Любовный контракт

ГЛАВА 35

Салли

Я всю ночь жду Тео, но она не возвращается домой. Я молюсь, чтобы она осталась у Мартиники.

Я десять раз пытался дозвониться до нее и писал ей смс, чередуя страх, ярость и холодное, тянущее на дно страдание.

К утру я уверен, что потерял ее.

Это все моя вина. Я потерял самообладание. Я видел выражение ее лица, то, как она отшатывалась от ядовитых уколов, нанесенных Джессикой, но вместо того, чтобы спросить ее, что происходит, я вспыхнул, дав волю горячей, расплавленной ярости, которая бурлила во мне, когда я смотрел на гребаного Дэвиса Вергера.

Это был шок, все наши бывшие одноклассники, все те же пристальные взгляды, что преследовали меня повсюду, где я бывал, шепча, за спиной: «Вот он, я слышал, его мать изменяла, я слышал, его отец сошел с ума, я слышал, он сам ее застрелил…»

А потом этот самодовольный ублюдок, шепчущий Тео на ухо, рассказывающий ей всю старую ложь, все старые слухи…

Я должен был ударить его только за то, что он пригласил ее на выпускной бал. Этот маленький червяк никогда ее не заслуживал.

А теперь и я не заслуживаю.

Какое мне, к черту, дело до того, что она рассказала Мартинике? Я знал, что это случится, они же лучшие подруги. Это было несправедливо с самого начала, и она сказала мне об этом. У меня был Риз и мой отец, а ей не с кем было поговорить.

Я должен ударить себя по лицу за то, как разговаривал с Тео, после всего, что она для меня сделала. Сейчас, в этот самый момент, мой отец сидит за кухонным столом и пьет со мной латте. Он не заходил в дом уже много лет, до приезда Тео.

Солнце светит в его ясные голубые глаза, на его спокойное и открытое лицо. Берни Сандерс крутится вокруг наших ног, покусывая нас за лодыжки. Папа рассказывает мне, что Риз устроил его на работу телохранителем.

― Это всего на пару дней, но платят гораздо лучше, чем за крышу…

― Это невероятно, папа. Ты молодец.

Он кладет свою руку поверх моей на стол. Наши руки почти одинакового размера, но его рука, потрепанная и побитая жизнью, с татуировками на пальцах. Моя — такого же ровного оливкового оттенка, как у Риза и нашей мамы.

― Тебе больше не нужно оплачивать счета, Салли. Мне жаль, что тебе пришлось это делать.

― О чем ты говоришь, я тоже здесь живу…

― И ты можешь жить здесь столько, сколько захочешь. Но я больше не собираюсь тянуть тебя вниз.

Я переворачиваю свою руку, чтобы сжать его.

― Ты никогда не тянул меня вниз, папа. Все хорошее во мне — от тебя.

Он крепко сжимает мою руку, глаза яркие и блестящие.

― А все замечательное — от твоей мамы. ― Он отпускает мою руку, чтобы взъерошить мои волосы. ― А где Тео?

Улыбка сползает с моего лица.

― Она вернулась домой.

Я не могу вынести сожаления в глазах отца, поэтому вместо этого смотрю на стол. Это не слишком помогает, его голубые лазеры прожгут мне всю душу.

― Как ты все испортил? ― спрашивает он.

Я вздыхаю, опускаясь на стул.

― Как обычно. Плохие идеи, худшие приоритеты, дерьмовое поведение.

― О. ― Он кивает, рассматривая меня всего целиком, весь знакомый, отвратительный беспорядок, который я из себя представляю. Мой отец знает меня вдоль и поперек, как лучшие, так и худшие стороны. В основном, худшие. ― И как ты собираешься это исправить?

― Не знаю, смогу ли.

Его фырканье пугает меня. Я вскидываю голову и вижу, как отец качает головой.

― Салли, нет ни одной чертовой вещи, которую ты не сможешь сделать, если приложишь к этому усилия. Ты хочешь сказать, что не сможешь вернуть девушку, которая влюблена в тебя по уши?

― Я не думаю, что она влюблена, папа. Я облажался. Я лажал все это время…

― И все это время ты ей нравился.

― Ты знаешь, мы просто…

― Да заткнись ты со своим дурацким планом! ― рычит отец, напугав Берни так, что тот взвизгивает и ныряет под мой стул. ― Единственное, что глупее, чем притворяться влюбленным, — это притворяться не влюбленным. Нельзя играть с любовью, нельзя относиться к ней как к игре, потому что это самое важное на всей этой гребаной планете. Это то, ради чего мы живем, ради чего работаем, что освещает все остальное… Это самая настоящая сила, которая только может быть, и, если ты испытал ее с Тео, ты никогда не должен ее отпускать.

Это, наверное, самое большое количество слов, которые я слышал от отца подряд.

Я смотрю на него, грудь распирает от эмоций.

― Спасибо, папа. Это хороший совет.

Он откидывается на стуле, раскрасневшись и глубоко дыша.

― Я не даю советов. Это просто правда.

Я наклоняюсь, чтобы обнять его и поцеловать в макушку.

― Увидимся вечером.

Когда я спешу к машине, чтобы встретиться с Ангусом, я в последний раз пишу Тео:

Мне очень жаль. Пожалуйста, позвони мне.

Сердце замирает, когда я вижу три точки, означающие, что она наконец-то ответит.

Но когда приходит сообщение, я снова опускаюсь на дно, тяжелый, как свинец.

Это не имеет значения, Салли. Я больше не хочу притворяться. Закончи с Ангусом и на этом все.