Лишь одна музыка

3.15

Беспокойное утро после беспокойной ночи. В одиннадцать, когда я уже давно перестал ее ждать, Джулия звонит в мою дверь, минуя домофон. Моя радость, как и удивление, должно быть, очевидна. К тому же она потрясающе нарядно одета: длинное черное кашемировое пальто, серое шелковое платье, опаловые серьги. Ее волосы собраны наверх неким узлом. Она протягивает мне руку — полагаю, чтобы удержать от попытки ее поцеловать.

— Твой консьерж меня впустил в здание. Наверное, запомнил, как я в прошлый раз мучилась с домофоном.

— Это меня не удивляет.

— Но в этот раз он не пытался со мной заговорить.

— И это тоже не удивляет. Ты похожа на видение.

— Извини, меня задержали.

— Ничего страшного. — Я помогаю ей снять пальто. — Но почему такой наряд в одиннадцать утра?

Джулия, ничего не говоря, направляется к огромному окну. Я не настаиваю на ответе.

— Какой спокойный и красивый отсюда вид, — говорит она. — Парк, озеро, далекие холмы с обеих сторон. А по всей долине между ними — люди. Сегодня утром, когда одевалась, я спросила себя, что такое лондонец. Ни ты, ни я, ни Джеймс — не лондонцы, Люк им быть не хочет. Сегодня в Сити какой-то ланч, и Джеймсу зачем-то надо, чтобы я туда пошла. Ты, наверное, удивляешься, почему я так одета.

— Когда этот ланч?

— В полпервого. До того у меня еще кое-какие мелкие дела, так что я тороплюсь. Я пришла не с Бахом, но кое с кем другим. Ничего?

— Ну да. Конечно да.

Мы входим в маленькую звуконепроницаемую комнату. Я поправляю лампу, чтобы свет падал на пюпитр фортепиано.

— Не беспокойся, у меня нет нот. Это всего одна часть, и я ее достаточно хорошо знаю. Ты тоже вспомнишь.

Я сажусь сбоку от нее.

Джулия начинает играть, даже не попробовав, как звучит инструмент. Первые же четыре ноты переносят меня на студенческий концерт в Вене, когда мы впервые встретились. Это медленная часть сонаты Моцарта до минор, К330.

В ее игре есть нежность, и необъяснимая странность, и что-то ищущее, как будто она внимает чему-то, что я не способен услышать. Не могу уловить, что это, но я потрясен. Я сижу, обхватив голову руками, а Моцарт падает нота за нотой мне прямо в душу.

Кончив играть, она поворачивается ко мне, глядя очень внимательно.

— Этого я не ожидал, — говорю я.

— Было хорошо? — спрашивает она.

Я качаю головой:

— Нет, это было не хорошо. Это было немножко лучше, чем хорошо... Иногда в эти последние годы я думал, что ты умерла.

Джулия хмурится, как будто пытаясь понять, что привело к такой реакции, потом бормочет:

— Я должна идти.

— Не уходи так сразу. Как насчет чашки кофе? — говорю я, когда мы выходим в коридор. — Или чая. Я что-то не то сказал?

— Я действительно не могу. — Она смотрит на часы.

— Хотелось бы, чтобы ты послушала часть другого произведения, — говорю я, чтобы потянуть время.

— Что это?

— После твоего ностальгического трипа — очередь моего.

— Не дразни, Майкл. Что это?

— Ты не узнаешь, если не услышишь. Забудь свои мелкие дела. Я поставлю пластинку. Это преображенный старый друг. Но я не скажу тебе заранее, что это.

— Оно на компакт-диске? — спрашивает растерянно Джулия. — Дай мне его послушать. У меня правда на это сейчас нет времени. И я не хочу — совсем не хочу — расплакаться перед тобой.

— Это пластинка.

— Ничего. У нас есть проигрыватель.

Я убираю обложку бетховенского струнного квинтета и даю ей пластинку в простом белом конверте.

— Только не смотри на «яблоко», — предупреждаю я. — Пожалуй, дай мне ее на секунду. Иногда трудно противостоять соблазну прочесть. Я заклею «яблоко» желтым стикером.

— Почему это такая тайна?

— Чтобы ты не знала, пока не услышишь первые несколько тактов.

— У тебя есть и ноты тоже?

— Ну да.

— Дай мне их в конверте. Я не буду их сразу открывать.

Помогая ей надеть пальто, я чувствую почти неодолимое желание обнять ее, поцеловать. Но вижу, что именно этого она и боится. Я должен не выходить за невинные рамки, установленные Джулией для этих визитов, таких (в ее глазах) тревожных. Даже то, что мы вместе слушаем музыку, заставляет меня угрызаться. Пластинка в ее руке напоминает мне о нашем трио, и Джулия так близко, что я слышу ее дыхание.

Я жду лифта вместе с ней, и в эти несколько общих минут чувствую себя счастливее и напряженнее.

На этот раз, когда она уже внутри лифта, я прижимаю нос к стеклу с бороздками и, когда внутренние дверцы закрываются, вижу и слышу ее смех.