Лиловый (II)

1,14 пк

— Эй, эй, парень, ты чего тут делаешь? Ты чего… — мир вокруг завертелся; широкие руки поймали его за плечи, потом вдруг с силой потрепали по лохматой голове. — Вот черт. Так, ну-ка пойдем…

Леарза не сопротивлялся, он едва ли понимал, куда ведут его, кто ведет его; послушно сел, куда его буквально опустили силой, сидеть было немного мокро, что-то плескало в спину. Огромный Абу Кабил в кожаной куртке плюхнулся рядом, положил свою медвежью ладонь на его плечо, молча уставился на него добрым взглядом, от которого становилось будто легче как-то.

Леарза тогда не сразу понял, отчего: потому что Абу… Каин не выглядел равнодушным.

Он не помнил в тот момент легкого отторжения, которое испытывал в последние дни при мыслях о разведчиках; нелепо, по-детски вытирая щеки рукавом великоватой ему рубашки, Леарза вздохнул:

— Я не так себе все это представлял… и вообще… как это… как это одиноко?.. — воскликнул он, поднимая глаза к темнеющему небу. — Я знаю, они не одобряли моих выдумок, даже слушать никогда не хотели, но я бы все-таки предпочел, чтобы они тоже могли увидеть все это! Быть может, им бы понравилось?..

Каин молчал, но его рука по-прежнему тяжело лежала на плече китаба.

— Почему только я один?.. Почему… и эти люди вокруг, им просто… им просто плевать на все! Может, они все искусственные? Ведь поэтому к-катариане боялись их, да? Ненавидели? Машины съели их души, оставив только сознание… И все эти ужасные небоскребы… как только можно в них жить? Будто в муравейнике среди тысяч себе подобных, копии одного предмета, с машинами в головах, ужасные… ужасные…

Ладонь на его плече наконец пришла в движение: Каин мягко, почти осторожно похлопал его. Леарзе стало стыдно. Разревелся, как ребенок, посреди улицы, на глазах сотен людей, еще и наговорил Абу какой-то ерунды…

— Это все очень понятно, — сказал Каин. Леарза собрался с духом и обернулся, обнаружив позади себя весело брызжущий фонтан. Фонтан ярко рассыпал жемчуг, освещенный со всех сторон маленькими огоньками. — На свете так много разных «почему», парень, но ответов на них иногда не найти. Приходится с многим мириться! Например, меня всегда возмущало, почему я не умею летать, как птицы!

Леарза судорожно рассмеялся.

— Птицы очень легкие, — заметил он дрожащим голосом. — И мало весят. А ты здоровый, как бык.

— И кости у них полые внутри, — расхохотался Каин, — а мои такие, что черта с два меня поднимешь. Так! Ты, конечно, никому не сказал, куда пошел?

— Я и сам не знал, куда иду, — смущенно признался Леарза. Каин уже извлек из кармана куртки какую-то штуку, ярко блеснувшую экраном, что-то быстро ткнул на ней и приложил к уху.

— Профессор Квинн? — три секунды спустя уже говорил он. — Ваш подопечный со мной, не теряйте!..Да будет вам, я его верну! Ну, может быть, и завтра, какая разница?

Потом он снова что-то натыкал и на этот раз разговаривал на своем языке, из которого Леарза пока улавливал только некоторые слова, но Каин тараторил так быстро и невнятно, что Леарза не разобрал совсем ничего.

— Пойдем, — наконец заявил Каин и поднялся на ноги. — Не замерзнешь в одной рубашке? Держи-ка! Я все равно ее ношу только для красоты.

С этими словами он плюхнул на плечи Леарзе свою здоровенную кожаную куртку, которая оказалась до странного тяжелой. Леарза неловко встал с мраморного парапета.

— Ты в ней камни носишь? — удивленно спросил он. Каин расхохотался.

— Не совсем. У меня там в правом кармане завалялся кое-какой образец с работы. Потом посмотришь. Потом-потом, пойдем же!

И он буквально потащил Леарзу за собой в неизвестном направлении; они пронеслись по улице и оказались на площадке, сплошь уставленной странными штуками, и лишь когда Каин у одной из них открыл дверцу, Леарза догадался, что это и есть самые настоящие аэро: только стоящие смирно на земле.

— Ну, сейчас полетаем! Ты ведь об этом мечтал? Конечно, понимаю! — без умолку тараторил Каин, пока Леарза осторожно устраивался в кресле, которое напугало его, зашевелившись: потом уж только он сообразил, что кресло приняло его форму. — Космические перелеты — не самая зрелищная штука на свете, если только, пожалуй, не брать в расчет гонки по орбите, там и несчастные случаи бывают, когда какой-нибудь сумасшедший сорвется с орбиты и — бам! — в спутник врежется, или даже друг в друга, вот тогда такая пиротехника получается — загляденье, ну если не считать, конечно, того факта, что там кто-то помер в этот момент. Ну, космос — дело такое! Понимаешь ли, воздуха-то там нет, Квинн еще не рассказывал тебе?.. — Леарза очумело потряс головой. — И вообще место не самое безопасное, так что обшивка на кораблях должна быть надежная, из хорошего сплава, в общем… — тут аэро плавно тронулся с места; Леарза поначалу и не заметил, лишь потом сообразил, что они действительно поднимаются в воздух, совершенно бесшумно, будто чья-то невидимая рука тянет их. — В общем, гигантские окна там обычно не делают, а если и есть обзорные комнаты, на время полета их задраивают наглухо!

Они поднялись на нужную, видимо, высоту, и Каин коротко хохотнул; в следующее мгновение аэро так резко сорвался с места, что Леарза едва сдержал восклик. С такой скоростью он еще никогда в жизни не передвигался: все вокруг смазалось, зеркальные небоскребы превратились в мелькающие тени, и только равнодушное тяжелое небо следило за ними, понемногу темнея еще сильнее. Летели они, впрочем, недолго; мельтешение небоскребов утихло, и аэро опустился на другую площадку, пусть и похожую, но расположенную не на земле, а на крыше одного из зданий пониже.

Леарза, все еще не понимая, куда они направляются, послушно пошел следом за Каином; тот спустился по лестнице, — обычной, не движущейся, — и перед ним распахнулась дверь. Леарза шагнул вперед, еще не видя, куда идет, и вдруг погрузился в мир разноцветной ночи и табачного дыма. Он растерялся, и если бы не рука Каина, поймавшая его за плечо, так и остался бы стоять у входа.

Это было странное место, но Леарза вдруг сообразил, что оно похоже на трактир: пусть столики здесь были из какого-то неведомого материала, и стулья высокие, непривычной формы, но все же здесь сидели люди со стаканами, и фоном играло что-то вроде музыки: признаться, поначалу Леарзе показалось, что это просто шум.

Каин усадил его на стул и сам уже весело общался с девушкой, подбежавшей к ним, а Леарза тем временем все-таки сунул руку в карман, оттягивавший куртку, и обнаружил там слиток какого-то металла, холодного и гладкого наощупь. Выудил его; металл тускло сверкнул на него серебром, но в темноте было почти невозможно рассмотреть подробнее.

— Крутая штука, — сообщил ему Каин, бесцеремонно ткнув в слиток пальцем. — Обладает памятью формы. Ты когда-нибудь встречал такие металлы?

— Как это — память формы?

— Берешь ты, например, ложку из нее, — охотно пояснил Каин, — силой сгибаешь, нормально, ложка погнулась. А потом берешь, нагреваешь чуток — и вот! Ложка снова выпрямляется. Я когда учился, девчонкам с филологического фокусы показывал. Они у меня ложки гнули, а я выпрямлял их силой мысли! Некоторые даже верили…О, а вот и первый пришел.

Леарза недоуменно обернулся: к ним действительно подошел какой-то человек, которого поначалу в темноте он не разглядел, лишь видел, как то ли лысина, то ли очень светлые волосы блеснули в тусклом свете.

— Здорово, — обратился к нему Каин.

— Значит, говорить сегодня будем на языке Руоса, — безо всякого акцента заметил подошедший, обернулся к Леарзе. — Привет, парень. Или как там у вас говорили? Мир тебе и твоему божеству?

— Это Сет, — представил его Каин, и белобрысый, — теперь Леарзе стало видно, что у него на самом деле очень светлые волосы, правда, и некоторая залысина на лбу тоже имеется, — опустился на стул за их столиком.

— Я не видел этого пройдоху добрых десять лет, а он только теперь позвал меня, и для чего?.. Ну, впрочем, я все равно рад, — все тем же ровным баритоном произнес Сет. Девушка принесла им пять стаканов, наполненных каким-то темным напитком; значит, Каин пригласил еще кого-то? Леарза осторожно понюхал содержимое своего стакана: пахло чем-то странным, на арак уж точно не похоже. Впрочем, за последнюю неделю он пробовал самую разную местную еду, и необычную тоже. Кое-что ему нравилось.

— Мне кажется, или ты еще полысел, балалайка? — радостно поинтересовался Каин. Сет скривил рот: он у него был необычной формы, с глубокой ямкой под носом, почти разделившей его верхнюю губу на две половинки.

— Сам ты балалайка, чучело. Ничего и не полысел, это тебе кажется. А ты никак потолстел.

— Вот еще, глаза протри!

Леарза с любопытством переводил взгляд с одного на другого и вдруг заметил, что страх и чувство одиночества у него как-то странно отступили на второй план; пусть он был в совершенно чужом месте, но он все-таки был не совсем один. Рядом сидел Каин — все тот же самый добродушный Абу, пусть и без привычной красной тюбетейки и полосатого халата, но все же его рубашка была с легкомысленным рисунком, а на столике рядом со стаканом Леарзы по-прежнему лежал слиток неизвестного металла, который Каин неведомо зачем таскал с собой в куртке. Сет тоже совсем не был похож на бездушную машину, какими всего полчаса назад казались Леарзе все проходившие по улице люди. У него были живые черные глаза, еще более живые оттого, что один был как-то неуловимо выше другого, и подвижный рот, то и дело то кривившийся, то расплывавшийся в ухмылке.

— Трудно тебе у нас? — спросил он у Леарзы, и Леарза, смешавшись, осторожно ответил:

— Непросто. Профессор говорит, мне придется потратить не один месяц, чтобы выучить ваш язык.

— О да, биокарты тебе не видать, — хмыкнул Сет. — Ну что же, временами я думаю, биокарты — для ленивых. Что бы все эти дураки без них делали? Да они два на два не перемножили бы.

— Кто о чем, а лысый о расческе! — радостно и непонятно к чему возвестил Каин, за что совершенно неожиданно получил щелчок в лоб от Сета. Звук получился очень звонкий, и Сет расхохотался:

— Голова-то пустая, слышишь, как звякнуло?

— Зато не лысая!

— Ага, что я вижу, — раздался новый голос откуда-то позади; Леарза оглянулся. Еще один человек подошел к ним и снимал короткий плащ, поблескивавший дождем. — Каин, как всегда, дразнит лысого. Успокойся, Сет, говорят, волос долог — ум короток. Так, хвостатый?…Привет, парень. Я слышал, ты с Руоса?

— Стали бы мы иначе разговаривать на его языке, — фыркнул Каин. — И не выдирай цитаты из контекста! Там было про баб.

— Кстати о бабах…

— Опаздывает. Сказала, «через полчасика буду». Ну-ну.

Леарза совсем запутался; они разговаривали на его родном языке, и так бегло, что рыжий Гавин должен был рвать на себе волосы от зависти, но в то же время все трое говорили быстро и временами о вещах, которых он не понимал; впрочем, почти сразу они все переключились на него самого.

Последний пришедший был высок, не ниже Каина ростом, пожалуй, и его мокрые короткие волосы темно блестели в слабом освещении бара.

— Корвин, — представился он Леарзе, видимо, не дождавшись, пока про правила приличия вспомнит Каин. — Вообще говоря, я тут, можно сказать, по работе. Впрочем, у вас наверняка ничего подобного не было, но если примерно, то я занимаюсь тем, что пишу всякие штуки, а люди потом читают.

— Книги? — уточнил Леарза.

— Нет, не книги. Книги пишут серьезные люди, — фыркнул Корвин.

— А он пишет сплетни, — ехидно вставил Каин со своего места. Сет приглаживал волосы на своем лысеющем лбу, немножко потешно зачесав их с затылка. Получившаяся жиденькая челочка ему не шла.

— Не совсем. Ну ладно, будем считать, что сплетни.

— В общем, он хочет написать сплетню про тебя, парень, только имей в виду, что все, что ты скажешь, может потом быть использовано против тебя! Он же сплетник.

— Д-да ладно, — растерялся Леарза. — А что, и прямо все будут читать?

— Ага. Ну, кто захочет, конечно. Но сейчас многие тобой интересуются, знаешь ли, в последний раз разведчики привозили на Кэрнан людей с другой планеты больше сорока лет назад.

— Что-то я не заметил, — глухо сказал китаб, вспомнив бесчувственные лица на улице; эти лица зачем-то мучили его. Их взгляды проходили насквозь, будто его и вовсе не существовало в природе. — Они ходят с таким видом, будто они не живые, а… а машины.

Трое его собеседников переглянулись.

— Это только кажется, — осторожно сказал Корвин. — Просто людей на Кэрнане очень много, несколько миллиардов. Когда тебя окружает такое количество незнакомцев, они действительно сливаются в одну массу, и перестаешь на них смотреть…

— Ну, мы-то очень даже живые, — заявил Каин и широко ухмыльнулся. — Подожди, еще окажется, что чересчур.

— Угу, эта скотина додразнится до такой степени, что захочется съездить ему по роже.

— Э, это рискованно, череп у меня крепкий.

— По-моему, лет двадцать назад у меня все-таки получилось выбить тебе два передних зуба.

— Только потому, что ты схитрил и взял кирпич.

— Видишь ли, мы все знаем друг друга уже очень давно, — между тем пояснил Леарзе Корвин. — В каком-то смысле мы одноклассники… э, тебе рассказывали что-нибудь про то, как у нас учатся дети?

— Да, в школах… а потом в университетах.

— В общем, не удивляйся очередным удивительным историям, — фыркнул тот. — На моей памяти Каину раза три выбивали зубы и однажды умудрились вывихнуть руку.

Темный напиток, поначалу показавшийся Леарзе безалкогольным, неожиданно ударил ему в голову; китаб не сразу заметил это, лишь потом, когда почувствовал полузнакомую легкость в ногах. Это было особенное состояние; в своей жизни Леарза нечасто пил арак, но там все было по-другому и не так… легко, что ли. Все трудности, все неразрешимые вопросы вдруг оказались такими простыми и глупыми, и о них вовсе не хотелось думать. Ему вдруг вся ситуация представилась в совершенно ином свете: ведь он попал в мир, в котором все люди такие, как он… ну, почти. Никто не обладает таинственными силами, которые позволяют разжечь пламя мановением пальца, зато все владеют знаниями! И эти знания позволяют нечто куда более необыкновенное. И теперь, если он, Леарза, будет рассказывать о своих задумках, какие ему приходили в голову еще в родном сабаине, никто не станет смеяться над ним, а если и станут, то лишь потому, что все это им уже давно известно.

И Леарза принялся рассказывать Корвину о своих пиротехнических опытах.

Тот улыбался и спрашивал со знанием дела; оттого молодой китаб совершенно увлекся и даже совсем не заметил, как опустевший стакан перед ним заменили на новый, полный, а Каин с Сетом уже орали друг на друга, но их разговора, к тому же, все равно перешедшего на язык Кеттерле, он и не слышал.

Прервали их неожиданным образом: к столику подошел еще кто-то, Леарза не обратил внимания, Каин и Сет — и подавно, один Корвин поднял взгляд и коротко кивнул. Этот кто-то сел между Корвином и Сетом. Проверил стаканы: почти все пустые, тогда чужая рука стянула стакан из-под носа Леарзы, да он не обратил никакого внимания, потом вовсе попытался отпить из пустого стакана Корвина. Тот улыбнулся и помахал рукой девушке-официантке.

И тут вдруг по столу ударили с такой силой, что Леарза оборвал себя на полуслове и едва не подпрыгнул, и даже Каин с Сетом заткнулись и изумленно посмотрели на источник грохота.

Она села обратно и мило улыбнулась.

— Добрый вечер, мальчики, — сказала она. — Я никого не отвлекаю?

— Тильда! — наперебой заорали остальные.

— Опоздала на два часа!

— А я твое пиво выпил!

— Познакомься, это Леарза, — невпопад добавил Корвин. Леарза медленно поднял руку. Она улыбнулась снова и посмотрела на него.

— А я Тильда, — представилась она.

— Вот, — загоготал Каин, помахав зачем-то рукой у нее возле рта. — Вот поэтому и Тильда.

— У них письменность другая, он не поймет, — фыркнул Сет. Леарза смотрел на ее рот. Она улыбалась, но только чуточку, и ее тонкие губы были забавно изогнуты волнистой линией, будто одна половина ее рта была приподнята над второй. Она вся была такая, немножко неровная: нос-кнопочка на одну сторону, левый глаз немного не такой формы, как правый, одна бровь дальше другой. И все-таки она была очень симпатичная, особенно этот ее волнистый рот.

Тильда заглянула в стакан, который стянула у Леарзы, потом с укоризной посмотрела на Каина.

— Спаиваете его, значит, да? Каин, ты подлец. Ты-то можешь хоть целую бочку этого пойла выпить, а ему наутро плохо еще станет!..

— На моей родной планете, — взволнованно сказал Леарза, — было принято пить и напитки покрепче.

Она немедленно, как куница, изогнулась над столом и склонилась совсем вплотную к нему, коротко понюхала и фыркнула. Леарза остолбенел; он мог только чувствовать, что от нее пахнет чем-то неуловимо-сладким, и видеть ее разные серые глаза.

— Ага, — потом протянула Тильда, опускаясь на свой стул. — Уже можно и покуражиться, ну да. Кстати, Каин! А где моя порция пойла?

— Уже несут, — спешно сообщил Корвин, и вскоре и вправду на стол им поставили еще пять стаканов. Тильда, задрав нос, придвинула к себе сразу два.

Леарза чувствовал себя странно; ему отчего-то невыносимо хотелось говорить, чтобы привлечь ее внимание, чтобы она отвечала ему, но он не знал, о чем, и было даже немного страшно, что она будет смеяться над ним. Не раздумывая, он схватился за один из стаканов, так что за последний оставшийся передрались Каин и Сет, размахивая руками, пока в конце концов не смахнули его со стола и не устроили совместный плач по этому поводу. И тут — о Хубал милостивый! Эти серые глаза сами обратились к нему.

— Как тебе у нас? Наверное, совсем не так, как ты думал?

— Да, — с радостью ответил Леарза. — Мне и в голову не приходило, что можно построить дом, в котором будет больше ста этажей. Зачем им столько?..

Ее волнистый рот улыбнулся, растянувшись в неровную скобочку.

— Людей на свете больше, чем ты себе представляешь, наверное. К тому же, в одно время всем очень нравились такие дома. Знаешь, у каждого поколения есть свои пристрастия. В то время мы непомерно кичились тем, что мы умеем так строить, и всем хотелось жить как можно выше, чтоб можно было воображать себя богом, выглядывая из окна, — звякнул короткий смешок. — Вот и понастроили.

— Это ее занятие по жизни, — радостно встрял Каин.

— Работа? — уточнил Леарза. — Ты строишь дома?

— Ну, не своими руками, конечно, — рассмеялась она. — Я только придумываю их, а строят машины. Это интересная работа, ведь дома бывают очень и очень красивыми. И очень разными. На Кэрнане есть не только высотки.

— Кстати, тут даже есть одна пустыня-заповедник, — сообщил Каин, — хотя, может, тебе горы больше по вкусу? Мы могли бы туда съездить!

— Но это же, наверное, далеко? — удивился Леарза.

— Ха! Думаешь, с такой скоростью, с какой мы сегодня летели, мы не облетим всю планету за полтора часа?

— Только не сейчас, — возразила Тильда, — такие вещи на пьяную голову не делаются! Зато будет повод собраться всем вместе еще раз.

Встретиться снова; Леарза еще не до конца осознал эту мысль, но уже с жаром соглашался с девушкой. Они принялись договариваться, когда встретятся в следующий раз, для поездки в неведомый Гвин-ап-Нуд, правда, чем завершились переговоры, Леарза уже не помнил: остаток того вечера полностью растаял для него в лиловом тумане.

Тусклый свет заливал комнату; кажется, сегодня было пасмурно, и небо затянуло тучами. По-прежнему сновали в тучах крохотные точки аэро, и поблескивали зеркальные небоскребы; в комнате нашелся Гавин Малрудан, который сидел за широким столом возле окна, сунув стилус за ухо, и что-то тыкал в своем коммуникаторе.

Чувствуя определенную слабость во всем теле и сухость во рту, Леарза шагнул на свет; голова у него немного кружилась. Должно быть, вид у него был не очень, помощник профессора поднял взгляд и рассмеялся.

— Да, Каин не знает меры! — заметил он. — Профессор очень ругался на него ночью, когда он буквально приволок тебя на себе.

Леарза медленно опустился на мягкий диван, прикрывая глаза ладонью. Было больно смотреть на свет.

— Я действительно чувствую себя не очень, — признался молодой китаб. — Этот ваш напиток… как он там называется, пиво?.. Кажется, будто в нем совсем нет алкоголя, но после пятой кружки…

Гавин снова фыркнул.

— Это вещь обманчивая, — согласился рыжий. — Конечно, Каин может сколь угодно много, это ему вода. Надеюсь, он хоть драки не устроил?

— Нет… к-кажется, а хотя… да нет, вроде бы они в шутку…

— А-а, он Сета с собой. Небось и вся их компания, верно? Тильда, Корвин.

— Да. Они сказали, что они одноклассники.

— Угу, дружат едва ли не с момента сборки.

— С… чего?

— Ну, с тех пор, как их собрали, — пожал плечами Гавин. — Ведь все четверо — андроиды. Ты не знал? Искусственные люди.

Леарза молчал, не отрывая ладони ото лба.

— Я Каина с самого своего детства, — не заметив, продолжал помощник профессора. — Его мой двоюродный дедушка. Так что в каком-то смысле он мой дядя!

— Так это правда, — прошептал Леарза.

— Что?

— Что вы… научились делать искусственных людей.

— Ну да, конечно, — будто бы удивился Гавин, — профессор что, еще не рассказывал тебе? Ой!..Ну, в общем, да, это и есть одна из главных причин катарианского раскола. Когда первую машину, которая могла разговаривать, Тирнан Огг и стал против этой машины. Так что это уже очень давно! Мы называем их андроиды, а еще иногда младшие. Кажется, это из какого-то стихотворения. Там, «младшие братья человечества», и вот.

Леарза поднялся; обеспокоенный немного, Гавин тоже вскочил, ему показалось, что китаба шатнуло, но тот стоял прямо, лишь наклонил голову, так что его глаз не было видно.

— Что-то мне совсем дурно, — блеклым голосом произнес он. — Я пойду… к себе.

И ушел; Гавин только пожал плечами в некотором недоумении.

Пустая холодная комната встречала хозяина. Леарза подошел к окну и остановился, выглядывая на высотный город. Мертвый город… искусственные люди.

Они обманули его.

Может быть, и все они были просто хитрыми машинами, а вовсе не людьми? Бездушные, черствые изнутри, и тем страшней ему делалось оттого, что они, машины, так искусно умели притворяться живыми, они обманули его, за улыбчивым лицом Каина не было ничего, кроме железа, красивые глаза Тильды были, наверное, сделаны из стекла…

Это потрясло его, и Леарза ничего так не хотел, как сбежать отсюда, исчезнуть, раствориться. Спастись. Может быть, ему всегда чересчур даже нравились механические приспособления, но всему должен быть предел, как возможно расстаться со своей человеческой сущностью, променять живую душу на машину?..

Он метался по комнате, не чувствуя тошноты и головокружения, и только думал о том, что теперь ему делать. Он был совершенно беспомощен и одинок, окруженный бездушными созданиями, чужой здесь… враждебный им.

Тысячи лет назад их предки, — предки ли?.. создатели, — уничтожали его предков, изгнали их, заткнули говоривший правду рот. И теперь они отыскивали планеты, одну за другой, и… если профессор лгал? Если можно было все спасти? Если…

«Я схожу с ума», повторял про себя Леарза, плюхнулся на стул у окна, схватил себя за голову. «Всего этого не может быть… слишком ужасно».

Машины! Одни машины! Ни единой живой души…

Ощущение собственного одиночества захлестнуло его с головой, душило его, забивалось в ноздри и уши. Холодные липкие пальцы ползли по спине. Один… он обречен навеки оставаться один. Все погибли, все оставили его… или он их оставил.

Дверь внезапно открылась, заставив Леарзу дернуться; на пороге стоял профессор Квинн, а за его спиной Леарза заметил каменное лицо Беленоса Морвейна.

В этот момент ему хотелось кинуться на них с криком, но он удержал себя и остался сидеть, глядя на них.

— Чертов Каин, — еле слышно буркнул Морвейн, сложивший руки на груди.

— Вижу, молодой человек, твое самочувствие сегодня не очень, — благодушно, как и всегда, произнес профессор. Леарзе в те минуты и в этом виделась какая-то искусственность. Профессор никогда не повышал голоса, никогда не сердился. Может ли сердиться машина?..

— Я-то хотел взять тебя с собой, — прозвучал низкий голос Морвейна. — Ведь ты так и не видел ничего, кроме высоток Ритира.

— Может статься, свежий воздух пойдет ему на пользу, — заметил Квинн. — Что скажешь, юноша?

«Мне все равно», хотел сказать Леарза, однако поднялся со стула и ответил:

— Почему нет…

И так он пошел за Морвейном, чья широкая спина скользила впереди, по знакомым уже мертвым коридорам и холлам; Морвейн поднимался куда-то и вот вывел его на открытую площадку, и дикий ветер взвыл в ушах, подхватил куртку разведчика и бешено захлопал ею, а свитер на спине Леарзы надулся в пузырь.

— Не боишься высоты? — спросил Беленос.

— Нет, — еле слышно ответил Леарза, и они вдвоем подошли к самому краю площадки.

Он, в общем, привык уже смотреть на мир с гигантской высоты, но никогда еще при этом ветер не бил ему в лицо. Кажется, его действительно шатнуло, и разведчик мягко поймал его за плечо. Леарза вздрогнул, опять невольно вспомнив о том, что…

— Один наш очень старый писатель сказал, что архитектура — это искусство вписывать линии в небо, — будто не замечая ветра, сказал Морвейн. — Наверняка он не это имел в виду… но эти здания — самые что ни на есть линии в небе, так?

— Они выглядят мертвыми, — возразил Леарза. — Похожи на камни, которые мы видели в Хафире.

Бел фыркнул.

— На Кэрнане есть люди, которые с тобой бы согласились. Но не их бездушие было основной причиной, по которой мы со временем отказались от идеи всю планету застроить такими домами. Многим нравилось то, как они выглядят, но не понравилось жить большими кучами, как муравьи в муравейнике. Тебе же наверняка в голову приходила подобная мысль?

— Да.

Разведчик сделал шаг назад и увлек за собой Леарзу; тот отошел с облегчением, потому что в один момент ему очень хотелось броситься в эту зияющую пропасть вниз головой.

— Это Ритир, — негромко сообщил Морвейн, — научный центр Кэрнана. Но на нашей планете есть и другие места. Каин, я так понимаю, удосужился показать тебе только внутренности бара?

Леарза ничего не сказал и отвернулся.

— Пойдем, — предложил разведчик. Вдвоем они устроились в аэро, — поездкой в небе Леарзу уже было не удивить, и ему, в общем, было все равно, он вовсе не смотрел, куда они направляются, серые облака окружили их, бились в окна.

Вот машина остановилась, начала опускаться; стало будто темней. Китаб наконец поднял взгляд на горизонт и обнаружил, что перед ним идеально ровная полоса, четкая грань: сверху светло-серая, снизу уходящая в темноту.

Выбравшись из аэро, он понял, что стоит на круглой, истертой от времени гальке, похожей на человеческие кости по цвету. Морвейн вышел следом, и вдвоем они направились вперед, туда, где что-то…

Море; огромное, мерно дышащее, оно бросало к их ногам маленькие бурунчики, мочило гальку и убегало обратно. Леарза остановился, глядя перед собой. Ледяной воздух трогал его за щеки своими пальцами.

За его спиной была тишина; он не видел, что разведчик хмурится. Морвейн выудил из нагрудного кармана куртки сигарету и закурил, скрестив руки на груди.

— …Что-то с тобой неладно. Ну, что случилось?

— Ничего, — почти беззвучно возразил Леарза.

— Не лги мне.

И вдруг в одно мгновение Морвейн оказался стоящим лицом к лицу с ним, поймал за плечи, заглянул в лицо, чуть склонившись. Леарза уставился в его бледно-зеленые глаза. Эти ладони на его плечах были совершенно по-человечески теплые, но теплыми были и руки Каина…

— Может, все вы искусственные, — прошептал Леарза. — Откуда мне знать.

Беленос выпрямился, отпустил его; на его лице возникло выражение, почти напоминающее озабоченность.

— Вот оно что…

— Не живые, — Леарза поморщился, — а только притворяетесь. Это… пугает меня.

— Это не так, — сказал Морвейн. — Среди нас действительно есть искусственно созданные люди: андроиды, но не только. Я человек, — он коротко дернул уголком рта. — Как и профессор, и его помощник, и Таггарт, и многие другие.

— Я ведь не могу это проверить, — нервно усмехнулся Леарза.

— А это так важно? — остро спросил Беленос, нахмурился. — Что бы ты ни думал, андроиды живые. Они думают и чувствуют так же, как мы. Они умеют любить.

— Я не заметил, что хоть кто-то из вас умеет это, — выдохнул Леарза. В эти мгновения безотчетная ненависть охватила его, даже ярость; он был окружен бездушными машинами, которые лгали ему…

В глазах Морвейна блеснуло что-то пугающее, он перебросил сигарету из одного угла рта в другой, прищурился.

— Я был лучшего о тебе мнения, — почти вкрадчиво сказал он. — Я забрал тебя с Руоса, потому что считал, что ты сумеешь понять нас. Ты ни черта не понимаешь, китаб. Как и все твои соплеменники, ты не в меру эгоистичен и признаешь право на существование только за человеком. Это была точка зрения, от которой мы избавлялись тысячелетиями; попробуй принять то, что человек — не пуп вселенной, что все мы — просто грязь на поверхности планеты, которая в миллион раз старше нас.

— А вы отказываете человеку в праве на существование, — яростно возразил Леарза. — Вы променяли свою уникальность на холодное железо. Предпочли палку тому куда более совершенному инструменту, которым вас наградила природа! Создаете этих… эти жалкие пародии на человека!

— Жалкие пародии? — почти рявкнул Морвейн; расстояние между ними стремительно сокращалось, и Леарза почти мог чувствовать его никотиновое дыхание возле самого своего носа. Леарзе хотелось как следует съездить по этой каменной морде, хотелось орать. — Ты никак Каина имеешь в виду? Эта жалкая пародия неоднократно спасала ваши шкуры! Если бы не он, твой дружок Острон сдох бы еще до того, как открыл свой драгоценный Дар, а ты бы так и остался в развалинах сабаина!

— Как бы то ни было, он всего лишь хитрая машина!

Он и не заметил, как они вцепились друг другу в плечи, и сам первым толкнул разведчика, бывшего выше его на добрых полголовы, а тот толкнул его в ответ.

— Хоть тысячу раз машина, какая разница? Я не позволю тебе так говорить о нем!

— Да мне плевать! Бездушные скоты, я не боюсь вас!

— А ты, значит, считаешь себя избранным наследником Тирнан Огга? Может, пойдешь уничтожать их?

Леарза вскрикнул и мотнул головой; лбом он ударил разведчика точно в челюсть, сигарета полетела на гальку, тот невнятно выругался и нанес ответный удар. Леарза вовремя успел пнуть его под колено, они не удержались на ногах и полетели кувырком, но обоим уже было все равно, жесткие кулаки впивались в бока, хрустела галька. Чертов разведчик был силен, однако Леарза не сдавался, и все закончилось тем, что они оба как-то одновременно отпустили друг друга и остались лежать навзничь рядом, глядя в небо. Леарза тяжело хватал воздух ртом; ребра ныли, саднило разбитое колено. Хвост Морвейна растрепался, и ветер разметал его длинные волосы. Разведчик принялся шарить рукой, отыскал свою сигарету, в которой не было настоящего огонька, и опять закурил, не поднимаясь.

Только продолжало мерно шуршать море; тишина окутала их. Над головою плыли тяжелые тучи.

— Мне сделали выговор из-за тебя, — хрипло произнес Морвейн. — Вызвали в совет. Долго объясняли, почему я неправильно поступил. Пришлось доказывать трем десяткам ученых мужей, каждый из которых старше меня в два раза, что ты в состоянии прижиться на Кэрнане, что ты не свихнешься и не начнешь кидаться на людей. А ты что творишь, идиот?

— …Ты и сам будто был не прочь подраться.

Морвейн рассмеялся. Леарза по-прежнему лежал, глядя в небо, и внутри у него будто что-то растаяло, выключилось. Холодная пустота вливалась в него.

— А тебе нужна была встряска. Привыкай, китаб. Это не сон. Это будущее, к которому приходят, если идти твоим путем, а не путем Острона.

— Много среди вас… андроидов?

— Порядочно. Боишься их, а?

— Нет!

Беленос молчал; Леарза кое-как сел и оглянулся.

— Что это за место? — спросил он.

— Северное побережье Эмайна, — пояснил разведчик. — Эмайн — это материк, на котором расположен Ритир, но Ритир находится далеко к югу отсюда.

Море по-прежнему плескало серыми волнами перед ними; позади берег плавно поднимался кверху, и отсюда, с гальки, можно было видеть, как он переходит в пологие заснеженные холмы. Холод понемногу начинал жечь пальцы. Никаких следов пребывания человека здесь не было, только аэро, на котором они прилетели сюда, поблескивал глянцевым покрытием.

— Я думал, вы все застроили этими клятыми небоскребами.

— Ведь я сказал тебе, нет…Ладно, одно время пытались, но быстро надоело. Теперь многие живут в усадьбах в отдельных районах, далеко от высотных городов.

Леарза обхватил себя руками за колени и поморщился, когда острая боль уколола его в бок; взгляд его вновь устремился в море.

— Все-таки вы слишком бесчувственные, — признался он. — Меня это… не то что пугает, но… я не знаю, привыкну ли когда-нибудь. И скажи честно, — ведь вы могли бы все изменить там, в Саиде. Ладно, Острон бы не поверил тебе, но я поверил бы. А ты даже не попытался намекнуть мне.

— Это был эксперимент, — ровно сказал Морвейн. — …Знаю, этого тебе тоже не понять, по крайней мере, теперь. Мы ведь не боги в блестящих доспехах, которые приходят на помощь и всех спасают просто потому, что они боги. Мы изучаем ваш путь развития, отчасти для того, чтобы выяснить: что, если мы пошли по неверной дороге? Если Тирнан Огг был прав? И потому мы хотели, чтобы вы по возможности сами справились, для нас очень важно было, чтобы вы самостоятельно поняли, в чем сущность Асвада.

Посеревшими глазами Леарза наблюдал за тем, как волны набегают на берег одна за другой.

— Но Тирнан Огг ошибся, — тихо произнес он. — Или вы так решили. Руос погиб.

— Это не обязательно означает, что уничтожить Асвада было невозможно, — возразил Морвейн. — Если бы у вас был Одаренный Хубала, все могло сложиться иначе.

— Но ведь… наша планета была не первой, которую вы нашли?

— Семнадцатой, вообще-то… но до вашего уровня развития дошли только еще три.

— Все они плохо кончили.

— …Да. Однако это только четыре планеты, Леарза. Если на пятой все будет иначе?

— Пятой, — повторил китаб. — Ведь тот корабль… это были другие люди, не ваши.

— Нет, не наши. Мы до сих пор не знаем, откуда они явились и куда скрылись потом. Мы все еще ищем их.

— И когда найдете? Опять будете наблюдать исподтишка?

— Мы осторожны.

Леарза скривился и ничего не сказал.

Ослепительно-яркое, рыжеватое солнце висело в самом центре, а вокруг него неспешно вращались три шарика; один темно-красный, совсем крошка, и ближе остальных, другой приятного зеленовато-белого цвета, побольше, с двумя собственными спутниками, и третий большой и бледно-розовый в полоску.

— Красиво, правда? — спросил профессор, стоявший по другую сторону стола. В комнате было темно: окно было наглухо закрыто, и Леарзе было только видно его пухлое лицо, тускло освещенное светом крохотного солнышка, повисшего над столешницей.

Леарза поднял руку и попытался ткнуть в солнце пальцем, но палец прошел насквозь: настоящим оно не было.

— Это проекция, — напомнил Квинн. — Пытаться потрогать — все равно что ловить солнечные зайчики.

Леарза вздохнул и опустил кисть.

— Красиво, — тихо согласился он.

Профессор Квинн, по правде говоря, несколько был обеспокоен: после того, как съездил с Морвейном на северное побережье материка, куда-то под Саол (Морвейн так и не уточнил, куда именно), Леарза стал совсем молчалив и грустен, язык учил без особого прилежания, даже прекратил задавать вопросы. И теперь он стоял в тишине, рассматривая вертящиеся шарики почти что с равнодушием, а ведь профессор специально сегодня сделал перерыв в занятиях языком и принес школьный проектор с картой системы Кеттерле.

— Звезд во вселенной бесконечное множество, — все же принялся рассказывать он, — и они бывают очень разными. Некоторые из них огромны, другие, наоборот, очень малы. Наша звезда, Кеттерле, — он указал на крошечное солнышко, — принадлежит к классу не очень ярких звезд, к так называемым звездам главной последовательности. Она уже не очень молодая, — а у каждой звезды есть свой возраст, и они тоже стареют и умирают, — но греет нас отменно и еще будет греть несколько миллионов лет. Я уже говорил тебе, что во вселенной все вращается: галактики, звездные системы, сами звезды и их планеты, если они у них есть. Вокруг Кеттерле вращается три планеты, самая маленькая из них — это Эйреан, вот эта.

Глаза Леарзы послушно уставились на темно-красную планетку.

— На Эйреане почти нет воздуха и не было воды, пока мы не завезли ее с другой необитаемой планеты, — сказал профессор. — Сейчас там около миллиарда жителей. Жить там непросто. Возможно, когда-нибудь Морвейн свозит тебя туда, я думаю, тебе должно быть интересно. Мы же теперь находимся на Кэрнане, вот он… у Кэрнана две луны: Маэва и Астара, обе они тоже заселены. А вот эта гигантская планета состоит из газа, и твердой поверхности у нее нет. Она называется Гаэрид. Планеты, конечно не единственные объекты системы, есть еще пояса астероидов…

Леарза слушал профессора и про себя думал: если б такую штуку ему показали, когда он еще был в Саиде и ничего не подозревал о своем будущем, он бы кричал от восторга, а теперь как-то и не хочется. Какая-то апатия, тоска охватывала его в последнее время; он не понимал, что ему делать с собой, что ждет его дальше. Наконец, для чего Беленос увез его с гибнущей планеты, если даже, кажется, все остальные были против и порицали его поступок?..

Мысли о Руосе все чаще посещали его; если поначалу, в первые дни своего пребывания здесь, Леарза попросту не успел осознать произошедшего, то теперь он без конца думал о том, что родная его планета оказалась разрушена, а все ее обитатели погибли. И эти люди, забравшие его, все десять лет наблюдали, они знали, к чему все это идет, и спокойно выжидали, когда наступит развязка. Что бы они там ни говорили! Может, они и помогали, но вся эта помощь им ровно ничего не стоила и пользы особой не принесла.

— …Так устроена наша звездная система, — завершил Квинн, и изображение медленно погасло; плотная штора из неведомого материала, закрывавшая окно, поднялась с тихим шорохом, и дневной свет снова выбелил ковер, письменный стол и чертову картину на стене. — Может быть, ты хочешь еще о чем-нибудь сам спросить меня?

Леарза поднял на него соловый взгляд.

— Расскажите об андроидах, профессор. Для чего их создают, как научились их делать?

Квинн задумался, огладил свою бороду, наконец по привычке отошел к окну и встал там, скрестив руки на широкой груди.

— Искусственный разум с незапамятных времен был мечтой человечества, — серьезно сказал он потом. — Видишь ли, мы уже тысячелетиями исследуем нашу галактику, и за все это время не обнаружили хоть сколько-нибудь разумной жизни, кроме самих себя. Это заставляло людей чувствовать себя одинокими. И к тому же, в те давние времена считалось, что создать искусственный интеллект, который будет в состоянии испытывать эмоции подобно человеку, практически невозможно. Дело в том, что человеческое сознание непредсказуемо: только человек может, к примеру, создать совершенно случайную последовательность чисел, тогда как компьютеры в то время могли лишь имитировать случайность при помощи хитрых алгоритмов. Машины того уровня выполняли только запрограммированные человеком задачи. Они не могли ни самостоятельно думать, ни творить. Человечество выделило поистине огромные ресурсы для решения этой задачи, потому что нам очень хотелось… если не найти, то сотворить себе сородичей по разуму.

— И первый созданный андроид вызвал катарианский раскол? — спросил Леарза, остро взглянув на профессора. — Напугал Тирнан Огга?

— Не совсем так, — мягко возразил тот. — До полноценного андроида той машине было еще очень далеко. Видишь ли, человеческая речь, как и способность испытывать эмоции и творить, является высшей функцией сознания и недоступна даже животным. Но люди сумели создать машину, которая умела разговаривать, могла самостоятельно генерировать предложения практически без ошибок, присущих всем тогдашним искусственным переводчикам. Этой-то машины и испугался знаменитый философ, явившись на презентацию, — а он был очень уважаемым человеком и известным ученым, — он пришел в ужас оттого, что эта металлическая коробка произносит осмысленные слова. Если тебе интересно, ты можешь почитать написанные им книги, в которых он и изложил свою теорию.

— Я думал, вы уничтожили их?..

— Зачем? Наоборот, мы изучали их, подробно анализировали. Это такая же часть нашей истории, как судьба той первой машины.

— А что с ней стало?

— Она была уничтожена одним из последователей Тирнан Огга, — пожал плечами профессор Квинн. — Вместе со своим создателем: тот пытался защитить свое изобретение.

Леарза промолчал.

— Впоследствии, уже после войны, мы вернулись к разработке машинного интеллекта, — продолжал профессор. — Ведь первые шаги уже были сделаны, и тогда это был даже принципиальный вопрос. Несколько столетий спустя был сконструирован искусственный мозг, способный испытывать примитивные эмоции, затем диапазон испытываемых эмоций увеличивался, наконец мы научили наших младших собратьев по разуму творить. Теперешние андроиды ничем не отличаются от живых людей по уровню интеллекта, они даже часто избирают себе творческие занятия, нередко становятся врачами и потом лечат наши болезни.

— Вы никогда не боялись, что они вытеснят вас и уничтожат?

Квинн коротко рассмеялся.

— О да, как раз во времена Тирнан Огга была прямо-таки популярна фантастическая литература, в которой описывались восстания машин и прочие пугающие вещи. Многие тогда предвещали исход, подобный тому, что ты сейчас предположил. Но, я думаю, тебе стоит спросить об этом Каина… если ты не боишься его.

— Не боюсь, — Леарза сердито нахмурился.

Вдох!..

Тишина. Настолько полная, какой не бывает взаправду. За окном сверкают огни; без конца движутся, плывут по потолку…

Он лежал навзничь, раскинувшись, и чувствовал, как нервно подрагивают кончики пальцев.

Опять приснился какой-то сон, содержания которого он не помнил, но сон неприятный, заставивший его проснуться в тревожном состоянии, с ощущением, будто нужно куда-то бежать и что-то делать.

Леарза остался лежать неподвижно вопреки этому желанию.

Ему говорили, что, когда они прибыли на Кэрнан, здесь заканчивалась зима, во всяком случае, в Ритире (профессор только вчера долго рассказывал о смене времен года и о том, что на «противовесном континенте», как его в шутку иногда называли, Сиде, царит лето, когда на Тойнгире и Эмайне зима). Теперь, он знал, уже наступила весна, но совершенно не чувствовал ничего подобного. Ритир никак не менялся, все те же зеркальные здания, все те же вереницы аэро, и даже если шел снег (или дождь: совершенно было не понять), с высоты корпуса ксенологического института, в котором располагалась комната Леарзы, невозможно было и разглядеть снежинок, казалось, просто стоит туман.

Он теперь довольно много уже знал об этой планете, но эти знания не трогали его: Кэрнан для него был чужой, и он сам оставался чужаком здесь, не ощущая по отношению к окружающему его миру ничего, кроме сухого удивления.

Леарзу мучили одни и те же вопросы.

Еще и эти дурацкие сны. Кажется, ночные огни мешали ему спать, и он часто просыпался вот так посреди ночи, с тяжелым ощущением безысходности, подолгу лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Во сне он часто видел Саид, золотистые барханы, пики гор Халла, родной сабаин; мать, отца, деда, брата и сестру. Иногда Острона и остальных. Просыпаясь, обнаруживал, что все это безвозвратно осталось в прошлом, а он лежит в пустой темной комнате, на чужой холодной планете, окруженный бесчувственными людьми, которые молча наблюдали за тем, как целый мир гибнет, и ничего не сделали для того, чтобы спасти его.

Он действительно взял у профессора Квинна один из трудов Тирнан Огга: это была небольшая совсем книжица, кажется, в ней философ лишь изложил самые основы своего мировоззрения, но Леарзе это и было нужно.

Тирнан Огг писал о том, что человечество, создавая все более изощренные машины, этим губит себя. Наука в ее современном виде губительна; расчленяя свое собственное сознание на физиологические процессы, человечество лишает себя таких вещей, как интуиция, просветление, вдохновение, в конце концов. Но хуже и опаснее всего машины, которые умеют думать. Эти машины в скором будущем, если не контролировать их, начнут думать вместо людей, и что тогда станет с человеком? Полная деградация, разрушение ждет его. Люди превратятся в потребителей, в безвольные овощи, машины будут все делать вместо них, подносить ложку ко рту, принимать решения вместо своих хозяев…

Все это казалось Леарзе вполне логичным. Человек должен оставаться человеком; самостоятельно думать, чувствовать. Эти люди вокруг него… может быть, думать они и не перестали, а вот от чувств, кажется, отказываются вполне сознательно.

Пусть они не боги; но если бы они испытывали эмоции по-настоящему, разве они не спасли бы Руос?

Каин занимал точно такую же временную квартиру, как и остальные разведчики, но с первых же шагов было совершенно очевидно, что постоялец — личность, м-м, более чем творческая. Во всяком случае, для Морвейна всегда оставалось сущей загадкой, как можно ухитриться создать такой беспорядок за столь малый промежуток времени. Создавалось впечатление, что жилец попросту тащил в свое обиталище все, что попадалось ему под руку, и там разбрасывал для пущей красоты. У самого входа только многолетняя выучка и ловкость позволили Беленосу не споткнуться о канистру с непонятным содержимым, потом надо было не поскользнуться в полузасохшей луже неизвестного происхождения, в узеньком коридорчике стояли прислоненные к стене весла (для чего ему весла?.. Бел даже гадать не стал), а на кухне весь стол был завален металлическими брусками самых разных форм и размеров. На стуле, кажется, лежала самая настоящая чугунная глыба.

— Пиво сам доставай, — радостно крикнул андроид из другой комнаты. Бел пожал плечами и выудил бутылку с полки, открыл об один из брусков и лишь потом вспомнил, что крышечка и так откручивается. Чертыхнулся.

— У тебя и тут уже лаборатория? — спросил он в пустоту. Слух у Каина, впрочем, как и у всей их братии, был чрезвычайно тонкий, и тут же донесся ответ:

— Нет, просто склад ненужного барахла! Ничего интересного там нет.

— Тогда какого черта у тебя вся кухня завалена? Ты их ешь, что ли?

— Ты идиот, что ли? — эхом откликнулся Каин и наконец показался в коридоре. — На самом деле, половину тут нужно выкинуть, да у меня руки никак не дойдут. Так… — он без малейших усилий поднял со стула глыбу чугуна и швырнул ее на пол. Пол дрогнул. — А эту ерунду я завтра отнесу в лабораторию, кое на что сгодится…

Бел вздохнул и уселся на освободившееся место. Каин специализировался на металлургии; со всех планет, на каких они только бывали, он обязательно привозил целую груду металлического хлама, сам же при этом ругался, что ничего интересного там нет, но все-таки пропадал потом в лаборатории научного института, и иногда даже выходил оттуда довольный. Руос сплавами его явно не порадовал: иначе тут было бы шагу не шагнуть. Впрочем, то была бедная на ресурсы планета, и неудивительно, что из всех животных, некогда привезенных еще учеными Кеттерле на научную базу, прижились только самые неприхотливые.

Сделав вид, что прибрался, Каин достал бутылку для себя и прислонился к столешнице. Его светлые глаза скользнули по фигуре Морвейна. Они знали друг друга с Венкатеша, хотя тогда состояли в разных группах. Морвейн вообще недолюбливал младших, редко сходился с ними по-настоящему, но Каин был исключением, пусть по первости несколько раз едва не схлопотал клинком в живот: нетрудно догадаться, что причиной был не в меру острый язычок.

— Ну что тебе наш руосец? Неплохо держится, а? — поинтересовался он. Бел пожал плечами.

— Не без проблем. По крайней мере, в последние дни он хоть и грустит будто, но больше истерик у него не было.

— Все еще будет, — нахмурился Каин, хоть в его глазах все еще была тень усмешки. — Я почти уверен. Он же неуравновешенный, даже хуже нас. В прошлый раз ему очень понравилась Тильда, он с нее весь вечер глаз не сводил. А теперь, когда он узнал, что она андроид, небось возненавидит ее.

Бел пожал плечами.

— По крайней мере, он заявляет, что не боится вас.

— Да как тебе сказать. Не уверен, что ненависть лучше страха.

Они помолчали. Бел смотрел в окно; квартира находилась не на самом высоком этаже, и отсюда зеркальные небоскребы казались просто гигантскими, закрывая собой половину неба.

— А ты, значит, свалил из времянки, — хмыкнул Каин. Беленос дернул бровью, но ничего не ответил на это. — Семейной жизнью решил пожить, а? Сам знаешь, ничего не выйдет.

— Я не хотел, — каким-то будто прозрачным голосом сказал Бел. — Но… может, ты и поймешь. Она была такая потерянная и беспомощная. Она плакала, ты представляешь? Я не хотел, но я не мог оставить ее одну.

— Понимаю, но, как мне помнится, в прошлый раз все очень плохо закончилось.

Бел пожал плечами. Очевидно желая сменить тему, снова вернулся к молодому руосцу:

— Ты обещал свозить Леарзу в Гвин-ап-Нуд?

— Ну-у, э, мы договаривались туда поехать… он помнит? Я думал, он уже не в состоянии был соображать.

— Помнит, помнит. Свози его, что ли. И Тильду захвати.

— Э, может, не стоит.

— Ничего, все равно.

Когда раздался звук открывающейся двери, Бел поднял брови:

— Ты еще кого-то звал?

— Нет, — нахмурившись, ответил Каин. — Это Эохад. Только эта сволочь всегда ломает любые коды на моих дверях, что бы я ни делал.

И действительно в этот самый момент в коридоре показалась фигура Таггарта; его они, в общем-то, не ожидали увидеть никоим образом, но на их лицах не отразилось никакого удивления, будто так и должно было быть. Таггарт, кажется, был слегка пьян и зол, едва не споткнулся о чугунную глыбу, лежавшую на полу, и долго красиво ругался.

— …Каин, какого ты разбрасываешь эту дрянь по всему дому? — завершил он свое построение. Андроид лишь пожал плечами. Бел спросил:

— Ты что здесь забыл, Таггарт? Мы были уверены, ты на Эйреане.

— Надоело, — досадливо отмахнулся тот. Полез за пивом. Затем уселся на ту самую чугунную глыбу, прислонился спиной к закрывшейся двери. — Никаких новостей?

— Нет, — осторожно ответил Каин. — Ничего не сообщали. Разведчики проверяют вероятные локации, но пока положительных результатов нет…

— Я думаю, все будет плохо, — с жаром сказал Таггарт. Каин и Бел переглянулись: это означало, что он, вообще говоря, уже изрядно набрался по пути сюда. — Эта летающая консервная банка наверняка принадлежит очередной сумасшедшей цивилизации типа Катар. И если они действительно умеют перемещаться в космосе, то, может статься, нам грозит опасность.

— Да ладно, — протянул Беленос. — Вряд ли эта консервная банка способна летать с такой скоростью, чтоб добраться до нашей системы быстрее, чем за сто лет.

— Вам что, не сообщили? — раздраженно спросил Эохад, поднимая на него выразительные черные глаза. — По последним данным, их лохань скрылась с места встречи либо со сверхсветовой, что само по себе практически невозможно, либо они действительно умеют создавать деформационное поле.

— Да ну? — недоверчиво хмыкнул Каин.

— Вот тебе и ну. По всем расчетам, если они передвигались на урановом реакторе, они не могли уйти оттуда дальше, чем на десятые доли парсека, но все окрестности прошарены: их там нет.

— Хочешь сказать, в качестве линейного они используют двигатель на уране, а помимо того у них есть деформационный? Бред, — фыркнул Каин, — ты же сам видел эту жестянку, Эохад! Я скорее поверю, что наши прохлопали ее.

— Сам Лекс уделяет значительное внимание этому кораблю. И он считает, что с большой вероятностью это раса типа Катар, — сообщил Бел, в это время рывшийся в своем коммуникаторе.

— Я бы еще поверил, если б они относились к техногенному типу, — воскликнул андроид. — Они же тогда, получается, должны ненавидеть и бояться всего, что связано с машинами!

— Или с искусственным интеллектом, — хмуро возразил Таггарт, со звяканьем поставив пустую бутылку на пол. — Только что же вернулись с планеты, на которой был этот несчастный Суайда, или как его, с его реактором, который взорвался к чертям собачьим.

— Тогда, возможно, их психическое развитие не зашло слишком далеко, — пожал плечами Морвейн. — Насколько мы можем судить по уже открытым цивилизациям, техника будто мешает им.

— Не факт, — отсек Эохад. — Каин, гони еще бутылку.

— Ты опять налижешься и устроишь мне тут карнавал, — пробурчал андроид, тем не менее бутылку достал. — Надо бы, пожалуй, припрятать все тяжелые и острые предметы.

С этими словами он начал перекладывать металлические бруски. Какое-то время только их звяканье нарушало тишину; Беленос с рассеянным видом смотрел в окно, вертя в руках коммуникатор, Таггарт тоже будто задумался с бутылкой в обеих ладонях, между которыми он катал ее.

Потом раздался звук, который они все хорошо знали; Морвейн от неожиданности едва не выронил коммуникатор, Каин резко обернулся. Таггарт полез за собственным.

— Нашли, — хором сказали они, прочитав пришедшее извещение.