Дом они уже видели. После той новогодней вечеринки, буквально через несколько дней, заехали на полчаса — чисто посмотреть, что там и как. Слава ходил с задумчивым видом по комнатам, присвистывал, качал головой. Ну а Катя больше была занята раскапризничавшимся Сашкой, чем домом, поэтому она не успела толком ничего разглядеть. Много места, много солнца, много воздуха — вот какие впечатления остались у молодой женщины после того, как она в первый раз увидела будущее семейное гнёздышко четы Сергеевых.
Потом были праздники, потом игры, тренировки, заботы, разъезды. Женева, Москва. Слава был всё время занят, да ещё и Сашка несколько раз давал поводы для беспокойства — не очень большие, но когда ты фактически оторвана от своего привычного мира, когда родители далеко, а у тебя есть только муж, то любая, даже самая незначительная мелочь, происходящая с ребёнком, автоматически затмевает всё остальное. Поэтому Катя как-то и не акцентировала своё внимание на том, что у них вообще-то есть дом, который так и стоял пустой, дожидаясь хозяев.
И вот теперь, в середине марта, после триумфальной игры с «Байером» на «Камп Ноу», они приехали сюда по-настоящему. Основательно. С блокнотом, рулеткой, большим количеством свободного времени и твёрдым намерением понять, что делать со всем этим богатством.
Слава припарковал «Фиат» у кованых ворот.
— Ну что? — сказал он, открывая дверцу. — Сейчас загоню машину, а потом вперёд — смотреть наши владения, сеньора Сергеева.
Последние слова он произнёс с улыбкой.
— Конечно, сеньор Сергеев, — Катя подхватила шутливый тон мужа. — Жду, пока вы поставите в конюшню наш экипаж.
Она даже пожалела, что сегодня в обычном брючном костюме. Осмотр семейного гнезда в более классическом испанском платье — а у неё их было уже несколько, как именно испанских, так и каталонских — был бы более… интересным и весёлым, что ли. Впрочем, это всё ерунда, обёртка. Главное — сам дом.
Слава заехал на «Фиате» на территорию. Катя зашла внутрь ворот и во все глаза принялась рассматривать участок.
В январе было пасмурно, они торопились. Ну а сейчас, середина марта, Каталония, солнце, и сад перед домом буквально сиял. Апельсиновые деревья с яркими плодами. Кусты олеандра, который вот-вот начнёт цвести. Дорожка из терракотовой плитки. Газон — настоящий, зелёный, ухоженный. Ни одного листика с деревьев на нём не было, а длина травы такая, что очевидно: за всем этим великолепием кто-то следил всё время, пока дом ждал своих хозяев.
Сашка сидел у неё на руках и активно изучал мир вокруг себя. Прямо сейчас он тянулся ручками к маминым серёжкам, и Катя уже знала, что нужно быть особенно внимательной и аккуратной — а то запросто можно остаться без мочки уха. Восемь месяцев — это тот возраст, когда всё интересно, всё нужно потрогать, и молодым родителям абсолютно необходимы внимательность и аккуратность.
— До сих пор не верится, что это всё и правда наше, — сказала она, сама не понимая, почему понизила голос. Откуда такое странное благоговение?
— Да, Катюш, это наше, — сказал Слава и приобнял жену.
Сашка тут же полез к отцу и спустя мгновение оказался на его руках. А потом, как по заказу, Александр Ярославич уснул.
Катя даже не удивилась. Так часто бывало: сын у неё на руках разыграется, начнёт капризничать, но стоит оказаться в руках отца — ребёнка как будто подменяют. Очень удобно, на самом деле. Слава ночью постоянно вставал к сыну, и эта магия, эта химия между отцом и сыном, позволяла буквально через несколько секунд добиваться тишины и покоя.
А Катя тем временем вспоминала их московскую квартиру на Автозаводской.
Которая по любым меркам была хороша. Не только по советским — высокие потолки, три комнаты, удобное расположение в центре огромного мегаполиса. Такие условия нигде не стоили дёшево: Нью-Йорк, Париж, Барселона, Мадрид, Москва — это в любом случае высокое качество жизни. И здесь, в капстранах, такая квартира, как у них в Москве, тоже не могла стоить дёшево.
Само собой, Кате очень нравилось то, как они жили в Москве. И точно так же ей нравились те полгода, что они провели в Барселоне, в той квартире, которая изначально досталась Сергеевым при переходе Славы в «Барселону».
Но здесь совершенно другой уровень. Роскошь с большой буквы «Р». О подобном в Советском Союзе простому человеку сложно было и мечтать. Возможно, условная Алла Пугачёва, суперзвезда советской эстрады, или высшие руководители страны имеют что-то подобное. Но чтобы вот так, футболист и его жена, владели подобным домом, поместьем… Это было немыслимо.
Они прошли по дорожке к дому. Бугенвиллея вилась по стене, яркие розовые цветы контрастировали с белой штукатуркой. У входа — арочная дверь из тёмного дерева с коваными петлями.
Слава открыл её, и они вошли внутрь.
Прохлада. Полумрак после яркого мартовского солнца. Терракотовый пол, высокие потолки с деревянными балками. Просторный холл с лестницей наверх — деревянной, с коваными перилами. Арочные проёмы ведут в другие комнаты.
И пусто. Совершенно пусто. Ни мебели, ни штор, ни картин. Только стены, пол, потолок. И солнечный свет, падающий косыми лучами через высокие окна.
Шаги отдавались эхом.
— Пойдём, посмотрим как следует, — сказал Слава, всё ещё держа спящего Сашку на руках.
Они пошли по комнатам.
Гостиная — огромная, метров пятьдесят, не меньше. Камин в углу, настоящий, с каменной облицовкой. Окна от пола до потолка, за ними — сад, бассейн, холмы вдалеке.
Катя остановилась у окна.
Бассейн. У них теперь есть бассейн.
Для очень многих советских граждан, детей коммуналок и домов с удобствами во дворе отдельная ванная комната еще недавно была огромным рывком вверх по шкале комфорта, когда чуть ли не вся европейская часть страны лежала в руинах после войны было как-то не до удобства водных процедур. Родители Кати как раз и жили после свадьбы в таком вот доме с туалетом типа сортир на улице.
Ну а у их дочери свой бассейн и 4 санузла. Как тут не почувствовать головокружение
Кухня — большая, очень, с островом посередине, Катя видела такое только в американских фильмах. Место под огромный холодильник, посудомоечную машину, всё что угодно. Окно над раковиной с видом на сад.
Столовая — рядом с кухней, арочный проём между ними. Здесь поместится стол на десять человек, не меньше.
Кабинет — небольшая комната с деревянными панелями на стенах. Тихо, спокойно, окно выходит на улицу.
— Это чей будет? — спросила Катя. — Твой или мой?
— Твой конечно. Мне кабинет не особо нужен, я всё равно целыми днями на базе.
Они поднялись на второй этаж. Лестница широкая, удобная, с площадкой посередине. Сашка спал на руках у отца, не шелохнувшись.
Наверху — четыре спальни.
Главная — размером с их московскую гостиную. Окна на две стороны: на сад и на холмы. Отдельная гардеробная. Отдельная ванная.
Катя заглянула в ванную и не сдержала вздоха.
Гидромассажная ванная. Душевая кабина отдельно. Две раковины, зеркало во всю стену. Мрамор, плитка, хром. В их московской квартире ванная была четыре квадратных метра. Сюда можно было поставить их московскую ванную целиком — и ещё место осталось бы.
Вторая спальня — чуть меньше, для гостей. Третья — тоже гостевая. Четвёртая — детская. Светлая, с большим окном, с видом на сад.
— Здесь Сашка будет жить, — сказал Слава. — Когда подрастёт.
Катя представила: через год, через два, через пять. Сын бегает по этому дому, по этому саду. Плещется в бассейне. Идёт в школу — здесь, в Испании, в Каталонии. Растёт среди апельсиновых деревьев и олеандров.
Странно. И немного страшно. И… хорошо.
— А там что? — Катя указала на узкую дверь в конце коридора.
— Лестница в цоколь. Пойдём покажу.
Они спустились вниз. Цокольный этаж оказался неожиданно просторным и светлым — окна под потолком впускали достаточно света.
— Здесь сделаюспортзал, — тут же нашёлся Слава. — Тренажёры, маты, всё что нужно. Красота-то какая!
Катя кивнула. Это было разумно. А потом добавила.
— Мне тоже полезно будет. А то поправлюсь, ты меня любить не будешь.
В ответ Слава рассмеялся и крепко её поцеловал.
— Жалко что дом пустой и Сашку в кроватку не положишь… — многозначительно сказал он.
— Ничего, потерпим до квартиры, — ответила она
Рядом со спортзалом — прачечная, кладовая, техническое помещение. И ещё одна маленькая комната с отдельным входом.
— Для прислуги, — объяснил Слава. — Если захотим нанять домработницу или няню. Чтобы жила при доме.
Прислуга. Катя покачала головой. Это было уже совсем из другой жизни.
— Ну а что? — угадал её мысли муж, — у всяких там академиков и прочих партийных руководителей и у нас совершенно официально были, а может и есть домработницы. А тут-то сам Бог велел. Никакая это не эксплуатация, а нормальная штука. Деньги-то мы будем платить нормальные.
Они вышли в сад. Обошли бассейн — он оказался больше, чем виделось из окна. Метров восемь в длину. Вода чистая, голубая, искрится на солнце.
Катя подошла к бассейну, присела на корточки, опустила руку в воду.
— Ой, холодная!
— Конечно холодная, — Слава подошёл ближе, придерживая спящего Сашку. — Март. Вода ещё не прогрелась, градусов пятнадцать, наверное.
— А почему тогда наполнен? Можно же было слить на зиму.
— Нельзя. Так хуже для бассейна — конструкция портится, плитка трескается. Поэтому держат наполненным круглый год. Садовник следит — насос работает, фильтры чистит, химию добавляет. А к маю вода прогреется, можно будет купаться.
— К маю, — повторила Катя, вытирая руку о брюки. — То есть ещё два месяца смотреть на эту красоту и не трогать.
— Можно подогрев поставить, если хочешь. Тут многие так делают.
— Подогрев для бассейна, — Катя покачала головой. — Слава, я иногда не понимаю, в какой мир мы попали. И какая причина всего этого
Он помолчал. Потом сказал:
— Футбол. Талант. Удача. Много работы. И ты рядом.
— При чём тут я?
— При всём. — Он посмотрел на неё. — Без тебя я бы не справился. Ты это знаешь.
Катя не знала. Но ей было приятно это слышать.
— И что теперь? — спросила она. — Дом пустой. Голый. Здесь жить нельзя.
— Обставим.
— Чем? Как? Я никогда в жизни не обставляла такой дом. Восемь комнат, Слава. Восемь, само собой если всё считать. Плюс цоколь. Плюс сад. Я не знаю, с чего начать.
Слава переложил спящего Сашку поудобнее и взял её за руку.
— Катюш, послушай. Найми дизайнера. Профессионала. Пусть она скажет, что нужно, где покупать, сколько стоит. Подключи девочек — Мишель, Ольгу. Они с радостью помогут, для них это как в куклы играть, только по-настоящему. Ну а я… — он развёл свободной рукой. — Я в этом ничего не понимаю. И времени у меня нет. Матчи каждые три дня, сама знаешь.
— То есть ты хочешь, чтобы я сама всё решала?
— Да. Ты — хозяйка этого дома. Ты его и создашь. А я буду приходить сюда после матчей и радоваться тому, что ты создала.
Катя молчала.
Это было непривычно. В Советском Союзе всё было проще: всё-таки ассортимент, даже если ты жена главного совесткого, да и не только, спортсмена, меньше. А тут — бесконечный выбор. И ответственность за каждое решение.
— Я боюсь, — сказала она честно.
— Чего?
— Что не справлюсь. Что сделаю что-то не так. Что потрачу кучу денег, а получится ерунда.
— Не получится. — Слава поцеловал её в висок. — У тебя вкус есть. Ты умная. Ты справишься. А если что-то не понравится переделаем. Деньги есть.
Сашка заворочался, открыл глаза, посмотрел на родителей. Потом увидел солнечные блики на воде бассейна и потянулся к ним ручками.
— Видишь, — сказал Слава. — Сыну уже нравится.
Катя улыбнулась. И подумала: ладно. Попробую.
Мишель позвонила в тот же вечер.
— Кейт! Слышала, вы ездили смотреть дом! Рассказывай!
Катя рассказала. Про комнаты, про бассейн, про пустые стены. Про то, что не знает, с чего начать.
— Тебе нужен дизайнер, — безапелляционно заявила Мишель. — У меня есть контакт. Монтсеррат Пуиг. Она работала с женой Шустера, с женой одного из директоров «Ла Кайши». Профессионал.
— А это дорого?
— Дорого, — честно ответила Мишель. — Но оно того стоит. Она не просто мебель подбирает, она создаёт… как это… концепцию. Чтобы всё вместе смотрелось.
— Я подумаю.
— Не думай, звони. Я дам тебе её номер. И если хочешь — поеду с тобой на первую встречу.
— Спасибо, Мишель.
— Это же весело — обставлять дом! — В голосе Мишель слышался неподдельный энтузиазм. — Как кукольный домик, только настоящий.
Катя положила трубку. Кукольный домик. Может, Мишель и права.
Она позвонила Ольге.
— Оль, ты занята завтра?
— Не особо. Саня на тренировке. А что?
— Поедем дом смотреть? Хочу тебе всё показать. И посоветоваться.
— Конечно! Заезжай за мной в десять.
На следующий день они поехали в Сан-Кугат втроём — Катя, Ольга и Сашка в автокресле.
Ольга молчала всю дорогу через ворота, по дорожке, до самого дома. Молчала, когда вошли внутрь. Молчала, пока Катя показывала комнаты одну за другой.
И только когда они вышли к бассейну, Ольга наконец заговорила:
— Катька. Это что вообще такое?
— Дом.
— Это не дом. Это… — она обвела рукой вокруг. — Это другая планета. Сколько тут комнат?
— Восемь. Плюс спортзал в цоколе.
— Восемь комнат. — Ольга покачала головой. — У моих родителей в Запорожье — двушка сорок метров. А тут…
— Я знаю. Я сама не могу поверить.
Они сели на ту же скамейку у бассейна. Сашка не спал, сидел у Кати на коленях, таращился на воду, пускал пузыри.
— И что ты собираешься с этим делать? — спросила Ольга.
— Обставлять. Слава сказал — нанять дизайнера, сделать всё как надо.
— Дизайнера. — Ольга хмыкнула. — Я в Союзе даже слова такого не слышала. Ну, в смысле для квартир. Дизайнер это который одежду рисует, нет?
— Здесь по-другому. Здесь есть люди, которые специально этим занимаются. Выбирают мебель, шторы, всё остальное. Чтобы красиво было и практично.
— И сколько это стоит?
— Не знаю пока. Мишель говорит дорого. Но Слава сказал трать сколько нужно.
Ольга посмотрела на неё долгим взглядом.
— Хорошо тебе, Серёгина.
— Сергеева.
— Какая разница. — Ольга улыбнулась. — Хорошо тебе. Муж — звезда мирового футбола, дом — дворец, деньги — не считаны. Живи и радуйся.
— Слушай, Заваровна, — передразнила Катя Ольгу, — как будто тебе сильно хуже. Сколько у твоего Сашки контракт? Меньше чем у Славки, но не на порядок. А если о доме говорить. Вон на соседней улице один продаётся. Покупайте и будем друг к другу на чай ходить.
— А вот возьмём и купим.
— И купите.
— И купим!
Монтсеррат Пуиг приехала через три дня.
Невысокая, подвижная женщина лет сорока пяти с короткой стрижкой и внимательными карими глазами. Одета просто, но дорого — Катя давно научилась различать. Льняной костюм песочного цвета, минимум украшений, качественная кожаная сумка.
Мишель приехала вместе с ней — как обещала, для моральной поддержки.
— Сеньора Сергеева? — Монтсе протянула руку. — Очень приятно. Мишель много о вас рассказывала.
Катя пожала ей руку. Рукопожатие было крепким, деловым.
— Взаимно, — ответила она по-испански. — Давайте говорить на испанском. Мне нужна практика.
Монтсе подняла брови, посмотрела на Мишель.
— Ваш испанский хорош, — сказала она, переходя на английский. — Но если вам удобнее, можем говорить по-английски.
— Нет. На испанском, пожалуйста. Для меня это важно.
Монтсе улыбнулась — впервые за всё время.
— Мне нравится. Женщина, которая знает, чего хочет. Хорошо, говорим на испанском.
Мишель тихонько показала Кате большой палец.
Они пошли по дому. Монтсе смотрела, трогала стены, измеряла окна какой-то хитрой рулеткой, фотографировала углы и проёмы маленьким фотоаппаратом. Что-то записывала в блокнот мелким убористым почерком.
В гостиной она остановилась надолго. Смотрела на камин, на потолок с балками, на окна.
— Хорошие кости, — сказала она наконец. — Дом построен грамотно. Ничего ломать не надо, только наполнять.
— Наполнять?
— Мебель. Свет. Текстиль. Жизнь. — Монтсе повернулась к ней. — Скажите, сеньора, как вы хотите себя чувствовать в этом доме?
Катя растерялась. Её спрашивали не про стиль, не про цвет — про чувства.
— Я хочу… — она подбирала слова, стараясь не сбиться на русский. — Хочу, чтобы это был дом. Не музей. Дом, где живут настоящие люди. Где ребёнок может ползать по полу. Где не страшно что-то разбить.
Монтсе кивнула, записала.
— Что ещё?
— Свет. Здесь столько солнца… Хочу, чтобы оно было везде. Не прятаться за тяжёлыми шторами.
— Отлично. Ещё?
Катя задумалась. Что ещё она хочет?
— Тепло, — сказала она наконец. — Не температура. Ощущение. Хочу возвращаться сюда и чувствовать себя дома. Чтобы было… хорошо.
Монтсе улыбнулась шире.
— Сеньора Сергеева, с вами приятно работать. Вы знаете, чего хотите, хотя думаете, что не знаете.
Она записала что-то ещё, потом подняла глаза.
— Средиземноморский стиль. Светлые тона, натуральные материалы. Дерево, камень, хлопок, лён. Никакого пластика, никакой синтетики. Тёплые акценты — терракота, олива, немного охры. Мебель простая, но качественная. Ничего кричащего, ничего лишнего.
Катя слушала, понимала почти всё — и радовалась, что полгода зубрёжки не прошли даром.
— Вам подходит? — спросила Монтсе.
Катя посмотрела на Мишель. Та кивнула: соглашайся.
— Да. Подходит.
— Мне нужно две недели на концепцию. Сделаю эскизы, подберу материалы, рассчитаю бюджет. Потом встретимся, обсудим. Если понравится — начнём работать.
— А если не понравится?
— Переделаю. Бесплатно. — Монтсе улыбнулась. — Но обычно нравится.
Следующие недели превратились в водоворот.
Монтсе прислала концепцию — толстую папку с эскизами, образцами тканей, фотографиями мебели. Катя сидела над ней вечерами, когда Сашка засыпал, и пыталась понять, что из этого ей нравится, а что — нет.
Ольга приезжала почти каждый день. Они вместе листали каталоги, обсуждали варианты, спорили о цветах и формах.
— Мне кажется, этот диван слишком светлый, — говорила Ольга. — Сашка подрастёт, всё заляпает.
— Монтсе говорит, ткань специальная. Легко чистится.
— Ага, легко. Расскажи это моей маме с её югославским гарнитуром.
Мишель приезжала, когда могла. Привозила журналы по дизайну — испанские, итальянские, французские. Показывала, что сейчас модно, что уже устарело, что будет актуально через десять лет.
— Это не бери, — говорила она, тыча пальцем в фотографию. — Это уже вышло из моды. А вот это — да, это вневременное.
Катя слушала, впитывала, училась. И постепенно начала понимать. Чувствовать. Видеть.
Оказалось, что у неё есть вкус. Она просто никогда об этом не знала — в Советском Союзе вкус был роскошью, которую мало кто мог себе позволить. Выбирать было не из чего. А здесь, когда выбор был бесконечным, выяснилось, что она точно знает, чего хочет.
Слава во всём этом бардаке участвовал урывками.
Приезжал поздно вечером, усталый после матча или тренировки. Катя показывала ему образцы, эскизы. Он смотрел, кивал, говорил «хорошо» или «красиво».
— Ты вообще видишь разницу? — спросила она однажды, показывая два почти одинаковых образца ткани.
— Вижу. Этот светлее.
— И какой лучше?
— Оба хорошие. — Он улыбнулся. — Катюш, для меня диван — это диван. Главное, чтоб мягкий был и чтоб я на нём помещался. Всё остальное — на твоё усмотрение.
— А если мне потом не понравится?
— Переделаем.
— А если тебе не понравится?
— Мне понравится. — Он поцеловал её. — Потому что это ты выбрала.
В его голосе не было иронии. Он правда так считал.
И Катя поняла: это подарок. Не дом — дом это просто стены. Настоящий подарок — доверие. Возможность создать что-то своё. С нуля. Самой.
Двадцать третьего марта Монтсе позвонила.
— Сеньора Сергеева. Всё готово. Можете переезжать, когда захотите.
Катя не поверила. Приехала в Сан-Кугат — и застыла на пороге.
Дом ожил.
Гостиная — большой угловой диван цвета слоновой кости, низкий столик из тёмного дерева, мягкий ковёр с геометрическим узором. Камин облицован терракотовой плиткой, на каминной полке три керамические вазы разной высоты. Шторы лёгкие, льняные, чуть колышутся от сквозняка.
Кухня — светлые шкафы с деревянными ручками, столешница из серого камня, медные кастрюли на открытых полках. Обеденный стол из массива — тот самый, на десять человек.
Спальня — широкая кровать с льняным покрывалом, прикроватные тумбочки, мягкий свет от настенных ламп. Шторы плотнее, чем в гостиной, — для темноты.
Детская — светлые стены, весёлый ковёр с животными, низкие полки для игрушек, кроватка у окна.
Катя ходила по комнатам и плакала.
— Сеньора? — Монтсе подошла, встревоженная. — Вам не нравится?
— Нравится, — всхлипнула Катя. — Очень нравится. Это именно то, что я хотела. Даже лучше.
— Тогда почему слёзы?
— Счастье, — сказала она наконец. — Это слёзы счастья.
Монтсе улыбнулась и больше ничего не спрашивала.
Они переехали в конце марта, буквально за пару дней перед финалом кубка
Катя стояла посреди своей новой кухни и смотрела в окно. Солнце садилось за холмы, небо горело розовым и золотым. В саду щебетали птицы. Пахло кофе из новой кофемашины и цветами, которые Мишель прислала на новоселье.
Слава подошёл сзади, обнял.
— Ну что, хозяйка. Довольна?
— Довольна, — сказала она. — Очень.
— Я же говорил — справишься.
Катя повернулась к нему.
— Спасибо.
— За что?
— За всё. За дом. За доверие. За то, что позволил мне это сделать.
— Катюш, — он улыбнулся, — это ты всё сделала. Я только деньги заработал. А дом — твоя заслуга.
— Наш дом.
— Наш, — согласился он. — Но создала его — ты.
Из гостиной донёсся требовательный вопль Сашки.
— Иду, иду, — Катя пошла к сыну.
Взяла его на руки, показала в окно:
— Смотри, Сашенька. Это наш дом. Ты здесь будешь расти. Здесь научишься ходить, говорить, читать. Здесь будешь счастлив.
Сашка, конечно, не понял ни слова. Но улыбнулся — широко, от души.
И Катя подумала: вот оно. Счастье. Настоящее, без оговорок.
Свой дом. Своя семья. Своя жизнь.