Ловцы троллейбусов

Сон — лучший доктор

Собираясь к Редактору, я умышленно не надел целлофанового пакета. Я стеснялся его тараканьего поскрипывания, его настойчивых попыток вылезти из-под брючины эдаким отворотом ботфорта и тем самым поставить меня в неловкое положение.

А впрочем, что в этом такого уж стыдного? Сколько раз я видел людей, которые во время дождя напяливают целлофановый пакет как шапочку. А грабители, те и вовсе, говорят, скрывают лицо под натянутым капроновым чулком.

Мир устроен разумно, но странно. Мы стыдимся мнимой несообразности, а открытой не замечаем или воспринимаем как естественную.

Едва я ступил на мокрый асфальт, сырость начала просачиваться в ботинок. Микробы буквально хлынули в дыру на подошве. Представив это, я поежился. Но возвращаться — плохая примета. Я зашагал дальше. Гадкий башмак злорадно чавкал, заглатывая новые и новые порции слякоти. Чем дальше я шел, тем неуютнее делалось ноге. А уж о самочувствии и говорить нечего: распалявший воображение жар сменился противным ознобом.

В довершение у Редактора по комнате гулял сквозняк. Сам он кутался в шубу, а мне предложил раздеться, и я сидел без пальто. Это меня и подкосило.

Дома я нырнул в горячую ванну и просидел в кипятке, наверное, больше часа, медленно приходя в себя и наслаждаясь теплом, которое проникало до самых костей. Конечно, после этого не помешало бы выпить чаю с малиной или медом, или на худой конец просто с сахаром…

Не тратя время на пустые мечты, я залез под одеяло и тут же погрузился в хаотическое нагромождение картин, видений, звуков.

К реальности меня вернул чеканный стук в дверь. Я оторвал голову от горячей подушки и прислушался… Евдокия звала меня к телефону. Покачиваясь и опираясь рукой о стену, я выполз в коридор.

Звонил Чужедальний.

— Я ждал вас целый день, — холодно сообщил он.

— Я заболел, извините, — сказал я.

— Вы несерьезный человек, — начал возмущаться он.

Мне было не по силам продолжать препирательство, я положил трубку. Не успел добрести до комнаты — телефон снова зазвонил. Я вернулся к аппарату.

— Я действительно болен. Объяснимся в другой раз, — сказал я.

Но это была Вероника.

Дальше все снова поплыло перед глазами: черный телефонный аппарат, Евдокия, ершиком мывшая на кухне бутылку из-под кефира, Редактор в мягких шлепанцах… Я отбивался от скомканных, перекрученных жгутами простыней, они хищно оплетали меня. Я скрежетал зубами, изнемогая от их изворотливой тактики. Поняв, что сам с ними не справлюсь, я стал звать на помощь дядю Гришу и Суфлера. Вместо спасителей явились Барсуков с Евдокией и заявили, что не позволят мне кормить змей кроликами и вообще не потерпят зверинца в доме.

Я поднялся и, указав на дверь, велел им убираться. Они не уходили. Тогда я схватил подсыхавший на батарее ботинок и запустил им в непрошеных гостей.

Но утром, когда я открыл глаза, ботинок был на месте. Более того, Евдокия по-прежнему находилась в комнате. Она сидела у стола и раскладывала пасьянс желтыми покупными горчичниками. При этом Евдокия щербато и застенчиво улыбалась, покачивая головой, как китайский болванчик.

— Что вам здесь нужно? — спросил я.

— Прошнулся, кашатик? — прошамкала Евдокия.

— Вы бы еще Кошкодралом меня назвали, — обиделся я.

На столе перед Евдокией стоял термос, который я где-то видел. Я силился припомнить, где именно, но тут с белой эмалированной мисочкой в руках вошла Вероника. На ней была белая свободная блуза с вишневой вышивкой на груди, стянутая в талии до пышных складок, которые вздувались ровными дольками. Так же воздушно вздувались и перехваченные чуть выше локтя рукавчики, тоже с вишневой вышивкой и отороченные кружевом.

Мысли с трудом ворочались в голове.

— Я принесу градусник, — зашаркала прочь из комнаты Евдокия.

— Зачем она здесь? — спросил я.

Вероника подошла и положила мне на лоб прохладную свою ладонь.

— Хорошая, добрая старушка, — сказала она. — Вообще вам повезло с соседями.

— Не верьте ей, — горячо зашептал я. — Она совсем не такая. Ночью запустила в меня ботинком.

— А еще мы с Евдокией Васильевной для вас куриный бульон сварили, — пропела Вероника. — Сейчас будем обедать. А потом горчичники и спать. Сон — лучший доктор. Пока пойду скажу Валентину Романовичу, что вы проснулись.

— Валентин Романович — это кто?

— Барсуков. Замечательный человек.

— Они тараканов травят! — воскликнул я.

— Вы больны, — вздохнула Вероника. — Вам все видится в неверном свете. Сейчас они навестят вас.

Включила верхний свет, и в комнату вплыла чета Барсуковых. Он был в костюме, его супруга — в белой пелерине. Он нес коробку с тортом.

Вскоре пожаловала и Евдокия с нарезанным лимоном на блюдечке.

Барсуков придвинул стол к моей постели. Вороника принесла горячий чайник, все расселись по местам.

Чай приятно обжигал нёбо. И песку была полная сахарница.

— Как ты нас напугал, — сказал Барсуков.

— Действительно, эти дни я совсем не заводил часы, — откликнулся я.

— А у нас теперь свои. Прекрасно ходят, — вставила Барсукова. — Мы их на телевизор поставили. Звон, будто колокольчик… Спасибо за подарок, Вероника Артемьевна.

— Не забывайте заводить, — улыбнулась Вероника.

— Спасибо вам, голубушка, за ваши цветочки. Так прекрасно пахнут, — подхватила Евдокия.

— Не забывайте поливать.

И все же тревога съедала меня. Я не слишком вежливо выпроводил гостей. Мы остались с Вероникой вдвоем.

— Пока я спал, ко мне из жзка не приходили? — спросил я.

Вероника опустилась на краешек кровати.

— Ни о чем не беспокойся, милый мой мальчик, — прошептала она.

Жар опять усилился, все масляно поплыло перед глазами.

Она взяла меня за руку и повела за собой.