Тео
Я чертовски нервничаю, потому что сегодня Салли впервые останется наедине с Ангусом. Он повезет его посмотреть несколько участков, но не тот, которым владеет сам Салливан. Он говорит, что приберег его напоследок.
Я понятия не имею, гениален или безумен план Салли, но Ангус сегодня в костюме, а это должно что-то значить. Любит ли он Салливана или ненавидит его, но Ангус явно видит в нем человека, на которого нужно произвести впечатление.
Все утро Ангус устраивает в офисе шоу, рассказывая всем, что мой парень теперь работает на него и что это большая услуга для меня.
― Что ты подаришь мне на Рождество за это? ― Он вздергивает брови.
― Не знаю. Могу я рассчитаться за подарок корпоративной картой?
― Я не знаю, как ты собираешься рассчитаться корпоративной картой за массаж ног.
От одной мысли о прикосновении к ступням Ангуса, которые по фактуре напоминают его крокодиловую шляпу, мне хочется блевать почти так же сильно, как от одного из его протеиновых коктейлей. Ноги Ангуса ― единственное, что может вызвать у меня сочувствие к испытаниям и несчастьям Джессики Кейт.
― Тебе придется дать Салли рыцарское звание, если ты хочешь, чтобы я прикоснулась к твоим ногам.
― Заметано! ― говорит Ангус таким тоном, который меня серьезно настораживает.
― Это была шутка, я не стану массировать твои ноги даже ради рыцарского звания.
Ангус надувается.
― Они не так уж плохи.
― Две твои последние педикюрши уволились.
― Сондра переехала.
― В Анахайм.
― Она сказала, что ей не нравится ездить по автостраде…
― Ей не нравится брить твои залысины.
С Ангусом так весело. Я должна была вести себя так с самого начала. Чего я так боялась? Увольнения? Нужно было уволиться самой.
Что бы ни случилось, когда все это закончится, я больше не буду работать на Ангуса Тейта. Если Салливан и научил меня чему-то, так это тому, что я стою большего. Даже если я лгунья, не закончившая учебу, и просто неумеха, я заслуживаю большего, чем Ангус.
Мартиника в плохом настроении, потому что Ангус заставляет ее работать непосредственно с Джессикой над планированием вечеринки.
― Она заставляет меня вручную выбирать зеленые M&M's! Я сказала ей, что можно купить все одного цвета, но она говорит, что они странные на вкус.
Джессика любит зеленый так же, как Ангус ненавидит желтый.
― Может, они и правда родственные души.
― Дьявол и любовница дьявола, ― мрачно говорит Мартиника.
― Не дай Ангусу услышать, как ты называешь его любовницей дьявола.
Она фыркает.
― Кстати, Джессика тебя ненавидит, она не перестает говорить о тебе гадости. Должно быть, ты очень разозлила ее за ужином.
Я вспоминаю тот момент, когда Салливан убрал ее руку с груди, и чувствую горячий прилив триумфа.
― Если бы Джессика Кейт была хорошего мнения обо мне, вот тогда бы я забеспокоилась. Меня волнует, что люди думают обо мне, только когда я ценю их мнение.
― Это касается и меня? ― Мартиника взмахнула ресницами.
― Тебя больше, чем кого-либо другого.
― Ну, я думаю, что ты замечательная. И я говорю это не только для того, чтобы ты помогла мне рассортировать M&M's.
― Но я помогу тебе.
― Слава богу, ― вздыхает она.
Салли приезжает в полдень, чтобы забрать Ангуса.
К этому моменту почти все в офисе вертятся вокруг своих столов, чтобы не пропустить моего парня.
― О Боже! ― говорит бухгалтер Лиэнн. ― Он выглядит так же, как тот актер! Ты не боишься, что он тебе изменит?
Меня больше волнуют шокированные выражения лиц, которые я вижу вокруг себя. Ни один человек не сказал: «Как повезло этому парню»…
Встречаться с Салливаном — не самое приятное испытание для самолюбия. Пока он не находит меня взглядом, и все его лицо не озаряется, и он не идет прямо ко мне через всю комнату. Теперь я чувствую себя на миллион долларов.
Он минует строй пристальных взглядов, не останавливаясь, пока не подхватывает меня на руки и не обнимает. Он дарит мне целомудренный поцелуй и ставит меня на пол со словами:
― Я сегодня очень скучал по тебе.
Вполне возможно, что все это — спектакль. Даже вероятно.
Но в этот момент я делаю опасный выбор: я притворяюсь, что все происходит на самом деле.
Я смотрю в глаза Салли и позволяю себе притвориться, хотя бы на минуту, что тепло на его лице, его волнение, его руки, все еще сжимающие мои, на сто процентов настоящие. Я притворяюсь, что Салливан отчаянно любит меня, и три часа разлуки действительно заставили его страдать от желания увидеть меня.
Я никогда не пробовала героин, но окситоцин, который заливает мое тело, пока я смотрю в его темные глаза, должно быть действует также. В тот момент, когда я поддаюсь, уже знаю, что проиграла. Скажите наркотикам нет, дети… всего одна доза может погубить вас навсегда.
Я говорю:
― Я тоже по тебе скучала.
И тут происходит нечто еще более ужасное — я понимаю, что не лгу. Даже не преувеличиваю.
Я соскучилась по Салли и безумно рада его видеть.
Запах его кожи и крема для бритья вызывает у меня прилив дофамина. Дьявольское выражение его лица превращает мой мозг в кашу. Я вдруг начинаю ревновать, что не иду на его прогулку с Ангусом, потому что мне нравится наблюдать за работой Салливана.
И хотя знаю, что весь чертов офис наблюдает за ним и это совершенно неуместно, я беру его лицо в свои руки и целую. Я целую его, потому что хочу. Потому что мне это нужно. И это может быть моим единственным шансом.
Салливан обхватывает меня сзади. Его руки скользят в мои волосы. Наши тела прижимаются друг к другу.
Это длится всего несколько секунд, но страсть, накал чувств не знают границ. Когда мы отстраняемся друг от друга, Салливан покраснел, мое сердце бешено колотится, а Мартиника улюлюкает.
― У вас двоих есть OnlyFans18? Я готова подписаться.
― Простите, ― говорю я, смущаясь. Не уверена, извиняюсь я перед своими коллегами или перед Салливаном.
Выражение лица Ангуса трудно прочесть. Он выглядит задумчивым, расстроенным, но есть что-то еще в его взгляде… что-то, похожее на тоску.
Я не думаю, что Ангус увлечен мной, не в каком-то серьезном смысле — он всегда относился ко мне как к обслуживающему персоналу, а не как к перспективному сотруднику. Но я начинаю думать, что он ревнует. Не меня, конечно, а к тому чувству, что, по его мнению, существует между мной и Салливаном.
Это единственное, чего у него никогда не было — человека, который действительно его обожает.
― Вау. ― Салли делает вид, что вытирает лоб. ― Напомни мне почаще навещать тебя в обед.
― Я бы хотела, чтобы ты делал это почаще. ― Я кладу руки ему на грудь с нелепой сентиментальностью.
Я разыгрываю эту сцену ради Ангуса, но в то же время я прыгнула на самую глубину. Я говорю себе, что веду себя правильно, когда смотрю на Салли так, будто люблю его. Пока я глубоко вдыхаю его кружащий голову одеколон.
Все прекрасно. Все в полном порядке. Еще пара вдохов…
― Все, разойдитесь, ― фыркает Ангус. ― Пора идти.
― Увидимся вечером, ― говорит Салли, заправляя мне за ухо прядь волос и в последний раз быстро целуя меня в щеку. Только после этого он обращает все свое внимание на Ангуса. ― У меня есть на примете несколько отличных мест.
― Надеюсь, что так. Те, что Коргус мне показывал, были дерьмом. Небрежные остатки от Безоса? Лучше убей меня.
Салли ловит мой взгляд и одобрительно подмигивает. Я чуть не взрываюсь от гордости.
Когда они уходят, Мартиника хватает меня обеими руками.
― Да, я определенно встречусь с его братом. Идентичны, говоришь? Типа, полностью?
― Риз немного грязнее.
― Отлично, ― невозмутимо говорит Мартиника. ― Люблю испачкаться.
Салли предупредил меня, что, скорее всего, задержится с Ангусом допоздна, поэтому после работы я еду домой и начинаю планировать ужин для тех, кто остался, то есть для себя и Меррика, Риз ушел на кастинг.
Я нахожу Меррика на дне бассейна, он без рубашки и весь в грязи, а вдоль бортика лежит огромная куча сорняков. Я переодеваюсь в то, что не жалко, и спускаюсь вниз, чтобы помочь ему.
Меррик не пытается меня остановить, он прекрасно знает, что я люблю работать руками так же, как и он. Он передает мне пару садовых перчаток, и первый час мы работаем в дружеском молчании, единственным спутником которого является мягкий звук наших ворчаний, движений и капающего пота.
Меррик кажется медленнее, чем обычно, пот течет по его спине, руки трясутся, когда он вырывает очередной глубоко укоренившийся сорняк.
Но к тому времени, когда солнце опускается к забору, мы уже очистили весь бассейн.
― Вы собираетесь его отремонтировать? ― спрашиваю я. ― И наполнить его водой?
― А вы с Салли будете купаться, если я это сделаю?
― Конечно!
― Тогда отремонтирую. ― Он опирается на ручку лопаты и вытирает лоб тыльной стороной руки. Золотистые пряди его волос сверкают в лучах заходящего солнца. Волосы на руках тоже золотистые на фоне темно-коричневого загара. Его грудь и руки выглядят чуть крепче, чем неделю назад, чуть менее истощенными. Его голубые глаза абсолютно ясные.
А вот его лицо… его лицо полно печали.
Меррик тихо говорит:
― Я должен был сделать это давным-давно.
― Второй лучший момент для этого — сегодня.
― Нет, это не так. ― Он качает головой, испытывая стыд. ― Второе лучшее время было бы намного раньше.
Он оглядывает двор и дом, которые все еще нуждаются в огромном количестве работы: стены в пятнах, на крыше не хватает черепицы, плющ и кудзу растут повсюду, поглощая домик с бассейном.
― У меня нет оправданий, ― печально говорит он. ― Это гребаный позор. Стелле было бы стыдно за меня. Она бы никогда не поверила, что я допущу такое. Что я так поступлю с мальчиками…
Мое сердце разрывается, и я не знаю, что сказать, поэтому говорю то, в чем уверена:
― Эти мальчики любят вас. Салливан любит вас. Ему никогда не было стыдно за вас.
― Салли… ― Меррик произносит имя своего сына с такой огромной любовью, что у меня на глаза наворачиваются слезы, хотя я изо всех сил моргаю, чтобы их сдержать. ― Салли заслуживает гораздо лучшего.
Его руки сжимают рукоятку лопаты до белых костяшек, а плечи трясутся от эмоций, от того, что он так отчаянно пытается удержать внутри.
― Все это легло на плечи Салли. Я должен был быть рядом со своими мальчиками, я никогда себе этого не прощу.
Меррик опускает голову и роняет лопату, закрывая лицо руками. Не думая, даже не понимая, о чем он говорит, я обнимаю его, и Меррик теряет контроль.
Он падает на цемент, и я опускаюсь рядом, все еще обнимая, словно могу как-то удержать его, несмотря на рыдания, которые, кажется, разрывают его на части.
― Я никогда, никогда не прощу себя за то, что сделал. Я был им нужен. Они не должны были потерять нас обоих. Но когда я вернулся домой, доказательства того, как тяжело это было, как ужасно было то, что произошло… Я видел это повсюду, вокруг себя, и это было невыносимо. Мысль о том, чтобы попытаться отремонтировать дом, сделать его таким, каким он был раньше… казалась невозможной и даже неправильной. Потому что он никогда не станет таким, как был, без нее. Даже пытаться было ложью. Но я должен был, должен был… почему я позволил им жить так?
Я обнимаю Меррика, вдыхая аромат его кожи, немного похожий на запах Салливана и немного на запах моего отца из-за слабого намека на бурбон.
― Все хорошо, ― бормочу я, поглаживая его по спине. ― Все будет хорошо.
По кусочкам, которые я смогла соединить, а также по нечетким татуировкам на его пальцах я поняла, что Меррик провел некоторое время в тюрьме после смерти жены и чувствует себя чертовски виноватой за это.
― Стелла значила для меня все… но я потерял контроль… Не могу представить, каково было моим мальчикам, здесь, в одиночестве…
Может, мне не стоит спрашивать, но я должна знать.
― Что случилось?
Его голос звучит хрипло и сдавленно.
― Я поймал его и задушил… за то, что он забрал у меня Стеллу.
Теперь я понимаю… преследователь у двери. Меррик, судя по всему, убил его.
А это значит, что Салли потерял обоих родителей, когда ему было всего восемнадцать.
Я изо всех сил обнимаю Меррика.
― Вы не хотели бросать их. Вы вернулись домой, как только смогли. Мой отец никогда не возвращался домой. Он был алкоголиком. Он изменял моей маме, разбил ей сердце. Он лгал и подводил меня. И после всего этого, больше всего я его ненавижу за то, что он ушел. Он бросил нас, ему было все равно. Но я бы предпочла, чтобы он все равно был рядом, чем осознание того, что он бросил меня, потому что я была ему не нужна и он не любил меня.
― Но я же их бросил… ― стонет Меррик.
― Вы не бросали своих сыновей, вы отомстили за их мать. И они уже простили вас за это. Ваши мальчики сильные и талантливые, потому что вы со Стеллой любили друг друга и вырастили хороших мужчин. Они смогли справиться благодаря вам. Посмотрите, как хорошо вы их воспитали ― гордитесь своими сыновьями за вас обоих.
― Я не могу, ― всхлипывает он. ― Я подвел их. Я подвел их.
Я не знаю, что на меня нашло. Может быть, это стресс и боль, которые я видела на лице Салливана. Может, это надежда, которую он едва позволил себе почувствовать на этой неделе. А может, это моя обида на собственного отца.
Я хватаю Меррика за плечи и заставляю посмотреть мне в лицо, практически встряхивая его.
― Тогда перестаньте их подводить! ― рявкаю я. ― Салливану все равно, что было раньше, вы слышите меня? Он любит вас! Он любит вас так чертовски сильно! Единственное, что его волнует — это чтобы вы снова были в порядке и здоровы. Если он вам дорог, вы перестанете себя наказывать.
Меррик смотрит на меня глазами, которые сейчас определенно налиты кровью, но не от алкоголя, а от слез.
Он жалобно говорит:
― Я не могу этого сделать. Я столько раз терпел неудачу. Я слаб.
― Нет ничего слабого в том, что вы чувствуете к своим сыновьям. Сделайте это для них, если не можете сделать это для себя.
Мне больно это говорить. Мой отец не любил меня настолько, чтобы измениться. Он даже не любил меня настолько, чтобы остаться.
Но Меррик не такой, как мой отец. Я сама в этом убедилась.
Он действительно любит своих сыновей. А любовь — мощный мотиватор.
― Каждый может изменить в себе все, что захочет, если готов приложить к этому усилия. Посмотрите на меня. Я была маленькой испуганной мышкой, а теперь обманываю миллиардера. Я была нищей, но собираюсь открыть свой собственный ресторан. Я была одинокой неудачницей, а теперь я… дружу с самым горячим парнем из всех, кого знаю.
Даже с опухшим от слез лицом Меррик усмехается.
― Дружит она, ― фыркает он. ― Вы двое просто смешны.
В моей груди зарождается надежда, хотя мы должны были говорить о Меррике.
― Думаете, я нравлюсь Салли?
Я совершенно откровенна, но Меррик добр. Он встает, протягивая руку, чтобы помочь мне подняться.
― Он без ума от тебя, малышка.
Теперь я сейчас расплачусь от восторга.
Услышать это от Меррика значит гораздо больше, чем от Мартиники. Меррик видит нас, когда мы не притворяемся.
И он знает своего сына. Так что, если Меррик не заблуждается… может быть, это правда?
Боюсь, что он увидит, как я счастлива. Я боюсь даже почувствовать это.
Поэтому пытаюсь строить из себя крутую, хотя я никогда, никогда не была даже близко похожа.
― Это хорошо, ― говорю я. ― Потому что, знаете… он мне тоже вроде как нравится.
Меррик издает тихий звук, который я через мгновение распознаю как смех.
― Я знаю, малышка. Ты довольно очевидна.