Лиловый (II)

22,91 пк

С утра он, как сказали, находился один в своем кабинете. В крайне отвратительном настроении; никто не осмеливался беспокоить его, хотя тревога охватывала всех. Марчелло Тегаллиано, вернувшись во дворец в одиннадцатом часу, еще уточнил у собравшихся на первом этаже подчиненных, что делает теперь Наследник, и ответ был все тот же самый.

Тогда он понял, что именно на его долю выпадает тяжелая обязанность сообщить Наследнику сию дурную весть, но ничего не поделаешь: кто-то должен. Тегаллиано между тем совсем не был уверен в том, что Фальер предвидел это. Если б предвидел, отдавал бы другие указания.

Это удручало еще больше. Что это, ненависть к инопланетянам окончательно затмила разум Марино Фальеру? Получив распоряжения, столь противоречившие его внутренней логике, Тегаллиано сперва подумал: должно быть, такие странные решения подсказывает Фальеру его талант, однако теперь, когда результат оказался ровно таким, какого он ожидал, Тегаллиано усомнился.

С внутренним нежеланием он поднимался на второй этаж, где в длинном сумрачном коридоре обнаружил беспечно прислонившегося к стене руосца. Тот стоял себе возле двери в кабинет и курил свою электронную сигарету, хотя не мог не слышать приближающегося человека, даже не повернул головы. Тегаллиано замедлил шаг, не до конца уверенный, нужно ли что-либо сказать или нет.

— Он будет сердиться, но на самом деле он напуган, — произнес Леарза, опуская руку с сигаретой. — Во всяком случае, ваши новости — не самые удручающие для него.

Тегаллиано остановился, нахмурившись. Руосец никогда не вызывал у него особого доверия, но и он, разумеется, как все здесь, знал, что тот обладает будто бы таким же талантом, как и сам Наследник.

На какое-то мгновение даже мелькнула любопытная мысль: как эти двое видят друг друга… там, куда они смотрят? Если оба могут влиять на будущее?

— Вы знали, что так будет, — потом медленно сказал Тегаллиано. — Верно?

— Иногда приходится пережить некоторые неприятные моменты для того, чтобы в итоге достичь своей цели, — туманно отозвался руосец. — Достаточно лишь идти вперед, даже когда кажется, что впереди ждет только погибель. Так и господин Наследник идет к намеченной цели. Человечество — высший смысл существования вселенной; Человечество должно соединиться с Богом в поисках Совершенства, и тогда время остановится. Все, что мешает Человечеству, необходимо устранить.

Тегаллиано помолчал. Он не был уверен, что правильно понимает все сказанное руосцем, однако чувствовал, что это очередная насмешка. Тот продолжал невозмутимо стоять на своем месте, затянулся; сигарета его уже знакомо пыхнула синим неживым огоньком.

— Если вы видите будущее, господин Леарза, — произнес Тегаллиано, — то вы, должно быть, видите и свою смерть. Скажите, не страшно?

— Нет, — был беззаботный ответ. — К чему бояться неизбежного? Каждый человек с момента своего рождения неминуемо стремится к смерти…Идите же, идите.

И Тегаллиано, открыв дверь кабинета, вошел.

Наследник действительно сидел за своим письменным столом, оперевшись локтями, волосы его были взъерошены, лица не видно в тени: окна оказались закрыты шторами.

— Ну? — глухо спросил он.

— Забастовка продолжается, господин Фальер, — отчитался Тегаллиано. — Хуже того, она как огонь, перекидывается с одного завода на другой. Уже весь восточный округ Тонгвы бездействует; погашены печи сталелитейного, выключена первая теплоэлектростанция, все стоит. К счастью, бастующие ведут себя мирно, только много кричат.

Наследник молчал.

— Они требуют, чтобы мы вернули довоенные условия труда, господин Фальер, — осторожно добавил Тегаллиано. — Я также слышал… неофициальные требования «показать им инопланетян».

Фальер медленно поднял голову; под глазами у него были здоровые мешки, светлая щетина отливала металлическим блеском.

— Трудное время, Тегаллиано, — сказал он наконец и криво усмехнулся. — Трудное время. Я заглядываю в будущее изо дня в день, но не вижу ничего, что определило бы мои решения как неправильные. И все же они оказываются неправильными…Мне надо подумать над этим, так что пока ступайте. Может быть, придется посоветоваться с руосцем.

— С вашего позволения… я бы не стал так уж доверять ему, господин Фальер.

— Я и не доверяю, — резковато возразил Наследник.

Тегаллиано послушался и оставил его. Фальер спрятал лицо в ладонях, медленно набрал воздуха в легкие и выдохнул.

Он предвидел, однако прозрел слишком поздно. Бессонная тяжелая ночь была позади; только под утро, в очередной раз пытаясь понять, каким образом ему действовать, он сумел разглядеть ближайшие события и ужаснулся: решения, принятые им вслепую, оказались губительными. Черт с ними, с бездушными! Эти нити уводили в бездну. Припугнуть их посильней, продемонстрировать какую-нибудь из машин, какие уцелели после пожара в особняке Дандоло, — Фальеру казалось, этого будет достаточно. Наконец, показать руосца: если этот прохвост действительно на их стороне, он не откажется и лично все подтвердит.

Но…

Аньело Традонико явился ближе к обеденному времени, и вид у него был неважный. С первого взгляда можно было сказать, что глава гильдии космонавтов тоже дурно спит по ночам; он еще нервно оглядывался и норовил вздрогнуть от каждого неожиданного звука или движения.

Неудивительно, что стоявший почти неподвижно у двери в кабинет Наследника руосец напугал его, Традонико шел по коридору, глядя себе под ноги, потом краем глаза приметил движение и резко вскинулся, почти подпрыгнул. Оказалось, это всего лишь Леарза пошевелился, немного изменив позу.

— …А, это вы, — вырвалось у Традонико. — Я что-то… задумался… не заметил вас…

— Действительно, время трудное, — вроде бы сочувственно отозвался руосец, но в глазах у него была жестокая насмешка. — Начнешь тут от каждой тени шарахаться. Наследник ждет вас, проходите, пожалуйста.

Это еще хуже напугало Традонико, новости у которого были малоутешительные. Он нерешительно помедлил, оглядываясь на руосца. Тот будто все понял, приподнял уголок рта.

— Если вы не против, я зайду с вами.

И так они вдвоем попали в кабинет, и Фальер, увидев Леарзу, сердито нахмурился.

— У меня есть хорошие и дурные вести, господин Фальер, — нервно сообщил Традонико. — Наш корабль сумел достаточно близко подобраться к вражеской станции, и благодаря усилиям Кестеджу на ней произошел какой-то сильный взрыв. Наши наблюдатели видели, как станция буквально развалилась пополам, одна ее половина разрушилась, вторая по инерции от взрыва с большой скоростью полетела в другую сторону. Но… потом… — он шумно сглотнул. — Как раз в это время, кажется, прибыл еще один их корабль, они немедленно открыли огонь… наш звездолет уничтожен. Дальнейшая судьба станции, правда, неизвестна…

Фальер молчал.

— Что ж, — произнес Леарза, — по крайней мере, мы здорово подранили их. Я уверен, во время взрыва погибли люди.

— Но с этим мы потеряли еще одного разрушителя, — тихо произнес Наследник, заставив Традонико дернуться. — А их оказалось меньше, чем мы ожидали.

Традонико не знал, что и сказать на это, и в панике оглянулся на руосца.

— Можете идти, — почти холодно добавил Фальер. Это было настоящее спасение для главы гильдии космонавтов, и он спешно ретировался, оставив Наследника наедине с руосцем.

— Довольно сомнительный исход первого настоящего столкновения, — усмехнулся Фальер, поднимая на того взгляд. — Станция уцелела, и вы это тоже прекрасно знаете. Мы потеряли едва ли не больше людей, чем они. И это когда нас всего четыре миллиарда, а их — в сотни, тысячи раз больше!

Леарза не улыбнулся и продолжал смотреть на него в упор.

— Разумеется, мой Дар не может состязаться с вашим, Фальер, — почти мрачно сказал руосец, — однако, возможно, вы примете мой совет. Как мне кажется, вы зря не придаете значения забастовке бездушных. Разве вы не видите этого?.. Забастовка в любой момент выльется в вооруженное столкновение. На вашем месте я стянул бы все силы в Централ.

— Вы полагаете, шанс достаточно велик? — остро спросил Наследник и прищурился. Руосца с толку было не сбить; он не опустил взгляда, и выражение его лица оставалось ровным, даже холодным.

— Я полагаю, если вы этого не сделаете, бездушные в три дня захватят город и повесят вас на главной площади, — ответил Леарза. — Шанс почти равен ста процентам.

Покинув кабинет Наследника, он шел торопливым шагом по пустынному коридору и нервно оглядывался. Слишком было здесь сумрачно; казалось, в каждой тени притаился кто-то. За каждым углом караулит…

В гильдии космонавтов, корпуса которой находились за пределами города, в эти дни было очень неспокойно. Люди готовились к неизведанному. По приказу Наследника они постоянно совершали полеты, патрулировали орбиту планеты, наблюдали за проклятой станцией на безопасном расстоянии. Все они понимали, что от них зависит даже слишком многое; когда станция будет уничтожена, рано или поздно Наследник наверняка отдаст приказ отправляться вперед: в холодный пустой космос, чтобы отыскать звездную систему Кеттерле, доставить туда разрушителей, сражаться.

Но все они так или иначе боялись.

Страх стал особенно сильным теперь, когда на глазах у нескольких сотен патрульных, находившихся в тот момент на орбите, будто из ниоткуда на радарах объявился инопланетный корабль, большой, — больше всех звездолетов в их распоряжении, — и, едва выключились его деформационные двигатели, как он открыл огонь. Атаковавший станцию звездолет оказался уничтожен после трех прямых попаданий, и это был самый страшный миг для патрульных: они ожидали, что сейчас вражеский корабль направится прямо на планету, и хотя на анвинитских звездолетах всегда, с первых моментов проектирования, располагались пушки, никто и не сомневался, что пушки их не спасут.

Но корабль стремительно развернулся, будто инерции вовсе не существовало для него, и пошел следом за уцелевшей частью космической станции.

Разумеется, в гильдии всегда состояли только самые храбрые и отчаянные; но даже у этих людей начали сдавать нервы.

Аньело Традонико особенно сильно чувствовал давление ответственности в эти дни. Он много времени проводил во дворце, постоянно находясь на связи со своими людьми при помощи адъютанта-телепата, ожидал новых приказов Наследника, и ответственность навалилась на него, мешая дышать.

По ночам ему снились кошмары.

Кошмары начинали преследовать его и днем; он списывал это на растрепанные нервы, на усталость, отмахивался от внутренней паники, пытался успокоить себя таблетками, только таблетки не помогали ему.

Традонико спустился на первый этаж, попав в маленький холл, в котором с некоторых пор сидели дежурные телепаты, они сидели и теперь, склонившись за письменными столами, кто-то из них спешно записывал очередное сообщение, кто-то молча ожидал. Их было четверо сегодня, среди них сам Доменико Дзиани, но, кроме Дзиани, Традонико никого из них не знал. Он замешкался, и один из телепатов поднял светлую голову.

Традонико почувствовал, как пол уходит из-под ног.

Это был он.

Это был он! Опять! И здесь! От него никуда было не скрыться, никуда не сбежать! Он был повсюду, везде, он скрывался среди остальных людей и продолжал с прежней хитрой улыбкой смотреть на Традонико, и его глаза были совсем живыми.

— Вы убили меня, — спокойно сказал он, — и ты сам видел, что в моей голове был электронный мозг. Но ты видел когда-нибудь, что в головах у остальных людей? Тех, кто окружает тебя? Откуда ты знаешь, что ты сам — не машина?

Традонико издал нелепый звук и почти бросился назад, в коридор.

Он не видел уже, что сидевшие на своих местах телепаты недоуменно переглянулись. Светловолосый действительно чем-то похож был на него, но сходство было столь незначительным, что никто другой и не подумал бы.

Ночь выдалась не из теплых; осень вступала в свои права, и в комнату притащили электрический обогреватель, который и работал вовсю, поставленный посередине. Приходилось, правда, всерьез опасаться, что рано или поздно электричество закончится, потому что теплоэлектростанции бастовали, хотя пока еще и работала ТЭЦ, обеспечивающая энергией жилые дома. Долго ли она, впрочем, проработает?..

Комнатушка была маленькая, едва на две кровати, — вторую внесли недавно, раздобыли где-то у соседей, — длинная и чертовски узкая, так что обогреватель был буквально зажат между постелями, и однако это их выручало, потому что легче согреть было небольшое пространство. Теодато устроился возле самого обогревателя, у него мерзли пальцы, и это было неприятно, потому он поднял руки над испятнанным ржавчиной металлом, ловя исходящее тепло. Орсо Кандиано будто не чувствовал холода и в тишине сидел возле окна, где стоял шаткий квадратный столик, что-то писал своим ровным крупным почерком.

Теодато молчал и думал; мысли его были такого свойства, что он никому не захотел бы поведать их, и в первую очередь — своему соседу. Некоторое время назад они сочли, что лучше будет держаться вместе, и Теодато перебрался к семейству Тлапаки, хотя Нанга продолжал приходить сюда каждый день. Нанга приносил и последние новости: хотя Тлапака и остальные домашние предпочитали никуда не выходить, Нанга ради молодого господина Теодато готов был хоть полезть с открытой грудью на клинки стражи Централа и потому бесстрашно расхаживал по улицам, заговаривал с людьми, ободрял бастующих. Нанга сам не подозревал, что в последние дни стал в некотором роде знаменитостью: многие узнавали его.

Теодато грел руки, а сам исподтишка взглядывал на Кандиано, продолжавшего писать. На днях Кандиано пришла в голову эта мысль; он решил, что имеет смысл доверить бумаге все свои взгляды и убеждения на тот случай, если сам он погибнет. Идея довлела над ним, Идея гнала его вперед, лишая его даже обычного для любого человека страха смерти.

Теодато следил за движениями его руки и думал о том, что Орсо Кандиано до любопытного эгоистичен и сам не осознает этого; Кандиано нужен был какой-то высший смысл в жизни, потому что он хотел чувствовать себя пророком, хотел вести людей, зажигая сердца, но не ради самих людей. Закованные стали его целью и аудиторией, но задумался ли бы он хоть на миг, прежде чем обречь на верную смерть кого-то из них?.. Ради Идеи, разумеется.

Леарза, впрочем, был абсолютно прав: Кандиано был ровно тем человеком, какой им был нужен.

Нанга докладывал, что закованные много говорят об этом таинственном для них лидере взбунтовавшихся аристократов. Его даже пытались искать; несколько раз приняли за него самого Нангу, но быстро поняли ошибку. Нанга делал важный вид и намекал, что знает, где этот аристократ.

Смутное беспокойство охватывало Теодато при мыслях о Нанге, он не мог не понимать, что теперь использует бездушного в своих целях, что погубит его точно так же, как и… что же; Леарза сказал правду. Другого выхода нет. Остается только действовать, стараясь не очень задумываться о том, что ждет их всех в будущем: предоставить грядущее Леарзе.

Все-таки Теодато до слез было жаль Нангу, который даже в своей новой роли разжигателя войны умудрялся по-прежнему оставаться все тем же глуповатым, не в меру заботливым Нангой.

Идеи, — думал Теодато, снова взглянув на Кандиано, — могут быть очень опасными. Человека от остальных живых существ в полной мере отличает свободный разум, который и делает его таким особенным, но человек слишком часто вместо разума предпочитает веру. Фанатичная, слепая вера противоположна разуму и ведет к разрушению. Идея, в которую верит Кандиано, уничтожит его самого и миллионы людей вокруг него. И что, как не Идея, ведет теперь и Наследника?.. Идея тысячи лет назад привела к катарианскому расколу, разделившему человечество и унесшему жизни мириадов. Страшные события произошли лишь потому, что один человек не в состоянии был признать право другого на свое мнение. Страшные события происходят теперь потому, что один человек не желает признавать право искусственного интеллекта на существование.

Теодато вздохнул и сгорбился, отвернувшись от сутулой фигуры Кандиано. Порою он позволял себе отвлечься от реальности и помечтать о том, что было бы, если б он мог бежать отсюда, мог попасть в Кеттерле и своими глазами увидеть этот мир… какое там все, наверное, другое!..

Давно уже стемнело, и сидевшие на первом этаже бездушные завозились, собираясь спать, когда Теодато услышал, как хлопнула входная дверь, и знакомый голос с порога закричал:

— Господин Теодато! Господин Кандиано!

Оба они встрепенулись, Кандиано бросил ручку; Теодато первым вскочил с места и, перепрыгнув через обогреватель, понесся вниз.

— Тише ты! — замахал он руками, спускаясь по лестнице, — хочешь, чтобы все узнали!..

— Господин Теодато, — убавив громкость, повторил Гвана, — там!.. На первой западной улице дерутся!

— Что?..

— Я подумал, вам лучше пойти туда, — добавил бездушный. — Нанга уже там.

— Но…

— Мне кажется, если вы сейчас объявитесь там, наши одолеют… все ждут вашего появления…

— Он прав, — перебил Кандиано, набрасывая куртку на плечи. — Пойдемте, Теодато. Пробил наш час.

— Проклятье, — пробормотал Тео и поспешил следом; Гвана побежал впереди, оглядываясь, вместе с господами пошли и братья Матай и Лаки, готовые вступить в драку, если понадобится. — Гвана! Расскажи хотя бы, что там произошло!

— Некогда, некогда! Сами увидите!..

Первая западная была недалеко, и они добрались туда менее, чем за полчаса. Еще издалека слышно стало крики и грохот. Кандиано заметно ускорил шаг. Теодато в сумраке различил нечто непонятное: прямо поперек улицы нагромождена была какая-то мебель, и с одной стороны суетились темные фигуры. В тот самый момент, когда они уже шагнули на мостовую улицы, раздались два выстрела подряд, но никого, по всей видимости, не задело, и один из закованных, вскочив во весь рост, взмахнул какой-то тряпкой и проорал грязное ругательство.

Теодато ничего не успел сделать, старший спутник его вырвался вперед, и его куртка хлопнула от ветра; Кандиано в один миг взлетел на баррикаду и выхватил из-под полы холодно блеснувший пистолет. Там, по ту сторону, тоже были люди, но одетые по-другому и все вооруженные, они не очень стереглись, уверенные, что у закованных нет оружия, потому появление Кандиано стало для них неожиданностью. Что-то хлопнуло; один из стражей с вскриком упал на мостовую.

— Наш час настал! — громко крикнул Кандиано. Спохватившись, аристократы открыли огонь, но он уже спрыгнул вниз и оказался под защитой. — Не бойтесь их! Нас много, их — мало! Мы победим!

— Ура! — рявкнул Теодато, бросился бегом к баррикаде; следом за ним мчались братья Матай и Лаки. Кандиано тем временем схватил тяжелый стул со сломанной спинкой и швырнул его; его примеру последовали остальные, какие-то люди ныряли в темноту окружающих их домов, вытаскивали все новую мебель, невесть откуда взявшиеся мальчишки подбирали камни и бросали их. Выстрелы все еще звучали по ту сторону, кто-то закричал и упал, но людей уже было не остановить. Наконец Кандиано раздобыл газету, обмотал ею отломанную ножку стола и поджег. Пламя вспыхнуло резко и неровно, выхватило его лицо из темноты. В тот момент он был похож на гневного духа, ночь выбелила его волосы, по его левой руке стекала черная струйка крови.

— Отступайте! Отступайте! — кричал кто-то по ту сторону баррикады. — Без подкреплений тут делать нечего!

Закованные бросились вперед, следом за убегавшими стражами; еще один из них упал, и тело его буквально поглотила толпа, грязные сапоги растоптали его.

— Подбирайте их оружие! — велел Кандиано и первым схватился за валявшееся в стороне ружье, оброненное убитым аристократом. — Больше мы им не позволим издеваться над нами!

— Необходимо как можно быстрее вооружить их, — задыхаясь, крикнул ему Теодато, — в Централе медлить не станут, если пошлют большой карательный отряд… нас тут много, но мы безоружны!..

— Какая глупость! — дерзко возразил Кандиано. — В чьих руках, по-вашему, все заводы и фабрики? Кто создает эти ружья?

— На оружейный завод Градениго! — заорал кто-то из шедших с ними людей.

И они побежали.

Все это было похоже на неостановимую волну; Теодато перестал думать, он просто отдался на волю течения, и ноги несли его в толпе других обезумевших, злых людей, он кричал вместе с ними и сам не слушал, что кричит, впереди всех бежал Кандиано, его куртка развевалась, порванная в двух местах, руки были запачканы кровью. Потом уже Теодато увидел Нангу, шедшего по правую сторону от старшего аристократа, но не придал этому значения. Ничто не было важно, люди появлялись из темноты, неведомо откуда, и присоединялись к бегущим. Начинало медленно светать. Они добрались до черного приземистого здания завода, но там их уже ждали; люди Зено и Тегаллиано были не идиоты и понимали, что тот, кто владеет оружейным заводом и его складами, — владеет ситуацией. Четверо бежавших первыми бездушных с криками упали, покатились по пыльной земле; чужие ноги наступали на них, потом люди опомнились и бросились врассыпную.

— Не сдавайтесь! — продолжал кричать Орсо Кандиано, который, казалось, не боялся ничего на свете. — Мы выкурим их оттуда! Это наш главный шанс!

И они под руководством Нанги и нескольких других закованных окружили завод, подступались к зданию со всех сторон, швыряли камни, подстрелили двоих неосторожно высунувшихся стражей. Их было много, но закованных — еще больше; наконец командир аристократов отдал приказ собраться на складах, оставив само здание завода. Это была серьезная ошибка с его стороны.

— Вон в том складе хранится порох! — сообщил один из некогда работавших там закованных Нанге. — Если бросить туда головешку, они все взлетят на воздух!

— Бросайте! — крикнул Кандиано.

— Но ведь начнется страшный пожар, — возразили ему. — И никакого оружия мы не добудем.

— Что мы, бесполезные аристократы, которые ничего не умеют? Завод наш! Мы запустим конвейеры, мы соберем новые ружья, только для себя!

И люди послушались его; Теодато был одним из тех, кто мастерил огненный снаряд, кто-то притащил бутылку масла, Теодато облил им обвернутый в газету кусок дерева, обвязал мокрой веревкой и поджег. Какой-то смуглый подросток выхватил у него веревку, размахнулся и метко зашвырнул горящий комок на крышу порохового склада.

Потом все побелело.

Никто не уцелел; закованные до обеда тушили вспыхнувший пожар, другие выносили уцелевшие винтовки с соседних складов. Большие отряды патрулировали окрестные улицы; во главе одного из них был Орсо Кандиано, а Теодато повел другой. Они встречались несколько раз на пересечении дорог, вскидывали руки в приветствии и опять расходились: их целью было не подпустить к заводу новые отряды стражей.

К вечеру, кажется, уже абсолютно все закованные знали, что вот он, Орсо Кандиано, ведет их против Централа, мало кто на самом деле представлял себе, как он выглядит, но все слышали, что он находится на оружейном заводе Градениго, где у мятежников устроен штаб.

К вечеру Теодато Дандоло, чертовски уставший и голодный, полулежал прямо на полу в одном из цехов завода, в одной его руке был кусок подсохшего черного хлеба, второй рукой он деловито поправлял повязку на бедре: пуля царапнула его чуть выше колена, несильно, но рана досадливо кровоточила и мешала ему бегать. Цех был полон людей: здесь же на одном из нерабочих станков сидел сам Кандиано, к нему то и дело подходили, он о чем-то быстро деловито разговаривал с обращавшимися к нему бездушными. Теодато взглядывал на него и криво усмехался себе под нос. Лицо Кандиано совершенно отвердело в эти часы, и ясно было, что это человек, целиком отдавший себя своей идее.

Теперь уже, когда беспорядки немного утихли, известно стало, что же именно произошло. Началась война; настоящая война, а не то, о чем невнятно твердили аристократы в Централе. Вся западная часть Тонгвы была во власти закованных, и даже теперь, в эти самые мгновения, они сражались с противником на кривых залитых кровью улицах. Теодато знал: за оставшимися бездушными дело не станет, они быстро присоединятся к своим товарищам.

Теперь многое зависело от Леарзы. Нельзя, чтобы Централ так быстро оказался в руках закованных.

Он не ошибся; началось на следующие же сутки, уже в ночь. В Централе все в это время было тихо, и казалось, что так будет продолжаться еще долго, по распоряжению Фальера из Вакии, Доченто и Тьерре перебросили войска, вооруженные аристократы заняли все важные объекты: оружейные заводы, научно-исследовательские станции, окружили гильдию космонавтов и сам Централ. Все было выполнено в высшей степени тихо и аккуратно, люди перемещались небольшими группами, старались не привлекать ничьего внимания, так что даже мирные жители Централа не подозревали о том, что происходит. Во дворце тоже все действовали четко и слаженно, телепаты передавали удовлетворительные отчеты, и Фальер немного успокоился, решил было, что руосец снова обманывает его. К тому же, заглядывая в темноту грядущего, он не увидел там ничего слишком опасного и отдал приказ Традонико отправить несколько звездолетов вглубь системы Сеннаар: проверить, где и в каком состоянии находится космическая станция Кеттерле. Традонико явно не был рад этому приказу, но спорить не стал и молча ушел.

Сколь бы Наследник не смотрел, ничто не предвещало начала открытого мятежа. Тысячи, миллионы, миллиарды решений приводили его к одной и той же картине: закованные продолжают забастовку, но никто из них не смеет поднять руки на аристократа. Он даже видел выход из этой почти нелепой ситуации; он обнаружил, что скоро на поверхность Анвина опять опустится инопланетный корабль. Вероятность такого развития событий была близка к полной уверенности. Он подозревал, что кеттерлианцы не могут просто так оставить Анвин, попытаются еще раз повлиять на судьбу планеты, потому и отправлял звездолеты на поиски станции: уверен был, что инопланетяне по-прежнему находятся в системе.

И вот они сидели ввечеру в круглом холле собраний, и присутствовали почти все советники, и Леарза сидел напротив Фальера, оперевшись локтями о стол, а в это время в западной части города уже шла драка. Конный патруль проходил по первой западной улице, как обычно, но, когда они миновали одно питейное заведение, пользовавшееся дурной славой, оттуда как раз вывалилась большая группа закованных, почти все были пьяны, и один совсем упившийся человек упал точно под копыта лошади. Животное перепугалось и ударило упавшего, разбив ему голову, пьяный закованный умер, а для его товарищей это стало знаком: в момент взбесившись, они накинулись на всадников, пытались стащить их на землю, так что тем пришлось отбиваться штыками ружей, наконец бездушных разогнали было, но они попрятались по переулкам и начали бросать камни. Взбеленившийся командир патруля отдал приказ согнать всех в кучу и арестовать. Закованные даваться не хотели, построили баррикаду; в этот момент явился сам Орсо Кандиано.

Фальер узнал о происходящем лишь тогда, когда мятежники уже осаждали оружейный завод. Примчавшийся галопом гонец всполошил всех, и Зено немедленно покинул дворец, а следом за ним ушел и Тегаллиано, однако было уже поздно, слишком поздно.

— Я предупреждал, — спокойно сказал Леарза. — Рад, что вы хотя бы отчасти послушали моего совета.

Ночь была беспокойная. Наутро стало известно, что завод Градениго не отстояли, что вся западная часть Тонгвы находится под контролем мятежников. Кто-то из людей Зено принес и эту новость: во главе их стоит не кто иной, как Орсо Кандиано, видевший его издалека аристократ признал его. Вместе с ним заметили и молодого Дандоло.

Другая весть вызвала у Фальера гневный приступ: еще вчера вечером должны были отправиться в полет корабли, но вот явился один из стражей Зено и сообщил, что в гильдии космонавтов начался свой бунт: ангары взорваны, в корпусах идет драка.

— Что там случилось? — заорал Фальер, которому в тот момент отчего-то казалось, что все это — какая-то нелепая шутка. — Чем думает этот идиот Традонико? Я отдал ему приказ!

— Господин Фальер, — выдохнул принесший весть аристократ, — Традонико, по всей видимости, сошел с ума. Один из уцелевших космонавтов сказал, что он явился в столовую вечером, незадолго до взрыва в ангарах, при себе имел пулемет и принялся расстреливать всех присутствовавших, крича, что они — искусственные люди…

Какое-то время понадобилось ему, чтобы прийти в себя и осознать свое положение. Люди вокруг него терпеливо ждали. Наконец Наследник взял себя в руки.

— Оставьте их, — холодно сказал он. — Мятежники скоро попытаются подступиться к Централу; мы не можем их пустить.

Приказание его было исполнено. Фальер закрылся в тот вечер у себя в кабинете, вновь погрузившись в черноту видений, но что-то было не так… какая-то потаенная мысль не давала ему покоя, и вот он резко вскинулся, раскрыв глаза.

Проклятый руосец знал о том, что начнется открытый бунт. И, как специально, видения ничего не открывали Фальеру насчет будущего закованных; не может же быть такое, что…

Внутри у него так все и обмерло.

Если причиною всему — руосец? Он прекрасно знает, что Фальер только частично в состоянии видеть будущее, и все это время пользуется своим знанием, возможно, даже как-то влияет на видения самого Фальера! Если он в действительности лишь шпион и стоит на стороне Кеттерле, война на самом Анвине нужна ему. Еще предки говорили: «разделяй и властвуй». Умело воспользовавшись особенностями цивилизации Анвина, Леарза пытается ослабить врага, блокирует видения Наследника, натравливает закованных и аристократов друг на друга!..

Это неожиданное понимание столь поразило его, что какое-то время Фальер сидел неподвижно и не знал даже, что ему предпринять. Немедленно остановить это! Немедленно прекратить вооруженный конфликт!..

Но уже было поздно, и он осознал это с ужасающей ясностью. Руосец обманул его, как сначала сам Фальер обманывал руосца. Что же, это означает, что талант этого человека сильней?

Он медленно поднялся с места. Необходимо было найти правильное решение; устроить мирные переговоры с главарями закованных, пообещать им все, чего они пожелают. Они желают равенства? Отлично! Он объявит, что бездушные и аристократы — единый народ и естественным образом равны между собой, что общий их враг…

Что же, чертов руосец тут поможет ему, пусть и против собственной воли.

Оттого Фальер тронулся с места и почти побежал прочь.

Он отыскал Реньеро Зено в одном из холлов, где торопливо передавали сообщения телепаты, какие-то люди ходили туда и обратно, а сам Зено отдавал приказы, при виде Наследника спешно отослал очередного посыльного и обернулся к Фальеру.

— Господин Фальер?..

— Это все руосец, — сказал тот. — Руосец натравливает нас друг на друга! Мы должны сделать все возможное, чтобы немедленно прекратить кровопролитие. Передайте своим людям, Зено, что они ни в коем случае не должны вступать в драку по собственной инициативе, только в порядке самозащиты! Необходимо организовать переговоры. Если мятеж продлится, даже я не могу поручиться за благоприятный исход событий!

— …Как скажете, — опешил старик. — Конечно…

— Где он? Вы видели его?

— Руосца?.. Да, кажется, он был где-то неподалеку… разговаривал с Тегаллиано…

Не дожидаясь более внятного ответа, Фальер поспешил дальше. Он миновал холлы, в одном из которых обнаружил и Тегаллиано с Меразом; увидев их, почти крикнул:

— Где Леарза?

— Не могу знать, господин Фальер, — отозвался Тегаллиано, явно удивившись. — Он сказал, что пойдет к вам…

…Проклятого руосца нигде не было. Нигде! Люди видели его тут и там, кто-то заявлял, что руосец направлялся к самому Фальеру, кто-то утверждал, что видел его разговаривающим с одним из советников. Полчаса спустя ясно стало, что Леарза ушел.

Это уже было чревато; однако выбора у него не оставалось, и Фальер еще раз велел Зено наутро же отправить делегацию к мятежникам: просить о переговорах.

Сосредоточившись в эти мгновения на бунтовщиках, Фальер и понятия не имел, что Леарза действительно около часа тому назад оставил дворец; однако направлялся руосец вовсе не прочь из Централа, как можно было подумать.

В гильдии вычислителей в эти тревожные дни было мало людей, один лишь Гальбао продолжал наведываться туда по старой привычке, хотя повседневной работы для них все равно не было, а в текущих событиях вычислители напрямую не участвовали. Гальбао был несколько раздражен своим положением: он всегда считал себя очень полезным человеком, имеющим власть в Тонгве, а теперь оказалось, что Наследника больше интересует мнение какого-то маразматика Зено или труса Тегаллиано. Гальбао находил также, что его собственный талант вполне может сравниться с талантом Наследника: пусть он не видит будущего, как Фальер, однако с большой долей вероятности может просчитать все возможные исходы. Теперь Гальбао, лишенный своей обычной работы, от нечего делать просчитывал теоретические результаты бунта закованных и выяснил, что результаты эти не самые благоприятные. Закованных было много: по данным последней переписи, что-то около двух миллиардов на всей планете, и в одной только Тонгве — полтора миллиона. Это было в четыре почти раза больше, чем обитателей Централа. Закованные, может быть, и не были таким уж опасным противником, как, к примеру, инопланетяне с их технологиями, но в руках у них рано или поздно окажутся все оружейные заводы Тонгвы, и тогда шансы на подавление мятежа резко изменятся.

Гальбао пришел к выводу, что Наследнику теперь просто необходимо применить серьезные меры наказания по отношению к закованным. Лучше всего продемонстрировать им всю мощь аристократии. Закованные никогда не отличались храбростью и стойкостью характера, они легко напугаются и отступятся от своего. Тогда уже можно будет пустить в ход пряник вместо кнута: выполнить первоначальные требования бунтовщиков, напоминать о том, что и бездушные, и аристократы — все-таки один народ. Использовать инопланетян в качестве своеобразного пугала, в конце-то концов, как с самого начала намеревался поступить Наследник.

Он сидел в своем пустом кабинете, обложившись для виду бумагами, в окно врывался холодный ветер, — но Гальбао всегда любил холод, ему так лучше думалось. Здание гильдии вычислителей находилось довольно близко к окраине Централа; кажется, была уже почти полночь, когда до слуха Гальбао донесся одинокий выстрел, спустя какое-то время — еще один. Лучше бы ему было отправиться к себе: его поместье было в более безопасном месте, и все же Гальбао медлил, прислушивался.

В гильдии в этот час, кроме него, никого и не было, даже обычный привратник-бездушный с начала бунта не появлялся в Централе, должно быть, остался в кварталах слуг. Но вот Гальбао услышал чьи-то шаги на лестнице.

Потому только для него и не стала неожиданностью открывшаяся без стука дверь.

На пороге стоял руосец, и Гальбао удивился ему, коротко резковато произнес:

— Не думал вас здесь когда-нибудь увидеть, господин Леарза. Вас послал господин Фальер?

— Нет, — сказал тот. Лицо его было темно. — Я пришел к вам, господин Гальбао, потому что верю в ваш талант. Кажется, вы здесь — самый благоразумный человек. Знаете, каковы последние новости из дворца?

— Какие это? — нахмурился вычислитель, хотя в глубине души таяла предательская капелька удовлетворения: хоть кто-то признал его талант.

— Господин Фальер велел вести переговоры с мятежниками, — ответил Леарза. — Он хочет любой ценой заключить мир и согласен на любые, даже самые безумные их условия.

— Но…

— Вы наверняка слышали, что мой талант таков же, как у него, — добавил руосец, подняв руку. — Потому я как никто другой знаю, что будущее не статично. Каждое событие имеет свой процент вероятности, и талант предвидения позволяет и мне, и Наследнику просчитывать этот процент. Не знаю, что на этот раз затмило ему взор: мне однозначно ясно, что мятежников уже не умилостивить никакими подачками. Бунт должен быть подавлен силой, иначе, если они и согласятся на перемирие, они уверятся в нашей слабости и рано или поздно начнут выдвигать все новые требования. Готовы ли вы вновь отправиться в изгнание в степь, господин Гальбао?

— …Я подозревал, — без выражения отозвался тот. — Что же вы хотите от меня?

— Если кому-то и удастся повлиять на решение Фальера, то это можете быть лишь вы, — сказал Леарза. — Помимо вас, он окружен трусами и стариками. Тегаллиано только и думает, как бы спасти собственную шкуру, а Зено не вполне понимает, чем чревато происходящее. Остальные советники вовсе не представляют из себя ничего интересного. Традонико, если вам еще не доложили, сошел с ума от собственной трусости.

Тогда Гальбао поднялся из-за стола.

— Я понимаю, — негромко сказал он. — Но Наследник не станет никого слушать, даже меня. У него нет подобной привычки, ведь его талант всегда позволял ему избрать наилучший путь.

— Так и вы мне не верите?

— Отчего же! Очень даже верю; вы знаете, господин Леарза, мой собственный талант отчасти родственен вашему, и я тоже в состоянии до некоторой степени рассчитать варианты будущего. Потому мне и ясно, что я не должен даже пытаться повлиять на Наследника, это бессмысленно и даже вредно. Но не беспокойтесь: я приму меры.

Леарза коротко поклонился.

— Я рад, что хотя бы один разумный человек есть в совете, — доверительно сообщил он. — Я надеюсь на вас, господин Гальбао. Теперь мне необходимо идти: я предвижу, что этой ночью мятежники попытаются прорваться в Централ с западных ворот.

И руосец, развернувшись, стремительно вышел из комнаты; Гальбао остался стоять. В голове у вычислителя уже зрел план.

Леарза между тем в самом деле направился на западную сторону города, скользил тенью по широким улицам Централа, пока наконец ему не слышно стало звуки выстрелов и крики. Он не солгал Гальбао: он знал, что именно теперь и в этом месте бездушные под руководством Кандиано начнут атаку, и не собирался позволять им проникнуть во владения аристократов. Отряд, находившийся у западных ворот, был велик, но бездушные бросили в один из домов бомбу; укрывавшиеся там люди погибли, и на улицах еще оставалось много раненых. Леарза шел, не глядя по сторонам, его кожаная куртка сливалась с чернотой ночи, над ухом его не единожды цвинькали пули, но он даже не вздрогнул ни разу. Умирающий страж полз через дорогу, внутренности его вывалились из распоротого живота и волочились за ним по мостовой; Леарза, не замешкавшись, перешагнул через этого человека, подобрал его оброненную винтовку. В одном месте кирпичная стена Централа была наполовину разрушена, и здесь шла перестрелка; руосец прильнул к торцу пустого дома, в какой-то момент стремительно вынырнул из своего укрытия и метким выстрелом снял бездушного, взобравшегося на стену. Постояв еще какое-то время, он высунулся снова, перебежал через открытое пространство и затаился в тени теряющего листву дерева. Очередной закованный пытался пробраться в Централ; его дыхание было слышно Леарзе. Он хладнокровно выждал, когда над ним в темноте покажется лохматая голова, вскинул винтовку. Слышно было, как упало безвольное тело с той стороны. Леарза коротким движением закинул винтовку на плечо и полез наверх с ловкостью человека, всю жизнь прожившего в горах.

Вниз он, однако, не спустился, выждал, когда раздались чьи-то быстрые шаги в переулке между ближайшими домами бездушных, негромко свистнул. Шедший человек, очевидно, насторожился, шаги стихли; Леарза окликнул:

— Тео, это я.

Шумный выдох; это действительно был Дандоло, одетый в куртку с чужого плеча, с ружьем наготове, он почти выбежал из своего укрытия и оказался стоящим вплотную к стене.

— Ты что здесь делаешь? Это же опасно!

— Поблизости никого нет, — ровно возразил Леарза. — Пусти слух, что сюда движется большое подкрепление.

— Понял, — коротко отозвался Теодато, бдительно оглядываясь; он все равно не успел заметить движения чуть поодаль, руосец уже поднял винтовку и выстрелил. Когда Теодато обернулся, на стене опять никого не было. Что ж; не раздумывая, он поспешил обратно под прикрытие домов.

Западные ворота устояли в ту ночь; многие стражи видели низкорослого руосца с винтовкой, стрелявшего в бездушных. Мятежники отступили в третьем часу утра. Наступила тишина.

— Профессор Квинн, вы уверены, что вам не было бы лучше остаться в медицинском крыле? — осторожно спросил Касвелин, однако толстяк только добродушно возразил ему:

— Возможно, оно и так, капитан, но я не мог долее бездействовать. Каковы новости?

Касвелин вздохнул и обменялся взглядами с Синдриллом. Да; им довелось пережить далеко не самые приятные моменты в своей жизни. В какое-то мгновение оба уже уверились, что это конец, но, как оказалось, Лекс был достаточно предусмотрителен.

Явившийся, словно манна небесная, звездолет находился под началом капитана Лилло, на борту его находилось достаточно большое количество людей, — в основном это были техники и врачи, — и, что немаловажно, у Лилло был с самого начала четкий приказ: стрелять во все, что окажется слишком близко к станции или к кораблю. Лилло сам по себе был легендой, участвовал еще в операциях на Норне, выжив тогда лишь потому, что на андроидов способности норнитов не действовали, после Венкатеша вроде бы ушел в отставку, но, видимо, теперь Лекс счел необходимым вернуть его в ряды действующей разведки. Капитан Касвелин видел Лилло второй раз в жизни, Синдрилл — впервые. Это был здоровенный детина с тяжелой челюстью, густо обросшей бородой, смотрел он всегда холодно и строго, потому что во время одной из разведывательных операций у него повреждены были процессы, отвечающие за мимику, и теперь Лилло был в состоянии только хмурить брови.

Так выжившие были спасены; действуя слаженно, астронавты вытащили всех, кто еще оставался в уцелевшей части станции, пострадавшим оказана была помощь, а что до анвинитского звездолета, устроившего им такое развлечение, то Лилло в ответ на вопросы обоих капитанов нахмурился и ничего не сказал.

— Как ни странно, — вздохнул Касвелин, заглядывая в лицо профессора Квинна (все еще бледное), — новости неплохие. Что-то очевидным образом происходит на планете, их патрули ведут себя странно. С Кэрнана сообщили, что число заболевших пока остановилось на одной точке. На корабле произошло только две незначительных поломки, и те были быстро устранены.

— Ясно, — улыбнулся профессор. Вдвоем они медленно шли по коридору, направляясь в центральный холл, где должен был находиться теперь и капитан Лилло. Признаться, рядом с ним даже Касвелин чувствовал себя мальчишкой: этому андроиду было уже больше двухсот лет.

Однако профессора, кажется, это обстоятельство ничуть не смущало. Когда они вошли в холл, Лилло обернулся и нахмурился, увидев Квинна, а тот с обычной благожелательностью обратился к нему:

— Я думаю, мне стоит поблагодарить вас, капитан Лилло, за спасение наших жизней. Еще немного, — и я бы уже не в состоянии был это сделать.

— Не нужно благодарности, — сказал андроид. — Профессор, мне кажется, вам лучше вернуться в медицинское крыло.

— Конечно, я вернусь туда, но немного попозже, если вы не возражаете. Ведь связь с Лексом по-прежнему установлена?

— Да, сигнал не прерывался двое суток. — Лилло обернулся к панели управления, вдоль которой сидели люди; кто-то из них, видимо, не дожидаясь приказа, включил громкую связь, потому что почти сразу раздался электронный голос Лекса:

— Профессор Квинн, вам рекомендовано вернуться в медицинское крыло.

— И ты туда же, — мягко рассмеялся тот. — Позволь, друг мой, сперва мне спросить тебя о твоих дальнейших рекомендациях насчет Анвина.

— Рекомендовано ожидание. Есть основания полагать, что оставшийся на планете руосец оказывает значительное влияние на события. Альтернативные варианты обладают слишком низким значением вероятности.

— Да, как я и думал. Этот смелый юноша неспроста предпочел остаться на планете, — задумчиво сказал профессор Квинн. — Он практически чудом вывел нас из города… это означает, что у него, скорее всего, открылся его Дар. Как ты считаешь, Лекс, возможна ли еще перемена не в нашу пользу?

— Это маловероятно. Сила влияния с Анвина значительно и быстро уменьшается. Это может означать, что фокус массового бессознательного сместился. Такое могло произойти лишь в случае вооруженного конфликта на самой планете.

— Что же, в таком случае, не полагаешь ли ты, что пора отправить на планету автопилотируемый шаттл?

Капитаны вновь обменялись взглядами; один Лилло оставался по-прежнему спокойным и все так же хмурился (он почти всегда хмурился, впрочем, по понятной причине). Лекс помолчал, а затем ответил:

— Принято. Рекомендовано отправить автопилотируемый шаттл, реагирующий на ДНК руосца. Пункт назначения случайный, однако по возможности близко к столице планеты.

— Реагирующий на ДНК?.. — переспросил Синдрилл.

— Это логичное решение, — ответил ему Лилло, — таким образом воспользоваться шаттлом сможет только этот руосец. Если его Дар действительно работает, он сам будет знать, что у него есть шанс спастись, поэтому ни о чем предупреждать его не нужно.

— Ну что, капитан Лилло? — мягко спросил его профессор.

— Я отдам необходимые распоряжения, — сказал андроид. — Кажется, в медицинском крыле еще сохранились образцы крови руосца.

Люди, отправленные Зено для переговоров, не вернулись ни через час, ни через два, ни даже на следующий день; подтверждение догадкам было получено только к ночи, когда стражи совершили рискованную вылазку и обнаружили тело одного из посланцев.

— Они не согласятся на переговоры, — сказал тогда Тегаллиано, — слишком уж разгорячены. И, готов поклясться, Кандиано и Дандоло только подзуживают их, ни за что не дадут им прислушаться к голосу разума.

— Нам придется действовать силой, господин Фальер, — добавил Зено.

Марино Фальер сидел молча, отвернувшись, прижимая одну руку к виску, в котором горячо пульсировала боль. Видения его по-прежнему оставались несовершенными, и он не мог понять, что делать дальше. Все разваливалось на глазах. Проклятого руосца так и не нашли, он будто сквозь землю провалился, и сперва Фальер решил, что он бежал к мятежникам, которых обмануть было бы еще проще, чем аристократию Тонгвы, но потом ему доложили, что всю ночь руосец сражался вместе со стражами, обороняющими Централ, и успел, кажется, уже заслужить себе определенную славу: столь внезапно он появлялся из темноты и так метко стрелял. Теперь объявлять его предателем и преступником было чревато: никто из людей Зено не поверил бы этому, а от них сейчас зависело будущее Централа.

— Сила — не выход, — резко возразил Наследник. — Теперь это может лишь еще больше обозлить их, и обозлит. Мы можем только помахать кулаком возле их носа, но не наносить удар. Я думаю, настала пора использовать авиацию. Зено, ангары Доченто все еще под нашим контролем?

— Да, господин Фальер. Хотя бездушные волнуются во всех городах, до открытого бунта за пределами Тонгвы еще не дошло.

— Отлично. Отдайте приказ: пусть устроят небольшое, но зрелищное шоу. Самолеты должны большой группой пролететь над Тонгвой туда и обратно. Ничего сверх того, поняли? Где Гальбао?.. Это его ответственность, пусть займется.

— Он должен скоро прийти, — осторожно сообщил глава гильдии телепатов Дзиани. — Мы передадим ему…

Маурицио Гальбао действительно явился менее получаса спустя; он с обычным ровным выражением выслушал слова Дзиани и коротко кивнул, ничего не ответив. Марино Фальер в это время находился в своем кабинете, где снова сидел с закрытыми глазами, уперевшись ладонями в край стола, и пытался найти наилучший путь. Что-то мешало ему; теперь он все острей ощущал себя так, будто половина мира сокрыта от него в густой пелене мрака. Он видел сейчас, что все меньше и меньше остается шансов нанести сколь-нибудь серьезный урон Кеттерле, но даже иноплане перестали так сильно интересовать его; собственная его судьба повисла на волоске, необходимо было срочно урегулировать положение на Анвине, чтобы потом уже воплощать серьезные планы в жизнь.

Гальбао отдавал приказы; люди, несшие дежурство на авиационной базе в Доченто, уже готовили машины к полету. У остальных советников между тем были свои дела, атаки закованных возобновились с южной уже стороны Централа, и Зено вынужден был внимательно следить за происходящим там, а Тегаллиано вовсе отправился на место боя, потому что, как управляющий, мог серьезно повлиять на исход. Увиденное шокировало даже его: закованные атаковали волнами, и выстрелы стражей косили их, тут и там мерцали телепортировавшиеся из одной точки в другую смещающие, обрывая жизни, время от времени среди самих бездушных вдруг кто-то обращался против своих под влиянием управляющего, но это не только не останавливало их: даже не замедляло. Сколько же их было? Тысячи! На глазах Тегаллиано пуля попала в живот одному из его людей, которого он помнил в лицо, — это был опытный управляющий, не один год проработавший на сталелитейном заводе, и вот этот человек лежал лицом в грязи, и никто не обращал уже на него внимания, потому что было не до него.

Проклятые звери, подумалось Тегаллиано. Он, в общем, никогда не испытывал никаких особенных эмоций по отношению к закованным; это был материал, с которым он работал, только и всего. Но в этот момент, глядя, как они убивают его соратников, он чувствовал, как что-то болезненное и тяжелое заворочалось внутри.

Никто не знал, где в эти моменты находился руосец; между тем серые глаза его наблюдали за происходящим с башни гильдии вычислителей. Это было одно из самых высоких мест города, и отсюда он мог видеть, как серые толпы бездушных текут по узким улицам кварталов прислуги, как происходит беспорядочное движение возле южных ворот, там, где идет бой; Леарза стоял в свободной позе, сложив руки на груди, с сигаретой в зубах, и ждал. Его лицо хранило ровное выражение, и только горькая складочка в уголке рта давала понять, что он не так спокоен, как кажется.

Теодато Дандоло лежал на крыше одного из домов; в руках его была зажата винтовка, и он, пользуясь тем, что разгоряченные сражением стражи редко поднимают взгляд, по одному снимал их, высовываясь из-за печной трубы. Оттого, что он находился так высоко, он одним из первых и заметил какие-то подозрительные блики на горизонте. Он не сразу догадался, что это, потом вскинулся, позабыв об опасности, воскликнул вполголоса:

— Авиация!

Это было крайне редкое зрелище: по естественным причинам самолеты почти никогда не летали над Тонгвой, и теперь Теодато, выпрямившись во весь рост, горящим взглядом следил за тем, как светлые пятна все увеличиваются и увеличиваются в размерах. Они были похожи на птиц в сером осеннем небе. Вот послышался рокот моторов; заметившие это люди внизу тоже задирали головы, и, кажется, Кандиано отдал приказ отступать, спрятаться в домах; Теодато тоже запоздало сообразил, что эти красивые птицы могут быть опасны, спешно сам бросился к выходу на крышу, нырнул внутрь. Уже оказавшись на чердаке, он подбежал к слуховому оконцу и мог видеть, как самолеты длинной вереницей бреющим полетом прошли над городом, скользнули над Централом, над местом боя, а потом небо оказалось испещрено черными точками. Теодато ахнул, в следующее мгновение совсем близко раздался оглушительный грохот, взрывной волной выбило стекло и отшвырнуло самого Теодато на пол; он какое-то время лежал почти неподвижно, оглушенный, потом кое-как поднял голову. Ему исцарапало лицо и руки, и кровью заливало глаза. Не сразу он осознал, что только что произошло, а когда понял, то закричал и вскочил на ноги.

Бой был окончен. Трупы валялись на площади перед южными воротами Централа; никто не спешил убирать их. Стражи тоже понесли немаленький урон, и Тегаллиано, оказавшись за главного здесь, велел отступать и укрыться в домах. Кварталы бездушных смолкли, глядя на высокий Централ слепыми черными выбоинами окон.

Теодато бежал по засыпанной осколками и обломками кирпича улице, перепрыгивая через тела. Сколько было убитых!.. Несмотря ни на что, какой-то холодный ужас охватывал его, и он почти не оглядывался по сторонам, пока не достиг наконец здания бывшей пивной, где перед боем оставался Орсо Кандиано, отдававший распоряжения.

Кандиано по-прежнему был здесь, он стоял на столе и что-то говорил своим звучным голосом, а вокруг него собрались израненные, перепуганные люди. Теодато с облегчением вздохнул, опустился на стул у входа. Знакомое круглое лицо мелькнуло поблизости, и к нему подбежал Нанга.

— Господин Теодато, — воскликнул он. — Вы живы!

— Да, пронесло в этот раз, — криво улыбнулся Тео.

— У вас все лицо в крови!

— Да плевать, это просто царапины…

Нанга все-таки притащил какую-то мокрую тряпку и принялся вытирать лицо Теодато, а тот был настолько уставшим и потрясенным, что не попытался отбиться от него.

— Мы будем сражаться, — говорил Кандиано, — это нельзя так оставить! Погибли тысячи! Тысячи людей, таких же, как мы с вами, неужели мы позволим им остаться неотмщенными? Мы добьемся своего!

— Посмотрите, господин Теодато, — зачем-то шепотом сказал Нанга, оглядываясь на него. — Какое у него странное лицо.

— А?.. — Теодато не сразу сообразил, о чем это он, потом кое-как поднял голову. — Лицо как лицо, ты чего? Это ж Кандиано. Он и всегда, кажется, был немножко похож на сбежавший памятник…

— Сбежавший памятник?.. — не понял Нанга.

— Ну, как каменный. Да будет тебе, к тому же, у него сейчас тоже не лучшее время в жизни, а хотя-а…

Нанга умолк; в его темных глазах было какое-то странное выражение. Теодато не обратил внимания, в ушах у него все еще звенело, руки дрожали. Попытавшись примерно прикинуть, сколько людей погибло сегодня, он обнаружил, что не хочет и думать об этом.

В тот день в Тонгве все было тихо. Молчали кварталы бездушных; молчал Централ. Стражи несли караул на окраинах, закованные наблюдали за ними из своих разбитых, наполовину уничтоженных домов. До ночи никто не озаботился тем, что улицы города завалены трупами и обломками зданий. Луна уже была высоко, когда наконец люди осторожно вышли из своих укрытий и угрюмо, в тишине принялись стаскивать тела.

Во дворце в это время царила буря. Звуки взрывов слышно было даже здесь; Фальер быстро догадался о случившемся, и один из телепатов подтвердил ему.

— Где Гальбао? Вызвать его сюда, немедленно!

Гальбао явился; его лицо было по-прежнему бесстрастным, глаза за очками блестели.

— Кажется, я подчеркнуто запретил наносить удар, — прозвенел голос Фальера. — Чем вы думали? Вы что, решили пойти наперекор мне, на свой страх и риск?

— Однако теперь в городе тишина и спокойствие, — возразил тот, и не дрогнув. — Вот увидите, уже назавтра эти крысы придут сдаваться.

Фальер стиснул кулаки и еле сдержался, чтобы не выругаться; раньше он никогда еще не позволял себе такого в присутствии советников. В какой-то момент его осенило, и он резко спросил:

— Руосец разговаривал с вами, так? Это он сказал вам, что пора применить силу? Так?!

— Руосец знал, что говорит, — вызывающе ответил Гальбао. — Это решение избавило нас сразу от двух проблем: мятежа закованных и перенаселения Тонгвы. Я уверен, они еще не скоро решатся устроить подобное.

— Идиот! — не сдержался Наследник. — Я лишаю вас звания советника, Гальбао! Прочь с моих глаз! Если еще хотите применить силу, — отправляйтесь в ряды стражи Централа, сами увидите, к чему привела ваша глупость!

Гальбао только высокомерно поднял подбородок, обернулся и вышел. Фальер с ненавистью смотрел ему вслед.

— …Разрешите заметить, господин Фальер, — робко произнес Реньеро Зено, — господин Гальбао не совсем неправ… в кварталах бездушных после авиационной атаки царит мертвая тишина. Мои люди докладывают, что они убирают трупы. Я думаю, восстание можно считать подавленным…

— Погодите с выводами, — резко оборвал его Фальер. — И смотрите, чтобы никто не вздумал передавать новости в другие города…А, бесполезно! Такого не утаишь!

…Он был прав; к этому моменту кто-то уже сообщил в Вакию, Доченто и Тьерре о том, что мятеж в Тонгве подавлен, даже в подробностях описывалась авиационная атака и ее последствия; оттуда весть полетела в более далекие города. Аристократы ликовали, однако закованные сделались очень молчаливы и угрюмы.

В одном из разрушенных домов Тонгвы тем временем кричала и рвала на себе одежду обезумевшая Токо, жена Гваны; их младшую дочь, четырнадцатилетнюю горбунью, убило осколком снаряда. Осколок попал девочке в бок между ребрами и глубоко засел там; ее возможно было спасти, если бы они вовремя нашли ее, но они добрались до нее только уже в сумерках, когда она умирала от потери крови. Токо была с тех пор не в себе, и Гвана стоял рядом с телом дочери и смотрел в пустоту каким-то страшным взглядом, от которого у заставшего их так Теодато побежали по спине мурашки.

Однако Орсо Кандиано не тратил времени на жалость.

— Гвана, — сказал он, поймав бездушного за плечи. — Это нельзя так оставлять, понимаешь? Они убили твою дочку! Они убили ребенка!

— Да, господин, — без выражения отозвался тот; глаза у него остекленели.

— Нам нужна помощь, — продолжал Кандиано. — Возьми своего старшего сына, Гвана, и отправляйся в Вакию. Вы доберетесь туда меньше, чем за сутки, мы добудем лошадей. Расскажите, как погибла маленькая Макто!

— Да, господин, — повторил Гвана.

Старший сын его, впрочем, был в более решительном настроении, услышав о предложении господина Кандиано, он хищно оскалился.

— Пойдем, отец! Пойдем!

Теодато только поежился, наблюдая за ними. Он понимал, что Кандиано теперь движет одна-единственная Идея, вокруг которой собралось все его существо; от этой Идеи самого Теодато пробирала дрожь. Он знал и то, чего не знал здесь никто, кроме него.

Орсо Кандиано перестал быть прежним; многие люди теперь перестали быть прежними. Леарза предупреждал Теодато об этом. Какие-то изменения происходили у них в головах, и Теодато понимал, что даже он сам не избежит подобной участи, и все равно ему было страшно и не по себе.

Он не знал только, что Нанга, стоявший чуть позади него, угрюмо смотрел на Орсо Кандиано, а в мозгу у бездушного вертелись свои мысли. Эти мысли никогда еще не бывали столь сложными, как теперь; Нанга следил за Кандиано и все больше уверялся в том, что перед ним — не настоящий человек. Настоящий человек не будет так равнодушно смотреть на труп девочки! И господин Теодато как будто ничего не замечает. В один прекрасный день Кандиано нападет на господина Теодато, а тот растеряется и не сможет защитить себя. Он, Нанга, должен быть настороже: жизнь господина Теодато зависит от него.