Тоже, как вы, думаю!
Наш преступник… или преступница хитрый и умный. И кроме как умом ее, то есть его, нет, наверно все-таки ее не возьмешь. Чутье для собаки хорошо, а мы люди. Правильно?
Так я Фандорину и сказал.
- Что ж, - говорит, - тогда нужно выбрать дедуктивный метод, больше всего подходящий для нашей ситуации. Мы явно упускаем из виду нечто важное. Или же видим, но в искаженном свете. Помолчите немного. Дайте мне сосредоточиться на з-задаче.
Мы вернулись на место преступления, где бедный Луарсаб всё лежал под буркой. Фандорин стал ходить по оранжерее, щелкая своими четками. Я смотрел на него, поворачивал голову вправо-влево, вправо-влево и скоро заскучал.
Скучать я плохо умею. Сразу начинаю новый тост сочинять, на будущее.
Тост у меня получился русский, потому что я на Фандорина смотрел (а он русский).
Поехал богатырь по белу свету славу искать. Едет на коне по чистому полю, вдруг видит – камень. На камне написано: «Налево пойдешь – голову положишь. Направо пойдешь – инвалид будешь. А прямо пойдешь – даже говорить не хочу, такой там ужас».
Вы бы куда поехали: налево, направо или прямо?
Богатырь подумал-подумал и назад повернул, домой. Потому что он умный был.
Так выпьем за то, чтобы мы никогда не ходили туда, куда умные люди не ходят.
Налил я себе вина, чтобы за это выпить, но батоно Эраст вдруг остановился и говорит:
- Пожалуй, здесь следует применить метод, который называется «Лягушка Басё».
- Лягушка чего? – спрашиваю.
- Не чего, а кого. Старинного японского поэта по имени Басё. Он для японцев как Шота Руставели. Только Руставели сочинял очень длинные стихи, а Басё сочинял очень короткие. В большинстве из них всего три строчки. Они называются «хокку».
- Что это за стихотворение – всего три строчки?
- Японцы ценят к-краткость.
- Представляю, какие у них тосты. «Банзай!» – и выпили?
- Не «банзай», а «кампай», но давайте не будем отвлекаться. Самое знаменитое хокку великого Басё звучит так:
Фу-ру и-кэ я.
Ка-ва-дзу то-би-ко-му.
Ми-дзу но о-то.
- Красиво. А что это значит?
- Перевести можно так:
В старый-старый пруд
Вдруг прыгнула лягушка.
Плеск воды: «Плюх!»
Мне не понравилось. Вежливо говорю:
- По-японски было красивей. Что это за стихотворение – «плюх»?
Он мне:
- Вот и Басё хотел, чтобы читающий об этом задумался. Представил себя лягушкой, прыгающей в пруд. Когда субъект приходит в соприкосновение с объектом, возникает эфемерный, одномоментный эффект.
Это я не понял.
- А?
- Впрочем, не будем углубляться в т-трактовку классического шедевра. У него восемьдесят восемь канонических интерпретаций, не считая бесчисленного количества индивидуальных. Потому что каждый волен понимать хокку по-своему. Тем более, что в основе моего дедуктивного метода не общеизвестный вариант стихотворения про лягушку, а одна из его ранних редакций. Басё несколько раз менял концовку. При запутанном расследовании, которое ходит к-кругами и никуда не приводит, я беру на вооружение такую версию трехстишья:
В старый-старый пруд
Вдруг прыгнула лягушка.
Или гадюка?
Я заметил:
- Гадюки в воду не прыгают. Они ползают.
- Японские гадюки-мамуси прыгают. Но оставим серпентологию. Вы заметили, как последняя строчка перевернула весь смысл стихотворения? Мир, который кажется идилличным, может таить в себе ядовитую опасность.
Так и есть. Например, в прошлом году распечатал я кувшин старого вина. Понюхал – ароматное. А выпил – три дня живот болел. Испортилось!
- Кто-то прыгнул в воду, - продолжил батоно Эраст. - Нам показалось, что это безобидная зеленая лягушка. Но что, если это была зеленая з-змея?
Он повернул голову и стал смотреть на стену, где висел ковер, а на нем – старинное оружие. Подошел. Я думал, он хочет поглядеть на место, где был кинжал, которым зарезали Луарсаба. Но Эраст-батоно стал трогать другие кинжалы и сабли.
- Черт! Надо было обратить на это внимание раньше. Всё оружие идеально отреставрировано.
- Князь собирал красивые клинки, - объяснил я. - Покупал их у старьевщиков, отдавал оружейнику в Озургети, чтобы ремонтировал.
- А вы з-заметили, что у кинжала, которым убили князя, трещины на рукоятке?
Я подошел, приподнял бурку – осторожно так, чтобы еще раз нехорошее лицо покойника не увидеть. Поднял кинжал.
Точно! Костяная рукоятка треснутая и немножко погнутая.
- Может быть, Луарсаб хотел оставить кинжал, какой есть? – подумал я вслух. - Это же реликвия. Сам Мамука Великий в руке держал.
- Не исключено. Но я хотел бы знать это наверняка. Кто может ответить, была ли рукоятка такой до убийства?
- Можно у Иванэ спросить. Он всё знает.
- Ну так идемте к нему.
- Погодите, - говорю. - Я про гадюку хороший тост вспомнил. Может быть, тоже для дедукции пригодится.
Жила была на свете очень злая и очень ядовитая гадюка. Кого ни встретит – кусает, а кого укусит – из того дух вон. Все гадюку боялись, никто ей на глаза не попадался. Куда ни поползет – нигде ни души. Такая репутация.
Гадюка злится, яд копит, а девать его некуда.
И вот заползла она однажды в темный лес. Вдруг видит – стоит кто-то в красной шляпе. Не бежит. Гадюка обрадовалась, шипит: «Ты почему от меня не бежишь?». Этот, который в шляпе, отвечает: «Я не могу убежать, я гриб». «Хо-хо, - говорит гадюка. – Я тебя сейчас укушу!». Укусила, заболела и померла. Потому что это был мухомор.
- А за что при этом нужно пить? – спрашивает батоно Эраст.
Хотел я ему объяснить, но тут за окном вдруг раздался громкий визг – из сада.
- За мной! – крикнул Фандорин.
Распахнул окно, спрыгнул. Я за ним.
В саду, среди кустов жасмина, стояла княжна Нателла, вся дрожит. Пальцем куда-то тычет.
- Глядите, что здесь!
Смотрю – в траве лежит молоток. Я нагнулся – вай ме! На нем засохшая кровь!
- Всем отойти! – велел Фандорин. - Здесь могут быть следы!
Я отошел. А Нателла повернулась и побежала прочь. Хромает, руками машет. Напугалась, бедная. Подростки они такие – только прикидываются, что их ничем не проймешь.
Фандорин двумя пальцами взял молоток, оглядел…
- Ну вот вам и разгадка. Князя не проткнули кинжалом. Убийца вколотил кинжал в неподвижно лежащее тело. Молотком. Летели брызги к-крови. Вот почему рукоятка кинжала треснута и погнута… А это значит…
И умолк.
- Что значит? Что? – поторопил я его.
- Что удара огромной силы не было. Не было и аффекта. Мы имеем дело с хладнокровным, расчетливым убийством. Преступник увидел – допустим, через окно, - что князь упился и заснул. Сходил куда-то за молотком. Влез. Если преступление готовилось, шпингалет на окне мог быть повернут заранее. Убийца снял с ковра самый большой и тяжелый кинжал. Вколотил его в сердце спящему. Вылез, прикрыв окно. Молоток зашвырнул в к-кусты.
- Хотел, чтобы подумали на кого-нибудь сильного, а сам слабый, да? – ахнул я. - Э, хитрый какой. Нет, хитрая! Это ведь и женщина могла сделать! Даже скорее женщина, чтоб на мужчину подумали! Но не княжна Нателла. Без нее мы не нашли бы эту улику…
Я ему преступницу, как на блюдце, даю, а он не слушает! Всё молоток рассматривает.
- Странный, однако, инструмент. Какому п-плотнику пришло в голову сделать рукоятку из эбенового дерева, да еще с резьбой?
Давеча, когда я увидел, что на молотке кровь, сразу отвернулся, не стал смотреть. А теперь пригляделся получше.
- Это же молодого князя молоток, - говорю. - Котэ им по глине лупит, когда скульптуру делает!
- Ну вот вам и разгадка, - усмехнулся Фандорин. - Идемте!
Мы пошли на Синюю половину, к Константину Гуриани. Дело все-таки оказалось простым. Кому выгодно, тот и убил.
Поднялись по лестнице на второй этаж, идем по коридору. Вдруг - дадах! – выстрел!
И крик, девичий:
- Ииииии!!!!
Мы кинулись вперед.
Слышу голос Иванэ:
- Костя! Боже!
Из мастерской, где князь своих уродов лепит.
Вбегаем, а там – ужас.
Котэ на полу лежит, в руке револьвер, из головы кровь хлещет. Сразу видно – совсем мертвый... Княжна Нателла тоже лежит. Мертвая или живая, не разберешь. Между ними мечется Иванэ. Он-то живой.
Лепечет:
- Костенька… Наташенька… Господи, что же это?!
Нателла-то все-таки живая оказалась. Застонала, бормочет:
- Дядя Ваня… Мне плохо…
- Что здесь произошло? – спросил Фандорин.
Управляющий обернулся.
- Я не знаю! Я услышал выстрел, крик… Я прибежал… Не знаю, к кому кидаться… Костя мертвый! О боже! Наташенька, милая, ты цела?
- Да, - бормочет она. -Только голова кружится…
Батоно Эраст над нею наклонился:
- Что здесь произошло, мадемуазель?
- Я из сада пошла к Котэ... Сказать, что нашла окровавленный молоток... Он стал весь белый... Вынул из стола револьвер, приложил к голове – и… У меня стало темно в глазах. Кажется, я упала…
Иванэ над нею кудахчет:
- Это обморок, просто обморок! Не смотри на Котэ, девочка, смотри на меня!
Она повернула к нему голову, кроткая, как овечка.
- Хорошо, дядя Ваня…
Иванэ обнял бедняжку, стал гладить ее по волосам.
А я подумал: ах, деньги-деньги, что вы делаете с людьми! Сын родного отца убил, а потом себя. Теперь его даже на церковном кладбище не похоронить – самоубийца. А на том свете Господь и за то, и за другое спросит...
Фандорин поднял револьвер, разглядывает. Револьвер маленький, черный, блестит. Похож на птицу чхарт, в честь которой моя фамилия – Чхартишвили.
Настроение у меня было грустное.
- Батоно Эраст, почему оружие всегда такое красивое? – говорю. - Ведь смерть, которую оно приносит, безобразна?
Не стал со мной про философское говорить.
- Хм. «Бульдог» в идеальном состоянии. Недавно смазывали…
Вытер ладонь платком. Потом наклонился над самоубийцей, зачем-то осмотрел его руки.
Иван Степанович кричит:
- Девочка опять лишилась чувств! Господа, помогите мне перенести ее на диван!
Фандорин отодвинул его.
- Нужно измерить п-пульс.
Взял княжну за запястье, и поднес кисть к самому носу. Понюхал и говорит:
- Полноте ломать комедию, мадемуазель.
У Нателлы открылись глаза. Они были сухие и очень, очень злые.
- Не сомневаюсь, что из вас получился бы отличный б-брокер. Но теперь навряд ли.
- Господи, что вы говорите?! – возмутился Иванэ. - Вы сумасшедший! Наташенька, не слушай его!
Батоно Эраст на него не смотрел, только на княжну.
- Отлично разработанная комбинация, браво. Прикончить отца так, чтобы оградить себя от подозрений. Оставить без наследства мать. Свалить вину на брата. И в результате получить все состояние в полное свое распоряжение. Иван Степанович в вас души не чает, он сохранил бы имущество в неприкосновенности до вашего совершеннолетия. А там – Америка, небоскреб и весь мир у вас под ногами. Скажите, вы с самого начала собирались инсценировать самоубийство брата? Подкинуть молоток следствию, когда оно зайдет в тупик, и представить дело так, что Константин Гуриани в отчаянии застрелился? Но вы подслушали за дверью, что я заинтересовался треснувшей ручкой кинжала, и решили ускорить события.
Иван Степанович, тихий человек, раскипятился:
- Что вы себе позволяете?!! Сударь, как вы смеете обвинять в подобных ужасах ребенка? Безо всяких оснований! Я не позволю! Никто, никто этому бреду не поверит!
- А вы понюхайте ладонь «ребенка». Она пахнет ружейной с-смазкой. На подоле платья – вон, видите, - пятно. Это княжна вытерла испачканную руку. Зато у ее брата ни на правой, ни на левой руке следов прикосновения к рукоятке револьвера нет. Это доказательства неоспоримые, их признает любой суд. Наследства вы будете дожидаться в колонии для несовершеннолетних преступниц, мадемуазель. Только боюсь, что ваша опекунша, ее сиятельство Лейла Давидовна, вам мало что оставит.
Тут княжна Нателла как вскочит на ноги, будто чертик из табакерки.
- Тварь! Сволочь! Скотина!
И как вцепится своими острыми ноготками в лицо батоно Эраста! Еле мы ее оттащили...
Потом, в ванной комнате, Фандорин разглядывал свое лицо, ставшее похожим на матросскую тельняшку, и сильно расстраивался.
- Как я покажусь в таком виде синопскому паше? Что он подумает?
Я посоветовал протереть царапины чачей. Кто знает, не ядовитые ли когти у Нателлы Гуриани.
Прыгнула в воду гадюка...
- Выглядите вы, конечно, не красавцем, - говорю. - Но давайте я вам про красоту тост скажу. Он вас утешит.
И вы послушайте. Этим тостом заканчивается моя история.
Однажды Красота сказала Добру: «Давай спорить, кто из нас лучше?».
Добро говорит: «Давай. Споры полезны, в них рождается истина. Начинай».
Красота говорит: «Я лучше, потому что без меня на свете темно и скучно».
Добро хотело ответить: «А без меня на свете холодно и страшно», но не стало. Вместо этого сказало: «Твоя правда, ты лучше». Добро – оно ведь доброе.
Тут спор и закончился, и это было очень красиво. Потому что красота не всегда добрая, но Добро всегда красивое.
Так выпьем за то, чтобы мы были добрыми, а красота никуда не денется, сама придет.
Э, за это до дна!
Вы прочитали ветвь повествования для выбора совиная мудрость. Хотите сделать шаг назад и прочитать вариант концовки для выбора собачье чутье?
Откройте оглавление и перейдите на главу Тост третий. Иль показалось?
Или, может быть, вы хотите сделать два шага назад и прочитать как развивались события на Синей половине?
Откройте оглавление и перейдите на главу Тост второй.На Синей половине.
Или даже начать с самого начала и прочитать версию истории от Арона Бразинского?
Откройте оглавление и перейдите на главу Жабе с Басё. Повесть-машаль.