Ночевал я в кабинете, на кушетке. И утром в гостиную, где звенела посудой Калисфения Викторовна, не вышел. Вероника сама ко мне постучалась. Она принесла обычный запах свежести, но на этот раз не весенний, а морозный. Медленно бродила по кабинету — притронулась к блекло-розовой, с перламутровым отливом морской раковине, поправила прическу, перелистала и положила на место тетрадь с письмом другу, которую я, забрав у Редактора, держал на столе.
Вуалехвосты, заметив в комнате движение, приняли его за симптом приближающейся кормежки и поднялись ближе к поверхности.
— Пойми, тебе добра желают, — заговорила Вероника.
Я молчал. Она теребила кольцо на руке, Камешек в нем потемнел, сделался матовым.
— Позвони им.
— Не хочу.
Но Директор сам позвонил ближе к обеду.
— Я договорился насчет лангустов. Раков пока нет. Только вот что: за ними ехать на край города. Рассчитываю на тебя.
— Напрасно, — сказал я.
Через некоторое время позвонил Редактор.
— Родной мой, — заговорил он, — ты же знаешь, я бы с удовольствием съездил в этот подвал, за этими лангустами, но сейчас, хоть зарежь, ни минуты свободной. И, между прочим, угадай, чем занимаюсь? У меня дядя Григорий, восстанавливаем, так сказать, разрушенные материальные ценности…
— А я как раз решил закончить письмо другу, — отрезал я.
Через некоторое время в прихожей послышались шум и топот. Я выглянул. Редактор с каким-то типом, в кепочке тащили в кухню грубо сколоченный ящик. Пахло отвратительно.
Я надел пальто, поднял воротник и спустился вниз. Начиналась оттепель. Снег на тротуарах набряк сыростью, с крыш капало, У подъезда стояло пустое такси. В раздвинутой пасти багажника виднелся второй ящик.
Загрохотало в ближайшей водосточной трубе, она выплюнула на тротуар каскад ледышек.
Я прошагал до конца переулка, но вынужден был повернуть назад: пошел дождь со снегом.
Тот самый, в кепочке, курил возле машины.
— Вы здесь хозяин? — спросил он. — Слушай, у меня у брата день рождения… Будь другом, уступи несколько лангуст, а?
И, пока говорил, ко мне приглядывался. Я тоже его узнал.
— Это у того брата день рождения, которому мы табуретку везли? — спросил я.
— Ну да… А ты изменился… Как рука-то? Ну, если лангуст не дашь, хоть на ужин пригласи. Ну чего ты, чего ты, чего я, много съем, что ли?
В кухне Редактор помогал Веронике и Калисфении Викторовне.
— Вот вам еще один помощник, — подтолкнул я вперед водителя.
Тот сразу протянул Веронике руку.
— Вася меня зовут.
Редактор изумленно застыл. Вероника, руки не подав и не сказав ни слова, вышла.
— Это нам в отместку, да? — прошипел Редактор. Только Калисфения Викторовна отнеслась к новичку спокойно.
— Берите эту кастрюлю и делайте, как я, — распорядилась она.
За ужином Вася размахивал лангустой, будто милицейским жезлом.
— Дикий народ шведы, — говорил он. — Грибов не едят! Можете себе представить!
Калисфения Викторовна, ужасаясь, качала головой.
— А индонезийцы едят червей! — разглагольствовал Вася.
Прибыл Директор и, сказав, что хочет сварить кофе, увел меня в кабинет.
— Дело к тебе. Мы о нем, собственно, вчера уже начали говорить… Был у меня мясник… Почерк, я тебе доложу… Язык, слог… Туши он, правда, разделывать не умел. Но я его держал, пока в соседний магазин не переманили… Ты, может быть, запомнил: возле моего кабинета висит стенгазета…
— Конечно, — сказал я, сразу вспомнив промасленный лист в закутке.
— Ни в одном магазине таких не выпускали. Но вот беда, пора следующий номер делать, а мясника нет… Выручай, а? Тем более основной материал решили посвятить мне.
— Видишь ли, — замялся я, — мне не приходилось писать ничего подобного…
— Смелее надо быть, — подбодрил меня он. — Ты думаешь, я собирался быть Директором магазина? Я ведь был иллюзионистом, закончил цирковое училище.
— А почему же предпочел другой путь? — спросил я.
Он усмехнулся.
— Мы уже говорили об этом. Жизнь совершенствует самое себя. Укрупняется. Идет от разрозненности к объединенному целому. Все эти круги, шестерни, которые и приводят бытие в движение, работают в сцеплении. В одиночку не просуществуешь. Объединяются, стремятся к интеграции целые государства. А какую функцию может осуществить в сложной системе взаимодействия иллюзионист? Мне ни голубей, ни кроликов для фокусов не давали. Говорят, для того ты и факир, чтобы из ничего уметь создать себе реквизит. Вот я и выбрал другую роль…
Он умолк и закурил. Я обдумывал услышанное. Тут с шумом ввалился Вася.
— Кофе, я вижу, не дождаться. Ладно, все равно спасибо. И счастливо оставаться.
— Не торопись, — сказал Директор. — Есть у меня на твой счет одна идейка. Отвезешь домой?
— И меня, — вклинился возникший в дверях Редактор.
— И его, — подтвердил Директор.