5 НЕПОКОРНАЯ

Франсуаза Саган проводила свои дни в Экмовиле, ничего не делая, так как погода очень хорошая, слишком хорошая для того, чтобы работать. Новая владелица усадьбы Брей садилась на трактор только для фотоснимков, иногда играла несколько партий в белот или кункен[18]. Она предоставила себе заслуженный отдых. Разве не поставила она точку в рукописи своего четвертого романа «Любите ли вы Брамса?..», написанного в Сен-Тропезе? Профессионал в своем деле, издатель Рене Жюльяр предпочитал пока еще ничего не говорить об этой книге, выход которой планировался на 1 сентября 1959 года. Он сделал ставку на эффект неожиданности — вот почему ни один из 150 тысяч экземпляров первого тиража не попал в руки журналистов до намеченной даты. Франсуаза Саган в качестве основной темы романа выбрала одиночество. Тридцатидевятилетняя Поль, декоратор, после развода живущая одна, вот уже шесть лет встречается с Роже, который считает ее слишком старой. Она знает, что у него продолжительный роман с другой взбалмошной женщиной по имени Мэзи, но у нее нет ни желания, ни смелости с ним расстаться. Мысль о том, что она может ему изменить, не приходит ей в голову до тех пор, пока она не встречает Симона, юношу двадцати пяти лет. Молодой адвокат, стажер, проникается к ней страстью, ухаживает за ней и знакомит ее с музыкой Брамса… Так на время ему удается вытеснить Роже из жизни Поль. Против всякого ожидания, Роже выигрывает партию. Симон исчезает, а Поль возвращается к своему прежнему любовнику и к прежней жизни, сотканной из сплошного ожидания: «В восемь раздался телефонный звонок. Еще не сняв трубку, она знала, что услышит сейчас. «Извини, пожалуйста, — сказал Роже, — у меня деловой обед, приду попозже, если только, конечно…»[19].

«Эта драма одиночества в духе Корнеля меня не слишком поразила, — отмечал Матьё Гале в журнале «Арт». — Саган возвращается к прежним любовным историям, но на этот раз с большей серьезностью. Из всех ее романов это, безусловно, самый разноплановый, самый зрелый и самый глубокий. Нет и намека ни на внешний лоск, ни на эпатаж». Эмиль Анрио в газете «Монд» уточнял, что в первом издании книги в заголовке стоял вопросительный знак, который потом был заменен «усеченным» многоточием, состоящим всего из двух точек. Это изменение пришлось ему не по вкусу: «Выбирая между ребяческой и общепринятой пунктуацией, мы отдадим предпочтение первому порыву романистки и ее издателя». Итак, статья была озаглавлена «Любите ли вы Брамса?». «Технически и с литературной точки зрения этот вариант заголовка кажется мне наиболее удачным, — писал он, — но в нем (романе) не содержится ничего нового из того, что мы могли уже читать в предыдущих, — это значит, что он вызовет меньший интерес».

29 октября толпа собиралась на бульваре Сен-Жермен у входа в издательский дом Жюльяра. Здесь автор книги раздавала автографы, в то время как поклонники, десятками подходившие к романистке с книгой «Любите ли вы Брамса..», просили сказать им несколько слов. Луи Гро, журналист газеты «Комба», протянул микрофон молодой светловолосой женщине, одетой в костюм из темного ситца. Несмотря на царящее возбуждение, Франсуазе Саган удалось объяснить, в чем состоит основа ее романа. «Теоретические поиски меня совершенно не интересуют, — сказала она. — Я пишу, пытаюсь найти какой-то акцент, тембр голоса, который мне подходит, это значит, что я скорее с Нимье, Блонденом, Лораном, Франком, нежели с представителями «нового романа»: А. Роб-Грие, М. Бютором и Н. Саррот».

Четвертый роман был продан тиражом в 265 тысяч экземпляров. Они добавились к 3 миллионам книг, подписанных Саган и уже реализованных во Франции и за границей. Строились гипотезы относительно общей стоимости ее авторских прав. Эти баснословные суммы постоянно привлекали внимание любопытных. Как и «Здравствуй, грусть!», и «Смутная улыбка», роман «Любите ли вы Брамса..» также будет экранизирован. Именно Анатоль Литвак, родившийся в Киеве в начале века, автор таких фильмов, как «Предатель», «Побежденный город» и «Ночь генералов», взялся за постановку Противоречивых любовных похождений Поль, Роже и Симона, который отныне станет Филиппом. Все лето окна усадьбы Брей будут широко распахнуты — знак, что ее знаменитая владелица здесь, а толпа ее друзей разгуливает по лужайке. Сюда, в этот небольшой городок вблизи порта Онфлёр, она заезжала чаще всего во время своей дачной жизни. Саган перестала посещать пляжи Сен-Тропеза: там сейчас слишком много народу.

Этим летом в Экмовиле Франсуаза Саган принимает Анатоля Литвака и артиста Энтони Перкинса как ради удовольствия, так и ради дела. С врожденным чувством гостеприимной хозяйки она с гордостью демонстрирует окрестности, мчась на значительной скорости на одном из своих спортивных автомобилей. После того как знакомство с местными достопримечательностями было закончено, романистка со своими новыми друзьями взялась за нелегкую работу: они должны были сравнить роман Саган со сценарием, написанным по нему Сэмюэлем Тейлором. Время не ждет, так как съемочные площадки в Булонь-Бийянкуре зарезервированы уже с 15 сентября. Итак, вся команда в сборе. Сценарий под названием «Good-bye Again», экранизация романа «Любите ли вы Брамса..», имел все шансы на успех благодаря участию замечательных актеров: Ингрид Бергман (Поль), Ива Монтана (Роже Демаре) и Энтони Перкинса (Симон). Как только съемочная группа приехала в столицу, последний тотчас бросился искать места, где можно хорошо провести время. Он разучивает твист с Режин и Исследует весь левый берег Парижа. «Я провожу все мои вечера на Сен-Жермен-де-Пре, — трезвонит он. — Я знаю этот-квартал как свои пять пальцев, и что самое восхитительное — меня здесь не узнает никто». Ив Монтан, самый занятой актер, с радостью согласился участвовать в этой авантюре. Что до Ингрид Бергман, то она была взволнована встречей с постановщиком фильма «Анастасия», снимаясь в котором она покорила всю Америку. «Good-bye Again» будет поставлен точно по роману «Любите ли вы Брамса..». Даже слишком точно. Для того чтобы снять одну, ставшую легендарной сцену, Анатоль Литвак заказал макет клуба «Эпи» на киностудии в Булонь-Бийянкуре. Желая придать эпизоду больше достоверности, он разослал двести приглашений завсегдатаям парижских ночных клубов. Таким образом, статисты в этом фильме — те самые люди, которые постоянно посещали клуб «Эпи». Даже Франсуаза Саган сыграла саму себя рядом с Саша Дистелем, Марселем Ашаром, в то время как Жан-Пьер Кассель танцевал с Софи Литвак — манекенщицей, работающей у Жака Фава, женой режиссера и большой подругой Франсуазы Саган. В баре Ирвин Шоу и Морис Дрюон потягивали настоящее виски. Популярный американский киноактер Юл Бриннер, появление которого в Булонь-Бийянкуре на «роллс-ройсе» было чрезвычайно эффектно, не расставался с фотоаппаратом, увековечивая настоящих и ненастоящих актеров. Всем было известно, что фотография — его страсть.

Для Франсуазы Саган этот фильм — настоящий успех. В первый раз ей понравилась экранизация ее романа. В открытом письме постановщику фильма она вновь поздравила и поблагодарила его: «В течение двух часов я совершенно позабыла, что эту историю написала я сама, что эти имена мне знакомы. Поль, Симон, Роже приобрели благодаря тебе определенный образ, жесты, значимость, которые я бы не сумела больше отделить от моих вымышленных персонажей».

17 мая 1961 года фильм по роману «Любите ли вы Брамса..» был представлен на фестивале в Каннах, в октябре планирорался его широкий показ. «Но где же Брамс и Саган?» — вопрошает Пьер Ларош из журнала «Нуар э блан». «Когда искусство рассказчицы растворяется в фильме и остается лишь забавная история, это все равно что не остается ничего», — пишет он. «Фильм «Любите ли вы Брамса..» соберет толпы кинозрителей, — предсказывал критик из газеты «Монд». — Анатоль Литвак превратил нежный и пронзительный роман Франсуазы Саган в сентиментальную комедию в духе Голливуда. От «сагановского» мироощущения, которое может нравиться или нет, но которое существует, не осталось практически ничего». Мишель Дюран из сатирического журнала «Канар аншене» выразился более резко: «Франсуаза Саган пишет по одному бестселлеру в год, надеясь на экранизацию и успех, которого добьется ее «дорогой Толя». Говорят, что ей не везет с экранизацией романов. Думаю, это не так. Она очень дорого продает свои авторские права и ничего больше не требует от кинематографа. Что же касается сюжетов романов и фильмов, то эти истории о неверных мужчинах и женщинах, которые успокаиваются с молодыми мальчиками, а потом возвращаются к своим прежним мучителям, мне давно уже порядком надоели, но это всегда будет нравиться непритязательным зрителям». В целом профессиональные кинематографисты выходят с показа с чувством, что фильм сделан ловко, так как его постановщик предпринял все возможное, чтобы удача сопутствовала ему, экранизировав бестселлер всемирно известного автора и собрав пять наиболее популярных актеров. Заголовок газеты «Франс суар» прекрасно резюмирует ситуацию: «Любите ли вы Брамса..» — удачная встреча пяти талантов». У картины будет колоссальный коммерческий успех. Кроме того, музыка к фильму у всех на устах. Одна из песен, «Когда ты спишь рядом со мной», на слова Франсуазы Саган и на музыку Жоржа Орика — настоящий шлягер. Ее записал Ив Монтан в чудесной, полной шарма и легкости манере. Одновременно египетская дива Далида включила ее в свой последний альбом, записанный на студии звукозаписи «Баркли». Здесь она исполнила также песни «Поговорите со мной о любви», «Останься со мной» и «Ночи Испании». Музыка к кинофильму включила еще четыре фрагмента: «Love Is Just a Word» в исполнении Дианы Кэррол и «No Love» на музыку болеро, музыкальные темы «Good-bye Again» и «Когда ты спишь рядом со мной» заимствованы из третьей части третьей симфонии фа-мажор Брамса в джазовой аранжировке.

В начале 60-х годов Франсуаза Саган начала делать блестящую карьеру на новом поприще, как это было шесть лет назад в литературе. В театральном мире ей тоже довелось испытать острые ощущения: победы и поражения, панический страх, безумный смех. Особое восхищение у нее вызовут «магия кулис, репетиции и все, что с ними связано, серьезность, с которой актеры задают вопросы, и открытие ими совсем другой правды, чем та, о которой писалось в пьесе…» Эта история началась совершенно случайно в Кудрэйе, в домике с мельницей, через несколько дней после того, как Франсуаза Саган закончила свой третий роман, «Через месяц, через год», и как раз перед дорожной катастрофой, которая чуть было не стоила ей жизни. Знаменитая романистка, журналистка по случаю, автор песен и либретто к балету прибавила еще одну грань к своему творчеству: она написала первый акт пьесы для театра. Саган призналась, что мало знакома с театральным искусством, так как ей не часто приходилось с ним сталкиваться. Разве что в детстве, когда она со своими родителями ходила рукоплескать Эдвиг Фейер в пьесе «Дама с камелиями».

«Я выплакала все свои слезы», — вспоминает она. Чуть позже в Сен-Жермен-де-Пре она присутствовала на спектакле «Мухи» Жан-Поля Сартра в театре «Вьё Коломбье».

«Я открыла для себя драматическое искусство в книгах, — говорит она. — У меня не было возможности часто ходить в театр, к тому же спектакли мало занимали меня». Из любопытства она прочитала несколько пьес Пиранделло и Жана Ануйя. Но ее образованность в этой области слишком незначительна, а ведь она хотела пуститься в новую авантюру.

Этот черновой вариант пьесы, написанной в Милли-ля-Форе, долгое время лежал у нее в ящике стола, пока Жак Бреннер, директор журнала «Кайе де сезон», распространяемого издательством «Жюльяр», не попросил эту рукопись. Перерыв все в своем кабинете, она нашла первый акт этой пьесы и вручила его Бреннеру. Он опубликовал его в сентябрьском номере своего журнала за 1959 год под названием «Замок в Швеции». Андре Барсак, постановщик и директор театра «Ателье», а также внимательный читатель журнала «Кайе де сезон», сразу же заинтересовался первыми диалогами персонажей. Он тотчас познакомился с автором, подбодрил Саган и попросил продолжить работу над пьесой» обозначив завязку, место действия и конец. «Андре Барсак прочитал пьесу и сказал, что ему понравилась моя тональность. Он попросил меня кое-что переделать. Пьеса была не длинной, но ей не хватало основной сюжетной линии. Намерения героев не были достаточно ясны. Юмору не находилось места под рампой… В театре необходимо делать узелки, чтобы потом их развязывать». Романистка согласилась на все предложения режиссера, выбрала новое место действия — швейцарские горы, затем пересмотрела сценарий и также внесла изменения. Как и ее персонажи, она оказалась в занесенном снегами одиноком месте, которое казалось ей ужасным. На расстоянии Андре Барсак следил, как продвигается написание пьесы. Через три недели, не более, она была закончена. Теперь в ней шестьдесят страниц и три акта. Обстановка довольно необычна, чего нельзя сказать о персонажах, сюжете и завязке. «Приходится, — уточняет Франсуаза Саган, — так или иначе всегда немного повторяться, что бы ты ни делал. И здесь речь идет об одиночестве, об отсутствии нежности между людьми. Заметьте, это не грустная пьеса. Это, скорее, комедия, некоторые эпизоды которой вполне драматичны».

Персонажи, по странной фантазии одетые в костюмы времен Людовика XV, оказываются отрезанными от внешнего мира. Снежные заносы не позволяют им покинуть замок в течение четырех долгих зимних месяцев. Хьюго Фаль-сен (Филипп Нуаре) живет вместе со своей сестрой Агатой (Марсель Арнольд), с женой Элеонорой (Франсуаза Бирон), с зятем Себастьеном (Клод Рич, который в последний момент заменил Роже Пеллерена), старым слугой Гюнтером и Фредериком (Жан-Пьер Андреани), дальним родственником Хьюго и Агаты, которого шантажируют и который сам становится шантажистом. В огромном замке проживает также его первая жена, Офели (Анни Ноэль, вскоре ее заменила Элизабет Ален), которую он когда-то назвал умершей, чтобы жениться на другой.

Декорации были готовы, и артисты набраны; репетиции должны были начаться 12 января 1960 года на сиене театра «Ателье», в день, когда газеты официально сообщили о разводе супругов Шеллер. На нескольких фотографиях романистка и ее муж в конце романтического приключения почти не смотрели друг на друга и держались на расстоянии. Насколько тяжело Саган пережила этот разрыв? Успокаивалась ли она в кругу актеров, которые играли все лучше и лучше с каждый днем? Ей хотелось присутствовать на всех репетициях. Она с трудом выкроила неделю каникул до генеральной репетиции. Из глубины зала Франсуаза пыталась делать замечания актерам своим тихим голосом. «Это очень полезно и интересно, — говорила она Клод Саррот, пришедшей к ней в гости на улицу Бургонь, чтобы расспросить о впечатлениях для газеты «Монд». — Сначала мне было очень странно слушать, как люди произносят текст, который я написала, не думая ни о ком лично. Сейчас мне это кажется даже забавным».

В репертуаре театра «Ателье» пьеса «Замок в Швеции» пришла на смену пьесе «Л’Этуф-кретьен» Фелисьена Марсо, которую Барсаку так и не удалось поставить, и следует за произведением «Яйцо». Пьеса была завершена 9 мая 1960 года, планировалось несколько торжественных вечеров для ее презентации. Первый — для чиновников из Министерства национального образования, как говорят, очень взыскательной публике. Потом пришел черед критиков судить о проделанной работе. И наконец, последнее представление состоялось для друзей, богемы и для всего Парижа. Франсуаза Саган волновалась, она вся была в напряжении, ее охватил страх. До поднятия занавеса она пропустила последний стаканчик в кафе напротив, где был включен телевизор. Строго одетая, в черной вязаной кофте и серой юбке, она впилась взглядом в голубой экран, покусывая ногти. Шла рубрика «Пять самых важных новостей», посвященная как раз спектаклю «Замок в Швеции», звучал отрывок из ее интервью, и показывались некоторые фрагменты пьесы, снятые во время репетиций. На первых спектаклях она предпочитала оставаться одна, уединяясь в ложе, расположенной на авансцене. Прохаживалась взад и вперед, выкуривая четверть сигареты, писательница прислушивается к реакции публики. Она может успокоиться — отзывы превосходные. Андре Барсак наконец вздохнул спокойно: «Я очень горд, я нашел настоящего драматурга, сочетающего качества романиста». Роже Фрей, министр, представляющий премьер-министра, покинул зал в восхищении: «Я ждал разочарования, но был приятно удивлен». Принц Али-Хан признался: «Я смеялся как безумный». Мадлен Рено восклицает: «Я никогда не сомневалась в драматическом таланте Франсуазы. Ей удалось создать в этой пьесе ту же романтическую атмосферу, что и в романах». Даже сам Жан Ануй не мог скрыть удивления: «Никогда не видел, чтобы публика из первого ряда так веселилась». Друзья Саган Жак Шазо и Софи Литвак среди прочих проникли за кулисы, чтобы обнять автора, поздравить ее и сказать, что это полный успех.

Реакция критиков, ожидавших Саган, однозначна. Самый влиятельный, Жан-Жак Готье поздравил автора, высоко оценивая качество драматургии. Он заявил, что Саган «сочинила жестокую сказку, поставленную в комедийном стиле», и похвалил игру артистов: «Особенно я хотел бы отметить очень остроумную игру Анни Ноэль, мсье Филиппа Нуаре, который из всех послевоенных актеров более всего приближается к Пьеру Ренуару. У него та же сила, насыщенность таланта и напряженность присутствия. И наконец, Клода Риша, абсолютно изумительного актера, который проявил здесь свой богатый, разноплановый талант, необыкновенную проницательность, язвительность, черты, проступающие здесь с необыкновенной четкостью». Бертран Пуаро-Дельпеш также не менее восхищен: «Как в романах Франсуазе Саган не пришлось идти на ощупь для самовыражения, так и в театре она быстро овладела этим профессиональным мастерством». Что до Франсуа Мориака, то он не смог присутствовать на первых спектаклях своего «маленького очаровательного монстра», но поддерживал ее морально, читая диалоги из ее пьесы. Его размышления относительно романа «Замок в Швеции» датированы в «Новом блокноте» 13 марта: «Она знает, что я люблю ее и считаю, что у нее гораздо больший талант, чем ей приписывали на литературном факультете. Сегодня он проявился в спектакле «Замок в Швеции», и только грипп помешал мне пойти смотреть эту пьесу, чтение которой я заканчиваю в восхищении и потрясении. Малейшая реплика ее пьесы свидетельствует о невидимом мастерстве, об утонченной элегантности, поданной в слегка небрежной манере, что в театре считается вершиной самого рафинированного искусства». Критика, в свою очередь, была несколько удивлена, что на этот раз Саган следовала более классическим канонам. «Я уже решила, что выбираю классический театр. Мне нравится эта несколько старомодная сторона. К тому же и сам театр — явление, вышедшее из моды, за исключением нескольких культурных центров, где несчастным измученным зрителям, которые пришли после работы, показывают пьесы Брехта или Пиранделло. Я нахожу, что это проявление ужасного снобизма, а ведь им следовало бы показать пьесы Федо, чтобы развлечь их». Для первого спектакля «Замок в Швеции» это настоящий успех, и 21 июня Ассоциация директоров сцены и режиссеров единодушно вручает Франсуазе Саган премию Бригадье.

У этой пьесы будет долгая жизнь. Через месяц после постановки стало известно, что ее будут показывать на Бродвее. За исключением Марселя Ашара, Жана Ануйя, Фелисьена Марсо и Андре Руссена, не многим актерам французского театра приходилось выступать перед американской публикой. Продюсер Роже Л. Стивенс заранее попросил текст пьесы. В ноябре 1960 года Франсуаза Саган отправилась в Соединенные Штаты, чтобы присутствовать на репетициях. Через три года после создания, то есть с мая 1963 года, спектакль «Замок в Швеции» вновь включили, в репертуар театра «Ателье». В этом году у Андре Барсака были две неудачные постановки: «Сатир из Ля-Вилетт» и «Франк V», и он очень рассчитывал на пьесу Саган, чтобы спасти положение., Название спектакля вновь появилось на афише, но с другим составом актеров: с Жаком Франсуа (он заменил Клода Рича), с Доминик Розан, Франсин Бер-же, Элизабет Ален и Марселем Арнольдом. Спектакль продолжил свою жизнь и на экране. Четыре года спустя после создания его поставил Роже Вадим, однако без блеска, хотя на афише знаменитые имена: Моника Витти, Жан-Клод Бриали, Курт Юргенс, Сюзан Флон, Жан-Луи Трентиньян и Франсуаз Арди. Сцены тщательно отрепетированы, но камера слишком медлительна, что лишает интригу и диалоги персонажей определенного динамизма, шарма и юмора. В памяти из этой экранизации останется только героиня, сыгранная Франсуаз Арди. Певица в стиле «йе-йе» делала первые многообещающие шаги в кинематографе, но впоследствии ей не захочется продолжать свою артистическую карьеру.

Через тридцать семь лет после создания пьеса «Замок в Швеции», ставшая классическим спектаклем, будет представлена на фестивале в Анжу в 1997 году и годом позже в Театре Сен-Жоржа в Париже. Постановщиком будет Ан-ник Бланшето, а Николя Вод сыграет роль Себастьяна, за которую получит премию Мольера в номинации «За лучшую мужскую роль года».

1960 год преподнес немало сюрпризов. Франсуаза Саган не только успешно дебютировала в театре с классическим спектаклем, но и включилась в борьбу за права женщин. Если раньше за ней закрепилась репутация легкомысленной дамы, то теперь она вызывает уважение.

Жизель Халими — адвокат одной алжирской девушки двадцати двух лет по имени Джамиля Бупаша, приговоренной к смертной казни. 10 августа ее арестовали в столице Алжира, затем направили в Эль-Биар, пересылочный пункт, и посадили в камеру предварительного заключения. Ее обвинили в соучастии в нескольких покушениях, в чем она призналась под пытками: ее посадили на бутылку и подвергли электрошоку. Мэтр Жизель Халими добилась того, что ее подзащитная смогла подать жалобу для начала следствия. Ей также удается отложить судебный процесс. В мае по возвращении в Париж Жизель Халими встретилась с Симоной де Бовуар и предложила ей написать статью в газету «Монд», чтобы привлечь внимание к этому делу, на что последняя согласилась без промедления. Адвокат надеялась, что и Франсуаза Саган встанет на ее сторону. Она обратилась за помощью к Филиппу Грэнбаку, главному редактору журнала «Экспресс», который и рассказал все подробности этого процесса автору романа «Здравствуй, грусть!». Возмущенная до глубины души, Франсуаза Саган тотчас села за машинку и написала статью, которую озаглавила «Девушка и благородство». Писательница начала с перечисления фактов. Она сделала вывод: «Такова эта история. И я в нее верю. Несмотря на все мои усилия, я была обязана ей поверить. Я говорю об этом, потому что мне стыдно. Потому что я не понимаю, как интеллигентный человек, обладающий благородством и властью, пока еще ничего не предпринял. Не надо мне говорить, что он очень занят. Калита — нишка, который бил ногами Джамилю, отвечая на протесты ее отца, утверждавшего, что «де Голль запретил пытки», ответил: «Де Голль тут ни при чем» (я смягчаю его слова). Во всяком случае, людей не пытают, используя его имя».

Джамиля была помилована благодаря активным действиям адвоката Жизель Халими, Симоны де Бовуар и Франсуазы Саган. Замученная алжирская девушка станет сюжетом рисунка Пабло Пикассо и полотна Роберто Матта, названного «Пытка Джамили».

Франсуаза Саган доказала, что чувствует себя обязанной откликаться на важнейшие общественные явления. Вот что, вероятно, навело на мысль Филиппа Грэнбака из журнала «Экспресс» поручить ей написать репортаж о событиях на Кубе. В июле 1959 года, до того как приехать в Экмовиль, романистка совершила путешествие в качестве журналистки. Ее сопровождал брат, Жак Куарез, который только что потерял свою двадцатисемилетнюю жену — таков был трагический эпилог ее длительной депрессии. У них остался ребенок, годовалая девочка. На Кубу Жак Куарез послан в качестве фотокорреспондента.

Кубинцы с радостью встретили знаменитую французскую романистку. В субботу, 24 июля, у трапа самолета ее приветствовали, как главу государства, военным маршем («Революционный марш Движения 26 июля»). Брат и сестра сели в «кадиллак» и направились к гостинице «Ривьера», настоящему разрушенному дворцу в центре Гаваны. Франсуаза Саган, как и другие 50 собратьев по перу из Китая, Германии, Англии, США, присутствовала на праздновании годовщины создания Фиделем Кастро Движения 26 июля. Семь лет тому назад он принял командование армией, состоящей из восьмидесяти человек, и повел ее на штурм казарм в Сантьяго-де-Куба. Сегодня он пригласил кубинский народ отпраздновать знаменательное событие на месте бывшего партизанского подполья в Сьерра-Маэстра. Оно находится в тысяче километров от столицы. Все журналисты, в том числе Франсуаза Саган и ее брат, направились туда на поезде, перевозящем сахарный тростник. Он двигался крайне медленно, со скоростью 10 километров в час. Они прибыли на место назначения в 5 часов пополудни, уставшие, обессиленные и голодные. Некоторые даже потеряли сознание под лучами знойного солнца, проникающего через оконные решетки поезда. Они присутствовали на церемонии. Толпа скандировала: «Cuba si; Yankee по!» Наконец появился Фидель Кастро. «Он большой, сильный, улыбающийся, усталый, — заметила Франсуаза Саган. — Благодаря телекамере одного любезного фотографа я могла рассмотреть его поближе. Он произвел впечатление очень доброго и очень усталого человека. Толпа выкрикивала его имя: «Фидель!» Он смотрел на собравшихся с беспокойством и нежностью». На площади писательницу больше интересовал народ, нежели его лидер. По возвращении во Францию она написала большую статью «На Кубе не все так просто», опубликованную в двух номерах журнала «Экспресс» — от 4 и 12 августа 1960 года. «Создается впечатление, что на Кубе все хорошо, — писала она. — Есть только несколько «но». Фидель Кастро пообещал выдвинуть свою кандидатуру на выборы через год после взятия власти, но он этого не сделал. Профсоюзные лидеры были заменены людьми Кастро, газеты конфискованы, нет больше свободы прессы, и результаты самые неутешительные». В тот момент на Кубе у Франсуазы Саган не было случая быть представленной кубинскому премьер-министру, который после трехчасовой речи тотчас улетел на вертолете. Он казался усталым, на грани нервного срыва. «Я тоже была совершенно на исходе сил, — призналась романистка. — За последнюю неделю я в течение 110 часов находилась в путешествии — в поезде, машине, самолете. Сейчас я на целый месяц поеду отдыхать в Нормандию».

В начале 60-х годов, как и большинство французов, Саган обеспокоена судьбой Алжира. С 16 сентября 1959 года и после шестилетней войны ситуация резко изменилась. Генерал де Голль сообщил по телевидению, что возникает «необходимость объявить сегодня о самоопределений», с тем чтобы народ Алжира самостоятельно решал свою судьбу. По мнению президента, имеются три возможности: «полное отделение», «офранцуживание» и «независимый союз». Французы, живущие в Алжире, удивлены и возмущены. В марте 1960 года де Голль совершил поездку в Алжир, где заявил, что Франция останется в этой стране. Но переговоры, проводимые с Фронтом национального освобождения в Мелуне, не дали положительных результатов: Франция требовала прекращения боевых действий, а Фронт отстаивал свое право на самоопределение. Кроме того, сеть помощи Фронту, Жансон, была раскрыта. С апреля благодаря этой помощи удалось опубликовать и распространить антивоенные произведения: «Дезертир» Рене Морьена и «Отказ» Мориса Машино. Фронт направил свою деятельность на представителей интеллигенции, убежденных, что их идеи будут поддержаны. Их надежды не были обмануты — образовалась группа, которая составила и подписала «Декларацию о протесте против войны в Алжире». Сначала она появилась за границей в «Темпо пресенте», затем в «Нойе Рунд-шау» и, наконец, во Франции в четвертом номере журнала «Верите-либерте» за сентябрь — октябрь, который будет тотчас конфискован, а его директор обвинен в провокации военных к непослушанию. Октябрьский номер журнала «Там модерн» выходит с двумя чистыми листами, первоначально предназначавшимися для «Декларации», но издатель отказался ее публиковать. Под этим антимилитаристским документом, более известным под названием «Манифест 121-го», поставили свои подписи Жан-Поль Сартр, Андре Бретон, Ален Роб-Грийе и Морис Бланшо, автор окончательного варианта. За ними последовали двести человек, желавших поставить свою подпись, которые сразу же попадали в поле зрения правительства Мишеля Дебре. Флоранс Мальро вызвала гнев своего отца, подписав этот манифест. Андре Мальро, который в то время был одним из министров де Голля, получил суровые нарекания в свой адрес со стороны премьер-министра.

Людей, которые подписали «Декларацию», постоянно преследуют. Но, несмотря на нависшую опасность, 22 сентября 1960 года под этим письмом появляются новые подписи: это аниматоры Сине и Тим, деятели кино Жак Дони-оль-Валькроз, Пьер Каст и Франсуа Трюффо, писатели Франсуаза д’Обон, Бернар Франк и Франсуаза Саган. Именно Морис Надо, корреспондент журнала «Экспресс» и одновременно директор-распространитель издательского дома «Жюльяр», поручил своей сотруднице Моник Майо уговорить Франсуазу Саган подписать «Декларацию». «Я поехала к ней в Экмовиль, — вспоминает Моник. — Было около часа дня, когда я прибыла в усадьбу. Мы выпили шампанского в небольшой гостиной с серебряными гобеленами. Вокруг нашего столика прогуливался ослик. Франсуаза сразу же согласилась подписаться под «Манифестом», несмотря на уговоры Рене Жюльяра, который советовал ей в это не вмешиваться». В это время Франция была разделена на два лагеря: правые партии выступали за то, чтобы Алжир принадлежал Франции, левые — против. Подписав «Манифест 121-го», Франсуаза Саган оказалась во втором лагере «инстинктивно и по чисто человеческим соображениям», как объясняет ее подруга Флоранс Мальро. Вопреки мнению своей семьи она будет в течение всей жизни придерживаться этой позиции. «В понедельник вечером я поставила свою подпись, потому что многих видных деятелей обвинили в том, что они подписали декларацию», — объясняла Саган в тот момент. «Я подписала, потому что была возмущена, считала, что то, что происходит, — отвратительно. Я видела, выходя из театра «Жимназ», как убивали арабов на бульваре Бон-нувель во время октябрьской манифестации. Но я не думаю, что женщина, какой бы она ни была, может иметь большое влияние в политике. Это не вошло в наши традиции, мы слишком привязаны к римско-католической церкви», — скажет Франсуаза через несколько лет. В Он-флере, куда она ходит за покупками, женщины на ходу бросают ей обидные слова: «негодяйка», «предательница».

28 сентября стало известно, что тринадцать из ста сорока двух подписантов уже обвиняются в провокации военных к дезертирству и к неповиновению. Франсуаза Саган и Бернар Франк также попадали в полицию. Во второй половине дня 27 сентября два полицейских города Канн посетили их усадьбу в Брейе. Бернар Франк в это время был в казино Довиля, где его предупредили, что он должен срочно вернуться в Экмовиль. В такси, которое везло его в Он-флер, у Франка появилась тысяча вопросов о том, что же случилось, и он пришел к выводу, что скорее всего кто-то умер или это десант полиции. Вторая гипотеза оказалась верной. В одном из своих произведений, «Безудержный век», писатель рассказывает об этом визите, прошедшем в форме допроса. На пороге дома он заметил Саган. «Не говори, что…» — и я, к сожалению, не расслышал, чего я не должен говорить. Это убедило меня в том, что своей оплошностью я усугубил положение. И это была еще одна из многочисленных ошибок, которые я уже совершил». В гостиной хозяйка дома и двое незнакомцев в форме потягивали пенящиеся напитки. По истечении нескольких часов допроса они подписали показания, подтверждающие их согласие с духом «Манифеста». Затем стражи порядка ушли. Как только полицейские удалились, Франсуаза завалилась в кресло, налила себе крепкого виски, издавая жалобные стоны, как в комедийной пьесе. Бернар Франк был возмущен: «Ну, ты сошла с ума, окончательно сошла с ума! Ты забыла, что на каждом этаже этого дома, во всех комнатах, лежат подшивки журналов Фронта национального освобождения, которые ты, очевидно, не читала. Подумай о письмах, которые валяются повсюду, о манифестах и о записных книжках с адресами!»

Меньше чем через месяц Франсуаза Саган поделилась своим мнением относительно алжирского вопроса с одним немецким журналистом, работавшим в газете «Шпигель». По ее словам, каждый солдат имеет право дезертировать, если он боится войны, но в то же время обладает достаточной силой воли, чтобы стерпеть, когда его назовут трусом и предателем. «Я не толкаю молодых людей на службу к врагу, так как сама не окажу никакой материальной помощи ни одной из воюющих сторон, — говорит она. — Как эти юные переселенцы, по нескольку лёт живущие в Алжире, работающие на своей земле, видевшие, как убивают и мучают их жен, братьев и друзей сами алжирцы, могут вынести, чтобы во Франции кто-то сказал, что те, другие, поступают правильно? Я понимаю их точку зрения, она абсолютно естественна. И ничего здесь не поделаешь. Но всякие дискуссии на эту тему между ними и нами совершенно невозможны». Франсуаза Саган целиком погрузилась в борьбу. В этот смутный период ей случалось предоставлять убежище бежавшим алжирцам, и некоторых она провела через границу. Кроме того, она тайно встречалась с Франсисом Жансоном, разыскиваемым французской полицией за нанесение ущерба безопасности государства. Бывший главный редактор журнала «Там нуво» одновременно отвечал за деятельность руководящего комитета французского бюро Фронта национального освобождения. После встречи с Франсуазой Саган он поделился своими впечатлениями: «В компании с Франсуазой я чувствую себя словно в семье, настолько она прониклась идеями, которые я защищаю. Я был одним из первых, кто восхищался ее писательским талантом, что вызывало бурные дискуссии в журнале «Там модерн». Роже Вайян тоже был один из немногих, кто встал на ее сторону».

Из-за всех этих деклараций 23 августа 1961 года квартира на бульваре Малерб, где жили родители Саган, была опечатана. Пьеру Куарезу удалось проникнуть в дом меньше чем за тридцать минут до взрыва. В час ночи зарядное устройство, установленное около деревянной двери здания, взорвалось и выбило все замки. Также разбились все стекла как в доме Пьера и Мари, так и в соседнем строении.

Двадцать лет спустя после появления «Манифеста 121-го», в октябре 1988 года, подписавшие этот документ вновь объединились, во всяком случае, частично, и среди них — Франсуаза Саган. На этот раз они сформулировали другой документ, озаглавив его «Возмущение 121-го»: «В 1960-м в «Манифесте 121-го», из-за которого некоторые из нас были обвинены, но от которого мы никогда не откажемся, было написано: «Дело алжирского народа — это дело всех свободных людей». Опираясь на это убеждение, мы и сегодня выражаем свое возмущение. Мы осуждаем кровавые репрессии, которые проводит алжирское правительство против своей бунтующей молодежи. Мы требуем от французского правительства обратиться к алжирским властям с требованием положить конец политике, которая порочит независимую страну Алжир».

В 1960 году решительность, с которой Франсуаза Саган окунулась в общественную жизнь, имела особое значение. Разве она не являлась представительницей своего поколения? После публикации правительственного доклада по делам молодежи ее попросили ответить на вопросы Французского института общественного мнения:

— Как вы считаете, вам повезло или не повезло жить в эту эпоху и почему?

— Мне повезло. Исключительно интересное время.

— Чем вы занимаетесь? Довольны ли вы своей профессией? Почему?

— Я писательница. И очень этим довольна. Для меня это — лучшая профессия.

— Вы получили такое образование, которое хотели? Считаете ли вы, что оно помогло вам преуспеть в жизни?

— Два экзамена на степень бакалавра и один подготовительный курс в университете — этого вполне достаточно. Терпеть не могу учиться.

— Вы счастливы? Аргументируйте свой ответ.

— Да, но этого не объяснишь.

Саган явно приняла игру, но решительно отказывается и всегда будет отказываться, когда ее называют представительницей своего поколения: «Мне кажется, это полный бред. Меня это не интересует. Я хочу сказать, что не вижу в этом ничего полезного. Я не хочу быть «сегодняшней» девушкой. А ведь сколько матерей убеждены, что я типичный представитель послевоенной молодежи!»

Очень скоро литература вновь взяла верх в жизни Франсуазы Саган. Ее новый роман уже с нетерпением ждут в издательстве «Жюльяр», его выход запланирован на 15 июня 1961 года. Но в феврале она не написала и третьей части. Ее существование в Париже было слишком насыщенно, и искушение встречаться с друзьями слишком велико. Чтобы уединиться, она уехала в швейцарские Альпы, на виллу в Клостер. Здесь она одна, или почти одна — ее сопровождают Паола Сан-Жюст, Жак Шазо и Бернар Франк. Между двумя спусками с заснеженных гор, которые Франсуаза освоила через два месяца после выздоровления, она продолжила работу над книгой, но никак не могла ее закончить. В апреле Саган появилась в Париже, где у парикмахера Александра отпраздновала появление своего первого седого волоса. С бокалом шампанского в руке, посреди шампуней, маникюрных принадлежностей, в компании неекольких клиенток, среди которых Жизель Жюльяр, супруга Рене Жюльяра, и Мари Белль, уверяющая Саган, что теперь есть «чудесные краски для волос», романистка смеялась, видя в зеркале, как она постарела. После короткого пребывания в Париже Франсуаза вновь уединилась в Экмовиле. Здесь наконец в стихотворении «Чужой», включенном в цикл «Небольшие поэмы в прозе» Бодлера, она нашла заглавие к своему новому роману. «Волшебные облака» так оно звучит.

Саган пишет, что ее нет ни для кого. Но очень скоро ее имя вновь появилось на страницах газет. Читатели были удивлены и встревожены, узнав, что романистка находится в клинике Виллекрен (в департаменте Валь-де-Марна). Говорят, что она в полном здравии, скорее всего переутомилась. «Моя дочь просто устала, ей необходимо несколько дней отдыха», — подтвердил Пьер Куарез. Мать посоветовала дочери ехать в горы, но они «наводят на нее тоску». Ее друг, Жак Шазо, представил свою версию: «Позавчера я ужинал с Франсуазой в ресторане «Лаперуз». Она совершенно здорова. Сегодня утром я разговаривал с ней по телефону. Речь идет лишь о профилактическом лечении. Мы считаем, что она должна пройти обследование. В последнее время она похудела, легко раздражается, мало ест и плохо спит».

На последнем дыхании Франсуазе Саган все-таки удалось закончить книгу, и она вновь уехала на Капри вместе с Жаком Шазо и молодой женщиной по имени Паола Сан-Жюст, чтобы немного отдохнуть за десять дней до выхода в свет романа, который должен появиться в день ее двадцатишестилетия.

Все чаще и чаще э» та Паола появляется под руку с Франсуазой Саган. Обе женщины жили вместе со времени развода романистки с Ги Шеллером. По объяснению большинства ее близких, она любила компанию женщин не меньше, чем компанию мужчин. Саган просто увлекалась личностью независимо от того, мужчина это или женщина. «Паола была очень богата. Ее семья сколотила состояния на лошадиных бегах, — рассказывает Бетгина. — Она была смешная, энергичная, часто организовывала ужины и всяческие вылазки. Она очень дружила с Франсуазой». «Она была очаровательна, — вспоминает Вероник Кампион. — Франсуаза не афишировала своих отношений с ней, но ничего и не отрицала, а поскольку Паола была известная лесбиянка, все об этом только и говорили. Паола нравилась многим, и женщины дрались из-за нее! Мы часто ходили с ней и с Франсуазой в бар, посещаемый преимущественно женщинами, недалеко от Сен-Филипп-дю-Руль. Когда Ги Шёллер покинул Франсуазу, Паола очень помогла ей избавиться от подавленного настроения». По словам Пьера Берже, социальное происхождение романистки всегда мешало ей говорить открыто или признаться своей семье в большой сексуальной свободе, которую она себе позволяла: «Думаю, она не только никогда не признавалась в своих гомосексуальных наклонностях, она даже их отрицала. Франсуаза — таинственная личность. Она полна противоречий. Не следует забывать, что она вышла из мелкобуржуазной среды. При таком воспитании о некоторых вещах говорить не принято, равно как и высказывать вслух некоторые мысли. Она не скрывалась, но и ничего не говорила. В ее обществе не принято было говорить о наркотиках, об алкоголизме и о супружеской измене».

Рене Жюльяр собирался выпустить новый роман Саган «Волшебные облака». В дирекции издательства уже посчитали, что от книжных магазинов Франции получен заказ на 120 тысяч экземпляров. Роману, увидевшему свет 15 июня (189 страниц, стоимость 9 франков), заранее предрекали большой успех. Будет продано 250 тысяч экземпляров. Основная сюжетная линия романа — ревность. Нельзя сказать, что это в полном смысле слова продолжение романа «Через месяц, через год», но мы встречаемся здесь с той же героиней, Жозе. Она парижанка и часто посещает салон Малиграс на улице Турнон. Жозе замужем за американцем. Теперь она живет во Флориде. Ее муж Алан миллионер, но он несчастлив. У него полно комплексов и слишком сильно развит собственнический инстинкт, который, естественно, проявляется в отношениях с женой. Его постоянно мучает прошлое его супруги, он осаждает ее вопросами и следит за каждым ее жестом. Такая исключительная и сильная любовь побуждает Жозе к побегу. После короткой остановки в Нормандии она снова попадает в Париж, где вновь обретает вкус к виски и к светским вечерам. Озлобленный муж тоже приезжает в Париж и проникает в то общество, где вращается его возлюбленная. Но ничто не может успокоить его ревность. Несмотря ни на что, ему удается на время поменяться с ней ролями. Он делает безусловные успехи в живописи и гоняется за хорошенькими девушками. Ему удается вновь покорить Жозе. Но Жозе никогда не сможет сделать выбор между фривольным светским миром, за которым она наблюдает на расстоянии, и супружеской жизнью, с которой она не решается расстаться.

Франсуаза Саган начинает повторяться, критики устали петь ей дифирамбы. Обстановка и персонажи романа «Волшебные облака» кажутся уже очень знакомыми. По словам Робера Кантера, «некоторые скажут, вероятно, с удовлетворением, что она повторяется, что она кончилась как писатель. Я думаю, она способна противостоять этому литературному инциденту, так же как она смогла противостоять дорожному происшествию». В газете «Монд» Жаклин Пиа-тье говорит о Саган, нашедшей свою, именно ей присущую «сагановскую» манеру писать: «Написав свой пятый роман «Волшебные облака», Саган, как никогда, верна себе». И наоборот, Франсуа Эрвалю из еженедельного журнала «Экспресс» кажется, что «Франсуаза Саган наконец окончательно порвала с детством». Клебер Хеденс, язвительный критик из «Пари-пресс», не упускающий случая разгромить роман Франсуазы, конечно, остался равнодушным к обаянию романа «Волшебные облака». «Саган сама вращается в том обществе, которое она пытается описать и даже не чувствует, что задыхается в этой узкой клетке, — пишет он. — Ничто не указывает на то, что она лучше своей героини, и мы считаем, что она не в состоянии создать персонажей, которые бы делали или говорили что-либо разумное». Мари-Пьер Кастельно из журнала «Информасьон» делает жестокий вывод: «Это небольшая книжица, которую открываешь в надежде найти там друзей, виски, солнечные пляжи, немного скуки, небольшое разочарование, какие-то любовные романы, скорее неудавшиеся, нежели несчастные, — короче, все необходимые составляющие некой писательницы Саган. И они в ней действительно присутствуют».

Гораздо позже, в конце 90-х годов, Франсуаза Саган перечитает роман «Волшебные облака», чтобы прокомментировать его в автобиографическом произведении «Страницы моей жизни», оригинальной книге, где она сделала попытку взглянуть критически на свое писательское творчество. «Ревность и снисходительность изображены в ней крупными мазками, а герои настолько неестественны, насколько это возможно, — считает она. — Да и сюжет довольно скучен; короче, плохой роман, и, перечитывая его, я испытывала стыд»[20].

Франсуаза со всей страстью окунулась в мир театра. Из-за суеверия она долго хранила первый театральный жезл, которым обычно возвещают о начале спектакля. Пьеса «Замок в Швеции» показала, что она истинный драматург. Как же обстоит дело с ее второй пьесой, которую ожидают с таким же недоброжелательством, с каким когда-то ждали выхода ее второго романа? «Причины, заставившие меня продолжать продвигаться в этом направлении, очень серьезны, — объясняет Франсуаза. — Репетиции я люблю до безумия. Мы все в Париже. Целый день находимся в театре, и у нас создается что-то вроде огромной дружной семьи». Вдохновленная успехом пьесы «Замок в Швеции», при поддержке Мари Белль, актрисы и директора театра «Жим-наз», которую она случайно встретила у парикмахера в предместье Сен-Оноре, Саган вновь обратилась к театру. Она вспоминает: «В тот день Мари Белль мне сказала: «Нет пьесы, в которой я хотела бы сыграть». Я подумала: «За этим дело не станет!» Проходит несколько месяцев, прежде чем им удалось встретиться еще раз. Франсуаза Саган приняла Мари Белль на вилле Софи Литвак на Kan-Сен-Пьер, чтобы обсудить с ней будущую пьесу. Тотчас по возвращении в Париж романистка спонтанно создала два женских образа. Один — для Мари Белль, другой — для Сюзан Флон. Та, для кого создана главная героиня, недовольна текстом сценария, но не осмеливается сказать об этом автору — у Саган непростой характер. Действительно, она отказалась изменить что-либо в тексте. Тем не менее эти разногласия не помешали дружбе между писательницей и драматической актрисой. Франсуаза Саган решила отказаться на время от этого проекта, временно названного «Сиреневое платье Валентины». В сентябре в усадьбе Брей она на одном дыхании, буквально за четыре недели, пишет «Скрипки, звучащие иногда». В одно из воскресений Мари Белль приехала в Экмовиль на обед. Как только все убрали со стола, Саган вручила ей красную папку со сценарием пьесы и попросила прочесть его незамедлительно, после чего исчезла. Заглянув в приоткрытую дверь, Франсуаза тут же поняла, что актриса в восторге». Мари взяла рукопись почти трепетно и сказала: «Эта пьеса более жестокая и злая, чем «Замок в Швеции». Во всяком случае, она производит такое впечатление». Для Франсуазы Саган Мари Белль — это львица, она стала ей настоящей подругой. Посредственные актеры обычно спорят о пустяках, обсуждая сценарий. Великие, такие как Мари, — никогда. Она говорит все, что думает. Что до Мари Белль, то она долго будет вспоминать о сотрудничестве с той, кого считает «настоящим драматическим автором». В сентябре на афише театра «Жимназ» появилась пьеса «Скрипки, звучащие иногда», идущая в паре со спектаклем «Прощай, осторожность», с успехом поставленным Софи Демаре и Жаном Шеврие. В комедии Саган, состоящей из двух актов, «простодушие берет верх над ловкостью». Ее вечный сюжет — любовь и деньги.

Был выбран постановщик — Жером Килти и распределены роли: Мари Белль играла Шарлотту, Пьер Ванек должен был воплотить образ Леопольда (он заменяет Марка Мишеля, который в этой роли чувствует себя не в своей тарелке), Роже Дютуа получил роль Антуана, Анриетт Барро Огюста, Тристани Винклер и Ивонн Марсьяль играли Сели.

Занавес поднялся. Перед глазами зрителей — богатая провинциальная гостиная в Пуатье. В глубине сцены два окна выходят на площадь д’Арм. Декорации времен Бальзака. Первой на сцену поднялась Шарлотта, женщина сорока лет, довольно коварное существо, что нетипично для романов Саган, и ее любовник Антуан, который на пять лет ее моложе. Шарлотта, нечто вроде роскошной проститутки, собирается оставить это ремесло, а поэтому рассчитывает на наследство одного старого клиента, крупного промышленника из Пуатье, который недавно скончался. Они с Антуаном обманывали беднягу на протяжении пяти лет. И тут она узнает, что все состояние ее бывшего клиента, 300 миллионов франков, перешло к его младшему кузену Леопольду, о существовании которого они и не подозревали. Шарлотта приходит в ярость. Что до Антуана, то он скорее цинично смотрит на ту злую шутку, которую сыграла с ними судьба. «Чего ты хочешь? — бросает он Шарлотте. — Я огорчен. Потерять пять лет, играя роль заботливого кузена, красноречивого путешественника, лучшего друга семьи и вдруг оказаться на улице… на улице в Пуатье…» Шарлотта сообщает свой коварный план: «Милый кузен, милый кретин, ничтожество из Нанта, законный наследник, приедет сюда. И я думаю им заняться». Вот неловкий, запинающийся, простовато одетый Леопольд появился на сиене: «Вчера в какой-то газете я прочитал о кончине моего дядюшки. Я хотел бы… присутствовать на похоронах не потому, что я хорошо его знал, просто я проезжал через Пуатье. Мне показалось, что…»

Леопольд, пешком пришедший из Нанта, человек простодушный, он и не помышляет о материальных благах. Когда Шарлотта объявила, что он законный наследник, этот простофиля воскликнул: «Как мило! — и добавил: — Мы были так мало знакомы… как это мило, что он вспомнил обо мне в последний момент». Поскольку, как говорит Леопольд, в нем нет «практической жилки», он поручил Шарлотте вести все его дела. Она занимается его денежными вопросами, злоупотребляя невежеством новичка, но в конце концов он начинает ее интересовать как мужчина. Они проводят ночь любви. «Потушите свет. Идите сюда, Леопольд. Обнимите меня», — шепчет она ему. Антуан, естественно, раздражен и немного ревнует. «Невозможно кого-то обманывать и одновременно гладить ему волосы», — бросает он. С этого момента между циничным Антуаном и простодушным Леопольдом завязывается настоящая битва за благосклонность Шарлотты. Некоторое время они даже будут жить втроем. Леопольд просит руки Шарлотты и предлагает Антуану жить вместе с ними. Он любит Шарлотту и будет любить ее друзей. Вспоминая об этом персонаже, Саган скажет: «У простодушных за душой ничего нет. Их не боятся. Поэтому они опасны. В этом смысл названия моей пьесы, а также реплика одного из персонажей: “Осторожно, иногда и скрипки могут нести разрушение”».

Репетиции пьесы «Скрипки, звучащие иногда» начались в октябре 1961 года, через несколько дней после переезда Франсуазы Саган на бульвар Инвалидов, в квартиру, где она будет жить вместе с Паолой Сан-Жюст. Автор почти всегда присутствовала в театре. Сидя в задних рядах, она делала пометки, которые потом обсуждала с постановщиком. По мере продвижения репетиций Саган подправляла диалоги в зависимости от игры и сложностей, встававших перед артистами. Чем ближе к роковой дате генеральной репетиции (она назначена на 9 декабря), тем больший страх охватывал Франсуазу Саган: «О, это ужасно! Когда вы сидите в темном зале, в потаенном закутке, в глубине ложи, то слышите совсем близко дыхание людей, и вам начинает казаться, словно в вас самой сидит дикий зверь. Вокруг одни дикие звери, они вас ждут… и это похоже на корриду!»

Буквально за несколько минут до поднятия занавеса один инцидент потряс публику. За кулисами и в оркестровой яме появились девять агентов полиции. Они искали бомбу, о которой сообщил анонимный абонент по телефону. Все зрители принялись заглядывать себе под кресла. И только Франсуа Мориак остался хладнокровным — он привык ко всяким угрозам. Наблюдая из ложи за действиями своих людей, префект полиции беспокоился за официальных лиц, сидевших рядом с ним: это министры Валери Жискар д’Эстен, Бомгартнер и Бокановски. Но бомба так и не была найдена, спектакль начался без происшествий. Можно сказать, что здесь собрался весь цвет Парижа. В этот декабрьский вечер на бульваре Бон-Нувель, 38, можно было встретить семью Ротшильд, Мелину Меркури, Джо Дассе-на, Софи Демаре, Жоржа Помпиду, Саша Дистеля, принца Александра из Югославии, Мари-Лорде Ноай… На выходе из зала слышались сдержанные комментарии, и это очень беспокоило Пьера Куареза, отца Франсуазы, который ради такого случая надел красивый голубой костюм в светлую полоску. Однако в ложе актеров автор, постановщик и директор театра «Жимназ» выслушали теплые слова благодарности. Президент Фор, Морис Дрюон, Рене Клер и Виль-фрид Баумгартнер высказали свое удовлетворение спектаклем. Мари Белль и Франсуаза Саган сфотографировались с букетом сильно пахнущих нарциссов, оформленном в виде скрипки, который автор пьесы подарила своей главной героине. Пьера Ванека также все поздравляли. Около полуночи их пригласили к баронессе и барону Ги де Ротшильд в их старинный особняк «Бомон» на праздник, который длился всю ночь.

Но на следующий день, когда все светские любезности закончились, наступила очередь критиков.

Профессионалы считали, что пьеса «Замок в Швеции» — замечательна. Но этого они не могут сказать о «Скрипках, звучащих иногда». «Безусловно, можно иронизировать по поводу этой слишком нежной, слишком несложной, наивной и даже слишком нравоучительной музыки, — писал Бертран Пуаро-Дельпеш. — Некоторые услышат лишь неспешные удары смычка, и никто не будет виноват. Пьеса «Скрипки, звучащие иногда» воспринимается не всеми. Каждый слышит по-своему». «Эта пьеса на волне популярности, но именно на волне, — отмечал Поль Гордо. — Здесь концы не вяжутся с концами, несмотря на сложнейшую комбинацию, здесь нет ни правды, ни даже ее подобия». Остается лишь Франсуа Мориак, который слепо хвалит все, написанное Саган: «Я не знаю, что меня трогает в этой юной женщине, даже когда речь идет о ее менее удачных или совсем неудачных произведениях. Здесь другой случай. Я понимаю, что меня трогает. Это ее видение зла: она о нем действительно знает, распознает его и демонстрирует. Вот что меня ошеломляет. И если вы мне скажете, что здесь нечем восторгаться, вы ошибетесь, так как людей разделяют не столько их добродетели и пороки, сколько умение отличить одно от другого».

Все предвещало, что пьесу «Скрипки, звучащие иногда» ожидает успех, подобный «Замку в Швеции». В декабре 1961 года Дэвид Пэлхам, продюсер театра, приобрел авторские права на постановку пьесы. Он надеялся поставить ее в лондонском театре к Пасхе, потом в Нью-Йорке к осени, тогда Франсуаза Саган смогла бы в ноябре вылететь в Соединенные Штаты, чтобы присутствовать на репетициях, Но в Париже публика пьесу не оценила, и пришлось приостановить выступления на пятьдесят пятом спектакле.

С 19 февраля по 24 марта 1962 года в Соединенных Штатах проходил французский театральный сезон. В программе значилось пять спектаклей, причем каждая пьеса должна была идти в течение недели. Сезон начался с пьесы «Скрипки, звучащие иногда», за ней следовал «Мизантроп» Мольера с Мадлен Делавевр и Жаком Франсуа. Эти же актеры играли и в спектакле «Лунный Жан» Марселя Ашара. С 12 марта Дени Робен и Жорж Маршаль исполняли роли в спектакле Жана Ануйя «Приглашение в замок». Чтобы закончить сезон на оптимистической ноте, была показана пьеса «Сообщение для Марии» Поля Клоделя с Даниэль Делорм, Лоле Беллоном, Мишелем Эчверри. «Скрипки, звучащие иногда» плохо перенесла поездку за океан. «Пьеса мадемуазель Саган страдает явными структурными недостатками и банальностью сюжета», — писала газета «Таймс». В газете «Дейли мейл» критика была еще более категорична: «Эта скучная бульварная пьеска поставлена с совершенно неуместной торжественностью, хотя Мари Белль играет довольно прилично». Статья заканчивалась следующими словами: «Это довольно грустная прогулка по бульвару Саган». «Франсуаза Саган, почему вы пишете столь примитивные пьесы? — вопрошала «Дэйли экспресс». Что касается публики, то ей, кажется, понравился стиль Франсуазы Саган.

Все билеты были проданы, осталось лишь несколько откидных мест, билеты на которые с руками вырывались у перекупщиков черного рынка за бешеные деньги. В конце представления публика аплодировала Мари Белль и всему актерскому составу в течение пятнадцати минут. Месяц спустя на той же сцене, в театре на Пиккадилли, шло представление пьесы «Замок в Швеции». Полный провал. «Это очень неудачная пьеса хорошего театра, — писала «Дейли мейл». — Была сделана попытка слегка скопировать Ж. Ануйя, а получилась претенциозная пошлость». «“Замок” Франсуазы Саган рушится со страшной силой» — озаглавила свою статью «Дейли экспресс». «Здесь присутствуют элегантность без души, техника без содержания, движение без сюжета… Саган нас разочаровывает».

Загрузка...