Ловушка для матери

4

Правила внутреннего распорядка в нашем доме на Тридцать пятой Западной улице установлены, конечно, Вульфом, поскольку он хозяин, но я порой вношу изменения в утренние процедуры. Шеф строго придерживается своего расписания: в восемь пятнадцать Фриц приносит ему завтрак в комнату на третьем этаже, в девять Вульф на лифте поднимается в оранжерею, а в кабинет спускается к одиннадцати. Мое расписание зависит от разных событий, в частности, от того, когда я вернулся домой. Моему организму нужен полноценный восьмичасовой сон, в соответствии с этим я и определяю час подъема. И поскольку в среду я был в театре, потом сидел с другом в баре «Фламинго», а до дома добрался уже после часа ночи, я и поставил свой будильник на полдесятого утра. Но в четверг утром мой сон прервал не будильник. Проснувшись, я еще плотнее закрыл глаза и попытался понять, что мне мешает. Это был не телефон — вечером я его выключил, да и звук не тот. Это был... шмель, но какого черта нужно шмелю посреди ночи в нашем доме? А может, солнце уже взошло? Я заставил себя открыть глаза и посмотрел на часы. Без шести девять. И гудел, конечно же, селектор. Можно было и сразу сообразить. Я повернулся и нажал клавишу.

— Комната Арчи Гудвина. Гудвин слушает.

— Извини, Арчи, — донесся голос Фрица. — Но она настаивает.

— Кто она? — Женщина по телефону. Что-то говорит про пуговицы. Она...

— Хорошо, беру трубку. — Я включил телефон. — Да? Арчи Гудвин слу...

— Мне нужен Ниро Вульф, я опаздываю!

— Он не может подойти. Если это по...

— Да. Я прочитала объявление в «Ньюс». Я знаю о таких пуговицах и хочу быть первой.

— Вы первая. Как вас зовут?

— Беатрис Эппс. Э, пэ, пэ, эс. Я самая первая?

— Да, если ваша информация окажется нам полезной. Миссис Эппс или мисс?

— Мисс Беатрис Эппс. Я не могу рассказать вам прямо сейчас...

— Где вы находитесь, мисс Эппс?

— В телефонной будке на Центральном вокзале. Я спешу на работу и должна быть там к девяти, так что сейчас не успею ничего рассказать. Но я хотела быть первой.

— Разумеется. Это понятно. Где вы работаете?

— «Квинн и Коллинз» в здании Ченин билдинг. Операции с недвижимостью. Но не приходите туда, у нас этого не любят. Я позвоню еще раз во время перерыва.

— Во сколько?

— В половине первого.

— Хорошо. Я буду в двенадцать тридцать у газетного киоска в Ченин билдинг. А перед этим закажу вам ленч. В петлице у меня будет маленькая орхидея, белая с зеленым, и я возьму с собой сто...

—Я опаздываю, мне нужно идти. Но я обязательно приду.

В трубке зазвучали гудки отбоя. Я плюхнулся обратно на подушки, осознав, что уже почти проснулся, вздохнул обиженно и спустил ноги на пол. В десять я сидел на кухне за обеденным столом, посыпая желтым сахаром лепешку, приготовленную на кислом молоке и намазанную маслом. На полочке передо мной лежал свежий номер «Таймс».

Фриц спросил:

— Без корицы?

— Без, — твердо ответил я. — По-моему, она чрезмерно усиливает потенцию.

— Тогда для тебя она будет — как бы это лучше выразиться, — ну, есть еще поговорка про уголь, который возят туда, где его как раз добывают.

— Уголь в Ньюкасл. Но это неважно. Главное, что мысль верная. Благодарю.

— Мои мысли всегда верные.

Заметив, что я откусил второй кусок, он подошел к плите, чтобы испечь еще лепешку.

— Я читал объявление и видел вещи, которые ты принес в чемодане. Говорят, самые опасные для детективов дела — те, что связаны с похищением ребенка.

— Может, да, а может и нет, все зависит от обстоятельств.

— За все годы, что я работаю у Вульфа, это первый случай, когда он расследует похищение.

Я глотнул кофе.

— Послушай, Фриц, ты все ходишь вокруг да около. Ты же мог прямо спросить: «Это похищение?» — и я бы ответил: «Нет». Потому что никого не похищали. Конечно, ты видел детскую одежду. По секрету могу сказать, одежда действительно принадлежит ребенку. Мы пока еще не решили, будет ли ребенок жить здесь, и я сомневаюсь, что его мать переедет сюда, но слышал, что она прекрасный повар, и если ты когда-нибудь возьмешь длительный отпуск...

Он уже подошел ко мне с новой лепешкой, и я потянулся к помидорам и лимонному джему. Со сливочным маслом я уже попробовал.

— Ты настоящий друг, Арчи, — произнес он.

— Самый настоящий на свете.

— Конечно. Хорошо, что ты предупредил меня. Теперь я успею найти другую работу. Это мальчик?

— Да. По крайней мере, выглядит как мальчик.

— Прекрасно. Ты знаешь, что я сделаю? — Он вернулся к плите. — Я буду класть корицу во все блюда!

Я выразил ему свое мнение по данному вопросу, и мы продолжили разговор. Не дожидаясь, пока спустится Вульф, я выполнил свои утренние обязанности (распечатал конверты, вытер пыль, выбросил мусор из корзин, оторвал вчерашние листки с настольных календарей, налил свежей воды в вазу на столе Вульфа) и взбежал по лестнице в оранжерею, чтобы сообщить ему о последних событиях. Июнь — не лучший месяц для показа коллекции орхидей, особенно такой, как у Вульфа, — больше двух сотен видов. В первой комнате — тропической — бросалась в глаза лишь пара цветных пятен; в следующей, промежуточной, орхидей распусти¬ лось побольше, но не как в марте во время буйного цветения; в третьей, прохладной, комнате цветов было еще больше, правда, не таких ярких. В последней же, где стояли цветочные горшки, Вульф и Теодор Хорстман разглядывали узлы на корневище. Когда я приблизился, шеф повернул голову и проворчал: «Ну что тебе?». Прерывать его работу в оранжерее можно только при крайней необходимости.

— Ничего срочного, — сказал я. — Просто пришел сообщить вам, что хочу взять один цветочек Cypripedium lawrenceanum hyeanum. Буду носить его в петлице. Позвонила женщина насчет пуговиц. Мы встретимся в двенадцать тридцать, и она узнает меня по цветку.

— Когда ты уйдешь?

— Сразу после двенадцати. По дороге зайду в банк получить наличные.

— Очень хорошо. — Он был слишком занят, чтобы задавать вопросы.

Сорвав цветок, я спустился вниз. А в одиннадцать Вульф вошел в кабинет и потребовал дословный отчет о беседе. Потом спросил:

— Что ты думаешь об этой женщине?

Я пожал плечами: мол, один шанс из десяти, что она действительно что-то знает о пуговицах. А мое решение выйти пораньше, чтобы забрать комбинезон у Хирша, Вульф одобрил. Поэтому, когда я занял свой пост у газетного киоска в вестибюле Ченин билдинг, придя туда чуть раньше условленного времени и выяснив, что фирма «Квинн и Коллинз» находится на десятом этаже, в руках у меня был бумажный пакет. Я вглядывался в лица входящих. Мужчины и женщины, молодые и старые, бодрые и подавленные. Но примерно каждый второй выглядел так, будто ему нужен детектив, а может быть, врач или адвокат. Не была исключением и женщина, остановившаяся передо мной.

— Вы мисс Эппс?

Она кивнула.

— Я Арчи Гудвин. Пойдемте вниз? Там заказан столик.

Она покачала головой:

— Я всегда ем одна.

Хотелось быть объективным, но про себя я отметил, что ее, вероятно, очень редко приглашали на ленч, а то и вовсе никогда не приглашали. Нос у моей новой знакомой был приплюснутым, а подбородок раза в два длиннее обычного. Возраст трудно было определить точнее, чем от тридцати до пятидесяти.

— Мы можем поговорить здесь, — сказала она.

— Можем здесь начать, — уступил я. — Так что вам известно о пуговицах из белого конского волоса?

— Я видела такие. Но чем вы докажете, что не обманете меня?

— Не волнуйтесь. — Я взял ее за локоть, и мы отошли в сторонку. — Вот моя визитная карточка. Возьмите. Я сдержу свое слово. Но, конечно, сперва я должен убедиться, что ваша информация будет нам полезна. А то вдруг вы скажете, что знали в Сингапуре одного мужчину, делавшего такие пуговицы, но он, к сожалению, умер.

— Я никогда не бывала в Сингапуре.

— Хорошо. Так что у вас?

— Я видела их прямо здесь, в этом самом здании.

— Когда?

— Прошлым летом. — Она помолчала, затем продолжила: — У нас около месяца работала одна девушка, и как-то раз я заметила на ее блузке эти пуговицы. Я сказала, что никогда таких не видела, и она ответила: да, это большая редкость. Я спросила, где их можно купить, а она сказала: нигде. Потому что это ее тетя делает и на одну пуговицу тратит целый день. Понятно, не на продажу, а только для себя, в качестве хобби.

— Пуговицы белые?

— Да.

— Сколько их было у нее на блузке?

— Точно не помню. Штук пять.

Когда я по дороге сюда заходил в лабораторию Хирша, то решил, что не буду показывать мисс Эппс комбинезон, и срезал с него одну пуговицу. Теперь я вынул ее из кармана.

— Похожи на эту?

Она внимательно всмотрелась.

— Точно такие, насколько я помню, хотя видела их год назад. И размер такой же.

Я убрал пуговицу.

— Похоже, ваша информация будет полезной, мисс Эппс. Как звали ту девушку?

Она заколебалась:

— Наверно, стоит все же сказать вам это, да?

— Конечно, стоит.

— Я только не хочу, чтобы у нее были неприятности. Ведь вы и Ниро Вульф — детективы.

— И я не хочу неприятностей. Ни для кого. Люди сами навлекают их на себя. По тем сведениям, что вы сообщили, уже можно будет ее отыскать. Так как ее зовут?

— Тенцер. Анна Тенцер.

— А тетушку?

— Не знаю. Она не говорила мне, а я не спрашивала.

— Вы видели ее после того лета?

— Нет.

— А не знаете, ваша фирма наняла ее через агентство по трудоустройству?

— Да. Через Службу временного трудоустройства.

— Сколько ей лет?

— Около тридцати.

— Она замужем?

— Насколько мне известно, нет.

— Как она выглядит?

— Ростом и комплекцией — примерно как я. Блондинка, точнее, была блондинкой прошлым летом. Считает себя очень привлекательной, и я, пожалуй, соглашусь с этим. Думаю, и вы тоже.

— Я составлю свое мнение, когда увижу ее. Разумеется, о вас упоминать не буду. — Я вынул бумажник. — Согласно инструкции, полученной от мистера Вульфа, я не должен платить, пока не проверю полученную информацию. Однако не он разговаривал с вами, а я. — Я достал две двадцатки и десятку. — Вот половина суммы, и вы никому не должны говорить о нашей встрече. Мне кажется, вы умеете держать язык за зубами.

— Да, я умею молчать.

— Никому ни слова. Договорились?

— Хорошо. — Она положила деньги в сумочку. — Когда я получу вторую половину?

— Скоро, Возможно, у меня возникнет необходимость вновь встретиться с вами. Если нет, то я отправлю деньги по почте. Будьте добры, ваш домашний адрес и номер телефона.

Она назвала дом и квартиру на Сто шестьдесят девятой Западной улице, потом телефон и хотела что-то добавить, но передумала. Я смотрел, как она идет к выходу. Походка была упругой. В книге, которую я никогда не напишу, могла бы быть целая глава, посвященная взаимосвязи между лицом женщины и ее походкой. Поскольку я заказал в ресторанчике столик, пришлось спуститься туда и съесть чашку густой похлебки из моллюсков. Фриц такую никогда не готовит. Из-за позднего завтрака ничего другого не хотелось. Полистав в будке телефонный справочник, я выяснил адрес Службы временного трудоустройства: Лексингтон-авеню, четыреста девяносто три. Следовало обдумать дальнейшие действия, так как, во-первых, агентства не склонны давать домашние адреса своего персонала, а во-вторых, если Анна Тенцер и есть мать подкидыша, то общаться с ней нужно очень осторожно. Я решил не звонить шефу. Считалось, что во время выполнения поручений я должен, как выражался Вульф, использовать «интеллект, подкрепленный опытом», — так он оценил мои умственные способности. И вот приблизительно в два часа дня я сидел в приемной «Самых новых пуговиц» в ожидании телефонного звонка, точнее, в надежде на него. Мне удалось заключить сделку с великим пуговичником Николасом Лосеффом, пока он, сидя за письменным столом, ел колбасу с черным хлебом, сыром и солеными огурцами. Он получил одну пуговицу от комбинезона и твердое обещание, что, как только позволят обстоятельства, я сообщу ему, откуда эти пуговицы взялись. Взамен я получил разрешение позвонить по телефону, подождать ответного звонка, как бы долго ни продлилось ожидание, и провести беседу под видом сотрудника их компании. Звонил я в Службу временного трудоустройства. И поскольку заранее знал, что убью на это кучу времени, купил по дороге четыре журнала и две книжки в мягких обложках, причем одна из них — «Его собственный образ» Ричарда Вальдона. До Вальдона я так и не добрался, но в журналах нашел много забавного, а другую книжку (сборник пьес о Гражданской войне) прочел до половины, и примерно в пятнадцать минут шестого раздался телефонный звонок.

— Гудвин у телефона.

— Говорит Анна Тенцер. Мне передали просьбу позвонить в «Самые новые пуговицы» мистеру Гудвину.

— Все правильно, я Гудвин. — В ее голосе я почувствовал особую женственность, поэтому своему постарался придать максимум мужественности. — Мне бы очень хотелось встретиться с вами и получить от вас информацию о пуговицах.

— От меня? Я ничего не знаю о пуговицах.

— Но мне кажется, что об этой пуговице вы кое-что знаете. Она изготовлена вручную из конского волоса.

— Но... Откуда... У вас есть такая пуговица?

— Да. Где вы находитесь?

— В телефонной будке на углу Мэдисон-авеню и Сорок девятой улицы.

Мне показалось, что я произвел на нее впечатление.

— Значит, не стоит надеяться, что вы через весь город потащитесь в мой офис на Тридцать девятой. А как насчет вестибюля отеля «Черчилль»? Вы недалеко от него. Я буду через двадцать минут. Мы можем выпить и поговорить о пуговицах.

— Вы считаете, это нормально — разговаривать с женщиной о пуговицах?

— Да. Это моя любимая тема. Знаете Голубой Альков в отеле «Черчилль»?

— Конечно.

— Я буду там через двадцать минут. Вы узнаете меня по бумажному пакету в руках и бело-зеленой орхидее в петлице.

— Да что вы, неужели! Мужчины не носят орхидей.

— Я ношу и вроде пока мужчина. У вас есть сомнения на этот счет?

— Скажу, когда увижу вас.

— Вот это правильно. Ладно, до встречи.