Острон и Ханса тогда оба удивились и никак не могли взять в толк, как это.
Теперь Леарза вполне их понимал. Время утекло с тех пор, оба они давно мертвы, и вот он опять просыпается в относительно новом месте, еще не успев привыкнуть к этой небольшой светлой комнате и вечно мешающемуся плюшевому медведю в постели, и в первые моменты не помнит, кто он и где он, но уже быстро оглядывается и соображает, куда его занесло на этот раз.
Она так смешно смущалась, признаваясь в том, что до сих пор спит в обнимку с медведем, как будто в позорном преступлении, а он понимал уже, что для нее это действительно очень интимное и постыдное признание, и буквально заставил ее вернуть игрушку на место. Пусть время от времени чертовски хочется вышвырнуть этого медведя к одной матери.
Она уже ушла; он проспал все на свете, кажется. Какое-то время Леарза лениво бродил по квартире, строил сам себе рожи в зеркале, потом взялся за бритву. Солнце было уже так высоко, что на улице почти не осталось теней, еле заметный ветерок колыхал занавеску на кухне, где с вечера был открытым оставлен балкон. Леарза сидел на высоком кухонном стуле и пил кофе, хотел было привычно покопаться в планшете и обнаружил, что забыл машинку в гостиной; поплелся за нею туда и обнаружил два пропущенных вызова. Чего-то хотел от него Богарт, а буквально полчаса назад звонила Эннис. Поразмыслив, Леарза решил, что разведчик немного подождет, и перезвонил девушке.
— Так и знала, что ты проспишь, — мягко сказала она, едва появившись на матовом экране планшета. — Ты, конечно, только встал? Еще не читал новости?
— Неа. А что стряслось? Мне и Финн дозвониться пытался…
Она вздохнула.
— Тогда ты ничего не знаешь. Инфильтрация на Анвине провалилась, наши разведчики раскрыты… Лекс сформировал дипломатическую миссию.
— …Чего? — отупело спросил Леарза, которому начало казаться, что он все еще спит. — Бела с Каином раскрыли? Да не может такого быть!..
— Отчего же не может! — будто немного рассердилась она. — Они тоже люди…В общем, неважно, я, главное, хотела сообщить тебе, что дедушка отправляется на космическую станцию в системе Сеннаар. Лекс просил его встать во главе миссии. Он связался со мной около часа назад, еще через шесть он вылетает. Я подумала, может быть, ты все-таки захочешь увидеться с ним.
Какое-то время Леарза молчал. Наконец что-то уложилось у него в голове.
— Он сейчас в ксенологическом?
— Да, должен быть, — нервно отозвалась Эннис. — Наверняка дает последние указания аспирантам. Если поспешишь, успеешь застать его.
Леарза впопыхах швырнул планшет и кинулся собираться, позабыв перезвонить Богарту; он вспомнил об этом лишь тогда, когда, вывалившись из лифта на нужном этаже, уже шагнул в холл перед кабинетом профессора и обнаружил там собственно разведчика. Богарт стоял, прислонившись к стене возле окна, и наблюдал, кажется, за движением аэро в небе. Леарзе всегда казалось, что он выглядит лет на тридцать; теперь, когда ясный дневной свет падал точно на его лицо, стало заметно, что разведчик уже не так молод, и в его темно-русой шевелюре даже проглядывают седые волоски.
— А вот и ты, — заметил он, ничуть не удивившись появлению руосца. — Я подозревал, что ты сюда принесешься. Отдышись, профессор еще здесь. Он сейчас занят с аспирантами.
Леарза ничего не смог ответить, — он и вправду почти бежал, потому только плюхнулся в низкое кресло неподалеку и принялся отдуваться, сердито отбрасывая с лица опять отросшие волосы.
— Ты звонил мне, — потом пробормотал он, — да я забыл тебе перезвонить. Когда Эннис мне сказала…
— Ты подхватился и помчался сюда, как сумасшедший, — спокойно завершил за него Финн. — Мы так и думали, что такие новости заставят тебя сюда приехать, несмотря на все твое недоверие к ксенологическому и совету.
Леарза озадачился. Действительно, Финн был прав; впопыхах он вовсе не вспомнил о своем нежелании видеть профессора, позабыл даже подспудный никуда не девавшийся страх перед этими бездушными учеными, во власти которых оставить его на свободе или запереть в белой комнате без окон.
Потом уже пришло к нему и понимание того, отчего он это сделал. В самом деле Леарзе необходимо было поговорить с Квинном, потому что оставалась какая-то неопределенность, повисшая в воздухе и мучившая его. Неопределенность эта становилась тем хуже после появления Финна Богарта, который был сам по себе проявлением воли всемогущественного и невидимого научного совета и Лекса.
— Ничего, это подождет, — добавил Финн. — Кажется, профессор уже закончил.
Он был прав; в следующее мгновение дверь кабинета открылась, и оттуда один за другим вышли четверо людей, все молодые; они на ходу продолжали о чем-то бурно спорить, совершенно не заметили ни Леарзы, ни разведчика и быстро ушли.
Последним вышел толстяк в черном, и дверь за ним закрылась; Леарза даже вскочил со своего места. Профессор Квинн ничуть, разумеется, не изменился за прошедшее время, по-прежнему носил благообразную бороду, смотрел с добродушием философа и был совершенно невозмутим.
— А, вот и ты, — сказал он, увидев Леарзу. — Я ждал, что ты появишься, друг мой.
— Профессор…
— Да, я действительно уезжаю, — мягко перебил Квинн. — Но на этот раз все иначе, так что не думаю, что впереди меня ожидают долгие годы в каком-нибудь заброшенном строении, поэтому не смотри на меня так, юноша, как будто мы с тобой видимся в последний раз в жизни. Я вижу, ты хочешь о чем-то спросить меня?
— Вы и сами все прекрасно понимаете, профессор, — чуть насупился Леарза. — …Она все рассказала вам, да? О том, что мне снятся сны. Может, и о том, что я вел себя, как сумасшедший. Я боялся этого… я боялся, что вы, когда узнаете об этом, запрете меня в ксенологическом, и…
— Но Лекс решил иначе, — пожал плечами профессор Квинн, — и я, в общем-то, с первого момента настаивал на том, чтобы оставить тебя в покое. Я понимаю твои тревоги, Леарза, однако ты все-таки недостаточно хорошо еще знаешь нас. Наша цивилизация, наши взгляды на жизнь остаются для тебя тайной.
— Эннис тоже твердит, что я даже не пытаюсь вас понять, — буркнул китаб. — Но как же еще?.. Я третий год среди вас, я даже думать понемногу начинаю на вашем языке, я освоил ваш образ жизни, я объездил добрую половину Кэрнана и бывал на Эйреане…
— Но все это время ты неосознанно избегал машин, — возразил профессор. — Младшие не в счет: они даже слишком сильно похожи на людей.
— Неправда! Я постоянно возился с вашими машинами, профессор! Дошел до того, что разобрал свой планшет и еле собрал его потом…
— Ступай с Богартом, — вдруг коротко махнул рукой Квинн. — Мы с тобой позже еще поговорим об этом, если захочешь. Теперь мне пора собираться в путь, юноша. Надо заметить, эти анвиниты совершенно не такие, как все, что мы встречали раньше. Ты, пожалуй, даже удивишься, насколько они отличаются от тебя. Человечество, застрявшее на эпохе индустриализации!..
И, кажется, рассуждая уже больше про себя, профессор пошел прочь. Леарза хотел было окликнуть его, да не решился и остался наедине с Финном.
— Он сердит на тебя, — негромко заметил тот. — Еще за прошлый раз, когда мы оба чуть не стали чемпионами по прыжкам без парашюта. Может, тебе лучше потом извиниться.
— Когда — потом?.. — растерянно спросил Леарза. — И куда ты меня должен отвести? — внутри у него вдруг что-то напуганно дрогнуло. — Только не говори, что…
— Лекс отдал приказ, — перебил его Богарт. — Привести тебя к нему. Лекс будет говорить с тобой.
Космическая станция «Анвин-1» в этот час просто кипела. Один за другим прибывали шаттлы с поверхности планеты; вернувшиеся разведчики шумно обменивались сведениями, все, как один, стремились узнать последние решения Лекса. О том, что формируется дипломатическая миссия, наслышан был уже всякий, однако каковы подробности?..
Они встретились в одном из маленьких холлов; Морвейн развалился в кресле, потягивая из стакана темную жидкость, когда в помещение вошли двое хорошо знакомых ему людей.
— Опять пошел наперекор всем разрешениям, Бел? — нахально спросил его Каин, сложил руки на груди. — Я уж думал, мы с тобой не увидимся еще лет десять!
— Лекс дал добро, — буркнул Морвейн. — Он сам определил меня в Централ.
— И, как ни странно, ты не притащил с собой на станцию ни одного анвинита! Что, результаты руосского эксперимента тебе не понравились?
— Пошел ты к черту, Каин!
— Он сегодня определенно хочет получить по зубам, — ровным тоном добавил Эохад Таггарт. — Давай, Бел, чур я слева.
Морвейн сделал вид, что намерен подняться; Каин вскинул руки.
— Эй, эй, полегче!..
Они будто бы раздумали, и вновь пришедшие тоже расселись по креслам. В комнате был приглушен свет, в открытую дверь доносились чьи-то далекие голоса. Ощущение ожидания охватило всю станцию: с минуты на минуту должны были прибыть новые люди.
— Во главе миссии будет Квинн, я уже узнал, — тогда сообщил Беленос. — Малрудан выступает в роли его секретаря, он разболтал мне.
— А, Гавин тоже уже здесь!
— Уже добрых два месяца, кажется, как он подробно анализирует наши отчеты. Заявил мне, что если все пойдет как надо, он на материалах наших исследований попробует защитить докторскую.
Они помолчали.
— Что-то будет, — потом негромко произнес Таггарт, нахмурившись. — Происходящее мне совсем не нравится.
— Думаешь, опять все будет как всегда?
— Всегда было по-разному, Бел. И теперь совсем все иначе, не как на Венкатеше или на Руосе. Но практика показывает, что надо оставаться начеку.
— Что Касвелин говорит? Рвет и мечет, что его раскусили?
— Ты что, не знаешь Касвелина? Он теперь занят организацией первой встречи дипломатов. Кажется, Фальер согласился провести ее на нашей станции. Он со своими советниками явится сюда, и начнутся переговоры.
Разведчики снова стихли, и каждый из них думал о своем; все трое, даже Каин, выглядели мрачно в те моменты.
Беленос Морвейн гадал, что выйдет из этих переговоров. Он вернулся на станцию одним из первых и присутствовал подле капитана Синдрилла, когда тому передали рекомендации Лекса: «не настаивать на приземлении на планету». Это означает, что, скорее всего, еще очень нескоро два народа сумеют встретиться друг с другом; Фальер выглядит не менее осторожным, чем Квинн, наверняка они если в чем и сойдутся, так в необходимости временно избегать прямого контакта цивилизаций. Возможно, таковой контакт вовсе никогда не произойдет. Ох и будет же беситься Дандоло…
Примерно о том же думал и Таггарт, к тому же беспокоившийся, несмотря на свое умение абстрагироваться от внешних обстоятельств, о Нине: никак анвиниты все-таки узнают о том, что механик Уло оказался чужаком, и вдруг с ней случится что-нибудь из-за этого? Он, впрочем, в любом случае никак не мог обезопасить ее, скорее наоборот, потому усилием воли заставил себя прекратить эти бесплодные мучения и думать о грядущей работе.
Каин исподтишка переводил взгляд своих внимательных глаз с одного на другого. «Морвейн совсем расклеился после Руоса, — думал он про себя. — Если он немедленно не соберется, случится что-нибудь нехорошее. Что до Эохада, я о нем не слишком переживаю, он давно не мальчишка, но вот что раздражает меня до крика: мы ничего толком не успели. Я не проверил ни единого человека! Даже Аллалгара! Все думал, что у меня полно будет на это времени… эти ребята опасны. Куда опасней руосцев, мы до сих пор так мало знаем об их способностях, а они раскусили нас, как гнилой орех, и как пить дать, мы за это дорого заплатим».
Лекс был неотъемлемой частью жизни в Кеттерле; разумеется, Леарза много размышлял о нем, о его роли в судьбах человечества, о его сущности, но о чем молодой китаб никогда раньше не думал, — это о том, как именно выглядит сам Лекс и каким образом общается с окружающими его людьми.
Только теперь это впервые пришло к нему в голову, и Леарза отчего-то испугался. Финн Богарт с невозмутимым видом вел его по длинным монотонным коридорам ксенологического; вот они покинули корпус и оказались на улице, а там вскоре перед ними предстало куполообразное здание, о предназначении которого Леарза дотоле не задумывался.
— В этом здании находятся палаты научного совета, — сказал разведчик. — Наверху, в самом куполе. А внизу располагается Лекс.
— Он… большой? — сглотнув, спросил Леарза.
— Конечно, одни его банки данных занимают несколько холлов, — согласился Финн. — В конце концов, Лекс хранит всю поступающую к нему информацию с момента своего включения. Даже с новейшими технологиями это требует немало места. Вижу, никто не удосужился еще сводить тебя на экскурсию к нему?
— Нет.
— Школьников обычно водят туда в младших классах. Подземные этажи целиком заняты частями Лекса. Там постоянно находится обслуживающий персонал.
— И я теперь должен спуститься туда?
— Нет, у Лекса есть специальный терминал для общения с гражданами. Ведь сам по себе он не может разговаривать, но на точке выхода у него оборудован близкий к человеческому интерфейс.
Леарза ничего на это не сказал; его беспокойство становилось все сильней. Вот они шагнули внутрь здания совета, и прохлада, царившая там, еще усугубила это. В горле у Леарзы пересохло. Поначалу он не обращал внимания на то, что окружало их, потом догадался оглядеться и сообразил, что они спускаются на длинном эскалаторе, а далеко впереди горит неясная табличка, какие он и раньше видел в общественных местах; на табличке было написано «приемный терминал Лекса — направо».
— Я ведь… не обязан идти к нему один? — хрипло спросил китаб. — Можно с тобой?
— Лекс ничего не уточнил по этому поводу, — чуточку удивился будто Богарт, потом взглянул на своего спутника и сообразил: — Никак ты боишься?
— Не то чтобы, — спешно соврал Леарза, — просто нервничаю…
— Не волнуйся, — тогда добродушно почти сказал Финн. — Он тебя не съест. Конечно, мы зайдем к нему вместе.
И вот они оказались стоящими перед ничем не примечательной дверью в коридоре с приглушенным светом. Леарза сглотнул; дверь сама по себе распахнулась перед ними, и китаб в приливе дерзости первым шагнул внутрь, еще не видя, что там, а потом обнаружил, что он стоит на небольшой площадке, огороженной перилами. За перилами оказался глубокий провал, и ему не хотелось думать о том, что там, внизу.
Зажегся свет; точно перед ним вспыхнул небольшой экран, предназначение которого оставалось неясным. Леарза не знал, что ему делать, нужно ли что-то говорить, чтобы предупредить Лекса о своем присутствии, — или Лекс уже знает?.. И где сам Лекс?
Спас его Богарт, который спокойно встал рядом, заложив руки за спину, и негромко произнес:
— Твое поручение выполнено, Лекс.
— Принято, — немедленно отозвался сухой электронный голос, в котором не было ни единой интонации. Экран коротко мигнул. — Ожидалось, что ты раньше заинтересуешься и придешь сюда, Леарза.
— Я… — начал было тот, но осекся. Перед ним была машина; все, что в этой машине сближало ее с человеком, был ее голос, и то бесчувственный, совсем не человеческий. Как с ней нужно было разговаривать?..
— Рекомендовано успокоиться, — произнес Лекс. — Известно, что тебя пугает моя сущность. Но мои создатели сочли необходимым лишить меня человеческого характера. Это обязательное условие для выполнения моих повседневных задач. Данные цели в определенном аспекте сходны с твоим Даром.
Леарза замер, и внутри у него что-то обвалилось: Лекс знает!..
— Одна из областей моего применения — прогнозирование, — равнодушно продолжал электронный голос. — Нет потребности опасаться научного совета или меня, потому что по текущим прогнозам твое состояние достаточно стабильно. К тому же, есть некоторые определенные данные, изменяющие решение задачи. У тебя наверняка есть вопросы? Рекомендовано задать их теперь.
Какое-то время он стоял, как дурак, хлопая глазами и пытаясь вникнуть в значение слов Лекса. Лекс ожидал; в комнате воцарилась тишина, только экран перед площадкой иногда мерцал, будто давая знать о присутствии холодного машинного внимания.
— И ты… — начал было Леарза, но голос его совсем осип, и пришлось прокашляться. — Ты управляешь всем?
— В круг моих задач входит регуляция экономической жизни в системе Кеттерле и контроль деятельности подобных мне машин на внешних колониях, — немедленно сообщил Лекс, — координация разведческих экспедиций, консультирование на постоянной основе научного совета и разовые консультации граждан Кеттерле и колоний, регуляция демографической политики, контроль регистрации внешних данных…
Казалось, остановить этот поток будет невозможно; добрых пять минут Лекс безжизненным голосом перечислял свои функции, и Леарза уже даже перестал пытаться справиться с массой слов, когда наконец Лекс замолчал.
— Он не совсем понял твой вопрос, — негромко сказал тогда Богарт, стоявший справа. — Слово «все» имеет для него слишком конкретный характер.
— Это был приблизительно тот ответ, которого я ожидал, — пробормотал Леарза, потом снова вскинул голову, глядя на экран, который ему стал казаться чем-то вроде лица незримого Лекса. — То есть, никаких экспериментов надо мной ставить не будут?
На этот раз ответ был коротким до невозможного.
— Нет, — сказал Лекс.
— Эксперимент над разумным существом возможен только с его письменного согласия, — тихо добавил разведчик. — Именно за это научный совет едва не подверг Морвейна наказанию: с их точки зрения, он поставил над тобой эксперимент, на который ты не соглашался.
— Это решение было мной отклонено, — добавил Лекс.
— Неужели ты пожалел его? — дерзко спросил китаб.
— Жалость не входит в число моих функций. Суждение было совершено на основе анализа ситуации.
— Он всегда так говорит? — зло произнес Леарза, обращаясь к Финну. Тот лишь пожал плечами.
— Не забывай, что перед тобой машина. В отличие от наших младших, Лекс не является живым существом, это всего лишь инструмент.
Леарза быстро бросил взгляд на экран, но Лекс никак не отреагировал на слова разведчика.
— А что насчет этого Анвина? — спросил руосец. — Ведь ты тоже принимаешь все решения по экспедиции на Анвине?
— Экспедиция находится в моем ведении, — отозвался Лекс. — Согласно последней полученной информации, разведчики отозваны на космическую станцию, утвержден состав дипломатической миссии. Рекомендовано вступить в контакт, но не настаивать на приземлении на планету. Ты приглашен сюда также в связи с открытием дипломатического канала, Леарза. Твоя кандидатура рекомендована к включению в состав дипломатической миссии.
— Ч-что? Но… я думал… — Леарза совершенно опешил. — Разве в эту миссию не войдут только ученые мужи и все такое? Я же даже…
— Ты являешься представителем цивилизации, отличной от нашей, — сказал Лекс. — Твое присутствие оценивается как важное для успеха миссии. Но я оставляю право выбора за тобой, Леарза. Это подчеркнуто. Позиция предложена, ты можешь принять или отказаться.
— У любого человека есть право принять совет Лекса или отказаться от него, — добавил Богарт, сунувший руки в карманы штанов. — Он, видимо, счел, что для тебя необходимо это особенно выделить.
— Не совсем так, Финн Богарт, — возразил Лекс. — Как представитель цивилизации Руоса, Леарза не обязан исполнять мои рекомендации. Пока не получен официальный запрос о признании его гражданином Кеттерле, он находится вне моей юрисдикции.
— Вот как… что это значит, Лекс? Ты отказываешься признавать его одним из нас?
— Это значит, что Леарза должен сам принять решение. Каждое разумное существо имеет право на самоопределение. Является ли желательным для Леарзы, чтобы его считали гражданином Кеттерле, или нет?
— А пока я не гражданин, — хрипло спросил Леарза, — у меня нет тех же прав, что у всех остальных?
— У тебя есть права разумного существа, Леарза. Звание гражданина включает в себя не только права, но и обязанности.
Леарза замолчал; он чувствовал, что ему еще предстоит не один час раскладывать услышанное по полочкам в своей голове, чтобы затем принять решение, — и он не был уверен в том, что правильно понял слова Лекса.
— Ну так что, — спросил его Финн, — ты соглашаешься отправиться на Анвин?
…Отправиться на Анвин! Вдруг до него это дошло со всей ясностью. Быть частью дипломатической миссии Кеттерле, иметь самую что ни на есть возможность повлиять на судьбу целой планеты! Именно он, Леарза, может все изменить! Заставить этих людей помочь анвинитам, спасти тысячи, если не миллионы жизней!
— Я согласен, — сглотнув, сказал он. Экран Лекса опять поморгал.
— Принято.