Любовь с первого взгляда

ПЕРВЫЙ ОБМОРОК

Мне не приходилось еще в своей жизни встречать человека, который бы спокойно распечатывал телеграфный бланк. Всегда — волнение, всегда — трепет сердца. Всегда — ожидание чего-то необыкновенно удручающего. Даже в день рождения юбиляры, раскрывая телеграммы, ждут чего-то неприятного. Даже награжденные великой любовью счастливцы, получая весточку: «Люблю навечно тчк Целую сердечно», — ищут в таком тексте какой-то обратный смысл. В общем, мои наблюдения показали, что люди не любят получать телеграммы.

С негодованием смотрела на телеграфную ленту и Мариэтта — молодая жена главного инженера артели «Вчерашний лед». А телеграф сообщал о том, что мать мужа — свекровь Мариэтты — Марфа Ивановна сегодня вечером поездом номер тринадцать прибудет в Ташкент, в гости к своим детям. Казалось бы, в телеграмме ничего тревожного нет, а вот Мариэтта негодовала, она усматривала в тексте какой-то ей одной понятный смысл. Первый удар принял на себя телефонный аппарат. Мариэтта так бешено крутила диск, набирая номер телефона мужа, что аппарат пищал и от волнения попадал в другие места. И получалось нелепо. Инженерша кричала в трубку:

— Вот вам новости!

А ей отвечали:

— Очень приятно. Сейчас вызовем стенографистку…

— Это откуда? — на высокой ноте спрашивала Мариэтта.

— Как откуда? — отвечали спокойно в трубке. — Отдел информации газеты…

Мариэтта опять с силой крутила диск. Представив на противоположном конце провода мужа, она истерично выпалила:

— Это — смертельный удар!

В трубке спокойно сказали:

— Назовите, пожалуйста, адрес, возраст больного и…

— Откуда? — неистово спросила инженерша.

— Скорая слушает…

Изнемогая от раздражения, жена главинжа еще сильнее нажала на диск и, когда ей показалось, что в трубку засопели (это был, конечно, Альберт), она вымолвила потухающим голосом:

— Это для меня — гроб!

И опять ей спокойно ответили:

— Сообщите габариты. Мастерская готовит заказ в течение шести дней…

Хотела Мариэтта упасть в обморок, но решила, что это не для кого делать: она была одна. Подойдя к зеркалу, она припудрила нос, подкрасила губы и легла на диван, чтобы собраться с мыслями. А мысли были такие: только начали прилично жить, получили секцию из двух комнат, обзавелись гарнитурной мебелью, одеждой, — и приезд свекрови. Она такая дотошная старуха, что просто смерть: начнет допрашивать, что почем, как сумели румынскую спальню приобрести, какая зарплата. Это — одно. А другое — опять неудобство, придется в одной комнате ютиться, гостей не принимать. И вообще всем известно, что мать существует для того, чтобы разводить с женами своих сыновей.

От страшного волнения инженерша так крепко заснула, что ее храп заглушал, подобно грому, неоднократные робкие и нежные звонки телефонного аппарата. Так и застал ее муж Альберт, придя с работы. Это был маленький и юркий человек, который по сравнению с супругой — женщиной необъятной — выглядел мышонком.

— Я тебе звонил, Мари, — сказал мышонок, — хотел посоветоваться, что покупать: перлон или нейлон… — Альберт переменил голос, заметив смертельную тоску на обличье супруги: — Что с тобой?

Закатывая глаза, Мариэтта еле промолвила:

— Приезжает… твоя мамань.

Инженер не растерялся. Он храбро заявил:

— Справимся. Не такое бывало. Поезд прибывает в десять тридцать. Сейчас — шесть пятнадцать. Успеем. Надо первым делом вазы китайские запрятать, шифоньер на ключ закрыть, холодильник очистить…

План действий был обширный и тщательно продуманный. Мариэтта тут же выздоровела и принялась самым активным образом помогать мужу. Через два часа в квартире была обстановка, точно соответствующая скромным возможностям главного инженера артели «Вчерашний лед».

— Все готово, — самодовольно произнес мышонок, — я поехал за маманей. Ты тут приготовь что-нибудь на скорую руку, консервы какие-нибудь открой, чаек легкий с монпансье. А сама ложись — ты больна… — Альберт подмигнул, как старый конспиратор. Мариэтта все уразумела.

На вокзале все произошло очень трогательно. Целуя мать, сынок даже полез в карман за носовым платком, чтобы утереть слезы, но Марфа Ивановна предупредила его движение:

— Зачем за платком лезешь? Глаза-то сухие…

Альберт ее не расслышал и спросил вроде между прочим:

— Надолго к нам, мамань? — И сердце его екнуло в ожидании ответа.

— Погощу малость, а там видно будет…

Ехали трамваем. Пока сын рылся в карманах, доставая мелочь, за проезд уплатила мать. Сойдя с трамвая, повернули на улицу Жуковского.

— На новом месте, что ли, живешь, сынок? — спросила Марфа Ивановна, ранее бывавшая в гостях у сына.

— Да, мам, секцию получили в новом доме. Но очень тесно: две комнаты. Туалет иногда отказывает…

— А живете-то как?

— Зарплата, известно…

Мариэтта встретила свекровь лежа на диване, чмокнула ее в щеку, промолвила:

— Мне очень вредно волноваться, мам, врач сказал: сейчас, дорогая, вам встречи всякие очень противопоказаны…

Мать не придала значения словам невестки, разделась, раскрыла чемоданы с подарками, села за стол, приглашая сына:

— Садись. Рассказывай о жизни.

— Сейчас, мам, я за хлебом к соседям сбегаю, поужинаем чего-нибудь.

— За хлебом к соседям? Что за срам! — сокрушенно вымолвила Марфа Ивановна. — У меня с дороги полбуханки осталось. Обойдемся.

Уплетая за обе щеки съестные припасы матери, Альберт горемычно вздыхал, рассказывая о житье-бытье.

— Трудновато, мамань. Зарплата низкая. Мари болеет. Вот вчера закрылся шифоньер нечаянно, ключ утеряли. За слесарем посылать финансы не позволяют. Холодильник не работает. Трудновато…

Мари набросила на себя халат, подошла к столу, села, вставила в разговор пару слов:

— Невозможно у нас. Жутко. Из долгов не можем выпутаться.

Марфа Ивановна, выслушав детей, сказала проникновенно и твердо:

— Ну, вот что, дети, я собиралась у вас пару дней погостить, посмотреть, как живете. А теперь вижу, надо мне у вас остаться навсегда: без меня вы из нужды не выберетесь.

Альберт поперхнулся маминым куском ветчины и надрывно закашлялся. Мари упала в обморок. Это был первый настоящий обморок в ее жизни.