Маленький стрелок из лука

1

В кабинете заместителя главного архитектора было накурено. Несмотря на то что оба окна распахнуты настежь, пласты дыма плавали над длинным столом, уставленным массивными пепельницами. Стулья кое-как задвинуты, на красивом темно-вишневом ковре пыльные отпечатки следов.

Только что закончилось совещание, и Александр Ильич Дибров, заместитель главного архитектора, стоял у раскрытого окна и с тоской обремененного непосильными заботами человека смотрел на оживленную улицу, толпы прохожих, которым не нужно в жаркий день, когда в городе воздух горяч и тяжел, сидеть в душном кабинете и, стирая носовым платком жидкий пот со лба, спорить до хрипоты с коллегами-архитекторами...

- Опять ты свалился на мою голову! - не очень-то приветливо покосился Дибров на вошедшего Кирилла, потом повнимательнее взглянул на него и прибавил: - Везет же людям! Небось прямо с Черноморского побережья ко мне пожаловал? Загорел-то как эфиоп! Ну выкладывай, что у тебя?

- Александр Ильич, опять твои ребята начудили, - Кирилл раскрыл папку и разложил на столе план застройки одного из новых кварталов города. - Видишь, здесь будет девятиэтажный дом, тут торговый комплекс, там гаражи, а немного поодаль должны быть построены складские помещения. Так вот на этом месте стоит полуразрушенная каменная часовня...

- Снесем ее к чертям, - заметил Дибров.

- Не выйдет, - возразил Кирилл. - Эту часовню, кстати, она построена почти двести лет назад, нельзя трогать, она зарегистрирована нашим обществом как ценный памятник старины.

- Что же ты предлагаешь? - неприязненно посмотрел на него архитектор. - Передвинуть склады?

- Вот именно, - ответил Кирилл. - Хорошо иметь дело с человеком, который схватывает твою мысль на лету!

- Вот вы где у меня сидите! - похлопал Дибров себя по крепкой шее, наклоняясь над планом. - Скоро на помойках откопаете бесценные памятники этой чертовой старины...

- И это я слышу от цивилизованного человека, который и сам... - у Кирилла не повернулся язык сказать: "создает архитектурные ценности".

- Ну кому нужна эта каменная круглая коробка? - продолжал Дибров. - Двести лет простояла...

- Вот именно: двести лет простояла! - перебил Кирилл. - А эти сооружения... - он ткнул пальцем в план застройки, - не простоят и пятидесяти лет. Их и сносить не надо, сами рассыплются...

- Кто увидит эту несчастную часовенку? - говорил Дибров, никак не отреагировав на ядовитую реплику Кирилла. - Она как бельмо на глазу будет торчать на задворках, и вороны там поселятся...

- Прекрасное везде радует глаз. Разве новоселам, которых вы упрячете в железобетонные башни, не приятно будет остановить свой взор на истинном произведении русского зодчества?

- Я видел эту часовню, - сказал Дибров. - Развалина.

- Восстановим... А что касается окраин и помоек, то, было бы вам известно, дорогой Александр Ильич, величайшие шедевры, когда-либо созданные в мире кистью живописца, были найдены в начале двадцатого века в дровяном сарае в Звенигороде... Я говорю об иконах Андрея Рублева "Спас", "Архангел Михаил" и "Апостол Павел". Ныне они являются украшением Третьяковской галереи... Ладно, раз вы не можете создавать шедевры архитектуры, как Баженов, Воронихин, Растрелли, Росси, то хотя бы побольше уважали построенные не вами... - разошелся Кирилл. - Не троньте памятников русской старины, не посягайте на них! Уже одним этим вы, архитекторы, окажете России неоценимую услугу! Знаменитый Матисс, обладающий "огненной палитрой", приехав в 1911 году в Москву, был потрясен красотой архитектурных ансамблей и богатством древнерусской живописи... Он говорил, что русские даже не подозревают, какими художественными богатствами они владеют...

- Убедил, доказал, сразил историческими фактами... - улыбнулся Дибров. - Тебе бы адвокатом быть... Оставь план, я распоряжусь, чтобы вашу... церквушку не трогали. Только ответь мне по-честному: кому все-таки нужна будет эта древняя развалина?

- А кому нужны Колизей? Форум?

- Эка, хватил братец! Ты еще вспомни египетские пирамиды, Пергамон, легендарную Трою.

- И в Италии, Греции, Испании были такие же, как ты, которые настаивали, мол, развалины надо снести, а на их месте построить что-нибудь современное.

- За что вы, защитники старины, так нас ненавидите? - устало спросил архитектор.

- За то, что плохо строите и еще при этом норовите то, что было когда-то построено до нас, уничтожить, смести с лица земли... Чтобы сохранить для потомства памятники национальной культуры, - горячился Кирилл. - Для этого археологи закапываются на десятки метров в землю, а мы вас просим о таком пустяке: не троньте того, что стоит на земле, если это строение представляет ценность.

- С тобой спорить трудно... - улыбнулся Дибров. - Вон ты какой загорелый, отдохнувший, а я еще в этом году ни разу не выкупался...

- Поехали хоть сейчас, отвезу тебя на залив, - сказал Кирилл. - Выкупаешься.

Дибров взглянул на часы, усмехнулся:

- Через полчаса совещание у заместителя председателя горисполкома... а в пять тридцать... - он взглянул в настольный календарь, - я принимаю наших финских друзей...

- Богу - богово, а кесарю - кесарево... - поддразнил Кирилл. - А я... - он взглянул на часы, - через сорок минут еду в Солнечное на пляж... До свиданья, Александр Ильич!

- Живут же люди! - вздохнул архитектор, протягивая руку. - Поезжай, вкушай радости жизни, а я буду ломать голову, как убедить строителей сохранить твою церквушку.

- Часовню - ровесницу Петербурга...

В общем Кирилл остался доволен разговором с Дибровым, с которым уже не первый раз встречался. Александр Ильич хотя и упирался сначала, затем спасал от разрушения памятники старины, еще не взятые под охрану государства.

Общество по охране архитектурных памятников старины - это общество и представлял сегодня в кабинете Диброва Кирилл - состояло из истинных патриотов национальной культуры. Едва прослышав о новом строительстве, они, члены общества, тут же начинали действовать. Иногда схватки между ними и строителями по поводу новых зданий, особенно в центре города или на набережной Невы, становились настолько ожесточенными, что назначались специальные комиссии, и они потом отменяли уже подготовленные решения.

Выйдя на улицу, он сел в свои запыленные "Жигули" и поехал на другой конец города. Было начало четвертого. За пятнадцать минут бы успеть доехать до площади Победы на Московском проспекте. Там они договорились встретиться с Ингой.

Кирилл не испытывал теперь того острого волнения, которое всякий раз охватывало его при встрече с Ингой. Сколько лет они знакомы? Если быть точным - одиннадцать. Инга сыграла большую роль в жизни Кирилла. Холостяком он остался только из-за нее. Когда познакомился с Ингой в новогоднюю ночь в одной компании, ей было двадцать лет. Он сразу обратил внимание на черноволосую статную девушку с яркими темными глазами и маленьким пухлым ртом. И Кирилл, обычно с трудом завязывавший знакомства, вдруг легко и непринужденно с ней заговорил. Они танцевали, о чем-то весело болтали, смеялись. Еще тогда он обратил внимание, что она, чаще чем следовало, самозабвенно хохочет, откинув назад голову с густыми черными волосами. В ту праздничную ночь они были заплетены в толстую косу, что очень ей шло.

Под утро, когда уже все устали и веселье пошло на спад, Кирилл предложил Инге удрать вдвоем и побродить по городу, благо погода была самая что ни есть новогодняя: легкий морозец, и даже падал снег. Только на миг лицо Инги стало задумчивым, она сказала, что по секрету сообщит своей подруге об этом, чтобы ребята не разыскивали ее потом...

И они потихоньку удрали. Оказалось, что не им одним пришла в голову идея уйти на улицу. На Дворцовой площади гуляло много народу. Какая-то компания затеяла игру в снежки у Александрийской колонны. Они тоже приняли участие. Громкий заразительный смех Инги гулко разносился под сводами арки Главного Штаба. Кирилл в ту новогоднюю ночь был счастлив, давно ему не было так хорошо. И это ощущение счастья исходило от Инги, веселой, озорной, такой непосредственной и милой...

Глядя ему в глаза, она вдруг спросила: смог бы он достать бутылку шампанского, которую они выпили бы прямо на набережной.

Он достал не только шампанское, оранжевые апельсины, но и два фужера, которые они потом на счастье бросили с Дворцового моста в замерзшую Неву...

Да, в тот год Кирилл был счастлив. После университета его оставили на кафедре журналистики и приняли в аспирантуру. Он уже начал писать свою диссертацию, посвященную творчеству Радищева. Научная работа ему нравилась, он любил симпатичную девушку, и она его любила... Как потом выяснилось, в последнем он глубоко заблуждался: то ли оттого, что потерял голову и ослеп от любви, то ли от излишней самоуверенности. Ему бы сразу следовало обратить внимание, что Инга со всеми так же мила и приветлива, так же заразительно хохочет, с удовольствием принимает предложение пойти в ресторан или в театр. Она пила и не пьянела, любила хорошо поесть, прекрасно играла на пианино, пела. Она училась в консерватории и уже давала уроки музыки ребятишкам. Жизнь так и переполняла ее. С ней невозможно было поссориться, ко всему она относилась легко, беспечно. У нее был ровный, покладистый характер. Им было хорошо, весело, спокойно. Чего еще, кажется, желать? Если они не встречались два-три дня, Кирилл скучал, не находил себе места. И когда он считал, что их женитьба дело решенное, Инга вдруг исчезла, будто облако в небе. Случилось это в июне, ровно одиннадцать лет назад. Он ничего не понимал, не мог взять в толк, что произошло? Была Инга, и Инги не стало. Она не позвонила, ничего не написала. Последняя их встреча ничем не отличалась от предыдущих. Она так же весело смеялась, он проводил ее до дома, она жила на Одиннадцатой линии Васильевского острова. Мать ее, полная дебелая женщина, в отличие от дочери была серьезная и молчаливая. Кирилл и всего-то раза два-три был у нее дома. Хотя Инга и говорила, что они с матерью как подруги, домой к себе почему-то никогда не приглашала.

Кирилл взволнованно спрашивал, что с Ингой? Где она? И мать ровным голосом сообщила ему ужасную новость: Инга вышла замуж и уехала на отдых с мужем в Болгарию... Такой удар мог и быка свалить наповал! Она умолкла, холодно глядя на побледневшего Кирилла водянистыми глазами, и когда убедилась, что он снова обрел возможность слушать, прибавила все так же спокойно, что убедительно просит оставить ее дочь в покое, не искать с ней встреч.

- Письмо... записку она для меня оставила?

- Если вы порядочный человек, то больше не станете с ней встречаться, - молвила пышнотелая фурия в полосатом халате.

- Передайте... ей... Инге... - начал было он, - что она...

- Я ничего передавать не стану, - оборвала она. - Прощайте.

Кирилл чуть не завалил свою диссертацию. Несколько месяцев он не мог заставить себя что-нибудь делать. Он должен был увидеть Ингу, посмотреть в ее чистые с бархатным блеском глаза и задать хотя бы единственный вопрос: "Кто ты, может, сам дьявол?"

Возможность задать этот вопрос ему представилась лишь через восемь лет. Он уже перестал думать об Инге, но след в его жизни она оставила заметный: желание жениться у него начисто пропало. Когда прошла, или, вернее, заглохла тоска по Инге, он с головой окунулся в работу: успешно защитился, затем перешел в институт Академии наук. Руководитель этого института Василий Галактионович Галахин, которого за глаза звали Галактикой, предложил Кириллу редактировать ежегодник, посвященный проблемам национальной культуры России. Эта работа пришлась по душе Кириллу. Он много разъезжал по стране, побывал за рубежом, встречался с интересными людьми - энтузиастами по охране памятников старины...

Конечно, он понимал, что нужна семья. Пока жива была мать, она все время ему об этом толковала, однако всех его знакомых женщин решительно браковала. Вот она, логика сердобольных матерей: женись, сынок, только вот невесты подходящей не найти...

И вдруг как гром среди ясного неба звонок Инги. Причем она разыскала его на работе и сразу огорошила по телефону: "Кирюша! Я так рада, что нашла тебя! Если бы ты знал, как я по тебе скучаю! (Чего же восемь лет молчала?) Сегодня же, сейчас, давай немедленно встретимся... Столько новостей! Столько новостей!.."

Они встретились и отправились в "Европейскую" на последний этаж обедать. Инга любила этот ресторан. Она сильно изменилась. Ей было под тридцать, она заметно располнела, но не настолько, чтобы ей это не шло. Наоборот, она стала мягче, женственнее и, пожалуй, даже красивее. Все так же громко и беззаботно смеялась с очаровательным гортанным переходом с одного тембра на другой, все так же волнующе блестели ее черные глаза, правда, под ними появились совеем тоненькие морщинки. Маленький рот у нее был ярко накрашен, а роскошные черные волосы красиво уложены в большой узел на затылке.

- Кирилл! Ты мой самый близкий друг! - возбужденно говорила она, глядя, как щеголеватый стройный официант в черной паре ловко раскладывает на столе закуски. - Севрюги еще, пожалуйста, две порции... А шампанского полусухого, моего любимого! Что, нет? Ну, пожалуйста, поищите? - кокетливо улыбнулась она ему.

Официант тоже в ответ улыбнулся, корректно дал понять, что для такой красивой дамы он разобьется в лепешку, а полусухое достанет.

- Мой муж такой ревнивый, он все мои записные книжки уничтожил сразу после свадьбы, - тараторила Инга. - Конечно, я виновата, мне нужно было как-то тебя предупредить, но я до последнего дня не знала, кого выбрать: тебя или его?..

Ее простодушие забавляло его. Он чувствовал, что снова начинает поддаваться ее обаянию. И пускай она говорит глупости, приятно слышать ее голос, видеть оживленное милое лицо...

- Ты налетел тогда на меня как вихрь... - продолжала она. - А ведь я была с ним...

- Погоди, это тот высокий блондин с постной рожей? - вспомнил Кирилл. - Он еще рассказывал, пошлые анекдоты?

- Кирилл! - умоляюще заглянула она ему в глаза. - Он замучил меня ревностью. Просто не знаю, что делать... Приревновал меня к какому-то мяснику из нашего гастронома. Ходит по пятам, шпионит... Веришь, один раз прикатил на своей "Волге" к училищу, где я работаю, и стал у моих учеников спрашивать, кто встречает меня вечером... А я как дурочка бегу домой, боюсь в магазин зайти, чтобы не было дома скандала... Всех моих подруг разогнал, он просто их ненавидит, считает, что они меня толкают на измены мужу...

- Наверное, у него есть какие-то основания, - осторожно заметил Кирилл.

- Никаких! - решительно отмела Инга. - Я ему не подала ни малейшего повода... Я ведь не виновата, что нравлюсь его приятелям. После каждой вечеринки дама грандиозный скандал... - она передразнила мужа: - Почему Гоша на тебя смотрел такими глазами? Я же видел, как ты ему улыбнулась! А потом он вслед за тобой на кухню вышел!.. Вы целовались, да?..

Даже сейчас, рассказывая ему все это, она беззаботно смеялась и не забывала с аппетитом есть и запивать шампанским. Вид у нее цветущий, и, глядя на нее, никак не скажешь, что живется ей трудно. Или она толстокожая, или у мужа действительно есть повод ее ревновать.

- А кто он, твой муж? - спросил Кирилл.

- Он сорвал меня с учебы, - пожаловалась Инга. - Не дал закончить консерваторию, а все говорили, что у меня... Да, ладно, что об этом вспоминать... Подай мне, пожалуйста, соль... Спасибо, - она ласково взглянула на него. - Ну, а ты, милое дитя, как ты-то поживаешь?

Кирилл коротко рассказал.

- Защитился? - полюбопытствовала она.

- Давно уже, - сказал он.

- Женат? - голос ее дрогнул, а вилка с куском розоватой осетрины остановилась в воздухе. В бархатных ласковых глазах ожидание.

- Да нет, - коротко ответил он.

Она отправила в рот осетрину, подняла высокий фужер с шампанским.

- За нас с тобой, Кирюша, - глядя ему в глаза, промурлыкала она.

Кирилл поморщился: он не любил, когда его называли "Кирюша". И она это когда-то знала, но вот, видно, забыла...

Она снова заговорила о муже. Послушать ее, так на свете нет второго такого негодяя и подлеца. Он даже пишет ей на работу анонимки...

- Чего же ты с ним живешь? - не выдержал Кирилл.

- У меня Ванечка, - просто ответила она. - Уже перешел во второй класс.

Почему-то до сих пор Кириллу не приходило в голову, что у нее может быть ребенок.

Когда они расставались - он проводил ее почти до самого дома, - Инга, снова вспомнив про мужа, призналась:

- Если бы ты знал, как мне домой не хочется... Кирилл, я его ненавижу! Кстати, и Ванечка его терпеть не может...

С тех пор они стали встречаться. Нельзя сказать, чтобы очень часто, но два-три раза в месяц виделись. Постепенно Кирилл понял, что муж у нее отвратительный тип, она нисколько не преувеличивала, а вот то, что у него, мужа, были основания ревновать Ингу, это тоже теперь не было для него тайной.

Сегодня Инга с утра позвонила ему домой и взволнованным голосом сказала, чтобы он подъехал к Московскому универмагу в половине четвертого. Она будет свободна до восьми. Можно съездить в Солнечное покупаться. Почему у нее такой голос, понятно: очередной скандал дома. И Кирилл с тоской подумал, что опять придется выслушивать ее бесконечные жалобы на мужа...

Она появилась на автобусной остановке, когда Кирилл уже стал недоумевать, в чем дело? Он торчит здесь уже полчаса... Издали улыбаясь и приветствуя его рукой, Инга спешила к нему. Она была в светлой кофточке и черных брюках, обтягивавших ее полные бедра. Прическа у нее сегодня - "конский хвост". Чмокнув его в щеку ярко накрашенными губами, она тут же извлекла из сумочки платок и тщательно вытерла пятно.

- Не сердись, Кирилл! - звонко сказала она. - Меня начальница задержала... Понимаешь, у нас ревизия...Ну, улыбнись, я не люблю, когда ты такой! Куда мы поедем? В Солнечное или в Репино? Если бы ты знал, как мне есть хочется... Может, сначала пообедаем?

- Или обедать или купаться, - сказал Кирилл. - Выбирай!

На секунду она задумалась, отчего свежее круглое лицо ее стало непривычно серьезным, потом решительно тряхнула головой:

- Я и так за последнее время растолстела... Поедем купаться. Только туда, где народу поменьше.

Как Кирилл и ожидал, в машине она стала поносить своего мужа. Вчера она задержалась на работе, у них ревизия, а он устроил скандал, порвал ее новое платье, за которое она своей портнихе заплатила бешеные деньги, и куда-то спрятал все ее лучшие вещи... И подумать только, Ванечка, он видел всю эту отвратительную сцену, заявил отцу, что презирает его... Так и сказал: "Ты плохой человек, и я тебя презираю..."

- Кирилл, - заглянула она ему в глаза, - я решила развестись с ним...

Она ждала, что он скажет, но Кирилл молчал, глядя на дорогу. Да и что он мог сказать? Он не знает ее мужа и знать не хочет. Стариков, ее муж, был артистом эстрады, а теперь заместитель директора концертно-эстрадного бюро. Инга рассказывала, что они когда-то выступали в одной концертной бригаде. Оказывается, Инга, когда училась в консерватории, пела с эстрады.

- Поедем в Солнечное, там пляж лучше, - сказал Кирилл.

- Все мои знакомые советуют развестись, - продолжала Инга. - Этот длинный подонок опять написал анонимку в райком... Почему я и задержалась.

Как Кирилл ни отмалчивался, она все-таки заставила его высказаться. Он отлично понимал, каких слов ждет от него Инга, но сказал совсем другое:

- У тебя начинает портиться характер... Ты становишься сварливой и злой. Как же ты могла с таким человеком столько лет прожить?

- Это бог меня наказал, - грустно отозвалась Инга. - За то, что я тебя обманула.

- Зачем же ты меня обманула?

- Ты мне не сделал предложение, а он сделал, - спокойно объяснила она. - Еще до встречи с тобой.

Значит, когда у них в ту новогоднюю ночь все началось, Инга уже была помолвлена со Стариковым...

- Кирилл, только скажи честно... - она посмотрела на него долгим влажным взглядом. - Если я с ним разведусь, ты возьмешь меня с ребенком?

Она ему до сих пор нравилась, иначе бы они не встречались, но того, что он чувствовал к ней раньше, и в помине не было. Все то умерло. Не сразу, конечно, но умерло. Безвозвратно. Семейная жизнь не сделала ее умнее. Еще не соскочив с одной расшатанной семейной колымаги, она уже зорко высматривает другую, которая должна быть понадежнее.

- Я никогда на тебе не женюсь, - вынудила она его произнести эти жестокие слова.

Что-то в лице ее дрогнуло, она отвернулась и стала смотреть в боковое окно. Врывающийся в машину поток свежего ветра играл ее черными с мягким блеском волосами. Кирилл сказал и испугался: а что, если она сейчас заявит ему, что в таком случае между ними все кончено? Он не был готов к этому. Больше того, если бы она сейчас ушла от него, он, наверное бы, страдал. Не так, как раньше, но ему бы опять ее не хватало. Но и сказать ей неправду он не мог. Слишком еще она дорога была ему, и потом, обманывать он не умел.

- Я заслужила это, Кирилл, - спокойно призналась она. - И спасибо, что правду сказал.

До Солнечного доехали молча, каждый думая о своем. На пляже было не многолюдно. Они разделись, полежали на желтом песке, потом выкупались. Инга была очень хороша в купальнике. На нее оглядывались мужчины.

Инга стала под солнцем и, запрокинув кверху круглое лицо, прикрыла глаза и замерла в этой нелепой позе.

Кирилл вспомнил про Еву, которой любовался в Коктебеле, и невольно сравнил с Ингой. Бело-розовое великолепие Инги сразу потускнело... Он вспоминал иногда Еву, особенно когда ехал по оживленному Невскому, где чаще всего можно встретить знакомого человека, или шел по Литейному на работу. Он смотрел на девушек, искал взглядом среди них Еву. Постепенно ее лицо стало стираться в памяти, но сейчас, когда он мысленно сравнил их, Ева до удивления отчетливо возникла перед ним. Что-то внутри у него тоскливо заныло. Неужели лишь одно воспоминание о Еве вызвало у него это тягостное ощущение. Не только тягостное, но и тревожное... Раз она не идет из головы, почему же он палец о палец не ударит, чтобы ее разыскать? Он ведь знает, где она учится и даже где живет. В разговоре она обмолвилась, что дом ее на углу Полтавской и Староневского. Он хорошо знал этот огромный серый дом и не раз проезжал мимо...

- А если я выйду замуж за другого? - чуть-чуть приоткрыв глаза, спросила Инга.

Кирилл сидел на корточках рядом и рассеянно лепил из влажного песка башню.

- О чем думаешь, Кирилл? - не изменяя своей позы, скосила на него глаза Инга.

"Кончай изображать из себя Венеру Милосскую!.. - с досадой подумал он. - Неужели не чувствуешь, что глупо так стоять?.."

Она словно почувствовала и села на песок рядом с ним.

- Ты молчишь? - дотронулась она пальцами до его волос.

- Разведись сначала, - сказал он.

- У меня сын, и он не может расти без отца.

- Значит, все дело в сыне, - усмехнулся Кирилл.

- Я обязана думать о счастье своего сына.

- А почему ты думаешь, что твой сын будет счастлив с чужим для него человеком?

- Я одна с ним не справлюсь, - Инга протянула руку и разрушила слепленную им башню на песке. - Иногда он напоминает мне отца, такой же бывает въедливый и грубый...

- Я тебе ничем не могу помочь, - сказал Кирилл. Ему стало жалко башню, он с таким трудом соорудил ее и даже из нескольких кусочков коры крышу сделал.

- Я понимаю, тебе удобнее так, - с улыбочкой произнесла она.

- Что так? - спросил он, чувствуя, как в нем закипает раздражение.

- Ты не чувствуешь никакой ответственности.

- В чем ты меня упрекаешь? - спросил он, холодно глядя на нее. И опять подумал, что ему сейчас было бы куда приятнее видеть на ее месте Еву. Та хотя и моложе Инги, но гораздо тоньше и умнее.

Сообразив, что перегнула палку, Инга снова вернулась к своей неизменной теме и стала ругать мужа. Кирилл скучал и подумывал о том, как бы поскорее отсюда убраться. Инга теперь как заведенная пластинка не остановится. Вечером к нему обещал зайти Вадим Вронский, они давно не виделись, как вернулись из Коктебеля.

Не такой уж у нее на поверку оказался идеальный характер. За ее покладистостью, веселостью, обаянием всегда скрывался трезвый расчет. Она и замуж вышла за Старикова потому лишь, что он был куда обеспеченнее аспиранта Кирилла. У него была квартира, "Волга", а у Кирилла ничего тогда не было. Вот и сейчас она, прикрываясь заботой о сыне, ломает голову, как лучше устроить свою жизнь после развода с мужем, если она когда-либо с ним вообще разведется. Кто так много говорит об этом - обычно не разводится. Не страдает, не мучается, а именно холодно прикидывает, что ее ждет, когда она окажется на бобах...

Взглянув на часы, Инга поднялась и стала переодеваться.

- Я умираю с голода, - сказала она, когда они сели в машину.

Поужинали в придорожном ресторане. Инга, по-видимому почувствовав настроение Кирилла, больше не заводила разговор о семейных дрязгах. Ела она как всегда с аппетитом, выпила немного водки. Темные глаза ее оживленно сияли на круглом лице с заметным черным пушком над верхней губой.