8.13
Странно быть мужчиной и никогда не знать беременности. Не чувствовать, как твоя часть открывается и твоя часть тебя покидает и так громко плачет, будто и не была твоей частью. Потом оно надевает зеленую кепку и серый костюмчик, и у него есть друзья. Со всеми, кто ждет на ступеньках Пембриджа, когда появятся эти их частички, такое однажды произошло.
Сейчас время для конских каштанов и их ежовой кожуры. Платановые листья, липовые листья кружатся, крутятся. Что думает юный Люк из Бостона про конские каштаны? Что думает про конские каштаны его Ома из Клостернойбурга, 26-го района Вены во времена Рейха? Она стоит под кровавым буком и что-то бормочет. Вдоль Дуная растут каштаны и тополя.
О, уже 3:45. Они появляются и получают свои поцелуи, но где же Люк? Это ее машина там запаркована. Она выходит и торопится вверх по ступенькам. Там Люк и она. На их лицах написано счастье.
Она на тротуаре рядом с машиной. Она меня не видит и не может слышать. С этим нужно что-то сделать. Верди не может читать Вагнера по губам, так же как лев — грифона.
Я в ее поле зрения. Она вздрагивает. До чего же голубые у нее глаза, полные внимания и паники.
— Майкл.
— Здравствуй, Джулия. Ты знаешь, собачка у Карпаччо...
— Что?
— Ты знаешь. В Венеции, у Скьявони...
— В Венеции, где?
— В Скьявони...
— Люк, в машину.
— Ну мам, это же Майкл. Я хочу...
— Немедленно в машину.
— О’кей, о’кей, не сердись.
— Про что это вообще? Почему ты нас беспокоишь?
— Но все, что я хотел сказать...
— Да?
— Что собака изначально была кошкой. Или лаской, или горностаем. Это совсем не было собакой. Я видел его ранний эскиз.
— Майкл, что именно ты пришел сказать?
Мне нужно столько всего сказать, что я ничего не говорю. Формби, Тонони, Августин... Имена в телефонной книге, как они могут разбить ей сердце?
— Ну так что? Не стой просто так.
— Я...
— Майкл, это безнадежно.
— Я думал, ты сказала, что ты будешь всегда меня любить.
— Я не ожидала, что дойдет до такого.
— Джулия...
— Нет. Люк тебя видит. Стой, где стоишь.
— Я получил письмо от Карла Шелля.
— Майкл, извини, я не могу с тобой говорить.
— Бонсай...
— Да, — горько говорит она. — Да. Ему хорошо. Очень, очень хорошо. Прекрасный подарок. Наверно, я должна тебя поблагодарить.
— Почему ты играешь «Искусство фуги»? Что ты хочешь этим показать?
— «Искусство фуги»? Почему? Боже мой, почему бы нет? Я его тоже люблю. Но я действительно должна идти, поверь мне. И, Майкл, ты мне мешаешь. Неужели не ясно? Ты мне мешаешь. Не жди, пожалуйста, не поджидай меня больше. Я не хочу тебя видеть. Не хочу. Действительно не хочу. Я просто сломаюсь... Если ты меня любишь, ты этого не хочешь. А если не любишь, так иди и живи свою жизнь.
Она закрывает глаза.
— И нет, ради бога, не говори мне, что именно ты чувствуешь на самом деле.