Диана
Я не вовлекаюсь в поцелуй, только поэтому замечаю автомобиль, который плавно двигается по улице в нашу сторону. Он еще далеко, можно оттолкнуть Усачева, Эрик и Антонина даже не поймут, что мы целовались, но я не решаюсь, чувствую, что это обидит Матвея. Переживу подколы сестры, знаю ведь, что она порадуется за меня.
Матвей не замечает света фар, поглаживает лицо подушечками больших пальцев. С таким удовольствием это делает, что складывается ощущение, будто он кайфует от того, что касается единственного участка обнаженной кожи. Водит кончиком языка по губам, нежно их целуя. Легкие стоны, срывающиеся с мужских губ, его изменившееся дыхание… Он словно путник, дорвавшийся до источника жизни. Продолжая ласкать губами, ждет, что я отвечу.
Тоня сначала будет подшучивать надо мной, а потом засыплет вопросами. Не думала я, что наш первый поцелуй будет происходить при свидетелях. Вот и призналась, что думала о поцелуях. Свет фар все ближе, а значит, скоро можно будет рассмотреть, чем мы занимаемся.
Закрыв глаза, размыкаю сжатые зубы, язык Матвея тут же устанавливает господство — ныряет в мой рот. С его губ срывается протяжный громкий стон. Покорил несговорчивую крепость.
Меняется характер поцелуя, в нем больше страсти и напора. Мне приятно, но я не чувствую бабочек в животе, как это было с Эльдаром, когда мир вокруг перестает существовать, когда забываешь дышать, боясь упустить даже незначительный виток удовольствия, что дарят его губы. Тот поцелуй помнит мое тело, мое сердце, мой разум. Тот поцелуй записан генетическим кодом у меня в крови…
Нельзя их сравнивать! Это нечестно по отношению к Матвею. Его чувства искренние, и они принадлежат только мне.
Осмелев, Матвей опускает одну руку на талию, притягивает меня к себе. Старается сильнее прижать. На нас слишком много одежды, его усилия ничего не дают, через зимние пуховики и свитера не ощутить тепла друг друга. Сейчас я жалею, что мы не сделали этого летом, может, тогда я бы ощутила те самые бабочки в животе…
Автомобиль тормозит прямо возле нас. Какой же ты гад, Эрик! Неужели нельзя было остановиться чуть дальше и сделать вид, что вы ничего не видели? Разорвав поцелуй, прячу лицо в меховом вороте куртки Матвея. Щеки обжигает огнем от смущения, даже холод перестаю чувствовать. Усачев кладет руку мне затылок, словно хочет спрятать и защитить от насмешек друга и Антонины.
Гаснут фары, вокруг сразу становится темнее. Открывается дверь. Вторая. Кажется, открылся багажник… Зачем? Хлопок дверей… Рука на затылке тяжелеет, вдавливает лицо в ткань пуховика с такой силой, что на короткий миг мне становится нечем дышать, приходится увернуться немного.
Волоски на теле поднимаются дыбом. Сердце начинает быстрее биться в груди. Не могу объяснить, почему смущение сменилось чувством тревоги. Откуда оно взялось? Ответ находится тут же.
— Добрый вечер, — тянет знакомый голос. Внутри все леденеет от этих интонаций. Только на миг я позволяю себе поверить, что это иллюзия, что Гасанова здесь не может быть. Паника бьется в горле, не дает дышать. Дергаюсь, но рука Матвея фиксирует голову с такой силой, что не получается пошевелиться, не нанеся травму позвонкам.
«Откуда от здесь взялся?!»
«Разве аэропорты уже открыли?!»
«Почему никто не предупредил?!» — хаотично всплывают вопросы у меня в голове.
Сердце вырывается из груди. Вбитые с детства нормы девичьей чести воскрешают в памяти все угрозы и оскорбления деда, дяди, Ирады…
«Позорница… блудница… Твоя мать была падшей женщиной, не удивлюсь, если ты пойдешь по ее стопам», — говорила мне тетка.
«Попробуй только опозорить наш род, я с тебя убью и оскверню могилы твоей матери и бабки!» — угрожал дед.
«Никогда не забывай, что мы для тебя сделали, Диана. Не опозорь нашу фамилию…» — часто повторял дядя.
Не только мама опозорила славный род Алибековых, это сделала я. Никто не поверит, что между мной и Матвеем ничего… ничего не было до этого дня! Кроме одного-единственного поцелуя, мы ничего себе не позволяли, но и этого более чем достаточно, чтобы дед воплотил свои угрозы в жизнь. Если Эльдар сейчас вернет меня опозоренной домой, мне не жить. Карим Алибеков сам меня убьет или доверит дяде совершить надо мной расправу?
Почему он вернулся именно сегодня? Ни днем раньше, ни днем позже! Что за закон подлости?!
— Чемодан, — произносит незнакомый голос, скорее всего, это водитель такси. Эльдар ничего ему не отвечает. Я чувствую, как его взгляд выжигает на моей спине клеймо распутницы.
— Тебя тут не ждали, — резко и грубо произносит Матвей, как только водитель такси садится в машину и захлопывает дверь.
«Глупый мальчишка! Зачем ты нарываешься?! — пихаю Матвея в грудь. — Эльдар хищник, который растерзает тебя, перешагнет хладный труп, ни о чем не жалея!»
— Я вижу, — такого тона я никогда раньше не слышала. В нем убийственный сарказм, холодная ярость и глубокое разочарование. Напряжение, что висит в воздухе, можно потрогать руками и даже порезать ножом на тонкие кусочки. Наверное, такая атмосфера царит в аду. Там наверняка все пропитано страхом и безнадежностью. Такое ощущение, что из меня высасывают жизненные силы. — А теперь убери руки от моей жены и проваливай, пока я даю тебе такую возможность, — цедит сквозь зубы Гасанов. Мне становится страшно за Матвея. Отталкиваю от себя парня, но он будто не понимает нависшей над ним угрозы, продолжает меня удерживать, вкладывает в это столько сил, что причиняет мне боль.
— Она тебя не любит! — зло кричит Матвей Гасанову. Совсем с ума сошел? Нашел время говорить о чувствах! Мы для него любовники, которых нужно наказать. Основной удар все равно придется по мне, будет лучше, если Матвей не станет вмешиваться и еще больше злить Эльдара.
За спиной скрипит снег, Эльдар делает несколько шагов, а я от страха и волнения престаю дышать. Боюсь, что Эльдар может ударить Матвея. Это будет неравный бой. Гасанов старше… выше, крепче, сильнее. Матвей мальчишка на его фоне.
— Отпусти, — толкаю открытыми ладонями в грудь. Из-за нервного напряжения получается грубо, но мне сейчас не до извинений. Руки на моем теле ослабевают, я могу двигаться. — Уходи, Матвей. Иди домой, — умоляюще. Он смотрит на меня с болью и разочарованием. Просит взглядом выбрать его. — Я не могу… — первые капли слез падают на щеки. — Уходи, прошу тебя, — очень тихо, но Эльдар стоит прямо за спиной и все слышит. Потом я обязательно посмотрю ему в лицо. Открыто и смело. Мне есть что ему сказать. Я не сдамся, как моя мама, я буду защищать себя. Если придется, буду кусаться и царапаться, выгрызу себе право жить, а сейчас я должна спасти Матвея…