Любовный контракт

ГЛАВА 9

Тео

Вот так, поздно вечером я оказалась сидящей в машине, направляющейся в место под названием Мермейд-лейн, после короткой остановки в своей собственной квартире, кишащей тараканами. Этим тараканам стоит насладиться своими последними днями на земле. Их царствование в моей духовке подходит к концу.

― Ты действительно не должен этого делать, ― говорю я Салливану, наверное, уже в двадцатый раз.

― Я уже говорил тебе, что это не проблема. Я живу один в огромном доме. Ну, почти один ― Риз тоже живет там, когда он в городе. Но он вернется только через несколько недель.

― Хорошо…

Мысль о том, чтобы остаться в особняке Салливана, не приводит меня в восторг. Его богатство уже заставляет меня чувствовать себя неуютно. Красивая деревянная приборная панель его машины похожа на внутренности старомодного самолета, а одежда, которую он так небрежно купил мне, наверняка стоит больше, чем я зарабатываю за месяц.

Наверное, я должна была привыкнуть к роскоши за время моей работы с Ангусом, но на самом деле это только заставило меня лучше осознать разницу между мной и очень богатыми людьми.

Я успела испытать на себе все прелести социального неравенства еще в школе. Моя мама была так рада, когда я выиграла в лотерею место в школе Piedmont Prep, что ни за что не позволила бы мне отказаться. Но я никогда не вписывалась в это место, и борьба за существование среди богачей сильно подпортила мне чувство собственного достоинства, которое и так не было таким уж высоким.

Может быть, это было что-то подсознательное, когда я подала заявку на работу с Ангусом, может быть, в глубине души мне нравилось мучить себя. Быть рядом с деньгами и успехом, которых я сама никогда не добьюсь…

Но нет, я не собираюсь так думать.

Хватит с меня быть второсортной неудачницей, милой девочкой, которая всегда финиширует последней.

Я добьюсь богатства и успеха. У меня будет свой ресторан. И Салливан поможет мне в этом.

Ну и что, что мне придется неделю пожить в его роскошном особняке, разве это может быть плохо? По крайней мере, у него нет тараканов…

У меня перехватывает дыхание, когда мы выезжаем на Мермейд-лейн.

Особняк Салливана нельзя назвать роскошным.

На самом деле, он просто разваливается.

Если бы дом Салливана был кораблем, то это был бы старый грузовой корабль, который пятьдесят лет трепали шторма, а потом он вернулся, словно призрак.

Крыша покосилась, краска облупилась, а двор зарос, как джунгли: сорняки высотой по пояс, деревья, покрытые мхом, и плющ, цепляющийся за стены. Портик так зарос глицинией, что почти невозможно разглядеть большинство окон на главном этаже.

Остальная часть улицы выглядит не лучше.

Мермейд-лейн представляет собой мешанину из обветшавших особняков, которые явно пережили свои лучшие времена. Те из них, которые были отремонтированы, демонстрируют уровень вкуса, который можно мягко охарактеризовать как «эксцентричный», и стоят рядом с вычурными особняками, в которых творится настоящее безумие. Дом рядом с домом Салливана выкрашен в ярко-фиолетовый цвет, а через два дома от него стоит что-то чудовищное среди леса сверкающих ветряных колокольчиков, газонных гномов и пластмассовых розовых фламинго.

― Ух ты… ― говорю я, потому что не умею держать язык за зубами.

― Не совсем то, что ты ожидала? ― Салливан одаривает меня кривой ухмылкой.

Он вылезает из машины, берет мою сумку из багажника и поднимается по ступенькам. Эта сумка, в основном, набита одеждой, которую Салливан только что купил мне.

Теперь мне кажется, что вместо этого ему следовало бы потратить деньги на новый светильник над крыльцом. Или на краску для этой двери…

Салливан заходит внутрь, не утруждая себя поиском ключа.

― Ты не запираешь входную дверь?

― Воровать особо нечего.

Это правда. Огромное помещение выглядит странно пустым. Внутри темно и гулко, большинство стен голые, на полу нет ковров.

― Вот гостиная… ― Салливан зажигает свет.

В гостиной стоит единственный потрепанный кожаный диван перед телевизором и больше ничего.

― А вот кухня…

Кухня Салливана очень чистая, но, опять же, почти пустая. На столешницах нет ни одного прибора, а в тарелке для фруктов лежит один-единственный апельсин.

В раковине стоит кофейная чашка, наполовину наполненная водой. Когда я открываю холодильник, молоко, яйца, масло и йогурт выглядят так, будто они никогда не встречались друг с другом ― спутники, движущиеся по орбите в бесплодном, освещенном флуоресцентным светом пространстве.

― Завтра я куплю еще продуктов. ― Салливан окидывает взглядом скудное содержимое холодильника.

― Я так понимаю, ты редко готовишь…

― Иногда… ― Он словно немного защищается. ― Когда мой отец трезв… то есть, дома.

Салливан кивает подбородком в сторону кухонного окна, выходящего на задний двор, еще более заросший, чем передний. Вдалеке, за потрескавшимся и пустым, заросшим сорняками бассейном, виднеется домик для бассейна, утопающий в глициниях.

― Не волнуйся, ― говорит Салливан. ― Он никогда не заходит в главный дом, так что ты его не увидишь.

― Я не против познакомиться с твоим отцом.

― Этого не произойдет, ― отвечает он.

― Хорошо.

Я не могу разобрать выражение лица Салливана ― он выглядит несчастным и, возможно, даже немного смущенным, что не имеет для меня смысла, потому что даже если его дом обшарпанный и пустой, он все равно огромный и в десять раз лучше, чем моя помойная квартира.

Я могла бы кружиться вокруг себя, раскинув руки, и ни к чему не прикоснуться в этом доме. Я могла бы носиться по коридорам вверх и вниз, и вы бы даже не услышали меня из дальнего крыла.

Я могу прожить здесь неделю, не столкнувшись с Салливаном или его отцом.

― Хотела бы ты остаться у Мартиники? ― спрашивает Салливан.

― Нет! Почему ты так думаешь?

Его темные волосы падают на глаза. Он демонстративно откидывает их назад, прямо заметив: ― Здесь не так хорошо, как ты ожидала.

― Неееет! ― Я даже не могу правильно произнести это слово. Звучит, как будто я растягиваю его.

Салливан качает головой.

― Ты ужасная лгунья. Одна из худших, которых я когда-либо видел. Если бы я знал это заранее, у меня были бы серьезные сомнения по поводу нашего плана.

― Твоего плана, ― напомнила я ему. ― И я предупредила тебя, что не умею играть.

― Да, предупредила, ― честно подтверждает Салливан.

― И мне жаль, что я была… гм… удивлена. Ты ввел меня в заблуждение своим видом. Я решила, что ты богат.

Салливан фыркает.

― Жаль разочаровывать. Теперь ты знаешь грязную правду — я не богат.

Хотя был. Еще в школе. Я уверена.

Его родители, должно быть, были богаты, когда купили этот дом. Но это было двадцать лет назад, по крайней мере.

И, боюсь, я догадываюсь, когда именно начался упадок…

Мой желудок медленно и недовольно сжимается. Я смотрю в заднее окно на темный и далекий домик у бассейна.

― Каждый мой пенни вложен в эту землю, ― говорит Салливан. ― Я вложил все в эту сделку с Ангусом, так что, либо пан, либо пропал.

Думаю, это хорошо. Это значит, что у него такая же сильная мотивация, как и у меня.

― Ну… ― Я наклоняю голову, неубежденная. ― Ты все еще вроде как богат. У тебя есть этот дом. И машина. И все твои модные костюмы…

Салливан пожимает плечами.

― Внешний вид имеет значение. Главное, что я сделал на свою первую зарплату, ― купил нормальный костюм. Иначе никто не будет воспринимать тебя всерьез.

― И поэтому ты купил мне всю эту одежду?

― Именно поэтому. И посмотри, насколько иначе к тебе отнесся Ангус.

Я прикусываю край ногтя большого пальца. ― Мне не понравилось, как он вел себя сегодня.

― Тебе никогда не нравится, как он себя ведет. По крайней мере, сегодня у тебя было преимущество.

Я хмурюсь, скрещиваю руки на груди и прислоняюсь спиной к кухонной стойке Салливана. ― Не уверена, что согласна с такой оценкой.

Он напоминает мне:

― Он же отпустил тебя на полдня…

Это так. И я была благодарна, но вряд ли это пройдет без последствий. Или будущих осложнений…

― Да, но теперь Ангус ведет себя как сумасшедший и ревнует. Что, если он начнет приставать ко мне?

― Не начнет. ― Салливан усмехается. ― Помни, он думает, что у тебя есть парень.

Боже, эта улыбка невероятно преображает его лицо. Она освещает его и вызывает во мне жгучее желание рассказать анекдот, или приготовить еду, или попрыгать на скакалке, или еще что-нибудь, ― что угодно, лишь бы увидеть ее снова.

Вместо этого я качаю головой, заставляя себя сосредоточиться.

― Разве это не усложнит твой план?

― Вовсе нет. Это ключевая часть моего плана.

Мое лицо вспыхивает, и я распрямляю плечи, устремляя на Салливана суровый взгляд.

― Я не собираюсь флиртовать с Ангусом, чтобы получить то, что ты хочешь.

― То, что мы хотим, ― напоминает мне Салливан. ― Это и твой билет с дерьмовой работы, не забывай.

― Мне все равно. Я не собираюсь флиртовать с ним, чтобы добиться этого. Или еще что-нибудь похуже…

― Тебе и не придется, ― уверяет меня Салливан. ― Трахаться с Ангусом не входит в планы ни одного из нас.

Я фыркнула.

― Ты уверен? Химия была неоспоримой…

― Я имею в виду, что сделаю то, что должен сделать, ― отрезает он, ― но давай пока придерживаться плана А.

― Рада слышать, что ты такой целеустремленный.

― Так и есть, ― говорит Салливан, все шутки отброшены в сторону. ― Но я не буду заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Ты мне доверяешь?

Он ждет, лицо открытое, глаза честные.

Салливан выглядит искренним.

Он говорит искренне.

Но я уже знаю, насколько убедительным он может быть.

― Не знаю, могу ли я тебе доверять, ― говорю я наконец. ― Все, что мы делаем, ― это ложь.

Я ожидаю, что он обидится на это заявление, но он воспринимает мои слова спокойно, медленно кивая головой, словно обдумывая их.

― Понятно, эта игра дезориентирует. Тем более, что я справляюсь лучше. ― Он слегка улыбается. ― Тогда как насчет такого, Тео… независимо от того, что мне придется сказать или сделать с другими, я обещаю никогда не лгать тебе.

― Никогда?

На мгновение он замирает, обдумывая всю тяжесть обещания. Затем твердо говорит:

― Никогда. Я отвечу на любой твой вопрос, полностью и честно.

Эта мысль вселяет в меня странное чувство силы. Я могу спросить Салливана о чем угодно… и он ответит?

Это создает между нами связь, тонкую и мерцающую, как стальная нить.

― Но… ― Глаза Салливана темнеют, когда он делает шаг ближе. ― Я жду от тебя того же. Это несправедливо, если я буду честен с тобой, а ты будешь что-то скрывать от меня.

Сердце колотится в груди. Эта огромная кухня вдруг кажется очень маленькой и очень теплой, когда Салливан вторгается в мое пространство. Он прижимается ко мне, пока моя задница не упирается в столешницу, и отступать больше некуда.

― Ну что? ― Его бедра касаются моих. Мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть на него. ― Мы договорились?

― Я ― открытая книга.

Салливан тихонько хихикает.

― Я в этом очень сомневаюсь. Я хочу услышать, как ты это скажешь… Ты клянешься говорить мне правду, Тео? Несмотря ни на что?

Его глаза смотрят на меня, темные и проницательные. Как будто он видит меня насквозь.

― Конечно, ― безрассудно обещаю я. ― Только правда и ничего, кроме правды, да поможет мне Бог.

При этом я поднимаю руку, словно приношу присягу в суде.

Я сказала это легкомысленно, но в темных глазах Салливана отражается что-то торжественное. Атмосфера на кухне становится тихой и серьезной.

― Хорошо, ― мягко говорит он. ― Когда мы наедине, мы будем абсолютно честны друг с другом.

Такое ощущение, что я только что дала клятву… которая будет иметь последствия.