Диана
Фарида режет тонкими ломтиками стейки из свежей сочной говядины, которые только сняли с огня. Аромат такой, что рот непроизвольно наполняется слюной. Тихонько сглатываю, бросаю взгляд на тетю, которая внимательно следит за тем, чтобы каждое блюдо было идеально сервировано и подано к столу. К деду пожаловали какие-то важные гости. Хотя в нашем доме других не бывает, но тут прямо расстарались. С утра все женщины на ногах, меню тщательно спланировали, столовую натерли до глянцевого блеска.
Бросаю умоляющий взгляд на Фариду, я сейчас в обморок от голода упаду. Наша домработница украдкой косится на тетку, которая сегодня злее, чем обычно. С утра я только выпила чай, перекусить не дала Ирада. Забрала у меня пирожок со словами:
— Диана, ты и так толстая, куда хватаешь мучное?!
Взамен не предложили и пучка петрушки. Хотя есть такое я вряд ли стала бы, не люблю зелень.
Фарида бросает на меня сочувствующий взгляд, под зорким взглядом тетки не решается подсунуть мне кусочек вкусного, ароматного мяса. Ирада, как назло, весь день на кухне крутится!
— Отнеси на стол мясо, одну тарелку поставь возле гостей, вторую возле деда и Алихана, — впихивает мне в руки две тарелки Ирада. — Глаза в пол опусти и веди себя скромно, — продолжает давать указания, с раздражением убирает выпавший из моей косы локон, заправляет его за ухо. Царапая ногтем кожу, даже не думает извиняться. — Нужно было косынку надеть, — шипит зло.
При упоминании косынки во мне вспыхивает протест: «Еще чего не хватало!» Сама пусть носит косынку! Вместе с Самирой! Я ведь знаю, почему они все относятся ко мне плохо. Косынкой не исправить факт моего рождения! А если так сильно меня стесняются, то могли бы запереть в комнате! От обиды слезы подступают к глазам. Закусываю щеку с внутренней стороны, отвлекаю себя на боль.
— Пошевеливайся, — толкает несильно Ирада. Обычно она не так щепетильна, а тут боится, что я мясо уроню. — Фарида, проверь, как там горячее? Не готово еще… — продолжает командовать тетка, а я спешу по длинному коридору в столовую.
Покидая кухню, переключаюсь на запах еды. Растущему организму нужны калории! Думаю только о том, что умру, если не съем кусочек мяса. Если не умру, то точно потеряю сознание. Нельзя морить ребенка голодом, даже если этого самого ребенка ты не любишь!
Не доходя до столовой буквально несколько шагов, останавливаюсь, ставлю тарелки на высокий комод. Какую функцию он выполнят в нашем доме, сложно понять, потому что внутри, как и снаружи, он пустой. Скорее какая-нибудь антикварная вещь. Дядя часто принимает участие в аукционах, где приобретает дорогие вещи, зачастую не понимая их ценности и исторической значимости. Ставлю на него тихонько тарелки с мясом, стараюсь, чтобы они не зазвенели.
Хоть для чего-то этот комод пригодился!
Подцепив ломтик, быстро сую в рот. На языке растекается просто божественный вкус, мясо тает во рту. Пережевывая, осматриваюсь по сторонам. Поправляю на тарелке мясо. Жую быстро, чтобы украсть еще один кусочек со второй тарелки, а то так и отправят спать голодной.
— Ты отказываешься нас поддержать, Карим? — вздрагиваю от резкого незнакомого голоса. Успокаиваюсь, когда понимаю, что никто меня не застал.
— Не отказываюсь, — тянет знакомый голос. — Но ты ведь понимаешь, что моя поддержка в этом вопросе дорого встанет, — закатываю глаза, дед любит демонстрировать силу и власть.
— Понимаю. Взамен предлагаю тридцать процентов прибыли с нового проекта, — не вникаю в их разговор, потому что мне все это неинтересно. Бизнес, акции, инвестиции…
— Деньги меня не интересуют, — резко обрубает дедушка. Несмотря на возраст, он держит в страхе все свое окружение. Алибекова Карима боятся и уважают.
— Что ты хочешь, Карим? Скажи, а мы подумаем, — в голосе гостя слышится скрытое недовольство и раздражение.
Повисает пауза. Я вспоминаю про мясо, запихиваю в рот самый маленький кусочек со второй тарелки, быстро жую. Глотаю, пока тетка не пришла проверить, почему я задержалась. Хватаю тарелки, выпрямляю спину и захожу в столовую.
Поздно вспоминаю, что глаза нужно было опустить в пол. Чуть не спотыкаюсь, натыкаясь на холодный взгляд молодого красивого мужчины. Рядом с ним сидит взрослый мужчина, но если меня попросят его описать, я не смогу. Все мое внимание приковано к парню.
Успеваю его рассмотреть. Темные, как ночь, глаза. Словно высеченное скульптором лицо: заостренные скулы, квадратный подбородок, упрямо поджатые губы, высокий лоб, ровный нос с небольшой горбинкой.
В нашем доме часто бывают гости, но никогда мне не хотелось смотреть ни на одного парня. Он замечает мое присутствие, но в его взгляде нет заинтересованности. Там читается надменность. Смотрит сквозь меня, словно я пустое место. Неприятно, отчего-то начинают гореть щеки. То ли от злости, то ли он своим равнодушием воскрешает во мне комплексы. Чувствую себя толстой и некрасивой.
Вот и дед заметил, что я вошла. Недовольно поджимает губы, наблюдая за мной. Быстро опускаю взгляд. Как бы ни был красив молодой гость, я не могу его рассматривать. Мне за это еще прилетит. Дед не спустит такое поведение. Дочь бесстыдницы, опозорившей семью, должна искупать грехи своей матери, а не позорить еще больше род.
Расставляю тарелки, как велела тетка. Чувствую себя неуклюжей, когда задеваю чей-то бокал. Давит повисшая за столом тишина, мужчины будто намекают, что мне нужно скорее отсюда убраться.
Покинув столовую, не спешу на кухню. Прислонившись спиной к стене, перевожу дыхание.
— У меня будет просьба к Эльдару, — заговаривает дед, от неожиданности вздрагиваю. Тихо скользя по полу, стараюсь бесшумно удалиться, пока меня здесь не застали. — Я поддержу твою кандидатуру на завтрашнем совете, — пауза. — Взамен ты женишься на моей внучке, — не успеваю отойти, только поэтому четко слышу каждое слова. Хотелось бы думать, что у меня галлюцинации, но, видимо, нет!
Дед ведь не меня имеет в виду? Конечно, не меня, я ведь дочь «позорницы».
Самире еще нет десяти, но о браках ведь часто договариваются заранее? Этот парень будет ждать ее восемь лет? Сколько ему сейчас? Думаю, лет двадцать пять. Староват для сестренки. Да и для меня тоже староват…
— Карим, она ведь еще ребенок, — возмущенный взрослый голос. Вот, что и требовалось доказать, они говорят о Самире. Поэтому и Ирада так нервничает с утра, для ее дочери дед жениха нашел. Мне больше не стоит подслушивать. Не успеваю сделать и шага, когда следующие слова дедушки буквально парализуют меня. Дед хочет, чтобы этот парень на мне женился. На мне!
— Диане почти тринадцать, через четыре года можешь забрать ее в свой дом, — это не просьба, это требование. Шантаж! Разве так можно?
Хочет этим браком смыть позор с моего имени? Нет! Дед хочет, чтобы никто больше не обсуждал нашу семью у него за спиной! Только он не понимает, люди все равно будут поливать нас грязью! Наша семья для этого дает кучу поводов.
Гости не спешат соглашаться, это и понятно. Кому нужна в доме такая невестка? Они за помощью обратились, а им тут свинью в моем лице подкладывают. Чувствую себя ненужной. Изнутри меня раздирает истерический смех, а по щекам катятся слезы.
Деду нужно, чтобы меня приняли в уважаемую семью, чтобы эти люди были с нами одной веры, чтили и уважали традиции. Хотя сам же попирает традиции каждый день! Двуличие во всем. Спрос только с женщин, мужчинам многое позволено!
Я не сомневаюсь, что гости откажут дедушке. Не позволят пройтись по их гордости. Я стою только потому, что хочу услышать его голос.
Ну, давай, откажи великому и могучему Алибекову Кариму!
Сердце останавливается, когда Эльдар произносит:
— Я согласен… — жесткий холодный голос, от которого веет не просто силой, а угрозой…