Ловушка для матери

3

В той части Манхэттена, где продают одежду, можно увидеть все: и тридцатиэтажные мраморные дворцы, и дыры в стенах. Для прогулок это место не очень подходит. Там нужно постоянно сходить с тротуара и огибать грузовики, стоящие под погрузкой. Зато это идеальная тренировочная площадка, где можно вволю напрыгаться, уклоняясь от встречных автомобилей. Такие тренировки прекрасно помогают вырабатывать необходимую в Нью-Йорке быстроту реакции. Если после часа блуждания в районе Тридцатых улиц вы останетесь живы, значит, в любом другом уголке мира ваша безопасность гарантирована. Наконец я вошел в подъезд дома триста сорок по Тридцать седьмой Западной улице. Была среда, десять часов утра. Настоящие сложности начались потом. Я приложил все силы, что¬ бы объяснить суть дела сначала девушке, сидевшей в окошке на втором этаже, а после мужчине в приемной на пятом этаже, но они просто не могли понять, зачем это я зашел в здание, если ничего не продаю, не покупаю и не ищу работу. В конце концов мне удалось втолковать что-то человеку за письменным столом, имевшему, как видно, более широкий кругозор. Естественно, и он не понимал, почему вопрос «Были ли эти пуговицы пришиты к комбинезону фирмой «Резник и Спиро»? настолько важен, что ради ответа на него я рискнул пройти всю Тридцать седьмую улицу, но он был слишком занят, чтобы размышлять об этом, и, видимо, просто не мог не признать, что человек, прошедший через такое, заслуживает ответа на свой вопрос. Взглянув на комбинезон, он заявил, что фирма «Резник и Спиро» никогда не использовала и не будет использовать такие пуговицы — только пластмассовые, — и возвратил мне комбинезон.

— Премного благодарен, — ответил я. — Вас, конечно, не интересует, почему я беспокоюсь из-за такой ерунды, но, поверьте, это не просто любопытство. Вам известно, кто делает подобные пуговицы?

Он покачал головой.

— Но вы хоть когда-нибудь видели похожие пуговицы?

— Никогда.

— А не могли бы вы сказать, из чего они сделаны?

Он еще раз наклонился, чтобы взглянуть.

— Думаю, из какой-то синтетики, Бог ее знает. — Он вдруг улыбнулся, весело и лукаво. — Спросите у императора Японии. Скоро мы абсолютно все будем получать оттуда.

Я поблагодарил его, запихнул комбинезон в бумажный пакет и вышел. Заранее подозревая, что многого выжать из «Резника и Спиро» не удастся, вечером я битый час листал манхэттенский справочник — теперь уже раздел «Пуговицы». В конце концов в моей записной книжке появились названия пятнадцати пуговичных фирм, расположенных в пределах пяти кварталов от нашего дома. Одна была всего в пятидесяти шагах, и я отправился туда. Полтора часа спустя, побывав в четырех фирмах, я несколько расширил свои познания о пуговицах в целом, но не получил никакой конкретной информации о тех четырех, что были пришиты к комбинезону. Одна из фирм делала пуговицы с особым покрытием, другая — полиэфирные и акриловые, третья — из пресноводного и морского жемчуга, четвертая — посеребренные и позолоченные. Никто не имел ни малейшего представления, из чего сделаны мои пуговицы, да никто и не горел особым желанием выяснить это. Мне уже стало казаться, что моя прогулка сведется к сбору лишь отрицательной информации, что, впрочем, само по себе тоже неплохо, но тут я зашел в холл седьмого этажа одного здания на Тридцать девятой улице и подошел к двери с надписью: «САМЫЕ НОВЫЕ ПУГОВИЦЫ». Знать бы раньше — сразу отправился бы сюда. Не успел я произнести и двух слов, как сотрудница фирмы поняла мою просьбу и пригласила в комнату, где не только не висело никаких стендов вдоль стен, но и вообще не было ни одной пуговицы. За столом сидел, уставившись на портфель, маленький старичок странноватого вида. Он не поднял головы до тех пор, пока я не подошел к нему и не достал из пакета комбинезон. Но когда он увидел пуговицы, в глазах его появился нездоровый блеск. Он буквально вырвал у меня комбинезон, прищурясь осмотрел по очереди каждую пуговицу, поднял глаза на меня и требовательным тоном спросил:

— Откуда взялись эти пуговицы?

Я рассмеялся. Если кому-то непонятно, что тут смешного, вспомните, как я мучился над этим вопросом почти два часа. Рядом был стул, и я сел.

— Я смеюсь над собой, а не над вами, — пояснил я ему. — Ответ на этот вопрос стоит сотню долларов наличными, я плачу их. Не стану объяснять почему. Вы можете ответить?

— Вы тоже занимаетесь пуговицами?

— Нет.

— Тогда кто вы?

Я вынул из кармана бумажник и протянул ему свою визитную карточку. Он, щурясь, уставился на нее.

— Вы частный детектив?

— Правильно.

— Где вы взяли эти пуговицы?

— Послушайте, — сказал я, — я ведь только хочу...

— Нет, вы послушайте, молодой человек. Я знаю о пуговицах больше, чем кто-либо. Я получаю их отовсюду. И у меня самая большая в мире коллекция пуговиц. Я также продаю их. Мне случалось продавать партию в тысячу дюжин по цене сорок центов за дюжину, а случалось — четыре пуговицы за шесть тысяч долларов. Я продавал пуговицы герцогине Виндзорской, королеве Елизавете и мисс Бетт Дэвис[2]. Я подарил пуговицы девяти музеям в пяти странах. Я был абсолютно уверен, что никто не сможет показать мне пуговицы, которые я не смогу классифицировать, но вы принесли именно такие. Где вы их взяли?

— Ну хорошо, — произнес я. — Я вас выслушал, теперь послушайте меня. Мои познания в пуговичном деле ничтожно малы. В связи с расследованием одного происшествия мне понадобилось узнать происхождение этого комбинезона. Поскольку это серийное изделие и продаются они практически везде, выяснить, кому принадлежал данный экземпляр, было бы абсолютно безнадежным делом, если бы не одно обстоятельство. Мне показалось, что пуговицы на нем нестандартные, а значит, появляется зацепка. Вот я и пытаюсь узнать, кто сделал пуговицы. Но, похоже, и вы ничем не поможете.

— Должен признаться, увы!

— Ладно. Вы много знаете о необычных и редких пуговицах. А про обычные, выпускаемые серийно?

— Я знаю все обо всех пуговицах!

— И никогда не видели вот этих и даже не слышали о них?

— Нет!

— Чудесно. — Я вынул из кармана бумажник, достал из него пять двадцатидолларовых купюр и положил на стол. — Вы не ответили на вопрос, но все же здорово помогли мне. Как вы думаете, эти пуговицы сделаны машиной?

— Нет. Исключено. Кто-то по нескольку часов сидел над каждой из них. Я не знаком с такой технологией.

— А что вы скажете о материале, из которого они сделаны?

— Затрудняюсь ответить. Возможно, я смогу сказать вам завтра, после полудня.

— Не могу ждать так долго.

Я попытался забрать комбинезон, но он не отдавал.

— Лучше оставьте мне пуговицы, а не деньги, — предложил он. — Или хотя бы одну из них. Зачем вам все?

Мне пришлось вырвать комбинезон у него из рук. Положив его обратно в пакет, я поднялся.

— Вы позволили мне сэкономить массу времени и сил, и я хочу выразить вам свою признательность. Когда узнаю все, что мне нужно, про эти пуговицы, я подарю их вам для коллекции и заодно расскажу, откуда они взялись.

Я потратил еще пять минут, чтобы распрощаться с ним и уйти. Не хотелось быть грубым. Быть может, это действительно крупнейший пуговичник Америки, и мне просто повезло, что я наткнулся на него еще до ленча. Выйдя из здания, я размышлял именно о ленче. Ведь было десять минут первого. Интересно, во сколько имеет обыкновение уходить на ленч Натан Хирш? Так как до него было всего двенадцать минут ходьбы, я рискнул не тратить время на телефонный звонок, и мне опять повезло. Войдя в приемную лаборатории Хирша на одиннадцатом этаже одного из зданий на Сорок третьей улице, я столкнулся нос к носу с самим хозяином, вышедшим из внутреннего помещения. Когда я сообщил ему, что принес кое-что от Ниро Вульфа и дело срочное, он провел меня через холл в свой кабинет. Несколько лет назад он давал в суде свидетельские показания по делу, которое расследовал Вульф. Процесс получил тогда широкую огласку, что, впрочем, никак не повредило бизнесу Хирша. Я достал комбинезон.

— Один вопрос. Из чего сделаны пуговицы?

Он взял лупу и внимательно осмотрел одну из них.:

— Это не так просто определить, — проговорил он, — сейчас появилось слишком много новых материалов. Похоже на конский волос, но для полной уверенности придется одну разрезать.

— Сколько времени займет вся работа?

— От двадцати минут до пяти часов — точнее сказать не могу.

Я объяснил ему, что чем быстрее, тем лучше, а наш телефон он знал и так. Домой я пришел как раз в тот момент, когда Вульф пересекал холл, направляясь в столовую. А поскольку за столом говорить о делах у нас строго запрещается, он остановился у подоконника и спросил:

— Ну?

— Пока все идет неплохо, — ответил я. — Даже прекрасно. Человек, разбирающийся в пуговицах так же хорошо, как вы в еде, никогда не видел ничего похожего. Кто-то потратил несколько часов на изготовление каждой пуговицы. Вопрос о материале поставил в тупик этого специалиста, так что я отнес их к Хиршу. Он сообщит о результате анализа сегодня во второй половине дня.

Вульф пробурчал свое обычное «удовлетворительно» и продолжил свой путь в столовую, а я поспешил мыть руки. Среди новомодных технических изобретений, не исключаю, есть такой приборчик, который можно подключить ко мне и к Вульфу, чтобы он точно показал, кто кого раздражает больше — он меня или я его. К сожалению, такого приборчика у нас пока нет, и я могу только гадать, каковы были бы его показания. Это особенно интересно в тех случаях, когда нам ничего не остается, кроме как сидеть и ждать. Ведь ждать можно по-разному. Сидя после ленча в кабинете, я раздражал Вульфа тем, что каждые несколько минут смотрел на часы, пока он диктовал мне длиннющее письмо какому-то охотнику за орхидеями из Гондураса. Потом он стал раздражать меня, устроившись с книжкой «Путешествие с Чарли» Джона Стейнбека. Черт возьми, у него же была работа! Уж если приспичило почитать, взял бы, что ли, «Его собственный образ» Ричарда Вальдона! Быть может, там найдет какой- нибудь намек на разгадку. Хирш позвонил в три часа сорок три минуты. Я держал наготове блокнот — на случай, если он станет сыпать длинными научными терминами, — но он сумел обойтись обычными словами, к тому же их было совсем немного. Я повесил трубку и повернулся к Вульфу. Он поднял глаза от книги.

— Конский волос, — сообщил я. — Обычный, ничем не покрашенный натуральный белый конский волос.

Он что-то буркнул. Потом сказал:

— Успеем мы дать объявление в завтрашних газетах? «Таймс», «Ньюс», «Газетт».

— В «Таймс» и «Ньюс» — вероятно, в «Газетт» — точно успеем.

— Возьми блокнот. В два газетных столбца шириной, это примерно четыре дюйма. Наверху заголовок: «Сто долларов», цифрами, покрупнее. Ниже жирным шрифтом: «...будет выплачено наличными за сведения об изготовителе или же о происхождении пуговиц, запятая, изготовленных вручную из белого конского волоса, точка. Желаю знать не о тех, запятая, кто может сделать такие пуговицы, запятая, а о тех, запятая, кто делал их, точка. Сто долларов будет выплачено только лицу, запятая, предоставившему информацию первым, точка». Внизу укажи мою фамилию, адрес и номер телефона.

— Полужирно?

— Нет, мелким шрифтом обычной яркости.

Я пододвинул пишущую машинку и подумал, что готов отдать дюжину пуговиц за то, чтобы узнать, когда он решил дать это объявление — во время диктовки письма или во время чтения «Путешествия с Чарли».