Вежливый Стив — нонсенс. Если он не матерится несколько дней подряд, значит, что-то идет не так.
Эту примету мы распознали, только когда грянул гром.
— И что теперь с нами будет?
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разреветься. Все понятно, бизнес есть бизнес, и если экономическая ситуация требует непопулярных решений, то приходится прибегать к ним.
— Джинджер, не расстраивайся. Все будет хорошо. Это просто… м-м-м... слияние. Считай это… новым этапом, новым опытом, новой ступенькой и для себя, и для всех нас вообще.
— Да это все ясно, сложные времена, бла-бла-бла. Просто… Мы же были семьей. И вдруг… — я все же всхлипываю и утыкаюсь лбом в плечо шефа. — Терпеть не могу все эти гребаные изменения. И вовсе это не хреново слияние. Сливаются две равнозначные компании, а нас просто поглощают.
— Джин, все будет хорошо, веришь?
— Тебе — да, но хотелось бы конкретики.
Стив взгромождает ноги на стол с готовым к упаковке и перевозке компьютером и закуривает.
— По подписанному соглашению весь персонал сохраняет свои рабочие места в прежних должностях и с прежними окладами. Почти весь. За исключением руководителей направлений. Их кандидатуры будут рассматривать в головном офисе в Хьюстоне. Тебя и парней это точно не касается.
— А ты?
— Хм, тут все с точностью до наоборот: меня не устраивает кандидатура хьюстонского офиса в качестве руководства, терпеть не могу американцев, у нас с ними давние терки, исторически сложившиеся, так сказать. Поэтому я уйду вместе с нашим генеральным на новый проект.
— Я с тобой.
— Джин, у нас пока все слишком смутно и неопределенно. Стартап, хаос и шаткие перспективы. А здесь у тебя будет привычная тебе работа, свои парни...
— Плевать. Я не хочу работать с другим начальником.
— Сергей Николайэвитч — опытный руководитель. Он возглавлял филиал «ОйлЛаба» последние пять лет.
— Козел ваш Сергей Николаевич. Он не может отличить «кислую» от «сладкой» по цвету и требует, чтобы девушки ходили на работу в офис в соответствии с принятым дресс-кодом: черная юбка и белая блузка.
Стив добродушно усмехается в густые усы, да и я невольно улыбаюсь, вспоминая свой первый рабочий день.
— Стив, я тебе вот что скажу. Я подам гребаное заявление на увольнение в тот же день, когда уйдешь ты. А сегодня я напьюсь в хлам. Вот просто в *опу. А тебе, засранец, я еще это припомню. Будешь знать, как молчать до последнего!
Дрожащими пальцами я хватаю сигарету и прикуриваю от подставленной шефом зажигалки.
Не такой уж у меня и большой рабочий опыт накоплен к почти тридцати годам, но я твердо уверена, что те месяцы, что я проработала под началом Стива Блэтчфорда, были самыми яркими, насыщенными и реально классными в моей профессиональной жизни. А уж изученному объему табуизированной лексики и эвфемизмов, а по-простому — английскому матерному теперь могут позавидовать и преподаватели из университета, хоть диссертацию садись и пиши.
— Договорились. Идем напьемся вместе, и можешь выбить из меня дерьмо за то, что хранил в секрете от тебя коммерческую тайну.
Конечно, я утрирую.
Напиться «в *опу» у меня никогда особо не получается, намного раньше просто становится откровенно нехорошо. Не выходит и сейчас. Может, просто слишком бурлят эмоции, пережигая алкоголь в крови.
А вот шеф ничего такого не обещал, но исполняет за двоих.
— Джин, хочу поднять за тебя тост!
Это уже десятый по счету, но я только согласно киваю.
— Ты классная, Джин, — язык плохо его слушается, но он упорно продолжает: — Ты такая классная, такая суперская, такая мегазвезда, что прямо ух-х-х, да. Я когда тебя первый раз увидел, сразу понял, что ты такая. И ты такая, да. И я так тебя люблю, что даже прж...режр… переживаю, да. Переживаю, что ты… ик... рили крутая, а до сих пор одна. Почему? Тебя кто-то… ик... обидел? Кто-то из этих мудаков? Ты скажи, я им… ик... яйца оборву, да. Надо?
С него станется пойти и оборвать кому-нибудь чего-нибудь. А это чревато. Так что лучше перевести все в шутку. Что я и делаю.
— А с чего ты взял, что я одна? А вдруг я вообще… по девочкам?
— Ты? Не-а, — шеф мотает башкой, и его хвост рассыпается по плечам шелковистой волной. Вот спрашивается, на хрена мужику такие волосы, а? И такие длинные ресницы?
— Ты точно не по девочкам. Ты сто процентом по мальчикам. Только не пойму, почему одна.
— А вдруг мне ты нравишься? — беззлобно продолжаю поддевать шефа.
Он упирается щекой в кулак и внимательно смотрит на меня блестящими от выпитого спиртного глазами.
— Не-а. То есть ты меня, конечно, любишь, я в этом ни на грамм не сомневаюсь. И веришь мне. И готова за мной в огонь и в воду. Но я тебе не нравлюсь. Как бы это так сказать... В общем, не стоит у тебя на меня.
Ты смотри, а ведь правильно все разложил. Люблю. Верю. Готова. Но не стоит.
— Но я знаю, на кого стоит.
Черт! А вот это интересно.
— И на кого же?
— На Дана точно стоИт. Но не стОит. Он того не стоит. Ты для него слишком… хорошая, да. А с ним надо быть стервой. Сучкой. А ты так не сможешь. И он тебя сломает. Как сломал свою жену — хорошую девочку Лизу. Давай выпьем?
— Давай, — соглашаюсь я, немного ошарашенная таким экспрес-психоанализом.
Упомянутого Данила я вижу регулярно, но как-то мимолетно. Мы частенько пересекаемся в офисе «СаусОйла», куда я каждое утро забегаю поздороваться с его экспедиторами и выпытать у них цифры отгруженных за ночь танкеров и прочую инфу. На самом деле, положа руку на сердце, они могут и не говорить, потому как сведения эти практически являются коммерческой тайной. Но им дали «добро», и они делятся. И я даже знаю, кто дал это «добро». Информация в этой сфере, как впрочем, и во всех остальных, на вес золота. И тот, кто первым узнает и успеет ее применить, имеет шанс урвать нового клиента и, соответственно, премию. И Стив получает эти премии регулярно. И о нас не забывает.
И шеф, дьявол его раздери, прав. Опять.
Потому что парень-гроза, который не делает ну никаких видимых шагов к сближению, гвоздем сидит в моих мозгах.
И я НЕ влюбилась. Нет! Я не собираюсь портить свою жизнь влюбленностью в женатого человека.
Но хочу его так, что страшно порой спалиться.
— Рыжик, после твоих визитов мои парни работать не могут, — улыбается он, сидя за своим столом.
— Мне не приходить? — округляю глаза в притворном возмущении.
— Ни в коем случае. Без твоих визитов я работать не смогу.
И что он имеет в виду? И почему у меня от этих простых слов горят щеки, а руки начинают подрагивать?
— Ольчик, у нашего Данилы днюха, мы тут подарок ему готовим. Поможешь?
— Конечно, а что надо?
— Слушай, а давай ты споешь ему «Happy birthday», а? Но не просто так, а как Мэрилин Монро для Кеннеди пела. Он точно заценит…
Он сам им об этом сказал? А зачем? И я бы спела, но боюсь, что голос дрогнет. И что шутки не получится. А получится слишком откровенное «трахни-меня-немедленно» мурлыканье мартовской кошки. Так что лучше не петь.
— Ты опять работаешь в выходной, Рыжик? Стив тебя совсем загонял, нельзя же так, — качает он головой и открывает заднюю дверь служебного автомобиля. — Садись, подкинем домой.
И я сажусь, а он садится рядом, бросив водителю коротко:
— Сперва завезем Олю, потом вернемся в центральный.
И всю дорогу мы молчим. Молчим, но сидим, практически соприкасаясь бедрами. И в местах соприкосновения моя кожа под слоями одежды горит и плавится, а легкие настолько забиты его запахом, его ароматом, что еще чуть-чуть, и я захлебнусь, утону и, плюнув на водителя и чертово кольцо, перекину ногу на его бедро, оседлаю и вопьюсь в губы голодным поцелуем. Мне иногда приходит в голову, что я не трахнуть его хочу, а сожрать. Вот впиться в шею зубами, сцепить челюсти и утробно рычать окружающим: «Это. Моя. Добыча!»
Довезя до дома, Данил обязательно выходит из машины, помогает выйти мне, даже если я в джинсах и ботинках, и с улыбкой прощается:
— Пока, Рыжик. Береги себя.
А я дохожу до квартиры, сдираю с себя одежду и помогаю себе в горячем душе получить столь необходимую и желанную телу разрядку. Пока ощущение его прикосновений свежи в памяти, а аромат не выветрился из легких окончательно.
Вот на него стоИт. Да. А на других нет.
Короче, я все же умудряюсь каким-то образом напиться в этот вечер.
Хочу, чтоб именно ты меня целовал,
Па-дидили-дидили-дидили-дам
Пу-буп-пи-ду!
Меня слегка пошатывает. Самую малость. Но я прекрасно соображаю. Все-все. И мне все совершенно ясно и понятно. Да. И даже язык не заплетается на пу-буп-пи-ду. И ключом я прекрасно попаду в замок сама. Да. И не надо мне помо…
— Ой, а ты что тут делаешь?
— Да смотрю, девушка идет красивая. Одна. Дай, думаю, провожу ее. А то до дома девушка одна не дойдет.
— И прекрасно я домой девушкой дошла. И ничего со мной… Ой, уронила.
— Стой уже. Сам подниму.
Он поднимает выпавшие из моих рук ключи и открывает дверь так, словно делает это постоянно.
И почему-то в этот момент ноги вдруг решают, что можно расслабиться и дальше никуда не идти. А зачем? Если можно попроситься на ручки?
— Рыж, погоди. Постой секундочку, я только разую тебя. Стой. Не навалива… Ладно. Если тебе так удобно.
Черт возьми, как же приятно. И руки у него такие теплые. И такие нежные. А у меня педикюр несвежий. И я целый день как савраска носилась. Небось воняют ноги-то.
— Не воняют. Не переживай, — усмехаются он. — И у тебя и без педикюра очень милые пальчики на ногах.
Да я вся, в общем-то, миленькая.
— И ты вся реально миленькая. И да. Ты все это говоришь вслух.
Не все. Если я скажу вслух все, то…
— А если я скажу вслух все, что думаю, то ты пошлешь меня. Потому что я тебя хочу. Так что аж зубы сводит. Но я стараюсь быть джентльменом и не собираюсь пользоваться…
— Да нахрен мне твое джентльменство не сдалось. Понимаешь? Я тебя хочу. Вот прямо сейчас хочу. И я даже рада, что я нетрезвая и имею полное право говорить то, что у меня на уме. А на уме у меня ты. Но сперва я должна предупредить — я тебя не люблю.
— Нет?
— Нет. Вот еще. Ты женат. А я без педикюра. Поэтому никакой любви.
— Чисто секс?
— Чисто секс. Чисто гормоны. Чисто похоть и вожделение. Но прямо здесь и сейчас. Слабо?
— Не пожалеешь?
— Значит слабо.
— Не бери меня на слабо, Рыжик. Ты просто не знаешь, с кем связываешься.
— Это ты, страшно амбициозный, но дико милый парень-гроза, не знаешь, с кем связываешься. Потому что я тебя… ик... использую, поиграюсь тобой, сломаю и выброшу. Верну тебя твоей славной девочке-жене Лизе после того, как собью свою охотку. Понял?
— Понял. Пойдем умываться, хищница.