Маленький стрелок из лука

1

- Двенадцать рублей, - сказал Том, закладывая фиолетовую копирку в квитационную книжку.

- Он совершенно новый, - возразила пожилая худощавая женщина. - У меня даже чек сохранился... Вот, двадцать рублей...

- Не ходовой товар, - терпеливо объяснял Том. - Я бы мог поставить и восемнадцать, но ваш светильник будет долго пылиться на полке.

- Хоть бы пятнадцать? - попросила женщина. - Понимаете, мы переехали на новую квартиру...

- Хорошо, пятнадцать, - сказал Том, которому не хотелось выслушивать рассказ про новую квартиру.

Он принимал товар, выписывал квитанции и нетерпеливо поглядывал на часы, будто подгонял стрелки. Обед через полчаса, а он умирает с голоду. Утром проспал на даче и пришлось ехать на работу без завтрака. Даже не побрившись. Хорошо, что он рыжий, не так заметно, красноватые волосы на красноватой коже. Ему можно в неделю два раза бриться, не то что чернявому Борису, тому на дню надо два раза соскребать свою щетину. Товар шел мелкий, неинтересный. Правда, один морячок сдал портативный магнитофон "Филипс". Новенький, в коробке с паспортом и со всеми причиндалами, что очень любят покупатели. Том принял его и отложил в сторону: кто-то из его многочисленных знакомых просил именно эту модель, а вот кто - никак не мог вспомнить...

Подошел приятель из другого отдела. Не обращая внимания на мужчину, сдающего отечественный проигрыватель, сказал, что один парень принес новенькую "Сейку" с двумя календарями.

- Сколько? - выписывая квитанцию и не поднимая головы, поинтересовался Том.

- Два рубля, - ответил продавец. - Морда что надо.

- Пусть сам носит, - сказал Том.

Если бы дешевле, Том мог еще взять. Не для себя, конечно, у него прекрасная скромная "Омега", и "морда" - циферблат - часов ему нравилась. Просто "Сейку" можно продать намного дороже... Приятель уже повернулся, чтобы уйти, но Том остановил:

- Принеси посмотреть.

"Сейка" действительно была что надо. Одна из последних моделей с хрустальным стеклом. Том вместе с приятелем вошел в полутемную комнатушку, где была их раздевалка и лежали принятые на комиссию вещи.

- Дешевле не отдаст?

- Я уже давил на него, - сказал приятель. - Упирается, лоб!

Том достал деньги и отсчитал старыми десятками требуемую сумму. Ничего, он быстро загонит "Сейку". Один человек спрашивал у него такие часы, кажется, и телефон записан...

Выйдя из комнатушки, Том увидел Еву. Она кивнула ему и с места в карьер спросила:

- Сигареты есть?

Том покосился на очередного клиента и попросил ее подождать в магазине. Он сейчас обслужит еще одного товарища и выйдет. Через пять минут обеденный перерыв.

- Почему у тебя такое странное имя - Том? - спросила Ева, когда они вышли на улицу.

- Выдумка покойного папаши, - сказал Том. - Мои родители жили в Таллине, когда я родился... Слышала, там на ратуше знаменитый флюгер Старый Томас? Вот отец меня и назвал Томасом в честь этой железки...

- Оригинал был твой отец, - заметила Ева.

- Пообедаем? - предложил Том.

- Я спешу, - отказалась она. - Меня подруга ждет.

- Подруга? - усмехнулся Том.

- Мне непонятна твоя ирония? - сухо сказала Ева.

Тому она нравилась, но он никак еще не мог подобрать к этой своенравной красотке ключи...

Ева была у матери Ляльки и узнала, о чем они просили: Лялька не оставила никакого обличительного письма. Была лишь короткая записка, в которой она просила никого в своей смерти не винить. Тяжелый камень свалился с сердца Тома. На радостях он попросил Бориса передать девушке еще блок заграничных сигарет. Ева подарок не приняла, тогда Борис взял с нее по рублю за одну пачку. И вот снова она требует сигареты... На этот раз он возьмет с нее, как со всех...

- Мы компанией на двух машинах собираемся на выходные дни в Таллин... посмотреть на моего тезку Старого Томаса. Не хочешь проветриться? Гостиница заказана, там отличные кабаки, бары...

- На каких правах ты меня приглашаешь? - сбоку взглянула на него Ева. Она ростом, когда на каблуках, выше его.

- На правах хорошей знакомой, - улыбнулся он.

- Ты не относишься к числу моих хороших знакомых, - обрезала она.

- А кто же я? - с кислой миной проглотил он эту пилюлю. Редко кто из девушек так с ним разговаривал, и, может быть, поэтому ему все больше хотелось обломать, приручить эту гордую девицу, на которую то и дело оглядываются прохожие.

- Ты опасный человек, - сказала Ева. - С тобой можно поддерживать только деловые отношения.

- Ты говоришь загадками.

- Лялькина мать считает, что ты и твоя компания погубили ее дочь, - заявила Ева.

У Тома, наверное, изменилось лицо, потому что Ева, сбоку взглянув на него, усмехнулась:

- Тебе неприятно это слышать?

Настроение у него сразу упало. Ему хотелось забыть об этой Ляльке и всех треволнениях, связанных с ее нелепой смертью, но не проходило дня, чтобы ему об этом не напомнили. Значит, мать что-то знала. Том мельком видел ее раза два-три. Он старался не бывать у Ляльки, когда дома была мать. А Лялька, насколько он знал, старалась не посвящать ту в свои личные дела. Откуда же она тогда знает про Тома и его компанию?

- Неужели Лялька тебя любила? - спросила Ева.

- Лялька многих любила, - ответил он, думая о своем.

- Или никого. Когда многих любят, - значит, никого.

- В чем же ее мать обвиняет меня?

- Она говорит, что ты и тебе подобные растлили Лялькину душу. Лялька потеряла вкус к жизни.

- Почему люди во всех своих несчастьях и пороках обвиняют других, а не себя? Ну как я могу растлить твою душу? И зачем мне твоя душа? Я ведь не Мефистофель, а ты не Маргарита... У тебя своя голова на плечах, и ты знаешь, что тебе нужно делать...

- Я - да, - сказала Ева. - А есть люди, которые не знают, что им нужно делать. Таких помани пальцем, и они пойдут за тобой, не думая, что их ожидает. Вот такая, по-видимому, была и Лялька.

- Видишь, как просто! - рассмеялся Том. - Кто-то очень верно сказал: "Больные умирают, а здоровые борются".

- А ты жестокий человек, - заметила Ева.

- Не я. Жизнь - жестокая штука, девочка!

- По-моему, Фауст погубил Маргариту, а не Мефистофель, - задумчиво проговорила Ева.

- Какая разница? - усмехнулся Том. - Поедем в Таллин, не пожалеешь...

- Ты - не Мефистофель и не Фауст, - рассмеялась девушка. - Ты - змей-искуситель!..

- Змей-искуситель сумел все-таки всучить Еве запретное яблоко, а я не могу даже уговорить тебя поехать в Таллин, где чудесные кафе, рестораны, там подают копченого угря!

- Ну-ну, - сказала Ева. - Желаю повеселиться!

Они дошли до кафе и остановились. По улице Восстания прогремел трамвай. Будто споткнувшись, с металлическим скрежетом резко затормозил у светофора. Ева, рассеянно поднявшая голову, вдруг оживилась, улыбнулась и помахала рукой. Проследив за ее взглядом, Том заметил в трамвайном окне девушку в пушистой меховой шапочке. Девушка смотрела на них и тоже улыбалась. Трамвай пошел дальше, и Ева повернулась к нему.

- Знакомая, - сказала она. - Учились вместе.

- Та самая, которая тебя ждет?

- Ты угадал, - сказала Ева и взглянула ему в глаза: - Сколько с меня за сигареты?

- С тебя? - заскользил глазами по ее лицу Том. У него все-таки не повернулся язык сказать "четвертной". - Двадцать рублей.

Ева открыла сумочку и извлекла оттуда червонец.

- У меня больше нет, - со вздохом произнесла она. - Я тебе потом остальные отдам.

Том небрежно сунул десятку в карман, протянул сигареты.

- Может, пообедаем? - предложил он.

- До свиданья, - сказала Ева.

Том смотрел ей вслед. Она легко скользила па тротуару. Из-под синего шарфа спускались на воротник пальто ярко-каштановые волосы.

Холодный порыв ветра хлестнул в лицо колючими снежинками. Оказывается, они давно уже кружатся в воздухе, а он и не заметил. Лапы "дворников" сгребали снежинки и капли со стекол автомашин. На некоторых зданиях побелели крыши. А на тротуарах снежинки не задерживались, едва коснувшись асфальта, таяли. Том поежился в своей короткой коричневой дубленке и поднялся по ступенькам в кафе.

Вечером к Тому в магазин зашел Григорий Данилович Белькин, представительный мужчина в меховом пальто и норковой шапке. Он походил на профессора. На запястье красивые швейцарские часы с браслетом. Степенный, медлительный, Григорий Данилович производил впечатление человека солидного. Том привык оценивать людей по внешнему виду. И почти никогда не ошибался: он знал, с кем можно разговаривать о коммерческих делах откровенно, с кого сколько можно запросить. Кто не будет торговаться, а кто и рубля не уступит. Перебросившись несколькими словами с клиентом, он уже составляет о нем свое мнение: сколько этот человек стоит? Можно с ним иметь дело или нет? Скупой он или щедрый? Любит хорошие вещи или просто так интересуется?

Григорий Данилович любопытствовал, что нового поступило. Том показал магнитофон, проигрыватель, кассеты. Все это не представляло интерес для него, вот если бы Том сообщил ему, что кто-то продает испорченный дорогой магнитофон или приемник, то поинтересовался бы. Он купил бы такую вещь подешевле, отремонтировал бы и продал совсем за другую цену...

- Посмотрите, пожалуйста, "Акай", - попросил Том. - Приняли - работал, а сейчас что-то забарахлил. Ребята из отдела переписывали пленки и, видно, повредили обратную перемотку.

В таких случаях Григорий Данилович оказывал безвозмездную помощь, тут же на месте устранял мелкую неисправность.

Пока Григорий Данилович, облачившись в синий халат, который он взял в кладовке, возился с магнитофоном, Том принял Аркадия Леопольдовича. Это был денежный клиент, он покупал лишь дорогие вещи, увлекался транзисторными приемниками самых последних моделей. У него уже штук двадцать перебывало разных приемников. Не то чтобы они ему надоедали, просто, когда появлялась новейшая модель, он во что бы то ни стало старался ее заполучить и, не торгуясь, платил, сколько запросят. Том всегда первого его ставил в известность, если на горизонте появлялось что-либо стоящее.

- Я прочел в рекламном журнале, что появилась потрясающая "Соня". Настоящий комбинат в чемодане... Уйма диапазонов, настройки, подстройки, растяжки коротких волн и еще тысяча разных приспособлений... Услышите что-либо про такую "Соню", сообщите?

Том пообещал. Аркадий Леопольдович поинтересовался, за какую цену можно поставить "Грундик". Том ответил, что они подешевели по сравнению с прошлым годом.

- Значит, я потеряю приличную сумму, - вздохнул Аркадий Леопольдович. - Но после "Сони" я уже не могу смотреть на "Грундик".

Григорий Данилович, слышавший их разговор через приоткрытую дверь, поинтересовался:

- Сколько вы за него хотите?

- Право не знаю... - Аркадий Леопольдович растерянно взглянул на Тома. - Томас Владимирович говорит, они подешевели...

- И значительно, - солидно заметил Григорий Данилович. - Когда его можно посмотреть?

- Я сегодня занят... Вот забежал на минутку, понимаете, лекция.

- Давайте ваш адрес, я вечерком заеду.

- Завтра утром до одиннадцати буду дома... - решился наконец Аркадий Леопольдович и написал на листке адрес.

"Почуял выгодное дельце... - с досадой подумал Том. - Как пить дать, облапошит".

Он и сам бы купил за полцены "Грундик", а потом бы выгодно перепродал. Не так уж сильно они и упали в цене. И вот хитрюга Белькин перехватил... Тот уже окончил ремонт, положил инструмент в ящик, снял халат, аккуратно повесил на гвоздь.

- Все в порядке, - сказал он, облачаясь в свое шикарное пальто и норковую шапку. Теперь он снова стал похож на профессора.

- Выгодная сделка вам подвернулась, - не удержался Том. - Это мой клиент, и "Грундик" я мог бы взять сам у него.

- Ради бога! - улыбнулся Белькин. - Мне это как-то в голову не пришло...

Поставив его на место, Том подобрел:

- Ладно, действуйте, вы ведь уже договорились... Но больше никаких с ним дел!

- Ей-богу, я откажусь от этого "Грундика"! - смутился Григорий Данилович. - Я ведь не знал, что он ваш...

Белькину совсем не с руки было ссориться с Томом, и тот это прекрасно знал.

Прежде чем уйти из магазина, Том сделал несколько звонков знакомым и вышел на улицу. Уборщица посыпала пол опилками, гремела ведром с водой. Швабру она небрежно прислонила к высокому торшеру с хрустальными подвесками.

На улице было сумрачно, завывала метель. Узкие языки поземки наискосок пересекали проезжую часть дороги и с негромким посвистыванием ныряли в подворотни. На чугунные арочные ворота снизу нанесло небольшие сугробы. Снег покалывал лицо, забирался в рукава, слепил. Том свернул под арку, здесь во дворе, окруженном четырьмя высокими серыми стенами, стояла его машина. На стекла намело снежную крупу, он смахнул ее перчатками, отомкнул дверцу, предварительно выключив противоугонное устройство, и забрался в застывшую кабину. Мотор завелся сразу, нужно было немного подождать, пока он прогреется. Достав сигареты, он курил "Столичные", Том задумался. Негромкое ровное ворчание двигателя не отвлекало его. Почему Ева так враждебно настроена? Из-за Ляльки? Вряд ли. Мария рассказывала, что после школы они редко встречались. Может быть, Лялькина мать лишнего наговорила? Пожалуй, это его больше всего сегодня беспокоило. Но много ли могла она знать? Лялька не была болтушкой. Но мать все же знает про него, хотя если бы встретила на улице, то вряд ли узнала...

Нужно попросить Марию, чтобы она снова пригласила Еву в их компанию. Постепенно он ее обломает... Надо что-нибудь предложить из шмоток, модно одеться она любит, это видно сразу. Он вспомнил, как совсем недавно знакомый предлагал ему женский кожаный пиджак. Почти задаром. Надо было взять, он бы подошел Еве. Мария надежная девчонка и очень любит деньги. Когда заговаривают про "бабки", она оживляется, темные, чуть выпуклые глаза начинают хищно блестеть. Иногда она "примазывается" к играющим в карты и радуется как ребенок, когда выигрывает. А Ева, видно, равнодушна к деньгам.

Трогая "Жигули", он подумал, что крепко засела в его голове эта красотка! Уж не влюбился ли? И чуть не рассмеялся: вряд ли он сможет влюбиться. Слишком стал расчетлив и трезв.

Когда он миновал черту города и к шоссе подступил заснеженный лес, в лобовое, стекло белыми трассирующими очередями полетел густой снег. В свете ярких фар крупные снежинки казались живыми, лохматыми и даже с глазами. Машин на Приморском шоссе было мало. Справа выстлался неровный голубоватый след, это догоняла электричка. С характерным разноголосым завывающим шумом, окутанная снежным вихрем, она медленно обогнала его. Какое-то время возникали и пропадали желтые квадраты окон, залепленные снегом, наконец впереди смутно замаячил последний вагон с тремя красными фонарями.

У переезда Том заметил одинокую фигуру девушки. Может, уговорить девушку поехать к нему на дачу? Что-что, а уговаривать Том Лядинин умел! Блоха как-то заметил, что если он, Том, положил на девушку глаз, то ее песенка спета... Перед его глазами опять мелькнуло овальное лицо Евы с презрительным прищуром карих глаз. С Евой пока вышла осечка. Ничего, он, Том, спешить не будет. Никуда не денется от него и Ева Кругликова...