Маленький стрелок из лука

4

Галактика позаботился и о том, чтобы у Кирилла был отдельный кабинет. Он был, конечно, меньше кабинета редактора-составителя, но зато большое овальное окно выходило во двор, так что до Кирилла больше не доносился шум оживленного и перегруженного транспортом Литейного проспекта. Одним словом, новый кабинет Кириллу понравился, и он перетащил сюда свое имущество. В основном книги, справочники. Полок здесь хватало. С письменного стола он забрал лишь мраморную чернильницу в виде зубра, которой никогда не пользовался. В массивном стаканчике для чернил лежали резинки, скрепки.

Кирилл перебирал бумаги, когда к нему, не постучавшись, вошел Землянский. Новая должность каким-то непостижимым образом изменила его облик: Михаил Львович стал держаться солиднее, в добродушных карих глазах его появился то ли блеск, то ли живой огонек.

Если раньше черные волосы он причесывал набок, то теперь - назад, отчего на лбу стали заметны залысины. И голос у него звучал басовитее.

На жизненном пути Кирилла встречались люди, которых повышение по службе перекраивало на другой лад. Они меняли не только внешний облик - стремительно набирали собственный вес, - но и меняли круг интересов, знакомых. Как правило, начинали беспокоиться о жилье и довольно скоро добивались новой, более просторной квартиры. При встрече с таким человеком сразу замечаешь, что и тон у него стал другой, и взгляд более жесткий, и совсем иная манера разговаривать; если раньше он был с тобой на "вы", то теперь легко переходил на "ты" и очень удивлялся, если в ответ тоже ему говорили "ты". Он считал, что такой переход на фамильярный тон может быть только в одностороннем порядке.

- Послушай, Кирилл, меня замучили звонками твои знакомые, - с порога начал Землянский, и в голосе его прозвучали нотки неудовольствия.

Кирилл улыбнулся и, отложив папку в сторону, посмотрел на Михаила Львовича: так и есть, вот назвал Кириллом. До назначения обращался в основном по имени и отчеству.

- Чем ты не доволен, Мишенька? - в тон ему ответил Кирилл.

"Мишенька", видно, царапнуло его. Землянский поморщился, прошел к столу и, присев на стул, закинул ногу на ногу. Новые кримпленовые брюки были с острой складкой.

- Понимаешь, мне никак не запомнить номер твоего нового телефона, - продолжал Михаил Львович.

- Запиши на манжете, - посоветовал Кирилл.

- Кабинетик-то маловат, - оглядел комнату Землянский. - Тебе дерево под окном не заслоняет свет?

- Думаешь, надо спилить его? - невинно спросил Кирилл.

- А меня шум за окном раздражает, - пожаловался Землянский. - Особенно проклятые трамваи... Гремят, как в преисподней! Как ты мог там работать?

- А разве окна фольклорного отдела выходят не на Литейный? - поинтересовался Кирилл.

- Там как-то не замечал...

- Там ты, Миша, книги про путешествия читал, а здесь, голубчик, придется работать. Так-то, молодой человек-с! - скопировал он Галактику.

- Наследство ты мне оставил богатое, - вздохнул Землянский. - Одних присланных рукописей читать не перечитать.

-А ты, не читая, посылай в набор, - заметил Кирилл. - Я всегда так делал.

- Ты - гений, - растянул в улыбке губы Миша. Он встал и поправил на шее коричневый, в тон брюкам галстук.

- Вроде бы ты раньше галстуки не носил? -спросил Кирилл.

- Жена на день рождения подарила.

- Следующий раз она тебе подарит шляпу или роскошную кожаную папку, - заметил Кирилл.

- Ты так думаешь? - уставился на него Михаил Львович.

- Вот увидишь, - сказал Кирилл.

Землянский взял с полки какую-то книжку, рассеянно полистал и положил на место. Видно, что-то мучило его, но начать об этом разговор почему-то не мог. Кирилл решил ему помочь.

- Как новая работа? - добродушно спросил он и по тому, как встрепенулся Михаил Львович, понял, что попал в самую точку.

- Василий Галактионович тебя часто вызывал к себе? - спросил он.

- Гораздо чаще сам ко мне приходил, - ответил Кирилл. Теперь он понял, что тревожит нового редактора-составителя: неуверенность в себе. Впрочем, на какое место его ни поставь, все равно его будут терзать сомнения, такая уж у него натура. Или это оттого, что он бездельник и боится, как бы не догадалось об этом начальство, или просто лучше всех сам знает себе истинную цену.

- Вызовет, скажет два-три слова и уткнется в свои бумаги, - продолжал Землянский. - Я стою жду, что будет дальше, а он вскинет голову, подпрыгнет в кресле, будто его пчела ужалила, сверкнет очками и грозно так спрашивает: "Что вам нужно, молодой человек-с?" Будто не он меня вызывал, а я сам к нему на поклон пришел.

- Галактика - великий человек, а великие люди всегда со странностями, - улыбнулся Кирилл.

- И с тобой так же было?

- Не принимай близко к сердцу, - посоветовал Кирилл.

- По-моему, он любит, чтобы с ним спорили, а я... я не могу с ним спорить. Он - директор, а я - винтик...

- Не знаю, что он любит, а вот что не любит - это я точно знаю.

- Что же?

- Вернее - кого... Галактика не любит бездельников, - жестко закончил Кирилл.

Землянский, как говорится, намек понял и, наклонив прилизанную голову, пошел к двери. Округлая спина его выражала обиду.

- Я не тебя имел в виду, - попытался смягчить свои слова Кирилл. - Я вообще...

Землянский, ни слова не говоря, вышел, но тут же снова вернулся. Как он ни старался на свое лицо напустить суровость, оно так и светилось самодовольством и добродушием. Что-что, а сердиться на коллег Михаил Львович не умел.

- Чуть не забыл, - проговорил он, роясь в карманах. - Какой-то Балясин просил тебя срочно позвонить... - он положил на стол листочек бумаги с размашисто записанным телефоном.

- Когда будешь статьи посылать в типографию, обязательно сверь отпечатанный текст с оригиналом, - не удержался от совета Кирилл. - Звонил не какой-то Балясин, а известный в Ленинграде конструктор, лауреат Государственной премии Николай Гаврилович Балясный.

- Теперь буду знать, - ухмыльнулся Землянский и ушел.

Кирилл набрал номер рабочего телефона Балясного. Тот первым делом поинтересовался, почему у него другой номер телефона, а потом сообщил, что сегодня после работы заглянет к Кириллу. Спросил, какие у него планы на вечер. Кирилл ответил, что никаких особых планов нет, и он будет рад видеть старого приятеля. Прежде чем повесить трубку, Николай, как-то неестественно хихикнув, прибавил, что он будет не один...

- С женой и детьми? - уточнил Кирилл, зная, что Балясный без жены ни в театр, ни в гости не ходит.

- Ты не поверишь, - заинтриговал его Николай и повесил трубку.

Кирилл действительно не поверил глазам, когда вместе с Николаем к нему пришла Снегова. Легкая коричневая шубка из искусственного меха была припорошена снегом, крупные голубые глаза радостно сияли. Кириллу даже показалось, что она готова поцеловать его в щеку, словно встретила после долгой разлуки старого друга, хотя они там, в Коктебеле, не обменялись и десятком слов. У Николая же, наоборот, вид был даже несколько пришибленный. Оно и понятно: только раз в году, во время очередного отпуска, Николай позволял себе, как он говорил, отпустить удила. В Ленинграде Балясный был самым примерным мужем и семьянином. Да он таким и всегда был, а в отпуске лишь напускал на себя туману, прикидываясь этаким парнем-гулякой и ловеласом... И вдруг Снегова в Ленинграде! Уж не приехала ли она к Николаю специально?.. Кирилл изредка бросал на приятеля вопросительные взгляды, но тот никак на них не реагировал. Чувствовалось, что он нервничает, украдкой поглядывает на часы. Пока Виктория осматривала квартиру и, застряв в другой комнате у картин, бурно выражала свой восторг, Балясный подошел к телефону и позвонил домой.

- Лида, Ваня уроки сделал? Сидит? Ну пусть сидит... А Вовка? Я ему дам хоккей! Позови маму... Машенька, я у Кирилла. Заскочил на часик... Понимаешь, давно не виделись... Он позвонил, ну я и... Обязательно передам... - повернулся к Кириллу: - Привет тебе от Маши.

- Маленькая у вас квартира, - появилась в кабинете Виктория. - Я уже отвыкла от высоких потолков... А картины у вас прелесть!

Кирилл ожидал, что она сейчас заговорит о пейзажах, как это делали почти все, кто впервые был у него в квартире, и словом не обмолвится о маленьком стрелке из лука, так Кирилл называл эту большую картину под самым потолком, однако Снегова удивила его: она заговорила о "Стрелке". Сказала, что полотно написано, настоящим мастером и очень впечатляет...

- Маленький стрелок из лука, - говорила она, - большой обманщик! Целится в сердце, а попадает в голову... Вот почему у него демоническая улыбка и бесенята в глазах... Уж он-то знает, что любовь выдумали боги, а людям дали одну видимость любви...

- Оригинально вы истолковываете древнюю легенду о стрелке из лука, - заметил Кирилл.

- Почему боги не научили людей искусству любить? - с улыбкой посмотрела на него своими красивыми голубыми глазами Виктория. А в глазах у нее была затаенная грусть.

- Я всегда хотел от этой картины избавиться, - сказал Кирилл. - Вот и вы расстроились...

- Это чудесная картина! - с жаром воскликнула она. - Берегите ее, Кирилл.

Николай еще что-то негромко пробубнил в трубку и повернулся к ним. Напряженность с его лица исчезла, даже появилась робкая неуверенная улыбка, но ей было далеко до той, которую Николай щедро расточал всем женщинам в Коктебеле на пляже...

Кирилл поставил на стол легкую закуску, бутылку шампанского и вазу с апельсинами.

- Полусухое! - обрадовалась Виктория. - Мое любимое.

Николай шампанское не пил, и Кирилл достал из старинного буфета графин с водкой. Возвращаясь к столу, он бросил взгляд на картину: Купидон целился в него. И Кирилл подумал, что женщины как-то по-особому воспринимают это полотно. Мать часто останавливала свой взгляд на картине, и глаза ее были грустными, как нынче у Виктории... Еву маленький стрелок из лука совсем не взволновал, хотя она часто смотрела на картину, но глаза у нее были равнодушные. И она ни разу не заговорила о картине. Нет, однажды вскользь заметила: "Пыль стряхнул бы с картины, что ли?"

А он вот до сих пор не стряхнул.

- А у вас бара нет? - поинтересовалась Виктория.

Кирилл улыбнулся и развел руками, мол, тут он дал маху, не обзавелся современным, с подсветкой и вращающимся дном, баром...

Николай не пил шампанское, но бутылку открыл умело. Вместо традиционного хлопка послышалось лишь легкое шипение. Виктория обеими руками, держала фужер за высокую ножку и, изредка отпивая по маленькому глотку, рассказывала:

- От Москвы до Ленинграда один час лету, но я редко бываю у вас. Последний раз была... Дай бог памяти... Три года назад. Муж ставил на "Ленфильме" картину... Побывала в Эрмитаже. И конечно, и театрах... Ваш Горьковский гремит на всю страну. И Пушкинский мне понравился... Что же я там видела? Дай бог память... Кажется, "Похождение Чичикова". Толубеев и Горбачев - просто прелесть!

Глядя, как Виктория ловко сооружает им бутерброды из сыра и колбасы, потом варит у плиты кофе и разливает в маленькие керамические чашечки, привезенные из Великих Лук, Кирилл вдруг подумал, что женщина в доме - все-таки большое дело. И пусть она себе болтает там разную чепуху, тем не менее она заполняет квартирную пустоту, ее мелодичный голос не раздражает, а наоборот, успокаивает, даже больше - умиротворяет.

Виктория Снегова двигалась по кухне легко и неслышно. Как-то незаметно и естественно она взяла на себя роль хозяйки дома. Весело о чем-то рассказывала, смеялась, показывая красивые ровные зубы. В Ленинград она приехала всего на два дня в командировку, ведь она женщина с "верхним" образованием и работает экономистом в Центральном статистическом управлении.

Кирилл с удивлением смотрел на нее: вот уж никогда бы не подумал, что подобные красотки обитают в столь прозаическом и серьезном заведении! Он не удивился, если бы она оказала, что работает манекенщицей или заведующей Домом культуры...

После двух или трех рюмок водки у Николая развязался язык, и он стал говорить, как рад видеть Викторию и очень жаль, что занят на работе, а то можно было бы побродить по городу, он показал бы ей такие достопримечательности, которые известны только ему... Поймав насмешливый взгляд Кирилла, поправился и прибавил, что Кирилл, конечно, больше знает о красоте города, потому как он на этом деле собаку съел...

Но тут зазвонил телефон, и Николай, споткнувшись на полуслове, уставился на Кирилла. Звонила Маша, она попросила к телефону своего мужа. С кислым видом Николай взял трубку. Сначала он отвечал односложно: "Да", "Нет", "Не знаю", "Я тебе позвоню", но потом, забыв про Кирилла и Викторию и все больше распаляясь, заговорил:

- Выключи телевизор! Черт бы его побрал с этим хоккеем... Передай ему, что, если он не выполнит домашнее задание, я ночью его подниму с постели... Почему ночью? Ну, пока доеду, то да се... Скоро, скоро... Ну, хорошо, через полчаса выеду... Да, дай мне сюда Вовку!.. Ты что же это, сукин кот, весь вечер торчишь у телевизора? "Зенит", "Зенит"... Твой "Зенит" вечно проигрывает! Можно и не глядя на экран это знать... Садись сейчас же за алгебру. Я приеду проверю... Слышишь, Вовка? Я шутить не люблю... Когда приеду? Скоро... Ну, ладно, давай Лиду... Лида? Ну, у тебя-то всегда все в порядке... Что? Когда приеду? Я смотрю, вы без меня часу прожить не можете! А тебе-то зачем я понадобился?.. - зажав трубку ладонью, повернулся к ним и с гордостью сообщил: - Лидочек у меня такая умница. Что? Ваня хочет со мной поговорить... Хватит, ребята! Я все-таки в гостях... Пока! Приеду домой - вот и поговорим...

- Сколько их у вас? - с нескрываемым изумлением уставилась на него Виктория Снегова.

- Трое, - улыбнулся Николай. - Двое нормальных, а один, Вовка, - хоккеист...

- Там, на юге, вы мне не рассказывали про детей...

- Я думал, вам неинтересно, - сказал Николай.

- Я очень люблю детей, - вздохнула Виктория. И по тому, как она это произнесла, Кирилл понял, что у нее их нет. Он, конечно, промолчал, не собираясь уточнять сей факт, но немного захмелевший Балясный не смог удержаться и спросил:

- А у вас, конечно, один ребенок... Сын или дочь?

- У меня никого нет, - еще больше помрачнела Виктория.

- Почему-то теперь принято заводить одного ребенка, от силы - двух, а некоторые молодожены вообще предпочитают не иметь детей, - продолжал, не замечая, что у Снеговой переменилось настроение, Николай, - Почему такое происходит? Живем мы неплохо, квартирные условия с каждым годом улучшаются, а рождаемость падает. Вот вы, Виктория, объясните мне, почему у вас нет детей? Если бы знали, как вы себя обкрадываете! Скажу вам по секрету, я запроектировал еще одного гражданина... А вообще у меня мысль: довести количество своих детей до пяти человек.

- Я очень рада за вас, - сказала Виктория и отхлебнула из фужера шампанского. "Молодец, правильно ответила, - подумал Кирилл. - Колька-то, болван, как тетерев на току, кроме себя никого не слышит..."

- У вас были бы красивые дети, - глядя на нее, долбил свое Николай.

- Не всем же такое счастье, - скрывая досаду, ответила Виктория.

Видя, что ей неприятен этот разговор, Кирилл пришел на выручку.

- Включить магнитофон?

- У вас есть что-нибудь быстрое, современное? - благодарно взглянула она на него.

- Мне казалось, что вы больше любите медленную музыку, - ввернул Балясный. - Например, трубу или гавайскую гитару.

Они завели разговор о музыке, и Кирилл подошел к полке и стал перебирать кассеты. Поставил какую-то американскую группу, чем-то напоминающую ранних битлсов.

Не успела кончиться пленка, как Виктория заторопилась в гостиницу. Она жила в "Октябрьской" у Московского вокзала. Николай тоже с облегчением поднялся из-за стола. Он хотел проводить ее, но Виктория, сославшись на холодную пагоду с ветром и снегом, попросила вызвать такси. Диспетчер сообщила, что машина будет через двадцать минут, и попросила не занимать телефон.

Как часто в подобных случаях бывает, наступила тягостная пора ожидания. Николай заявил, что, мол, они, диспетчеры, всегда так говорят, а на самом деле придется ждать полчаса и больше. Лучше пошли бы пешком, тут и ходу-то семь минут...

Однако такси дали через десять минут. Сказали, что машина идет от Финляндского вокзала. И Николай снова стал возмущаться, говоря, что могли бы и поближе найти машину... Разве мало их на Литейном?.. Виктория со скукой в глазах смотрела на него и молчала. Она ведь не знала, что Николай очень редко употребляет спиртное, а уж если выпьет, то в нем пробуждается бес говорливости и противоречия. И этот бес нынче все возможное делал, чтобы выставить Николая в неприглядном свете. Обычно тактичный, тонкий, Балясный становился твердолобым и развязным. И слепому, как говорится, было ясно, что Виктория не хочет говорить, почему у нее нет детей, а он долдонит и долдонит! Может быть, она вообще не может иметь детей, такое у женщин бывает. И они очень болезненно воспринимают подобные разговоры, но Николай и ухом не повел... И с этим такси! Чего доброго, она подумает, что он скупердяй, а на самом деле это не так: Николай добрый и широкий человек. И, не задумываясь, всегда выручит товарища в трудную минуту. Уж кто-кто, а Кирилл-то это прекрасно знал. Кирилл до сих пор полностью не вернул ему деньги, которые два года назад занимал на покупку "Жигулей". И Николай не торопит его, наоборот, сказал, чтобы Кирилл не переживал и вернул долг, когда найдет возможным.

Но голубоглазая красотка Виктория Снегова ничего этого не знала. Она очень мило поблагодарила Кирилла за чудесный вечер, который она провела со старыми друзьями... Кирилл позволил себе усомниться в искренности ее слов. Он даже подумал, что в глубине души молодая женщина пожалела, что позвонила своему верному пажу, сопровождавшему ее в Коктебеле, а уж в том, что она в нем разочаровалась, Кирилл не сомневался. Виктория была из тех женщин, которые умеют скрывать свои чувства, а по тому, как она смотрела на Николая, когда он распространялся насчет того, что диспетчер могла бы подыскать машину и поближе к улице Восстания, было ясно, что песенка Николая спета. Вот он, еще один жизненный урок для нее и Николая: не все южные знакомства кончаются так романтично, как у чеховской дамы с собачкой. Чаще бывает по-другому: на пляже кажется, что ты по уши влюблен, а потом суровая действительность все ставит на свои места. Ни Виктории, ни Балясному эта встреча ничего не принесла, кроме разочарования. Николай, который предугадывал в Коктебеле малейшее желание Виктории, сейчас забыл даже подать ей шубку. Он топтался на пороге в пышной зимней шапке, одна пуговица на отороченной светлым мехом куртке не застегнута, торопил женщину, возбужденно говоря, что машина уже у подъезда, а в Ленинграде таксисты не любят долго ждать...

Набросив пальто на плечи, Кирилл вышел с ними на улицу, как он и ожидал, машины еще не было.

- Конечно, зачем им торопиться? - сварливо заметил Николай. - Тут езды-то пять минут, вот если бы в Веселый поселок или Купчино...

- Николай Гаврилыч, помолчите, пожалуйста, - попросила Виктория, ежась на ветру в своей легкой шубке. Голос у нее был тусклый, как уличный фонарь, что со скрипом качался на столбе. Ветер завывал, гонял по обледенелому асфальту снежную крупу, а может быть, соль, которой посыпают в гололед улицы города. Окна домов желто светились. Из подворотни степенно вышла большая черная с белым кошка и, сверкнув на них зелеными глазами, перешла пустынную улицу, оставив на проезжей части аккуратную цепочку мелких ровных следов.

- Жаль, что вы только на два дня, - после продолжительной паузы произнес Николай - бес все еще сидел в нем. - Я вам показал бы достопримечательности Ленинграда...

- Вы уже говорили об этом, - прервала его Виктория. В голосе ее нескрываемая досада.

- В следующий раз позвоните мне из Москвы, я обязательно выкрою денек и покажу вам город... - Бес не желал умолкать и настойчиво заявлял о себе.

- Вряд ли я теперь скоро приеду в Ленинград, - рассеянно сказала Виктория, вглядываясь в слабо освещенную улицу Восстания. Мимо прошла одна машина, другая, наконец возле парадной притормозила салатная "Волга" с шашечками. Николай кинулся вперед, распахнул дверцу и, пригнувшись, взглянул на счетчик, потом повернулся к ним и торжествующе возвестил:

- О чем я говорил? Рубль двадцать! Он еще кого-нибудь за наш счет подвез...

- Да-а, когда у людей такая большая семья, они поневоле становятся расчетливыми... - то ли в осуждение, то ли в оправдание Балясного негромко произнесла Виктория.

- До свидания, - сказал Кирилл, пожимая ей руку.

- Мне очень понравилась ваша квартира, - улыбнулась Виктория.

Несколько запоздало проявив галантность, Николай открыл ей дверцу, сам уселся рядом с шофером, который весьма подозрительно на него посматривал, будто сомневался, что ему заплатят по счетчику.

Виктория улыбнулась Кириллу и помахала рукой.

В сумраке кабины блеснули золотые кольца на се тонких пальцах. Такси умчалось по улице Восстания к Московскому вокзалу. Николай прав, тут ходу каких-то пять-семь минут. Но логика мужчин не всегда приемлема для женщин...

Когда на улице стало потише и последняя машина скрылась вдали, с другой стороны показалась большая кошка. Обычно городские кошки суетятся, прежде чем перебежать дорогу, шарахаются из стороны в сторону, а эта все так же степенно, не оглядываясь, перешла проезжую часть и скрылась в подворотне. Пушистый черный хвост она держала на весу. Кошку уже было не видно в чернильной тени арки, а прямой с белой кисточкой хвост еще какое-то время помаячил и исчез.

На углу Восстания и Некрасова поворачивающий трамвай выбросил сноп голубоватых искр. Ветер посвистывал в чугунной решетке арки, погромыхивал на крыше железом, хлестал в освещенные окна домов снежной крупой. Черные деревья во дворе зловеще постукивали обледенелыми ветвями. Одна кривая узловатая ветвь с парой ржавых сохранившихся листьев настойчиво скреблась в чье-то окно, будто выпрашивала подаяние.

Кирилл поежился в накинутом на плечи пальто, взглянул на небо, там сплошное крутящееся дымно-серое месиво. Наверное, градусов пятнадцать мороза, что для Ленинграда редкость. Обычно здесь в январе-феврале оттепель, груды грязного снега на обочинах, лужи на асфальте. А после непродолжительных метелей снегоуборочные машины, двигая металлическими руками, сгребают собранный рано утром дворниками в кучи снег и нагружают на самосвалы. Ленинградцы любят наблюдать за уборкой снега. В этой картине есть что-то завораживающее: вслед за конусообразной снегоуборочной машиной с транспортером выстраивается очередь грузовых машин. Снег с транспортера толстой струей сыплется в подставленный кузов. Нагруженная машина отъезжает, а ее место занимает порожняя. И так до тех пор, пока на обочине не останется ни одной кучи снега.

Кирилл вдруг подумал, что надо в ближайшую субботу съездить за город, покататься на лыжах. Через день-два мороз спадет, а снегу за эти несколько дней навалило много. Лучше всего в Парголово, там красиво и гор много...

Может, Еву пригласить? Вряд ли поедет. Спорт ее не интересует. Василий Иванович говорил, что она будет хорошо смотреться на экране. Оказалась фотогеничной. Или точнее - кинематографичной. Таланта, правда, большого режиссер в ней не открыл, но со своей ролью девушка справилась. Впрочем, сейчас и без таланта становятся кинозвездами. Кинематограф с его удивительными возможностями способен творить чудеса. Ева подарила Кириллу гигантскую фотографию, наклеенную на картон, где она снята в роли девушки с гвоздиками. Надо отдать ей должное, после удачного дебюта Ева не загордилась. О своей работе в кино рассказывала мало и неохотно. Обычно тот, кто хотя бы раз удачно снялся в кино, тянется на студию, съемочную площадку, охотно снимается в массовках, одним словом, становится своим человеком в среде кинематографистов. Ева даже не была на просмотре отснятого материала, а на студию являлась только после настойчивых телефонных вызовов. Это удивляло Василия, привыкшего отбиваться от осаждающих любого кинорежиссера бойких смазливых девиц, вообразивших себя великими актрисами, которых еще надо открыть...

Мимо прошел пожилой человек с огромной лохматой собакой. Пес было потянулся обнюхать Кирилла, но хозяин натянул поводок и негромко произнес: "Рядом, Варден!" Пес равнодушно отвернулся от Кирилла и потрусил дальше. Был он черный, представительный, чего нельзя было сказать о хозяине, маленьком невзрачном человечке в длиннополом пальто и меховой кепке. Оставляя на девственно белом тротуаре следы, Кирилл пошел к своей парадной. Он пожалел, что не захватил шарф и шапку, можно было бы немного прогуляться.